Эдуарду Белтову Все, кто не видел знаменитой Федры, идите и смотрите, как старуха средь грязной сцены коммунальной кухни в соседский чайник подсыпает соль, большим бельмом кося под примадонну и героиню довоенной драмы - пока венецианскую бауту на пыльных антресолях травит моль... А Ипполит расстрелян на рассвете колючего, как проволока, утра: он списка кораблей до половины не дочитал... не помнит... не слыхал... И он не видел знаменитой Федры, и он не знал, как Федра знаменита за толщей закулисного дознанья, где ослепляет ламповый накал. В тот год воронья шуба поседела в удушливом, как память, коридоре, где очередь длинней, чем жизнь Сивиллы, не предсказавшей прошлое назад. К ней прежде тоже гости приходили на светлый праздник, заполночь, под утро, без стука, без звонка, - и вышибали резных дверей классический фасад подкованной кирзой... А на паркете бледнели лица редких фотографий из переписки легендарных дам. Все умерли: и Анна, и Марина, и друг их жизни Ося Мандельштам - все умерли. Апофеоз Расина. Финальный хор. Не пенье - отпеванье из панихид по стареньким знакомым, которые в урочищах Сибири валили кедр... Вдвоем и допоем под вечный вой служебных волкодавов про вычурный чубук в зубах у вохры... В чужбинном многоярусном вокзале Расин усоп на празднестве своем. Он не увидел знаменитой Федру, - зато она его в гробу видала в его парадном маршальском мундире с наградами, покрывшими живот. Всем, кто не видел знаменитой Федры, прослушать лекцию на том вокзале, где Федра только тем и знаменита, что всех и все всегда переживет... |