Что хочет автор. Литературные конкурсы

Какая же я была сучка, простите за точность. Как вспомню, с какой надменностью я относилась девушкам, находящимся в статусе любовницы, как поражалась их слабоволию и малым жизненным притязаниям. Нет, всё-таки жизнь умнее нас всех — стукнула меня, что называется, тем же концом по тому же месту.

А началось всё очень даже интересно. В мае я была приглашена на девичник, который, как и полагается, после полуночи из недр уютной Анькиной квартиры переместился в ресторан. Самый лучший в городе, между прочим. Мы завалили туда развесёлой пёстрой гурьбой, сразу наведя шороху в мужских курящих группках на крыльце. Я как-то тут же выхватила из одной такой компании его взгляд — взгляд молодого хищного игрока. Но ресторан манил непредсказуемостью ночного отдыха, модными людьми в дорогих одёжках, сплетнями кто-с-кем и музыкой, под которую хочется сбросить с себя все маски.

Конечно, нам под воздействием шампанского хотелось чего-то такого, с огоньком. Мы громко звенели бокалами, смеялись и так поправляли застёжки на босоножках, что у всех честных мужчин пошаливало давление. От нас исходило мощное излучение молодости и счастья, которым заражались все вокруг. Мы буквально приставили к стенке бедного ди-джея, и ему пришлось поставить Hung Up. Более того, мы заставили всех вступить в игру, и разномастный народ с восторгом отплясывал под диско что-то, навеянное юностью родителей (или же собственной, у кого как). Нам было дико весело, мы упивались своей беззаботностью и тем, как мы ловко управляем этой ночью, будто кто-то подвесил её на ниточки и передал в наши ручки с изящным маникюром.

Потом девчонки начали разбредаться по компаниям, кто-то встретил бывшего одноклассника, кто-то — приятеля по ошибкам юности, я же продолжала танцевать, чувствуя себя как минимум Мадонной, и мне искренне казалось, что на меня сейчас с замиранием сердцем смотрит весь мир. Как выяснилось, для изменения моей судьбы было достаточно того, чтобы на меня смотрел один ОН. Всё началось с медленного танца — я вела себя игриво, на сей раз вспоминая все взгляды и движения Джейн Смит. Кто знает, может с этого танца и началась лав стори у Анджелины и Бреда. Наша точно началась.

Сергей, а так звали моего нового кавалера, очаровал всех моих подруг. Под утро он усадил трёх усталых и хмельно-счастливых девушек в джип, меня посадил рядом с собой и все отправились на окраину встречать рассвет. Опять шампанское, шоколадные конфетки и острослов Сергей. Девчонки просто пополам сгибались от его анекдотов, а я, довольна собой и жизнью, ловила кайф от происходящего. Тогда мне казалось, что всё логично, я наконец-то дождалась своего клёвого, офигительного мужика. Мы начали встречаться.

Сергей оказался владельцем сети магазинов запчастей. Но жил почему-то в не очень большой, какой-то одинокой необжитой квартире, с пустующим холодильником и отсутствием следов мужчины. Ни тебе не убрано, ни тебе пепельницы переполнены, стиральная машинка тоже скучает в своём безделии. Но чёрт знает их, холостяков. Мне было приятно и от всего этого: я бывала у Сергея часто и квартира его наполнялась запахом моих духов, ароматами моих ужинов и нашей любовью. Всё было как-то быстро, мы привязались друг к другу, не теряя времени на свидания в кафе, на притирку, на шашлыки в компаниях друзей. Мы были очень жадными — я не хотела делить Серёжу с кем-то, а он был счастлив всё свободное время проводить со мной. По вечерам мы сидели на бежевом ковре с длинным ворсом, пили грузинское вино и утопали друг в друге. Или смотрели кино: нам обоим нравилось всё, что делает на экране Киану Ривз. Жаль только, Серёжа часто ездил в Россию (ох уж этот бизнес!), я оставалась одна в его квартире, скучала, с упрёком оглядываясь на телефонную трубку, которая на все мои просьбы и мольбы уверяла, что абонент недоступен.

Так прошёл месяц. А потом всё рухнуло. Рассыпалось мелкими осколочками по полу, так, что не собрать. Мамина клиентка, а моя мама лучший женский врач города, пригласила её и меня на свадьбу к своему сыну. Сын — владелец того же ресторана, где я познакомилась с Сережей. Свадьба была на западный манер, фуршетная. Я вся такая гламурная, в модном фиалетовом платье ходила туда-сюда, клевала оливки и канапе. Синхронно с моей красивая женская рука потянулась к блюду с бутербродами. Я уступила ей право взять первой. Обернулась и увидела рядом с собой красивую загорелую блондинку, ассоциация к которой — благополучие, роскошь и уверенность в себе. Я встречала её раньше в летних кафе и салоне красоты, где работает моя лучшая подруга Анька. Я сразу попыталась завуалировать своё любопытство, но это у меня плохо получалось, я просто вцепилась в блондинку глазами, стараясь не упустить ни одной детали её персоны. Блондинка по-светски улыбнулась мне, а после пошла обнимать-целовать невесту. Очень ровное общество, я в таком никогда не смогу быть своей. Интересно, а каково это быть девушкой на сто процентов уверенной в себе, знающей, как вести себя в любом обществе. Как? Как они добиваются такого поведения и, конечно, такой внешности?

Оказывается, это был не самый волнующий вопрос, который я задала себя в тот вечер. К загадочной блондинке подошёл не кто иной, как мой Серёжа, он вполне недвусмысленно поцеловал её, они взялись за руки, и пошли к гостям. На их пальцах поблескивали обручальные кольца. Ситуация не предполагала несколько вариантов.

Скажите, что я должна была сделать в ту минуту? Убежать? Устроить ему скандал? Прицепиться к какому-нибудь парню? Я не знала, что делать. Я не чувствовала ни ужаса, ни страха, ни звона разбивающегося сердца. Я просто была растеряна. А потом поняла: нечего весь вечер травить душу. Взяла такси и уехала домой. Там разревелась, как белуга, напилась валерьянки и легла спать. Мне было страшно входить в завтра, предвещающее разбирательства и разоблачения. Мне было стыдно за Сергея и за дуру-себя, попавшую в такую банальную историю.

Но, как ни странно, утром я проснулась и почувствовала, что настроена весьма воинственно. Верите ли, мне даже хотелось этих разборок, пригвоздить Сергея к порогу испепеляющим взглядом и ждать слов, окунающих меня в страдания. Собственно, а что мне ещё оставалось?

Первым делом я поехала к Аньке в салон. Она встретила меня с лицом, на котором был и испуг и извинение.

— Анька, ты что? Что-то случилось?

Анька растерянно пожала плечами.

— Давай говори, — наступала я.

— Лен, я не знаю, как тебе сказать, — честно призналась подруга, — даже с чего начать не знаю.

— Сначала, — весело предложила я. Стресс породил во мне веселье, будто мне нравилась вся эта ерунда, в которую я попала.

— В общем… Помнишь, ко мне часто заходит Инна, блондинка, очень красивая, мы её обсуждаем всякий раз как видим.

По моей коже пробежал табун мурашек. Вся информация шла ко мне сама. Было страшно и интересно, такое ощущение, будто я слежу за событиями в бразильском сериале.

— Помню, — торопила я Аньку, — и что?

— Вчера она пришла, я ей причёску на свадьбу делала, подруга замуж выходила.

Анька замолчала, слова задерживались у неё на языке.

Я не выдержала:

— Ты хочешь мне сказать, что эта Инна жена Сергея. Так?

Анька покраснела, взгляд её заметался.

— Сергея? Ты знаешь?

— Знаю, я была вчера на этой чёртовой свадьбе.

Я уселась в кресло клиента и начала трогать-перебирать все Анькины лаки, муссы, будто это меня очень увлекало.

Анька с тревогой смотрела на меня.

— Да не бойся ты, всё хорошо. Ты не дорассказала, — напомнила я Ане.

— А потом за ней приехал твой Сергей. Он зашёл в салон, расплатился с Вероникой и ушёл с Инной под ручку.

— Он узнал тебя? – я просто стреляла в Аньку вопросами.

— Нет, точнее — не видел. Как зашёл, я сразу пошла руки мыть.

— Испугалась?

— Я не ожидала. Потом Вероника сказала мне, что Инна уже четыре года замужем, про Сергея рассказала, про его бизнес.

Я усмехнулась: не я первая, не я последняя.

— У них есть дети?

— Дочка, два года. Настя, кажется.

Анька подкатила соседнее кресло и села рядом.

— Лен, что делать будешь?

Я закрыла глаза: мой Серёжа никак не связывался в моём сознании с блондинкой Инной, маленьким ребёнком и кольцом на пальце.

— Я даже предположить не могла, — вслух удивилась я.

— Успела влюбиться? — осторожно поинтересовалась Анька.

— Успела, — выдохнула я.

Вечером я поехала на квартиру к Сергею. У меня не было какого-то плана определённого, но ждать невесть чего я не могла. Я сидела на кухне и представляла, как он будет юлить, и оправдываться, а я буду плакать честными глазами и нервно смотреть в окно.

Но когда Серёжа открыл дверь, меня охватил жуткий страх. Я поняла, что невзирая ни на какие обстоятельства не хочу его терять. Не хочу и всё!

Серёжа подошёл, обнял меня. Он был усталый и очень красивый.

— Покормить тебя? — неожиданно для себя спросила я.

Он кивнул и отпустил меня на кухню. Я кромсала луковицу и за одно страх в себе — скажи, скажи, не будь трусихой! Но я боялась. Мне было страшно вот так всё разрушить. Я не представляла, как я буду без него.

Потом я сидела напротив и смотрела, как он ест. Я любила его, и это было сильнее всего остального.

- Ленка, а поехали на море. У меня будет неделька свободная. Ты как?

Я удивлённо глядела в его синие глаза. А может мне всё показалось? Может, нет этой Инны, и кольца, и Анькиного рассказа?

Я улыбнулась Серёже и согласилась. Я потеряла чувство реальности.

Анька кричала, что я сошла с ума. Моя голова разрывалась, я ложилась спать и ворочалась полночи. Я знала, что загоняю себя в тупик, но у меня не хватала смелости поставить точку. Сергей стал наваждением.

Мы поехали в Ялту. Я убедила себя, что всю неделю не буду думать о том, что мой Серёжа женат. Я была с ним и наслаждалась жизнью. Мне казалось, что я знаю все его привычки, как он размешивает сахар в чае, как застёгивает рубашку, как разговаривает с хитрыми продавцами. И я всё это любила.

— Ленка, а ты как хочешь старость провести?

Я засмеялась от неожиданности вопроса.

— Не задумывалась.

— А я хочу дом на берегу океана, — мечтательно рассказывал Серёжа, — там не будет телевизора, не будут приносить газеты. Я буду только читать Чехова и Хемингуэя, гулять по берегу с умной большой собакой и писать мемуары.

— Ты будешь жить один? — подковырнула я.

— Нет, со мной будет милая седовласая старушка, повёрнутая на йоге и вышивающая крестиком. А иногда мы будем устраивать дэнс-вечера, вспоминая молодость.

— Вот это уже заманчиво, — подыгрывала я, — будем выплясывать под Тимати?

— Вряд ли. В старости нам нужна будет настоящая музыка. Майкл Джексон, например.

— Под Майкла Джексона хорошо заниматься любовью,— вспомнила я.

Это был наш первый раз. Были свечи с оранжевым качающимся огоньками, белое вино, моя стеснительность, его нежный напор и импульсивный инопланетянин Майкл. Его голос, ритм, всё звучание секунда за секундой меня раскрепощали. Ну как можно зажимать себя, свою молодость и страсть, когда призывнее и сексуальнее голоса Майкла Джексона в природе нет? Я поддалась гипнозу двух нереальных мужчин — белорусского бизнесмена и американской суперзвезды. Я обрела новую себя.

Серёжа тоже ушёл в эти воспоминания, они объединяли нас, и это тоже в своём роде было кольцо. Можно снять, но выкинуть — нет, жалко.

На нас оглядывались прохожие: высокая стройная брюнетка с красивыми длинными волосами и яркий загорелый шатен, синеглазый, зазывающий, заражающий всех своим наглым обаянием. Мне — двадцать четыре, ему — тридцать два. Хорошая разница.

В последний день отдыха я решилась. Мы фотографировались на яхте, усатый фотограф отвешивал нам комплименты и восторженно предполагал, какие же красивые у нас будут дети. Серёжа довольно смеялся и поддакивал дядьке, а я растерянно пялилась по сторонам. Больше я терпеть не могла.

Серёжа паковал чемоданы, насвистывая что-то из репертуара J-Морс. Я села напротив, надела выражение лица бескомпромиссной стервы и без всяких вступлений сказала:

— За всю неделю ты ни разу не позвонил Инне и не поинтересовался, как там твоя дочь.

Голос мой готов был задрожать, но я сдержалась.

Сережа застыл с рубашкой в руках. Он посмотрел на меня серьёзно и с упрёком. Я почему-то почувствовала себя виноватой.

— Вот как? — Серёжа хлопнул ладонью по чемодану.

— Я ждала, что ты сам всё расскажешь, — сразу сняв ряд вопросов, заявила я.

— А зачем? — резонно спросил мой любимый.— Зачем мне рассказывать? Это же всё изменит.

Трудно было спорить.

С той минуты мы молчали, обмениваясь словами только в каких-то бытовых вопросах. Я чувствовала себя полной дурой, и мне всё время хотелось плакать.

Дома меня ждали подруги, каждая из которых заняла свою позицию по отношению ко мне и моей любви. Анька жалела, Дина считала меня идиоткой и смачно материлась в адрес Сергея, а Юлька говорила, что всё нормально, мол, жизнь такая, получай удовольствие и не парься. Ну и что, что женат, зато какой мужик! У меня не было чёткой позиции, я рефлексировала и всё больше запутывалась в себе и в своей (да-да, всё- таки!) любви.

Так продержалась неделю. Серёжа не появлялся. Я скучала и упрекала себя, его же не винила ни в чём. Подозреваю, что немного сошла с ума.

Серёжка появился через неделю, всё в том же ресторане. Пригласил меня на танец и так вцепился в меня, что я сразу же поняла, где окажусь этой ночью.

Потом был секс, в котором смешалось всё подряд: тоска друг по другу, горечь переживаний, моя безысходность и его фирменный напор. Я опасалась что-то спрашивать, просто обнимала Серёжу и, закрыв глаза, ловила волну своей любви. Я очень нуждалась в этом мужчине. Мне был противен флирт любых других особей мужского пола, я не хотела размениваться. В моей жизни была работа, семья, подруги, увлечения, прошлое и Сергей. Сергей был больше всего остального.

А однажды я оказалась в соседстве с Инной. Мы обе делали укладки в Анькином салоне. Моя подруга испуганно поглядывала на жену моего парня (интересное сочетание, не так ли?), а я сохраняла нейтралитет. Мастер Вероника увлечённо колдовала над головой Инны и задавала вопросы вежливости.

— Как дела? Выглядишь хорошо!

— Спасибо, дорогая, — принимала игру Инна, — отдохнула. В Египет слетала.

— С мужем? — предположила Вероника, и мы с Анькой синхронно вздрогнули.

— Нет, с подругой. Мы с мужем всегда отдыхаем по отдельности. Это очень укрепляет семейные отношения.

Ага, это уж точно.

— А может и правильно, — согласилась мастер, — вы не наскучите друг другу, быт не заест. Молодец!

Инна кивнула — она в курсе.

— А я бы изводилась от ревности, — совершенно неожиданно выдала моя стеснительная Анька.

— Ой, девчонки, я восемь лет знаю своего мужа, четыре года мы живём в браке. Ну если он и заглядится на какую девушку, что с того? Я достаточно хладнокровно отношусь к физическим изменам.

— Железные нервы, — резюмировала Вероника, — а я бы его убила.

— А смысл? Во-первых, мой муж, — Инна сделала акцент на слове «мой», — совсем не дурак, если он где-то и загулял, я ничего не узнаю. К тому же, на что-то длительное он не пойдёт. А на один раз… Такое я могу предположить. Проблема всех женщин, что они очень переживают по этому поводу. И сами становятся мнительные крикливые страшные бабы. Моё спокойствие подстёгивает Сергея, он боится этого. Ведь я так же привлекаю противоположный пол, ему надо быть в тонусе.

Инна закрыла глаза, показала, что тема тоже закрыта.

Анька сочувственно покачала головой. Я была озадачена, в один момент поняла — от таких жён не уходят.

— А у тебя как дела, Лен?

Ох уж эта вежливая Вероника!

— Хорошо, — я решила быть немногословной.

— Как твой новый парень? — Вероника раскатисто рассмеялась.— Я в курсе, мне Анька рассказывала, что на её девичнике ты познакомилась с классным мальчиком. Колись, как там у вас?

Анька опять густо покраснела.

— У нас всё отлично. Съездили на юг, узнали друг друга получше. Как и должно быть.

— Круто! А то такая девка красивая и одна, фигня какая-то! А он кто?

— Бизнесмен, — уверенно продолжала я, — красивый, молодой, при деньгах.

— Где познакомились? — неожиданно для меня спросила Инна.

— В ресторане, — улыбнулась я, — всё традиционно.

А потом я разошлась. Мы пустились в дебри мужской психологии, делились своими наблюдениями по поводу манипулирования мужчинами, хохотали и хлопали в ладоши. Я заворожено смотрела на Инну, абсолютный женский идеал в моём понимании. Я юморила, проявляла эрудицию и остроумие и вела себя непринуждённо, пыталась втиснуть себя в окружение Инны. В итоге, она предложила подвезти меня. К ужасу Аньки я согласилась.

Я ехала в одной машине с женой своего любимого. Но меньше всего я думала про это. Я следила за движениями Инны, отмечала, во что она одета, как накрашена, что у неё в бардачке. В этой девушке воплотилась моя мечта о своей взрослой жизни. Я завидовала Инне и восхищалась ею, мысли о Сергее как-то вообще не фигурировали.

— А поехали завтра на озеро вместе. Никаких мужиков! Возьмём винограда, вина вкусного, мой брат нас отвезёт. Отдохнём!

Я вдохнула в себя предложение Инны, и мне жутко хотелось согласиться. Она такая нереальная!

— Поехали. Вдвоём?

— Вдвоём. Мужики пусть деньги зарабатывают.

Инна белозубо засмеялась и подмигнула мне. На миг показалось: знает. Но мысль эта не закрепилась, и я приняла приглашение Инны.

Утром я отчаянно врала Серёже, что на целый день уезжаю в деревню. С кем? С подружкой, не волнуйся. Подвезти? Не стоит, мы сами.

Просто дурдом какой-то. Я вру любимому человеку в попытке откосить от совместного времяпрепровождения, чтобы попить вина на озере с его женой. Самое ужасное в этом, что я искренне хочу этой поездки.

Во время пути на озеро Инна беззаботно клеила меня к своему симпотному братцу Игорю, тот вёлся на ситуацию, а я позволяла себя безобидный флирт. Ехали почти два часа. Инна без умолку шутила, веселилась и подпевала Кэтти Перри в колонках.

Озеро было ну очень красивое. Абсолютно безлюдный берег, романтичные чайки и простор, которым можно захлебнуться. Белый столик у камышей.

— Не удивляйся, — улыбнулась Инна, — это место покупается. Я арендовала его на день. Поэтому нам никто не помешает.

На белом столике красиво нарисовалось вино, фрукты, коробка конфет, упаковка со льдом из мини-холодильника. Игорь уехал, обещав вернуться часа через четыре. Мы покупались, выпили за знакомство немного.

— Ты красивая, — отметила Инна, — модель. Легко жить на красоте?

— То есть? — не поняла я.

— Есть девушки обычные, на них работает индустрия косметики и классных шмоток. И всё равно эти девушки в вопросе охмурения мужчин рассчитывают не на внешность. А такие, как ты…

— И как ты, — вклинилась я.

— Ну да, и как я, знают, что он итак купится на внешность. Это расслабляет? У тебя как?

— Иногда кажется, что планка очень высока. Я слишком разборчива в мужчинах, — начала откровенничать я, — тот дурак, тот скотина, тот выглядит так, что нужен сильный наркоз. Но я не хочу размениваться… А внешность важна только сначала, потом всё уравнивается. Должно быть в тебе что-то, за что он и цепляется.

— Секс? — предположила Инна.

— Не обязательно. Хотя один мой знакомый сказал, что мужчина всегда вернётся к той, что была хороша в постели.

Инна кивнула.

— Я себя выстроила сама. В двадцать три года я поняла, что я тихая умница и смазливая девочка. Всё. Меня пытались проводить домой «кошельки» на ножках, а я думала, как увильнуть. И возвращалась на съёмную квартиру, засыпала с мыслью, где б занять денег. На рестораны, шмотки и всё остальное не хватало. Тогда я решила всё изменить. Если правильная жизнь счастья не приносит, значит нужно что-то менять. Один зрелый поклонник преподнёс цепочку золотую. Помню, брала её, а внутри всё колотилось. Но я взяла. А потом просто поужинала с ним пару раз. И всё — просто поужинала. Стала вещи покупать, как будто дорогущие. Просто хорошие джинсы, майки стильные. Следила за внешностью, это было тяжело, но жуть как приятно. А главное, вела себя как звезда. Много рисковала — так зазнавалась, что кто-нибудь мог и отомстить, и по морде заехать. Но ничего — моей самоуверенности боялась. Я жила абсолютно новым человеком, это было такое удовольствие!

— А потом ты встретила Сергея? — я ждала кульминации.

— Нет. Если честно… — Инна замолчала, прикидывала — говорить или не надо, — сначала был другой парень. Денис. Спортсмен. Жуть какой красивый. Я как кошка влюбилась.

— И да, и нет. Я ему нравилась, но ему был всего двадцать один год. Если честно, я думала, что он хочет за одно лет переспать со всем городом. Короче, такая была тягомотина… То я с ним, обезумевшая от счастья, то встречаю его в клубе с какой-то муркой пьяной. Он был свободным, никто не указ. Моя репутация могла упасть.

— И что? Что было дальше?

— Дальше я пошла напролом. Я поняла, что с Денисом ничего не смогу изменить, пока он сам того не захочет. Я прикинула, кто сегодня самый завидный жених и сделала его своим.

— Ага. Он тоже бабник ещё тот. Но я не требовала его верности, мне было всё равно. Мне главное было, чтоб Денис видел нас, идущих за руку. А Сергей повёлся на моё спокойствие и самообладание. Мы стали встречаться. Он сразу сказал — ты будешь моей женой. Ему нужна была самая крутая девушка в городе.

— А я выпроваживала завидующих мне подруг и ревела в ванной. Счастье само шло ко мне в руки, но из головы не выходил Денис. Сукин сын… Понимаешь, незавершённое действие! Вот если бы я его добилась, успокоилась бы, наверное. Поэтому несколько лет не выходила замуж за Сергея.

— Ну да, непонятно чего.

Инна выпила залпом наполненный бокал.

— А потом как-то всё встало на свои места. Денис спортсмен, неплохой, ну и всё. А Серёга… С ним я была при статусе, мне понравилось это ощущение, и я полюбила своего мужа.

Я не знала, что сказать. Последние слова убили все мои иллюзии.

— Ты счастлива? — я вела себя, как мазохист.

— Да, — легко согласилась Инна.— Давай выпьем за наше счастье. Я тебе один совет дам, Ленка, потому что ты классная девка — красивая и не дура. Своё счастье мы полностью строим сами, никто не поможет, а удача придёт только к тем, кто этого хочет до одури. И если тебе что-то надо, ты уверена в своих желаниях — иди напролом. Не жалей никого, это твоя жизнь и ты её делаешь сама.

— Мой парень женат, — кто-то сказал моим голосом.

Инна не удивилась:

— И такое бывает. Он тебе нужен?

Она не спросила, люблю ли я его, а он меня, она спросила — нужен ли он мне.

— Да, — не сомневаясь, ответила я.

— Тогда — напролом.

Вечером я любила Серёжу, как в последний раз. Я внушила себе, что это мой мужчина любой ценой. А утром следующего дня я крутилась перед зеркалом в ванной, пытаясь накраситься так, как Инна, я примеряла на себя её улыбку и её взгляд. У меня ехала крыша.

Через пару дней Инна приехала ко мне в гости. Я ей оставляла адрес, даже приглашала под воздействием вина на озере. Но совсем не ожидала, что она приедет.

Мы сидели на моей кухне, ели мороженое. Инка рассказывала про Канны, где она была, про отдых в Египте, делилась светскими сплетнями. Я планомерно шла в бездну. Всё так или иначе раскроется и что я кому скажу? Инне, что она меня восхищает, и я хочу быть похожа на неё, а Сергею… Кошмар, просто кошмар.

Началась осень. Всё только набирало обороты: моя любовь к Серёже и моя дружба с Инной. Я даже ходила вместе с ней и их дочкой в цирк. Я жила, как зомби. Всё понимала, но как заговорённая, продолжала в том же духе. Ни на что ни надеялась, ни на что не рассчитывала.

В октябре Серёжа уехал в Штаты, на несколько месяцев. Так предполагал бизнес, которому кризис был не помеха. Мы всё чаще встречались с Инной, каждая скучала по Серёже. Хотя он не был решающим в нашей дружбе. Я действительно полюбила Инну, мне с ней было интересно, всегда и во всём. И в тренажёрку ходить, и готовить, и в ресторане трепаться под нежную музыку и дорогое вино, и разруливать какие-то бизнес-проблемы, мотаясь по разным инстанциям. Я научилась одеваться эффектно и экономно, откорректировала свой макияж, стала выглядеть «дороже». Своего парня я «отправила» к жене. Будто бы мы расстались. Инна это не одобряла, она видела мои счастливые глаза, когда я рассказывала о нём и не понимала, как от ЭТОГО можно отказаться.

На Новый год мы остались одни. Подруги отдалились от меня, родители не встревали в мою жизнь, видели, что что-то в ней очень запутано. Инна отправила дочку к бабушке и предложила мне отметить праздник в ресторане. Я была не против. Мы вырядились и поехали туда, где весело, красиво и дорого. Наш столик не пустовал, подсаживались едва знакомые светские персонажи, желали счастья-любви-здоровья и пили на брудершафт. Я пьяно и радостно улыбалась всем, обнимала Инну и говорила, что она самая лучшая в мире подруга. Инна вела себя так же.

Уже под утро за наш столик подсел красивый брюнетик. Одни мышцы и глаза-угольки. Инна вдруг расплакалась. Прямо за столом, прямо в праздник. Я сразу всё поняла. Схватила её под руки и повела в туалет поправлять макияж.

— Денис? — спросила я.

Инна снова зарыдала. Успокаивались мы ещё полчаса. Потом подруга уставилась на меня своими грешными голубыми глазами и спросила, будто я последняя инстанция.

— Мне уехать сегодня с ним?

Это был самый сложный вопрос. В моих руках было лезвие. Одно нажатие и я перережу всю мораль, всю искренность, всё настоящее, что ещё оставалось во мне. Ну что я могла сказать? Это был козырь и это был удар.

— Ты уверена? — тянула время я.

— Нет, — честно ответила Инна, — но я хочу. Ужасно хочу.

— Тогда едь, — сказала я и круг сомкнулся.

Первого января я проснулась в двенадцать — разрывался телефон. Инна радостно заверещала в трубку поздравления, приказала одеваться и катить к ней. Я, ещё вчера уверенная, что дружбе конец, понеслась к Инне стремглав.

Дома у неё был милый хаос. Она была счастлива и восторженна.

— Ну как? — спросила я и ощутила себя последней скотиной.

— Оооо! — Инна закрыла глаза, как это делала только она, — Ленка, я рада, что я это сделала. Я проститутка, наверное, идиотка конченая, но я рада!

— А совесть?

Я спросила про ту смутную субстанцию, которая терзала меня всё последнее время.

— Потом! — отмахнулась Инна, — у меня сегодня праздник души и тела.

Мы выпили остатки шампанского, включили музыкальный центр. На всю квартиру запел божественный Майкл, король поп-экстаза. Под него было клёво заниматься любовью с Серёжей, и так же клёво отплясывать с его женой, моей лучшей подругой.

— Да здравствует секс! Да здравствует азарт и страсть! Ура! — весело орала Инна и я сомневалась, что ей не шестнадцать, — жизнь — офигительная красивая штучка, скользкая, манящая, можно всю жизнь держать её в руках и дуть на неё, а можно эту штучку подбрасывать, жонглировать её, пытаясь разглядеть все её грани. Да здравствует эта конченая жизнь, в которой надо так много страдать и так круто ловить кайф, как вчера, как сейчас! Я люблю весь мир! Я люблю тебя, Ленка! Я люблю свою семью, своего мужа, своё прошлое — Дениса, я люблю всех!

Нас двоих передёрнуло в такт музыке, мы обнялись и хмельно-весело заорали:

— Я люблю тебя, Майкл!

Третьего января приехал Серёжа. У меня он появился в двенадцать, я сразу разревелась у него на плече.

— Я так люблю тебя! — всхлипывая, твердила я. Словно на фронт провожала, Серёжа даже растрогался.

— Ленка, ну успокойся, всё же хорошо. Я вернулся.

Вот именно, ты вернулся. И что тут хорошего?

Серёжка привёз мне кучу подарков, а я гадала, что сейчас рассматривает Инна.

— Жена какая-то странная, очень спокойная. Я сказал, что еду в ресторан, встретиться с друзьями, она отпустила без проблем. Я думал, захочет со мной.

Я молчала — что тут сказать?

На душе было противно. Я сволочь, я толкнула подругу в постель к другому мужчине и теперь, если что, я могу сказать об этом Сергею. Мне стыдно, я чувствовала себя предателем.

— Серёжа… Ты будешь со мной?

Мой любимый улыбнулся, крепко сжал мою ладонь. Всё понятно. Мне стало жаль его: запутавшийся мужик. Там — семья, Инна, которую бросить невозможно, маленькая светловолосая доченька — ангел. Здесь я, кошечка-брюнетка, готовая всю жизнь сидеть у его ног. Тоже не бросишь.

Захотелось пожалеть Серёжу, убедить в своей любви. Он не успевал за моей страстью, удивлялся и поддавался. Он ко мне слишком привык.

Примерно через пару дней я узнала, что беременна. Точнее, не узнала — убедилась. При чём — месяц четвёртый. Сбои не уверяли, плохо мне не было, но … что-то подозрительно уверенные перемены в организме. Всё точно — беременна. Сначала рыдала, потом радовалась, потом не знала, что делать. Рожать, конечно, но как жить?

Я приехала к Аньке в салон, у них был обед. Мы ели йогурт, и я изливала Аньке душу. Она смотрела на меня, как на инопланетянку. Ведь всё же было понятно сразу! Я плакала, а вместо Анькиного лица видела Инну. Она бы не растерялась, она всё объяснила и успокоила, но ей же не скажешь всего.

Я закончила реветь и мы с Анькой услышали шаги. Всё это время за ширмой сидела Вероника, затаив дыхание, не веря ушам своим, выслушивала всю мою историю грешницы.

Вечером ко мне в квартиру ворвалась Инна. Она отвесила мне пощёчину, разбила напольную вазу и громко ругалась матом. У меня камень с души упал — то, чего я боялась, наконец-то настало. Слава Богу. Я не хотела оправдываться, меня раздирала жалость к этой красивой блондинке, моей подруге. Я готова была упасть перед ней на колени, чтоб только она успокоилась, чтоб не причинять ей боль. Слова застревали в горле.

— Ты стерва! Ты всё продумала, чтоб меня в угол загнать! Ты хладнокровно осуществляла свой мерзкий план! Ты сделала меня своей подругой, а я доверилась тебе! Я восемь лет от всех прятала себя настоящую, а тебе — всё, всё как на ладони! Зараза…

Инна сползла по стенке и опустила голову на колени.

— Но я не могу тебя наказать! Ты ждёшь ребёнка от Сергея. Ты теперь уведёшь его, хладнокровно, как ты можешь. Расскажешь про Дениса, про беременность и всё — он твой. Хочешь, я ему чемодан подготовлю?

Я заплакала. Мне было очень тяжело. Очень.

— Скажи одно: как ты могла так притворяться? Как?!

Я покачала головой — я ни в чём не притворялась.

Моя мама приказала сохранить ребёнка. Я и без неё знала. Она ни о чём не расспрашивала, кормила яблоками и заботилась, чтоб я была тепло одета.

— Мам, я хочу уехать.

Мама не удивилась. На границе с Латвией у нас был дом. В приозёрном посёлке. Мама повела себя мудро — собрала все вещи, витаминки, книжечки. Оформила меня при местной поликлинике и пообещала приезжать каждые выходные.

Так я поселилась в деревне. Ну, не совсем деревне — всё же курортный посёлок. Я стала космосом для маленького человека, и всё сомкнулось на нём. Сменила номер телефона, замела все следы. Я читала Чехова и Хэмингуэя, не смотрела телевизор, никаких газет. Только слушала хорошую музыку, ела правильную еду и каждый день начинала с прощения, которого просила у Инны, у Серёжи, у Бога.

Я поправлялась, меня мучила боль в спине, каждую ночь ворочалась. Но уходили муки совести, потихоньку уходили.

Настало лето. Было жарко, хорошо. Я развалилась в кресле-качалке, мой живот щекотали ветки вишен. Когда скрипнула калитка, я не удивилась — мама могла приехать в любой момент.

Но передо мной стояла Инна. Красивая, стройная, уверенная в себе.

Она подошла ко мне, присела на корточки. Я растерянно хлопала ресницами.

— Ленка, — тревога её глаз проникала в меня, — Майкл Джексон умер.

У меня смешались все чувства: при чем тут… а как ты здесь… что??

— Помнишь, как мы на Новый год бесились под его песни? Мы были счастливы!

Беременные итак сентиментальны, а тут… Я заревела и Инка заплакала в унисон. Она включила проигрыватель в телефоне, нас окутал голос короля поп-музыки. Он пел о том, что ты не одинок. Мы обнялись с Инной и ревели навзрыд. За всё, за сучку-судьбу, за пережитые страдания, за мужчину, которого пришлось делить, за несчастного вечного мальчишку Майкла, гениального и одинокого.

— Я сама тебя учила идти напролом, — Инна держала мою ладонь и я благодарила небо, за то, что она здесь, — моя философия завела меня в тупик. Но я чувствовала, что ты не можешь оказаться такой скотиной, всё же, я хорошо разбираюсь в людях. Я каждый день жила, ожидая разоблачения Сергея. Но… Ничего! Ни-че-го. Когда я поняла, что ты не рассказала Сергею, что ты вообще исчезла из его жизни… Лен, я верила в тебя. Ты моя единственная настоящая подруга.

И я верила ей. Мы сидели на летней веранде, две красивые крутые девки, светские пантеры, палец в рот не клади, у нас были свои сомнительно моральные правила в жизни, но… мы были искренны в своей дружбе. Нас обеих мучила совесть, мы нуждались друг в друге. Инна гладила мой живот, а я восторженно рассказывала о своих ощущениях, о пережитых почти девяти месяцах беременности. Инка подхватила цепочку переживаний, вспоминала, как ждала Настю. Мы говорили о детях, у которых был один отец. И нас это ничуть не смущало.

Инка осталась у меня на ночь. Мы заснули под утро, и только под утро она рассказала, что у Серёжи (нашего Серёжи) новая длинноногая пассия. Что-то кольнуло в моём сердце, и Инка это услышала.

— Только не вздумай страдать! Такой он человек, наш Серёжка. Ему нужны фейерверки в жизни, он живёт эмоциями, при этом он любит меня, Настю и скучает по тебе.

Я горько усмехнулась:

— Это было наваждение, Инка. Не любовь. Любовь — это просто смотреть друг другу в глаза и думать об одном и том же, эта забота друг о друге. Это… Всё остальное — страсть, привязанность. Но я не жалею, что она была.

— Конечно, не жалей! Не живи прошлым и будущим, живи настоящим. У тебя скоро ребёнок родится, это лучшее, что мог для тебя сделать Сергей.

— Да, — согласилась я. Было так хорошо, я говорила на самую волнующую тему с подругой, которая понимала меня с полуслова. Всё раскладывалось по полочкам.

— Денис предложил мне съездить на юг. Может, махнуть? Лето всё-таки…

— Денис всё-таки, — засмеялась я.

Ах, как легко!

— Что у вас?

— У нас… Мы смотрим друг другу в глаза и думаем об одном и том же.

— Он женат? — осторожно спросила я.

— Нет, эта проблема только в моём лице.

— А Сергей?

— У нас выгодный брак. Но дело даже не в этом — пока Настя маленькая, мы будем вместе. Сергей хороший отец, твой малыш будет счастлив.

— Он знает?

— Нет. Расскажи ему сама, я не имею права.

Инна говорила моими словами, словами девушки, которая так здорово повзрослела.

Мой прадед был английским лётчиком, а прабабка — красавицей-брюнеткой. Но встретились они в концлагере. Она выжила, а он нет. Но у неё родился мальчик, белобрысый и веснушчатый, мой дед. Мальчика назвали Ваня, а фамилию бабуля хотела оставить дедушкину — Кэрри. Никто ей этого сделать не дал, Ваньке в метрике написали невразумительное — Керис. Что за фамилия? Что за корни? Вот и у меня такая же странная, но красивая фамилия Керис. И как назвать своего сына — ума не приложу.

Сын родился в посёлке, мы и остались здесь на первое время. Чуть ли не через день ко мне ездила мама, и так же часто прикатывала на своём чёрном джипе Инка.

Приехал Сергей. Я так давно его не видела, так давно, что порвались все ниточки переживания. Просто Сергей, парень из ресторана. Любовник. И всё.

— Это мой сын?

Трогательно.

— Возьми его на руки, ты же умеешь.

А может, люблю? Нет, нет того чувства, когда готова всю жизнь просидеть у его ног.

Я смотрела на Серёжу с сынишкой на руках и понимала, что ни говори, моему ребёнку повезло с отцом. К тому же, когда мы его делали, мы любили. Как могли — любили.

— У тебя новая девочка? — по-родственному тепло спросила я.

— Да, — простодушно кивнул Серёжа.

— А Инна моя жена.

— Я её не оставлю, потому что она мне родной человек. Может, разведусь когда-нибудь, но не оставлю. Она мне родная по духу, по общим переживаниям. И тебя я не оставлю, вы мне как … сёстры.

Я засмеялась — мило, Серёжка, мило!

— Я серьёзно, не смейся, — действительно серьёзен, — считай, что мы перешли на другой уровень родства. Инка мне дорога, я за неё убью, если что. И ты моя сестричка, я тебя не дам в обиду. Но я такой вот, не знаю… Встретил Машку и понесло… Жду её, подарки делаю, привязался.

Я смотрела на человека, от которого у меня в своё время ехала крыша и жалела его. Как жалеют брата, незадачливого одноклассника. Действительно, какой-то новый духовный уровень.

Моему сыну было три недели, и мы с Инкой везли его регистрировать.

— Нет, ну как ты его назовёшь? Что ты скажешь им записать?

Я пожимала плечами. Мне ничего не нравилось. У моего сына была моя фамилия и пока что не было имени.

— Слушай, — Инка резко притормозила, — а как твоего прадеда звали, лётчика?

— Майкл, — ответила я.

Инка закрыла глаза — о, идея!

— Майкл, это же супер! Мы назовём его Майкл, он будет такой же музыкальный и пластичный, будет самый крутой пацан. Майкл Керис! Звучит!

— Пластичный? Но мой прадед…

— Прадед — это хорошо, Ленка, это вери гуд! — уверяла меня подруга, — но, извини, это лето мы посвятили одному мировому парню. Открой бардачок.

Я послушалась, и мне прямо в руки упал диск Майкла Джексона.

— Уау! — радостно орала Инна, — Майкл, Майки, Майкл Сергеевич! Майкл Керис! Отлично, Ленка! Это супер! Майкл форева!

Я улыбалась, согласная с Инкиной безумной идеей. У меня на руках мило спал мой синеглазый сынок — в скором будущем самый крутой пацан Майкл Керис. Инка уверенно рулила к ЗАГСу, я знала — с ней не пропадёшь.

Впереди у нас вся жизнь — красивая и манящая, как стеклянная штучка. И вряд ли мы её будем удерживать: мы будем ею жонглировать, потому что не все грани ещё увидены. Да, мы с Инкой стервы и привыкли жить и думать, как мажорки, но одного у нас не отнять. В том мире, где есть наши любимые, наши ценности и мечты, там мы настоящие. Мы искренны.

Девушки с перламутровыми локонами, изящными гелевыми ногтями и длинными загорелыми ножками! Я хочу вам сказать одно: жизнь она действительно коварна и прекрасна. Добивайтесь своего и вкушайте прелести нашего безумного мира. Только будьте искренны — это вас спасёт. Это обязательно.

МТС-эфир в очередной раз прислал какую-то ересь. С Велкомом было как-то проще. С утра ко мне все навязывались: мама с идеей о милом ужине вечерком, Костя с просьбой одолжить ему, Ритка с приглашением на свой ДР и вчерашняя блондинка с «Шоколада». Я угрюмо размешивал сахар в кружке с зелёным чаем и вспоминал, кто же мне сказал, что зелёный чай и сахар несовместимы, как я и вьетнамские треники. Не вспомнил.

Подошла официантка, принесла пиццу. После чая мне уже не хотелось съесть этот оранжевый блин с ляпистым пейзажем «много понтов, мало еды». Наверное, моё нежелание было написано на лице, официантка виновато улыбнулась. А я, сволочь, по приходу обещал ей, что съем быка.

— Кирюшечка, сколько лет, сколько зим!

Ага, никакого одинокого поедания пищи — Танька Рокотова, здрасте вам.

— Привет, Танечка! Будешь помогать мне кромсать пиццу?

Я улыбнулся лучшей из своих улыбок. Девочки после неё сдавались без боя.

— Буду, — Танька не была манерной, — выглядишь классно, хоть и видно, что гуляешь неделю. Или нет — шесть дней.

— В точку, — похвалил я. Танька была странной, но в мужиках разбиралась.

— Я слышала, ты женишься.

Кусок резиновой пиццы застрял в моём горле.

— Я только слышала, — спохватилась Танька.

— Никому не верь, — выдал я ей свой жизненный девиз.

— Чумаков, тебе сколько лет?

Она заглядывала в мои глаза, и я не удивился, если бы мне сказали, что Таня Рокотова читает мысли.

— Мне двадцать пять лет.

— Хм, я думала ты моложе.

Не понятно, это её удивило, расстроило или обрадовало.

— Может, выпьешь чего? — запоздало предложил я.

Танька заказала мандариновый сок. Свежевыжатый. В семь вечера сок? Танька?

Мы замолчали. К летнему кафе подъехал «мерс» Эдика, зама гендиректора местного завода. Из чёрного авто вышел сам Эдик — коротенький, полненький молодящийся мужичок и его новая девица — тоже невысокая, с длинными светлыми волосами и турецким загаром. Где-то я её видел…

— Смотри, Юлька уже к Эдику перебралась, — комментировала увиденное Танька.

Эдик подошёл к нашему столику, пожал мне руку.

— Как ты, ничё там?

— Потиху, — улыбнулся я.

Блондинка надменно смотрела на меня, остервенело жуя жвачку. Небось, проклинала всё на свете: почему она с богатым и влиятельным, но неказистым Эдиком, когда тут сидит такой, блин, красавчик. И тоже богатый и влиятельный.

— Я думала, она перескочит на твои коленки, — подтвердила мои мысли Танька.

Таньку я знаю лет семь. Но я не представляю, сколько ей лет даже приблизительно. Танька высокая, фигуристая, модная девушка с огромными карими глазами. Когда-то, ещё до нашего знакомства, она выиграла какой-то белорусский конкурс красоты, считай, один из первых. На ней тут же женился местный воротила. Через пару лет Танька стала вдовой. Лихие девяностые угасали, но всё же давали о себе знать. У Тани осталось много денег, несколько квартир и маленький сын. Сейчас этому сыну двенадцать лет. Вроде. Танька замуж больше не выходила, но тусовка без неё была не тусовка. При этом Танька ни с кем особо не сближалась, не помню я у неё серьёзных романов. Она прикольная девка, не боится ничего, язык острый. Но при этом не сучка. Я вспомнил, кому бы из знакомых девушек я мог бы дать подобное определение. Не вспомнил.

Сегодня я много тупил.

— Котёнок не нужен? — на всякий случай спросила Танька.

— Котёнок? — мне почему-то стало смешно,— Тань, он сдохнет с голоду у меня. И одичает.

— Он тебя дисциплинирует, Кирюша, — серьёзным тоном ответила Танька.

— Меня в Минск вызвали, там юбилейный конкурс красоты, собирают всех красоток. Всех лет, — поделилась Танька.

— Круто, — отрефлексировал я, — ты звезда.

Танька грустно улыбнулась.

— А у меня племянник чудит, — решил поделиться я.

— Маму не отпускает к Игорю. Ну, к отцу то бишь. Злится на него без причины, а Ирку всё время обнимает и за руку держит.

— Эдипов комплекс, — вздохнула Танька.

— Чего? — я требовал расшифровки.

— Это возрастное. Ревность мальчика к отцу.

— И дальше что?

— Пройдёт. Но вообще, можете к психологу сводить.

— Пройдёт. Само по себе. Должно.

— Страх кастрации.

Я, наверное, в глазах Таньки выглядел полным дауном. Ну что она несёт?

— Да не парься, Кирюша, это всё психология. Ухо обывателя режет, но Фрейд был во многом прав.

Ёптель-моптель, Фрейд этот!

— А проще как-то нельзя все эти процессы обзывать? — злился я.

— Проще? Ты обижаешь Зигги и ту эпоху, когда он жил. Знаешь, легенду про царя Эдипа?

Танька спросила так, будто интересовалась, знаю я ли, какая сейчас пора года.

— Нет, — фыркнул я.

— Почитай на досуге. Поймёшь, в чём фишка определения.

Я зарёкся прочитать. Хотя последнее, что я читал — параметры девушки месяца в Playboy.

Мы доели пиццу, я рассматривал Таньку и думал, что её место не здесь. Ей не парикмахерской владеть надо, а где-нибудь преподавать. Впаривать салагам-студентам про Фрейда.

— Как твой сын? — я вспомнил, что где-то в глубине души у меня завалялись такт и вежливость.

— Хорошо, — Танька улыбнулась, и лицо её стало совсем другим — мягким и щедрым на тёплые эмоции, — в Италии сейчас отдыхает, в спортивном лагере.

— Молодца, — похвалил я, — спортом увлекается?

— Всем понемногу, — снова улыбнулась Танька. Она уже была не здесь, а в солнечной Италии рядом со своим долговязым сынулей.

Мы распрощались. Танька напомнила про котёнка, я пожал плечами. Я был стопроцентным эгоистом.

Поздно вечером ноги несли меня в «Шоколад». Он мне порядком устыл, я готов был перебить половину морд мужикам-посетителям и послать половину девиц-посетительниц. Но я сел в свой серебристый «бумер» и покатил в сторону этого чёртова клуба.

По холлу металась разъярённая Алёна Меткина, наследница и красавица. Стерва первого разряда. Пару лет назад у нас был секс в приват-комнате этого же клуба. На следующий день Алёна хладнокровно шествовала мимо меня с очередным мажором. Как выяснилось, красотка потеряла серёжку с брюликом. Администратор успокаивала её, хотя сама была до смерти напугана. Алёнин кавалер, похожий на педика с нулевым IQ, стоял в сторонке и бездействовал.

— Я вас всех тут закрою, — орала порядком захмелевшая Алёна, — вы поняли меня!

Все знали — такой вариант не так уж призрачен.

— Может, вы танцевали, и она упала? — робко предположил парень из охраны.

— Ты дебил? — Алёна лихо ставила диагнозы, — я их сняла на секунду, показать хотела подруге, там надпись внутри выгравирована. Положила на стол, с краю. Возле телефона. Потом с Женей пошла танцевать, прихожу, а она одна!

Охранник устало вздохнул. Он думал, что не прочь поинтересоваться у подруги, куда могла пропасть серёжка. Но вслух не сказал, ибо это могли быть его последние слова на этой работе.

В холле появились две незасвеченные девушки. Одна — рыженькая, полноватая — прошла вперёд, а второй — худенькой брюнетке с шикарной шевелюрой — Алёна воинственно преградила дорогу.

— Это она! — закричала Алёна, — вот эта мурка сидела напротив. Она пялилась всё время на меня! Это точно она!

Алёну пытались успокоить, но она была в азарте. Публики поднабралось.

— Девушка, вы что? — робко протестовала брюнетка.

— Вы посмотрите, — Алёна призывала народ к прозрению, — эта овечка вряд ли вообще бриллианты в руках держала. Она наш разговор с Викой подслушала и спёрла серёжку. Да я тебя засажу!

Алёнины руки хотели впиться в шикарные волосы брюнетки, но непоколебимый охранник предотвратил шоу.

Я стоял у кассы и думал, что пора идти в зал. Но природное любопытство не позволило мне сделать этого. Ещё мне было жаль брюнетку, стопудняк она тут не при чём. Я утешил себя, что, если бы не охранник, я сам бы спас девочку от нападения. Кстати, подруга Вика поспешно ретировалась. Надо же, она не переживала за Алёну?

Бунтарку успокаивал весь холл. Она ругалась матом и обещала всех закрыть, посадить и размазать. Надо сказать, энергии у неё бы точно хватило. Каким-то чудом её уговорили вернуться за стол, всё тщательно осмотреть. Она обзывала всех ничтожествами и уродами, но побрела к столу. Я шёл следом, как независимый репортёр. Обернулся, хотел увидеть брюнетку, но она, по-моему, ушла из клуба подобру-поздорову.

Прикол в том, что серёжка была на месте. То есть мирно лежала себе рядом с парой. Алёна выглядела полной дурой, истеричкой и клоуном. Но инцидент замяли.

Я встретил друга Саню, мы обсудили конфуз-с Алёны, а потом вышли на улицу. Стояли курили, смотрели по тачкам, кто здесь, а кого ещё нет. За столиком летнего кафе сидела брюнетка. Она не плакала, но видно было, что ей очень хочется. Её подруга — рыженькая и полноватая — стояла невдалеке и счастливо млела под водопадом красноречия моего приятеля сердцееда Гриши. Гриша вёл счёт своим девочкам. Сейчас дело шло к четвёртой сотне. Может, Гриша трындел, но девок у него реально было много.

Мне очень захотелось подойти к брюнетке, успокоить её, обозвав при этом Алёну зажравшейся дурочкой. Но это был порыв скорее не свойственный мне.

Мы с Саней вернулись в зал, распили Martini и я закружил в вихре девочки-алкоголь-глупости- пафос.

День начался в двенадцать. Я проснулся, голова трещала, хотелось пить и ругаться матом. На моей лиловой простыне умиротворённо дремала загорелая блондинка. Я зажмурился. В голове пронёсся трейлер вчерашней ночи.

На кухне было противно: в окно как-то слишком старательно светило солнце. Я выпил колы (моя сестра говорила, что она вставляет, и искренне относила её к алкогольным напиткам), включил телик. Какой-то внешне знакомый мужик загонял, что эра гламура прошла. Ниццы, яхты, клубы и деньги на ветер уже ничто. Я злорадно засмеялся.

— Адьёс, мажоры! — кинул я в воздух и удивился собственному голосу.

Я напомнил себе раннего Кая Метова.

Потом в мозгу кольнуло — Юля.

Я — скотина, я переспал с девочкой Эдика. Я поморщился — этот секс может повлечь кучу проблем. Конечно, не впервой и, может, обойдётся, но… Приятного мало.

Юлю я будил долго. Она была ещё пьяная. Мы как-то всё же оделись, я даже её чуть-чуть причесал и вот так (кккозёл!!!) выставил за дверь. Там её ждал мой знакомый таксист.

Пятница наступила — уже?

Я гулял, прожигал свой так называемый отпуск. Наш с отцом бизнес цвёл себе, поплёвывая на кризис. Папа заставил меня хотя б на пару недель забыть про дела и отвлечься, потому что мама его замучила уверениями, что после весеннего бизнес-забега я похудел и выгляжу бледненько. В итоге я гулял, пил, вёл жизнь законченного бабника-циника-негодяя.

Делать было нечего. Я набрал Саню, разбудил его. Тот предложил приехать к нему в посёлок, порезаться на корте. Я согласился. Хотя с похмелья я, прямо скажем, не Марат Сафин.

Полчаса я поднимал Саню. Он рефлексировал по поводу вчерашней ночи, оказывается, моя память на удивление избирательна. Я половины не помнил. Я (я!!!) залез на стул, и под вездезвучащую Fairytale изображал триумфатора Евровидения, даже играл на воображаемой скрипке. А вокруг благодарный народ пьяно и весело танцевал белорусскую польку. Норвежская песня и наши народные танцы, как выяснилось, дивно сочетаются. Или вот ещё: я заставлял покурить йоркшира Марины (говорят, в Москве она работала в эскорте), взывая к его мужской гордости риторическим: «Ты мужик или нет?». И ко всему прочему (барабанная дробь) я разорвал свой пиджак на куски и продавал его фрагменты за поцелуи девушек.

Наши с Саней тела уныло брели к корту. Я сомневался, что вообще смогу поднять ракетку, но (о спорт, ты мир!) мы сыграли таки партейку, и не одну! Гордые и довольные собой мы освежились в бассейне Сани и развалились в креслах-качалках на веранде.

— Я завязываю, — сообщил я.

Саня рассмеялся, я тоже. Жизнь прекрасна.

Санина жена, а он был женат, кстати, отдыхала в Испании. По этому поводу Саня, как настоящий друг, присоединился к моему загульному забегу, чему был несказанно рад. Друга попиливала мама, которая смотрела за Никитой, шестилетним отпрыском Сани. Но мой друг, зацеловывая теть Тасю, шёл и дальше безобразничать, сорить деньгами и флиртовать с незнакомками. Иногда флиртом дело не заканчивалось.

— Вечером к Никите репер придёт.

— Кто? — удивился я.

— Репер. Ну репетитор значит. Она его к школе готовит, мамка наняла.

— Молодая? — осведомился я.

— Ага, только я её ещё не видел ни разу. Она две недели уже у нас, но мы как-то не пересекались. Наверное, какая-нибудь очкастая синяя чулчиха.

— Кккто? — я рассмеялся.

— Ты ж знаешь, я после пьянки поражаю всех своим лескиконом.

Это точно, только мой друг Саня может выдать на утречко такие перлы как «у неё губы, как две пластилиновые трубочки, стандартные заготовки для вылепки человечков» или «кантец», что означало — моя философия зашла в тупик.

На веранде появился Никитка.

— Здорово! — пацан мне щербато улыбнулся и дал «пять».

— Как дела, Никитос? — прохрипел я. Чёрт, опять Кай Метов?

— Зэ бэст, — парировал Никита, — па, когда Аня придёт?

Саня хотел спросить, кто это, но прикинул, что должно быть — репер.

— А ты её Аня называешь?

— А как? — удивился Никита, — не кобылка же.

Мы вытаращили глаза на малого.

— Ты это о чём? — мне показалось, что мой друг побледнел.

— Вы когда Муз-ТВ с дядь Кириллом смотрели, ты так на тётеньку сказал, которая пела «Дам-дам-дам я тебе по губам».

Я засмеялся в кулак, а Саня постарался ретировать Никиту, чтоб не попал под раздачу.

— Твой лексикон тебя погубит, — подытожил я.

Мы посмеялись. Потом заснули.

Разбудил меня мобильный.

— Да, — я почти не хрипел.

— А это Юльчик, — зазвенела трубка.

— Юльчик — это кто? — типа не понимал я.

— Кто? Твоя новая девочка, Кирюша.

— Девушка, не хочу вас расстраивать, но вы, вероятно, не туда попали, — я казался себе графом Эдинбургским, хотя почему им, ну звучит пафосно, — моя девушка сейчас рядом, готовит мне ужин.

— Чумаков, ты спятил? — смеялась и удивлялась трубка, — вчера ты говорил, что ты одинокий волк. Кстати, а как я домой попала, я не помню…

— Милая, — эх, я подлец, — ты, наверное, где-то была, но почему-то решила, что у меня.

— Я же у тебя ночевала, — утверждала трубка, но без прежней уверенности в голосе, — ведь…

— Маловероятно, — усмехнулся я, — я провёл ночь со своей девушкой.

— Ты врёшь, — правильно упрекала трубка, — зачем ты так?

Но я вошёл в игру. Мне захотелось убедить Юлю, что она дура-дурой, повнимательнее надо быть со спиртным. И с парнями.

В дверном проёме мелькнула белая юбка. Так, а кто это у нас?

Я попросил Юлю подождать, а сам скользнул в дверь. У входа тихонько зашпиливала босоножки темноволосая девушка. Она услышала мои шаги и вздрогнула. Подняла глаза. О-па, это же та брюнетка, которую вчера оклеветала Алёна.

— Привет, — я всё – таки вежливый человек.

Она смущённо кивнула.

— Слушай, иди сюда, — позвал я.

Брюнетка засомневалась.

Нет, блин, если б здесь была Анжелина Джоли, я, конечно, позвал бы её.

— Ну иди, не бойся! Да не разувайся ты. Там мне звонит одна невыносимая особа, в общем, скажи ей, что ты моя девушка, и ты этой ночью была со мной.

Я улыбнулся. После этого обычно девушки готовы были на всё.

Брюнетка застыла с десятком вопросов на губах, но я молил её одними глазами.

Слава Богу, она оказалась не из тупых.

— Да?... Да, это я… С Кириллом?... Ну, конечно, я была ночью с Кириллом, а что? Кто-то другой должен был быть?

Брюнетка входила в роль, я даже завёлся.

— Девушка, не звоните больше сюда или у вас будут ну очень большие проблемы… Я не угрожаю, я пока что предупреждаю… Давай, удачи!

Я выдохнул. Ай да брюнетка! Молодец!

— Супер, мерси тебе огромное, с меня — конфеты.

Брюнетка улыбнулась. У неё была очень настоящая улыбка.

— Я сейчас, наверное, подлость совершила, — тихо предположила она.

— Да не, не парься, с такими так и надо. Меньше пить будет, — уговаривал я девушку.

Она смущалась, но при этом хотела понравиться. Явно.

Тут с лестницы налетел ураган по имени Никита.

— Аня, а ты завтра придёшь?

Ах вот значит, Аня.

— Нет, Ники, я приду в понедельник. Но у тебя же есть такое замечательное задание — тебе тут не до всякой ерунды, правда? Ты ведь не оставишь мишек без запасов на зиму, правда?

— Нет, — уверил Никитос, — представляешь, дядь Кирилл, у меня задание. У меня семья мишек есть, ну нарисованная, а я должен нарисовать им запасы на зиму и ещё каждому мишке придумать имя.

— Круто, — оценил я, — хоть одному придумал?

— Ага, — заулыбался пацан, — старшему. Михалыч. Как в «Нашей Раше».

Мы с Аней встретились натянутыми улыбками.

Я вёз брюнетку домой. Она пыталась делать вид, что не рассматривает мою машину, но я всё просёк.

— А ты учитель, да? — надо же о чём-то говорить.

— Да, начальных классов. А ты?

— А я бизнесмен, — получилось гордо. Но я на всякий случай посмотрел в зеркало — эй, там точно нет следов загула?

— Любишь детей? — о, Кирилл, ты сама непредсказуемость.

— Да, они всегда искренны. Даже, когда делают какие-то подлости. Но хотят они все одного — любви и внимания.

Я смотрел на Аню, меня увлекала её внешность. Курносый носик, зелёные глаза, шикарные волосы.

— У тебя красивые волосы, — не смог удержаться.

Аня усмехнулась, наверное, ей говорили об этом сто раз на дню.

До города мы ехали пятнадцать минут, и за это время я понял, что Аня очень правильно и красиво говорит, у неё богатая речь, она не делает ошибок в словах и даже некоторые её обороты до меня не сразу доходят. Но мне это нравилось. И всё же натура подлеца хотела смазать картинку.

— Ты слышала об эдиповом комплексе? — завернул я ни с того ни с сего.

— Увлекаешься психологией? — невозмутимо спросила Аня.

— Да нет, просто… Это правда, что ли?

Аня подняла подбородок, как это делают учительницы перед объяснением нового материала.

— Это название связано с мифологией. Ревность ребёнка матери к собственному отцу, который становится соперником…

— Не продолжай,— оборвал я, — но как так? Бред!

— Это образно, понимаешь? Конечно, ребёнок не может вот такими словами определить свои чувства. Потом это забывается, уходит в бессознание.

— Ладно, чёрт с ним, — согласился я, — причём тут мифология?

— Прочти легенду о царе Эдипе.

И ты туда же! А вот просто так объяснить нельзя?

Суббота началась у меня в час дня. Накануне вечером я отвёз домой репера-Аню. Она мне понравилась — хорошенькая и умная. Я ничего не спрашивал об инциденте с серёжками Алёны, потому что… потому что не хотел. Аня была интересна сама по себе, без всякого контекста «а вчера ты в клубе…». Домой я приехал бодрый и в приподнятом настроении. Позвонил маме, спросил, есть ли у нас дома «Легенды и мифы Древней Греции». Мама испуганно спросила, есть ли у меня градусник. Я обиделся.

Потом мы созвонились с Саней и поклялись, что не пьём-не гуляем-забиваем на все клубы. Я свою клятву произносил перед зеркалом и наполнялся гордостью.

В шесть утра мы с Саней в обнимку спускались с крыльца «Шоколада» и хором орали:

Ты меня забудь, ты меня прости,

Ты меня ночами долгими не зови…

На нас с восторгом и надеждой смотрели девицы, стоящие перед альтернативой «такси или кто подвезёт».

Однако я был счастлив, что проснулся один.

Опять вспомнил репера-Аньку. Тридцать раз отжался от пола.

После обеда поехал в магазин, накупил еды, цветы маме и трансформера Никитосу.

Мама обняла меня прямо на пороге. Сказала, что я выгляжу неплохо и, вроде, поправился. Это значило, что пить-гулять безумно полезно для здоровья.

Мамуля любовалась на подаренные мною цветы и кормила меня холодничком с жареной картошечкой. В «Шоколаде» таким не кормят, а жаль. Конечно, мамуля собрала мне пакет с провизией: соленья-варенья, деревенское сальце, огурцы, помидоры, лук и… серую блестящую книгу «Легенды и мифы Древней Греции».

К Сане я не поехал, сидел дома, как медведь. При полном комплекте запасов на зиму. Потом в меня вселился дух романтичного мальчишки, я позвонил Сане и выклянчил у него телефон репера-Ани. Всё это сопровождалось издёвками моего лучшего друга. Он назвал меня «жалким сластолюбом», а я посоветовал ему бросить пить.

Я дико боялся набрать её номер. Я выкурил четыре сигареты и прорепетировал несколько первых фраз.

— Привет, а это я, твой вчерашний знакомый.

— Здравствуй, Анечка, как настроение?

Сентиментально.

— Анют, привет! Вот решил позвонить, спросить, как передать обещанные конфеты…

Типа, съехал.

СМС решил не отправлять, банально боялся сделать ошибку в слове или не поставить запятую. Хм, раньше не парился.

В итоге я всё же позвонил.

— Привет, как дела?

О, я король оригинального жанра!

— Привет… А это Кирилл?

— Узнала, приятно, — я даже смутился, честное слово.

— У тебя тембр особенный, легко узнать.

Тембр… Ах ты, тембр, я б тебя сейчас!

— А приезжай ко мне конфеты есть, с чаем из Индии. Мне друг привёз. А?

Через час Аня сидела у меня в зале. Было такое ощущение, что она не знает, куда деть свои ноги. Кстати, длинные.

— А я в старших классах учителям трепал нервы, гад, — и что к чему я сказал, — но физика любил. Он был жесть мужик, всё по делу объяснял. А девки… девчонки наши под партами красили ногти. Тогда он брал мусорницу и вместе с ней подходил к ним. Молча. Они сами лаки свои доставали и бросали в мусорку.

Аня улыбалась мне. Её улыбка означала: расслабься, я, конечно, учительница, но это не значит, что со мной нужно говорить только о школе.

Я перевёл тему на Индию и чай. Как ни странно, но тема эта привела к новинкам кино. Хотя, почему странно… Оказывается, я не смотрел «Миллионер из трущоб». Саня бы сказал, что я жалкая, ничтожная личность. Дремучий. Я пообещал купить диск и посмотреть.

Итак, я вышел на светлый путь: я почти читал «Мифы и легенды Древней Греции» и смотрел актуальное кино.

В телике повторяли выступление Рыбака.

— Настоящая звезда, он цепляет людей, — Аня улыбнулась телевизору. Может, я полный идиот, но я ревновал.

— Сейчас все поют эту песню, — сказала Аня уже мне.

Я кивнул и опустил глаза. Ага, и я, в клубе, на стуле.

— Может, шампанского? — предложил я.

Аня опять смутилась. Отказалась. Мотивировала тем, что очень вкусный чай.

К чёрту чай, к чёрту шампанское, если я её сейчас не поцелую!

— Ань… — я загадочно выдержал паузу, — ты красивая такая…

Я провёл рукой по её волосам. Она смотрела мне прямо в глаза.

— У меня все остальные мысли сбиваются, — я не врал.

Аня улыбнулась, плечи её так волнующе вздымались. Всё, ну что за спектакль? Кто сейчас ломается?

— Да ладно, Ань, ты красивая девушка, и я ничего парень, чего мы время тянем?

Я накрыл её поцелуем, у меня всё задрожало внутри, но недолго. Через несколько секунд я отчётливо услышал звук захлопнутой двери.

Воскресенье.

Проснулся в обед. Голова не болела — беспонтово. Боль — это знак, сигнал, мол, задумайся, человек разумный, прими меры. Но я не был человеком разумным, я был человеком в отпуске.

Вчера в «Шоколаде» была нереальная туса. Я встретил бывшую, мне было по барабану, что она замужем. Мы занимались сексом в моей машине, это было вери гуд. Маринку встретил, она сказала, что её йоркшир приболел, поэтому сегодня она не даст его никому тискать. Я пообещал оплатить лечение и пришёл к выводу, что пора бросать курить. Впрочем, это не помешало мне цинично вливать в обезумевшего пёсика Rose, пока Маринка охмуряла Эдика. Эдик кстати был опять свободен. Я, кажется, немного догадывался почему.

Мы пили за царя Эдипа, за Аристотеля и Сократа.

Но утром мне было паршиво. На душе. Точнее — днём.

Я позвонил отцу и сказал, что хочу работать. Отец сказал, что до четверга и видеть меня не хочет. Отдыхай, мол, сынок.

Я позвонил бывшей, она примчалась ко мне и у нас было опять и опять. Я совершенно ничего не чувствовал к ней, но меня сладко задевало то, что она снова предпочла меня. Ближе к вечеру я один сидел на кухне, пил чай из Индии и читал про аргонавтов. Честно говоря — интересно.

Понедельник.

Я проснулся в восемь утра. Я звир!

Я проехал десять километров на велотренажёре и сделал более-менее приличный завтрак. Побрился.

По телеку шёл какой-то нудный сериал, мне было лень переключать и я за сорок минут усёк, что Юра любит Таню, но она замужем за другим. А от него беременна секретутка (сто проц — трындит). Всю серию Таня рыдала в палате, она лежала с приступом каким-то, а Юра громил офисный планктон и страдал по Тане. В итоге он приехал к ней в больничку, я даже честно оторвался от жаренья картошки, чтоб увидеть сцену встречи двух любящих сердец. Но если Юрин трясущийся подбородок я увидел, то с Таниной моськой, пардон, лицом, не прокатило — в пиковый момент его закрыл анонс фильма «Вокзал для двоих» внизу экрана. Я даже расстроился.

Ближе к вечеру я поехал к Сане. Шёл дождь, мы сидели в его кабинете и обсуждали молочную заваруху с Россией. Со стороны выглядело, что мы с Саней умники, с ума сойти, а наши все политики ну просто детский сад. Интересно, что мы не пришли ни к какому итогу. Запутались.

Я вспомнил про трансформера и помчался за ним в машину. Представил счастливые глаза Никитоса и, чёрт возьми, было приятно. В комнате у пацана сидела Аня.

— Тощий Тимка всех тощее,

Тоще тощего Кощея…

Никита продолжил:

— Он не ест совсем ни щей, ни борщей, ни овощей,

Вот и тощий, как Кощей.

Я кашлянул.

— О, здорово! — Никита хотел броситься ко мне навстречу, но опасливо поглядел на Аню.

Она улыбнулась ему, и я позавидовал Никитосу. Парень получил трансформера и урок логично завершился. Никитка назвал трансформера Тимкой, я почесал затылок.

Сын побежал хвастаться папе и бабушке.

— Ань, я хотел извиниться, — вообще-то хотел, но не собирался.

— Всё нормально, — жёстко ответила Аня, я даже не ожидал, — извини, что я неформат.

— Что? — я схватил её за локоть, задержал.

— Отпусти, — её зелёные глаза впились мне куда-то в совесть.

— Ну прости, Анюта, я не хотел тебя обидеть. Я идиот.

Аня собирала книжки-тетрадки.

— Я перегнул. Я сволочь последняя.

Аня не спорила.

— Давай мириться, а? Я тебе про аргонавтов расскажу.

Я был счастлив — в меня полетела тетрадка.

Вчера мы с Аней ужинали в летнем ресторане. Она так вкусно и красиво уплетала салат и кальмаров в «кляре», что я сидел, подперев подбородок ладонями, и любовался ею. Мимо проходили знакомые, здоровались, жали руки, а я был весь в Ане, мне было по фиг, кто с кем и кто в чём.

А сегодня мне позвонила Танька Рокотова и сказала, что я обрёл вкус. Мне было жутко приятно. Я поведал Таньке о царе Эдипе, да так, будто был лично с ним знаком. Было слышно, что Танька аплодирует с помощью трубки. Я согласился взять котёнка.

Я навёл порядок дома.

Я развесил галстуки по цвету.

Я позвонил сестре и поведал, что с малым всё нормально, но к психологу сходить можно.

Я почти не курил.

Днём я повёз Аню на озеро. И пока она плескалась в воде, я вытащил из багажника белые цветы (типа ромашки), оторвал их от стебельков, а потом всем этим осыпал Аньку. Получилась русалка в кольце из ромашек. Аня зажмурилась — ей было очень приятно. А у меня прямо всё пело внутри. Она сама меня поцеловала.

Ей Богу, это было круче секса.

Вечером Анька жарила мне картошку с грибами, а я опять любовался ею. Приехала Таня с котёнком. Он был черный с белыми лапками и белой грудкой. Аня бросила картошку и закружила котёнка, прижимая его к себе. Я идиот, я завидовал котёнку.

Танька вышла со мной на балкон, типа курнуть, но даже не достала сигареты.

— Хорошая девочка, — одобрила Таня, — смотри не упусти.

Я не понял — а как? Она уже моя.

— Волосы красивые, — похвалила Таня.

— Как твой конкурс? — я хотел (хотел!) быть вежливым.

— Отлично, завтра покажут по телевизору.

— Посмотрю.

— Если не забудешь, — точно подметила Таня.

У меня была Аня, а моя подруга Танька возвращалась в пустую квартиру — сын в Италии, котёнок у меня.

— Тань, может тебе замуж выйти? — предложил я. — Если что, помогу с конкутсу.

— Это в Японии мода такая. Там не ждут, когда твоя половинка с неба свалится, сами себе партнёра ищут.

Я фраерился.

— Это тебя Аня просвещает?

— Да, — признался я, — она учительница.

Таня улыбнулась:

— Ой, Чумаков, как бы я была рада пристроить тебя в хорошие руки!

Я благодарно обнял Таньку.

— А ты сама?

— Я после Витьки замуж не выйду.

— Но он… Уже много лет…

Не знал, как правильно сказать.

— Но я его люблю. Любить можно только один раз. По-настоящему.

Я не знал, что ответить. Я слабо верил в любовь. Я не знал, что это такое.

— А что это? — мысли вербализировались.

— Это единственное, что меняет нас.

— И ты не хочешь больше меняться? — как бы предложил я.

— Не хочу. И не смогу. У меня было два счастливых года — с Витей. У нас растёт сын. У меня свой бизнес, друзья, я красивая и интересная. У меня есть поклонники. Этого достаточно. Я не могу жить с мужчиной, если просто сплю с ним, а не изнываю от нежности.

Я думал над Танькиными словами. Как будто меня поставили на место. И задвинули мощной подачей по всем моим понтам.

Всё утро мне звонила бывшая. Я готов был размазать телефон по стенке. Потом что-то запищало на кухне. Я накрыл телефон подушкой и помчался туда. Под батареей сидел Потап — мой котёнок. Сидел и орал. Надо же, а вчера с Аней он только мурлыкал. Этот Потап выхлебал почти кружку кефира и умял полкуска колбасы.

Наш человек.

Я позвонил Таньке и доложил обстановку. Таня сказала, что теперь его может тошнить. Который раз за неделю я чувствовал себя идиотом. В итоге я притворился им, позвонил Ане и сказал, что без неё не смогу полноценно воспитать котёнка. Анечка, моя Анечка, сказала, что приедет вечером, а сейчас она едет к бывшему однокласснику, к тестированию готовить.

Моё воображение рисовало самые ужасные картины. Я мучился до вечера.

Анька не брала трубку, они, должно быть, решали, как правильно — ракУшка или рАкушка. А может… А чёрт его знает, может Аня сейчас со своим бойфрендом, а я так — пойманный на удочку Чумаков. Про меня можно рассказать подружкам и искупаться в их зависти. Я сам себя уверил в этой теории и, что вы думаете, я сел в машину и поехал к Грише. У него дома была тусовка — по гостиной ходили ногастые девки с бокалами, а парни смотрели теннис по телеку. Гриша встретил меня, как президента, честное слово.

— Чума, здорово! Ты знаешь, кто сегодня у меня?

Группа «Топлесс», предположил я про себя. Не удивился бы.

О-о… Риту я любил. В смысле Рита жутко сексуальная девочка в статусе свободного агента. Недавно я не пришёл к ней на День рождения, Ритка обижалась на меня.

— Она спрашивала про тебя, — подлил масла в огонь Гриша.

Я заводился. Я не хотел, но я заводился. Точнее, я хотел и заводился.

Рита провела холодным бокалом по моей щеке.

— Чумаков, ты скотина. Ты не пришёл на мой праздник.

Я просто улыбнулся, а затем поцеловал её руку.

Врёт, но мне приятно.

Мы присели на оранжевый диван. Интересно, сколько девиц из Гришиной коллекции попадали в неё на этом диване?

— А я в Египет улетаю через три дня, — грустно сообщила Рита.

— Классно тебе.

— Может, со мной махнёшь?

Рита наклонилась за виноградом, и я увидел ложбинку на её груди. Мне стало жарко.

— Ну так что? — напирала Рита.

Когда я не знал, что говорить, я улыбался. Я был уверен, что по моим улыбкам плачет полгорода.

Примерно через полчаса мы целовались в одной из комнат Гришиного особняка. Рита стягивала с меня рубашку и звенела серёжками. Потом убежала и появилась через минуту абсолютно голая. Она смеялась, как шлюха.

— Смелее, Чумаков. Обалдел от такой красоты?

Я стоял как идиот, моё тело рвалось в бой, но что-то (что, чёрт возьми) протестовало. Я надел рубашку, и покинул комнату.

Рита крикнула вдогонку, что я импотент.

Гриша загородил мне выход.

— Чума, ты чего? А Ритуся где?

— Голая в твоей спальне.

— Гриша, она уже была в твоей коллекции?

— Разумеется.

Я усмехнулся и отодвинул Гришу. Я гнал домой на предельной скорости, я убегал от надоевших мне людей, девочек с повадками шлюх в крови и бесконечного алкоголя.

Было одиннадцать вечера. Безумно хотелось позвонить Аньке, но, возможно, она уже спала. Раньше меня это не остановило бы.

Я заснул сном человека, которого освободили из тюрьмы, куда он попал по ошибке.

Мы сидели во дворике моего дома и все втроем ели мороженое. Я, Аня и Потап. Я понял, почему мне с Аней так легко — я не ждал от неё никакого подвоха.

— А я в восемь освободилась, меня Андрей просто выгнал, так я ему надоела со своими правилами. Приехала к тебе, а тебя нет.

Я идиот, несомненно.

— Я ездил к другу. Ну, так к приятелю.

Аня кивнула. Я испугался, что она не так поймёт, а точнее — поймёт всё правильно.

— Вернулся в одиннадцать, но подумал, что разбужу тебя.

— Кирилл, я вчера узнала кто ты, — обречённо произнесла Аня.

С ума сойти.

— Ты тот самый Кирилл Чумаков.

Она меня сейчас бросит. Вот прямо сейчас возьмёт и бросит. Мы с Потапом будем вдвоём доедать мороженое и проклинать всё на свете. Не знаю, как Потап, но я точно.

Почему? Потому что тот самый Кирилл Чумаков желанная добыча для любой девочки из нашей тусовки, но абсолютный негодяй в представлении таких девушек, как Аня.

— Я не знала, — Аня почему-то оправдывалась, — ты думаешь, что я с тобой поэтому?

Я покачал головой. В смысле?

— Ты мне просто нравишься. Просто — сам по себе.

Я ей верил. Хотя не понимал.

— Но ты немного… У тебя другой образ жизни. Клубы, компании. Я в клуб выбираюсь раз в год, и то… Последний раз меня чуть не стали обыскивать.

Я не хотел комментировать.

— Я не из твоего круга.

— Я очень рад.

— Что? – испугалась Аня.

— Я очень рад, что не из моего круга.

Я пожал плечами.

— Я хочу поменять свой круг, хотя бы немного.

— Поменять? Ты взрослый, в таком возрасте редко что-то меняют.

— Не-а, — я хитро улыбнулся, — есть такая штука, которая нас меняет.

— Да? — теперь хитро улыбнулась Аня.

Мы прекрасно понимали друг друга. Где-то рядом пели птички, тихо чавкал Потап. Я обнял Аньку, она прильнула ко мне, и видно было, что ей очень хорошо было в кольце моих рук. Это был мой новый круг.

Самый лучший круг.

Взрослые люди

На руслите 11 «А» писал сочинение. Все заранее прочесали интернет, подкупили художественно одарённых сверстников, а некоторые сами вечером писали шесть страниц по Булгакову. Старшеклассники просто переписывали свои заготовки.

За первой партой сидела отличница Наташа. Маргарита самоотверженно любила Мастера, а Наташа одноклассника Мартынова. Мартынов – красивый, наглый, деловой. Метросексуал — носит обруч и у него в ушах серебряные дельфинчики. Наташку он не воспринимает всерьёз. Точнее, воспринимает, но как умненькую одноклассницу, а вот как женщину — нет. У Мартынова есть подруга Кристи, они дружат с первого класса, их родители компаньоны. Они супердрузья, но все думают, что не только. Видно, что и Мартынов и Кристи знают, что ночью люди не только спят.

Друг Мартынова, Рома Борский, каллиграфически почерком выводил слова своего сочинения, которое ему вчера любезно написала учительница английского Мария Юрьевна. Сначала она помучила Рому, спросила всё, что он может сказать (и теоретически написать) по поводу образа Воланда. Потом Мария Юрьевна вздохнула и сказала, что напишет ему сочинение. Просто Рома умел хорошо рассказывать и рассуждать, но писал он, будто проводил ревизию. С Ромой за одной партой сидела староста Ксюша. Она читала текст, который списывал её одноклассник, и недоумённо поглядывала на парня. Ксюша повернулась к Инке (она сидела сзади) и поделилась с ней своими мыслями.

— Ксюха, ты что! Борский явно не Толстой. Это Маша ему написала, по-любому.

Рома повернулся:

— Вас это… волнует? — улыбнулся парень.

— Борский, а типа нет? — дожимала Инна.

— Какая она тебе Маша? — хоть и шёпотом, но и наезжал Рома.

— А тебе она кто — Маруся, Мэри, а может быть, любимая?

Инна ждала, что Борский начнёт нервничать. Но он просто отвернулся. Инна подмигнула Ксюше. Она любила владеть ситуацией и всё про всех знала.

Кристи дописала. Положила голову на руки, закрыла глаза. В мире есть свои законы — не сдавайся, не бойся, люби быстро, теряй медленно, страдай и наслаждайся. Вчера она была с Иваном. Он фотограф, делал классу альбом. Делал всему классу, а телефон взял у неё. Ивану двадцать два, он очень красивый и он взрослый. Он сделал Кристи персональное портфолио, они гуляли, катались на каруселях. Вчера был месяц со дня их знакомства. Кристи была у него дома. У них всё было. У него в очередной, а у неё в первый раз. Страшно и волнующе. Дико и приятно. Больно и сладко. Всё вместе и просыпаешься новым человеком. Кристи всё хотела рассказать Мартынову. Денис лучший друг всё-таки. Но боялась — он не поймёт. Не прочувствует. Кристи не хотелось делиться сокровенным, отнимать от себя частичку случившегося.

— Кристина, ты хорошо себя чувствуешь? — Анна Сергеевна подошла к её парте.

Кристи подняла голову:

— Да. Я написала, можно я так полежу.

Учительница взяла тетрадку и пошла.

Анна Сергеевна мечтала сделать то же самое.

Физорг Миша Самойлов также написал сочинение. Точнее — переписал. Сегодня его мама улетела в Турцию со своим новым мужем. Хотя, ещё не мужем. Миша любил маму и ненавидел её Вадима. Когда они держались за руки, Маша еле сдерживал себя в руках. Его отец пил, но был хорошим человеком. Но его алкоголизм для Мишиной мамы был определяющим, он был сильнее понятия «хороший человек». Мама устала бороться, а Миша не понимал, как можно так — двадцать лет с одним, а потом с другим — за руки, смеясь, переходя на нежный шёпот. Миша знал — он никогда не предаст свою любовь. У него никогда не будет всё так легко и демонстративно, как у Мартынова с Кристи, он никогда не будет под вечным обстрелом взглядов и шуточек, как Борский со своей Марией. У Миши всё будет по-другому, эта уверенность спасала его.

Пашка Кудрин скрежетал стержнем по бумаге, карман его пиджака жгла пачка сигарет. Он пообещал своей девушке, что бросит курить. Но девушка сейчас сдаёт челночный бег на физре, а он тут. Можно попроситься выйти и достать пачку из кармана. Пашка поднял руку.

— Что Кудрин? — спросила Анна Сергеевна.

— Ничего. Я передумал, — Пашка вновь склонился над тетрадкой.

По классу прошёл смешок.

У Кристи завибрировал телефон.

«Что с тобой? Колись».

Мартынов, всё замечает. Кристи повернулась, пожала плечами. Денис покачал головой. Он переживал за неё, ведь они лучшие друзья.

Инна ухмыльнулась. Она была уверена, Мартынов и Кристи переглядываются, вспоминают вчерашний вечер. Или ночь. Короче, секс. Гады, у всех на виду. С ума сойти, одиннадцатый класс! Кристи спит с Мартыновым, Ксюшка призналась, что у неё всё было с Петровым из «Б» класса, Борский наверняка спит с этой училкой. И ещё полкласса в том же духе. А она одна. Не спит, не целуется, не встречается. Она делает мелирование в самом дорогом салоне города, ногти наращивает гелевые, вещи покупает, угадывая моду на сезон вперёд. И одна. Жуть.

Анна Сергеевна решила пройтись по классу. Остановилась у парты Димки Жукова.

— Жуков, а как же Булгаков?

Димка с надеждой заглянул в глаза Анны Сергеевны.

— Я почитаю, — улыбнулась учительница и взяла Димкину тетрадку.

Он взял другую, с переписанным сочинением и бездумно уставился в строчки. Димку всегда на уроках, особенно на контрольных, посещала муза поэзии, с этим он ничего не мог поделать.

В кабинет постучали. Анна Сергеевна без удовольствия отложила тетрадку Жукова и пошла к двери. Класс поднял головы. Зашла длинноногая Маша, Мария Юрьевна. Учителя начали о чём-то говорить, класс зашумел.

— Она не может без тебя, — шепнула Борскому в спину Инка.

Ксюшка засмеялась:

— А у неё в лаборантской есть где прилечь?

— Дуры, — хмуро отвесил Ромка.

Маша самая красивая. Но он её ученик. Он чинит её комп, ищет для неё в нете всякую учительскую билиберду, пьёт чай и разговаривает о жизни. О своих немалочисленных симпатиях и всяческих внутренних сомнениях. На фоне всего этого Ромка понял, что преимущественно все его одноклассницы дуры и стервозины. Только Наташка никогда не подкалывает его, просто она тоже дружит с Машей.

Сашка Высоцкий залез в Инет через телефон и пытается прокомментить фотки Кристи. Он влюблён в неё, а она в Мартынова. Тупик. А в принципе, классическая природная цепочка.

Мартынов наблюдает за Машей. Сколько ей лет? Двадцать? Двадцать один? Почему она носит такие облегающие брюки и ТАК поправляет волосы? Денис пытается сконцентрироваться на Булгакове, но весь его организм сконцентрировался в одном месте.

Кристи тоже смотрит на Машу. Надо будет купить такие же серёжки, это стильно. Больше всего на свете сейчас Кристи хотелось нравиться Ивану. В голове — хаос, но так горячо на душе! Кристи понимала — начинается взрослая жизнь. Взро-сла-я. Нужно будет принимать серьёзные решения, самой о себе заботиться, а ещё — избирательно относиться к искушениям. А это сложнее всего. Это такой трабл! А может подзадержаться в детстве? Сидеть себе дома и сериалы смотреть, как Наташка. Меньше ответственности, но меньше и самой жизни. У Наташки нет Ивана, у неё не кипела кровь, когда пальцы опускались всё ниже.

Кристи открыла ежедневник, хотелось говорить хотя бы ручкой.

«Жизнь — очень сложная вещь. Всякое удовольствие держит тебя на грани: либо умеешь останавливаться, либо сходишь с ума. Твоя внешность манипулирует твоей жизнью. Ты используешь её, а она тебя. Сначала на тебя западают, а потом ты, довольная регулярным вниманием к собственной персоне, начинаешь ходить с прямой спиной и поднятым подбородком. И пока твои подружки встречаются с парнями, ты сидишь дома. Потому что к тебе боятся подойти. Все мужики боятся облома. Вот и не рискуют. А потом появляются такие Иваны, которые ничего не боятся. Которые рискуют по жизни. И ты в паутине. Не можешь сделать ни шагу назад, только идёшь за ним, а он впереди, на дудочке играет. Аааааааай, как тяжело взрослеть. Как приятно взрослеть. Почему мы дружим с Мартыновым? Потому что у нас всё параллельно. Мы развиваемся с ним в унисон. Сейчас я схожу с ума по взрослому парню, а Денис засыпает с мыслями о Маше. Он, конечно, не любит её. Но её ноги, её волосы, её глаза управляют его телом. И всё умножается на десять, потому что она абсолютно недоступна. Это Ромка сидит у неё в лаборантской и… Кто его знает, может у них что и было. А мой Мартынов боится её, потому что боится себя. А вся школа сходит с ума по Денису, не зная, каково ему сейчас.