в лабиринт спичечных коробков, оживляя композицию цветовыми пятнами, вмешиваются ломаные цветные карандаши, огрызки от огурцов, баночки с гуашью, обглоданные куриные кости, ленточки из кухаркиного платья. одинокая, на длинной цепи люстра по центру потолка играет бромистым светом в растрепанных совсем светлых волосах мальчика-подростка, который, окружив себя всеми этими предметами, разложив их в только ему одному известном порядке, уткнулся в большой старый том медицинской энциклопедии. на пороге в комнату стоит высокий тощий человек, тоже блондин, похожий на измотанного и мучимого бессонницей немолодого волка, и приподняв тонкую темную бровь, лицезреет открывшуюся композицию.

- Нон, - тихо обращается он затем. Проходит не меньше минуты, прежде чем его сын реагирует на свое имя. Он отрывает взгляд от страницы и смотрит вверх. затуманенный психиатрией взгляд яснеет не сразу.

- С приездом, - лыбится он, щеря острые клыки и лениво поднимая руку зиг хайлем. некоторое время оба молчат, затем младший, вспомнив о чем-то, поспешно добавляет. - Только осторожно, не порть.

- Не буду, - откликается отец и с грохотом ставит на пол потрепанную спортивную сумку, похожую больше на старомодный вещмешок. - А зачем тебе все это?

Обычное выражение заносчивости и некоторого кокетства на лице у мальчика на секунду сменяется растерянностью, но быстро возвращается вновь.

- А-а... мне делать было нечего, и я выстроил город, - сообщает он, явно скрывая истину. Стоящий улыбается криво и лезет в карман джинсов за сигаретами.

 

Они едят в столовой за небольшим круглым столом, и Кайл наблюдает за тем, как ест его сын, даже с некоторой опаской, настолько сладострастно тот запихается тушеным мясом. Нон всегда так ел, и всегда оставался худее скелетов на кладбище, хотя сложением пошел в отца и ростом в свои четырнадцать был повыше многих сверстников. кухарки увольнялись одна за другой, жаловались на то, что молодой человек распускает руки, хамит и вообще ведет себя неподобающе. не изъявила желания побыстрее расстаться с их семьей только одна, молоденькая, женственная и развратная, но Кайл уволил ее самостоятельно, потому как на суше проводил всего месяца два, и не в силах был спать под этот круглосуточный бордель у себя дома. сам он удовлетворялся обычно старыми знакомыми блядюшками из соседнего квартала, однако иногда на него накатывала сентиментальность и он в очередной раз женился на очередной брюнетке, которую его сын рано или поздно упорно выщемлял со своей территории, которой именовал все принадлежавшее им двухэтажное, покосившееся, скрипящее и деревянное строение.