Всех оттенков зеленого краски,
   Спрячь-ка кисти свои, Ренуар,
   Малахитом бажовским из сказки,
   Разнотравья душистый угар,
   
   Задыхаюсь, дышу, надышаться,
   Не могу. И сознанье плывет,
   Не устану я вам умиляться:
   Конский щавель, душица, осот,
   
   А в лесу дух столетнего дуба,
   В балке маленькой звонкий ручей,
   Пью, хоть ломит от холода зубы,
   В миг забылись советы врачей:
   
   Одеваться тепло, опасаться,
   Сквозняков. Свое горло беречь,
   Я тобой не могу надышаться,
   Красота в спелых травах до плеч.

   Оленька, дорогая, простите, что вмешиваюсь в вашу дискуссию с автором "шедевра" про пижму и нары. Достаточно было первой вашей мудрой реплики - рецензии.
   Помните, у Пушкина:
   "И не оспоривай глупца".
   Ему все равно ничего не докажешь.
   Есть еще у Крылова
   "Ай, Моська, знать, она сильна"....
   Вот он напал на стих-е Рассветное купание Ф. Полак.
   Представляю, как набросится теперь на меня. Здесь есть группа бездарностей, агрессивно настроенных на тех, кто пишет лучше их.
   И не оспоривай глупца. Мудр был Поэт.

   Зоя, Вы совершенно правы. Я к этим же выводам пришла год назад, надо просто не замечать, что-то рецензировать, объяснять - бесполезно.

   Сподобил же меня Всевышний,
   Печальный ждал меня урок,
   На нарах выбрав ярус нижний,
   Я что-то резко занемог,
   
   Сказал пахан: "Ты, что- грубишь мне?"
   И слева кулаком мне в бок,
   Я на полу, а пол весь в пижме,
   Рассыпал с ней я узелок.
   
   В тюрьме талант поэта лишний,
   Шрам от виска на искосок,
   Мне б пирожка, с картошкой, с вишней,
   Пусть и не весь, хотя б кусок,
   
   О мать-Эвтерпа,ты простишь мне?
   Не смог связать я пары строк,
   Все от того что лишь о пижме,
   Я думал, свой мотая срок.

   ПРЕДЧУВСТВИЕ ОСЕНИ
   
   Сегодня день такой же, как вчера -
   Сияет солнце в небе раскалённом,
   И птичий хор, в июльский день влюблённый,
   Горланит песни радостно с утра.
   Всё как вчера – ромашек белый луг
   И запах трав, дурманящий и пряный.
   Вдыхаю воздух, и … совсем нежданно
   Я близко осень ощущаю вдруг.
   Какая осень? Может я больна!?
   Июльский зной, сейчас макушка лета!
   Но сжалось сердце… верная примета,
   Что скоро осень наступить должна…

   Облако спит
    (акрояс)
   
   Облако спит
   Белым пушистым зверьком,
   Лапы поджав.
   Август горит.
   Кровь наполняет теплом
   Острым, как страх.
   
   Свет заливает наш дом –
   Пыль на углах.
   Искры снимаю я ртом -
   Трепет в устах.

   говорун
   Ранней весною, когда еще свирепствовали холодные сибирские ветры, когда ива робко выводила напоказ семейство только что вылупившихся, желто-серых, как новорожденные утята, соцветий, скворцы деловито осматривали прошлогоднее жилье, носили перья, пух, сухие травинки в гнездо. При этом не забывали петь. Я с наслаждением слушала пение птиц и опусы моего скворушки. Он – говорун. Это из его рассказа я узнала, что в доме, куда он улетает осенью, есть мальчик Коля. А во дворе - куры, собака, гуси, кошка. Он мяукал, квохтал, лаял, кукарекал…. Не все коленца его песен я смогла расшифровать, потому что плохо разбираюсь в птичьих голосах.
   Прошло несколько дней. Мой певец стал все реже петь. Понятно: не до песен. В гнезде скоро появится потомство. Еще неделя, и - сначала робкие и слабые, а потом все более уверенные и требовательные голоса заполнили тесное жилище пернатого соседа. Теперь только успевай поворачиваться. Хорошо, если мороз не скует землю. Но если северный ветер набирает силу, скворец с супругой начинают утеплять свое жилище. В их клювах снова строительный материал. Мы знаем, что через день – два жди похолодания. И вот он, мороз, да еще какой! Выживут? Не замерзнут? Не пропадут ли с голоду? Выложила я во дворе остатки каши, чтобы их подкормить. Но пернатые соседи кашу почему-то не заметили. И ее съела большая старая ворона Карла, давний мой собеседник и друг. И заядлый враг скворцов. Однажды мы видели, что разгневанный скворец гонялся за вороной, возмущенно при этом крича. Карла понимала свою вину и, не дожидаясь бунта всех соседних скворцов, позорно удрала от маленькой птицы.
   Морозы миновали. Наши скворушки выжили. Требовательное «еще червяка!» становилось все громче. Птицы – родители работали без устали. Но к вечеру, когда уставшее солнце повисало над лесом как большая светящаяся елочная игрушка, взрослые скворцы собирались на проводах электролинии и отдыхали. Они не пели, только изредка перекликались. Птенцы в скворечниках умолкали, засыпали. Наступали часы покоя. Наши были там, но отличить их от остальных было невозможно. Отдохнув, птицы разлетались по домам. Вернулись и наши.
   Коротки летние ночи. Пока выспавшееся солнце еще блаженно потягивалось в рассветной колыбели, окрестные леса куковали, щелкали, свистели - звучал восхитительный гимн жизни. С течением дня мелодия эта становилась все тише. Долго распевать было некогда. Я любила в минуты отдыха, сидя в жаркий летний день под прохладным шатром березы, смотреть на наших трудолюбивых крылатых соседей.
   Они вместе поставили на крыло своих птенцов, а затем слетели из гнезда всем семейством поближе к лесу, обучать подросших детей самостоятельно искать пищу. Я видела стаи скворцов у водоема и на лесной поляне. А осенью они улетели в дальние теплые страны за новыми песнями, чтобы принести к нам раннюю весну.

   Летняя дачная ночь
    Небо тёмное-тёмное. Ни одной звезды. Над головой чёрная бездна. Ближе к реке, небо светлее. Вокруг трещат сверчки, на разные - высокие и низкие тона. Деревья вокруг невысокие, но кажется будто невидимые сверчки трещат высоко на невидимых звёздах. А голос у них, неприятный слуху. Будто насмехающийся.
    Тихо. В городе никогда нельзя услышать такой тишины. Но в тоже время, эта тишина будто наполнена чем-то таинственным. А в городе весь шум, и даже тишина... какая-то бессмысленная. Тихо...