Едва переступив порог квартиры, Антошка, еще держась за руку папы, ощутил холодок предчувствия чего-то неприятного. Очаровательный четырехлетний карапуз, всегда веселый и доброжелательный, временами пугал своих родителей, уходя на несколько минут в ступор. Взгляд его застывал в какой-нибудь точке, дыхание замирало, ни на какие вопросы и оклики он не реагировал. Такое состояние проходило само собой, поэтому очень скоро каждый такой случай благополучно забывался.

На этот раз Антошка по-настоящему испугался. Ощущение беды давило своей реалистичностью. Когда он увидел заплаканное лицо мамы, сразу понял – ощущение было не обманчивым.

Мама лишь мельком глянула на вошедших мужа и сынишку, и снова закрыла лицо руками. Послышались сдавленные всхлипы.

Выпустив маленькую ладошку из руки, папа подскочил к маме.

- Что случилось?

- Вадик… Ему стало хуже…

Плохая новость. Вадик – старший брат Антошки. Учится в пятом классе. Месяц назад его прямо из школы «скорая» увезла в больницу. С тех пор он там. Антошка еще не понимал всех тех слов, которые родители говорили про братика, но интуитивно понимал, что случилось что-то страшное.

- Только что звонил врач. У Вадика началась тяжелая сердечная недостаточность. Нужно срочно оперировать, но у нас в городе такие операции не делают. А перевозить его нельзя, - мама рассказывала сквозь всхлипы, а папа, обняв ее, нежно поглаживал по волосам. Он с самого начала, когда только узнал, что Вадика увезли в больницу, ничего не говорил об этом. Только печально смотрел на маму и всегда или брал ее за руку, или осторожно обнимал.

Несколько дней назад, Антошка слышал, как бабушка говорила маме: «Вы должны были быть к этому готовы. Вы же с самого рождения знали, что рано или поздно это случится».

Вот только мальчик не понимал, к чему родители должны были быть готовыми и что рано или поздно должно было случиться.

Антошке было очень жаль Вадика. Они хорошо ладили, старший братик всегда помогал младшему, никогда не отказывался вместе поиграть, порисовать, или погулять на улице. Сейчас Антошка ужасно скучал, но к этому тоскливому ощущению добавилось острое покалывание страха. Что если Вадик уже никогда не вернется? Как дядя Сережа, сосед этажом ниже. Он тоже заболел, а потом были похороны. И больше уже никто и никогда его не видел. И Антошка понял, что похороны – это очень плохо. Страшно и грустно.

- Ему осталось недели две. Это максимум, - продолжала мама. – Врачи ничего не смогут сделать, они посоветовали готовится к худшему…

Теперь тело мамы сотрясало рыдание. Антошке стало не по себе, он осторожно прошмыгнул в детскую, залез на кровать Вадика, обхватил подушку руками и тихо, беззвучно плакал.

Светлана смогла заснуть только под утро. Все это время Владимир сидел рядом с ней, поглаживая ладонь. Все слова утешения сказаны были давно, за последние годы они утратили свою емкость, были пустыми и ненужными. Поправив одеяло, Владимир чмокнул жену в щечку, взял свой ноутбук и вышел на кухню.

Уже светало, когда он потянулся, налил из термоса чашечку кофе, подкурил сигарету и задумчиво уставился в окно.

Пропиликал будильник, Светлана вышла из кухни.

Владимир, очнувшись от своих размышлений, тихо произнес.

- Все же, нам стоит попробовать. Я тут нашел в интернете адрес одной целительницы. Живет в пригороде, ехать меньше часа. О ней хорошо пишут, многим помогла.

Светлана устало покачала головой.

- Вов, не надо. Нам нужно смириться, неоправданная надежда делает лишь хуже.

- Но и хоронить раньше времени своего сына я не хочу…

Светлана присела к мужу на колени.

- Вова, мы его не хороним. Твоя мама права, мы давно должны с этим смириться.

- Как можно с этим смирится?

- Нужно… Ради Антошки. Он ведь тоже имеет право на свое детство.

Владимир приобнял жену, прижавшись щекой к ее груди.

- Пожалуйста, давай попробуем?

Светлана снова покачала головой.

- Его не отпустят из больницы…

- Мы его сами заберем. Это наш ребенок, мы вправе решать.

- Врачи с тобой вряд ли согласятся.

- Значит заберем не спрашивая.

- Ты хочешь попасть под суд?

Владимир тяжело вздохнул.

- Ну что они, не люди что ли? Должны же понимать…

 

Машина мягко притормозила рядом с огромными деревянными воротами. Послышался хриплый собачий лай и через минуту калитка приоткрылась и на улицу вышла старушка.

На вид лет девяносто, сухая, скрюченная. Но двигалась довольно свободно, лишь при ходьбе опиралась на палку.

- Здравствуйте… Я вам звонил сегодня утром. По поводу сына.

- Помню-помню… Из ума не выжила, - как-то резко ответила старушка. Владимиру ее тон не понравился. Но, с другой стороны, можно и понять. Сколько разных полоумных приезжает к ней каждый день. И все требуют сотворить чудо.

Владимир открыл заднюю дверцу машины и осторожно вытащил мальчика. Вадик обнял шею отца.

- Несите в дом, - старушка развернулась и поковыляла к калитке.

Владимир осмотрелся. Дом как дом. Ничего необычного. Классическое, деревенское убранство, мебель времен начала прошлого века. Никаких развешенных травяных веников, никаких котелков с кипящими зельями. Даже лягушачьи лапки по дому не разбросаны. Светло и чисто.

Не похоже на жилище опытной могущественной ведьмы, одним взмахом руки отгоняющей беды и болезни.

- Уложите его на диван и выйдите на кухню. Там чайник горячий, чай заварен, на столе варенье и мед стоит. Будьте как дома.

Владимир неуверенно потоптался. Оставлять ребенка наедине с этой странной старушенцией вовсе не хотелось.

- Брысь!.. – то ли в шутку, то ли на полном серьезе вскрикнула бабулька и Владимир в ужасе отпрыгнул. Спорить пропало всякое желание и он вышел на кухню.

Несколько минут старушка сидела рядом с Вадиком, что-то шептата, гладила его по волосам, плевала в сторону. Иногда она закрывала глаза и замирала на пять шесть секунд, словно прислушиваясь к чему-то, потом снова продолжала свой странный обряд.

Владимир налил чай. Восхитительный аромат расслаблял и бодрил одновременно. Интересно, согласится старушка продать немного с собой.

Скрипнула половица, Владимир обернулся. Старушка вошла на кухню.

- Плох он совсем. Не жилец уже. Раньше надо было приехать. Я ведь лечу людей, а не мертвых воскрешаю.

Владимир вскочил.

- Он еще жив. Не смейте так говорить.

- Да-да… - примирительно прошамкала бабуля. – С виду-то жив. Да только с Книги живых его уже вычеркнули…

Владимир бессильно опустился на стул.

- Слишком поздно?

Старушка почесала нос.

- Сами решайте. Дам я тебе свечку. Привезешь домой мальчонку, спать уложишь. Свечку и изголовья зажжешь и оставишь до утра. В комнату к нему не заходи. Через три дня оклемается. Да только… В радость ли будет ему жизнь?..

- В радость бабуля, в радость. Он такой пацан! Для любого отца – гордость!

- Ну-ну… гордись уж, чё там…

Старушка завернула большую восковую свечу в полотенце. Владимир сунул сверток в карман, взял Вадика на руки и вышел к машине.

 

Светлана лежала в кровати и обнимала мужа. Утренние страхи прошли, горькая обида на Владимира испарилась. Теперь ей казалось его решение правильным, вспыхнувшая надежда клокотала в груди. Рядом лежал Антошка. Он весь вечер был каким-то притихшим, словно чувствовал, что взрослые делают какие-то странные, неправильные вещи. Но он был еще слишком мал, чтобы ему можно было что-то объяснить, и Светлане оставалось лишь догадываться, какие страхи терзают ее маленького сына.

Впервые, на душе ее было хоть какое-то подобие покоя. Счастье, давно покинувшее их дом, робко постучалось обратно.

Так она и заснула, с одной стороны обнимая мужа, с другой прижимая к себе дрожащего Антошку.

 

Чуткий сон Владимира был нарушен раздавшимся из детской шорохом. Не зажигая свет, чтобы не разбудить жену и ребенка, он осторожно вышел из спальни.

Приоткрыв дверь детской, Владимир заглянул внутрь.

Жильцы близлежащих квартир подскочили со своих постелей от душераздирающего безумного крика.

Через мгновение Светлана стояла рядом с мужем.

Посреди детской, в густой темной луже крови, лежал Антошка. В его шею, по самую рукоятку, были воткнуты ножницы. В углу, обхватив колени руками и ритмично раскачиваясь, сидел Вадик. Он смотрел на Антошку полными ужаса глазами и повторял: «Прости… Прости… прости…».

Тело Антошки распласталось на полу, а маленькие ручки тянулись к брату, словно пытаясь его обнять.