История эта случайно была подслушана мною на прошлой неделе во время похода за картошкой в наше квартальное овощехранилище. Я с удовольствием ее расскажу, правда, с авторскими правками. Беседа велась между тремя солидными мужчинами в очень вольной форме, то есть с густыми вставками матерных слов. Без них, сами понимаете, ни один мужской разговор не склится, будет сильно засорен пыхтением, сморканием и сплевыванием, всякими «э-э-э», «ну как его там», «тьфу ты, вылетело из головы» и прочими неприятными связками. Это примерно то же самое, что помои, про которые так живописно Гек Финн рассказывал своему другу Тому Сойеру. Ему они казались гораздо вкуснее, чем сухие пудинги вдовы Дуглас. Так ловко проскакивают в горло, что и усилия прикладывать не надо. С матерками примерно то же самое. Здесь и думать не приходится, сами выскакивают то там, то здесь. Правда, стороннему человеку надо приложить некоторое усилие, чтобы понять, о чем собственно идет речь.

 

Но вернемся к истоками. Овощехранилище наполовину вкопано в землю, поэтому зовется в нашем квартале фронтовым словом «бункер». В нем у меня лично хранятся оставшиеся с осени ведра два картошки, с десяток морковок, несколько свекл и пара прошлогодних банок с огурцами.

 

Заведует кладовыми строгий дядя Петя, который един в трех лицах: охранник, сборщик платы и консьерж. Суббота и воскресенье – дни открытых дверей, с 10 до 12 можно посетить «бункер» и запастись провизией на неделю. В это же время проводится плановое проветривание в целях борьбы с плесенью и затхлыми подвальными запахами.

 

В свои семьдесят наш «святой Петр» с ключами выглядит франтом, благодаря заботам дочери, проживающей в Германии. Марина регулярно присылает отцу посылки к Рождеству и Пасхе.

 

С женой дядя Петя давно разошелся, а вот с дочерью поддерживает теплые родственные отношения. Он поклонник спортивного стиля, носить предпочитает джинсы и куртки, которых у него по моим подсчетам не меньше восьми. Немного портит бравый вид покато выпирающий живот, да обширная плешь, обычно прикрытая кепкой. Кепок у дяди Пети, пожалуй, даже больше, чем курток. Так что про этот обширный возрастной дефект знают только самые приближенные к лысине люди. Я тоже по случайности состою членом этого маленького кружка.

 

Прошлым летом, жарким июльским днем дядя Петя как раз напротив моего окна, воровато оглядываясь по сторонам, сорвал белый матерчатый «блин» и быстро смахнул платком пот со лба и черепа. Но я все же успела углядеть блеснувшую солнечным зайчиком неправильной формы лысину.

 

Странно, конечно, что он так ее скрывает. Мало ли теперь откровенно лысых и полулысых, с зачесами на оголенных местах, которые ничуть не стесняясь, посверкивают своими «тонзурами» налево и направо. Но дядя Петя человек старого деликатного воспитания, немолодой, и считает, что лишний раз демонстрировать свой почтенный возраст ни к чему.

 

Напротив хранилища стоят десять гаражей, скрытых летом разросшейся кроной нескольких старых кленов. Дядя Петя находится с автовладельцами в приятельских отношениях, впрочем, как почти со всеми мужчинами ближайших домов. Ищущих спутника жизни возрастных дам он сторонится, потому как устоявшееся семейное положение менять не намерен.

 

Сегодня перед гаражами собралось классическое мужское трио. По левую руку от дяди Пети, ко мне в пол-оборота, озабоченно чешет бровь «Сервелат», владелец очень подержанного черного мерседеса. Прозвище это он получил за худобу, длинноту, сутулость и темный цвет кожи со шрамами былых юношеских угрей.

 

Третий собеседник, обладатель звучной фамилии Сабодаж, – небольшого роста мужичок, весь круглый и лоснящийся, как жареный в масле колобок. Зовут его все исключительно по фамилии, и теперь уже редко кто припомнит имя, а тем более отчество. Лет Сабодажу примерно пятьдесят пять. В гараж он ездит на обшарпанном велосипеде, по виду помладше хозяина всего лет на пятнадцать. Теперь это вспомогательное транспортное средство стоит, устало опираясь рулем на полураскрытую дверь гаража, словно заезженная лошадь, наконец-то сбросившая с себя седока.

 

¬– Пешком надо ходить для физкультуры, – делает затравку к разговору дядя Петя.

 

– Точно, – кивает крупной головой Сабодаж, – больше ее ремонтирую, проклятую, чем езжу. Она у меня уже пятая.

 

– Смотри, как меняет машины, чисто олигарх! – поддевает его Сервелат.

 

– Да ну, какой там олигарх. Одну продаю, другую покупаю. На новую денег нет, так, барахло.

 

– А помните, как раньше было? Даже если деньги есть, то за машиной еще надо побегать. Даже за «Запорожцем»… Очереди были везде…

 

– А то! – соглашается Сабодаж. – У меня старший брат через это дело пострадал.

 

–Да ну! – удивляется для приличия дядя Петя.

 

– А вот слушай!

 

И Сабодаж начинает рассказ.

 

– Было это еще в советские времена. Брат мой Андрей долго мечтал о собственной машине. Но если денег нет, то хоть замечтайся. И что он только не делал: сначала лотереи сотнями покупал, но редко когда даже рубль выигрывал; невезуха, одним словом. Потом начал в церковь тайно ходить, чтобы с работы не поперли, и свечки к иконе Николая Угодника ставить, говорят, он помогает в таких делах.

 

– Ну и как?

 

– Что, у угодников других дел нету? – смеется Сабодаж. – Не-а, тогда не помог.

 

– Это так, – философски замечает дядя Петя. – Если чему не бывать, то и не будет… Хоть черта проси, хоть святого…

 

– Ну, это как сказать… В один день все у Андрея повернулось. Вдруг умирает теща, а тестя они с женой забирает к себе. А у того в деревне дом был, большой и крепкий. Тесть дом продает и дает зятю денег на машину. То-то радости было! И покупает он как-то там, через работу «Жигули семерку». Брат во всех очередях числился…

 

– Ну правильно, – соглашается Сервелат. – Не все же мужику безлошадным оставаться…

 

– Пригнал он свою Ладу и во двор поставил. Уж он ее только что не облизывал. Пылинки сдувал. Мимо не пройдет, чтобы не погладить. Смех, да и только. Андрей за женой своей так не ухаживал, как за машиной. Разговаривал точно с живой, ласковые слова придумывал. Так он у нас не очень словоохотливый был, а тут и откуда только что бралось…

 

Но гаража-то нет, хорошей противоугонной системы тоже. Ночью не спит, больше у окна дежурит. Боится, что угонят… Жена тоже из-за него не высыпалась. Терпела она, терпела это дело, да и не выдержала. Говорит: «выбирай: или я, или машина». Андрей подумал да машину и выбрал. Жену, в крайнем случае, можно новую завести, а вот машину уже вряд ли… Первые-то бесплатные, а вторые больших денег стоят. И стал он жить в своих Жигулях. Проспит ночь, встанет, сходит умоется. Ну и в туалет, конечно. Жена, надо правду сказать, не зверствовала, мыться пускала, а иногда и обедом кормила. Он тоже конфликт не углублял, деньги-то тестя.

 

А когда уже на гараж скопил, то в нем и поселился. И скажу я вам, мужики, был даже очень доволен своей жизнью. И день и ночь со своей Ладой. Заскучает, бывает, по жене, по детям, потом бросит на нее взгляд и вся тоска пройдет. Огладит всю и глаза аж потеплеют, будто двести граммов водки выпил. Ей Богу, не вру.

 

Родители наши стали опасаться, что у сына «крыша едет». Мать давай стыдить, уговаривала поставить машину и к семье вернуться. У Андрея ведь двое детей было. Как брат зайдет, так она скандалить, а потом реветь. У женщин всегда так. И допекла все же. Согласился он свою драгоценную Ладу продать.

 

¬– Да ну! – хлопнул себя по тощим ляжкам Сервелат. – Бабы они такие, хуже пиявок.

 

– Точно. Пришел Андрей к нам в этот вечер веселый, объявил, что уже нашел покупателя, завтра машину приедут забирать. А я еще думаю, и чего он веселится? Переживать должен…Тревожно мне как-то стало. Я таким брата еще не видел. Глаза как-то странно блестели, а руки все время что-то мяли или крутили. Поужинали мы все вместе, мать брата ночевать оставляла, да он не согласился.

 

– Пойду, говорит, последнюю ночь с ней вместе проведу, попрощаюсь навеки. И ушел в гараж.

 

А назавтра нет его и нет. Пошли искать. А он в гараже, мотор у машины включен, а сам Андрей в салоне мертвый. Отравился угарным газом.

 

– Вот так дела… покачал головой Сервелат. – Получается это он нарочно?

 

– А кто ж его знает? Может случайно, а может и нарочно, – задумчиво отвечает Сабодаж, пытаясь носком кроссовка выбить из земли камушек.

 

– Слушай, так уже один раз было, с князем каким-то или графом, – оживляется дядя Петя. – Ну помните, его еще змея тяпнула, когда он на похороны коня приехал. Сапог даже прокусила, собака! А он потом и умер от этого.

 

Сабодаж и Сервелат смотрят на него недоуменно. Они ничего такого не помнят.

 

– То ли Чингисхан, то ли Иван Грозный то был, – размахивая руками, торопится объяснить дядя Петя и пытается изобразить обоих сразу.

 

– Это был Вещий Олег, – хочется мне крикнуть в помощь мучающемуся дяде Пете, но я не стесняюсь. Во-первых, может показаться, что я специально подслушиваю, а во-вторых, не дело женщине ввязываться в серьезный мужской разговор.