Что хочет автор. Литературные конкурсы

Автор:	Александр Паршин
Тема:	Заседание №22 от 05.06.20 года 5-й поединок 4-го тура Чемпионата Английского Клуба	Ответить

   Закончился 5-й поединок 4-го тура Чемпионата Английского клуба. Он проходил между рассказами «Битва на Неве» - автор Олег Рай и «Кормилец» - автор Алексей Тверской.
   Счёт – 10:10 – ничья.


   Так теперь выглядит наша таблица:

    1 Джерри……………………..4…….61-47…...7
    2 Александр Сороковик…….4……..63-56…..6
    3 Галина Димитрова………...4…….58-53……6
    4 Владимир Печников………4….…52-48.…...5
    5 Алексей Тверской…..……4….....42-38…….5
    6 Олег Рай…………………..3……...35-31…..5
    7 Татьяна Голотвина……...…4.……52-42….....4
    8 Людмила Петриковская..…3…..…37-29..….4
    9 Ирина Лунёва……….….…3….....32-27.......4
    10 Борис Голубов……………3……..30-29……3
    11 Александр Паршин….……4….….30-39..….3
    12 Николай Виноградов…......4…......38-54.….2
    13 Ирина Гендельман…….…3….….39-46...…0
    14 Ольга Гаинут…………..…3….…..27-43..….0



   Битва на Неве
   Олег Рай

   «Я, жалкий и многогрешный,
   недалёкий умом,
   осмеливаюсь описать житие
   святого князя Александра…»

   Предисловие:
   Широко простёрлось княжество Новгородское. Раскинулось оно от Финского залива до самого Белого моря и седых Уральских гор. Высоко над ним вознёсся собор Святой Софии — гордость новгородцев. Сверкал рубином в оправе княжества — Великий Новгород.
   Ох, своенравен и ершист этот горделивый вольный град.
   Назначил как-то князь Ярослав Всеволодович сына Фёдора на сидение в нём. Но отверг его Новгород. Явил свой норов, потребовал с князя младшего — семилетнего Александра.
   И вот много лет спустя венчались в Торопце, на родине княжны Ростиславы Мстиславны, сын её Александр и Прасковья, дочь князя Брячислава. И тут проявил норов юный князь. Настоял на своём: дважды дали свадебный обед — в Торопце и Новгороде. Выказал юный князь Александр Ярославович почёт и уважение Великому Новгороду, за то избрание.

   1.
   — Помолчи, Анират, — шёпотом попросила Текуса.
   Белобрысая, босоногая девочка-ижорка замерла бельчонком, прислушиваясь к звукам ночного леса. Тишина кралась отовсюду, зловещим мраком окутывая всё окрест. Даже ветер притих настороженно, не решаясь шелохнуть ненароком листочек или былинку, чтобы не нарушить общей напряжённой затаённости.
   — Чего застыла? — возмущённо спросил мальчишка. — Зря я тебя взял. Надо было Завида позвать.
   — Пошёл бы он с тобой в ночь? Не смеши меня, — девочка опустила на траву ивовую вершу.
   — Может и пошёл бы, — неуверенно проговорил Анират.
   — Раньше надо было идти, пока солнце не село. Так у тебя всё не по-людски.
   — Да я ведь работал. Весь день скотину пас.
   — Ну да. Жаль только мать хворостиной разбудила, а так бы ты её до утра пас. Вон обгорел как.
   Анират плюнул с досады и сбросил с плеч большую вершу.
   — Тихо, не шуми, — зашипела на него Текуса.
   — Да мы так с тобой и до утра не управимся, — возмутился мальчишка.
   Из-за туч медленно выползла полная луна. Голубой неверный свет упал на притаившийся лес и причудливо разрисовал глухими тенями, в глубине которых громко хрустнула ветка. Замершие дети, заголосив, суетливо похватали верши и помчались сквозь заросли в сторону реки.
   — Стой, Текуса! Подожди! — взмолился вскоре Анират.
   Он бежал из последних сил, задыхался, еле переставляя заплетающиеся ноги, и судорожно сжимал в руках ивовую вершу. Сестра, не слушая причитаний мальца, бежала, задрав подол сарафана, до самой реки. Лишь у воды она остановилась, сбросила на землю снасть и присела, дожидаясь брата. Тот добежал и обессиленно повалился на песок, тяжело дыша.
   — Давай здесь поставим верши и пойдём домой, — предложила Текуса.
   Мальчик согласно кивнул.Здесь на просторе страх не так сильно давил на детские души. Рядом, внушая спокойствие, тихо бежала река. Лунная дорожка призрачно мерцала, ломаясь зигзагами, да рыба, временами, шумно била хвостом по глади воды. Анират взял снасти и пошёл к воде. Пока сестра наблюдала за округой, он возился в реке, ставя метки и основательно закрепляя снасти, чтобы не унесло течением.
   В лесу взметнулся раздражённый крик потревоженной птицы, а над речным покоем зазвенел тревогой голос девочки:
   — Анират, быстрее шевелись.
   — Ну чего разоралась? — испуганно отозвался мальчик.
   — Кто-то следит за нами. Я чувствую.
   Текуса замерла у самой воды, вглядываясь в черноту леса, таящего неведомую угрозу. Шумно, раскидывая брызги, малец выбежал на берег к сестре. Дети помчались вдоль реки, пытаясь уйти подальше от этого опасного места.
   Вдруг впереди за пригорком показались костры. Стреляя в небо снопами искр, они ярко освещали берег, заставленный множеством пёстрых шатров, вокруг которых тенями сновали люди. На реке, взметнув в небо кресты мачт, замерли тёмные силуэты шнеков.
   Дети притаились за холмом.
   — Кто это? — спросил, заворожённый множеством костров и народа, мальчик.
   — Свеи пришли нас убивать, — прошипела Текуса. — Иди за мной и не шуми. Нужно предупредить наших, что враг на Невайоке.
   Девочка ухватила брата за рукав рубахи и потащила в лес. Осторожно, временами замирая, кралась она вглубь леса, изрезанного глухими чёрными тенями. И вдруг одна из теней отделилась от дерева и вцепилась в мальчика. Испуганный, полный ужаса детский крик разорвал ночную тишину леса.
   Текуса бежала, задыхаясь от страха. Словно обезумевшая лань бежала сквозь кусты, ломая ветки, царапая руки и ноги. Но вдруг замерла. За озиралась. Заскулила по щенячьему, в отчаянии осознавая, что брата нет рядом.
   — Анират, — позвала она, в тревожном предчувствии беды. — Ани-и-ират.
   Слёзы, двумя дорожками, покатились по грязным щекам.
   — Ани-и-ират.
   Девочка, дрожа и всхлипывая, крадучись побрела обратно, преодолевая дикий страх. Вначале она даже не поняла, что происходит. На небольшой прогалине полукругом замерли войны, а перед ними на траве, раскинув руки, лежал Анират. Над ним, стоя на коленях, склонилась серая фигура в капюшоне. В окровавленной руке она сжимала сердце мальчика.
   — Ани-и-и-ират, — взвыла Текуса и с разбегу вцепилась в серый капюшон.
   Но убийца ловко вывернулся, схватил девочку за волосы и повалил на траву.Взметнулась рука с зажатым, как кинжал, крестом. В мертвящем свете полной луны, крест описал дугу и глубоко вонзился в грудь Текусе.
   — Вот вам, язычники, святое причастие, — сказал человек в капюшоне.

   2.
   Кнехт ярла Биргера Эйрик сидел у костра и поглядывал на монаха, старательно смывающего с рук кровь у одного из шнеков. Негромко переговариваясь, войны заканчивали разгрузку и неторопливо разбредались, устраиваясь у костров, где в котлах доходила пшеничная каша с мясом. От соседнего костра слышалась негромкая перебранка.
   — Ты видел, как ловко он вырезал им сердца, — спросил Эйрик.
   Старик, сидящий напротив, молча ковырял палкой в костре и не счёл нужным отвечать. За свою долгую жизнь Олаф видел всякое. Это Эйрик — мальчишка — способен всему удивляться. Наивный юнец, свято верящий в то, что мир разумен.
   — Как же так, — недоумевал мальчик. — Ведь мы целуем этот крест, когда исповедуемся. Разве можно убивать крестом? Я больше не смогу его целовать.
   — Ты видел, как молятся наши рыцари-крестоносцы? Преклоняют колено и втыкают перед собой меч. У священника крест — это тоже меч, данный ему Господом. Не тебе, деревенщине, судить о поступках служителя Господа. Если ты однажды откажешься целовать крест, — сказал Олаф. — Тогда монах причастит тебя через сердце, как этих язычников.
   Старик захохотал, сотрясаясь всем телом и булькая горлом, будто полоскал его. Обиженный мальчик насупился и отвернулся. Олаф и Эйрик были из одной деревни и потому мальчишка держался поближе к старику. Только вот, характер и подначки старого односельчанина очень не нравились Эйрику. Здорово раздражали не смешные шутки и этот булькающий смех.
   — Правда, что теперь это будет наша земля? — спросил мальчик, неспособный подолгу молчать.
   — Ярл Биргер сказал, что мы пришли сюда навсегда, — криво усмехнулся Олаф.
   — Это хорошо, — улыбаясь своим потаённым мыслям, мечтательно проговорил Эйрик.
   — Да, — хитро зыркнул на юнца старый воин. — Только сначала, нужно будет вырезать всех живущих на этой земле язычников. Ты же у нас крови не боишься?
   Олаф снова затрясся и забулькал горлом, насмешливо глядя на бледного мальца. Все эмоции и мысли мгновенно отражались на простом и грубоватом юном лице. Старика это забавляло. Эйрик снова отвернулся к реке и стал разглядывать шнеки.
   — А потом, — не унимался старый. — Нам нужно будет перебить покровителей этих язычников — новгородцев. А еретики Новгорода — это тебе не язычники. Крови будет много. Все напьёмся.

   3.
   Горбатый слуга, слегка пригнувшись, ловко прошмыгнул в богато украшенный шатёр, перед входом в который развевался личный штандарт представителя древнего рода Фолькунгов — ярла Биргера Магнуссона. Тот сидел в глубине шатра, навалившись на грубо сколоченный стол, укрытый пёстрым персидским ковром. Слуга расторопно расставлял серебряные подносы с заморскими фруктами и чаши с горячим парящим мясом. Скособочившись на неудобном кресле, покрытом (экзотической в этих местах) пятнистой шкурой гепарда, ярл старательно выводил гусиным пером на куске пергамента готические вензеля. Слуга, бережно держа небольшой бурдюк, аккуратно наполнил стоящий перед ним золочёный кубок. Биргер перестал писать и потянулся за вином.
   — Паршивое вино, — ярл состроил обиженную гримасу. — Из-за бурдюка, вино пропахло овчиной и приобрело кислый вкус.
   — Дай Бог, чтобы это было нашим самым сильным огорчением, — улыбнулся, вошедший следом за слугой, монах.
   — Думаю, что так оно и будет, — расплылся в довольной улыбке ярл.
   — Мне казалось, что ярл Биргер Магнуссон всегда очень осторожен, а сейчас я вижу, что он совершенно не опасается новгородцев с их юным князем.
   — Помилуйте, майстер Эйкхарт! Нас, когда подойдут шнеки ярла Ульфа Фаси, будет несколько тысяч, что нам может противопоставить этот юнец. Несколько сотен новгородских ополченцев, да свою малочисленную дружину.
   — Я понимаю, что для Вас, ливонского рыцаря и ярла, слова какого-то монаха-доминиканца — ничто, но прошу Вас, не быть беспечным.
   — Нет, ни о какой беспечности и речи быть не может, — воскликнул ярл. — Вы просто не знаете в каком ужасном положении оказались наши враги. Их земли недавно сильно разорил татарский конунг Батый. Теперь этим варварам нужно время, чтобы собрать силы, а мы сейчас этим воспользуемся. Пока они будут прятаться по своим городам и зализывать раны, мы отстроим на этом месте крепость. Затем, двинемся на Алодьёку, которую варвары зовут Ладогой, и там заложим укрепления. Время, когда здесь властвовал Новгород, закончилось.
   — Думаю, новгородский князь и сами новгородцы с Вами не согласятся, — печально улыбнулся монах.
   — Всё равно им придётся с этим смириться, — ярл поёрзал, пытаясь пристроить поудобней свои костлявый зад, в жёстком походном кресле. — Послушайте, что я этому юному князю написал: «Если хочешь противиться мне, то я уже пришёл. Приди и поклонись, проси милости, и дам её, сколько захочу. А если воспротивишься, попленю и разорю всю и порабащу землю твою и будешь ты мне рабом и сыновья твои». Как Вам моё послание варварам?
   — Напрасно вы его дразните. Юность может быть очень дерзкой, — монах задумчиво покачал головой.
   — Если он настолько безрассуден и глуп, то пусть приходит. Я выпущу ему дурную кровь, — Биргер довольно хохотнул. — Вы, Эйкхарт из Хохайма, надеюсь, не будете против того, чтобы я выпустил немного крови еретикам.
   — Вы, уважаемый ярл, наверно знаете, что я родился в семье тевтонского рыцаря? — смиренно опустил глаза монах. — А в них с детства приучают не бояться крови.
   — Да. Я слышал уже о том, как ловко вы вырезаете сердца язычникам, — ярл сморщился от кислого вина. — Вы их так же ненавидите, как и я.
   — Боюсь, что вы, уважаемый ярл, заблуждаетесь, — возразил монах. — В отличие от Вас, я их всех люблю.
   Ярл удивлённо задрал брови и, едва не подавившись вином, разразился заразительным хохотом.
   — Это отличная шутка, майстер, — он хлопал себя по ляжкам и задыхался от смеха, раскачиваясь и расплёскивая вино.
   Монах смиренно ждал.
   Когда ярл немного успокоился, майстер Эйкхарт продолжил:
   — Если быть точнее, то я люблю не самих язычников, а их души. В каждом человеке есть частица Бога — это бессмертная душа. Люди, погрязшие в язычестве и ереси, пачкают то, что принадлежит Богу. И я, по мере сил своих, стараюсь помочь своему Господу. Чем раньше я отправлю эти души на небеса, тем менее они погрязнут в грехе и меньше нужно будет труда, чтобы их очистить.
   — Вот как! — воскликнул ярл Биргер, вытирая выступившие слёзы. — Думаю, дорогой мой майстер, что все эти варвары не смогут по достоинству оценить Вашей бескорыстной любви.

   4.
   Славен великий Новгород своими мастерами изографами и иконописцами. Удивительной красоты светлоликие иконы и фрески украшали гордость новгородскую — Собор Святой Софии. От самой зори до полудня стоял в нём на коленях перед образами юный князь.
   «Как быть, — думал князь Александр Ярославович. — Как понять где правда? Ведь как не реши всё равно будешь неправ. Сидеть и ждать, когда придёт подмога и накопятся силы, чтобы выступить против свеев? Чушь. Силы достаточной никогда не будет, так как к свеям тоже станет прибывать подмога. Скоро не одни ливонцы будут здесь, а весь тевтонский орден пожалует на новые земли. Ощетинятся копьями, оседлают дорогу из варяг в греки и не выковырнуть их тогда вовек.
   Остаётся идти и бить свеев. С кем? Было бы с кем, не ломал бы голову, а пошёл бы не раздумывая. Но не отпустит Новгород дружину со мной, так и будет сидеть, ожидая лучшего времени, а его уже не будет. Увести с собой малую дружину, так там ведь новики да дети боярские, да и ополчения того наберётся с кошкины слёзы. Как тут быть? Как одолеть с ополчением из крестьян и торговых людей, закованных в броню рыцарей, с детства обученных воевать?
   А может всё просто — вышло моё время, и Господь решил призвать к себе. Тогда хоть в погреб спрячусь — всё одно, призовёт и пойду как милый. Отказаться не получиться».
   Юному князю, девятнадцатилетнему, не хотелось за кромку. Ведь только семью завёл. Не успел ещё даже распробовать: каково оно быть женатым. Не верила юность, что решил Господь оставить молодую княжну Прасковью вдовой.
   «Неужто, Господь испытывает веру мою? Посмотрит он на меня с неба и скажет: «Нет в тебе, голубь мой, истиной веры, уж больно ты разумен. Взгляни вон на Давида, ведь двенадцать лет было мальчишке, а вышел и встал против воина и великана, когда все мужи великие убоялись. И в чём была сила у этого пастушка? Не в разуме его, а в вере наивной, что правда за его спиной, а значит и Господь его стоит за ним, — так рассуждал юный князь, пребывая на коленях перед образами. — А стало быть: если дал мне Господь испытание, значит, даст и силы его преодолеть».
   Даже здесь, в прохладе Святой Софии, были слышны ор и гам народа, бушующего на площади. Новгородцы и дружина князя сошлись перед собором на вече. Горожане резко разделились на тех, кто желал ждать подмоги и на тех, кто готов был немедля идти бить шведов.
   Тихо подошёл к Александру архиепископ Спиридон, сопровождаемый монахом.
   — Напрасно терзаешь душу свою князь, юн ты и горяч. Смири гордыню.
   — То не гордыня, батюшка. Не хочу я славы, а желаю пользы для княжества и для всей Руси. Не гоже позволять свеям пустить тут корни и разбрестись по княжеству. Не осилим их тогда, даже с подмогой. Нельзя нам ныне терять время.
   — Не дадут тебе новгородцы увести дружину. Видишь, как волнуется народ. Не убедить тебе их. Молод ты.
   — Пойду с малой дружиной, — горячился князь.
   — Неужто поведёшь отроков и сынов боярских на убой. Да и у самого борода ещё не отросла. Там ведь не в бирюльки играть придётся. Там лыцари ливонские — мужи злые до сечи, — сердился архиепископ.
   — Так ведь и сам пойду, за спинами прятаться не стану, а если надо, то и голову сложу.
   Видел Спиридон не удержать юного князя, слишком горяч и самонадеян тот.
   — Господь с тобой, — благословил он Александра.
   — И меня благослови, отче, — выступил из-за спины архиепископа монах. — Пойду и я с ними.
   — Пригляди за ним, Павсирий, — попросил Спиридон, осеняя крестом монаха.
   Многие криво усмехнулись, когда выкрикнул Александр свою младшую дружину. Птицей взметнулся ввысь ломкий голос юного князя:
   — Братья! Не в силе Бог, а в правде!
   И не дожидаясь никого, отбыл Александр Ярославович с малой дружиной из Новгорода. Те же, кто хотел бить шведов бросились за ним вдогон.

   5.
    Густой предутренний туман плотным одеялом накрыл лес. Клубясь вслед лошадям, глушил он звуки и оседал каплями на плечи. Люди двигались среди деревьев, тихо переговариваясь между собой. Лошади временами всхрапывали да позвякивали удилами. Небольшой отряд, из дружинников князя и новгородского ополчения, крался сквозь чащобу.
   Юный князь Александр всю дорогу недовольно поглядывал на старого монаха.
   «Ладно ехал бы себе в обозе, — думал князь, раскачиваясь в седле. — Кто-то же должен прочесть заупокойную павшим в бою. Правда, я и сам могу это сделать, но ведь и я могу пасть, тогда лучше, если воинов проводит монах. Однако этот старик, глянь какой неугомонный, взобрался на кобылу. Да ещё и копьё с хоругвью в руках держит. Ни щита у него, ни брони. Горе-воин. Того и гляди, впереди всех поскачет в сечу. Умора».
   — Ты охолони малость, Павсирий, — усмехнулся снисходительно князь Александр. — Не лезь в самое пекло. Воев умелых и без тебя хватает.
   Монах ехал, отвернувшись и делая вид, будто не слышит.
   — Чего молчишь старый? — сердито набычился князь. — Воды в рот набрал?
   — А чего мне с тобой лясы точить? — ерепенился монах. — Ты юный и дерзкий, а я старый и мудрый. У тебя своя правда, у меня своя. Хорошо лишь то, что одно, богоугодное, дело будем делать — бить супостата.
   Юный князь поёрзал недовольно в седле. Раздражал его этот несговорчивый седой монах.
   — Ты клобук-то свой сними да надень шлем, раз уж решил с нами в сечу, — посоветовал Александр.
   — А на кой мне твой шлем? — удивился монах. — мой клобук и есть мой шлем спасения. А крест мой — доспех мой. А копьё моё — орудие гнева господня.
   Он поправил на голове вязанную шапочку и накинул капюшон — куколь. Снова ехали молча, думая каждый о своём.
   «Не так уж и стар он, — князь искоса поглядывал на хмурого монаха. — Руки вон какие крепкие. В седле не горбится. Сидит как воин. Копьё держит сноровисто, многим ополченцам нечета. Ой непрост ты старый. Ой непрост. Бывалый старик. Бывал, значит, в сече».
   — А чего ты говорил о правде твоей и моей? — спросил любопытный князь. — Разве она не одна на всех?
   — Даже господь триедин, — буркнул монах. — А ты единой правды захотел.
   Снова ехали молча, каждый окунулся в свои думки.
   — Вот взгляни, — прервал молчание Павсирий. — Вроде мы одно войско, а хоругви у нас разные. У тебя князь на хоругви Пантократор — Спас Вседержитель, у новгородцев на хоругви София — Премудрость Господня, а у меня святой Георгий убивающий змея.
   — Всё так, — подтвердил юный князь. — А как же иначе?
   — А тогда скажи мне, — заглянул в глаза князю старый монах. — Ты почто идёшь бить свеев?
   — Я иду защищать княжество и землю новгородскую, — горделиво глянул на монаха Александр.
   — Так оно и есть, — кивнул Павсирий. — На то у тебя и Спас Вседержитель. А новгородцы идут бить свеев за данников своих, за язычников. У них и Премудрость Господня. Всем господь дал защиту, даже язычникам, не верящим в него. А я вот иду биться за веру нашу православную. И у меня на хоругви Змееборец. Вот и получается: вроде все мы вместе, а каждый идёт за своим.

   6.
   Луч солнца скользнул по макушкам сосен. Сусальным золотом украсил небо на востоке. Серый туман клубами плыл со стороны реки. Скользнули в нём из леса неясными призраками новгородцы. Побежали молча храня в себе стальную решимость. Лишь земля тихонько дрожала от топота ног, будто предвкушая смерть сотен несчастных. Первый испуганный крик. Натужное кхеканье и удар мечом. Началась бойня на берегу Невы. Брызнула в разные стороны тёплая людская кровь. Взвыли нечеловеческим криком первые раненые. Заварилась крутой кашей лютая битва. Разнеслась над сечей злая брань. Слабых здесь не было. Столкнулись отчаянной храбрости воины…
   Время шло неумолимо. Скрежетом металла и жалобным воем раненых наполнялась битва. Солнце уже перевалило за полдень, а всё так же неутомимо звенели мечи, трещали копья. Песок, пропитанный кровью, чавкал под ногами словно глина. И начали шведы понемногу теснить новгородцев. Медленно, шаг за шагом отжимали они воинов Александра обратно к лесу. Казалось, чуть и дрогнут ряды русичей.
   — Зришь ли своего врага, — вытирая пот с лица, спросил Александр у Павсирия.
   — Зрю, — ответил тот. — Вон он мой змей.
   Прикрытый стеной охраны из рыцарей-крестоносцев, майстерЭйкхарт из Хоххайма насылал проклятия на новгородцев, высоко над тонзурою вознеся свой крест.
   — Я тоже зрю своего, — князь указал копьём на окружённого рыцарями-телохранителями ярла Биргера.
   Тот уже давно зазывал князя Александра Ярославовича на рыцарский поединок.
   — Знать пришло наше время, — Павсирий осенил Александра крестным знамением. — Иди князь с Богом.
   — Господи спаси и сохрани, — прошептал юный князь и помчался на ярла.
   Никто не посмел встать на пути у двух поединщиков. Сшиблись они так, что кони присели на ноги. Крепкие оказались у обоих щиты и броня. И стали они кружить, выискивая — куда бы ткнуть.
   Павсирий тем временем поскакал к монаху и схлестнулся там с охраной. Надёжной оказалась стена из рыцарей-крестоносцев. Ловко они перехватывали Павсирия, не давая приблизиться к своему священнику.
   «Их так просто на козе не объедешь, — кручинился он. — Знать битые воины. Не одну заваруху, видать, прошли эти лыцари. Глупых среди них нет».
   Понял монах, что можно сгинуть без толку и отъехал немного. Стал выискивать подходы к своему врагу.
   Тем временем юный князь изловчился и вбил копьё в глаз ярлу Биргеру, через прорез шлема. Упал на песок сражённый ярл. Метнулись к нему рыцари-телохранители, прикрыли собой и не дали добить. Обхватили со всех сторон тело Биргера и бегом понесли на шнек.
   Вскричали радостно новгородцы.
   И тут будто осенило Павсирия. Приподнялся он на стременах и метнул копьё через головы охранников в грудь майстеру Эйкхарту. Насквозь пронзило тяжёлое копьё хрупкое тело и опрокинуло навзничь. Бросились рыцари к своему священнику.
   Павсирий же, оставшись без оружия, поехал посреди сечи и молился, осеняя крестным знамением новгородцев. Многие увидев его, укрепились в вере. И ведомые князем Александром, потеснили понемногу супостатов обратно. И вдруг дали те слабину, многие из них видели, как пал ярл и потому — оставив бой, бросились спасаться на шнеки. Погнали тогда уже новгородцы шведов. Били смертным боем, не щадили никого.
   А солнце уже закатилось за сосны и сумрак стал опускаться на землю.
   Из-под груды тел осторожно поднялся ошеломлённый мальчик. Павсирий подъехал к нему и спросил:
   — Ты кто?
   — Я Эйрик, — ответил юнец. — Воин ярла Биргера.
   — Держись за стремя, воин, — усмехнулся Павсирий. — Бо посекут тебя разгорячённые новгородцы.
   Так вдвоём и отправились они по берегу, заваленному порубленными телами.
   От леса прилетела ворона и, громко каркнув, опустилась на труп. Обломок копья торчал у того из горла. Голова была повёрнута и широко открытые, остекленевшие глаза пристально смотрели на мальчика. Это был Олаф.
   — Не соврал ярл Биргер, — тихо сказал Эйрик. — Многие остались тут навсегда.
   Послесловие:
   Велика была та победа. Надолго отвадили шведов от земли княжества новгородского. Восславили все юного князя Александра Ярославовича и прозвали его Невским.
   Но уж больно своенравен и спесив Великий Новгород.
   Показалось вольному граду, что возгордился юный князь той победой. И указали новгородцы ему на дорогу из города.



   Кормилец
   Алексей Тверской

   Алеша тревожно прислушивался к перебранке, которую вели в соседней комнате родители. Его сердце сжималось от жалости, когда за стенкой слышались тяжелые вздохи отца, который всегда искренне раскаивался, снедаемый стыдом и чувством вины за случившуюся пьянку. Временами отец порывался уйти от тяжелого разговора на улицу, но мать его останавливала и говорила сквозь слезы:
   – Сиди и слушай меня, нечего убегать. Сумел беды натворить, умей и ответ держать.
   Перебранкой такой разговор даже назвать было нельзя. Отец, молча, сидел и слушал. Мать тоже не кричала, говорила негромко, но ее упреки проникали, казалось, в самую душу.
   На этот раз повод для ссоры был серьезный. Мать была в отчаянии оттого, что отец, будучи в районном центре, не купил там необходимых для семьи продуктов, а деньги, выделенные на это, пропил.
   – Знаешь ведь, что сейчас еще нечего с огорода взять, мясо прошлогоднее давно съели, а лапша уже в горло не лезет, да и та кончается. Нет, чтобы о детях, о жене своей, о себе подумать. Так лучше надраться, – причитала мать. В сердцах, она добавила, – Раньше хоть рыба была, а теперь и того нет…
   Тема эта была «больная». Отец не так давно еще слыл хорошим рыбаком. Он знал все рыбацкие премудрости в ловле, изготовлении оснастки, сам изобретал рецепты добычливых прикормок. Ему были известны рыбные места, в любое время года. Он умел доставать линей и угрей просто голыми руками, шаря под водой между корней и коряг.
   К отцу даже приезжали любители порыбачить из города. По виду и разговору это были люди солидные, видимо, начальники. Они знали, что с «бригадиром», как они называли отца, всегда будут с рыбой. К тому же он был человеком компанейским и, под рыбацкую уху и водочку, мог рассказать смешную байку, спеть русские песни и сыграть на балалайке, которой мастерски владел.
   Но такая – «водяная» – профессия, да и пьяная удаль довели отца до беды. Как-то, по весне, городские привезли с собой купленный где-то, по случаю, бредень – снасть дефицитную и уловистую. Был конец апреля, вода в озере еще не прогрелась. Сначала рыбаки пробовали ловить на удочки, но клева не было. Однако и добровольцев лезть в ледяную воду с бреднем не находилось.
   Посмотрев на поплавки часа два, рыбаки смотали удочки и собрались у костерка на берегу. Рядом стоял их автомобиль-«козлик». Из четверых приезжих, двое рыбачили с надувной лодки, но и они вернулись ни с чем. У воды, на ветерке, все продрогли и спешили погреться у костра. Разложили привезенную с собой закуску, выставили бутылки. Выпив по паре стаканчиков, городские начали подтрунивать над отцом.
   – Как же так, бригадир? – ворчал старший из них, – говорили, ты – мастер, а мы без рыбы остались…
   Отец усмехнулся, протянул ему граненый стакан:
   – Лей полный, будем с рыбой! Разворачивайте бредешок.
   Ввиду отсутствия желающих таскать бредень по воде, отец велел двоим на лодке покрепче держать воткнутый в дно шест-водило. Сам же он разделся и, по грудь в воде, начал тянуть бредень вокруг лодки. И ловля пошла. Уже с первого захода в сеть попало с десяток рыбин. Несколько раз меняли место, перетряхивали бредень, пока не наловили по ведру рыбы на каждого.
   Городские уехали довольные, даже бредень подарили «бригадиру», за труды. Впрочем, зная, что снасть будет в сохранности и еще им пригодится.
   Отец же после той ловли заболел, попал в больницу. Воспаление легких врачи вылечили. Но ревматизм в ногах остался и мучил отца, по ночам и к плохой погоде, зудящей болью. С рыбалкой пришлось распрощаться.
   Алексей с младшей сестрой ходили вчера к поезду встречать отца. Тот вышел, слегка покачиваясь, из вагона и направился, было, к поселковой столовой, где торговали пивом, но, заметив своих детей, нелепо махнул рукой и подошел к ним.
   – Вот вам гостинец. Раздели на двоих, – сказал он Алеше, передавая ему кулек с конфетами.
   – Пил?! Мамка опять будет ругаться, – сказал сын и, взяв сестру за руку, направился домой. Отец, покачиваясь на своих больных, плохо гнущихся ногах, побрел за ними, виновато улыбаясь.
   Под утро Алешка проснулся от разговора, слушал голос матери, вздохи отца. Отца жалел за то, что его ругает мать, а мать жалел за горесть, звучавшую в ее голосе.
   За окном едва начинало светать. В соседней комнате, где находились родители, горел свет. Он проникал через приоткрытую дверь в комнату, где лежал на диване Алеша.
   Разговор за стенкой закончился. Отец вышел во двор, наверное, рубить поросенку траву. Мать стала готовить завтрак. Алешка закрыл глаза.
   Но спать ему уже не хотелось, он стал думать: как успокоить мать, чем помочь отцу?
   Алексей приехал домой из города, на каникулы. Год он отучился в техникуме, где жил в общежитии. Юноша взрослел, начинал понимать, что его учеба, болезнь отца являются причинами нехваток в семье. Немного может сделать паренек, которому еще три года предстоит учиться и получать мизерную стипендию. Но силы, которые он начал в себе ощущать, требовали выхода.
   Когда Алексей вышел к матери, она накрывала на стол завтрак – блины с растопленным салом и сметаной. «Сметаны для меня купила», – отметил, про себя, сын.
   – Иди, зови папку кушать. Да посмотри там, что-то тихо в сарае стало, – в голосе матери звучало беспокойство.
   Алеша быстро выскочил в сени, услышал вслед от матери:
   – Скажи, что налью опохмелиться ему. Чай, болит голова, у меня припасено на черный день.
   Заскочив пулей в сарай, где отец, готовил мешанку для поросенка, Алеша перевел дух. И, уже не спеша, подошел к молчаливому и понурому отцу, нерешительно тронул его за руку:
   – Чего ты? Идем завтракать. Мамка велела сказать, что нальет тебе.
   Отец очнулся от дум, потрепал сына по стриженой голове и, стараясь улыбнуться, сказал:
   – Иди. Сейчас задам корма поросенку и приду.
   Не хотелось почему-то Алешке, чтобы отец оставался здесь один, и он все же выпроводил его в дом, а сам взялся кормить скотинку.
   Закончив с кормежкой, паренек не торопился уходить. Где-то в углу сарая должны были стоять рыболовные снасти: удочки, подсачники, а главное, отцовский бредень.
   Увидев в углу удочки, Алексей высвободил их из завала других снастей, осмотрел. С десяток удилищ были связаны бечевками. Здесь были и самодельные короткие – «детские» – и длинные, настоящие бамбуковые, которыми, обычно, ловил отец. Алексей выбрал пару отцовских. «Наловлю вечером на озере рыбы. Вот и будем с мясом», – рассудил он.
   Быстро позавтракав, Алешка рванулся искать себе товарищей по рыбалке. Первым, он разыскал уличного друга Кольку, рассказал тому о затее с рыбалкой, спросил:
   – Пойдешь?
   Колька, копируя своего отца, закатил свои насмешливые глаза к небу, наморщил в размышлении лоб, через минуту изрек:
   – Можно попробовать. Авось, что и поймаем. Я знаю, где червей можно накопать. Жирных таких. Только пацаны говорили, что клева на озере нет.
   – Ловить надо уметь, – отмахнулся Лешка. – Идем к Олегу, может, и его зазовем.
   Олег не размышлял долго, не любил «тянуть кота за хвост», охотно согласился:
   – Вы накопайте червей без меня, я не могу сейчас. За Толяном нужно присматривать. Мамка на работе.
   Он досадливо махнул рукой в сторону своего младшего брата, игравшего у загородки в машинки. Он, что-то прикинув про себя, спросил:
   – Куда пойдем? В нашей стороне ловится плохо.
   – На тот берег, где «Слоны» купаются. Там лещи и окуни водятся. За два часа до захода солнца надо успеть. Самый клев в это время, смотри не забудь, – сказал Алеша.
   Друзья жили в лесном поселке Калининской области (ныне Тверской) и настоящих слонов видели только в кино. «Слонами» они назвали группу пацанов с соседней улицы, по кличке их предводителя. Он был силен, высок ростом, поэтому получил кличку Слон.
   Копали червей вдвоем с Колькой, на задах, за коровником. Обсуждали предстоящую рыбалку.
   Колька сомневался: не получится ли стычки с задиристыми соседями? Но оказалось, что у Алексея есть план, как с ними договориться.
   – Главное, чтобы отец согласился, – сказал он. – Попрошу его, нужда-то общая. А с Сашкой-Слоном, если будет дурить, придется разобраться. Мы уже не те хиляки, что были год назад. Да и рыбалка для нас не игрушки, а помощь дому.
   Алеша отправился домой, договорившись с Колькой, что тот зайдет к вечеру за ним.
   Дома Алешка подозвал младшую сестренку, серьезно сказал ей, чтобы та, когда мать начнет готовить ужин, прибежала на берег и забрала у него улов.
   – На жареху уже будет, а я останусь еще чуток. На завтра наловлю малость, – по-мужски деловито добавил он.
   Сестренка вытаращила от удивления свои синие глаза и кивнула головой. В голосе брата звучала необычная взрослая интонация.
   Теперь надо было поговорить о деле с отцом…
   Начинало вечереть. Алеша с Колькой пришли с удочками на берег большого озера Охват, на берегу которого располагался их поселок. Легкий ветерок, освежавший в летнюю дневную жару, стих, уступив место полному штилю. Но зной спал, от воды поднималась приятная свежесть.
   Бордово-красное солнце клонилось к горизонту, обещало назавтра тоже отличную погоду. Над притихшей гладью воды стремительно пролетали ласточки, выискивая себе на ужин зазевавшихся комаров и мушек.
   Зеркальную поверхность озера там и тут нарушали всплески рыб, убегавших от хищников.
   Ребят охватил рыбацкий азарт. Они скинули с ног сандалии, закатали до колен брюки. Размотали лески удочек: Николай – пары самодельных, сделанных из тонких березок, Алексей – настоящих, бамбуковых. Насадили на крючки извивающихся червей, зашли в воду.
   Как полагается заправским рыболовам, ребята поплевали на червей и закинули удочки. Поплавки, изготовленные из винных корковых пробок, покачались пару секунд на зеркальной поверхности воды и замерли.
   Вскоре подоспел опоздавший Олег. Обычно его рот растягивала широкая, до ушей, улыбка, но на этот раз вид у него был озабоченный.
   Олег устроился удить рядом с друзьями, закинул удочку. Видно было, что его распирало желание поговорить с друзьями. Для начала, он спросил:
   – Поймали что?
   – Нет еще, – ответил Колька и добавил, – видно, и здесь клева нет, время не то.
   Олег вдруг затараторил:
   – Как бы нам здесь, вместо рыбехи, фингалов не наловить. Когда я сюда бежал, видел, как «слоны», человек пять, к озеру топали.
   Кольку такое известие насторожило, встречи со «слонами» раньше всегда заканчивались потасовками. Он посмотрел на Алексея. Тот был серьезен, но спокоен. Товарищам сказал:
   – Сашку я беру на себя. Если не договоримся, придется драться. Только, думаю, не совсем уж он дурной.
   Между тем, Алеша достал из сумки бумажный кулек. Друзьям объяснил:
   – Вот, отец прикорма дал для рыбы. Надо по воде разбросать.
   Ребята разбросали прикормку. Они сделали заброс и стали ждать, глядя на поплавки.
   Но время шло, а клева не было. Ребята, по Лешкиному совету, вытащили из воды лески с крючками и уменьшили глубину погружения наживки, снова закинули удочки.
   Алеша не показывал вида, но его охватило беспокойство, он подумал:
   – Что, если не поймаю?
   Однако, Колька с Олегом терпеливо стояли, ожидая клева, и он успокоился. Еще далеко до заката, может, еще начнется поклевка, главное – терпение.
   Волновала Лешку и предстоящая встреча со «слонами». Он поглядывал на бугор, откуда они обычно появлялись.
   – Хоть бы ерш, какой завалящий, клюнул, – с досадой сплюнул в воду Олег.
   Сразу же, после его слов, поплавок пару раз качнулся и ушел под воду. Олег дернул удочкой вбок, подсекая рыбу, и поднял удилище. На крючке трепыхалась небольшая плотвичка.
   – Давно бы так, – сказал Колька, у него тоже пошел клев, и он поймал окуня.
   Не успел Алеша позавидовать друзьям, как сам поймал приличную плотвичку.
   Клев пошел, ребята с азартом смотрели на поплавки, забыв обо всем на свете.
   «Теперь – пора», – решил Алеша и достал из сумки жестяную коробочку. Друзья смотрели на него с интересом. Он вынул из коробки комок теста, с запахом рыбьего жира, раздал по кусочку рыбакам, объяснил:
   – Вот, наживка на леща. По отцовскому «секрету» сделал.
   Он скатал из теста небольшой шарик и насадил на крючок. Его примеру последовали и товарищи.
   Через минуту-другую поплавок Олега осторожно дернулся и снова замер.
   Колька, стоявший рядом с ним, заметил это и толкнул дружка в бок:
   – Кто-то играет, не зевай. Сейчас схватит.
   В этот момент и Алешин поплавок слегка погрузился в воду и пошел в сторону. Он, по всем правилам, подсек рыбу и стал тянуть удочку вверх. Она изогнулась дугой, дрожала от тяжести.
   Друзья раскрыли от удивления рты и стали давать советы:
   – Не тащи из воды – сорвется.
   – Подводи к берегу на мелководье, там руками схватишь.
   «Эх, подсачник не взял», – подумал Алешка и стал выходить из воды, подводил к берегу рыбу. Вскоре ребята увидели темную спину крупной рыбины. К ней подбежал Колька, он подвел под рыбу дрожащие, от возбуждения, руки и выбросил ее на берег.
   На песке бился большущий лещ.
   – Теперь есть, что пожарить на ужин! – радовался Алешка.
   – Вот тебе подфартило сегодня. Килограмм будет, не меньше, – завидовали друзья. Алеше. А тот уже кричал Олегу:
   – Гляди, твой поплавок кругами ходит!
   Ребята стали таскать, одного за другим, увесистых лещей.
   Как раз вовремя прибежала младшая сестренка. Та радовалась больше всех. Алексей дал ей сумку с уловом:
   – Неси рыбу домой. Пусть мамка пожарит, а мы еще половим.
   Ребята продолжили рыбалку. На «секретное» тесто рыба шла хорошо, и корзинки рыбаков тяжелели.
   В азарте не заметили они, как подошли «слоны». Алексей услышал за спиной голос их заводилы – Сашки:
   – Глянь-ка, ребя, на нашем месте городские ловят. Своим бамбуком нашу рыбу переводят!
   Лешка сидел на корточках, снимал с крючка леща и понимал, что находится в невыгодном положении, а тон Сашки предвещал стычку. Поэтому он насторожился и поднялся на ноги. Соперник немного опешил: за год Алексей почти сравнялся с ним ростом, раздался в плечах. И все же «Слон» не удержался от своей обычной тактики: бить первым и без предупреждения. В лицо Алексею полетел кулак «слона».
   Но тот не знал, что почти год, как Лешка занимается в секции бокса при техникуме, и кое-чему там научился. Он уклонился от удара, коротко ткнул его кулаком в печень. Пока тот хватал ртом воздух, перехватил руку Сашки и завернул за спину. Спокойно и строго сказал ему:
   – Не дури, не пацаны мы уже. Есть мужской разговор…
   Сашка, почувствовав силу противника, хмыкнул, но согласился отойти в сторону для разговора.
   Толковали они долго. Их «команды» сначала готовились к продолжению баталии. Но вскоре убедились, что парни разговаривают «по делу» и руками махать не собираются.
   Наконец, они подошли. Сашка, сохраняя «лицо», объявил:
   – Значит, так, ребя! Завтра все идем рыбачить. Лехин отец дает бредень, лодку и места покажет. – Он помолчал и солидно добавил. – Чем дурью маяться, лучше рыбехи в дом добыть…
   Когда Алексей вернулся, в доме вкусно пахло жареной рыбой. Он помыл руки и прилег до ужина на диване.
   Вскоре пришла сестренка, позвала:
   – Иди ужинать. Мамка зовет.
   – Я приду сейчас, – ответил он и, выждав минуту, пошел к столу. Семья уже была в сборе, но ужинать не начинали, ждали Алешу. На столе красовалась сковорода с жареной рыбой, парил чугунок с вареной картошкой.
   Алексей сел к столу, подвинул матери тарелку:
   – Подложи мне картошки. Проголодался сегодня. Вы на рыбу налегайте!
   – Кушай на здоровье, кормилец ты наш, – сказала мать, подавая ему тарелку с картофелем и большим куском рыбы.
   – Вот и мужичков в доме прибавилось, – добавил отец.