Там у пустынного пруда, Где спит румяная вода, А луч вечерний зацепил тростник, Крик птицы слышится всегда, В полях, в лугах, где нет следа, Отчаянно-зовущий птичий крик. Он слаб, он тонок и пуглив, Порою - вспыльчив, сиротлив И, кажется, что слушает себя, Но пропадая там - вдали, Теряясь на краю земли, Вновь манит за пределы бытия... Своим тоскливым гласом так Крик измеряет время в такт, Что на свою несчастную юдоль Не напечалится никак, И эхом, кружащим впотьмах, Лишь бесконечно умножает боль. Порою крик неуловим, Он тих и еле различим, Весь ненадолго спрячется в себе, Но, всё ж, движением томим, Как бессловесный грустный мим, Он продолжает плакать о судьбе. Крик вспоминает всех живых, Скорбит отчаянно о них, Тех что цвели, порхали на лугах, Об ароматах колдовских, Знакомых, близких, дорогих, Однажды здесь схороненных во мхах... Подстрочник: У пустынного пруда, где спит коричневатая вода, Вечерний луч цепляется за верхушку камыша ; слышится крик, отчаянный крик птицы, крик бедный и затерянный на бескрайней равнине. Какой он слабый, хрупкий, пугливый и вспыльчивый! И как с грустью он тянется и прислушивается к себе, и как повторяется, и как вместе с дорогой уходит вглубь и теряется в безмолвном горизонте! И как он отсчитывает время в такт своему скулежу, и как в своем убогом, страдальческом акценте, и как в своем томном, хромающем Эхе бесконечно жалуется на вечную боль! Иногда он такой мягкий, что его не схватишь. И тем не менее он всегда и без устали повторяет неясное и печальное прощание с какой-то угасшей жизнью ; он говорит о бедных мертвых и бедных страданиях : Смерть цветов, смерть насекомых, сладкая смерть крыльев, стеблей и ароматов ; он плачет в память о полетах, которые умерли и лежат, сломленные, в траве и во мху. Оригинал: Le cri Près d’un étang désert, où dort une eau brunie, Un rai du soir s’accroche au sommet d’un roseau ; Un cri s’écoute, un cri désespéré d’oiseau, Un cri pauvre et perdu dans la plaine infinie. Comme il est faible et frêle et peureux et fluet! Et comme avec tristesse il se traîne et s’écoute, Et comme il se répète et comme avec la route Il s’enfonce et se perd dans l’horizon muet! Et comme il marque l’heure, au rythme de son râle, Et comme, en son accent minable et souffreteux, Et comme, en son écho languissant et boiteux, Se plaint infiniment la douleur vespérale! Il est si doux parfois qu’on ne le saisit pas. Et néanmoins toujours, et sans fatigue, il tinte L’obscur et triste adieu de quelque vie éteinte ; Il dit les pauvres morts et les pauvres trépas : La mort des fleurs, la mort des insectes, la douce Mort des ailes et des tiges et des parfums ; Il pleure au souvenir des vols qui sont défunts Et qui gisent, cassés, dans l’herbe et dans la mousse. |