В широкой степи у небольшой речки стояла деревенька, в прежние времена имеющая прописку в Советском Союзе, а теперь волею перестроечных руководителей поменявшая гражданство, оставаясь все там же. Некоторое время она ходила по рукам, а потом была территориально зафиксирована в одной из независимых республик СНГ. Располагалась деревенька невдалеке от российской границы, поэтому живо интересовалась, что там происходит у соседей и родственников. – Разделили нас как Кореи, разрезали по живому эти три ким ир сена, – возмущался электрик Сергей, который лучше всех разбирался в международном положении. Он успел повоевать еще во Вьетнаме, потому как был полукровка и вполне мог сойти за любого азиата. – У меня сестры в Рязани остались, а братья на Украине. Отец еще живой, девяносто лет ему. Не доведется, наверное, уже повидать старика. И вот однажды президент Путин объявил, что пропустит через границу население репродуктивного возраста и даже даст ему гражданство. Отрицательная демография в России, знаете ли... Не все сразу поняли мудреные слова президента. Смысл взялась растолковать старая учительница. Объяснила, что «репродуктивные» значит «способные рожать детей». А отрицательная демография, это когда этих самых детей не хватает. – А кто уже нарожал? Неужто недостойные? От нас же все пошло,– взволновалась баба Настя. – От тебя пошло, на тебе и кончится, – хмуро одернул ее муж Николай, который всю жизнь недолюбливал начальство и не ждал от него ничего хорошего. – А делателям, им, наверное, можно? – живо заинтересовался бывший колхозный кладовщик дядя Миша. – Каким деятелям? – не поняли остальные. – Да не деятелям, а делателям. Кто еще детей может делать, того возьмут? – Это ты себя, что ли, имеешь в виду? – с подозрением покосилась на отца старшая дочь Ксения. – Да я просто так рассуждаю, – несколько смутился под пристальным взглядом соседей и родни дядя Миша. – Как они будут проверять, кто детородный, а кто уже нет? – По возрасту, наверное, – предположила младшая Ольга. – По возрасту неправильно, – упорствовал отец. – Бывают молодые, а сами бесплодные. Вот как Веруха, сестра ваша двоюродная, – кивнул он в сторону дочерей. Такие примерно разговоры шли в большинстве семей. А за ними последовали и действия. Началась превеликая смута в доселе спокойной деревеньке, будто ураган пролетел и в один миг порушил хотя и неуютную, но вполне отлаженную жизнь. Репродуктивные стали собираться в дорогу, оставляя на прежнем месте нерепродуктивных. Последние то вздыхая смотрели вслед отъезжающим, то молились за них и свою одинокую старость, то принимались реветь, хватаясь за чемоданы детей и внуков. А иные так просто начали буянить и даже угрожать расправой не только Путину, но и всем остальным знакомым президентам. И длился этот вой целую неделю и очень напоминал проводы на фронт, потому как никто не знал, когда доведется снова встретиться. Молодые уехали, опустела деревенька. Остались одни старые и немощные, нерепродуктивные то есть. Плохо им было. Стали они думать да гадать, что дальше делать, как воссоединить порушенные семьи. Самые отчаянные пытались последовать за репродуктивными, но их останавливали на границе и строго грозили пальцем. Не балуй, мол! Всяк сверчок знай свой шесток. Репродуктивные тоже со своей стороны ходили по инстанциям, клянча, чтобы впустили нерепродуктивных. Но ничего не помогало. Чиновники стояли стеной и строго грозили ходатаям пальцем, но уже с другой стороны границы. Еще и словами корили. Никакой у людей, дескать, благодарности. Радоваться должны, что наш президент вообще обратил на вас, чужаков, свое государственное и личное внимание. Мог бы просто позабыть, вот и все. Один мудрый руководитель правильно сказал: «нет человека, нет проблемы». А самые умные упоминали даже имя Эразма Роттердамского, который долго оставался единственным князем гуманистов. Теперь их стало два. А что старики на той стороне остались, так, знаете ли, страна у нас не воздушный шар, дуй не дуй, не раздуется. Родители ваши потом пенсии просить будут, медицинские полисы. Разве на такую прорву напасешься? Потекли для деревеньки нерадостные дни, а за ними побежали и месяцы. Сидели как-то вечерком баба Настя и ее дед на крылечке, грустили, карточки внуков перебирали. И так захотелось на них вживую посмотреть, что они даже всплакнули немного. Потом утерли слезы и решили действовать. Под лежачий камень вода не течет, как известно. На границе-то ведь тоже люди, не крокодилы какие работают. Сложили они свой скарб в две клетчатые китайские сумки и отправились в края суровые, неприветливые. Какой-то парнишка на иномарке сжалился и подбросил их до самой границы. Встретили их там неласково. – А вы куда собрались? – спросил чернявый высокий военный. Строго так спросил, значит при высокой должности. – Туда, – несмело кивнула баба Настя. – Детишки у нас там. Внучатки опять же… Повидаться хочется. На помощь военному поспешили еще двое: женщина и мужчина. И все трое смотрели на нарушителей спокойствия неодобрительно, осуждающе качая головами. – Мы берем только репродуктивных, – четко и ясно как с трибуны на собрании сказала женщина в форме. – Вы уже не в том возрасте. Так что забирайте свои сумки и назад. «Куда конь с копытом, туда и рак с клешней», – саркастически шепнула она пограничнику, которому давно симпатизировала. – Почему этому как его… французу, можно. А нам нет? – Жерару Депардье, – пришла на подмогу мужу баба Настя. – Вот, вот, – кивнул Николай. – Нашли с кем себя сравнить! Жерар, он огого, а вы кто? – А он что, этот, еще продуктивный? – засомневался дед. – Репродуктивный, – снова поправила его жена. Она эти слова уже назубок выучила. – Он много детей для России нарожал? – Он для всего мира нарожал. Его в любую страну с превеликим удовольствием возьмут. – Понятно. Куда нам до французов..., – согласился дед. – Мы с бабкой рожей своей русской не вышли. – Вы не вышли другим местом, – заржал таможенник. А баба Настя с дедом потоптались еще полчаса у границы, надеясь на милость слуг государевых, но те несли службу стойко, без сантиментов. Не дождавшись снисхождения, старики повернулись и уныло побрели восвояси, взвалив на спины свои клетчатые сумки. |