Что хочет автор. Литературные конкурсы

У них сегодня был "ресторанный день". Раз в неделю, иногда чаще, иногда реже, они с Ахметом разрешали себе расслабиться по полной. Им еще не успели подать горячее. Только и выпили по рюмке, когда позвонил Кныш. Виктор Никифорович был одним из первых водителей у Макса, спокойный, рассудительный мужик лет пятидесяти. Поэтому звонок Вольф воспринял довольно спокойно. Он был почти уверен, что вины его водителя в происшествии нет.

Исполнительный Николай стал заводить лендровер, как только Макс и Ахмет вышли из ресторана. Он был у Вольфа и личным водителем, и телохранителем, и чем-то вроде старшего диспетчера, когда в отсутствии шефа надо было принимать срочные решения. По раз и навсегда установленному правилу Николай никогда не обедал вместе с шефом.

- Коля, мигалку на крышу и на Южное шоссе. Кныш сбил человека.

Лендровер числился на балансе фирмы "аварийно-технической машиной", поэтому мигалка была установлена совершенно законно, правда, стоило определенных усилий, чтобы менты "забыли" об отсутствии соответствующей надписи на борту лимузина.

На большой скорости лендровер мчался по осевой линии к выезду из города. В полукилометре от городской черты, там, дорога приподнялась метров на пять выше окружающей болотистой местности, хищной птицей над шоссе навис модерновый стационарный пост ГИБДД. В последние годы "гаишники" окружили свое детище бетонными блоками, от чего стали походить на армейский блок-пост. В сотне метров за ним виднелись знакомый зеленый автобус и несколько легковых машин возле него.

...Макс не обманулся в своих ожиданиях: водитель "двадцать третьего" автобуса (это был гаражный номер одного из сорока "Мерседесов", принадлежащих Вольфу) Виктор Никифорович Кныш оказался невиновен в ДТП. На черепашьей скорости проехав мимо поста ГИБДД, он только-только начал набирать скорость, когда на шоссе, вслед за отбившимся от небольшой отары коз животным, метнулась какая-то старуха. Почти остановившейся автобус лишь слегка толкнул пожилую женщину. Но удар головой об асфальт оказался для нее фатальным. У старухи показалась розовая пена изо рта, она слегка дернулась и умерла еще до того, как Кныш успел открыть дверь автобуса и подбежать к ней. Все это произошло на глазах не только у пяти-шести пассажиров почти пустого автобуса, но и фактически на виду у гаишников.

Октябрьский ветер пытался бесстыдно задрать юбку у трупа, обнажая безобразно толстые, опухшие ноги старухи. Ни у трупа, ни у стоящего рядом автобуса с бегущими серыми хищниками на зеленых бортах (что указывало на русский перевод фамилии владельца фирмы) не было ни малейших видимых следов столкновения. Санитары из "скорой" готовили носилки, чтобы забрать труп. Молодой капитан и несколько сержантов проформы ради измеряли тормозной путь автобуса.

Старший "гаишник" подошел к Максу, представился:

- Капитан Никоненко. Вы, что ли, директор автопредприятия?

- Да, я владелец фирмы.

30-летний капитан оценивающи посмотрел на стоящего перед ним совсем молодого парня в кожаной куртке . Все, что он о нем думает, ясно читалось в его глазах. Макс видел этот взгляд десятки раз и даже слышал как говорили за спиной: "Папаша у него - крупная шишка, берет взятки портфелями "зеленых", а фирму оформил на сынка".

- Вот и ошиблись... -пробормотал Макс.

- Что? - опешил капитан.

- Да нет, это я так. Что будем делать?

- Что? Да ничего. Спишем старуху, дело-то ясное. Но водителя надо отвезти на экспертизу.

Вольф пожал плечами: - Делайте, как положено.

Он повернулся к лендроверу: - Николай, отвези пассажиров на автовокзал и поменяй им билеты.

- Не надо, шеф, сейчас подойдет резервный. Я вызвал.

- Тогда пересядь на "двадцать третий" и гони его в гараж. Автобус можно забрать? - обратился Макс к капитану. Тот согласно кивнул головой.

Вольф с минуту думал. Потом вновь обратился к капитану:

- Как вас звать, товарищ капитан?

- Алексей Борисович, а что?

- Нас, Алексей Борисович, меня и Ахмета, звонок вытащил из ресторана. Мы выпили. Вести лендровер мы не можем. Вы бы не согласились с нами проехать, а назад вас отвезут.

Капитан ухмыльнулся: - Не мудри, "шеф". Дело ясное. Никто твоего водителя не засудит.

- А я и не боюсь, даже если засудят. Так как?

Капитан пожал плечами: - Поехали.

Пока "гаишник" рассматривал рычаги явно незнакомой ему машины, Вольф вспомнил:

Бабкина мини-отара мирно паслась у обочины, объедая в быстро наступающих сумерках остатки пожухлой осенней травы. Капитан осторожно съехал с насыпи на проселок, к стоящим в полукилометре нескольким домишкам. Видимо, когда-то здесь был железнодорожный разъезд, пока наступление миллионного города не сделало его ненужным. У калитки одного из домов тарахтел колесный трактор. Капитан поманил рукой тракториста.

- Вы здесь живете?

- А где же еще.

- Авария случилась, вон там. Бабуся коз пасла и под автобус попала. Насмерть. Не знаешь кто?

Пьяный, кривой на один глаз, заросший недельной щетиной тракторист, мгновенно протрезвев, перекрестился.

- Батюшки, Драндычиха ...

- У нее тут родственники есть?

- Одна она, с внучкой Катей. Машка, шалава, уже второй год не появлялась.

- Какая Машка?

- Да дочь ейная, пьянчуга.

- Внучке сколько лет?

- Во второй класс ходит. Или в третий, не помню.

- Тебя как зовут?

- Ты бы, Петро, коз загнал домой. Там они. А бабка где жила?

Петро показал на покосившуюся мазанку с крохотными окошками.

- Тут женщины какие есть?

- А как же. Моя стерва Клава. Еще Любка, Настя. Малярши они. В городе работают, а тут живут.

Крашеная блондинка Настя и черноволосая Люба оказались дома. Они только пришли с работы и их городская, вполне модная одежда как-то дико выглядела на фоне ужасающей нищеты кругом. Единственной современной вещью в доме был маленький японский телевизор, стоявший рядом с огромным тракторным аккумулятором. Это свидетельствовало о том, что в маленьком хуторе часто гаснет свет. Кто-то из соседей, скорее всего все тот же Петро, дал девчатам аккумулятор, чтобы они могли хотя бы смотреть свой портативный телевизор и не умереть от скуки в этой глуши, в получасе ходьбы от гигантского шумного города.

Вольф поздоровался с девчатами. Он дружно заголосили, когда им рассказали о случившемся. Макс полез в бумажник. Там было около пяти тысяч рублей и четыреста долларов. Подумав, что вряд ли здесь есть обменный пункт, Макс отдал российские деньги девчатам и попросил их организовать похороны старухи. Он также договорился, что пока старухина внучка останется у них и обещал позаботиться о девочке.

- Завтра я приеду, и мы все решим.

...Ведя лендровер на автобазу Вольфа, капитан Никоненко думал о том, что не все "новые русские" - законченные суки и, видно, этот молодой "шеф" не любит оставлять после себя выжженную землю. "Сколько он мне предложит? - думал Алексей, наслаждаясь управлением великолепной машиной. - Бутылку коньяка? Пятьдесят баксов "на цветы супруге"? И зачем я ему вообще понадобился - ведь дело ясное."

"Комната для приема пищи", как в советские времена называлось тайное помещение за кабинетом директора, оказалось в реальности двухкомнатной квартиркой со всеми удобствами, небольшой, но очень уютной. Капитану Никоненко не дано было знать, что у Макса нет никакого иного жилья, как и нет вообще никого и ничего своего на всем белом свете, кроме вот этой автобазы и ее содержимого. Хотя, конечно, у большинства людей в этой стране не было и десятой части того, чем владел Вольф.

Ахмет, чувствующий себя в квартире Вольфа как дома, приготовил закуску - они все были голодны, как настоящие волки - и поставил на стол бутылку коньяка. Выпив, Вольф с капитаном окончательно перешли на "ты".

- Вот что, Алексей, мне не нужно от тебя никаких нарушений закона. Выяснится, что Кныш виновен - сажай. Только сделай все как можно быстрее. Чтобы человек не мучался и работа не пострадала.

- Да не виновен он, это же ясно. Я завтра все и оформлю.

- Вот и прекрасно. А за работу я готов платить.

Вольф вытащил из бумажника оставшиеся там четыреста долларов:

- Дети есть? Сын? Купишь ему компьютер.

Никоненко до самого последнего момента думал: брать ему или не брать то, что предложат. Вообще-то он не был взяточником, хоть и работал в ГИБДД. Всю жизнь "гаишником" был его отец, оставаясь в сержантах до седых волос. Для отца не было большей мечты, чем увидеть сына милицейским начальником. Сам не безгрешный, он всячески отваживал сына от лихоимства, надеясь на его скорую карьеру. Судя по всему, сын должен был и на самом деле пойти далеко. Но сейчас ему предлагали нивесть за что полугодовую зарплату и отказаться он не мог. Ему действительно вдруг захотелось купить домой компьютер. И для себя, и для сына.

Убей Бог, Вольф и сам толком не понимал, почему он еще там, на шоссе, решил во чтобы-то ни стало задружить с молодым капитаном. Конечно, "гаишник" мог пригодится в дальнейшем, но сколько их в городе - сотни. Макс действительно терял деньги, если бы Кныш долго не работал. Но не такую сумму, какую отдал капитану. Однако так было "надо" - Вольф всегда доверял своей интуиции. Именно в силу своей интуиции он стал одним из самых преуспевающих людей в городе. Именно в силу своей интуиции он до сих пор не был убит, разорен, поглощен еще более сильными акулами молодого российского капитализма.

2. (ретроспектива)

Впрочем, одной лишь интуицией объяснять свой успех Макс не стал бы.

Максим остался круглым сиротой в неполных восемнадцать лет, когда умерла от рака мать. Отца он вообще не знал, мать рассказывала о нем с неохотой. Только как-то однажды она сказала, что отец Макса погиб в Афганистане, в самом начале той десятилетней войны. Судя по тому, что у Макса и матери была та же фамилия, что и у деда - мать никогда не была замужем. Они происходили из старинного немецкого рода, чьи предки еще при Екатерине Великой переселились в Россию и полностью обрусели .

Но, собственно говоря, сиротой Макс себя никогда не чувствовал. Сиротство связано с бедностью, а семья Вольфов была по советским меркам более чем обеспеченной. И дед, и бабка являлись профессорами юридического факультета университета, мать защитила там же кандидатскую диссертацию, когда Макс еще не пошел в первый класс. Они жили вчетвером в громадной квартире в так называемом "сталинском" доме, в самом центре города. Макс учился в престижной школе с углубленным изучением иностранных языков, одновременно посещая спортивную и музыкальную школы. Каждый год ездил с матерью на море на все лето.

Старшие Вольфы горбачевскую перестройку уже не застали - их единственная дочь была очень поздним ребенком. На некоторое время матери и сыну пришлось отказаться от привычного образа жизни - зарплаты доцента университета стало катастрофически не хватать на жизнь. Однако вскоре мать решила повременить с работой над докторской диссертацией и устроилась по совместительству в юридическую фирму. Через несколько месяцев они стали жить даже лучше, чем при стариках-профессорах. Мать и внешне как-то разом резко переменилась, начала носить в свои сорок лет очень короткие юбки, чего не позволяла себе и в молодости, употреблять яркую косметику. Несколько раз, когда Макс уже заканчивал свою школу, переименованную к тому времени в лицей, мать звонила с работы домой и сообщала сыну, что останется ночевать у подруги. Макс был этому безмерно рад - в доме уже появился компьютер, и можно было до глубокой ночи проходить уровни любимой игры, одно название которой делало его супергероем. Игра, самая распространенная в те годы, называлась "Wolf". Вольф играл в "Вольфа".

Не попасть учится на юрфак университета, где каждый преподаватель знал два поколения Вольфов, он, золотой медалист, попросту не мог, несмотря на громадный конкурс. Так и случилось. Макс сдал все предметы на "отлично" и был зачислен. А месяц спустя мать заболела. Точнее, заболела гораздо раньше, но только в октябре 1995 года, увлеченная новой работой, никогда ранее неслыханными доходами, и, наконец, долгожданным, пусть и женатым любовником, она вдруг почувствовала, что ее организм съедает какая-то неведомая сила. И это уже нельзя было объяснить одной лишь безмерной усталостью. После посещения врача ее тут же положили на операционный стол, но сделать что-либо было уже поздно. Она быстро угасала, лежа в палате интенсивной терапии онкологического института.

Макс навещал ее каждый день и подолгу сидел рядом с койкой. За три дня до смерти мать, неузнаваемо состарившаяся за месяц, заговорила с Максимом о его будущем:

- Ты уже взрослый. Мы с дедом дали тебе все, что могли. Не лезь в похоронные дела, я уже попросила сослуживцев, они сделают, что положено. Когда я умру, найдешь на антресолях в кухне шкатулку. Там две тысячи долларов. Тебе их хватит на полгода. И сразу займись продажей квартиры, на моей фирме помогут это сделать. Квартира наша очень дорогая, стоит 60-70 тысяч долларов. Еще пять тысяч - дача. Так что ты - человек обеспеченный. Продашь, купишь себе небольшую квартиру, тысяч за десять, а на остальные деньги окончишь университет и аспирантуру. Прошу тебя, не пускайся в авантюры. Вся эта катавасия в России продлится еще лет десять, а потом лавочник по-прежнему будет лавочником, а профессор - профессором. И еще: я попросила, чтобы за тобой приглядели на первых порах. К тебе придет мужчина, который назовется Иваном Николаевичем, сделай так, как он скажет.

Мать помедлила, собираясь с силами:

- Я никогда не говорила тебе об отце. Он был хорошим человеком, но легкомысленным. Мне запрещали с ним встречаться. После второго курса его отчислили из университета за неуспеваемость и тут же забрали в армию. Я еще тогда не знала, что беременна. Если хочешь что-то узнать об отце, найдешь АТП №5. Там работает Николай Поспелов. Они вместе с отцом служили в Афганистане. Сергей погиб на его глазах.

"Значит, я на самом деле Максим Сергеевич" - удивился в душе Макс.

- Как была фамилия отца? - спросил он у матери.

Неожиданно она улыбнулась, впервые за несколько недель:

- Волк. Сергей Александрович Волк. Мы ведь и познакомились с ним через эти наши звериные фамилии. Смешно: русский волк и немецкая волчица. Так что можешь не менять фамилию. Она у тебя и так волчья. А теперь иди. Я устала. Позови медсестру, пусть сделает мне укол.

...Иван Николаевич пришел через неделю после похорон. Макс видел его на кладбище и теперь каким-то третьим чувством понял, что это и есть бывший материн любовник. Седой, стриженный под ежик мужчина производил впечатление очень властного человека и Макс совсем не удивился, когда тот представился руководителем частного охранно-розыскного бюро. Иван Николаевич детально изучил входную дверь квартиры, окна, балкон и лоджию, что-то замерил. Через день он пришел вновь, но уже не один, а со своими работниками. Массивную дубовую дверь профессорской квартиры усилили стальным листом, установили новые замки, охранную сигнализацию. Уходя, Иван Николаевич вручил Максу мобильный телефон:

- Ходи постоянно с ним. Телефон проплачен на три месяца вперед, но не злоупотребляй. Не больше пяти звонков в день. Если что, немедленно звони в любое время суток. Мой номер зашит в память. Нажмешь "Авто" и единицу.

- Сколько я вам должен?

- Это я тебе должен, хлопчик. Не пропадай. Пока.

На другой день после дорожно-транспортного происшествия с "двадцать третьим" Макс взял с собой Ахмета и вновь поехал на бывший железнодорожный раъезд. В хате Драндычихи гроба с покойной не оказалось. Соседки решили хоронить ее прямо из морга. Люба и Настя, взявшие по три дня отпуска, возились у плиты, готовя поминальные кушания. Петро суетился во дворе, освежевывая одну из бабкиных коз. Второклассница Катя, в мужской телогрейке и резиновых сапогах, сидела на крылечке хаты, безмолвно глядя на происходящее кругом. Вольф попросил Настю переодеть девочку и вместе с ними съездить в город. Он еще вчера навел необходимые справки и выяснил, что неподалеку, на той же южной окраине города уже несколько лет существует семейный детский дом.

По дороге заехали в магазин, где купили несколько тортов, коробок конфет и десяток упаковок кока-колы. Массивный, серый семейный детский дом, видимо, в прошлом был какой-то конторой, переданной властями многодетной семье Твердохлебовых под организацию новомодного дела. Возле входной двери остался квадрат штукатурки, покрашенный в другой цвет - когда-то тут висела доска с названием учреждения. Но благоустроить дом или хотя бы покрасить его в жизнерадостный цвет власти не додумались, а у семьи, конечно же не было средств. Лендровер немедленно облепила разновозрастная детвора. Макс, взяв Катю за руку, прошел в дом. Ахмет и Настя шли следом.

Через пару минут выяснилось, что главной в доме является громадная женщина за центнер весом - 50-летняя хозяйка, от смеха которой содрогались оба этажа здания. Ее тихий, низенький и худой муж за всю встречу не произнес ни слова. Поручив Катю своим старшим, хозяйка с ходу взяла быка за рога. Вскоре, и так не собиравшийся скупиться Макс, безропотно отдал Лидии Ивановне тысячу долларов на покупку большого телевизора (деньги тут же были отправлены за пазуху ее необъятной груди). Он также дал обещание, что его фирма постоянно будет делать благотворительные отчисления семейному детскому дому, а летом весь этот кагал - 27 человек - он отвезет на море, на своем автобусе. Выяснив, что Макс - сирота, Лидия Ивановна долго бранила государственные детские дома, словно Вольфу пришлось в них обретаться. Тем не менее, когда они расставались, Макс был уверен, что Катя попала в надежные руки и что с такой гром-бабой, как Лидия Ивановна, оформление опекунства не составит хлопот. "Навалится сиськами на чиновника - и хана мужику".

Они отвезли Настю в ее поселок. Она замешкалась, выходя из машины:

- Ребята, вы приезжайте завтра на поминки, а?

Ахмет похлопал ее по плечу:

- Обязательно приедем.

На самом деле он был далеко не уверен в согласии шефа и подумывал: не съездить ли ему одному. Обе девушки, точнее женщины, ему понравились.

Всю обратную дорогу Макс улыбался, глядя в окно и вспоминая жизнерадостную Лидию Ивановну. Да, иногда приходится вспоминать, что он сирота. Макс окунулся в прошлое.

4. (ретроспектива)

Со дня смерти матери прошло три месяца. Макс постепенно привык к одиночеству и жил, подобно роботу, по раз и навсегда заведенному графику: университет, затем вузовская читалка, из которой он возвращался домой часов в восемь вечера и сразу садился за компьютер. Друзей среди студентов он не приобрел. После того, как первая зимняя сессия им без труда была сдана на одни "пятерки", отношение большинства однокурсников к Вольфу еще больше похолодало. Если бы Макс не весил 85 килограммов при росте 190, наверное, дело дошло и до стычек. Но желания связываться с атлетом, спокойно допрыгивающим до баскетбольного кольца в гимнастическом зале университета, ни у кого не появлялась. Так, шушукались по углам. Обедал Макс в студенческой столовой, поэтому на питание уходило совсем мало денег.

Единственные существенные расходы он понес, чтобы приобрести модем и подключить свой компьютер к Интернету. На это ушло долларов 250, однако теперь он не чувствовал себя одиноким в своей громадной квартире. Можно было даже "поболтать", стуча по клавишам в режиме реального времени, с какой-нибудь дурочкой из штата Иллинойс или Северная Дакота. Английский после спецшколы он знал более, чем достаточно для такой болтовни. Мир внутри компьютера был куда интереснее, чем скучный мир снаружи. Очень скоро он понял, что большинство однокурсников только для того и пришли на юрфак, потому что с юридическим образованием воровать в России проще и безопаснее. А Интернет, особенно англоязычный, открывал перед ним мир людей, которые уже забыли о эпохе первоначального накопления капитала и искренне радовались жизни. Отсюда он почерпнул и много полезного, читая новинки юриспруденции прямо с полок Библиотеки Конгресса США, и много смешного. Однажды он в шутку набрал в поисковой системе Alta Vista две буквы "nu" и модем, захлебываясь от натуги, стал выплескивать на экран картинки с десятками обнаженных женских тел, рызыскивая по всему свету файлы с таким названием.

Но женщины его почти не интересовали. Все чаще он задумывался над куда более важным для него вопросом: кем он станет после окончания вуза, какую юридическую специализацию ему выбрать и вообще - хочет ли он стать юристом, как его мать, дед, бабка? Ведь никакой предрасположенности к этой профессии, как, впрочем, и к любой другой, у него не было. Поступил он в вуз лишь потому, что так было надо, так было принято в его семье. Он не мог сказать, что юриспруденция ему отвратна. Напротив, начав изучать азы профессии, он уже чувствовал, как становится более осмысленным его взгляд на мир. Но с другой стороны, эта профессия, как и любые другие гуманитарные, например, профессии историка, психолога, журналиста, не создавали в этом мире ничего осязаемого, а лишь выстраивали правила игры для других людей. Его тяготила эта искусственность, вторичность всего, что его окружало с первых дней жизни, он хотел иного, но и сам не знал, чего именно.

Пришла весна. Желание перемен усилилось, превратилось в какие-то смутные мечты. Макс стал иногда после читалки бродить в одиночестве по улицам города, уже не стремясь, как прежде, к экрану монитора.

...Он сам не заметил, что забрел куда-то на окраину и пришел в себя только тогда, когда на него едва не наехал автобус, вывернувший из ворот какого-то предприятия. Автоматические ворота вновь закрылись, пропустив автобус, и на них Вольф с удивлением прочел: "АТП№5".

"Здесь работает этот, как его там, Николай Поспелов, друг отца" - вспомнил Максим. Он пошел к проходной.

У автомеханика Николая Ильича Поспелова был ненормированный рабочий день. Это обозначало, что работал он только тогда, когда этого сам хотел или когда без него не могли обойтись. Иногда не вылазил из мастерской сутки, а потом неделю пил пиво в забегаловке неподалеку. Но даже если бы он работал раз в месяц, его все равно держали и платили приличную зарплату. Потому что так, как знал он дизель или двигатель внутреннего сгорания, в этом городе не знал никто. По неведомым никому признакам он определял любую неисправность двигателя, послушав его секунд пять, а если тот вообще не желал заводится, консилиум заключался в минутном легком постукивании по движку гаечным ключом. С такой же легкостью, как автобусы автопредприятия, Поспелов чинил любую существующую в мире марку автомобиля, трактора, танка, катера. Это его качество нещадно эксплуатировалось начальством, которые тащили на диагноз к Ильичу бесчисленные "мерсы", "БМВ", "Чероки" и прочую навороченную придурь сильных мира сего. Расплатой за указанные услуги были, как правило, не деньги, а особое положение Поспелова на АТП. В директорский кабинет он мог запросто зайти в любой момент и на глазах ошарашенных новичков спокойно открыть бар, налить себе сотку коньячка. Если кто-то из городского начальства, нуждающийся в его услугах, не проявлял к нему должного почтения и отказывался с ним пить, никакими силами заставить Ильича выполнить работу было нельзя. Поэтому, постоянно вращаясь в высших сферах, он лучше директорского шофера знал всю подноготную предприятия: какие доходы скрываются от налогообложения, кому дают "на лапу" и сколько, где живет любовница шефа и сколько комнат в ее квартире. Однако задавать вопросы об этом даже сильно кирному Ильичу было бесполезно, так как он чинил машины и тем, кто завтра по одному только жесту начальства мог отправить его в мир иной.

Узнав, что у проходной его ждет некий Вольф, Поспелов, уже успевший "накатить" к девяти часам вечера грамм триста, пытался вспомнить откуда ему известна эта фамилия, и не вспомнил. Но так как уже все равно он засиделся в мастерской, он пошел к проходной. Рабочую одежду он не носил, поручая выполнить всю грязную работу другим механикам, сам лишь мыл время от времени руки в бензине, отчего они стали похожи на клешни рака.

- Какой такой Вольф? - Ильич увидел возле дежурного высокого парня.

- Здравствуйте, мне говорила о вас мать. Моим отцом был Сергей Волк, - сказал Макс.

Поспелов долго вглядывлся в его лицо.

- А что, ты похож на Серого. Пойдем, накатим пивка.

Ахмет почти не сомневался, что Вольф не поедет на поминки. Подоплека приглашения Насти была вполне ясна, а самой большой загадкой для Ахмета был вопрос: кто на самом деле его шеф - голубой или импотент? Проработав с Максом год, Ахмет много раз был вместе с ним в кабаках, спаивая нужное начальство или попросту , чтобы выпить для разрядки после тяжелого рабочего дня. Макс не был пьяницей, но свободно мог опрокинуть несколько рюмок водки, абсолютно не хмелея. Мог и потанцевать с ресторанными барышнями, но все попытки его "клеить" оканчивались ничем. 25-летний Ахмет, как и его 23-летний патрон, был холост. Приходилось исхитряться: договорившись с дамой, вести шефа на базу, пить с ним кофе, а потом возвращаться к временной даме сердца. Часто оказывалось, что последней к тому времени и след простыл.

Ахмет безмерно удивился бы, если ему открылась правда: его шеф был девственником, страшно стеснялся этого, но положительно не знал, как перешагнуть черту. Наверное, из-за того, что в последних классах школы он жил в семье без мужчин, а еще из-за интенсивных занятий спортом, сексуальные вопросы начали его волновать куда позже, чем других одноклассников. В их очень приличной школе-лицее строго следили за нравственностью учащихся, мам-девятиклассниц здесь быть не могло, но любовные романы - до черты - были в порядке вещей. Макс относился к ним с иронией. Позже, когда умерла мать, враждебное отношение части однокурсников фактически отрезало его от общения с женской половиной курса. А других женщин вокруг него просто не было.

Но сейчас положение становилось для Макса опасно ненормальным. Причем, его не столько мучили неосознанные желания (хотя он предусмотрительно запретил себе вытаскивать из Интернета хоть что-либо связанное с другим полом), сколько его, рационального по природе, беспокоила мысль, что он рискует свыкнуться с нынешним положением вещей и как бы стать недочеловеком. Волновало и другое: как относятся к его поведению окружающие, тот же Ахмет. Он уже понял одну из важнейших истин этого мира: хочешь достичь многого, будь похож на всех.

Несколько раз он блефовал: подмигнув Максу, садился один в лендровер и ехал в другой город. Там сидел до закрытия в каком-нибудь неприметном заведении и заполночь возвращался домой, на базу. Он знал, что о времени его возвращения Ахмет обязательно спросит у ночного дежурного. Ведь это, в общем-то, входило в круг полномочий Ахмета. Но обман не мог продолжаться бесконечно. Однако от мысли, что премудростям любви придется учится у ресторанной проститутки, Вольфа бросало в холодный пот. Он представлял, как она ухмыльнется, поняв, с кем имеет дело, и как на другой день будет с хохотом рассказывать об этом подругам и другим своим кавалерам, может быть. тому же Ахмету.

Стремясь не выдать себя, Макс в день похорон Драндычихи вызвал к себе Ахмета:

- Ну так как, поедем на поминки? Наши малярши вроде ничего. Чур, моя Настя.

Ахмет остолбенело смотрел на шефа.

6. (ретроспектива)

- Там, в Афгане, многие по-глупому гибли, считай половина, а может и больше. - Поспелов прихлебнул пива из кружки. В забегаловке кроме них уже никого в этот час не было, но хозяин терпеливо ждал, когда уйдет его постоянный клиент. - А сотку не выпьешь? Ну, как знаешь, а я выпью. За помин его души. О чем я? Да, вот о чем. Гибли люди от гепатита, от дизентерии, а еще чаще от собственной глупости. То кто-то автомат начнет чистить, а в стволе досланный патрон, то танк на ремонте задом сдает и кого-то давит, то решили по кишлаку прогуляться, и исчезли бесследно. А Серого, батю твоего, просто шальная мина накрыла, на базе. Кругом горы, лето, зеленка. Душманы припрут на ишаке по горным тропам миномет, пальнут раз пять, пока вертолеты не взлетели, и деру. А двух-трех человек как не бывало. Раз у соседей так вот попали в штабную палатку. В батальоне ни одного офицера не осталось. Ты чем занимаешься? - неожиданно переменил тему Николай Ильич.

- Студент. И круглый сирота. Шел бы ко мне в подручные. Я бы из тебя аса сделал за три года. Парень ты вроде серьезный. И учился бы. На вечернем.

Макс помотал головой, отказываясь.

- А зря. Получал бы прилично. Сейчас на транспорте знаешь, какие деньги крутятся? Тебе и не снились. Живые деньги.

То, что рассказывал Поспелов, никоем образом не соприкасалось с жизнью Макса. Но слушал он с интересом - пьяная трепотня 45-летнего автомеханика действительно была занимательной. Она поднимала занавес над самой жгучей тайной послереформенной России: откуда в нищей полуголодной стране рождаются фантастические капиталы, почему по улицам их города снуют сотни автомобилей, которые неспособны купить даже очень обеспеченные американцы, как строятся особняки площадью 700 квадратных метров, почему фешенебельные западные курорты переполнены "новыми русскими". Шел 1996-й год. В стране уже лопались первые финансовые пирамиды, до людей уже начало доходить, что деньги не рождаются из воздуха. Но на пассажирском автотранспорте, может быть не столь заметно, как в других отраслях, многие миллионы рублей все таким же фантастическим образом возникали из нечто эфимерного, именуемого жутким словом "пассажироместо".

Весь фокус заключался в упорном нежелании самих россиян требовать билет при оплате проезда на городском транспорте. В результате "общественный" автотранспорт, сверхрентабельный в стране, где 90 процентов населения не имеют личных машин, на бумаге, для фискальных служб выглядел как бы балансирующим на грани нулевой рентабельности. Три четверти доходов просто утаивались, уходили в карман владельцев в виде чистой, нигде не учтенной прибыли. Тогда, в 1996 году, считалось вполне нормальным, если городской автобус приносил его хозяину неденоминированных "поллимона" в день, то есть сто долларов "черного нала". За три месяца приобретенный в Германии за треть цены подержанный автобус полностью окупался. Рассказывая об этом Максу, Ильич никак не выдавал секретов своей фирмы, потому что говорил про общеизвестные вещи. Единственного, чего он не мог предположить, - это то, что его не вполне совершеннолетний слушатель сделает из сказанного весьма неординарные выводы. Не знал этого и сам Макс. От предложения работать в АТП он отказался, но еще несколько раз заглядывал к Ильичу, шел с ним в пивнушку и слушал его рассказы об отце и классной жизни работников пассажироперевозок.

...Пришла пора летних каникул. В приятный июньский день Макс сидел в шезлонге посреди просторной лоджии своей квартиры, пил купленное по случаю воскресенья пиво и думал, как ему поступить. Часть однокурсников Макса уже устроились на работу - таскать ящики в магазине или месить цементный раствор на стройке. Сироте тоже не мешало подумать о хлебе насущем. От материных двух тысяч баксов осталась треть, несмотря на природную бережливость Вольфа. Но работать не хотелось. И вовсе не потому, что Макс чуждался физического труда. На даче его приучали работать с пяти лет. И однако... Однокурсники, сами в большинстве не из бедных людей, считали его богачом. Один в четырехкомнатной квартире, сын и внук бывших преподавателей их юрфака ("представляете, сколько нахапали за экзамены"), сотовый телефон (Макс не отказал себе в удовольствии пару раз позвонить из аудитории без всякой на то нужды). И вот он - таскает ящики с вином и бройлерами в соседнем магазине. Не дождетесь! "Продам дачу, - решил Макс, - хватит денег на пару лет". И, довольный принятым решением, стал лениво разглядывать с третьего этажа своей квартиы ползущие по главной улицы машины. "Тоже мне бедняк! Да я могу продать квартиру, купить три автобуса и получать в месяц больше американского профессора". Эта мысль его сильно рассмешила. Он стал подсчитывать. "Подерженный автобус стоит, как утверждает Ильич, около 15 тысяч. Три - это 45 тысяч, даже четыре могу купить. Мать говорила - квартиру можно продать за 60-70 тысяч, дачу за пять. Пусть 70 всего. 60 - за автобусы, десять - за какую-нибудь "хрущобу". В день с четырех автобусов я буду получать четыреста долларов, в месяц... "

От конечной суммы у него похолодело во рту. Получалось, что где-то за полгода он может удвоить капитал, а если вложит все деньги в покупку новых автобусов, то за год учетверит его, а за два года станет миллионером. Всамделишним "баксовым" миллионером!

Он побежал в комнату за калькулятором. Вновь все пересчитал: "Через полгода - восемь автобусов, через год - 16, через полтора - 32..." Он считал и так, и сяк, и каждый раз в конце его расчетов на табло высвечивалась фантастическая цифра с шестью нулями.

Макс неизвестно зачем включил в комнате телевизор и около часа глядел на экран, не улавливая смысл действия. Затем ушел в другую комнату и включил компьютер. Посидел возле него, не касаясь клавиатуры и мыши.

"Миллион на блюдечке с голубой каемочкой. Вот уж мечта идиота. Новоявленный Остап Бендер"- пытался поссмеяться Макс над собой. Но ничего из его здоровой самокритики не выходило. Миллион завораживал своей осязаемостью. И Вольф решил: он не будет юристом. Как, впрочем, не будет и автобусником. Он станет делать деньги. Он будет миллионером. Голубая американская мечта властно поселилась в голову русского пацана с немецкой фамилией.

Он заснул под утро и проспал не более двух часов. В восемь утра он отыскал сотовый телефон, из которого не разу не звонил его владельцу, да и вообще никуда не звонил, кроме двух пижонских звонков из университета. "Телефон уже, наверное, давно отключен" - подумал Макс, но все же нажал на "Авто" и единицу. Он еще не успел сказать и слова, как на другом конце линии откликнулись: "Есть проблемы, мой юный друг?"

Очевидно, у собеседника был автоматический определитель номеров или какое-то подобное устройство.

Насте было двадцать девять лет. Вместе с Любой она приехала в этот город из маленького украинского городка, где не было никакой работы, а если работа и появлялась, то платили так мало, что плотные по своей природной конституции женщины стали напоминать топ-модели. Обе были замужем и обе развелись по одной и той же причине - хронический алкоголизм мужей. Обе оставили на Украине у бабушек своих малышек. В России они легко нашли работу на стройке и, чтобы привезти максимум денег домой, поселились в этом пригородном поселке, в заброшенном доме, фактически бесплатно, если не считать магарычей Петру. Тот опекал их, привозя на своем тракторе то ворованный уголь, то дрова для печки. От общения с мужиками женщины воздерживались, потому что мужики из их строительного кооператива были точь-в-точь, как и бывшие мужья-пропойцы.

...Поминки в хате Драндыхичи продолжались часов до одиннадцати. Сначала пили купленную на деньги Макса водку, закусывая ее бабкиной козлятиной, затем дружно запели. Затем опять пили. Ахмет было принес из джипа магнитофон, но чужая музыка никому не понравилась. Петро сходил за гармошкой. Пели и русские, и украинские песни, потом даже плясали под свой же аккомпанемент, забыв про скорбный повод, собравший их здесь. В разгар торжества зашел местный участковый. Ему налили. Как выяснилось, Драндыхича обещала дать участковому козленка, да вот умерла. Не стали выяснять, правда это или замаскированыый побор, погрузили в милицейский УАЗик козленка и участковый, довольный, уехал. Поминки закончились, когда Клава потащила вконец охмелевшего Петро домой. Но он, почти в бессознательном состоянии, все же умудрился прихватить с собой бутылку со стола.

Все стихло. Девчата, стесняясь, предложили Максу и Ахмету остаться в этой хате переночевать, а сами они пойдут к себе. Ахмет предложил другой вариант: уйти с Любой. Через минуту липовое сопротивление девчат было сломлено. Макс остался с Настей один.

Она подбросила угля в печку, застелила бабкину кровать нивесть откуда взявшимся чистым бельем, перетащила с внучкиной кровати вторую подушку, бросив на Макса короткий лукавый взгляд, и потушила свет в комнате. Макс не мог заставить себя встать со стула. От разгорающейся печки с незакрытым поддувалом было довольно светло. Он смотрел, как в двух метрах от него раздевается женщина. Это было совсем не похоже на дурацкие сцены раздевания в голивудском кино. Настя вроде как и не замечала его присутствия в комнате. Вот устал человек и ложится спать.

- Ну, иди же ты.

Макс вздрогнул. Как-то боком подошел к кровати и сел на краюшек. Осторожно погладил настино плечо. Его удивило, насколько горячо женское тело.

- Раздевайся же.

Макс, стесняясь как на медкомиссии в военкомате, когда тебя голого рассматривают женщины-врачи, кое-как разделся и лег рядом. Его обдало волной тепла. Еще больше смущаясь, он понял, что Настя чувствует, как растет его естество.

- Ну, давай же. Что с тобой?

Макс, цепляясь за соломинку, пробормотал что-то о Драндычихе.

- Ты что, боишься покойников?

Настя рассмеялась, а потом все поняла. Пять лет назад муж, придя пьяный с работы, стал ее избивать прямо во дворе их частного дома. Неожиданно через забор перемахнул соседский мальчишка лет шестнадцати и бросился ее защищать. Пока, наконец, приехала милиция, муж избил и ее, и соседского мальчишку. Мужа увезли, а Настя повела пацана в дом смывать кровь. Она была так зла на свою жизнь, на мужа-полуимпотента, что когда мальчишка стал сбивчиво, размазывая кровь и сопли, говорить ей о своей любви, она решилась успокоить его самым простым способом. И тот мальчишка вел себя точно также, как и Макс.

- Ах ты, мой девственник. Ну ладно, я тебя кой-чему научу.

Макс пытался слабо возражать. Но Настя уже взяла инициативу в свои руки. В буквальном смысле слова. Ей тоже было все это любопытно. А главное - отпал вопрос, мучившей ее весь вечер: хозяин роскошной машины, "новый русский", вполне мог ее чем-то наградить, а презервативов у нее не было. Однако девственник никак не мог быть больным. И Настя, вынужденно воздерживавшаяся почти год, постаралась отдать этому мальчишке все, чем наградил ее Господь.

Макс не спал ни минуты. Когда все же настойчивый Ахмет напомнил, войдя в хату, что сегодня у них тяжелый день, Вольф вынужден был подчиниться своему же подчиненному, но твердо решил , что он еще вернется в поселок. Сегодня же.

"Есть ли еще хоть один дурак в этой стране, - счастливо думал Макс, засыпая на заднем сидении лендровера, - который сначала стал миллионером, а потом мужчиной".

Еще месяц назад Вольф, подсчитав наличные и стоимость принадлежащего ему имущества выяснил, что все это превышает миллион американских долларов. А ведь как смеялся материн любовник, когда тот сказал, что хочет стать миллионером.

8. (ретроспектива)

Иван Николаевич пригласил его встретиться в частном гимнастическом клубе, где собирались "качки" со всего города. Макс нашел своего покровителя в зале, где шла тренировка то ли дзюдоистов, то ли каратистов - Вольф в этом не разбирался, к силовым единоборствам он был равнодушен, довольствуясь тем, что дала ему природа. Узнав, что дело к нему не срочное, Иван Николаевич еще с полчаса кидал на маты ребят моложе себя и выше ростом. Потом надолго ушел в душ.

Когда они, наконец, сели на лавочку в сквере, выслушав рассказ Макса, Иван Николаевич густо, взахлеб начал хохотать и при этом его волевое лицо сразу приобрело какие-детские черты:

- Так, значит, решил стать миллионером? Ну, брат, насмешил! За два года - миллион!

Отдышавшись от смеха, но продолжая улыбаться, материн любовник стал объяснять Максу азы современной жизни:

- Как ты думаешь, сколько людей в нашем миллионном городе могут достать из кубышки, не продавая никаких квартир, 50 тысяч баксов? Отвечаю: тысяч десять, а то и больше. А миллионеров сколько? Сотни две - те сопливые, что ездят на подержанных "мерсах" не в счет. Что же, остальные не хотят озолотиться, увеличить свой капитал в двадцать раз за два года? Не могут. Потому что "все схвачено". Твои автобусы спалят, тебя обложат рекетиры и чиновники, которые прекрасно осведомлены о реальных доходах каждого. И все это произойдет, как только ты станешь иметь хоть чуть-чуть больше, чем положено в этом городе.

Он продолжал:

- Ну, а если совсем серьезно, ты действительно случайно наткнулся на один из самых доходных вариантов делания денег. Но и нравы здесь самые крутые, пожалуй, из легального бизнеса только торговля водкой, бензином и автомобилями еще опаснее. Скажу тебе честно: у меня есть кое-какое влияние в этом городе. Если бы ко мне обратился крутой мэн лет тридцати, я бы мог ему посоветовать вложить деньги в автобусы и даже прикрыл бы его на первых порах. Конечно, если бы речь шла о пяти, пусть даже о десяти автобусах. Но "наваром" надо было бы делиться и очень хорошо. Не забывай, что речь идет, в сущности, об обмане государства. Другое дело, что наше милое государство выработало такие законы, что честно не работает никто. Однако тебя все сказанное не касается. Я давал обещание твоей матери, что буду тебя оберегать и не хочу стать виновником твоей смерти.

- Иван Николаевич, речь не идет о десятке автобусов. Только о четырех.

Иван Николаевич долго изучающе смотрел на Макса. Неожиданно он мгновенно размахнулся и выбросил руку вперед, имитируя удар в челюсть. Но Макс успел отшатнуться.

- У тебя хорошая реакция. Это обнадеживает. Ладно, пусть будет автобус. Один автобус.

- Два автобуса.

- Хорошо, пусть будет два.

Максу надо было ряд решить юридических вопросов, связанных с последствиями дорожно-транспортного происшествия - как официально оформить передачу Кати в семейный детский дом, как закрыть уголовное дело по наезду, которое автоматически возбуждается в случае смертельного исхода. В общих чертах он представлял, что ему нужно сделать, но для перестраховки решил зайти в районный суд и проконсультироваться у Надежды Ивановны, судьи, на участке которой находилась его автобаза. С ней он несколько раз сталкивался по работе, когда приходилось увольнять нерадивых водителей и механиков. Почти всегда Надежда Ивановна брала сторону не Вольфа, а уволенных им пьянчуг и бездельников. Доставшийся от социалистической эпохи КЗОТ до сих пор очень надежно защищает интересы уравниловки и трудно уволить провинившегося, даже если он помочится в кабинете директора. Каждый раз оказывалось, что какие-то казуистические правила при увольнении не соблюдены.

Но Вольф не обижался на Надежду Ивановну. Каждый делает свое дело. На то и судья, чтобы господин предприниматель не дремал. А дело свое она знала.

Надежда Ивановна была женщиной лет сорока, еще вовсе не увядшая, с высокой грудью и красивыми ногами. Она неизменно одевалась в строгий черный костюм и блузку с жабо.

После трех бурных ночей, проведенных с Настей, Макс поймал себя на мысли, что и на судью, годящуюся ему в матери, он смотрит как на потенциальный объект страсти. Ему стало стыдно, но сделать с собой он ничего не мог. Выслушав просьбу Максима, Надежда Ивановна вышла из-за стола своего рабочего кабинета, расстегнула тесный пиджачок, мягкой кошачьей походкой подошла к креслу и села рядом с Вольфом. Она начала объяснять ему порядок его действий, но Максу казалось, что он продолжает пялиться на круглые судейские коленки, на прикрытую полупрозрачной тканью грудь и он сгорал от смущения.

- Вам все понятно, Максим Сергеевич?

-...Да, конечно, я Вам очень признателен.

Он выскочил из суда. Напротив торговали цветами. Повинуясь внезапному решению, Макс купил три розы и вернулся в судейский кабинет.

- Думаю, Надежда Ивановна, Вы не держите на меня зла за наши прошлые пререкания?

- Ну что Вы, Максим, это же работа...

Потом он долго пытался вспомнить, что же сказала по существу его просьбы Надежда Ивановна, и решил, что, если он не хочет сойти с ума, то пора жениться.

10. (ретроспектива)

Все лето Макс (зачастую под неусыпным сопровождением двух мордоворотов, прикомандированных Иваном Николаевичем, больше похожих на бандитов, чем на охранников) занимался продажей своей профессорской квартиры, выписывал из Германии и растаможивал два 48-местных "Мерседеса", купил себе двухкомнатную "хрущобу", которую вновь оснастили охранной сигнализацией, обзаводился документами, разрешающими частнопредпринимательскую деятельность. Он даже получил водительские права, хотя никто и не требовал, чтобы владелец автобусов сам умел водить хотя бы мопед, и приобрел "жигуль" пятилетней давности выпуска , полагая, что времени у него будет вскоре в обрез. Но с дневного отделения юрфака не ушел - Макс имел право на свободное посещение занятий, так как был круглым отличником, .

Впрочем, оказалось, что его бизнес требует совсем мало времени. Дело в том, что самостоятельно эксплуатировать два автобуса, следить за их техническим состоянием, выпускать на линию и так далее - оказалось невозможно ни с юридической стороны, ни с финансовой. Не имеющему опыта "частнику" этого бы никто не разрешил, а если и разрешили бы - накладные расходы на обслуживающий два автобуса персонал съели бы весь "черный нал". Макс поступил также, как и многие мелкие "грызуны" вроде него - их автобусы приписывались к крупным автопредприятиям, которые и обеспечивали, за определенные отчисления, техническое обслуживание, выпуск на линию, контроль за движением и т.д. Крупным это тоже было выгодно, потому что, помимо полученных денег от "грызунов", они , борясь за сферы влияния с конкурентами, усиливали за счет "привлеченных" свой потенциал. Но в этом случае мелкие частные предприниматели, вроде Макса, фактически оказывались в роли классического капиталистического рантье. Если бы Вольф захотел, он бы мог бесконечно долго и беззаботно жить на доход от своих двух автобусов , не прилагая не малейших усилий к движению капитала.

Автопредприятие выбрал не он, а Иван Николаевич. Но вскоре Макс понял, что здешние порядки его не устраивают. Во-первых, доход от его автобусов оказался во много раз меньше, чем преполагалось. Хотя рэкетиры Макса не трогали - видимо, Иван Николаевич контролировал ситуацию - его автобусы, как и другие "привлеченные" автобусы, постоянно оказывались на самых невыгодных маршрутах, которые в обязательном порядке навязывались автопредприятию городом. "Привлеченные" автобусы ломались подозрительно чаще, чем свои, и это тоже было формой взимания дани. Наконец, "грызуны" были обязаны постоянно "отстегивать" на взятки реальным или мифическим чиновникам.

В один прекрасный день Макс вновь взял в руки калькулятор и с ужасом обнаружил, что его все же достаточно солидная "рента" - около тысячи долларов в месяц - не покрывает амортизационные расходы на автобусы. Если его старенькие, бьющиеся на колдобинах окраинных городских маршрутов автобусы окончательно выйдут из строя раньше, чем через два года, то для покупки новых ему придется добавить деньги из резерва, оставшегося после продажи квартиры. Иначе говоря, автобусы проедали сами себя.

Подумав, он решил сходить к Поспелову.

Автомеханик некоторое время был ошарашен чудесным превращением "бедного студента" в капиталиста. Но накатив сначала одну, потом еще одну сотку водки пришел в себя и даже повеселел:

- Вот что, Серый, тьфу тебя, Макс, а ты перебирайся от этих охломонов в наше АТП. Тут гавнюков, конечно, не меньше, но ты же знаешь как ко мне относятся... Скажу, что ты мой племянник, пусть кто-нибудь попробует...

Он погрозил в воздух кулаком. Хозяин забегаловки, восприняв это жест как призывающий, тут же принес две кружки пива.

АТП №5 было самым крупным в городе - более 500 машин. Поэтому его директору не стоило труда оказать услугу Ильичу, поставив два автобуса его племянника на выгодные маршруты. Вообще-то говоря, директор был уверен, что автобусы принадлежат самому Поспелову - решил на старость подзаработать. Хотя Ильич никогда не просил денег за свои услуги, он и не отказывался, когда богатые клиенты совали ему сотню-другую "зеленых" в нагрудный карман. Будучи модным машинным "кутюрье", Ильич уже давно перешел ту черту, когда не ты работаешь на репутацию, а репутация на тебя. Стоит сказать в обществе: "Вчера Ильич полазил в моей лайбе" и все поймут, чего ты стоишь. К тому же, считал директор, Ильич вполне мог купить какой-нибудь автохлам за бесценок и сделать из него конфетку.

Так или иначе, а доходы Макса, после перехода в АТП№5, вскоре выросли в пять раз, то есть почти до тех самых величин, о которых когда-то рассказывал Поспелов. Автобусы же магическим образом перестали ломаться. Некоторое время спустя директор АТП выяснил, что студент второго курса юрфака Максим Вольф прекрасно разбирается в хозяйственном праве. Его советы порой оказывались очень ценными и экономили кучу денег. Поэтому, когда автопарк 19-летнего частного предпринимателя возрос до четырех автобусов, их по-прежнему ставили на выгодные маршруты.

Прошло еще немногим более года. В день, когда Вольфу стукнуло двадцать, он вскрыл пол в спальной комнате своей "хрущобы" и излек оттуда стальной чемоданчики для инструментов. Вместе с деньгами, оставшимися от продажи квартиры, у него было на руках больше 150 тысяч долларов. Можно было открывать полноценное собственное дело.

В университет Вольф ходил примерно трижды в неделю, на одну-две лекции. Его бывшее положение круглого отличника существенно пошатнулось, однако пришло другое существенное качество - он научился давать взятки. Хотя именно от него взятки брали неохотно, стыдливо, памятуя о его покойной матери и старших Вольфах, чьи портреты украшали музей юрфака. Но Макс всем своим видом показывал, что это не взятки, а так, дружеская поддержка, и без пяти минут выпуснику прощали все.

Но дипломную работу он все же решил написать самостоятельно, не прибегая к помощи "негров". Теперь каждую субботу и воскресенье он просиживал, как некогда, в читальном зале, обложившись литературой. У него было свое любимое место в углу зала и, когда однажды он увидел его занятым какой-то девушкой, то, не задумываясь, плюхнулся рядом.

- Я всегда здесь сижу, - ответил он на ее немой вопрос.

Та пожала плечами. Девушка переводила со словарем какую-то статью из немецкого журнала. Работа у нее шла медленно. Макс не выдержал ее мучений, отобрал журнал и стал вполголоса переводить текст с листа. Немецкий язык он даже не считал для себя иностранным, хотя фактически был немцем по крови в лучшем случае на одну восьмую. Девушка внимательно слушала. Вскоре он уже знал, что она историк, тоже на последнем курсе и пишет дипломную по истории Венского конгресса 1814 года и Священного Союза.

Вольф пригласил Нату - так звали девушку - поесть мороженого. В кафе можно было не говорить шепотом и Максим, чувствуя себя отныне свободным в обращении с противоположным полом, разошелся.

- О Венском конгрессе лучше писать, сидя в Вене, - разглагольствовал Макс. - Пить венский кофе, а по вечерам ходить в венскую оперу.

- Отличная мысль, - в тон ему ответила Ната. - Особенно, если у тебя папа - миллионер и можно по выходным летать в Вену.

За самым малым Вольф не успел сказать, что он сам - миллионер. Но тут же до него дошло, что эта сцена будет до слез напоминать известную концовку "Золотого теленка".

Он прикусил язык. И его озарило.

- Видите ли, уважаемая выпускница, вы будете смеяться, но поездка в Австрию вполне реальна. Я - директор небольшого автопредприятия. - В подтверждение своих слов Вольф вытащил из кармана удостоверение, выданное самому себе. - Так вот, на следующей неделе я, по поручению своей головной московской фирмы - Его несло и несло - должен лететь именно в Вену приобретать автобусы, и ни один, а с переводчицей. О том, что я свободно говорю по-немецки, на фирме не знают. Будете моей "переводчицей", а?

Ната широко открытыми глазами смотрела на Вольфа.

- Думайте, думайте, все равно деньги сгорят.

- Мы будем жить в разных номерах?

- Разумеется.

Ната завороженно обдумывала фантастическое предложение от человека, с которым знакома меньше часа. Потом обреченно махнула рукой:

- Мне все равно этого не разрешат родители. И вообще - у меня нет загранпаспорта.

- Какая ерунда. Родителям скажите, что решили на неделю уехать к подругам на дачу, где никто не будет мешать готовиться к экзаменам. А загранпаспорт мы выправим за три дня.

Макс еще час уламывал Нату, пока та согласилась поехать.

Неделю спустя, в Австрии, она сказала ему, что решилась ехать только в силу одного обстоятельства: подозрительные люди не знают языков и про Венский конгресс 1814 года. Знала бы она, как это обманчиво.

12. (ретроспектива)

Макс приобрел разом восемь автобусов, доведя их общую численность до двенадцати и арендовал бывший гараж развалившейся строительной фирмы. Несколько "штук" зеленых он употребил на благоустройство двора, ремонт боксов и административно-бытового помещения. Здесь же организовал и собственную квартирку, продав "хрущобу". Кажущееся бессмысленным благоустройство временно арендованной территории оказалась очень полезным для будущего миллионера. Ибо, когда рассвирепевший Иван Николаевич прибыл посмотреть, как без его ведома подшефный пацан решился строить свою автоимперию, уют, царящий на территории автобазы, натолкнул его на гениальную мысль.

Разом успокоившись, он сказал Максу:

- А не создать ли нам образцово-показательное предприятие капиталистического труда?

Суть идеи, высказанной Иваном Николаевичем, была простой. Город, в котором они жили, как и вся Россия, во многом существовал за счет подачек Запада и того, с чем делился с областью центр. Чуть ли не каждую неделю в город приезжали эмиссары Мирового банка, ЕЭС, Москвы смотреть и контролировать, как тратятся их деньги. Эмиссаров возили, как и в советское время, по так называемым "объектам показа", иначе говоря, туда, где царил относительный порядок. "Вот, смотрите, как успешно развивается у нас малый и средний бизнес!"

Чем постоянно сражаться с мафией помельче, Иван Николаевич предложил Максу уйти под крыло самой могучей мафии города - городской власти. Став "объектом показа", Вольф мог не бояться, что его завтра начнет разувать различная шелупонь. Напротив, тем же ментам дадут команду приглядывать, чтобы на предприятии было все спокойно. Конечно, быть "объектом" - хлопотно. Надо держать себя постоянно в форме, тратить деньги на безукоризненное содержание парка, вообще быть "ударником капиталистического труда". Но с другой стороны, Макс получал и ряд преемуществ - его крохотному в масштабах города автопарка не навязывали убыточные маршруты, более того - как участник построения светлого будущего, он мог рассчитывать на хорошие кредиты под ничтожные проценты.

Спустя несколько дней Иван Николаевич привез на фирму Макса начальника городского управления транспорта, который сделал несколько царственных замечаний и дал добро на включение фирмы в число "объектов показа".

Спустя месяц Макс пришел в банк, уполномоченный вести городские финансы, и получил крупный кредит на приобретение за рубежом автобусов - 100 тысяч долларов. Он поставил под вексельным поручением свою подпись и дату: "16 августа 1998 года". На следующий день рублевый эквивалент выданной ему суммы вырос в два раза, а еще через неделю - снова удвоился. В стране произошел дефолт. Вместо намечавшейся покупки в Германии пяти машин, Вольф сумел приобрести десяток автобусов у обанкротившегося местного предприятия и еще оставил немалую сумму на резко подскочившие в цене запчасти.

Путь в миллионеры был открыт.

Спонтанное решение Вольфа слетать на неделю в Вену не было на самом деле таким уж диким. Во-первых, он действительно хотел выяснить, "что почем" в Европе и стоит ли ему при покупке очередной партии машин доверятся посредникам. Возможно, удастся наладить прямые связи. Во-вторых, в последние дни и недели произошло так много событий, что он впервые почувствовал себя уставшим и нуждающимся в отдыхе.

Вольф специально привез Нату в свой офис, чтобы рабочая обстановка автобазы отвратила девушку от подозрений о его дурных намерениях.

- Так, Ната, позвоним в паспортный стол. Как тебя полностью звать?

- Вообще-то я по паспорту не Ната, а Надежда. Надежда Федоровна Иванова. Но дома и на факультете меня зовут Ната.

Что-то мелькнула в голове Вольфа, но он не успел уловить мысль.

- Прекрасно, гражданка Иванова. Сейчас поручим нашим друзьям в три дня сделать тебе серпастый, молоткастый.

С помощью городских чиновников столь же быстро молодой предприниматель Вольф и его переводчица Иванова получили рабочие визы в страны шенгенского соглашения для совершения деловых сделок. Из мэрии Макс также принес официальное разрешение вывезти из страны 15 тысяч долларов "на представительские расходы".

Венский аэропорт поразил их... громадной толпой цыган, улетающих куда-то по своим делам. Они были одеты почти так же, как их российские одноплеменники, но выглядели идеально чистыми. Впервые Макс обнаружил для себя, как соблазнительно может выглядеть молодая цыганка в монистах, хотя видел их в своем городе сотни раз и не мог понять, что же интересного находили в общении с ними русские дворяне. В толпе встречавших их самолет кто-то держал плакатик с фамилией "TABAKOV" и, обернувшись, Макс безмерно удивился: рядом с ним стоял знаменитый актер и режиссер, правда, сильно обрюзший, не такой элегантный, как на экране.

Начиналась красивая жизнь с запахом гиацинтов. Но следуя версии о рабочей поездке, Вольф поселился с Натой в скромной гостинице возле Южного вокзала. Туда они и пошли сразу же, как только бросили чемоданы в своих номерах. Обычный вокзал, почти такой же как в их городе. Обычные киоски, набитые почти той же дребеденью, что и в России. Только вот на поездах, больше похожих на российские пригородные электрички были завораживающие надписи на лобовых стеклах электровозов: Берн, Милан, Париж, Мюнхен. Какая она маленькая, эта Европа.

Сама же Вена произвела на Вольфа, впервые побывавшем в немецкоязычной стране, то есть в каком-то смысле на своей прародине, странное впечатление. С одной стороны, его поразила громада собора святого Стефана, монументальность Хофбурга, циклопические памятники, вроде "Колонны чумы" на Гребене. С другой - все время казалось, что окружают его не подлинники, а муляжи, копии. Сравнивать Вену с Питербургом - все равно, что московский музей изобразительных искусств с его гипсовым Давидом и Эрмитаж. И соборы из песчаника, и гигантские статуи, ни единой из которых не найдешь в приличной антологии искусств. Иногда создателей всей этой дешевой пышности - правителей Австро-Венгрии - становилось даже жалко. Ну что это за император, если в своем гигантском дворце Шенбрунн он был вынужден загораживать окна ширмами от сквозняков, вместо того, чтобы как следует протопить помещение. Но следуя пожеланием Наты, которая своими глазами хотела увидеть все исторические здания, где три правителя - русский, австрийский и прусский - двести лет назад делили Европу, он покорно ходил от дворца к дворцу.

Они также побывали на галерке знаменитой венской Оперы (Макс мог бы раскошелиться и на партер, но там требовался фрак), обошли десяток кафешек и полсотни магазинов на Гребене. У Наты были свои деньги, немаленькие для студентки - около 500 долларов, на которые она накупила безделушек в последний день их поездки. От подарков же Макса она категорически отказалась.

Вообще Ната оказалась совсем иным человеком, чем можно было ожидать от девушки, решившейся поехать в другую страну с почти незнакомым ей человеком, - серьезной, рассудительной, почти такой, каким был сам Макс пять лет назад, пока его не посетила блаженная идея заняться бизнесом.

Макс, пользуясь своим свободным владением языком, за день уладил все свои коммерческие вопросы, выяснив, что, действительно, ему выгоднее напрямую покупать подержанные автобусы в Вене. ( О покупке новых он пока и не помышлял). Подписал договор о намерениях с одной из посреднических фирм и с удовольствием продемонстрировал его Нате.

Был конец ноября. Днем в Вене стояла теплынь, но к вечеру заметно холодало. Неловкие попытки Макса поухаживать за девушкой свелись только к тому, что когда они поздним вечером возвращались пешком из центра города, Ната согласилась укутать горло его толстым мохеровым шарфом.

В гостиницу они пришли около 11 часов вечера. На следующее утро надо было ехать в аэропорт. В натином номере они выпили по бокалу рейнского вина, закусив пирожными, купленными час назад. Вольф пошел к себе. Не спалось. К тому же закончились сигареты. Он оделся и пошел на вокзал. Купив пачку, не стал сразу возвращаться в гостиницу, а еще с полчаса бродил по соседним жилым кварталам, где стояли дома, похожие на его бывшую "сталинку".

Прикурив сигарету от зажигалки у подъезда одного из домов, он заметил как блеснула медная табличка рядом с квартирными домофонами. От нечего делать он присветил зажигалкой таличку с фамилиями жильцов. Многие фамилии были явно славянского происхождения, то ли чешские, то ли сербские. Последней же стояла фамилия "Wolf". Он вздрогнул.

Поцеловались они впервые с Натой у подъезда ее дома, куда Николай отвез их из аэропорта. Она чмокнула в щеку и все. Ната была одержима желанием рассказать о своей поездке родителям и взяла слово с Макса, что он этим же вечером придет к ним домой. Вольф согласился.

В семь часов, как было договорено, Макс с букетом роз позвонил в дверь натиной квартиры.

Дверь открылась. Он замер. В дверях стояла Надежда Ивановна, судья, и удивленно смотрела на гостя:

- Максим? Какими судьбами? У Вас что-то случилось? Господи, какая я глупая! Вы, очевидно, к Нате... Она предупреждала, что ждет гостей. Проходите.

- Это Вам, Надежда Ивановна. - Макс протянул букет роз.

- Ну что Вы, право, зачем тратите деньги...

Вскоре выяснилось, что Макс знает не только натину мать, но и ее отца Федора Петровича, который оказался ...доцентом юрфака, некогда работавшим с матерью Макса и одним из тех, кому Вольф, скажем так, оказывал дружескую поддержку "зелеными". В этом в общем-то не было никаких роковых киношных совпадений. Юристы, как правило, живут отдельным, особым кланом посвященных. Даже в миллионном городе они знают друг друга и заключают браки между себе подобными. Если бы Макс подумал раньше о том, как Ната, студентка истфака, оказалась в читалке юридического факультета, он и сам мог бы сделать вывод, кто ее родители.

Федор Петрович сразу увел его в крохотную комнатушку, которую он называл кабинетом, чтобы познакомить с коллекцией моделей машин. Показывая Максу смешное подобие его реальной автобазы, Федор Петрович прошептал:

- Максим, Вы понимаете, иногда требуются деньги на карманные расходы...

- Ну что Вы, что Вы, Федор Петрович, я - могила... Кстати, Федор Петрович, а обычная машина, не игрушечная, у Вас есть?

- Была "копейка", да сгнила.

- У меня в гараже есть старенький "жигуль". Бегает нормально. Может, поездите пока на нем?

С важным видом натин отец открыл подобие бара и вытащил оттуда бутылку суррогатного коньяка:

- Есть повод...

- Нет возражений! - рассмеялся Макс.

Через полчаса они с Натой за общим столом взахлеб рассказывали ее родителям о поездке в Вену и изучении материалов Священного Союза непосредственно во дворцах Хофбург и Шенбрунн. Надежда Ивановна восприняла их авнтюру достаточно спокойно, а вот Федор Петрович был сражен наповал и только крутил головой от восхищения.

Когда была выпита вторая бутылка коньяка, после той, в кабинете, Макс осмелел:

- Надежда Ивановна! Федор Петрович! Я прошу руку и сердце Вашей дочери.

Натка вскочила и убежала в свою комнату. Родители молчали.

- Может вам надо сначала окончить университет... - начала Надежда Ивановна. -И вообще, где вы будете жить? У тебя есть квартира? Конечно, как начальник АТП ты, наверное, получаешь неплохо...

Макс оглядел комнату, в которой они сидели. Стандартная квартира в стандартной девятиэтажке, стандартная мебель, грошовый уют...

- Я - не начальник АТП, Надежда Ивановна. Я - его единственный владелец. Сегодня у меня есть триста пятьдесят тысяч свободных, нигде не учтенных долларов. Я могу построить маленький дворец для Наты. И вы с Федором Петровичем будете жить вместе с нами.

В комнате повисла гробовая тишина.

Всю следующую неделю Надежда Ивановна пыталась выяснить по своим каналам, кто же такой Максим Сергеевич Вольф и главное - кто за ним стоит. Результаты получились неутешительные. Если верить полученной информации, то Вольф - никакое не подставное лицо, а действительно единственный владелец очень приличной фирмы. Но такого быть не могло, потому что не бывает никогда. Однако все очень компетентные люди из прокуратуры, милиции и даже ФСБ, у которых она как бы невзначай осведомлялась о Вольфе, упорно говорили ей об одном и том же - этот 23-летний парень и на самом деле хозяин фирмы.

Только один человек, в чьей осведомленности она не сомневалась, осторожно предложил ей справится о Вольфе у Князева. У Ивана Николаевича Князева, руководителя известного в городе охранно-розыскного бюро. Как он связан с Вольфом, уточнять отказались.

Поразмыслив, Надежда Ивановна решила, что никак не навредит возможному зятю, если позвонит сама Князеву. Ведь если Вольф всего лишь доверенное лицо Ивана Николаевича или стоящих за ним людей, то им нет никакого резона играть в кошки-мышки с будущей тещей.

Она набрала данный ей номер:

- Иван Николаевич, Вас беспокоит судья Плехановского района Надежда Ивановна Иванова. Кажется, мы когда-то знакомились.

- Рад Вас слышать, Надежда Ивановна.

- У меня к Вам вопрос о некоем Вольфе...

- Что натворил Макс? - прервал ее Князев.

- Ничего, если не считать, что познакомился с моей дочерью.

- Это ужасный поступок, - засмеялся Князев. - Вы не могли бы ко мне подъехать?

Кабинет директора охранного агентства лучше хозяина говорил о его могуществе. Вдоль одной из стен вытянулся стеллаж, под бронированным стеклом которого лежало все, чем один человек может убить другого. На другой стене висел некий "Кодекс чести" и чертежи, объясняющие суть расстановки людей при охране объекта. За массивным столом сидел сам Иван Николаевич, чье лицо показалось Надежде Ивановне знакомым.

- Вы раньше работали в ФСБ?

- Нет, в КГБ.

- Одна сатана...

- Ошибаетесь... Впрочем, это неважно. Так чем Вас заинтересовал мой подопечный?

Надежда Ивановна сказала, что не хотела бы отдавать дочь за бандита.

- А он и не бандит. Вы не поверите, но Макс - финансовый гений. Через десять лет я выйду на пенсию и пойду к нему охранником. Тогда он уже пригребет к своим рукам весь автопарк города. Впрочем, чего мы тут сидим, в этом скучном кабинете.

И, не спрашивая разрешения Надежды Ивановны, нажал кнопку селекторной связи:

- Тихон, я ухожу. Остаешься за старшего. Искать знаешь где, если что...

- Слушаюсь, Иван Николаевич, - прохрипел селектор.

Когда они проходили приемную, Надежда Ивановна заметила презрительный взгляд смазливой секретарши и усмехнулась в душе: "А я еще чего-то стою".

Прямо через дорогу в ресторане Князев занял столик на двоих, не спрашивая куда сесть, и приказал официанту: "Сделай, как положено".

"Как положено" оказалось вкусным и согревающим душу.

- Вот что, Надя, - Иван Николаевич как-то естественно перешел на "ты", показывая этим, что они - коллеги. - Ты за Макса не беспокойся. Хороший будет муж твоей, как ее..

- Гений ни гений, а жизнь ухватил сразу за самую сердцевину. Он - надежен. Да и я ему подставлю плечо, если надо. У него там два моих хлопца, командированные так сказать. Его водитель, Николай, и Ахмет, он вроде заместителя. Учти, Макс очень богат и еще не научился сорить деньгами. Так что и у вас с мужем жизнь изменется к лучшему. Денег, наверное, не густо, а? Твой, кажется, преподает на юрфаке?

Надежда Ивановна досадливо повела плечами:

- Защитил диссертацию и десять лет валяет дурака, щиплет по углам студенток. Слушай, - она тоже решила перейти на "ты": - А какое ты имеешь имеешь отношение к Вольфу?

- Это большой-большой секрет, - рассмеялся Иван Николаевич. - Здесь стены слушают. Лучше его рассказывать на конспиративной квартире. Ты не против?

С такой наглостью и быстротой ее еще никто не тащил в постель. Надежда Ивановна уже лет пять назад стала изменять своему мужу, когда до нее дошли слухи о том, что ее Федор ставит оценки смазливеньким студенткам после "экзаменов" в студенческом общежитии. Но вот так! Черт побери, каков красавец!

- Это что, укрепление связей с Плехановским судом или я тебе нравлюсь?

- И то, и другое, но в последнем еще надо убедиться.

- Тогда поехали.

...В течении двух последующих часов этот очень сильный мужик, который был старше Надежды Ивановны лет на пять-семь, ломал ее, мял, катал по широкой кровати "конспиративной" квартиры, заставлял принимать десятки поз, от которых хрустел позвоночник, пока Иванова не почувствовала себя полностью опустошенной. И счастливой.

Потом, абсолютно не замечая своей наготы, Князев пошел на кухню, сварил кофе с лимоном и коньяком и принес в комнату. Спокойно и обстоятельно, словно он был в галстуке на докладе, пересказал Надежде Ивановне историю своих отношений с матерью Макса и путь к миллиону последнего.

- Знаешь, Надя, единственное, о чем ты можешь жалеть, так это о том, что Макс женится на твоей дочери, а не на тебе.

Он по-хозяйски, оценивающе взял в руку грудь Надежды.

- Слушай, а бросай ты свой суд и иди работать ко мне.

- Не хочу конкурировать с твоей секретаршей.

- Заметила? Ну, стерва, - засмеялся Князев, относя последнее определение нивесть к кому - то ли к своей секретарше, то ли к Ивановой. И стал одеваться.

Макс так и не получил от Наты вразумительного согласия выйти за него замуж, хотя с того дня бывал у Ивановых два раза в неделю и ежедневно подвозил девушку до дома. Ната каждый раз говорила, что им надо лучше узнать друг друга, но не делала ровно никаких усилий для сближения, несмотря на экстравагантные поступки Макса. Он дал своему предприятию новое имя "Ната" и теперь оно громадными буквами на зеленых бортах автобусов то и дело мелькало у нее перед глазами. Он заключил договор с какой-то цветочной фирмой и теперь каждое утро в дом Ивановых посыльный приносил тюльпаны, срезанные за несколько часов до этого в Голландии. Но ответа не было.

Однако, судя по тому, как относились к Максу Надежда Ивановна и особенно Федор Петрович, которого он постоянно снабжал коньяком, свадьба была не за горами. И Макс решил купить дом.

Он выложил 150 тысяч долларов за недостроенное строение на тихой окраине города, где селились нувориши, и всю весну его достраивал и переделывал под свой вкус. Внешне дом выглядел относительно скромно и даже не был самым большим на улице - два полноценных этажа и мансарда. На самом же деле дом был четырехуровневым с общей площадью под 500 метров. В полуподвале помещались гараж на три машины, сауна с небольшим бассейном, биллиардная с баром и котельная. На первом этаже был громадный холл с зимним садом, библиотека-кабинет, столовая и кухня. На втором и почти нормальном третьем этажах находился еще десяток комнат, включая спальни, просмотровый зал, женскую и компьютерную комнаты, небольшой спортзал и три роскошных санузла. Макс до предела начинил дом всевозможным оборудованием и электроникой, в том числе и охранной. Она не только облегчала жизнь, но и отвечала характерной особенности Вольфа: будучи капиталистом, то есть по марксистской терминологии эксплуататором труда других людей, он не любил, когда прислуживают лично ему. Иначе говоря, в доме не должно было жить никого, кроме членов его семьи.

Свадьбу сыграли на майские, прямо в доме. Ивановы пригласили человек сорок своих родственников, знакомых родителей и подруг Наты. Макс позвал четверых - Князева, Поспелова, Ахмеда и Николая. Просторный холл, где установили столы, свободно вместил всех. После трехчасового бурного застолья гостей пригласили размяться на свежем воздухе. В их городе в мае уже можно купаться в мелких водоемах и гости, предупрежденные о том, что они должны взять купальники, ожидали, что их вывезут на природу. Все оказалось проще - за домом находился громадный бассейн с подогретой водой и образователем волн.

Эффект от необычного для русских развлечения был столь велик, что большинство забыло, зачем пришло, и столы с выпивкой и закусками пришлось перемещать к бассейну. Макс не любил находится в центре внимания, тем более на собственной свадьбе, и искренне обрадовался тому, что о нем и невесте забыли. Свадьба закончилась далеко заполночь и зеленые автобусы с фирмы Макса поползли по городу, развозя гостей.

Под утро, когда еще не рассвело, Макс вышел из дома и с удовольствием окунулся в успевшую остыть воду бассейна. Затем вытерся полотенцем, сел в шезлонг и посмотрел на затухающие звезды. Его "волчье логово", его империя надежд ("Империя Надежд", повторил Макс про себя, вкладывая новый смысл в эти слова) была построена.

Часть вторая. Падение империи

Через месяц после свадьбы Макс понял страшную истину: он не любит Нату. Скорее всего, и она его не любила. Его спонтанный порыв во чтобы то ни стало поскорее жениться привел к очень печальным последствиям для них обоих. Вольф был разочарован в первую же ночь после свадьбы: Ната вела себя в постели очень холодно. Тогда Макс все это списал на испуг девственницы, памятуя, что произошло с ним самим всего полгода назад. Но и через неделю, и через месяц ничего не изменилось. Ната воспринимала ласки мужа, как неизбежные минусы супружеской жизни. Во время их близости Вольф каждый раз чувствовал - она думает только об одном: когда это все закончится.

Была во всем этом и другая сторона. Тоненький силуэт Наты очень хорошо смотрелся тогда, в Вене, на фоне готического шпиля собора святого Стефана. Но теперь Вольф понял, что такие женщины не в его вкусе. Его, по природе очень рационального, тянуло к другому типу женской красоты - к женщинам с развитыми формами, созданными, чтобы рожать, как сказал однажды о них писатель-фантаст Ефремов. И самое ужасное, что именно такая женщина теперь постоянно находилась рядом с ним. Правда, она была старше Макса на 19 лет - мать Наты, Надежда Ивановна.

В начале июня Макс и Ната получили дипломы об окончании университета. Но Ната продолжала до позднего вечера пропадать в читалке - она готовилась в поступлению в аспирантуру и сдаче кандидатских минимумов. Федор Петрович с большим энтузиазмом взял на себя обязанности продуктового снабженца дома - кое-что после каждой поездки по магазинам оседало в его карманах. Теперь он часто просил Макса дать ему свой лендровер и часами пропадал в центре города. Видимо, он бывал не только в магазинах, потому что приезжал в хорошем расположении духа и заметно навеселе. Макс уже стал опасаться и за свой любимый лендровер, и за тестя.

А вот Надежде Ивановне на это было наплевать: ее встречи с Князевым стали почти регулярными, причем, как правило, днем, в рабочее время. Вечером же она старалась побыстрее приехать домой и подолгу, с наслаждением плавала в бассейне. Обычно в это же время приезжал с работы Макс и тоже с удовольствием бултыхался в бассейн. Но после одного случая, когда Надежда Ивановна начала его в шутку топить в бассейне, прижимая к себе всем телом, Макс страшно перепугался от всего того, что с ним происходит. Неделю после этого случая он только наблюдал, сидя в шезлонге, как она плавает, мощно рассекая воду. Но потом перестал делать и это, уходил в дом и подолгу сидел у компьютера, уничтожая сотнями кибернетических монстров.

Вволю накупавшись, Надежда Ивановна переодевалась в вечернее платье, как фактическая хозяйка большой загородной виллы, прихорашивалась и приглашала зятя к столу. Однажды она тихо вошла в компьютерную комнату и, заинтересовавшись игрой Макса, минут десять стояла, облокотившись на спинку низкого кресла, в котором сидел Макс. Вольф напрягся, почувствовав лопатками прикосновение груди тещи. От нее исходил аромат загорелого женского тела и тонких французских духов, которые сам же Макс и подарил ей на день рождения. Судорожно двигая компьютерной мышкой, Макс не понимал, что происходит на экране монитора и думал только об одном: как бы случайно не задеть локтем Надежду Ивановну. Теща, глядя на экран, бессознательно ворошила рукой волосы Вольфа.

Ночью Макс, занявшись любовью со все так же холодной Натой, вдруг вообразил, что лежит на Надежде Ивановне, облился холодным потом и впервые не смог закончить.

Наутро он решил, что сошел с ума. Вместо работы, дав распоряжения Ахмету, он поехал в областную библиотеку, выписал все работы Фрейда, включая немецкоязычные книги, и долго вчитывался в тексты, пытаясь понять, не подвержен ли он эдипову комплексу и не шизофреник ли он. Так ничего и не поняв из мудренных заключений австрийского психиатра, он вернулся на работу. Однако, он по-прежнему был абсолютно нетрудоспособен и запретил заходить к нему подчиненным, сославшись на какие-то экстренные обстоятельства.

С трудом дождавшись вечера, Макс поехал на бывший железнодорожный разъезд. Настя приняла его довольно холодно, однако оставила у себя. Он сообщил домой по мобильному телефону, что вынужден уехать на день в другой город.

Всю ночь он не давал женщине спать, ненасытно требуя еще и еще раз любви. Он таскал на себе увесистую хохлушку по всей крохотной хате, раз за разом заставляя ее изгибать перед ним свои крутые бедра, а потом додумался сам, при всей своей неопытности, до извечного способа любви, подложив ей бабкину подушку под зад. Но обнимая настины бедра, он опять с тоской понимал, что думает о Надежде Ивановне. Настя воспринимала его ласки с видимым удовольствием. В тоже время от ее веселости, обычных беспричинных взрывов хохота не осталось и следа.

Утром Макс прямо спросил, в чем дело.

- Ты больше не приезжай. Я скоро выйду замуж. Хороший, степенный человек, сейчас он разводится с первой женой.

По дороге на работу Макс твердо решил: он начнет свою жизнь сначала. Оставит дом и имущество Нате, дело - Князеву, а сам возьмет часть наличных средств и уедет из этого города навсегда. Неизвестность его совсем не страшила. Он был уверен, что второй свой миллион он заработает, опять начав с малого, где угодно. Хоть в Африке, хоть в Москве.

Но дома, куда он заехал переодеться, его ждала неожиданность.

В особняке в этот час, естественно, никого не было. Он поднялся на второй этаж, вошел в компьютерную комнату, которая фактически была его кабинетом, и замер: дверца стенного сейфа была открыта настежь. Здесь Вольф хранил небольшую часть своего состояния на всякий экстренный случай (основной капитал был надежно спрятан на автобазе). Макс подошел к сейфу. На полке сейфа вместо нескольких пачек двадцатидолларовых купюр лежала только одна. Напряжение спало: их взяла Ната, грабители не стали бы оставлять деньги "на развод". Но почему ей понадобились деньги?

Когда они вселились в дом, Макс обучил Нату открывать сейф. "Мало ли что может случиться. Вдруг я или кто-то еще попадет в аварию и срочно понадобятся деньги. Здесь они всегда под рукой."

В сейфе лежал конверт с надписью: "Максу". Вольф сел за стол и вскрыл конверт.

"Дорогой Максим!

Я приняла решение уехать на какое-то время в другой город. Думаю, что так будет лучше для нас обоих. Стану учится в аспирантуре в одном из старинных городов бывшего Союза, который теперь уже дальняя заграница. Извини, что я взяла твои деньги. Если нам придется развестись, то, наверное, мне причитается и большее, но мне ничего не надо. Просто необходимы деньги, чтобы на что-то жить, пока учусь. У родителей таких денег нет.

Ты извини, но, наверное, я сама виновата во всем. Мне не надо было выходить за тебя замуж или по крайней мере так торопиться с этим.

Ты хороший человек, не сомневайся в этом. И очень образованный, на редкость.Но мы совсем не похожи друг на друга. Я поняла это еще в Вене, когда ты смеялся над псевдоготикой Габсбургов, но не заметил аромата этого чудного города Моцарта и Штрауса. Ты очень рационален. Наверное, такие и нужны нашей России. Но я другая. Знаю, что я тебе казалась очень сдержанной, но это просто моя природная застенчивость. Сдержан как раз-таки ты и стесняешься своей сдерженности.

Мы еще очень молоды и, может быть, я вскоре пойму, что совершила глупость. Да и у тебя, я уверена, еще не раз сломается характер. Наверное, ты все последние пять лет был просто зациклен на добывании своего миллиона, а сейчас поймешь, что жизнь далеко не исчерпывается этим.

И последнее. Если ты не намерен сразу подавать на развод, у меня к тебе просьба - пусть мои родители поживут в твоем доме хотя бы до конца лета. И тебе будет проще пережить мой дурацкий поступок, и им. Они очень привязались к этому дому, пусть хоть в конце жизни чуть-чуть почувствуют, как ты любишь говорить, "красивую жизнь с запахом гиацинтов". Кстати, почему бы вам не посадить гиацинты во дворе?

Целую. Ната".

Вольф несколько раз перечитал письмо. Его привлекла фраза "в одном из старинных городов бывшего Союза, который теперь уже дальняя заграница". Русский так не скажет об Украине или Белоруссии. Значит, это Прибалтика. Вильнюс, Таллин, Рига. Или Дерпт, как его теперь, Тарту, Тартусский университет. Средневековье в наши дни. Иммануил Кант. Да, точно Тарту. Завтра он полетит туда.

- Завтра я улетаю в Тарту, - повторил он это вслух для входящей в комнату Надежды Ивановны.

- В Тарту? - удивилась она.

Он протянул ей письмо.

Семейный совет длился до одиннадцати ночи.

Надежда Ивановна достаточно хладнокровно восприняла поступок дочери:

- Лететь никуда не надо. Перебесится месяц и вернется. Просто девушка поздно начала половую жизнь и с ней приключилась истерика от новых ощущений. Такое бывает.

Макс густо покраснел.

Федор Петрович, напротив, бурно переживал бегство и свое возможное выселение из рая. Он быстро напился, захмелел и все время повторял: "Сука, сука".

- Да перестань же ты, Федор, без тебя тошно, шел бы спать.- досадливо сказала Надежда Ивановна.

Федор Петрович послушно поплелся на верха.

- Ты бы тоже шел спать, - сказала теща Максу. - Впрочем, стой.

Она подошла к бару, наполнила большой фужер почти доверху водкой, сдела ла бутерброд с ветчиной и протянула все это Максу.

- Выпей, - приказала она.

- Зачем? - удивился Макс

- Выпей, тебе говорю, а то ночь спать не будешь.

Вольф залез в кровать, в голове шумело не столько от выпитого, сколько от предыдущей бессонной ночи. Но потом тещин бокал взял свое и он уснул.

Надежда Ивановна не была хищницей по своей природе. Она никогда не брала взятки от подсудимых и вовсе не потому, что была трусливой и боялась попасться с поличным. Просто ей были омерзительны эти люди, которых она судила. Надежда Ивановна знала, что за первой взяткой последуют другие и она неизбежно будет втянута в такие дела, после которых станет сама себе противна. Поэтому она и не пошла работать к Ивану Николаевичу. Не из-за того, что боялась проиграть конкуренцию его секретарше, а так как не была уверена, что и за Князевым не тянутся многочисленные кровавые следы.

Но беда в том, что, будучи опытным юристом, она слишком хорошо знала, как легко и безнаказанно в этой стране можно убить человека. Надежда Ивановна никогда не требовала от жизни слишком многого: смирилась с тем, что муж не умеет зарабатывать деньги и обманывает ее, смирилась с полунищенской жизнью от получки к получке. Но вот в ее жизни произошел фантастический перелом: пришел, и пришел не к ней, а к ее дочери какой-то сопливый мальчишка и дал им все, что можно пожелать женщине. И это было только начало. Они уже проговаривали с Максом летнюю поездку вчетвером на Лазурный берег Франции. Надежда Ивановна была уверена: когда осенью она только заикнется об отсутствии у нее шубы, этот пацан тут же припрет ей лучшее соболье манто из тех, что можно достать в городе. Ведь этот расчетливый мальчишка, так легко сколотивший свой миллион, вовсе не жаден в быту. Ему просто не на кого было тратить раньше свои сундуки денег. Вот и сейчас он даже не вспомнил о деньгах, которые утащила у него эта дурочка.

Но теперь этого паренька придется убить. Надежда Ивановна слишком хорошо знала свою дочь, чтобы понять: Ната никогда не вернется к Максу. Значит все, чем она сама сегодня счастлива, от нее уйдет. Включая этот дом, который куплен Максом до свадьбы и юридически не является их с Натой совместно нажитым имуществом. Завтра, а точнее, через месяц-другой Макс скажет: выматывайтесь, это мое.

Ей придется убить зятя. Чужими руками, разумеется. И убить чисто, потому что покровитель Макса и ее любовник Иван Николаевич Князев будет основательно изучать причины смерти.

Жалко, но милый, простодушный Макс должен умереть. Тогда она не только не потеряет ничего, но даже приобретет. Она убедит Князева, что фирму Макса надо будет оформить на нее, а не на дочку.

Как ни странно, но потрясение, испытанное Максом после бегства жены, в какой-то мере благотворно повлияло на его психику. Он уже не испытывал неловкости в общении с Надеждой Ивановной и противоестественного влечения к ней. Теща окружила зятя заботой и сочувствием и все время говорила о том, что Ната скоро вернется. Вечером они двоем садились у телевизора, Надежда Ивановна полуобнимала его рукой и подолгу рассказывала о случаях из своей судебной практики. Максу было хорошо и покойно от этого общения, как когда-то в его родной семье. Он уже юношески фантазировал, как ему сохранить связи с этой семьей, даже если Натка пришлет заявление на развод. "Будет ли удобно попросить их оставить себе дом, но разрешить мне некоторое время пожить с ними?" Он нещадно спаивал Федора Петровича, надеясь, что в дальнейшем слово формального главы семейства в его защиту окажется решающим.

Вся эта семейная идиллия длилась почти месяц и разлетелась в один день.

Федор Петрович погиб.

В этот день в начале одиннадцатого "арендованный" у Макса жигуль Федора Петровича влетел на территорию автобазы.

- Максик, дорогой, выручай!

Из путаных объяснений тестя выяснилось следующее. В соседнем городе открыли филиал юридического факультета университета. Федор Петрович стал его куратором. Власти обещали выделить приличное помещение под филиал и сегодня тестю нужно было вести ответственные переговоры с ними.

- Ну, ты сам понимаешь, приеду я на своей колымаге, какое уважение. Дай лендровер! - выпалил тесть.

- Может быть, вы поедите с Николаем? Все-таки не в ближний свет, да и выпить придется с начальством. - Макс был великодушен.

- Ну что ты! Управлюсь сам. Я там заночую, так что можешь быть спокоен за свою машину. И своего тестя.

Не мог же он сказать зятю, что будущей директрисе филиала, рекомендуемой Федором Петровичем властям соседнего города, всего 28 лет и она разведена. Зачем ему такая обуза, как водитель.

... Капитан Никоненко меланхолично смотрел в окно стационарного поста ГИБДД на пробегающий мимо поток машин. Одна из них показалась ему знакомой. Лендровер этого, как его, Вольфа. Он не успел посмотреть кто сидит за рулем и теперь провожал взглядом уходящую вдаль на большой скорости машину.

"Вот засранец, - подумал Никоненко, - дал взятку и теперь думает, что можно под носом ГАИ ездить по сто километров в час."

Машина уже проехала около километра, когда Никоненко понял, что с ней что-то творится. Лендровер завилял носом перед встречным грузовиком, его занесло на обочину, он сорвался с насыпи и кубарем пошел вниз.

- Дежурная группа - на выезд, - скомандовал Алексей по громкоговорящей связи. И побежал по лестнице вниз, к стоящему "УАЗу".

Впервые в жизни у Макса случился запой. Ему было страшно стыдно перед покойным Федором Петровичем. То ли потому, что он дал ему этого адского зверя на колесах, которым не дано управлять слабым людям, то ли потому, что он раньше мысленно изменял ему с его женой. Он пил неделю, в том числе и на третий день, когда надо было идти на кладбище. Все вопросы, связанные с похоронами, решали Ахмет и Николай. Они же ездили в милицию и потом по телефону докладывали шефу об обстоятельствах гибели тестя. Как сообщил Ахмет, "Land Rower" взорвался и загорелся, но его быстро потушили. По заключению экспертов, вероятной причиной аварии, но не доказанной, было то, что в тормозной системе лендровера оказалось мало жидкости. Однако никаких повреждений самой тормозной системы не установили. Как случилась потеря жидкости, если она была на самом деле, - никто объяснить не мог. Их покровителя Князева в городе не было, он уехал в командировку на Северный Кавказ. Ахмет и Николай, еще раз посовещавшись с шефом, решили, что все дело просто в неопытности тестя, тем более в матералах о ДТП зафиксировано: Федор Петрович ехал со скоростью почти сто километров в час.

Разыскать Нату, чтобы сообщить ей о похоронах Надежда Ивановна не смогла, а может быть просто не захотела, чтобы дочка видела обгоревший труп отца. Сама она очень осунулась и несколько раз изрядно выпила вместе со своим зятем, который грозился стать алкоголиком. Но в один прекрасный день все бутылки из дома исчезли, их по просьбе тещи вывез Ахмет, тайком от шефа. Надежда Ивановна отправила опухшего от спиртного Макса сначала в сауну, которую успела протопить, затем в бассейн и велела плавать в течении часа.

Протрезвевший Макс сидел в холле. Вошла Надежда Ивановна, включила телевизор. Они молча смотрели на экран.

- В этом доме холодно и страшно, - сказала Надежда Ивановна.

- Я затоплю камин.

- Не стоит, скоро спать. Иногда я боюсь, что кто-то вот так придет и убъет нас, как Федора.

- Не надо так, Надежда Ивановна. Федора Петровича не убили. Это несчастный случай. А за нашу жизнь можете не беспокоится. Этот дом - крепость. Я вам расскажу как устроена его защита.

- Хорошо, но не сейчас. Пора ложиться.

- Дайте хоть бутылку пива. Голова трещит.

- Не дам. Иди спать.

Весь последующий месяц Макс был занят работой, выправляя пошатнувшиеся дела своей мини-автоимперии. Домой он приезжал поздно и часто не заставал Надежду Ивановну - она ночевала в своей квартире в городе. Но когда со дня смерти Федора Петровича прошло сорок дней, она неожиданно приехала в особняк с бутылкой вина.

- Знаешь, Макс, - объяснила она свой приезд, - я вот сижу-сижу там, в центре, среди асфальтовой духоты, и думаю: чего я кисну, как последняя дура. Зятю этого говорить не принято, но наш Федор Петрович мне сколько раз рога наставлял, что у нас с тобою пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы сосчитать. Весь город знает про его блядство, земля ему пухом! Впрочем, немного я ему постаралась отомстить. Но хватит об этом! Вот сейчас выпьем с тобой по бокалу вина и пойдем купаться в бассейн. Лето-то уже заканчивается, радоваться жизни надо!

Они, как прежде, кувыркались в искусственных волнах бассейна. И вдруг Вольфа опять охватил пронзительный страх, страх физического влечения к этой женщине. Он выскочил из бассейна и мокрый убежал в свое "волчье логово" - компьютерную комнату. Там наскоро переоделся и включил компьютер. Его всего трясло. Монитора он не видел. Трясло в значительно большей степени, чем месяц назад, потому что он понимал: между ним и этой женщиной сегодня НИЧЕГО не стоит. Ни Натки, убежавшей, видимо, на веки вечные, ни этого охломона Федора Петровича. Протяни к НЕЙ руку - и все.

И он, привыкший, что ему доступно решение любой задачи в мире, впервые стал хладнокровно (так ему казалось) обдумывать самый животрепещущий для него вопрос - как переспать с собственной тещей. То, что ему не надо никакой любви от Надежды Ивановны, а только ее тело, пусть даже на короткий срок, он не сомневался.

"Вот я к ней приду к ней в спальню и скажу ее же словами: "В этом доме холодно и страшно. Пустите меня к себе под одеяло." "И ведь пустит, думал Макс, и пригреет. Но если я запущу руку куда не следует, вышвырнет, как нашкодившего котенка."

"Нет, не так. Надо цинично, женщины любят силу. Я присяду на диван рядом с ней, сладко потянусь и скажу: "Натка далеко, ваш муж еще дальше. А не заняться ли нам, любимая теща, чем-нибудь поинтереснее, чем глядение в телевизор?" Она скажет: "Чем же?" Я скажу: "Сексом". Тогда она расхохочется и скажет: "Если бы мне нужен был секс, я бы не выбрала такого щенка, как ты, а позвонила Князеву." (Макс как-то раз видел их вдвоем, выходящими из ресторана, и заподозрил в шашнях.)

"А может быть, поступить еще циничнее. Придти и сказать: "У меня уже опухли яйца, уважаемая Надежда Ивановна, от глядения на Вас. Вот коммерческое предложение. Я кладу на стол 100 тысяч долларов - все, что у меня есть сегодня в наличности - и до утра Вы - моя. А коммерсанты умеют сохранять тайну..."

Он не домыслил ситуацию.

- Так как устроена твоя охранная система? - спросила Надежда Ивановна, входя в комнату.

Справившись с дрожью, Макс начал объяснять.

- Во-первых, дом, конечно же, находится на централизованной сигнализации, связанной с постом милиции. Если вор повредит эту сигнализацию, через две минуты подъедет ПМГ. Ну, это вы все знаете (Макс говорил "все", как будто Натка и Федор Петрович могли его услышать): я вам рассказывал, как включать и выключать сигнализацию, входя в дом. Во-вторых, в доме есть карабин и помповое ружье, так что отстреливаться от бандитов нам есть чем. В-третьих, если бандиты каким-то образом проникли в дом в наше отсутствие и отключили сигнализацию, их быстро потом найдут, потому что сработают системы визуального и слухового контроля. Над входом в холле есть спрятанная электронная фотокамера, которая срабатывает каждый раз, когда открывается дверь.

- Вот я могу вам показать, - Макс нажал кнопку мышки, открывая на экране монитора афишку с надписью "Визуальный контроль" и на экран высыпалась несколько рядов мелких картинок с фигурками людей и датами под ними. Макс снова щелкнул по одной из картинок, она выросла на весь экран и Надежда Ивановна увидела себя, входящую в дом.

- Кроме того, есть слуховой контроль. Если бы я стал записывать все звуки в доме, то винчестер компьютера быстро бы переполнился всякой ерундой. Поэтому компьютер с помощью специального декодера записывает только речь, причем, чужую речь. - Макс вдруг увидел, что лицо Надежды Ивановны вытянулось. - Господи, да вы не волнуйтесь! Здесь нет никаких тайн, наткиных и Ваших. Я же сказал: чужую речь. Я дал компьютеру прослушать голоса нас четырех со свадебной пленки, он проанализировал их тембры и включается только тогда, когда звучит чужая речь.

Макс посмотрел на Надежду Ивановну. Она была явно не в себе. И до него дошло: Князев или какой-то другой ее любовник был здесь, в доме.

- Вот что, Надежда Ивановна! Я, наверное, переборщил с этой дурацкой сигнализацией. Детская игра в солдатики. Я не знаю, что записывал компьютер эти два месяца, которые мы живем в доме, я никогда не слушал. Честное слово. Повода не было, никто на нас не нападал. Если так случилось, что здесь записан разговор не для чужих ушей, ну вы понимаете, о чем я говорю - завтра я уйду на работу, а вы включите компьютер и сотрете все ненужное. Вы умеете им пользоваться?

Надежда Ивановна молча кивнула.

Они разбрелись по спальням. "Размечтался, дурак, - сказал себе Вольф. - Она трахается здесь же, в этом доме, и ей никто больше не нужен".

Надежда Ивановна спросила у Макса про охранную систему скорее интуитивно, на всякий случай, с учетом того, как впоследствии будут складываться обстоятельства. Ей надо было застраховаться от всех случайностей. Но она получила ошеломляющий для себя ответ.

Как только Макс ушел на работу, Надежда Ивановна включила компьютер. Знала она его слабо, но все же нашла нужный файл. Компьютер полностью воспроизводил фразы чужих в доме, но почти сразу отсекал слова "своих":

"Здравствуй, Надежда Ивановна! Макс дома?"

"Так получилось, я не виноват".

"Нет, больше я не буду этим заниматься. Ты же знаешь, там волкодавы, вычислят в два счета"

Надежда Ивановна остановила воспроизведение и нажала кнопку "Очистить файл"

Машина переспросила: "Очистить файл "Слуховой контроль"? "Да?" "Нет?"

Она нажала "ДА".

Компьютер снова проявил инициативу: "Отключить систему слухового контроля?"

Судья Иванова задумалась. "А, может быть, Макс не так-то и прост? Может не она с ним, а он с ней играет в кошки-мышки? Почему он вчера не включил воспроизведение? Может быть, уже давно есть дубликат записи? И почему тормозная система лендровера оказалась исправной?"

Она вышла на всякий случай из дома и набрала номер на сотовом телефоне.

- Узнаешь? Убирайся немедленно из города.

- Что такое?

Она рассказала о компьютере.

- Ты паникуешь. А где деньги?

- Какие деньги, ты спятил!

- Ладно, на пару недель исчезну. Если будет все тихо, потом найдется объяснение.

Она задумалась. Если Макс не сообщил о случившемся, может быть, он и не хочет никому сообщать. А почему? Она вспомнила часть того, месячной давности разговора, который теперь исчез из памяти компьютера. "Он всех нас оттрахал своей простотой. И тебя оттрахает. Я видел, как он на тебя смотрит: как шакал на куропатку."

Она вздохнула. Ну что ж, в конце концов это не самое неприятное...

Вернувшись домой после работы, Макс услышал, как на заднем дворе работает генератор волн в бассейне и понял, что Надежда Ивановна там. Он поднялся в комнату, где стоял компьютер, и, включив его, убедился, что информация стерта, а слуховой контроль дома отключен.

"Значит, время от времени ее посещают любовники. - сделал вывод Макс. - Печально"

Он стал спускаться по лестнице на первый этаж и вдруг у него подкосились колени: в холле, стоя у дивана, Надежда Ивановна, совершенно голая, натягивала на себя трусики. Она обернулась на шум шагов и, улыбнувшись Максу, чуть прикрыла рукой свой пышный бюст.

- Привет, Макс. Проходи. Вот переодеваюсь после бассейна.

Она неторопливо взяла с дивана бюстгальтер и просунула руки в бретельки.

- Ну что ты стоишь там? Женских сисек не видел? Не надо на меня так смотреть, я уже старая для тебя.

Поддерживая рукой груди в незастегнутом бюстгальтере, она повернулась к нему спиной:

- Коли ты здесь, помоги застегнуть лифчик.

Макс на несгибаемых ногах подошел к Надежде Ивановне. Он пытался застегнуть крючки бюстгальтера, но у него ничего не получалось.

- Какой же ты неловкий. Смотри и учись.

Она снова скинула лифчик и стала показывать как действует застежка.

Макс замер, глядя как вздымаются груди Надежды Ивановны, почти соприкасающиеся с ним.

- Ну, что ты так смотришь, дурачок, на меня. Финны вон в бане тещам голые задницы мочалкой трут, и ничего. Коли собрались вместе жить, еще насмотришься.

Словно забыв про бюстгальтер, она плюхнулась на диван и расхохоталась.

- А что, еще красивые у меня сиськи? - Она приподняла их рукой. - Толстые, жирные. И никому не нужные. - Она вздохнула. -У твоей Натки такие же будут годам к тридцати пяти. Не смотри так, глупый. - Она взяла его за руку. - Да тебя всего трясет, малыш. Что с тобой? Соскучился по женским прелестям? Если тебе интересны тещины сиськи, Макс, можешь их чуть-чуть погладить, только не балуй.

Макс почти упал на диван и начал покрывать грудь Надежды Ивановны судорожными поцелуями.

- Ну, ну, Максик, не надо. - И Надежда Ивановна глубоко вздохнула. - Я же сказала: не балуй. А то еще доведешь себя и меня до греха. Натка нам потом выдаст на орехи.

Макс сильным движением спустил трусики с Надежды Ивановны.

- Макс, что ты делаешь? Опомнись, Макс! Макс! Макс...

Но он уже сбросил шорты и вошел в теплоту ее тела. Она мычала что-то нечленораздельное и слегка отталкивала его руками. Через минуту-две все было кончено.

Макс изумленно посмотрел на лежащую перед ним голую плачащую женщину и убежал наверх, в свою спальню.

Его бил сильный озноб. Такая простая, почти святая женщина! А он над нею надругался. Надругался над матерью своей жены. Господи, что он наделал! Что произойдет, когда вернется Натка?

Надежда Ивановна редко курила, но на этот раз был повод. Ее еще не трахали такие юнцы. "Попробывать у него выяснить, знает ли он о том, что произошло с Федором? Может все проще: знает и рад случившемуся? Нет, не буду спрашивать." - решила она.

...Он ревел, уткнувшись в подушку, как когда-то трехлетним из-за сломанной игрушки.

Его кто-то тронул рукой. На краю кровати сидела Надежда Ивановна в махровом халате.

- Ладно, хватит распускать нюни. Что случилось, то случилось. Мне нужно с тобою поговорить всерьез. Пойдем выпьем кофе.

Макс поплелся за нею в столовую. Надежда Ивановна приготовила кофе. Некоторое время они сидели молча.

- Максим! Вот что я тебе скажу. Мы люди взрослые. К тому же юристы. То, что с тобой произошло, на языке медиков называется юношеской гиперсексуальностью. Ты сам в этом не так виноват, как тебе кажется. Только начал постоянно жить с женой, а тут такое... Да и я, старая дурочка, решила с тобой поиграться, словно не понимала, во что это может вылиться. Думала, потреплешь мне сиськи - мне этого добра не жалко - и успокоишься, по блядям бегать не будешь. Ну да ладно, трахнул тещу - и делов-то. В конце концов, это просто физиологический акт. Я - не святая. И мужу изменяла. А сейчас никому не изменяю, я теперь женщина свободная. - Она заплакала.- Трахай, кто хочет... Даже такой мальчишка, как ты.

- Не надо, Надежда Ивановна, не надо, миленькая, - взмолился Макс.

Она вытерла слезы:

- Ты бы знал, Макс, сколько в этом проклятом городе свекров, трахающих своих невесток, зятей, спящих с тещами, отцов и матерей, спящих с детьми. Тысячи. Я-то знаю. А может такова наша людская порода? Во времена матриархата ты бы просто обязан был жить с тещей. Впрочем, Энгельса вы уже не проходили. Другие времена.

- Проходили, - почему-то заступился за основоположника Макс. И теперь уже заплакал он.

Надежда Ивановна гладила его по голове:

- Перестань, Макс, а то мне снова придется успокаивать тебя в постели. Хочешь, я тебе скажу, что с тобой происходит? Ты женился на девочке, которая еще толком не понимает, что такое секс. У многих из нас, женщин, это приходит только с годами. А от меня этим сексом, видимо, так и прет. Вот ты и влюбился, но не в меня, а в эти вот сиськи. И не замечаешь, что я уже старая и некрасивая. Знаешь, Максик, а я, пожалуй, приду к тебе этой ночью, что бы ты натрахался со мной от пуза, а потом уже не смотрел косо в мою сторону, когда приедет Ната. Все это быстро проходит, когда такой вот молодой парень влюбляется в старую и некрасивую. Так придти?

Макс отрицательно замотал головой.

Но ночью он пришел к ней сам, испугавшись пустоты этого громадного дурацкого дома. Он долго лежал молча рядом, чутко чувствуя только тепло бедра лежащей рядом женщины. Потом, осмелев, просунул руку в разрез пеньюара и также осторожно и долго ласкал ее грудь. Пока она сама не сдернула шелк и властно приказала:

- Ложись на меня.

Он кончил подряд уже раз пять или шесть, а никак не хотел остановить это безумство. Он уже устал, но боялся даже оторваться от нее. Тогда она сказала:

- Пора спать, Максик. Утром ты еще получишь свое.

Он заснул на ее плече.

Но когда он утром проснулся в постели Надежды Ивановны, она уже готовила завтрак. Он пришел на кухню и она ему широко улыбнулась.

- Слушай, Макс, если ты намерился жить со своей тещей, как с женой, это пошло и некрасиво. Любовь юноши с женщиной в бальзаковском возрасте хороша только в романах. А на самом деле - это скотство. И потом. Что мы будем делать, когда приедет Ната? Мы что, расписание будем составлять, кто с тобой спать будет? Вот что я тебе скажу, дружок. Если Наты долго не будет, я, так и быть, дам тебе еще разок-другой, чтобы ты не бегал по проституткам и не принес домой какую-нибудь заразу. Это, можно так сказать, моя обязанность с учетом обстоятельств, наша с тобой тайна. Еще пару раз я тебе дам, честное слово. Да и вообще, если я бы тебе сказала, что у нас больше ничего не будет, ты бы меня все равно рано или поздно вновь изнасиловал, как вчера, в холле, и я была бы вынуждена уйти из этого дома. А я не хочу, здесь мне нравится. Но маленький бордель мы с тобой устраивать не будем. Два раза, дружок, не больше. Хорошо?

Макс кивнул головой.

...Однако Надежда Ивановна обманулась в своих рассчетливых планах держать Макса на длинном поводке. После первого провала и бегства исполнителя организовать все по-новому оказалось значительно труднее. Да у нее и не было внутреннего желания торопиться с этим. Все вроде бы улеглось. А тут еще Князев второй месяц не показывался в городе. Поэтому через неделю, почитав в кровати книгу, и поняв, что уснуть трудно, она пришла в комнату Макса и залезла к нему под одеяло.

- Что-то холодно, Макс, в твоем замке.

Макс был смелее. И Надежда Ивановна с удивлением подумала, что ей не хочется ничего затевать вновь с убийством.

Макс должен был съездить по делам фирмы в тот самый соседний город, куда не доехал его бывший шеф. Речь шла об организации еще одного междугороднего маршрута. Он хотел взять с собой Ахмета, но тот почему-то не вышел на работу.

Возле поста ГИБДД на южном шоссе Макс притормозил свой новый BMW, на котором ездил после потери лендровера. У контрольного пункта стоял капитан Никоненко. Увидев за стеклом Вольфа, он жезлом остановил машину и сел рядом с водителем:

- Проедем метров пятьдесят.

Вольф подчинился.

- Зачем вы убили того, за рулем лендровера? - переходя на "вы" тихо спросил капитан, когда Вольф выключил зажигание.

- Я? Да ты что, капитан! Это несчастный случай!

- Несчастным случаем он стал после моего осмотра...

... Когда приехала пожарка, тушить уже было почти нечего. Капитан приказал подчиненным оставаться на шоссе ("Вдруг там еще запасная канистра с бензином рванет") и спустился с откоса. Единственный труп в салоне было трудно опознать, так он обгорел, и Алексей решил, что это Вольф. Причину аварии он установил сразу же - тормозной шланг был отсоединен от тормозного цилиндра. Не отрезан, а просто отсоединен и болтался. Видимо, хотя это и могло произойти само по себе, кто-то сильно прослабил соединение перед выездом машины из гаража и шланг отвалился на первой же кочке, скорее всего на асфальтовой "стиральной доске" возле поста ГИБДД, где машинам принудительно снижали скорость. Лендровер лежал на боку и днище не было видно со стороны шоссе. Почти не задумываясь о том, что он делает, капитан Никоненко вернул шланг на место и рукой закрутил зажимную гайку. Двигал им простой расчет: если это не банальное ДТП, а убийство, то следователи начнут трясти все, что связано с Вольфом, и, кто знает, найдут в его бумагах короткую строчку реестра: "капитан Никоненко - 400$".

Только через день он узнал, что убит не Вольф, а другой человек. Он съездил на автобазу Вольфа, но ему сказали, что шефа нет. (В это время у Вольфа был запой). А ехать позднее он не стал - какой смысл, даже если бы ему вздумалось шантажировать Макса, у него не было доказательств.

- Это я вам просто так рассказал, тогда мне показалась, что вы - неплохой человек. Я знаю знаю о судьбе той девочки, внучки погибшей.

- Ну тогда слушай, капитан, как было дело. - Макс рассказал о визите тестя.

Никоненко задумался:

- Выходит, что хотели убить тебя. Будь осторожнее - он опять обращался к Вольфу на "ты", выказывая свое уважение.

- Может быть, ты путаешь, просто разболталась гайка?

- Нет, это маловероятно, машина надежная.

- Спасибо, капитан. Кстати, надо мне проверить тормоза и на этой машине.

Их совместный осмотр ничего не дал.

Макс передумал ехать в соседний город. Это подождет, решил он. Вообще, в последнее время он все чаще стал ощущать, что тяготится своей работой.

Мечта о финансовом покорении мира как-то поблекла после того, как он заработал первый миллион. Все же Вольф, при наличии частицы немецкой крови, был глубоко русским человеком. Русскому нужна идея. А два, три, десять, сто миллионов после первого - это не идея.

Макс приехал домой. Ему нужно было тщательно подумать - кто собирался его убить. Эх, как было бы хорошо немедленно переговорить с таким опытным юристом, как его Надежда Ивановна. Но у нее сегодня слушается важное дело в суде и будет она дома поздно. Надежда Ивановна! Стоило только Максу вспомнить про нее - и его мысли покатились далеко-далеко. Черт с ним, с покушением! После смерти тестя прошло уже пятьдесят дней и никто на него, Макса, больше не покушался.

Он сразу переключился на то, что волновало его все последние дни. Что же ему делать после происшедшего? И дальше вымаливать ее любовь? Умом он понимал, что лучшим решением было бы уехать к чертовой матери из этого города. Уехать и бросить все. Это был бы мужской поступок. Но он уговаривал себя - не сейчас. Немножко позже. И уговорил. Уговорить было очень просто.

"Натки нет и, наверное, не будет. Да и не нужна ему, эта Натка. А если ее нет, Наты, тогда что? Тогда он просто живет с женщиной, которая старше его на два десятка лет. Таких случаев - пруд пруди. И никакого эдипового комплекса. Черт побери, да он просто разведется с Наткой и женится на Надежде Ивановне."

Он восторжествовал от простоты этого решения. И тут же скис.

"Ну да, нужен он этой Надежде Ивановне! Если бы он ее не заставил, ничего бы не было. А может она просто чуть-чуть уступила, чтобы сберечь зятя до возвращения дочки. Чуть-чуть. А вернется Ната - что мне делать?"

"Я Князеву в подметки не гожусь, - продолжал думать Макс, - И вообще, что это за муж, с которым нельзя пойти даже в ресторан: все примут за альфонса. Смех!"

Он уже было возненавидел своего покровителя за его возраст, но подумал: "А с чего я так уверен, что это Князев? Может быть, она спит с таким же щенком, как я? Проверить? Нет, это подло и мерзко слушать, как они там мычали в кровати. Как же я потом подойду к Надежде Ивановне?"

Но затем он решил, что лишь определит чужой голос и тут же выключит запись. И он подошел к компьютеру.

Тут необходимо кое-что объяснить несведущему читателю. Макс абсолютно был уверен, что с легкостью восстановит стертую запись. Дело в том, что это была не магнитофонная, а цифровая, компьютерная запись. Компьютер очень бережно обращается сам с собой. Когда поступает команда стереть файл, он фактически стирает только самую первую частичку информации на своем винчестере, разрешая на это место записывать новые файлы. Но поскольку слуховой контроль был отключен, это место не было затерто новой записью и хранило усеченную старую информацию в скрытом виде. Макс заставил операционную систему компьютера восстановить файл.

Компьютер выдал стандартное предупреждение, что файл может быть поврежден.

"Ну и ладушки" - ответил ему в тон Макс.

Он нажал на кнопку "Воспроизведение". Вольф безмерно удивился, когда узнал голос: " Так это Ахмед, сукин сын!". Но дальше началось страшное. Он прослушал всю запись, пошел на кухня и нашел водку (в доме вновь появилось спиртное). Выпил стакан залпом. Затем прослушал запись вновь. И почувствовал себя в полной пустоте, в космосе. Так страшно ему не было еще никогда.

17. (ретроспектива)

Убить человека в их городе стоило дешево - от тысячи-другой рублей, если нанимали бомжа, до 5-10 тысяч долларов, если за дело брался профессионал. Макс, конечно, заслуживал профессионала, потому что его фактически охраняли два профессионала - Николай и Ахмет. Как же выйти на профессионала? Надежда Ивановна думала день, а потом поняла, что решение может быть куда как более простым...

У Князева работали абсолютно преданные ему люди. По рабски преданные. Надежда Ивановна хорошо понимала, что только высокой зарплатой Князев не мог бы добиться от своих людей такой преданности. Очевидно, каждого он держал на крючке, зная кое-что об их прошлом. И совсем нетрудно было представить, что это за прошлое. Отставные стукачи КГБ, полууголовники, чье участие в преступлениях не было официально доказано. И еще: Князев часто ездил на Северный Кавказ. Как-то он намекнул Надежде Ивановне, что многие выменянные в Чечне пленники лично ему многим обязаны. Надежда Ивановна нацелилась на Ахмета. Пришла под благовидным предлогом в следственное управление МВД и попросила поработать с электронной картотекой лиц, разыскиваемых за совершение тех или иных преступлений.

Интуиция ее не подвела. Примерно через час работы она нашла в компьютере объективку на некоего Шамсуддина Гилоева, уроженца Дагестана, находящегося в федеральном розыске по подозрению в участии в известном нападении на Буденновск банды Шамиля Басаева. Но с экрана монитора на нее смотрел Ахмет.

И договорится с Ахметом оказалось куда проще, чем думала вначале Надежда Ивановна. Ей даже не пришлось шантажировать Ахмета и предлагать большие деньги после смерти Макса. Ахмет ненавидел Макса. Ненавидел свое постоянно униженное состояние рядом с хозяином, который был младше его, свое неопределенное положение на фирме, то ли заместителя Вольфа, то ли просто мальчика на побегушках. Конечно, Князев надежно прикрывал прошлое Ахмета-Шамсуддина, конечно, Макс позволял ему жить далеко не бедно. Именно позволял. Но что это за жизнь рядом со всевластием какого-то щенка, от которого убежала, несмотря на его богатство, даже собственная жена. Если бы Вольф был убит, то почти наверняка Князев рекомендовал бы Ахмета наследникам Макса в качестве управляющего фирмы. А ведь как просто спрятать от этих олухов и треть, и половину "черного нала" автопредприятия.

Не Ахмет был находкой для Надежды Ивановны, а она для него. Она, которая могла бросить на прикрытие преступления всю силу своих судейских связей. Она, любовница Князя, как все называли за глаза босса, могла надежно прикрыть Ахмета от всех подозрений, если осуществиться то, о чем он давно замышлял.

Но вышла совершенно дурацкая история с этим рогатым Федором Петровичем...

И что было совершенно непонятно, каким-то образом оказался на месте после аварии едва наживленный Ахметом топливный шланг лендровера.

Ахмет запаниковал и договорился о встрече с судьей, когда та еще не отошла от случившегося с ее мужем.

Вольф еще и еще раз прокручивал запись, домысливая проглоченные компьютером ответы Ахмету "своей в доме" Надежды Ивановны.

"Здравствуй, Надежда Ивановна! Макс дома?"

"Так получилось, я не виноват".

"Надо..." ("Надо повторить попытку убийства"- домыслил Вольф)

"Нет, больше я не буду этим заниматься. Ты же знаешь, там волкодавы, вычислят в два счета"

"Кня..." (видимо, она хотела сказать, что Князева по-прежнему нет в городе)

"Какая разница, приедет Князь и во всем разберется. Главное, он быстро поймет, что убийца - на самой автобазе. А кто, если не я и Николай, которые его должны охранять. Кому может быть выгодно убийство Макса? Кто от этого выиграет? Я, да Николай. Работяги без ума от твоего пидора".

"Не ру..." ("Не ругайся," - домыслил Вольф).

"Пидор он и есть. Сидит на мешке с деньгами и не знает, что с ними делать. Все в машинки играется. Он всех нас оттрахал своей простотой. И тебя оттрахает. Я видел, как он на тебя смотрит: как шакал на куропатку."

"Не ха.." ("Не хами" - сказала она).

" То же мне, недотрога. Князь тебя е..."

"Что, Князю пожалуешься? Или Максу? Я вот сейчас тебя разложу на этом диванчике..."

"Кричи, кричи. Глядишь, Макс, пьяный, прибежит и за тебя заступится. Шутю я с тобой, Надежда Ивановна. Кавказская шутка. Нужна ты мне, старая блядь..."

"А кто, как не блядь, если зятя мочишь. Я вот - мразь, и знаю это. А ты кто? Нет, я пас, выхожу из игры."

"Прои... ("Проиграешь" - домыслил Вольф)

"Как знать... Пока."

...У Вольфа кружилась голова и закипала злость. Что делать? Сейчас он возьмет и вызовет сюда эту блядь и Ахмета. И заставит их под дулом карабина сношаться на его глазах, а потом застрелит обоих.

Вольф с тоской понимал, что никогда бы не смог сделать такое. Да и Ахмет куда-то исчез. ОНА его предупредила, решил Вольф. Что делать?. Он пошел в столовую, налил себе уже второй стакан водки и залпом его выпил. Затем вывел из гаража "BMW" и поехал на автобазу.

Он никогда не ездил пьяным за рулем, но сейчас ему было абсолютно наплевать на это.

Он ехал по широким, залитым августовским солнцем улицам своего города и с тоской думал о том, как ему ненавистен этот город. Вдруг он увидел, что по тротуару идет стайка женщин в заляпанных краскою комбинезонах, с ведрами и кистями в руках, и в одной из них признал Настю. Он просигналил, женщины обернулись. Он помахал Насте рукой и вышел из машины. Она подошла к нему, а остальные остались ждать подругу в стороне.

- Как дела, Настя?

- Отлично. Я вышла замуж. - Насте, видимо, было приятно продемонстрировать подругам, что у нее есть знакомый, имеющий такую шикарную тачку.

- Я рад за тебя. Да, Настя, давно хотел спросить - а как твое полное имя? Надежда?

- Нет, Анастасия.

- Ну, слава Богу, - обрадовался Вольф.

- Почему? - удивилась Настя.

- Долго рассказывать. А вы с девчатами далеко собрались?

- Идем на другой объект, ну, на стройплощадку. Кварталов пять отсюда.

- Давайте я вас подвезу.

- Ты что, мы же тебе всю машину заляпаем!

- А наплевать! - Он уговорил женщин сесть.

И с шиком подвез их на стройплощадку, где галантно выгрузил на глазах у совершенно ошалевшего прораба.

- До свиданья, Анастасия.

- До свиданья, Макс.

Он с тоской посмотрел ей вслед.

Макс приехал на автобазу и велел никого к нему не пускать. Прошел в свои "холостяцкие" комнаты и вскрыл потайное хранилище. Вытащил все его содержимое, отсчитал 50 тысяч долларов, сунул их в большой конверт и заклеил его. Остальные деньги, сорвав с пачек упаковочную бумагу, небрежно побросал в обычный полиэтиленовый пакет. Там было примерно столько же денег.

Все это он вынес в свой служебный кабинет. Сел за свой рабочий стол, взял фирменный бланк своего предприятия и размашистым почерком написал письмо. Поставил печать. Конверт с 50 тысячами и бланк он уложил в кейс. Выходя с кейсом и полиэтиленовым пакетом из кабинета, он бросил секретарше:

- Меня сегодня не будет, Валя!

- До свиданья, Максим Сергеевич!

Он сел в машину. Кинул на заднее сиденье кейс и полиэтиленовый пакет, потом достал из бардачка сотовый. Набрал "Авто" и единицу.

- Иван Николаевич, это Макс.

- Привет, Макс. Я только с самолета. Что-то произошло? Как там Надежда Ивановна? Я в курсе аварии.

- С Надеждой Ивановной все нормально, - деревянным голосом сказал Макс. - Я по другому поводу. Исчез Ахмет. И мне кажется, что он предатель.

- Что-то пропало? Приезжай ко мне в офис.

- Нет, ничего пока не произошло. Это не к спеху. Вам нужно отдохнуть после дороги. А утром я у Вас буду.

- Договорено.

Князев отключил трубку.

Уже темнело. Он сидел в холле. Возле него на журнальном столике стояла наполовину пустая бытылка коньяка. Надежда Ивановна зашла и поздоровалась, как всегда:

- Привет, Макс!

Он не ответил. Она подошла ближе.

- Что-то случилось?

Он посмотрел на нее мутным взглядом.

- Раздевайся. Догола.

- Макс! Ты мне раньше не "тыкал". Чтобы между нами не произошло, я тебе почти мать.

- Ты мне не мать. Матери не убивают своих мужей и не пытаются убить зятей. Раздевайся.

Она побледнела.

- Хорошо. Пошли наверх.

- Раздевайся, я тебе сказал!

- Чего ты хочешь?

- Отодрать тебя как последнюю блядь и уйти. Навсегда. Ты ведь блядь, правильно сказал Ахмет. И мне ты тогда подставилась нарочно. А я, дурак, переживал...

- Раздевайся.

- Выбирай сама. Тогда поедешь на Соловки. Лет на десять. Рубить лес и спать с вертухаями за доппаек.

- Ты жесток.

- Я всегда был жестоким, только этого никто не понимал. Жестоким, но справедливым, в отличие от всех вас. Раздевайся.

- Ты же меня любил, Макс...

- Ничего подобного. Я тебя всегда хотел. Это разные вещи. Хочу и сейчас. Раздевайся.

- Что же я должна была делать? Я же видела, как ты смотрел на меня своими волчьими глазами...

- А ничего - набить морду, прогнать или уйти самой. Или тихо, без мелодрам давать где-нибудь в уголке, как своему близкому родственнику. Это ведь просто физиологический акт и ничего более. Чик-чик и готово. Ты сама так говорила.

Он захохотал:

- А я еще собирался подарить тебе 100 тысяч "зеленых". Только за одну ночь.

Она опустилась на софу:

- Почему же не подарил? Тогда бы у меня не было причин тебя убивать. Ты избалованный мальчишка, который не знает, что такое бедность.

Макс встал, взял лежавший возле него полиэтиленовый пакет с долларами и опрокинул ей на голову. Зеленые бумажки разлетелись по всей комнате.

- Они твои. Правда, здесь меньше, всего лишь 50 тысяч. Можешь их съесть, или засунуть во влагалище, или подарить любовнику. Раздевайся.

Она, плача, стала снимать свой пиджачок, юбку, блузку с жабо и все остальное, пока не осталась голой. Макс дико посмотрел на нее, подошел к силовому щитку и врубил полную иллюминацию во всем доме.

- Что, прямо здесь? - спросила она Макса прерывающимся от страха и унижения голосом.

Он повел ее наверх, но не в спальную, а в гардеробную, с трех сторон окруженную зеркальными дверцами шкафов. Заставил облокотиться на зеркало и имел ее, жадно вглядываясь в отражение, словно пытался утащить с собой в памяти эти мерно колышущиеся груди, этот великолепный круп зрелой женщины, это прекрасное страдающее лицо.

Потом он все-таки повел ее в кровать и снова имел, вглядываясь в ее широко открытые глаза.

Он почти прохрипел:

- Ну-ка скажи: "Я люблю тебя, Макс!"

Она повторила, а потом забилась в истерике:

- Я действительно люблю тебя, Макс! Разве можно не любить такого великолепного зверя, как ты! Я просто дура, старая дура!

Он отвалился от нее и некоторое время лежал молча.

- Поздно, Надя! И я не зверь. Пошли.

Он снова ее поднял и повел. Они голые вышли из дома. Ярко светила луна. Он подвел ее к бассейну и велел спрыгнуть. Она стояла и не решалась.

- Не бойся, дура, я не собираюсь тебя топить. Трахать, только трахать.

Она прыгнула. Он прыгнул за ней, приподнял и насадил на себя. Приподнимая за бедра раз за разом, смотрел, как в свете луны выплывают из глубины бассейна ее груди и распластываются по поверхности бассейна.

Потом он заставил ее, голую, пить на кухне вместе с ним коньяк из обычных граненых стаканов и долго говорил о том, что очень вредно отрываться от великих традиций великого русского народа, что надо опрощаться и что тому, кто оторвался, грозит смерть. И снова грубо, по животному, имел ее и на кухне, и на ковре в холле посреди зеленых бумажек, и в компьютерной комнате, водя из зала в зал.

Ей было очень больно, внутри все распухло, и член Макса уже казался ей невероятно большим. Но она все это терпела, считая, что так он ее наказывает за вероломство и после этого успокоится навсегда и никуда не уедет. Ему незачем уезжать. Она даже представила, что все-таки вернется Ната и они будут жить втроем. А если у Макса не пропадет желание иногда спать с тещей, пока она окончательно не постареет, то ведь это так легко устроить незаметно от дочери. Она сделает ВСЁ для этого мальчишки. Макс ведь просто мальчишка, большой незлобливый мальчишка, который впервые столкнулся с человеческой подлостью, ее подлостью. И сейчас он насилует ее, свою тещу, мстя ей за предательство. Но никакое это не изнасилование, это жизнь во всем ее великолепии.

Все будет хорошо. А с Ахметом она как-нибудь разберется сама, и он навсегда уедет из этого города.

Макс перестал ее мучить. Оделся сам, но ей не разрешил, усадил на диван в холле и долго-долго рассматривал ее всю, словно врач: лицо, пальцы, груди, бедра, очень осторожно проводя по всему телу рукой.

Затем сказал:

- Идите спать, Надежда Ивановна! Спокойной ночи!

И она пошла наверх, чувствуя на своей голой спине его взгляд.

Она лежала в кровати уже минут десять, не засыпая, когда где-то далеко, наверное, в подвале прогремел выстрел.

И тогда она поняла, куда собрался уехать Макс.

Хозяйка семейного детского дома Лидия Ивановна с трудом дождалась утра, когда ей было разрешено открыть кейс. Вчера к ней опять приезжал этот чудной "новый русский", уже на новой шикарной машине, навез гостинцев, пять минут поговорил с Катей, а затем оставил этот портфель, строго-настрого предупредив, что открыть его можно будет только утром.

"Там большой сюрприз для вас, Лидия Ивановна, но если вы откроете его раньше, сюрприз может не получится. Только завтра". Он трижды поцеловал хозяйку и уехал. Лидии Ивановне он был симпатичен. Но она жила в России, как большинство в этой стране, не любила "новых русских", и ,хотя решительно не могла понять, для чего этому богатому и доброму парню нужно их взрывать, из предосторожности вынесла кейс в сарай и положила между дров.

Утром она с внутренним ужасом открыла кейс. Он не взорвался. В кейсе был большой толстый конверт и письмо на официальном бланке автопредприятия ООО"Ната".

"Уважаемая Лидия Ивановна! - читала она.

Пишу Вам это письмо, как официальную расписку в том, что я, Вольф (Волк) Максим Сергеевич, находясь в здравом уме и памяти, решил передать семейному детскому дому и лично Лидии Ивановны Твердохлебовой свои сбережения в сумме 50.000 ( пятидесяти тысяч) долларов США, что и заверяю печатью.

Думаю, Лидия Ивановна, Вам нет никакого резона сообщать об этих деньгах кому-либо, кроме мужа, Вы ведь их будете тратить постепенно и разумно, в этом я уверен. Но если у кого-то из властей возникнут вопросы, тогда Вы сможете показать им это письмо.

Когда Вы его прочтете, я уже буду далеко от нашего города - так складываются обстоятельства. Единственная моя просьба - отложите из этих денег какую-то толику для Кати, отдадите ей, когда она подрастет и выйдет замуж.

Не вспоминайте лихом. Макс"

Лидия Ивановна сидела на поленице дров и плакала. Своим громадным добрым сердцем она чувствовала, что Максима нет в живых.

На третий день на другой окраине города, в заброшенном заводском помещении, люди Князева пытали Ахмета. Сам Князев спокойно сидел на стуле напротив и слушал, что говорит Ахмет. Тот сказал уже все, что мог, но это было не интересно для Ивана Николаевича, он это уже знал. А на главный вопрос: кто убил Вольфа - он сам себя или Надежда - у Ахмета ответа не было и не могло быть. Выслушав все до конца, Князев поднялся со стула и сделал брезгливый жест подчиненным, который мог означать только одно - смерть Ахмета.

- Пощади, Князь, - взмолился Ахмет.

Иван Николаевич обернулся.

- Я не злой, сынок. Но если бы я прощал предательство, завтра бы меня обманывали все. Не бойся, тебе просто сделают укол и ты уснешь. Навсегда. Будь мужчиной. Ты же горец.

И пошел прочь.

...Пять лет назад, после той первой чеченской войны, Иван Николаевич привозил выкуп за нескольких пленных в Назрань. Вскоре после того, как сделка была завершена, в его гостиничный номер неожиданно постучали. Он открыл. На пороге стоял молодой парень, один из тех, кто участвовал в передаче пленных с чеченской стороны.

- Командир, возьми меня с собой в Россию.

Парень оказался недоучившимся студентом, поверившим было в зеленое знамя ислама. Он сказал, что устал от всей этой мясорубки и не уверен, что она не начнется вновь. Он рассказал Князеву все, включая свое участие в походе на Буденновск. Князев ему поверил и по приезде домой обменял документы. Шамсуддин стал Ахметом, уроженцем Нальчика.

...Когда Князев вернулся в офис, к нему зашел заместитель:

- Что делать с записью допроса?

- Дай пленку сюда.

Заместитель принес магнитофонную кассету.

На его глазах Иван Николаевич достал из стола маленькую отвертку, раскрутил пластмассовую оболочку кассеты, извлек тоненькую пленку и сжег в пепельнице.

"Пусть живет, как знает" - решил он для себя судьбу Надежды. Он любил спать с женщинами, а не убивать их.

После того, как прогремел выстрел, Надежда Ивановна в ночной сорочке побежала в подвал. Убедившись, что Максу уже не помочь, она собрала деньги в холле и спрятала их. Затем позвонила Князеву и к своему облегчению обнаружила, что он дома. Она сообщила, что Макс застрелился.

- Точно сам? Почему?

Надежда Ивановна поразилась его хладнокровию. Она помолчала.

- Я не знаю. Но ты же понимаешь, Ната с нами не живет.

- Мне Макс что-то хотел рассказать про Ахмета. Не знаешь, что именно?

Князев подумал.

- Хорошо, вызывай милицию. Но звони не в дежурную часть, а домой начальнику милиции.

Ты его знаешь?

- Пусть приедет сам. Тебя они будут меньше трясти. И держись только этой версии: у Макса была депрессия, так как уехала жена. Когда следователи уедут, позвонишь мне. Я подъеду.

Обыскивать квартиру, в которой живет судья, следственная бригада не стала. Так, прошлись по многочисленным комнатам. И вообще вели себя очень деликатно с судьей Ивановой. Причина самоубийства была налицо - ее дочь, жена застрелившегося зятя, третий месяц отсутствовала в городе.

Вскоре после их отъезда приехал Князев. Он слушал сбивчивый рассказ о выдуманной жизни Макса в последние дни и не верил ему. Что-то в поведении Надежды настораживало его. Он задумался. Потом сказал:

- Сними трусы.

- Я не о том, что ты думаешь. Просто хочу осмотреть тебя.

Надежда заплакала.

- Он изнасиловал тебя?

- Но он спал с тобой?

Надежда кивнула головой.

- Тогда рассказывай все.

- Ты не убьешь меня?

- Посмотрим...

Надежда Ивановна рассказала почти все.

- Это правда, что не ты убила его?

- Я клянусь...

- Чему я не верю никогда, так это клятвам. Где Ахмет?

- Ну что ж, найдем, куда ему деться...

Он встал, собираясь уходить. Потом вспомнил:

- Где тот компьютер?

Надежда провела его наверх. Он прослушал запись и включил операционную систему.

"Вы согласны на жесткое форматирование диска?" - удивился компьютер. "Да?" "Нет?"

Он нажал "ДА". Информация с компьютера исчезала навсегда.

Уходя, он спросил:

- У тебя есть деньги?

Надежда кивнула.

- Фирму Макса вы с дочкой скорее всего не получите. И поделом.

Он повернулся в дверях и сильно, с наслаждением ударил ладонью по ягодицам Надежду Ивановну.

- Дуры вы, бабы, что с вас взять.

Спустя неделю Надежда Ивановна телеграммой вызвала дочь на междугородний переговорный пункт. Она уже давно знала адрес дочери. Та действительно училась в аспирантуре Тартусского университета, как и предполагал Макс. Надежда Ивановна рассказала дочери о смерти отца в автокатастрофе и самоубийстве мужа. Дочь всхлипнула в телефонную трубку, но Надежде Ивановне показалась, что это больше для проформы. Не такая уж она эмоциональная, ее дочь, как писала сама о себе в своем прощальном письме Вольфу. Ната сообщила матери ошеломляющую новость - она на четвертом месяце беременности. Разумеется, от Вольфа. Дочь оформляла бумаги для перевода в родной университет, чтобы рожать дома.