Телефон закудахтал и поперхнулся. Мужчина взял трубку. «Да» – сказал он – «Это я. А ты надеялась услышать кого-то другого? Нет, сегодня приду поздно. У меня совещание, у нее и заночую. Нет, как обычно. Да, ты ее знаешь. Взять с нее деньги? Какие деньги? Гусары денег не берут».

Звонила жена. Они играли в эту игру уже много лет, веселя себя и окружающих. Коллег всегда забавляли эти диалоги, хотя они давно выучили все реплики наизусть. Впервые слышавшие их разговор поначалу бывали шокированы. Тем, кто не врубался с ходу, старожилы наперебой объясняли, что это шутка. Но сегодня это не было шуткой. Сегодня…

Именно сегодня явиться домой все же нужно если и не вовремя, то не очень поздно. И запастись на этот случай правдоподобной и непроверяемой легендой. «Ты где шлялся? – У Витьки в шахматы играл – Витя, мой у тебя был? – Да он и сейчас сидит, хошь – трубку дам?».

Анекдоты анекдотами, но было бы здорово, если бы наконец пошел снег. Это лучшая отмазка – «сидел в пробке». Зима в Москве всегда начинается неожиданно, даже если по календарю давно пора. А первый зимний снегопад вот уже несколько лет подряд становится настоящим стихийным бедствием – сплошные заносы. Снегоуборочная техника многозначительно выжидает – может, само растает? Водители, как всегда, не на шутку удивляются, но ни зимней резины, ни новых «дворников» у многих нет – о, знаменитое русское «авось». К тому же большинство – новички, и даже на хорошей резине ездить по снегу толком не умеют, так что мелкие аварии и многочасовые пробки гарантированы. Зато на следующий день – раздолье таксистам и «бомбилам». С перепуга многие «пробочные сидельцы» оставляют тачки на стоянках и штурмуют общественный транспорт.

Он вдруг вспомнил один такой снегопад, и девушку, подсевшую к нему в машину по дороге – «до метро». Глаза у нее были какие-то шальные, напоминала она маленького напуганного зверька. Едва плюхнувшись на сиденье, она принялась щебетать, с детской непосредственностью вываливая на него свои далеко не детские, но вполне предсказуемые проблемы: вечно пьяные предки, парень – козел, жизнь – дерьмо... В неровном свете фар встречных машин он разглядел, что она гораздо моложе, чем казалась на первый взгляд – лет пятнадцать, вряд ли больше. У нее была крупная, немного расплывшаяся фигура – это и сбило его с толку, - ничем ни примечательное лицо, некрасивые пальцы с обкусанными ногтями, и была она немного не в себе – но не пьяная, и не под кайфом – эти вещи он распознавал моментально, нагляделся.

Еще не доезжая до метро, она внезапно предложила покататься, потому что ей некуда деваться до вечера. Почему-то он не отказал, хотя дома его ждали. Нет, в тот момент он ни на что и не рассчитывал – для нее он почти старик, и далеко не Ален Делон, хотя одеколон тоже не пьет. Хотя вряд ли она слышала эту песню, уже столько лет прошло. Да и кто там сейчас у них эталон мужской красоты? Брэд Питт? Или Дима Билан?

Это было другое. Он вдруг ощутил отчаяние, исходившее от этой девочки, и что он нужен ей – просто, чтобы выговориться и отвести душу с тем, кто молча все выслушает, и не будет отмахиваться, как от докучливой мухи. Почему-то он никогда не мог отказать таким собеседникам, и они это чувствовали, ему с юности приходилось быть копилкой чужих секретов и проблем.

Желание пришло много позже, когда она, выговорившись, внезапно накрыла его руку на рычаге передач своей шершавой ладонью. Что-то беззвучно взорвалось внутри, и он больше не мог думать ни о чем другом. Непередаваемое ощущение, ничего подобного раньше с ним не было – никогда и ни с кем. Но этого и не могло быть. Ранняя женитьба, долгие годы размеренной семейной жизни, никаких измен (ну если только в воображении), все обыденно и уныло – никакой романтики. Хотя нет – романтика все же была. Один раз. Но не с женой. И это не считалось изменой.

Тогда, еще не научившись с ходу определять представительниц древнейшей профессии, он подвез одну из них – совсем юную и худенькую, как школьница – до «рабочего места» на загородной трассе. От поступившего на месте предложения «развлечься» он смущенно отказался, но немного денег ей все же оставил – этого она никак не ожидала. Денег у него вполне бы хватило не только на это, но сама мысль покупать любовь тогда показалась ему кощунственной. «Идиот!» – одернул вдруг он себя – «Ты просто не был уверен в себе!» Да, наверное, так оно и было на самом деле, но он, совершив благородную глупость, всегда старался найти ей не менее благородное оправдание.

Несколько раз после этого он встречал ее на том же месте и незаметно – чтобы было видно только ей – махал рукой. Она отвечала ему тем же.

Однажды вечером он увидел, как несколько мужчин, по виду – рыночных торговцев, грубо толкают ее к ржавой BMW. Не раздумывая, он с разворотом влетел в кучку негодяев, бросившихся врассыпную. За ту секунду, пока они приходили в себя, девушка вырвалась, боком упала на сиденье, и машина рванула вперед, разбрасывая щебень из-под колес.

Один хороший человек еще две тысячи лет назад спас блудницу, а что с ним сделали? – вдруг пришло ему в голову – Господь хранит пьяниц и сумасшедших, хотя я в него и не верю. Но я-то чокнутый, Дон-Кихот хренов! Эти уроды спокойно могли нас догнать – у них тоже была машина не хуже, а проститутка для них не человек, и что бы мы – даже вдвоем – сделали голыми руками против четверых? Или пятерых? Хотя, наверное, это произвело на них впечатление – то ли зауважали, то ли просто не сообразили, что я в машине один.

А тогда после короткой гонки, в которой их никто не преследовал, они заехали в рощу. И там она – из благодарности, но все же за деньги – убила всю романтику этого приключения. Все оказалось почти таким же обыденным и неинтересным, как и всегда – с той лишь разницей, что после этого он почувствовал себя с ней неловко, и весь остаток пути до города они молчали. Но все равно об этом было приятно вспоминать иногда – наверное потому, что он никогда больше не видел ее. Хотя втайне надеялся.

А снег вдруг повалил стеной, видимость сократилась до предела – и девушка погладила его по затылку и хрипло сказала «Ты хороший». Он ничего не ответил, в горле стоял комок. Он понял, чего она ждет от него, но не мог в это поверить. Это уже слишком, в жизни так не бывает. И чем, собственно, он ей приглянулся? Тем, что вовремя оказался рядом? Или тем, что выслушал ее? Или тем, что не отбросил ее руку? Или тем, что сказал пару ничего не значащих слов?

Он хотел ее, и боялся – и в том, и в другом была виновата ее молодость, и было в этом что-то иррациональное. Недавно он уже оттолкнул молодую женщину с такими же шальными глазами – она, даже не садясь в машину, с ходу предложила ему провести с ней время – потому что для нее это очень важно, и денег от него ей не нужно. Он вежливо отказался – хотя и не смог себе объяснить, что его остановило, она была вполне симпатичной. Но она отшатнулась, как после удара, и ее мгновенно помертвевший взгляд долго преследовал его – одни глаза, лицо он не запомнил. Наконец он решил, что если что-то подобное повторится (во что, само собой, не верил – по закону вероятности этого просто не могло быть) – он не сбежит. Но, тем не менее, он все время хотел, чтобы это повторилось – не в искушение, а в искупление. Больше он не будет никого отталкивать.

И вот ситуация повторилась, мысли и вправду материализуются. То ли к нему тянутся все чокнутые девицы, оказывающиеся в радиусе досягаемости (а что – он и сам долбанутый на всю голову) то ли это искушение – свыше. Но в высшие силы он верил слабо – точнее, не верил совсем. А с детства придерживался четких и ясных правил, принятых им для себя, и с годами понял, что первый порыв – единственно верный.

В сущности, она просит меня о милосердии, - успокоил он себя. Если это ей так нужно – я должен ей помочь. Все равно живет она на другом конце города, и вряд ли я когда-нибудь увижу ее вновь. Я тоже сошел с ума. Мы все сошли с ума. Весь мир сошел с ума. Пусть всё катится к чертям! - и он свернул на какой-то пустырь, уже покрытый заметным слоем снега…

Он ни о чём не жалел, не осталось даже тени былых сомнений. И не чувствовал за собой вины, даже наоборот – был горд тем, что смог доставить этой девочке мимолетную радость. На миг прикоснувшись к тайне – ускользающей, зыбкой, он с небывалой остротой ощутил, что жизнь коротка, нужно выпить до дна каждое мгновение, тем более – если это никому не причиняет зла. Мелькнула запоздалая мысль, что «Лолита» вряд ли появилась на пустом месте – это нельзя придумать, это обязательно нужно испытать, и почти невозможно передать словами. Как теперь жить с этим? Забыть нельзя, повторить невозможно.

И вдруг он понял, что не может вспомнить ее лицо.

 

Снег в этот вечер так и не пошел. Воздух был прозрачен и свеж, но до настоящей зимы было еще далеко. Ветер гремел жухлыми листьями по стылому асфальту, забирался в рукава куртки. На газонах серебрился иней. Он шел к своему подъезду и медленно собирал себя в одно целое, пытаясь вернуть лицу обычное устало-ироничное выражение. От каскада воспоминаний, всплывших после звонка жены, не осталось и следа. В голове сталкивались неуправляемые мысли, с грохотом рушились скрижали и гудели «панфары».

Это была их первое, такое долгожданное и так долго откладываемое свидание. Они не сразу поняли, что хотят одного и того же – оказаться вместе, а, поняв, – испугались. И душили в себе порывы, почти не разговаривали при случайных встречах, даже избегали друг друга – останавливало освященное веками «не пожелай ближнего своего». Воистину, нет преград, кроме тех, которые мы себе сами воздвигаем… Сколько времени отнято у любви! Но если бы не прожитые годы и те (он уже был убежден – вовсе не случайные) встречи – как знать, смог бы он оценить этот дар судьбы? Или они вместе заслужили, выстрадали его?

.................

 

- Папа, я тебя побью!

- За что?

- Майка наизнанку.

- А я и не заметил, значит, с утра так хожу.

- Ну да, у любовницы был! – вступила в разговор жена - Доченька, выцарапай ему глазёнки!

- Мама, это твои проблемы!

Это тоже было частью обычных словесных игр. Правда, любимый папка всегда пользовался неприкосновенностью. Раньше дочь с радостью соглашалась выцарапать глазёнки гипотетической любовнице, и даже – в порядке личной инициативы – собиралась поджечь ей причёску, либо придумывала другую изощрённую экзекуцию. Но сегодняшний ответ поразил его. Вот и выросла девочка, а я и не заметил…

Хохма с майкой когда-то получилась случайно, он спросонок напялил её наизнанку, а выяснилось всё уже вечером. Потом номер время от времени повторялся на «бис», это работало на образ «рассеянного ботаника», который он старательно поддерживал (на всякий случай) – поэтому сегодня всё сошло с рук, но впредь надо быть внимательнее. Расслабился, нарушил технику безопасности…

- Папа, хочешь, я отстегаю тебя ремнем работы известного дизайнера?

- Доча, может, найдешь что подешевле? К тому же я не мазохист, ремень не обязателен. Кстати, откуда он у тебя?

- Шла, увидела, деньги были. Смотри, какой он классный! Только его надо укоротить вот тут, сделаешь?

- Вот щазз все брошу – и сделаю!

Конечно, все бросил, и сделал. За это время и ужин поспел. Разговор вернулся было к прежней теме, но он пропустил пару реплик – увлекся котлетами.

Замурлыкал телефон. Жена стремительно схватила трубку, в ее голосе был мед:

- Здравствуй, Юленька!

- Папа, по-моему, мама – лесбиянка.

- КХГМ-Р (котлета проглочена) – Я тоже так думаю, обрати внимание на интонации.

- Вы мне надоели, я нормальная. Вот заведу любовника!

- Познакомишь? – съехидничала дочь. – Надо будет его сразу предупредить, что ты динамистка – чтобы не надеялся.

- Но ты же как-то на свет появилась?

- Мама – я всю жизнь удивляюсь, как у тебя вообще что-то могло получиться?

- Да это отец твой тебя родил, а мне подбросил!

- А если родил – где Нобелевская премия?

Дочь за словом в карман не лезла. С ней вообще было легко и просто, у неё с отцом никогда не было ни возрастных барьеров, ни запретных тем. Да и то – он старше ее всего на двадцать лет, и, несмотря на мелкое занудство, так и остался вечным мальчишкой. Только игрушки подорожали. А многие сверстники делали карьеру или жили в свое удовольствие, а потом, став успешными, самодовольными и унылыми, уже под сорок наплодили несчастных детей – либо заласканных запоздалым родительским сюсюканьем, либо предоставленных нянькам или самим себе. И надеяться на контакт нереально – слишком большой разрыв поколений. Лет через десять, когда детки подрастут, пожилые родители станут им либо помехой, либо дойной коровой – кому как повезет.

- Мама, разве ты можешь завести любовника?

- Ничто человеческое мне не чуждо…

- Тоже мне, дочь Маркса и Энгельса. То-то отец по ночам в кабинете торчит…

Вот чертовка, и это углядела. В ее спальне дверь всегда закрыта. Прислушивается, что ли? Хотя «все человеческое» жене действительно не чуждо, но уже давно напоминает отоваривание талонов во времена всеобщего дефицита – бери, что дают, а то и этого не будет. А ведь были когда-то славные времена – старенький диван под ними сломался, не выдержал нагрузок. Посмеялись, купили фантастических размеров кровать, натуральный сексодром, а диван отправился на свалку. Похоже, что вместе с тем диваном на свалку отправилось что-то еще…

Однако разговор начал принимать нежелательный оборот. Пора вмешиваться, а то куда ее еще занесет:

- А деньги кто зарабатывать будет? Папа Карло?

- Карлсон и Энгельсон, вот кто! Можно подумать, от твоих ночных бдений много прибыли!

- Зато и убытку никакого! А ваши колготки меня разорят – их уже столько, что на них можно перевешать депутатов всех созывов, и еще останется.

Перевести разговор в сферу политики не получилось – набросились с флангов, с гиканьем порубали шашками, то, что осталось – растоптали копытами. Так ему и надо, посягнул на самое святое – на гардероб. Тут женская солидарность не подкачала.

Заодно в очередной раз услышал, что женщина – существо нежное и чувствительное к морозу, зима на носу, а попку прикрыть нечем. То есть не то, чтобы нечем, но то, чем прикрывали в прошлом сезоне, теперь уже носят только те, кто одевается с Черкизовского рынка.

- Меня всегда интересовало не как женщина одета, а как она раздета!

- Тоже мне, поручик Ржевский! – ехидно заметила жена.

- Лучше Ржевский, чем тень отца Гамлета! – парировала дочь.

«А причем тут Гамлет и его уважаемый папа? – подумал он. - Меня, кажется, пока никто травить не собирается? Хотя стоит задуматься».

- Ты не похожа на дочь тени, – успокоил он дочь.

- Да я сама тень! – огрызнулась она ласково, – Потому что у меня денег нет!

Дальше наступление на кошелек продолжилось по всем правилам военного искусства. Пришлось расстаться с очередной порцией купюр. «Может ли женщина сделать мужчину миллионером? – Конечно, если до этого он был миллиардером». Он не был даже миллионером, но у него в доме было сразу две женщины, поэтому деньги все же приходилось считать. И все равно их никогда не хватало. А когда денег нет, то уже не имеет значения – много их нет, или мало.

Дочь аккуратно взимала с него дань сверх обычного денежного довольствия – девочка растёт, у нее потребности. Он прекрасно её понимал: в эти годы он мог рассчитывать только на себя, поэтому многое так и осталось несбыточной мечтой. А когда что-то, наконец, после долгих стараний сбывалось, то уже не приносило ожидаемой радости. Всё хорошо вовремя, а не в «светлом будущем». Поэтому отказать дочери было бы просто негуманно.

Да и какой отец устоит перед просьбой своей копии? Характер у неё – ближе к материнскому, но склад ума – точно его. Сколько раз они хором и неожиданно для всех выдавали совершенно парадоксальные реплики. Это необычайно веселило их, отец радовался – «сразу видно – моя», дочь, жена и тёща по очереди ехидничали – «ты уверен?». Да к бабке не ходи, она даже руль держит так же, и указатель поворотов перекидывает тем же движением пальцев.

 

Интересно, дочь просто в тему спектакля ляпнула матери «твои проблемы», или действительно всё так заметно? Не так давно в одной из полуночных кухонных бесед «обо всем» она выдала удивительную для её возраста мысль – неважно, что делается вне семьи, пока это не затрагивает внутренние отношения и общие интересы. «Или твои личные» – закончил он фразу. Она не протестовала.

Личные интересы дочери были понятны и очевидны. Папка, единственный и неповторимый, идеал мужчины, предмет её законной гордости – а также белой зависти друзей и подруг. Впрочем, его отношения с дочерью были их общей заслугой. Из отца, которого надо уважать и бояться, он давно уже превратился в старшего товарища, у которого можно спросить совета, поделиться проблемами. Особенно теми, которые требуют мужского взгляда или матери о них знать не полагается. Да и он нередко обсуждал некоторые свои проблемы с ненаглядной дочей. Ну, не обсуждал, а только рассказывал – вряд ли он нуждался в её советах, но ему так не хватало собеседника, способного просто выслушать не перебивая.

...................