Литературное кафе «Лира | Автор: | Алла Райц | | | Тема: | Взглянуть на мир с другой стороны сетчатки. Джаз в поэзии Иосифа Бродского. |  Ответить |
| Здравствуйте, дорогие посетители кафе «Лира». Героем нашей сегодняшней встречи становится Иосиф Бродский в силу того, что 24 мая 1940 года он родился и мы хоть и с некоторым опозданием, но приурочим нашу встречу к этому знаменательному для русской литературы событию.
А объектом нашего сегодняшнего небольшого исследования будут некоторые стороны поэзии Бродского, а именно джазовые звуки и ритмы, свинг, блюз, джаз-рок в поэтике Иосифа Бродского.
Но прежде:
Необычные факты из биографии Иосифа Бродского
1. Родился в Ленинграде 24 мая 1940 года.
2. Отец был фотографом (военный фотокорреспондент, а потом фотограф в Военно-Морском музее).
3. Иосиф Бродский пытался поступить в военно-морское училище, но не был принят. Со школой подводников — та же история.
4. В восьмом классе бросил школу и ушел на завод «Арсенал» — был учеником фрезеровщика.
5. Работал в морге в возрасте 16 лет — хотел стать врачом, планировал учиться.
6. Работал на маяке.
7. Был рабочим в геологических экспедициях — на Белое море, в Восточную Сибирь и Якутию.
8. Учил английский и польский языки. Писал стихи на русском и на английском.
9. Начал писать стихи в 18 лет.
10. Был знаком с Анной Ахматовой.
В августе 1961 года произошло знакомство Бродского с Ахматовой, которое сыграло особую роль в жизни молодого поэта. Она была для молодого поэта живым классиком. В начале своего творческого пути Иосиф испытал на себе влияние других близких ему по духу поэтов, среди которых он называл О. Мандельштама, М. Цветаеву, Р. Фроста.
11. «За тунеядство» был сослан в Архангельскую область на 5 лет.
Ссылка в Норенскую стала своеобразной «Болдинской осенью» поэта. Здесь окончательно сформулировалась «неоклассическая» позиция поэта в «Стихах на смерть Т.С. Элиота» (1965).В сентябре 1965 года в результате вмешательства видных деятелей европейской культуры, вызванного публикацией на Западе записи судебного процесса (сделаны Ф. Вигдоровой), Бродский был досрочно освобожден. 18 месяцев, проведенных поэтом в ссылке, принесли ему мировую известность. В 1965 году в Нью-Йорке вышла книга «Стихотворения и поэмы», составленная Г. Струве, в 1966 году - французское, немецкое и голландское издания. Всего же, не считая многочисленных публикаций в периодике - как в эмигрантской, так и в переводах на другие языки, - на момент отъезда из России у Бродского вышло 8 книг на различных языках, включая сербский, чешский и иврит.
12. 4 июня 1972 года вылетел в Вену (лишен советского гражданства).
13. Переехал в США — июль 1972 года. Преподавал в Мичиганском Университете.
Несмотря на всю горечь, которую он испытал, покинув родину, Бродский считал, что эмиграция дала ему редкую возможность остаться самим собой, погрузиться в стихию родного языка. Вот почему он и создал тот параллельный мир, который может понять не всякий, а только человек, способный к восприятию внутренних законов творчества.
Литература для Бродского - не общение, а одинокое познание, рано или поздно приводящее автора в изгнание.
14. 24 года работал преподавателем, был профессором. Преподавал историю русской литературы, русскую и мировую поэзию, теорию поэзии.
Профессорские обязанности надолго стали чуть ли не единственным постоянным заработком. Когда выступавшего перед соотечественниками Бродского не без сочувствия спросили, как он относится к преподаванию, он ответил: «С энтузиазмом, ибо этот вид деятельности дает возможность беседовать исключительно о том, что мне интересно». Свидетелями этих бесед стали не только студенты, но и читатели Бродского.
15. Бродскому не позволили приехать на похороны к родителям в СССР, им также не разрешали выезд, чтобы навестить сына.
16. В 1987 году стал лауреатом Нобелевской премии по литературе.
Бродский - самый молодой из лауреатов Нобелевской премии по литературе, первый иностранец, ставший поэтом-лауреатом в США. Он не только семантически, но и биографически воплотил в себе образ «поэта-изгнанника» и «гражданина мира».
На церемонии присуждения он прочитывает свою блистательную нобелевскую лекцию, в которой, в частности, оттачивает концепцию приоритета языка: «Быть может, самое святое, что у нас есть - это наш язык…»
Л. Турбина замечает: «В своей нобелевской речи он провозглашает себя, прежде всего человеком частным, приватным, то есть не представляющим никакого - ни государственного, ни общественного - объединения, а только других поэтов, "память о тех, кого эта честь миновала". К ним он относит Осипа Мандельштама, Марину Цветаеву, Роберта Фроста, Анну Ахматову, Уистана Одена - поэт признается, что их тени смущают его постоянно, не поощряя к красноречию: "Быть лучше их на бумаге невозможно; невозможно быть лучше их в жизни". Далее он объявляет занятия искусством самой древней и наиболее буквальной формой частного предпринимательства, которое невольно поощряет в человеке ощущение индивидуальности, превращая его из общественного животного в личность. По мнению Бродского, одна из заслуг литературы в том и состоит, что она помогает человеку уточнить время его существования: язык, литература - это всегда "сегодня". Далее он продолжает свою мысль о превосходстве эстетического над нравственным, указывая, что человек с развитым художественным вкусом никогда не поддастся на ложные политические уловки, "потому что зло - всегда плохой стилист", независимый от общества. В идеале поэт, по мнению Бродского, абсолютно зависит от языка: "Поэт есть средство существования языка, он - тот, кем язык жив, а стихотворение - колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения"».
17. Вместе с Михаилом Барышниковым инвестировал деньги в развитие ресторана «Русский самовар» в Нью-Йорке, был его совладельцем.
18. 21 июня 1997 года Иосифа Бродского перезахоронили на кладбище в Венеции.
19. У Бродского остались 2 дочери и сын (от разных браков) и 3 внучки.
20. Личные архивы были засекречены по просьбе поэта до 2047 года. |
| Далее речь пойдет о стихах Бродского с того момента, когда он начал писать по-английски и взялся за автопереводы, чтобы отметить несколько джазовых моментов, таких, как, например, завершающие строфы «Cafe Trieste: San Francisco». Все таки, если грехи прощены, то есть если души свели счеты с плотью где-то там, за этой забегаловкой тоже можно наслаждаться как приятной гостиной загробной жизни, где, в клубящемся беспорядке, святые и не очень берут пять [take five], куда я пришел первым. Предпоследняя строка, «saints and the aint's take five», — сконденсированное чудо джазовой импровизации. Услышав такое, аудитория джаз-клуба выдохнула бы: «Yeah!» Помимо классической «Когда святые маршируют…», здесь явно звучит и «Take Five» («Бери пять») сан-францисского квартета Дэйва Брубека. Автор композиции Пол Десмонд — самый элегантный мастер музыкальной цитаты в джазе. «Брать пять» значит брать перекур-пятиминутку, расслабиться. Это также и намек на самое песню, написанную в ритме пять четвертей. Dave Brubeck - Take Five – 1966 http://www.youtube.com/watch?v=PHdU5sHigYQ |
| Это - не синий цвет, это - холодный цвет. Это - цвет Атлантики в середине февраля. И не важно, как ты одет: все равно ты голой спиной на льдине. Это - не просто льдина, одна из льдин, но возраженье теплу по сути. Она одна в океане, и ты один на ней; и пенье трубы как паденье ртути. Это не искренний голос впотьмах саднит, но палец примерз к диезу, лишен перчатки; и капля, сверкая, плывет в зенит, чтобы взглянуть на мир с той стороны сетчатки. Это - не просто сетчатка, это - с искрой парча, новая нотная грамота звезд и полос. Льдина не тает, словно пятно луча, дрейфуя к черной кулисе, где спрятан полюс. Памяти Клиффорда Брауна (1993) Книга: Иосиф Бродский. Стихотворения и поэмы Фраза, с которой начинается стихотворение Бродского, «Это — не синий цвет…», намекает на «блюзовую ноту» (blue note), а именно 4-ю повышенную или 5-ю пониженную ступень. Ее называют «flatted fifth» (пониженная 5-я). Напомним, что главный признак блюзового лада в джазе — это тоника, 3-я пониженная, 5-я пониженная, доминанта (т. е. 5-я), 7-я пониженная; на этом основана музыкальная шутка, скрытая в строке «пока ты не поймешь смысл блюза» из популярной песни «Ты не знаешь, что такое любовь» (сама песня не блюзовая). Браун погиб на пути в чикагский клуб «Синяя нота», где он должен был играть, и театральный прожектор в стихотворении Бродского светит на пустую сцену. Кстати, первые записи Клиффорда Брауна были выпущены фирмой «Синяя нота». Труба застыла, пальцы без варежек на до-диезе, самой низкой ноте, какую можно сыграть на трубе, прижав все три клапана. Сверкающая капля — привычный образ у Бродского. Бродский иногда ассоциирует слезу со звездой (см., например, «В Озерном краю») — жест восхождения, экзальтации. Из «Колыбельной Трескового мыса» (с ее скрытыми аллюзиями на «Колыбельную Птичьей страны»): «То, что кажется точкой во тьме, может быть лишь одним — звездою». Вспоминается также «пресловутая капля воды, в которой отражается вселенная» из его комментариев к «1 сентября 1939 года» Одена, в которых он пишет о необходимости освоить всю английскую идиоматику «от Фресно до Куала-Лумпура». В элегии памяти Клиффорда Брауна сверкающая капля — не что иное, как капля, повисшая на мундштуке трубы (в «Лагуне» встречается: «и слюну леденит во рту»). От самых низких доступных трубе звуков «капля, сверкая, плывет в зенит» к самым высоким и к тому же «in alt» — и это не джазовый сленг, а обычный музыкальный термин — т. е. еще на октаву выше. И на трубе это будут вполне реальные ноты, например «до» четвертой октавы, которое на октаву выше, чем «до» третьей. ««Марина часто начинает стихотворение с верхнего до», — говорила Ахматова». Здесь, наоборот, Бродский ведет нас от самого низа, до-диеза, к высочайшей, звездной ноте, Полярной звезде, путеводной звезде Мелвилла. В полном собрании записей Клиффорда Брауна, выпущенном фирмой «Синяя нота», имеется запись выступления в нью- йоркском клубе «Птичья страна». Одну из песен, «Точечка» («Wee Dot»), Лу Доналдсон, саксофонист Брауна, открывает двумя тактами из «Ты хотел бы покачаться на звезде?» («Would You Like to Swing on a Star»). Зная, как обычно работала мысль Бродского, можно предположить все это в подтексте элегии. Не вчитываем ли мы таким образом в Бродского слишком много? Но что это такое — «читать»? Отчасти удача, отчасти готовность быть немножко «мишуге», способность своим сочувствованием вдохнуть жизнь в неподвижную глину книги. Или, как элегантнее сказал Оден: «Слова мертвеца преображаются в груди у живых». Чтобы так читать стихи, нужно на них торчать. Нужно их дуть. Нужно на них глаз положить и, таким образом, «взглянуть на мир с другой стороны сетчатки», потому что стихи эти — полный запредел. Перевод Л. В. Лосева (музыкальная терминология — В. Фейертаг) http://www.youtube.com/watch?v=-Y6U0TD3z34&feature=related Clifford Brown - Cherokee |
| «Значимы и близки поэтике Бродского, на мой слух, и принципы изложения материала, резкие контрасты плотности в джазовом «проживании» времени — и «безвременьи». Емкость значимой темы — ядра повествования оттеняется длительными пространствами звуковых потоков импровизаций, почти случайных звукосочетаний, где только происходит поиск небанальных решений, чтобы вдруг, в момент озарения, взмыть на высоту подлинно оригинального, блестящего музицирования. Так, подчас то сжимается, то «развертывается» художественное время и у раннего Бродского, когда, минуя действенность редких глаголов (как в среднем разделе «Пьесы с двумя паузами для сакс-баритона»), вал существительных дает представление о многообразии мира в единый остановленный момент времени. (Е.Петрушанская) (…) Играй, играй, Диззи Гиллеспи, Джерри Маллиган и Ширинг, Ширинг, в белых платьях, все вы там в белых платьях и в белых рубахах на сорок второй и семьдесят второй улице, там, за темным океаном, среди деревьев, над которыми с зажженными бортовыми огнями летят самолеты, за океаном. Хороший стиль, хороший стиль в этот вечер, Боже мой, Боже мой, Боже мой, Боже мой, что там вытворяет Джерри, баритон и скука и так одиноко, Боже мой, Боже мой, Боже мой, Боже мой, звук выписывает эллипсоид так далеко за океаном, и если теперь черный Гарнер колотит руками по черно-белому ряду, все становится понятным. Эррол! Боже мой, Боже мой, Боже мой, Боже мой, какой ударник у старого Монка и так далеко, за океаном, Боже мой, Боже мой, Боже мой, это какая-то охота за любовью, все расхватано, но идет охота, Боже мой, Боже мой, это какая-то погоня за нами, погоня за нами, Боже мой, кто это болтает со смертью, выходя на улицу, сегодня утром. Боже мой, Боже мой, Боже мой, Боже мой, ты бежишь по улице, так пустынно, никакого шума, только в подворотнях, в подъездах, на перекрестках, в парадных, в подворотнях говорят друг с другом, и на запертых фасадах прочитанные газеты оскаливают заголовки. Все любовники в июле так спокойны, спокойны, спокойны. 1961 г. http://www.youtube.com/watch?v=qDQpZT3GhDg&list=RD02bHRbEhLj540 |
| «В более позднем стихотворении «Вид с холма» читателем постепенно осознается джазовый «призвук», исходящий от начального импульса: слушания джазовой музыки и погружения в джазируюшее смысловое пространство. Он и задает временно-пространственные особенности повествования и развертывания смысловых спиралей текста, когда «сначала вы слышите трио, потом пианино негра», через мелодраматически-банальное «Бэби, не уходи» сладким голосом Синатры, через явление Неопалимой Купины как озарения поэта («загорается дерево без корней»; впрочем, здесь реалистичнее увидеть силуэт контрабаса, освещенного лучом света во время импровизационного соло, — контрабаса, воистину напоминающего перевернутое дерево без корней), до сравнения трубы Архангела с напором, апокалиптическим озарением и призывом в «соло Паркера». Духовное движение стиха идет словно вертикально, от банального наигрывания в баре до надмирных высот, трубы Предвечного, а зрительно и акустически происходит постепенное горизонтальное расширение пространства (т. е. в противоположном юношескому стихотворению направлении от окраины к центру) — вовне, вширь и вместе с воспарением звука захватывая небеса» Е.Петрушанская Вид с холма Сначала вы слышите трио, потом — пианино негра. <…> Потом загорается дерево без корней. Река блестит, как черное пианино. <…> И площадь, как грампластинка, дает круги от иглы обелиска. Что-то случилось сто лет назад, и появилась веха. Веха успеха. В принципе, вы — никто. Вы, в лучшем случае, пища эха. Снег летит как попало, диктор твердит: «циклон». Не выходи из бара, не выходи из бара. <…> «Бэби, не уходи», — говорит Синатра. То же эхо, но в записи; как силуэт сената, скука, пурга, температура, вы. <…> Это — эффект периметра, зов окраин, низкорослых предместий, чей сон облаян тепловозами, ветром, вообще судьбой. И потом — океан. Глухонемой простор. Плоская местность, где нет построек. Где вам делать нечего, если вы историк, врач, архитектор, делец, актер и, тем более, эхо. Ибо простор лишен прошлого <…> он слышит, — сумма собственных волн, беспрецедентность шума, который может быть заглушён лишь трубой Гавриила. Вот вам большой набор горизонтальных линий. Почти рессора мирозданья. В котором мелькает соло Паркера: просто другой напор, чем у архангела, если считать в соплях. А дальше, в потемках, держа на Север, проваливается и возникает сейнер, как церковь, затерянная в полях». 1992 г. http://www.youtube.com/watch?v=nAaZzQWk8V4 |
| Каким предстает в целом звуковой образ джаза у Бродского? Что было им особенно любимо и что могло оказаться влиятельным или близким его поэтике?
Это в основном традиционный, классический джаз, но также бибоп и cool jazz (вкусы достаточно «общепринятые, без «изыска»»). Бродский говорил в интервью 1995 года о характерных «англосаксонской сдержанности», «сдержанном лиризме», воспитанных в нем Перселлом и джазом.
Симптоматичны и стилевые ориентиры его кумиров, о которых речь шла выше. Музыкальный стиль виртуозов-боперов соответствовал особым, по сравнению, например с Луи Армстронгом, Дюком Эллингтоном, нормам поведения, «общей сдержанной манере вести себя»: они словно боялись «показаться окружающим слишком эмоциональными», им «не шли улыбка и широкие жесты».
Приверженцев бибопа отличала установка не на простоватую «коммуникативность», а на мастеровитость, блестящее концертирование.
Тут открываем важнейшее качество поэтики бибопа, которое представляется столь близким Бродскому. Это вызывающая дерзость, смелость виртуозности (от лат. Virtue — доблесть). То же качество свойственно, в классической музыке, концертности, инструментальной бравуре — доблестному, стремящемуся за пределы привычных телесных ограничений, выразительному признаку музицирования в сольном концерте, — при сохранении естественности, ненатужности высказывания.
Виртуозное владение профессией, языковыми средствами - вот признаки творчества Бродского, блестящее мастерство которого позволяет прежде всего проявить в поэтическом тексте мысль во всей сложности.
Доблесть выхода в виртуозные, на грани человеческих возможностей, сферы позволяет преодолевать смертность, тленность, бренность человеческих пределов, бросает вызов времени, претендует на вечность:
(...) Что, в сущности, и есть автопортрет.
Шаг в сторону от собственного тела,
повернутый к вам в профиль табурет,
вид издали на жизнь, что пролетела.
Вот это и зовется "мастерство":
способность не страшиться процедуры
небытия -- как формы своего
отсутствия, списав его с натуры.
Иосиф Бродский . На выставке Карла Вейлинка. 1984 г. |
| «Позднему» Бродскому не чужд, судя по изменениям в его поэтике, и «прохладный» джазовый стиль; на него намекают и реплики, по отношению, к звучанию, «холодно и энергично» в пьесе «Демократия!». Такова и палитра стихотворения «Памяти Клиффорда Брауна». Его можно сравнить с джазовой композицией «Remember Clifford», или «Реквием по Клиффорду» Бенни Голсона (Benny Golson): «Это не синий цвет. Это — холодный цвет… Палец примерз к диезу, лишен перчатки…. И не важно, как ты одет: / все равно ты голой спиной на льдине. // Это — не просто льдина, одна из льдин, / но возраженье теплу по сути. / Она одна в океане, и ты один / на ней и пенье трубы как падение ртути. «Возраженье теплу по сути» — отказ от присущей традиционной русской поэзии (прежде всего) эмоциональной, «сердечной» интонации в пользу интеллектуальности высказывания, в том числе более свойственного так называемому «интеллектуальному джазу». Роли "раскачивания" и "свингования" в поэтике Бродского посвящен выразительный пассаж в статье Б. Рогинского. В движении к «музыкальной основе мира», «к трансцендентной музыке, которая у раннего Бродского наполняет весь мир и звучит, например, диксилендом из трубы охтинского комбината», джаз соединил для поэта и «музыку как суть вещей, и ощущение свободы дыхания, и, главное, пульсацию, ритм, расшатывающий саму смерть («как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево»)». «Раскачиванию (в том числе джазовому) почти неизменно сопутствует тоска, все герои тоскуют по этому непознаваемому, по музыке, которая есть одновременно и тайная цель их движения, и его необходимая принадлежность». И тут существенно близким поэту представляется одна из глубинных основ джаза как искусства в целом — блюз. «неизменный строго выдержанный диалог между голосом и инструментом», особые ритмические эффекты (особенно полиритмия), жесткая, грубовато-«неблагозвучная» манера интонирования плюс некие тончайшие скольжения между тонами мелодии, кажущиеся «грязными», «циничными» для непосвященных, т. е. специфические «блюзовые ноты», «блюзовая зона» — blue area; методика в стиле разговорной речи, «а sung speeh» (Schuller), «от мягкой напевности до грубых резких выкриков», с особым «тембровым оформлением» привычных мелодических оборотов. Я сижу у окна. стихи И.Бродский, музыка Д. Арбенина http://www.youtube.com/watch?v=PJPaM6PF9h0 |
| Люби проездом родину друзей.
На станциях батоны покупая,
О прожитом бездумно пожалей,
К вагонному окошку прилипая.
Как хорошо, что некого винить,
Как хорошо, что ты никем не связан,
Как хорошо, что до смерти любить,
Тебя никто на свете не обязан.
Как хорошо, что никогда во тьму
ничья рука тебя не провожала,
как хорошо на свете одному
идти пешком с шумящего вокзала.
В этом стихотворении Бродского появляется внеритмическое ударение (в 8-ой строфе в 1-ом, 2-ом, 3-ем стихе, 9-ой строфе в 1-ом стихе),
рефрен со смысловым акцентированием фразы «как хорошо» (один из музыкальных приемов, встречающихся в джазовой музыке), и незаметно безрадостные мысли лирического героя меняются. Он ловит себя на том, что в душе появляется надежда на новые перемены.
Августовские любовники,
Августовские любовники проходят с цветами,
Невидимые зовы парадных их влекут,
Августовские любовники в красных рубашках
с полуоткрытыми ртами
Мелькают на перекрестках, исчезают в переулках
по площадям бегут.
Графически это стихотворение представляет собой то короткие, то длинные, растекающиеся, то обрывистые строки. Чередование стихов одного, двух-, четырех-, пятииктного дольника.
Джазовую интонацию придают рефрены: «Августовские любовники», «Вот цветы и цветы», особенно такие, где выпадает слово(эллипсис): «и не станет к тебе, и не станет, не станет ближе», или добавляется похожее по синтаксическому строению фраза: «чем к самим себе, чем к своим цветам, чем к самим себе»
Хочется подчеркнуть, что поэтика Бродского представляет исследователю немало доказательств близости — или соотносимости — и с другими музыкальными стилями, жанрами: элементами музыки барокко, раннего классицизма, да и, разумеется, особенностями музыкальной речи композиторов- современников. Эти аспекты заслуживали отдельного рассмотрения.
" Здесь же хотелось проследить конкретные моменты сближения отдельных свойств стихотворной речи с джазовой поэтикой.
В главных чертах последняя представляется близкой некоторым существенным чертам поэтики Бродского, для которого оказались кардинально важны сам дух джазового импровизационного музицирования, атмосфера раскованности, джаз как аллегория душевной свободы, независимости от штампов официоза, звуковая палитра джаза и — блюзовая тоска, философичность, юмор, прохладный скептицизм, гибкое «раскачивание» между трагедией и насмешкой, «сдержанный лиризм», далекие от романтического пафоса прошлого и, на новом витке, воплощающие драмы и победы, обретения и сохранения индивидуального творческого сознания, своего голоса. В «открытой» форме джазовых импровизаций, предполагающих потенциальное продолжение, восхождение, есть сходство с бродской «идеей бесконечности, перспективы» в цепи поэтических образов, — с тем, что поэт определяет как «музыку стихотворения»
Елена Петрушанская. Джаз и джазовая поэтика у Бродского
Иосиф Бродский
«Точка всегда обозримей в конце прямой...»
Точка всегда обозримей в конце прямой.
Веко хватает пространство, как воздух -- жабра.
Изо рта, сказавшего все, кроме "Боже мой",
вырывается с шумом абракадабра.
Вычитанье, начавшееся с юлы
и т. п., подбирается к внешним данным;
паутиной окованные углы
придают сходство комнате с чемоданом.
Дальше ехать некуда. Дальше не
отличить златоуста от златоротца.
И будильник так тикает в тишине,
точно дом через десять минут взорвется.
1982 |
| Афоризмы Бродского - Только пепел знает, что значит сгореть дотла. - Любовь сильней разлуки, но разлука длинней любви. - Похоже, счастье есть миг, когда сталкиваешься с элементами твоего собственного состава в свободном состоянии. - Любовь есть бескорыстное чувство, улица с односторонним движением. - Грубо говоря, нас меняет то, что мы любим, иногда до потери собственной индивидуальности. - Я давно пришел к выводу, что не носиться со своей эмоциональной жизнью - это добродетель. - Всякое творчество есть по сути своей молитва. - Есть преступления более тяжкие, чем сжигать книги. Одно из них — не читать их. - В настоящей трагедии гибнет не герой — гибнет хор. - Недостаток разговоров об очевидном в том, что они развращают сознание своей легкостью, своим легко обретаемым ощущением правоты. - Наши изделия говорят о нас больше, чем наши исповеди. - Потерять независимость много хуже, чем потерять невинность. - Все будут одинаковы в гробу. Так будем хоть при жизни разнолики! http://www.youtube.com/watch?v=WguOqeyUJ1c&feature=related Неужели не я. Бродский/Сурганова |
|
| Шапочка Мастера |
|
|  |
Литературное объединение
«Стол юмора и сатиры» |
|
|  |
 |
' | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
К темам проекта
