Рецензии
| Стихотворение интересно жизненной историей музыканта, понравилось!!! | | Всё хорошо, но Вы почему-то допустили некоторые неточности: М.М. Зощенко в 1914 г. не мог быть поручиком, поскольку еще учился на курсах Павловского учебного училища. Будущий писатель окончил их в январе 1915 г., а в феврале ему было присвоено звание прапорщика, в чине которого он с маршевой ротой и попал в Мингрельский полк. Вы пишите о пяти боевых орденах, но в источниках указываются 4 - два Св. Станислава и два Св. Анны разных степеней. | | Помнится мне, Илья, что Пушкин из Михайловского возвратился в Петербург, а не в Москву. Или я ошибаюсь? С пожеланием успехов, М.Л. | | "цел, но повредим" - очень здорово | | Человек, который писал сначала так: "я все равно паду на той, на той единственной Гражданской, и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной." "Не надо мне пощады, не надо мне награды, а дайте мне винтовку, и дайте мне коня... А если я погибну, пусть красные отряды, пусть красные отряды отплатят за меня." "Россия, Россия, а сколько повыстрадано, лихая судьба завела на распутье. Тебя продавали цари и министры, тебя оболгали попы и Распутины, твой стон заглушали церковные оргии; и всё же, мечтая о светлом, о лучшем, Россия, Россия, считала ты, сколько их, твоих сыновей, в застенках замучено?.. " а потом вдруг ставший писать так: "Кухарку приставили как-то к рулю. Она ухватилась, паскуда. И толпы забегали по кораблю, Надеясь на скорое чудо. " - такой человек не достоин уважения. При красных он воспевает красных, при белых он воспевает белых. Нет причин сомневаться в том, что приди к власти настоящие фашисты, он подпевал бы и им. Подхалим и конъюктурщик этот Окуджава. | | Из этой зарисовки, Илья, может получиться замечательный драматический рассказ! Вы обманули дамское ожидание))) - удивилась миниатюрности (и даже несколько расстроилась))), приготовившись к прочтению истории, полной трагизма и лиризма одновременно))). Закончите начатое - пишите ещё. | | Уважаемый Илья, прочитала сегодня всё, что Вы выставили на своей странице. Прочитала не по диагонали, а вдумываясь в каждую строку, строфу, фразу. Вдумываясь и додумывая то, что осталось "за кадром". Сильные работы! Пронзительные. Каждая! О жестоком, бесчеловечном, кровавом, о больном, тяжелом и горьком - без надрыва, без желания выжать слезу. Свой, очень индивидуальный подход к теме, свой взгляд, свой почерк. Лаконично, твердыми мазками по холсту. Вы - Автор! Состоявшийся. Спасибо за Ваше творчество! | | ПРикольно! Очень понравилось, спасибо. | | Тронуло... Прошлый раз заходила, но не было времени прокомментировать | | Хорошо написано! с уважением. | | Уажаемая Марина, ну если не видите привязки то и не недо. :) А то, что и брошка, и глаза и весь мир к лицу героине - это Вы совершенно правильно поняли. С уважением и благодарностью за внимание. | | Очень славное стихотворение, говорит читатель в моем лице. А не-читатель не видит привязки к названию в тексте. Совершенно. И еще вот тут вопросик : "Не плачьте, Дюймовочка, ваша дорожка – С тем принцем и прямо к венцу… Как Ваши глаза и на платице брошка Вам мир этот очень к лицу… " У меня почему-то получается, что Дюймовочке к лицу ее собственные глаза. Ну и брошка, разумеется. Извините. С теплом, Марина | | Cпасибо от всей души великолепному поэту.Девочка. | | Илья, я все про память. Прекрасно, когда память жива, когда она будоражит, пробуждает струны души. И то, что побуждает меня писать о тех временах, входит в резонанс с Вашими строками. Мои - вернулись, чтобы уйти совсем недавно здесь, в Израиле. А мы будем помнить и передавать эту память эстафетой детям и внукам. Счастливо Вам. | | Замечательное стихотворение. Очень красивое | | Уважаемый Владимир, ну так и в чем протворечат источники, процитированные Вами? Только в том, что в них не упомянут расстрел на Новосильцевской? В таком случае цитирую Вам из книги упомянутой мной вчера: "Нас было двести или триста человек. Все офицеры. После того, как конвой нас загнал в цирк мы сидели на арене несколько часов. Пришли комиссары. Их было около десятка. Поднялись в оркестровую ложу. Несколько минут о чем-то негромко разговаривали между собой. Затем на верхние ярусы выкатили несколько пулеметов. Кто-то из нас вскочил и бросился вон с арены. Его застрелил один из комиссаров. И сразу же пулеметы дали по нам первые очереди. Пули попали мне в предплечье и бедро. От боли я потерял сознание. Очнулся я в большой телеге под телами двух моих убитых товарищей. Когда телега пошла на подъем я вывалился из неё на землю...." Ротмистр Полетаев Александр Александрович Мне кажется - Ваша большая ошибка заключается в том, что Вы приняли мой рассказ за исторический очерк. Однако, безусловно, и в художественной форме на историческую тему нужно быть точным, как в главных фактах, так и в деталях. И я всегда следую этому принципу. Поверьте, информация о листовке, подписанной Фрунзе, частях Красной армии, вошедших в Севастополь и даже фамилия командарма Федько и пр. были взяты мной не с потолка. И еще. Вчера я встречался по работе с военным историком. Специализируется он, правда, не на Гражданской войне, а на Великой Отечественной, являясь консультантом моего нового сценария. И разговор зашел о вооружении РККА в предвоенные годы. В том числе и о пулеметах. Пользуясь случаем, я озвучил ему Ваше вчерашнее "пулеметное" сообщение. И он сказал, что если огонь велся прицельно с верхней точки, да еще в таком пусть и ограниченном, но большом помещении, как цирк - ни о каких опасных рикошетах для стреляющих речи быть не может. Даже если пули попадали не в людей, а в опилки, рикошеты были опасны лишь для расстреливаемых. За сим предлагаю нам обоим закончить цитирование первоисточников и судить произведение согласно законам жанра, в котором оно написано. Ну а зачем Вы привели мне цитату из уважаемого Бенедикта Сарнова мне и вовсе непонятно. Я же Вам очень ясно написал, что вся история моего героя - капельмейстера это уже мой чистейший вымысесл. С уважением и благодарностью за внимание к моему скромному произведению. | | И наконец, чтобы расставить все точки над всеми "I": Землячка (Залкинд) Розалия Самойловна (1876-1947) член КП 1896, в 1917 секретарь Московского комитета РСДРП, член ВРК. В 1918 комиссар Северо-Двинской стр. бригады, в 1919 начальник политотдела 8-й Армии, потом 13-й Армии. С 1920 на парт. работе, в 1939-43 зам. пред. СНК СССР, член ЦКК и ЦК ВКП(б), член ВЦИК и ЦИК СССР. | | Извините за назойливость, но поднятая вами тема слишком резонансна. Сочту возможным дополнить свою рецензию еще одной цитатой: Город утопили в крови "Руководствуясь сведениями, взятыми из одних лишь открытых источников, наглядно попытаемся показать, каким образом проводилась зачистка полуострова от «эксплуататоров и буржуев» в Севастополе — последнем очаге организованного сопротивления большевизму на Юге России. 15 ноября в город вошли части 51-й стрелковой дивизии под командованием В.К.Блюхера и 1-й Конной армии С.М. Буденного. Очевидцы вспоминали, что раньше войск в город въехал огромный бронеавтомобиль, на котором большими красными буквами было написано слово «Антихрист». Многие обыватели посчитали тогда это недобрым знаком, предзнаменованием грядущих несчастий. При этом, однако, никто не мог даже представить, что реальность окажется во сто крат страшнее и ужаснее всяких предчувствий... За первую неделю пребывания красных в городе были убиты более 8000 человек, общее же число казненных составляет около 29 тыс. человек. 29 ноября 1920 года «Известия временного севастопольского ревкома» опубликовали первый список расстрелянных — 1634 человека, на следующий день был обнародован второй список — 1202 человека. Иностранцы, вырвавшиеся из Крыма во время разгула красного террора, давали потрясающие картины зверств коммунистов: Исторический бульвар, Нахимовский проспект, Приморский бульвар, Большая Морская и Екатерининская улицы были буквально увешаны качающимися в воздухе трупами. Вешали везде: на фонарях, столбах, на деревьях и даже на памятниках. Если жертвой оказывался офицер, то его обязательно вешали в форме и при погонах. Невоенных вешали раздетыми. Так, в Севастополе казнили около 500 портовых рабочих за то, что они обеспечивали погрузку на корабли врангелевских войск. Уже с первых дней занятия Севастополя особый отдел 51-й дивизии начал регистрировать оставшихся в городе белых. Ему на смену вскоре пришел особый отдел 46-й дивизии, избравший для своего пребывания три четверти городского квартала, ограниченного Екатерининской и Пушкинской улицами, между Вокзальным и Трамвайным спусками. По городу были расклеены объявления, в которых сообщалось, что такого-то числа в городском цирке состоится общее собрание всех зарегистрировавшихся «бывших», а также все тех, кто по каким-то причинам до сих пор не прошел регистрацию. Цирк располагался на Новосильцевской площади (ныне пл. Ушакова), у подножия Исторического бульвара, где сходились Екатерининская, Большая Морская и Чесменская улицы. В назначенный день цирк и вся площадь были в буквальном смысле слова забиты законопослушными «бывшими». Во второй половине дня все примыкающие к площади улицы были блокированы войсками. Всех, кто находился на площади, начали медленно оттеснять в сторону особого отдела дивизии. Надо сказать, что красные основательно подготовились к приему столь большой партии «бывших». В концлагерь чекистами был превращен целый квартал. Очевидец этих событий, А.Сапожников, вспоминал: «Подвальные окна и часть окон первых этажей были забиты, заборы внутри квартала разобраны — получился большой двор. Кроме того, по периметру занятых зданий тротуары были отделены от мостовой 2-3-метровым проволочным заграждением и представляли собой этакие загоны». Именно сюда заключили несколько тысяч «буржуев», поверивших, что их не станут преследовать и позволят работать на благо Отчизны. Первую ночь несчастные люди стояли во дворах и загонах, согнанные туда, будто скот, потом «в течение двух дней их... не стало, и проволочную изгородь сняли». В особом отделе работали несколько троек, опрашивавших арестованных и тут же решавших их дальнейшую судьбу. Часть арестованных группировали в маршевые роты и пешком отправляли на север. Другую часть арестованных, подавляющее их большинство, вывозили на автомашинах за город, на Максимову дачу, и там под покровом ночи казнили. Усадьба севастопольского градоначальника стала единой братской могилой для сотен людей. Помимо Максимовой дачи, расстрелы проходили на английском, французском и городском кладбищах, а также на территории современного Херсонесского заповедника, неподалеку от башни Зенона." Дмитрий Соколов "Красный террор в Севастополе" | | Уважаемый Илья, я не историк, но ИМХО не всем источникам возможно следует доверять в подробностях и деталях. Время, память, переводы, редакторские правки... Вот, для сравнения, интересный дополнительный материал по поднятой вами теме: ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2006 ЭЛУЛ 5766 – 9 (173) «ЕСТЬ ГЛУБОКИЙ ПО СМЫСЛУ РАССКАЗ…» Бенедикт Сарнов "Я тоже любил песенку Булата о «комиссарах в пыльных шлемах», хотя о зловещей, палаческой роли этих комиссаров и тогда кое-что уже знал. И не только из поэмы Багрицкого. Знал от отца. Из множества историй, которые он рассказывал мне о Гражданской войне. Одну из этих его историй я сейчас расскажу. Гражданская война застала моего отца в Ялте. Но прежде надо сказать несколько слов о том, кем он был, мой отец. Был он, как и его отец, мой дед, – музыкантом. Но дед был самоучкой: играл на скрипке в «еврейском оркестре». (Такой оркестр упоминается в пьесе Чехова «Вишневый сад», и о таком же оркестре в какой-то повести Замятина говорится: «Какой это оркестр? Два жида в три ряда».) Но отец, в отличие от деда, был уже настоящим музыкантом, профессионалом: окончил Одесскую консерваторию по классу скрипки. Мальчишкой уехал он из родного местечка, добрался до Одессы, поступил в школу при консерватории, потом в консерваторию. Зарабатывал, играя в ресторанах. И – учился. С последнего курса (в 1916 году), выдав диплом об окончании, его мобилизовали и отправили на фронт, где он был, разумеется, капельмейстером. В Ялте, при Врангеле, пришлось ему вернуться к занятиям своей голодной юности: он сколотил и возглавил маленький оркестр, подвизавшийся в одном из самых роскошных ялтинских ресторанов. И вот однажды, когда ресторан был битком набит самой разношерстной публикой (дело шло уже к ночи), какой-то сильно подвыпивший врангелевский офицер потребовал, чтобы оркестр сыграл «Боже, царя храни...». Кого-то из сидящих в зале ресторана это возмутило. (Среди врангелевцев были ведь не только монархисты, но и сторонники учредительного собрания, может быть, даже и эсеры.) Завязалась драка. Кто-то выстрелил в люстру. Не дожидаясь развязки, отец взял в руки свою скрипочку, мигнул братьям-музыкантам, и они все дружно покинули залу. Рассказывая мне об этом, отец не скрывал, что, хотя играть «Боже, царя храни...» ему, безусловно, не хотелось, увел он своих музыкантов совсем не потому, что пожелал таким образом выразить свою гражданскую позицию. Просто не шибко радовала его перспектива оказаться в эпицентре столь бурного скандала: ведь и пристрелить могли... Инцидент этот как-то там рассосался. Жизнь продолжалась. А спустя какое-то время в город вошли красные. И тогда один из отцовских оркестрантов шепнул ему: – Ты, Миша, не должен ни о чем беспокоиться. Я сказал кому надо, что ты – свой. Сообщил, как ты повел себя, когда тот золотопогонник потребовал, чтобы мы играли «Боже, царя храни...». Отец понял, кем был этот его оркестрант, и мысленно возблагодарил судьбу за то, что случай помог ему предстать в столь выгодном свете перед новыми хозяевами жизни. Новые же хозяева тем временем издали указ, согласно которому все офицеры, служившие в рядах Белой армии, должны были зарегистрироваться. Тем из них, кто не был замешан в особо злостных преступлениях против народа, новая власть клятвенно обещала сохранить не только жизнь, но и свободу. И тогда другой оркестрант попросил у отца как у человека, отчасти как бы даже близкого этой новой власти, дружеского совета. У него – сын. Юноша, совсем мальчишка. То ли прапорщик, то ли подпоручик. Служил он у Врангеля без году неделю. И вообще раньше он никогда военным не был, до всей этой заварухи был студентом, ну, просто засосало его в эту воронку. Так вот, регистрироваться ему? Или, может, лучше затаиться? Пересидеть? Авось как-нибудь пронесет нелегкая... Отец подумал и посоветовал зарегистрироваться. А то, не дай Б-г, узнают... Кто-нибудь донесет – еще хуже будет... Но хуже того, что случилось, ничего быть не могло. Мальчик честно пошел и зарегистрировался. И был расстрелян. Вместе с тремя десятками тысяч других офицеров, отказавшихся эвакуироваться с остатками армии Врангеля. Это был тот самый знаменитый расстрел, приказ о котором издали две бешеные собаки, вершившие суд и расправу тогда в Крыму, – Бела Кун и Землячка." С уважением, Владимир |
|
Литературное объединение «Стол юмора и сатиры» |
| |
|
' |