Глава 1

Rêveries du promeneur solitaire

 

Если собрать все листья, которые падают в хорошую осень, из них получится целый город. Если пошуршать ими всеми хорошенько, получится даже имя: Москва.

 

Нужно наводнить этот вечер настоящими октябрьскими сумерками. Если вдохнуть их глубоко, то с ними хорошо ходится и думается. И питерцу Ротчеву хорошо ходилось и думалось.

 

Глава 2

Игра в карту

 

Он любил и презирал этот город, чувствуя к нему вместе глубокое родство и отчуждение. Мы все глядим в Наполеоны, и сегодня Ротчев глядел именно так, еще едва сойдя с дрожек и ступив в молочное ямское утро. И весь день потом преследовала его коварно шипящая, переулочная, фрондирующая, откровенно кривоколенная Москва… Он по привычке ногами учил топографию врага, рекогносцируя местность и ровно отмеряя редуты.

 

А вот и Сивцев, самое здесь гусарское место. Так это о нем-то писал Александр Семенович:

 

Бойко сивый, быстро-синий,

Балабол, бубенчик мой

Тройка треф, семерка виней,

Ром, палаш, хрустальный бой.

 

Поговорки, кривотолки,

Кривоулки, горки вниз...,

Разбросай меня в осколки,

Буйной холкой оглянись!

 

И глава, как в день похмелья,

Безнадежно занята:

Белый шум, война, безделье,

Трата, мусор, пустота.

 

Вон, пробивается зеленый свет из-под темных штор. Ну, как же, как же! Куда же нам деться от Луниных и Тургеневых под зеленой лампой?

 

Глава 3

Homo scripturus

 

«Отчет комиссии Ротчева» займет день-другой, не боле. Отзвтракаю у губернатора, все рассмотрю, отпишусь, схожу к Иверской – и домой! Ну его к бесу!»

 

Глава 4

Завтрак у губернатора

 

Крылов говорил, что причина многих человеческих заблуждений состоит в приложении различных способностей там, где требуется именно отсутствие этих способностей, например, применение рвения там, где нужно только терпение. Из Крылова был бы хороший китаец. Патриаршие его хорошо помнят.

 

Губернатор принял его, несоразмерно угнезженный на легкой рекамьерке.

 

- Знаете, любезный, мы все начинаем поэтами, а кончаем кляузниками и сыщиками.

Я, друг мой, сторонник идеи большого хорошего заговора. Вам посчастливилось побывать в Царицыне? Как вы полагаете, почему замок не достроен и не разрушен? Потому что он ушел под воду – это же наш местный московский Китеж! Он ушел в зеленые лампы – пробегитесь вечером по Арбату – в глазах зелено от окон. А храмы Екатерины – все эти бельведеры, ротонды, уединенные капища? Это же непокоренное язычество и казачество.

Нет человека, которого нельзя назвать одним качеством. Только посрести его надо. Права была старушка Жермена, покойница: люди не меняются, они срывают маски.

И вообще, вам, любезный – как вас там? – Семен Андреич, несказанно повезло: ведь вы новатор, провозвестник нового в нашей словесности, ведь донос как жанр литературы вещь у нас доселе неслыханная и обещает много, много открытий в человеческой природе. Заодно узнаете, как поживает наш homo unius libri? Ведь ходят списки. Как с этим быть? А, может, лучше и не знать этого, все-таки есть какая-то прелесть в том, что знаешь вещи неглубоко!

 

Глава 5

Ostinato

 

- Мы ведь, Ростопчины, такие же древние, как и вы, Ртищевы.

- Ротчевы.

- Да, простите. Ну, чуток ошибся. Так ведь я ваш старинный сват и кум. Правда, я-то здесь не то, чтобы с секретным предписанием, хотя тоже и с секретным, и с предписанием. Ну да ладно.

Вы своей родовой памятью, еще с царя Бориса должны помнить, что любая власть говорит народу: «Подтяните, милые, пояса».

Губернатор подошел к высокому окну, мутно вобрал в себя осенний день с далеким дымом, Николопесковский, Николоворобинский и еще несколько родственных переулков.

- Господи, осень-то стоит золотая – золоче некуда… Потому что иначе и быть не может. Потому что только в тесных поясах народ может жить. Но народ не верит и никогда не поверит, что это правда. Что же говорят народу ваши революторы? «Распустить пояса». Вот этому народ охотно верит и это любит.

 

Глава 6

Племя ветра

 

- Хотя, поверьте старому человеку, штурм, которого опасаются, это Sturm im Wasserglas. Баловство одно. Время смелых прошло. Против них давно уж есть замечательный механизм: тут натиск пламенный, а там отпор суровый. Сейчас приходит время быстрых. Хочешь жить – крутись! Чтобы быть медленным, чтобы удержаться, надо плыть еще быстрее против течения. Как Ахилл с черепахой. Вот и бежим мы, оголтелые, против времени, как черепаха против Ахилла. Пустое мы, ветреное племя, потому как сбиты у нас все настройки. Култыхаемся, как можем. Не верите?

 

Глава 7

Ars opticо-blepharica

 

Милый мой, не видеть очевидного – большое искусство. Что для нас всегда было немыслимо, давно является нормой. Но сделать вид, что ты это понимаешь, или принимаешь - здесь нужна мыслеспособность! Прощайте. Пишите о нас здесь, как можете, даже, пожалуй, пишите, как хотите.

 

Глава 8

Заговор тенебристов

 

Сходка, к которой Ротчев готовился с тщанием и отчаянием, поразила его своей будничностью. Дом Тургеневых был открыт для всех университетских людей, поэтому все, что в нем происходило, было секретом полишинеля. Много пили, говорили и играли. Правду сказать, кроме картежников, однако, были и изрядные шахматисты, а среди говорящих - не только фармазоны, но и пристойные математики. Но без сомнения, среди игроков всех толков пальму первенства держал искрометный дебютант Александр Дмитриевич Петров:

 

- Это все шахматы московских переулков. Вы изволили заметить: они всегда ходят конем. Староконюшенный, Колокольников, Сивцев… да что уж там, есть ведь абсолютно Чертольский! Вы читали стихи Шишкова о шахматах? Да и вообще это все о Москве: «Шишков, Шихматов, Шаховской»? На одну только букву ошибка вышла.

 

Словом, от всего вечера в голове остался только дружный перезвон Эвклида с гамбитом. Вместе с тем вышло так, что самые интересные наблюдения Ротчев сделал над собой. Будучи с детства азартным и ловким игроком, он легко вводил в заблуждение и соблазн своих vis-a-vis. Но здесь - вот диво: стоило ему вынудить противника ошибиться, он мгновенно терял уверенность в игре и более всего томился в тот момент, когда неприятельская рука еще не положила неверную карту или не отпустила неловкую фигуру: он боялся, что некая сила в последний миг отвратит ошибку и размечет в клочки все его страстные долгосплетения. Чтобы сохранить присутствие духа, пришлось несколько раз подойти к лафитному столику…

 

Глава 9

De revolutionibus orbium caelestium

 

………………………………………………………………………………………………………………… ………..

Звук осторожный и глухой…

………………………………………………………………………………………………………………… ………..

 

Семен Андреич не шел, а как бы волоком двигался в этом звуке, брел как бы в долгом облаке колокола.

 

- Э, посторонись-ка, барин! Знамо, погулявши, оно так, ровно не пойдешь, но ведь и эдак, как председятел в суде тоже не годится! Эдак и под оглоблю недолго!

 

«Что это в голове? Заговор? Измена? Кто здесь? Я? Я? Маленький человек в поисках России в глухих ночных переулках. Осенних тож. Что твоя китайская гравюра: «Одинокий рыбак на озере в темную осеннюю ночь». Но вот, кажется, и озеро, и мой трактир у Покровских».

 

Глава 10

Homo scribens

 

Однако надо же мне как-то сладить… сейчас выведу… «Отч… Ротч…нач…»…

 

Глава 11

Cosecans

 

Стук был негромкий, но явно условный: с повторяющимися ритмическими узорами, как будто костяшками высекали музыку. Ошибки быть не могло, но Ротчев нутром чуял, что требовали именно его. «Москва, как много в этом стуке».

Не смея противиться сигналу, Ротчев отворил четырем каким-то полулюдям-полуворонам, кои, не мешкая и не говоря ни слова, затолкали его в казенную карету с решетками вместо окон, повлекшую его тут же вдаль, рассекая со свистом ночной мрак.

 

Глава 12

Erwartungskunst

 

Знаете ли вы, господа, сколько в мире есть пасьянсов? И что может стать для человека пасьянсом? Как Тихон Задонский говорил, что любое дело можно обратить в пьянство, так и мы скажем, что все дела человеческие для многих – сущий пасьянс, средство хоть как-то обмануть бесцветно тянущуюся жизнь. Ибо само ожидание отупляет и опьяняет.

 

Глава 13

Кознь

 

Ожидание, против ожидания, не было столь томительно долгим. Процокав две мостовых и пересекши бульвар, карета кинулась по Знаменке вниз чуть не в кремлевские ворота, подав, однако, влево и резко осадя пред баженовой ротондой. Вороны передали пленника с рук на руки человеку в мундире, как у камергера, и тоже с ключом назади, который тут же на каблуках повернулся и повел Ротчева в темную глубь.

 

«Что это? Где я? Похоже это яма? Как бы мне выцарапаться из этого рва?»

 

Глава 14

Ров

 

То, что выдавалось за знаменитое книгохранилище с буколическим помпоном-бельведером на макушке, как оказалось, скрывало длинный ход в мрачные неглинные недра, баснословные с тех пор, как стоял Кремль. Ход состоял из грубого коридора, который спутник Ротчева осветил, зажегши ликторский свой факел, с кладкой сырого камня, с закоулками-склепами, а инде и неприкрытым костями, и отвесного колодца, куда спутники переместились в нехитрой в человечий рост бадье, движимой незримой рабской рукой.

Спустившись и расправив впотьмах помятые плечи, они узрели, наконец, в опрятной келейке, под образами на полотенцах, согбенного в тяжелых креслах, самого, как показалось сперва, Вельзевула, но по ближайшем взгяде лишь знакомого по портретам Николая Петровича Румянцева, бывшего председателя государственного совета и министра всего на свете, опального франкофила и сабинянина, по верным слухам удалившегося от двора в Москву, в самое черное сердце фронды, чтобы возглавить и совершить немыслимое. «Со всем вместе надо признать, что здесь он изображен довольно верно», - зачем-то вертелось в голове.

- Наслышан о вас давно, и, не любя предисловий, хочу приступить in medias res. Позвольте, впрочем, один небольшой пролегомен.

 

Глава 15

Акробасис

 

- Задумывались ли вы, милостивый государь, отчего в современной России такое чувство высоты?

 

«…И Русь оставил он

Взнесенну им над миром изумленным?»

 

Или вот:

 

«На высоте, уздой железной

Россию поднял на дыбы?»

 

Подумать, так мы все родились канатоходцами.

 

Глава 16

Ков

 

- Теперь к делу. У России сейчас три дороги. Будем называть их условно «план А», «план К» и «план Н». Каждый из этих планов содержит много аргументов в свою пользу, но по существу это три карты, каждую из которых вы можете вытянуть и связать тем самым с ней свою судьбу. Вы можете также заставить их играть между собой: сообщить карте А что-нибудь гнусное о карте Н и вместе с картой К посмеяться над ними обеими. Разумеется, вы можете не вытаскивать ни одной. Более того, вы можете постараться забыть сегодняшний сон, как стараются забыть все страшные сны, с одною только разницей: вы не сможете заставить сон забыть о вас. Так что – с Богом – выбирайте и сообщите свое решение немедленно.

 

Глава 17

Homo scriptus

 

Утро застигло Семена Андреича в одном из самых дурных, но деятельных его настроений. Ничуть не мешкая, едва умывшись и не дожидаясь самовара, он склонился над своим бюро, где непреклонною рукою агента на листе уже были начертаны слова:

«Милостивый государь Александр Христофорович…»