Эти горы обрамляют Байкал с юга. Они не очень высоки по мировым стандартам, около двух тысяч метров от уровня моря, что делает походы по Хамар-Дабану легко доступными и очень популярными. Но путешественнику необходимо помнить о коварстве погоды и опасностях, которые могут встретиться на пути. Горы собирают почти все тучи, которые идут на юг. И вся влага, приносимая с Байкала и из других мест, проливается на отрогах этого хребта. Причём, паводки могут быть внезапными и очень бурными, когда мирный ручеёк за десять минут превращается в ревущий поток. Многие в этих местах простились с жизнью из-за своей беспечности. Например, не так давно, утонуло четверо сплавщиков по реке Утулик, в группе, где участвовал и мой брат. А на реке Снежной, пожалуй, самой полноводной в этих местах, мы наблюдали за одну ночь поднятие уровня почти на три метра. Утром мы увидели на берегу грустных мужиков, задумчиво созерцающих бущующий горный поток. – В чём дело, мужики? – спросили мы озабоченно. – Да вот, вчера спрятали в камнях на берегу консервы... И водку... Такому горю остаётся только посочувствовать. Один из самых популярных маршрутов выходного дня - пик Черского и водопады реки Подкомарной - я смог изучить в разных погодных условиях и в разные времена года. Здесь в июне может выпасть по колено снега и переломать все осины в долине, и обратный путь тогда станет в двое длиннее. Черемша в горных цирках растёт здесь сплошным зелёным ковром. Точно также, ковром, и черника устилает крутые мшистые склоны, заросшие кедрачом и багульником. Маршрут знаком мне до самых мелочей. Сначала путь проходит через город Слюдянку и территорию мраморного завода. А потом справа показываются и сами мраморные разработки, белоснежной горой блестящие в ярких лучах солнца. Дорога, а потом тропа множество раз перепрыгивает с берега на берег реки Слюдянки, которую далеко не везде можно легко перейти вброд. Обычно трудные места оборудуются удобными переправами. Только эти мостики почти всегда сносит весенними паводками. Могучие тополя в зарослях тальника постепенно сменяются величественными кедровыми и еловыми лесами на крутых склонах распадка, окутанных рваными клочьями седого тумана. Что-то сегодня вдохновение меня покинуло... Поэтому я открыл зелёную тетрадку под названием: "Хворь" и увидел этот мир глазами себя семнадцатилетнего: "Русло реки было усеяно крупными разноцветными валунами, галька поменьше пестрела всеми цветами радуги, прозрачные лучи солнца высвечивали каждую травинку, каждый листик того непередаваемо зелёного оттенка, от которого начинает дрожать рука. Птички ангельски щебетали арии из ещё не написанных опер. Воздух был напоен запахом горных снегов и благоуханием разноцветья альпийских лугов, его так и хотелось хватать руками и запихивать в карманы, в рюкзаки, чтобы дома ещё раз насладиться опьяняющим ароматом. Тут и там попадались выжженые кострища, а земля тускло подмигивала бликами ржавых консервных банок, напоминая о величии русской души..." Путь до Казачьей поляны - плацдарма для дальнейшего восхождения налегке - занимает пять-шесть часов. Сначала река исчезает в распадке где-то слева, а потом, после нескольких крутых изматывающих подъёмов, ты неожиданно оказываешься на обширной и почти ровной площадке. И тут перед твоим взором вдруг открывается вполне даже симпатичный деревенский домик, окружённый заборчиком из штакетника. Это метеостанция Хамар-Дабан. Зимой мы ночевали в этом доме по любезному приглашению хозяина-метеоролога. Было тепло, и натруженная спина сладко отдыхала на панцирной сетке, застеленной спальником. Но ровно в три часа ночи мы были разбужены нудным и безжизненным голосом, произносящим одну и ту же идиотскую фразу: "Грейдер-девять, грейдер-девять, я корзинка-шесть... Грейдер-девять, грейдер-девять, я корзинка-шесть..." Заметив мой обалдевший глаз, выглядывающий из-под одеяла, молодой парень-метеоролог рассмеялся. Оказывается, "корзинка-шесть" - это позывные радиостанции, а "грейдер-девять" - это центр. Каждые шесть часов работник должен был кодировать данные о погоде и передавать данные по рации. Всё секретно, а как же! Чтоб враги не прознали! Летом, конечно, никто в домике не ночует. Из туристов, я имею ввиду. Кругом полно места, чтобы поставить палатку. А дальше можно пойти вверх по серпантину к обдуваемому всеми ветрами пику, или спускаться вниз, чтобы пробежать по каскаду из десятка разнообразных и неповторимых водопадов, самый высокий из которых имеет высоту около тридцати метров. А потом обе дороги встретятся на тропе перед перевалом Чёртовы ворота. Здесь мы когда-то зимой плясали ёхр, знаменуя тем самым переход границы с Бурятией. А перед этим на ощупь шли по лыжне. Накануне выпал снег, и лыжню можно было только нащупать. Если проваливаешься по колено, то, значит, на лыжне, а если увяз по пояс, значит, промазал. Тогда снимаешь рюкзак, отстёгиваешь лыжи, кладёшь их на лыжню, выползаешь пузом, встаёшь, отряхиваешься, надеваешь лыжи, рюкзак, палки и продолжаешь путь до следующего падения... С тех пор я с неприязнью вспоминаю эти неприветливые зимние горы. Что ещё можно вспонить про Хамар-Дабан? Чем он особо запомнился? Конечно, три метра снега - это да! А летом альпийские луга, сплошь покрытые цветущим ковром из жарков. Это потрясающе, особенно, если не забывать, как всё это великолепие благоухает! Тысячи светлячков в росистой траве ночью перед восхождением на пик Порожистый. Словно отражение звёздного неба, только огней над головой во много раз больше. И яркие чёрточки метеоров, то и дело пересекающие небо в августе. Можно загадывать тысячи желаний! Водопады - мои братья! Обдуваемые упругим ветром каменистые горные пики. Мошка... Её не так уж и много, но в некоторых местах не знаешь, как от неё избавиться. Когда мы собирали чернику на Снежной, то мошка просыпалась в десять часов утра и исчезала только в восемь вечера. Лишь абсолютный фанат мог собирать ягоду в таких условиях. Я просто уходил на берег, где ветер немного разгонял кровопийц, и весь день бросал разноцветные камушки в кристально прозрачные речные воды. А в другом месте, на речке Выдринной, мошка была покрупнее и позлее. Появлялась она наоборот, только вечером. Мой боксёрчик, помню, безуспешно пытался спастись от извергов в палатке. Но там их оказалось ещё больше. Всё это безобразие забываешь буквально через неделю, а потрясающие виды и великолепные впечатления остаются в памяти на всю жизнь! Соболиные озёра. Водопады на реках Лангутай, Подкомарная. Водопад Сказка на реке Красная. Это и вправду сказка! Снежные поля в июне, по которым так весело спускаться кувырком! Чистейшие горные потоки с вкуснейшей водой, и много-много других достопримечательностей - вот, что такое Хамар-Дабан! На самом деле про эти горы, как и про Байкал, можно писать бесконечно. Пока не побываешь здесь зимой, горы, как горы... Но тогда, когда мы, переночевав на метеостанции, отправились по свежему снегу дальше, мне этот снег запомнился на всю жизнь. Целый день, вместо двух-трёх часов, мы шли до Чёртовых ворот, поминутно выкапываясь из сугробов. А когда спускались вниз, подрезали лавину. К счастью, сезон больших лавин ещё не начался, и эта затихла, практически не задев никого из нашего тандема. Но волосы под шапками дыбом немного постояли! Потом в спешке, по сумеркам, пытались дойти до границы леса, чтобы найти дрова для костра. Надо сказать, ландшафт представляет здесь из себя самую настоящую высокогорную тундру, мы даже наблюдали несколько полярных сов. Говорят, что где-то тут можно встретить эвенков, пасущих оленей. Но сам не видел. А ночёвка в снегу Хамар- Дабана запомнилась мне навсегда... Мы, в принципе, были готовы к этому. Но тогда ещё не были легкодоступны качественные палатки и спальники, которые выдерживают до минус тридцати градусов. Они только начали появляться и стоили, как колесо от лунохода. Поэтому мы экипировались по-старинке: ватные штаны, телогрейки и кусок плёнки. С семи лет я научился азам выживания в тайге. Умел разжечь костёр в любую погоду, всегда держал спички в непромокаемом пакетике во внутреннем кармане и мог быстро соорудить нехитрое укрытие, которое у нас называется "балаган". По сути, это шалаш, но не такой, в котором Ленин жил в Разливе. Балаган, как правило, открыт с одной стороны. Рядом всю ночь горит костёр "нодья". Односкатная крыша из жердей накрывается ветками или полиэтиленом. Такой балаган имел несколько преимуществ перед палатками, которые тогда были тяжёлыми и промокаемыми. Сколько раз наша группа, довольная и сухая, сидела внутри и попивала чаёк со смородиной, в то время, как бедные туристы неподалёку в жуткий ливень пытались поставить палатку и разжечь костёр. Вот и тогда, зимой, мы были привычно экипированы куском полиэтилена. И, как только дошли до первых высоченных кедров, стали, как обычно, готовиться к ночлегу. Расчистили относительно ровную площадку, свалили огромный сухой кедрач и разожгли костёр. К этому времени уже совсем стемнело. Потом просто натянули сзади экран из плёнки, чтобы тепло костра не слишком уходило в космос. Сварили суп, скипятили чай, поели и улеглись возле костра прямо на снег. Красота! Но не тут-то было. Через час мы проснулись от холода. Костёр почти погас и дымил где-то под ногами в глубокой снеговой пещере. Тепла не было совсем, зато густой дым валил прямо в лицо, заставляя кашлять и плакать. Та "ровная площадка", которую мы выбрали для ночлега, оказалась крутым склоном, и костёр через некоторое время растопил сугроб и ушёл на три метра вглубь. Там огонь угас, заливаемый водой и задыхаясь без кислорода. А ещё Хамар-Дабанские сушины оказались с подвохом. Высохшее дерево внутри не было по-настоящему сухим, потому что извечная сырость и частые дожди промочили его насквозь. За зиму из наружных слоёв влага успела вымерзнуть, и такие брёвна радостно полыхали в костре, пока не прогорали до внутреннего, мокрого слоя. И тогда всё... Мы так и не смогли почти ничего сделать, только постоянно подкидывали сухих веток и сидели всю ночь, как коптящийся омуль над дымным туннелем, проделанным в снегу костром. Утром, усталые и чумазые, двинулись дальше, решив вечером во что бы то ни стало, найти зимовьё. Сибиряки так и говорят - "зимовьё". Зимовий там достаточно, но найти их оказалось очень трудно. Они не стоят на тропе, а спрятаны где-то в укромных распадках. Когда лыжня засыпана снегом, найти их новичку практически невозможно. А когда нет свежего снега, то дорог очень много, и нужно знать, какая из них приведёт к цели, а какие - всего лишь охотничьи путики, обходящие петли и капканы. Зато, если повезёт, то можно переночевать в этаком настоящем «лесном отеле». Охотничьи зимовья обычно очень маленькие. Из экономии. Туристические же, наоборот, большие и часто двухэтажные. Туристов обычно всегда много, и натаскать огромное количество дров весёлой компанией никогда не проблема. Но здесь, где начинаются промысловые охотничьи угодья, редко встретишь домик больше, чем на двух человек. К вечеру мы нашли, всё же, охотничье зимовьё, когда уже спустились на речку Утулик. Сгущались стылые февральские сумерки, мы бодро шелестели по лыжне, прорезающей надвое широкое в этом месте полотно реки, как вдруг услышали с высокого левого берега задорный собачий лай и увидели поднимающийся из-за деревьев дымок. Это было оно – вожделенное зимовьё, жилище, которое мы могли и проскочить по запарке, и тогда пришлось бы нам и эту ночь коротать на корточках возле угасающего тусклого пламени. Внутри присутствовал сам охотник, который и пригласил нас переночевать. Вечером, при свете керосиновой лампы, мы ели несъедобный суп из кабарги, пили гадкую самогонку и травили байки. Байки охотника сводились, в основном, к историям, как он замерзал в тайге. Когда ему это надоедало, он начинал ругать бурятов. "Ах, эти ...ные буряты!" - повторял он каждую минуту. Смешно! Он ведь сам был наполовину бурят... Кстати, немного о кабарге. Этот маленький таёжный олешек весьма распространён в здешних местах. Селится он далеко от людей, в труднодоступных горных и лесных районах, но человек всё равно добирается туда, чтобы добыть бедного зверька. Зачем ему понадобился этот беззащитный оленёк, ростом с собаку, у которого даже рогов-то нет? Мясо у него практически несъедобно, только привычные охотники употребляют его без последствий. Я же потом целый день мучался животом. Шкура тоже не представляет абсолютно никакой ценности, потому что сразу начинает сыпаться. Оказывается, самцов бьют ради очень ценной мускусной железы - так называемой струи кабарги. Секрет этой маленькой железы используется в парфюмерии и в народной медицине. Я несколько раз встречал этих животных на горной тропе, но на Хамар-Дабане чаще на пути попадались только их тушки. Ловят их на петлю, никогда не знаешь, кто попадётся. Зверёк задохнётся в удавке, а потом тельце самок просто выкидывают. Из самцов же вырезают мускус и, иногда, забирают голову с длинными клыками на сувенир. И тоже оставляют на пир хищникам. Вот такое вот охотничье житьё-бытьё... В то давнее время мы вдвоём с товарищем нагло исчезли из университета на неделю, чтобы воочию убедиться в суровой красоте зимнего старика Хамар-Дабана. И впечатлений нам хватило надолго. Но есть ещё один интересный момент. Часть пути до зимовья охотника-полубурята мы в точности шли по ветке древнего шёлкового пути. Точнее, это был так называемый «чайный путь», или монгольский (он же московский) тракт. Да-да, именно этой дорогой ещё двести лет назад шли обозы с товарами, везли почту, мануфактуру, чай и знаменитый на весь мир китайский шёлк. Причём, вот парадокс! Более трёхсот швейных фабрик только в одной Москве работали почти исключительно на Китай. Россия одевала великий китайский народ! Но речь не об этом. Много позже я серьёзно увлёкся историей родного края и открыл для себя множество удивительных вещей. О многом я знал, но не задумывался над этим, но постепенно все кусочки паззла сложились в голове в единую картину. Кроме всего прочего, я озаботился поисками точного расположения старого московского тракта. Это дело оказалось непростым! Я перерыл кучу виртуальных документов, проанализировал снимки земной поверхности из космоса, сопоставил все факты и сделал неожиданный вывод. Оказывается, одно время тракт проходил буквально в сотне метров от моего дома! Удивительно! Когда-то под моим окном слышались крики ямщиков, стук лошадиных копыт и скрип несмазанных колёс. А ещё здесь шли политические ссыльные, шли пешком умирать в далёкие забайкальские Нерчинские рудники. Среди них были и декабристы, о чём свидетельствует памятная стела на въезде в мой город. А вот участок московского тракта от Иркутска до Кяхты описан довольно-таки подробно. До южного побережья Байкала дорога почти полностью совпадала с нынешней автомобильной трассой М-53. А потом неожиданно поворачивала в сторону гор и бесстрашно прорезала суровые кряжи Хамар-Дабана поперёк. Вот тут как раз и пересеклись пути древних дорожных строителей и современных непоседливых оболтусов. Но начну по порядку. История освоения русскими территории нынешней Иркутской области начинается лишь на заре семнадцатого века. Но первым делом казаки направились на север, богатый мехом, где легко можно было обложить ясаком малочисленные и разрозненные якутские племена В 1641 году уже вовсю кипела жизнь в Якутском остроге, местный воевода сурово карал строптивых местных жителей, при этом не забывая грозить пальцем зарвавшимся, почуявшим волю, лихим казачкам. Интересы царя в то время были направлены на богатые пушниной северные окраины государства Российского. Но эти форпосты были позже использованы и для исследования Крайнего севера, побережья Камчатки, Чукотки и для освоения Северной Америки. Через Якутск шла почта из Охотска, в том числе и вести о новых географических открытиях, совершённых Берингом, Дежнёвым и многими другими. А юг, Прибайкалье и Забайкалье, населённое воинственными "мунгалами", оставались до поры до времени не интересны российской короне. Лишь в 1661 году был основан Иркутский острог. Но очень скоро город неожиданно начал бурно расти и развиваться, чему в значительной мере способствовала всё более ширившаяся торговля с Китаем. Торговля всё ширилась, а дороги ещё не было. Как же возили свои товары русские купцы? Часть пути шла «морем». От устья Селенги до истока Ангары путешественники переправлялись на парусных лодках. Это было опасно, долго и дорого. Кроме того, в случае межсезонья и непогоды ямщикам приходилось подолгу, иногда по несколько недель, пережидать на берегу. Всё это требовало скорейшего обустройства нового пути через горы. С 1780 г. начались изыскания нового пути. Удивительно, но царские инженеры в конце восемнадцатого века избрали именно прямой путь для строительства тракта. Естественно, строительство и эксплуатация дороги была сопряжена с большими трудностями. Поэтому создание этого направления заняло довольно много даже по тем временам времени. Дорога была достроена только через двадцать пять лет. Сейчас остатки этой дороги сохранились в начале пути от озера Байкал. Тракт поднимается по хребту Комар, потом спускается до метеостанции, про которую я уже писал, а потом по немыслимому серпантину уходит сразу под небеса. До сих пор сохранились бревенчатые укрепления склонов на опасных поворотах этой горной дороги. Чтобы показать сложности и трудности передвижения по этому пути, приведу цитату известного исследователя Сибири, Забайкалья и Крайнего севера Матвея Матвеевича Геденштрома. В начале 19-го века благодаря ему была составлена наиболее точная по тем временам карта Иркутской губернии. Кстати, Иркутская губерния занимала раньше пространство от Енисея до Тихого океана, включая Камчатку, Чукотку, Сахалин и даже Аляску. На самом деле этого "русского" исследователя звали Матиас, но чаще всего благодаря таким "русским" только и проводились научные и географические изыскания. Вспомним Беринга (Витус Ионассен, хотя русские звали его Иван Иванович), Крузенштерна (Иван Фёдорович, при рождении Адам Иоган фон Крузенштерн), Беллинсгаузена (Фаддей Фаддеевич, он же Фабиан Готлиб), Черского, Чекановского и многих других. А настоящим русским гораздо важнее было обложить ясаком как можно больше новых народов и награбить как можно больше добра в своих грабительских рейдах. Итак, вот что пишет Геденштром об этом участке тракта в своей книге: "Записки о Сибири", изданной в 1830 году. От Снежнинской до Култушной станции на Байкале 104 или лучше 140 в. Дорога единственная в России, исключая Охотской и может быть некоторые места Грузии, по трудности проезда и по высоте гор, чрез которые она проложена. Устроение оной стоило бы чрезвычайных издержек; но она сделана Тункинскими и Селингинскими Бурятами по наряду. От Шубутуйской станции до Слюденской три горы. Первая, малый Хамар, и высока и крута. Дорога проведена излучиною и укреплена плотным обрубом. С малого Хамара спускаются на высокую степь, соединяющую его с большим Хамаром, или Хамар-Дабаном, одною из высочайших гор Байкальских Как строительство, так и содержание, ремонт дороги требовал изрядных человеческих сил. Выполняли эти работы буряты в виде повинности, при этом у них не было абсолютно никакого желания бросать всё и направляться за несколько сот километров для таскания камней и валки леса. Передвижение по этой дороге тоже таило в себе немало опасностей, особенно зимой. Матвей Матвеевич, пожалуйста:
Главное затруднение здесь не от высоты гор, потому что извилистая дорога уменьшает крутизну их, но от глубоких снегов, выпадающих в горах между Култушной и Снежнинской станций. Часто даже и почта на верховых лошадях принуждена бывает объезжать сии места околицею, сворачивая от Темникской станции на Тункинскую крепость. Тогда по всей дороге и следа лошадиного не видно. Снег здесь выпадает уже в Августе, а в Ноябре бывает в сажень и более. Ямщики прокладывают дорогу следующим образом: прогребают тропинку на несколько вёрст и прогоняют по ней лошадей несколько раз взад и вперед. Потом к простым саням привязывают два дерева с длинными плотными сучьями, припрягают к ним несколько лошадей гусем и протаскивают по дороге. Сучья, выходя по сторонам саней, прорезывают снег и делают его рыхлым. Повторив сие несколько раз, проводят возы по расчищенному месту, припрягая к каждому сколько возможно более лошадей. Груз их только от 10 до 15 пуд. Когда весь обоз доедет до конца расчищенного места, работа снова начинается. Первый обоз таким образом очень медленно подвигается вперед, — от 5 до 10 в. в день; следующим за ним уже гораздо легче. Сено возят с собою. Странно, что ямщики, быв каждогодно почти одни и те же, по сие время не согласились между собою посылать наперёд для расчистки дороги особых людей, чтоб после следовать уже без остановки. Напротив того, первый обоз несет всю тягость расчистки, а прочие с бесстыдством пользуются его трудами. Почтовая станция Слюденская располагалась неподалеку от нынешней метеостанции Хамар-Дабан, упомянутой мною ранее. До сих пор здесь можно найти практически сгнившие остатки бревенчатых строений. А станция Шубутуйская располагалась недалеко от зимовья того охотника, у которого мы ночевали в тот далёкий зимний вечер. Эта дорога просуществовала относительно недолго. Уже через пятьдесят лет тракт провели по побережью Байкала и вдоль реки Селенги до Верхнеудинска (нынешний город Улан-Удэ), где и сейчас проходит автомобильная и железнодорожная магистрали. Маршрут этот был длиннее, но неизмеримо безопаснее. Вот так, сами того не подозревая, мы открыли для себя часть героического и полного опасностей пути, в чём лично и добровольно убедились на собственной шкуре. В тот раз наше путешествие закончилось через два дня благополучно, несмотря на серьёзные сложности со снаряжением и амуницией. Но до сих пор воспоминания о зимнем Хамар-Дабане вызывают у меня неприятные мурашки по всей спине. Нет, уж лучше летом. |