"И у автора звучит, как одобрение оккупации, иначе бы он знал о жестокости из разговора с отцом."
   Уважаемый Алексей! Где Вы увидели в моём рассказе одобрение оккупации? Наоборот, я писал, что отец не рассказывал о том, что при оккупантах жилось хорошо. Упоминал о конфискациях имущества, расстрелах, голоде. Где-то Вы невнимательно читали.
   "Тоскливое веселье"... мне казалось, что получилась точная характеристика, но Вы не первый, кому это выражение не понравилось. Надо подумать.
   А вступление, по-моему, как раз и придаёт достоверность рассказу...
   Тоже подумаю.
   Спасибо за прочтение и замечания.

   Спасибо, Сергей! Соберу все замечания, дождусь разбора и буду править. Начало, очевидно, надо переделать, "бросить" - да, надо заменить. А вот "просочилась" - пока не знаю. Мне это слово показалось удачным.
   А если бы кошка бала членом подполья, то принесла бы господину полковнику гранату и взорвала её :-)!

   Владимир, спасибо за точные замечания, я теперь понял, как добавить красок в "тоскливое веселье" господина полковника, ну очень не хочу убирать эту фразу!
   Неудачная стрельба румынов по кошке... Нужно, наверное, точнее описать этот дворик. Там высокие деревья, сараи, не со всех мест возможна точная стрельба. А ещё, будучи солдатом-срочником, наблюдал на полигоне мерзкую картину: господа офицеры расстреливали дворнягу, неизвестно как появившуюся на стрельбище. До неё было метров 25-30, и она была, конечно, гораздо крупнее кошки. Стреляли из автоматов, и очень долго не могли убить бедную животину. Многие из нас роптали, но что мы могли сделать? Так что такая стрельба вполне возможна.
   А вот про мясо... Не знаю, я верю своему папе. Многое в этой истории я присочинил, но факт, самую суть оставил неизменной. Пусть будет, как есть. Тем более, что это - кошки. Я тоже их очень много наблюдал, есть совершенно нереальные эпизоды, но сам их видел. Я верю в кошачий интеллект. Тем более, что Муська стала носить мясо после того, как сама отъелась. Наверное, это надо подчеркнуть. Вступление тоже гляну.
   Ещё раз благодарю, и успехов!

   Людмила Шилина
   
   РЕЦЕНЗИЯ
   
   на рассказ (быль) «Рыжая кошка». Автор: Александр Сороковик
   
   
   Сюжет рассказа «Рыжая кошка» одновременно прост и сложен. В оккупированной фашистами (в данном случае это румыны) Одессе голодающей семье кошка приносит мясо, сворованное на кухне у высокопоставленного военного чина. И тем самым спасает семью от голодной смерти. Собственно, и все. Причем, автор в начале рассказа уточняет, что это быль.
   А вот с этого места, цитируя автора, можно поподробнее. Причем, цитировать его я собираюсь в прямом смысле:
   «Эта история не выдумана. Она произошла в годы оккупации Одессы в
   1941-1943 годах. Мне её часто рассказывал мой отец, Борис
   Владимирович, в то время 16-летний Борька, остававшийся в
   оккупированном городе со своей матерью, тётей и бабушкой.
   Последний раз я услышал её за день до его смерти – мы сидели в
   гостиной, разговор почему-то зашёл о кошках. Папе тогда стало легче,
   тяжкая болезнь вроде бы отступила, я радовался улучшению. Потом
   уехал домой, на другой день не звонил: показалось, что всё плохое
   позади. А следующей ночью его не стало…
   Я почему-то не запомнил, какого цвета была та кошка. Папа и сам, по-
   моему, плохо это помнил, так как кошки у них в то время были разные,
   приходили и уходили, сменяя друг друга Однажды он обмолвился, что
   вроде была она серой, но обмолвился как-то неуверенно. У меня
   почему-то сложился образ рыжей, точнее – рыже-белой кисы,
   небольшой, юркой, желтоглазой. А, может, и в самом деле она была
   такой? Не запомнил я и её имени. Ну, ладно, пусть будет просто
   Муськой… Ещё я додумал некоторые детали, второстепенных
   персонажей, диалоги. Но это – право автора.
   
   Была осень 1943 года. Два года Одесса жила «под румынами». Немцев в
   городе почти не было, румыны заправляли всеми делами. Сейчас много
   пишут о том, что при них одесситам жилось хорошо и вольготно: еды
   было вдоволь, оккупанты не сильно зверствовали, мирное население
   почти не трогали. Не знаю, не знаю… Конечно, когда я слушал
   рассказы отца об оккупации, были семидесятые-восьмиде­сятые­ годы,
   точка зрения на всё была согласованной и единственно верной. Тогда
   невозможно было представить «хорошую жизнь при оккупантах». Но…
   Ведь в те времена люди на кухнях часто говорили совсем
   неподобающие вещи, иногда даже с малознакомыми людьми. А у нас с
   папой отношения были доверительными. Уж я бы запомнил, если бы
   услыхал от него какую-либо крамолу… А так – нет. Были рассказы и про
   голод, и про то, как румынские солдаты расстреляли возле их ворот
   какого-то человека; и о выселении их из дома. Вот с этого места, как
   говорил известный персонаж, поподробнее. А то совсем непонятно
   пока, причём здесь кошка?»
   Вот, не поленилась даже подсчитать – этот отрывок более чем в 2000 знаков. «Вес» же всего рассказа – 9296. На протяжении такого объемного «куска» автор, при всем уважении к нему и его отцу, вспоминающему эту историю, ни на шаг не приблизился к собственно фабуле рассказа, его завязке. Это пространное рассуждение настолько уводит читателя в сторону, что уже и дальнейшее повествование оказывается где-то на задворках его сознания и не воспринимается так свежо и остро, как автору того хотелось бы. А жаль… Потому что сюжет рассказа действительно достоин, пардон, достойного обрамления, которое все-таки не случилось.
   А ведь существует немереное количество способов начать рассказ с интриги, тем более что таковая появляется в «теле» повествования и довольно натужно, но удерживает внимание читателя, совсем уже было решившего, что речь будет идти о том, хорошо или плохо жилось одесситам в оккупированном румынами городе.
   И хотя это не входит в мои функции, но здесь так упорно напрашивается другое начало, в несколько детективно-приключен­ческом­ стиле, что удержаться я просто не могу. Ну вот скажем:
   «Это случилось в оккупированной Одессе в 43-м. Одним удивительно солнечным ноябрьским днём на улице раздались крики, громкая ругань, а затем и выстрелы. Выбежавшие во двор обитатели дома увидели как по узкому карнизу пробирается рыжая кошка с огромным куском мяса в зубах. С карниза убежать можно было только на соседнюю крышу, но до неё было ещё далеко. Румынские солдаты безтолково суетились во дворе, изредка стреляли, но довольно вяло – боялись попасть в окна полковничьей квартиры…»
   Это, конечно, сделано очень приблизительно, только для того, чтобы проиллюстрировать мою мысль. А дальше весь рассказ, разбив его на куски, можно перетасовывать и переходить от завязки (кошка, бегущая с куском мяса по крыше) собственно к истории – почему кошка, почему с мясом и т.д. и т.п. И в конце, безусловно – «Эту историю рассказал мне мой отец, который и был тем самым мальчиком…» или что-то в этом духе.
   Теперь о стилистических неточностях, очень коротко. «…однажды вечером в форточку просочилась Муська». Все-таки слово «просочилась», тем более с большим куском мяса, ну никак здесь неуместно, стоит его заменить, поискать синонимы типа «проникла» или что-то подобное.
   «Прихватили и рыжую кошку. Ну, как прихватили… Кошки гуляют сами по себе, ей просто показали новое «жильё», да и всё». Абсолютно лишняя подробность, не дающая для повествования ничего существенного.
   «…днём во дворе раздались крики, громкая ругань, а затем и выстрелы. Выбежавшие во двор обитатели дома…» Еще одна «заповедь» пищущего: «В окрестностях 200 слов ни одного повторения». Перестройте фразу, найдите синонимы, ибо два «двора» режут глаз.
   
   Прямой речи в рассказе почти нет, но та, что присутствует, несколько более, чем надо, литературна. Художественный текст нельзя просто пробегать глазами, фиксируя смысл; его надо хотя бы мысленно слышать. Есть такой совет бывалых писателей новичкам – проговорите те фразы, которые произносят ваши герои, вслух. Говорите вы так в жизни? А люди, которых вы описываете? Куда пропадают живые интонации звучащего слова:
   «Холуи господина полковника сразу на запах сбегутся, а не учуют сами, найдётся добрая душа, подскажет. Доказывай потом в сигуранце (румынская контрразведка – авт.), что
   это не ты стащил мясо с кухни господина полковника!» И это Одесса? Не верю! Да еще в двух предложениях целых два «господина полковника».
   По поводу «тоскливого веселья» уже говорила, мне эта фраза не показалась невозможной, наоборот, она как раз сыграла свою очень точную роль и ярко отразила происходящее. Кроме этой, есть еще довольно удачные фразы и ходы, но они не влияют на целостное восприятие рассказа. Оно же таково – сумбурное изложение симпатичного сюжета с нагромождением ненужных подробностей и отступлений. А ведь подбавь автор вместо них хоть капельку потрясающего одесского колорита, были бы «две большие разницы», как говорят одесситы.
   Совсем недавно ознакомившись с творчеством Александра Сороковика, я поздравила саму себя и наш портал с появлением еще одного хорошего автора. Несмотря на довольно жесткую рецензию, остаюсь при этом же мнении. И вот почему. Известно, что Дюк Эллигтон просил настройщиков не настраивать идеально его пианино. Когда пианино настроено абсолютно, оно плохо звучит. То есть звучит оно правильно, но теряет какую-то теплоту и искренность. Рассказы Александра подкупают именно этим. У автора явно есть какое-то внутреннее чувство грамотности и слова. А все остальное – дело наживное.
   
   
    Людмила Шилина,
   
    /член Когорты Критиков проекта «Платон мне друг…»/