…холодная зима 93-го года. Небо покрыто чёрными тучами, ветер режет руки, лицо, создавая перед идущим невидимое, ледяное препятствие. Деревья покорно поклоняются ветру, словно услужливый раб, умываясь мелкими каплями дождя.

Опустив голову, тем самым укрывая лицо от ветра, я, восьмилетний мальчуган, стараюсь не отставать от папы, крепко державшего мою руку, своими огрубевшими и толстыми пальцами.

Пройдя мимо памятника великого писателя, Джаббарлы мы быстрыми шагами направляемся в сторону подземного перехода. Вокруг памятника собралась толпа, почти все одеты в чёрные куртки, многие с бородой. В нескольких метрах от толпы вооружённые люди в камуфляжах с волчьими глазами и хамским лицом. На каждом углу споры, ссоры, крики, брань. Я вижу старые, грязные от давности, стены Нефтяной Академий. Вижу чернорабочих, с пустым взглядом, продавца тухлого кутума, от которого воняет с десяти метров. Замечаю пьяного бомжа, спящего на скамейке, укутавшись в старый мешок.

Стараясь своими мелкими шашками не отставать от отца, я крепко цепляюсь за его руку и сам себя не понимая, всматриваюсь в глаза людей: жителей, прохожих. Потом, позже, через несколько лет, я не раз буду проходить по этой дороге один. Эту же дистанцию, по этим же следам, таким же темпом. От памятника до перехода. Всего лишь несколько метров, пару десятков шагов, несколько минут. Опять те же глаза, несколько сотен глаз, разные, отличающиеся размером, цветом, формой.

Снова я увижу в них грусть, усталость, найду презрение, встречусь с болью, улыбнусь радости, отведу глаза от злобы, вновь задумчивость, переживания, заново, сначала, все опять... но я не увижу , не столкнусь, не найду, не отыщу, не замечу …

Их больше нет, даже среди десятков, сотен, тысяч прохожих. Те глаза, хоть одна пара глаз, ну пусть среди молодёжи, взрослых, стариков. Не имеет значения, парней, девушек, бомжей, столяров, учителей, школьников, старых бабушек, продающих семечки и дедушек, торгующих штучными сигаретами, cреди таксистов, официанток, среди “гагашов” и “афтошов, среди пантовых и безпантовых, гачгынов и коренных, азеристаров и ени улдузыв, военнообязанных и негодных, мега-супер и звёзд, дворников, сварщиков…их больше нет…

Ступеньки. Такие одинаковые и в тоже время разные. Первые три намокли, дождь смыл с них пыль и грязь.

Раз, два, три… вниз, по ступенькам, в подземелье, в страну Аида, на поле битвы, на поля боя, в схватку за жизнь, за выживание. Около входа, поставив потрёпанную шляпу, просит милостыню, обросший старик. Напротив него, удерживая себя с помощью костыли, протягивает руку молодой человек в военной форме. Мы оказываемся в переходе. Вокруг шумно, толпа продавцов, покупателей. Кажется никто никого не замечает, в тоже время все разговаривают, предлагают, отбирают, убегают, просто проходят, торгуют. Воздух тяжёлый, смешанный мочевыми испарениями и человеческим потом. Иногда, под ногами пробегают крысы.

Проходим мимо одной полки, второй, третьей… Отец что-то ищет. Я стараюсь держатся рядом. Вдруг среди всего этого шума и гама, до моих детских ушей доносится хриплый,

озверелый, свирепый мужской голос. Я застываю на месте. Меня притягивает этот голос, я весь в его власти, я иду к нему. Лабиринт, созданный людьми, мешает мне. Но чем ближе я подхожу, тем яснее слышу слова, выкрикиваемые волчьим голосом:

- Алын! Алын Колбасадан! Алын, йеин, сычын бу довлетин ичине! Алын! Алын колбасадан.

Мужчина, маленького роста, упитанный, с бородой, лохматыми от ветра волосами, маленькими, как пуговицы и пламенными от злобы глазами, держит в правой руке колбасу и выкрикивает раз за разом те же слова:

- Алын! Алын колбасадан! Алын, йеин, сычын бу довлетин ичине! Алын! Алын колбасадан!

Рядом, спрятавшись за отцовскими ногами, стоит маленькая девочка и, непонимающе, немножко смущаясь, смотрит снизу вверх на отца.

- Алын! Алын колбасадан! Алын, йейн, сычын бу довлетин ичине! Алын! Алын колбасадан!

Смотрит… теми глазами… кричащими глазами… глазами, кричащими о свободе, жаждущие свободу, мечтающее о свободе. Она хочет быть свободной, это крик ее души, ее разума. Она не хочет страдать, не хочет чтобы ею управляли. Это крик против несправедливости, унижения, против бедности, оскорблений. Крик, против хаоса, войны, беспредела. Она хочет быть счастливой, хочет играть как и другие дети, смеяться, радоваться, ходить в школу. Крик против насилия, крик доказывающий ее силу в то, что она будет бороться до последнего, против этого режима, за свою свободу, за свое право быть и жить свободной.

Крик… глаза… кричавшие, глаза…девочка…испуганная девочка, спрятанная за отцом… отец продающий колбасу…люди проходящие рядом… я…мой папа…подземный переход…ступеньки…последние три ступеньки...продавец…Академия…памятник…прошлое…

 

 

Баку 25.01.07

 

 

Указатель слов встречающихся в рассказе.

Алфавитный порядок не соблюден.

 

Алын! Алын колбасадан! Алын, йейн, сычын бу довлетин ичине* – Покупайте, покупайте колбасу! Покупайте, кушайте, насрите на это государство!