В древнем-древнем царстве, в старинном государстве, жили, не тужили, мать да отец, да при них три дочки. А младшим был сынок...
Слова в сказке льются, как вода на деревянное колесо скрипучей старой мельницы. А мельница та - кормилица-хранилица семьи, о которой и сказ будет.
Ручей говорливый, с водицей студеной, протекал мимо дома, в котором жили брат Иванька, да сестры его: Маланья, Ефросинья и Ксения. Девочки росли справными, красивыми да румяными, к любому девичьему делу приученные: лен растеребить, холстину спрясть, коровку подоить, маслице сбить, печку растопить, щи да кашу наварить. Да по огороду, да по дому маме родимой помочь.
А Иванька мужской работе приучен был: лошадь запрячь, телегу наладить, в кузнице подкову сладить, поле вспахать-засеять, рожь смолотить, стог сена сбить, рыбы наловить. Помощник отцу-батюшке, мельнику Емельяну Андреевичу, первостатейный! Но и матери-матушке, Фекле Степановне, да сестрам родимым ни в какой помощи не отказывал.
За работой в семье дружной и праздники не забывали: на Пасху яйца красили, куличи пекли, с ледяной горы на санках катались; на Овсень* матушка холодец варила, жаворонков пекла, дети по соседям ходили, угощали; на Ивана-Купалу* сестры с братцем через костер прыгали да цвет папоротника в лесу искали; на Семик* сестры в косы ленты яркие вплетали, хороводы вокруг березы, что во дворе росла, водили, песни радостные пели, а Иванька им на свирели играл. На Студень* пироги пекли да кутью варили, по деревне ходили, колядки пели.
Самым разлюбезным праздником было Рождество, конечно. Накануне матушка Фекла Степановна с дочками пироги с капустой да брусникой пекли, гусей жарили, яблочки наливные парили, кълб* с холодных сеней приносили, резали. Батюшка, отец родимый, Емельян Андреевич, с Иванькой лошадку мохнатую в сани запрягали, в лес по морозному снегу ехали, за елкой да шишками.
А леса вокруг того места богатые стояли! Всего в них полно: и белочек-желудёвниц, и лисичек хитрючих, и медведей-топтунов, и лосей-рогачей. А уж птиц и не перечесть: тут и дятел-красношапник, и тетерев-токун, и иволга, и свиристель. Ягод, опять же: черника, брусника, голубика, морошка да клюква по низинам, земляника по полянам. А малины, а шиповника-облепихи - видимо-невидимо! Где ягоды нет, там грибы шляпками все тропки да стёжки перекрыли, возле каждого пенька, под любым деревом дружными семействами растут, дух грибной аж до опушки лесной доходит! И подберезовики бурые, и подосиновики красные, и грузди-чашечки, и волнушки, и сыроежки, и лисички. Царями-королями боровики-крепыши стоят. Народцем малым, да частым, опята на пеньках прилепились. Маслята лаковыми шапочками в траве-мураве проблескивают, и на каждой шапочке листик или хвоинка приклеились.
А деревья какие! Бор стоит - сосна к сосне, кора розовым светится, смола-живица каплями на ней искрится, темная хвоя шапкой густой на самой высокой высоте качается! Промеж бора березки стайками в рощи собрались, нежной зеленью белые свои стволы окутали, будто девушки для хоровода праздничного нарядились. А где березовых рощ да соснового бора нет, там леса лиственные, где всякого дерева понамешано так, что ни пешему, ни конному не пройти, не проехать.
Да только и здесь бывалый человек не заблудится: везде у него свои зарубки понаделаны!
Вот и у Емельяна Андреевича была на примете полянка посреди леса заповедного, нехоженого. Полянку ту еще его отец нашел. Пришло время - сыну показал. А потом уже Емельян Андреевич указал дорогу на заветную поляну Иваньке.
Росли на той полянке елочки - лесные царевны, в сарафанах зеленых. И уж такие они были раскрасавицы: хвоинка к хвоинке, веточка к веточке! Будто какой кудесник-волшебник лесной над каждым деревцем трудился: стояли они на полянке одна к одной, по линеечке как бы сажены - верхушками тонкими в небо тянутся, к земле зелеными кружевными подолами опускаются. Летом их дождевая водица моет-умывает, зимой мороз инеем белизны необыкновенной укутывает. Каждые два года на полянке новая ёлочка вырастает. А на тех, что постарше, шишки появляются, птице-клёсту на радость, белочкам на пропитание.
Вокруг поляны места нехоженые, заповедные, озерные, ручьями да оврагами запруженные. И дорога к ней одна. Да и не дорога вовсе, а тропка: вьется ниточкой вдоль косогоров-буераков, если не знаешь о ней - не найти вовек!
В тот год снега много было: дом по самые наличники занесло. Да ещё под Рождество запуржило-замело: такие ветры задули, что мельница старая не выдержала, крылья на ней и обломились. Емельян Андреевич взялся за рубанок да топор, ремонтировать. А Иваньку одного в лес снарядил, за елочкой, значит, к Рождеству, на полянку заветную и отправил.
Иваньке осьмнадцатый год шел, по деревенском меркам возраст, когда уже взрослым признают. Да и то сказать, Иванька молодцем справным был: в плечах широк, ростом высок, лицо чистое, улыбчивое, чуб золотистый по лбу вьется, силушкой не обделен, опять же.
Матушка, Фекла Степановна, собрала ему в котомку пирогов с капустой да с вязигой, бутыль с молоком положила.
Ранним утром сел Иванька на конька мохнатого, получил от родителей крест подорожный и в путь отправился. Напослед оглянулся, помахал рукой сестрицам, что в окошки слюдяные вслед братцу глядели - да и въехал в лес.
А лес вокруг сказочный! Деревья в снежных шубах стоят, на солнышке будто каменьями самоцветными переливаются. Наст под копытами хрустит. Пар изо рта струйками вырывается, на шапке да тулупе мохнатыми белыми иголочками оседает. Морозец щеки щиплет. И конек бодро бежит, подковами снег уминает. Третий уж год Иванька за елочкой ездит, дорога ему знакомая. Хорошо Иваньке, весело!
Едет он, посвистывает, по сторонам поглядывает, лесом зимним любуется. Уж, кажется, все ему вокруг давно знакомо, а налюбоваться такой красотой никак невозможно!
Вот и поляна заветная перед ним. А тут, откуда ни возьмись, туча снежная налетела, ветер задул: метель поднялась! Иванька не промах был: с конька слез, под ель широкую сам забрался и конька завел - метель переждать. А пока суть да дело, котомку, матушкой собранную, развязал, пирожок достал, скушал, а крошки коньку скормил.
Тут и метель на убыль пошла. Выбрался Иванька из-под ели, оглянулся - и удивился! Что за чудо? На поляне заветной, посреди снега глубоко, вместо ёлок диво дивное: вербы с серебряными цветами! Никогда такого не было, чтобы верба раньше весеннего солнцеворота расцветала!
Иванька, недолго думая, к тем вербам побежал, чтоб, значит, веток цветущих наломать, матушку да сестер порадовать! А снег глубокий! Он шаг ступил, и второй, и третий. А на пятом шагу под снегом что-то тоненько треснуло - и ушел Иванька в воду по самую макушку!
"Вот и смерть моя пришла, - подумал молодец. - Видно, не поляна это вовсе, а озеро замерзшее. Сейчас меня вода студеная накроет - и прощай, свет белый, прощайте, матушка с батюшкой, сестрицы родимые!"
Утянуло Иваньку под лед. Да только чудо продолжилось: не холодно ему и не мокро, и дышать есть чем. Будто в зеленом густом тумане очутился. И под ногами золотистой ниточкой стежка вьется, дорогу указывает к чему-то неведомому. Пошел Иванька по той стежке. Чувствует, что в горку поднимается: туман все реже, вверху как будто солнечные лучики пробиваются. Иванька быстрее вдоль стежки пошел, да и выбрался из тумана!
Оглянулся и видит: стоит он посреди чертога хрустального. Стены хрусталя зеленого, а пол и потолок - хрусталя голубого. У дальней стены два трона золотом сияют. На одном сидит ледяная девица в алмазной короне да снежной шубке. На другом - дед не дед, в малиновый тулуп одет, шапка на нём песца белого, валенки черные, борода седая. Сидит - спит. А девица ледяная на Иваньку смотрит глазами лазоревыми, ручкой машет, подзывает. Иванька хоть и не из пугливого десятка, а тут заробел.
Тогда девица встала с трона золотого и пошла Иваньке навстречу. А за ней, по хрустальному полу, коса тянется. И видит Иванька, что коса та под трон уходит, будто держит девицу на привязи. Пяти шагов девица не сделал: коса дальше не пустила.
А дальше ещё чудеснее дела пошли: опустилась девица ледяная на коленки, ладошки на груди скрестила, Иваньке до земли поклонилась. Затем встала и молвила, да так, будто хрусталинки зазвенели:
- Здравствуй, Иванька, добрый молодец! Давно я тебя поджидаю. Да вот и дождалась, наконец!
Иванька девице в ответ поклонился, раз-другой от смущения в кулак кашлянул, да и спрашивает:
- Как зовут тебя, величают, красна девушка? И что за хоромы чудные вокруг?
А девица ладошками хлопнула - и из пола поднялась скамья хрустальная, да стол хрустальный. На столе посуда золотая, ложки серебряные. На блюдах фрукты заморские лежат, в плошках икра красная да черная, балык белужий, посреди стола лебедь запеченный, в перьях белых, с яблочком красным в клюве. Сдобные пироги теплом на Иваньку дышат. В кувшинах хрустальных мед хмельной, морс клюквенный, квас янтарный.
Девица ледяная Иваньку за стол приглашает. Он на скамью садится, она по другую сторону - тоже. Налила ему в чашу мёду хмельного, положила на блюдо золотое ножку лебедя печеного, пирог надломила - дух мясной, сытный по всему чертогу пошел, Иванька аж слюнку сглотнул.
- Ешь, пей, Иванька, добрый молодец, а я тебе буду сказывать, печаль свою рассказывать.
Иванька пирог только надкусил, чашу с квасом пригубил, чтоб, значит, хозяйку не обидеть. А потом на стол облокотился и приготовился слушать.
Девица ледяная ему и сказывает:
- Я Верба, царевна лесная, дочка царицы Зимы и Деда Мороза. Жили мы, не тужили. Да поссорились матушка с батюшкой. И, чтобы батюшке досадить, царица Зима, мать моя, наколдовала ему сон на сто лет, а все ёлки в вербы превратила, чтоб не бывать им больше на Рождество в домах людских. И напоследок сказала мне, что придет колдовству тому конец, когда объявится в чертоге нашем подземном добрый молодец с золотыми кудрями, поцелует меня. Но сам при этом в лед обратится. Тогда чары спадут, Дед Мороз проснется, а вербы опять ёлками станут. А чтобы я не смогла выйти на свет Божий и сама найти доброго молодца, приморозила косу мою девичью к трону золотому.
Выслушал Иванька девицу ледяную, затужил: "Как же люди без ёлки да без Деда Мороза на Рождество останутся?" Но и самому в ледяшку превращаться ох как не хочется!
Смотрит на него царевна Верба, а у самой из глаз слезы льются, льдинками на пол сыплются: жалко ей Иваньку!
Иванька, добрая душа, долго не раздумывал. Встал из-за стола хрустального, подошел к трону золотому, на котором прежде царевна Верба сидела, уперся в него руками, поднатужился, крякнул - и силой своей молодецкой сдвинул тот трон, косу царевнину вызволил.
Девица ледяная ручками всплеснула от радости. Но тут же вновь и пригорюнилась: видит, что робеет молодец её целовать, с жизнью прощаться. И говорит она тогда Иваньке:
- Я ведь тоже волшебница. Только волшебная сила моя в косе. Пока коса под троном была, я колдовать не могла. А теперь могу. Матушкино заклятие я снять сумею, если сама себя в вербу превращу. А ты должен будешь меня, вербу-дерево, срубить, на дрова разобрать и в печи сжечь. Тогда Дед Мороз проснется, а все вербы опять ёлками станут.
Подняла царевна косу свою с пола хрустального, обернула вокруг руки левой и начала слова заветные нашептывать. Тут Иванька к ней подходит и целует в губы ледяные. Не смог он и подумать, чтоб девице ледяной в дерево превратится, и что судьба его - сжечь то дерево в печи: "Уж лучше мне заледенеть, чем красу девичью погубить да людей без Рождественской ёлки оставить!" Царевна Верба только вскрикнуть и успела, а Иванька перед ней уже ледяной глыбой стоит.
В тот же миг гром загремел, с хрустального потолка снег повалил, всё вокруг задрожало. Трон золотой, на котором Дед Мороз спал, в ёлку превратился. А сам Дед Мороз проснулся и на дочку свою смотрит. А та слезами заливается, рассказывает ему, как Иванька заклятие снял, а сам заледенел.
Выслушал Дед Мороз царевну, улыбнулся и говорит:
- Не печалься, донюшка любимая! Мать твоя - волшебница! Но и я чудеса творить могу! А уж помочь такому храброму молодцу, что жизни своей не пожалел ради праздника святого да ради тебя, доченька - это мой долг!
Хлопнул руками, топнул ногой - и вмиг в руке его посох алмазный появился. Притронулся он тем посохом к глыбе ледяной - и вновь Иванька в чертоге хрустальном появился. Да только спал он сном непробудным, смертным.
Тогда сказал Дед Мороз дочери:
- Только ты сможешь вернуть его к жизни. Но для этого должна ты отказаться от своего умения ворожить да колдовать и пойти с этим молодцем в мир людей, жить среди них жизнью людской.
Царевна Верба подумала малое время и так ответила своему батюшке:
- Молодец этот жизни своей не пожалел, чтобы меня от смерти спасти, а людям праздник вернуть. Согласна я отказаться от ворожбы и волшебства, чтобы жизнь ему воротить!
Дед Мороз поцеловал дочку любимую в глаза лазоревые и притронулся к ней посохом волшебным. В тот же миг очнулся Иванька от сна смертного. Глядит вокруг, ничего понять не может. А царевна Верба взяла его руки в свои и говорит:
- Готов ли ты, добрый молодец, назвать меня сестрою любимою, отвести в мир людей и научить меня всему, что девушки земные умеют?
Иванька её спрашивает:
- А зачем тебе учиться тому, что земные девушки умеют, если ты сама волшебница?
Тут Дед Мороз ему всё рассказал. Иванька чувствует, что рука его держит не ледяшку бесчувственную, а тёплую руку девицы. А краше той девицы он на свете никого не видывал. И понял, что любит он царевну Вербу, как не любил ни матушку с батюшкой, ни сестер милых.
Встал он перед царевной и Дедом Морозом, прямо взглянул на них, шапку снял, поклонился в пояс да и молвил:
- Есть у меня в мире людском сёстры. Но нет у меня суженой. Если люб я тебе, Верба, то стань моей невестой ненаглядной, женой любимой. Буду я тебя беречь да любить. В чем обещание даю твердое перед отцом твоим, Дедом Морозом!
Засмеялась царевна Верба от радости, потому что люб ей был Иванька за храбрость свою, за ласковость. Взмахнул тогда Дед Мороз посохом алмазным, волшебным - и вмиг очутились они на поляне снежной, среди красавиц-ёлок. Тут же конек стоит Иванькин, в узорчатые сани запряженный. На санях сундуки серебряные, с приданым царевны Вербы. Сели царевна и Иванька в сани, а Дед Мороз им и говорит:
- Совет вам да любовь, дети мои любимые! Езжайте с Богом! А я вслед вам пойду, елку-красавицу принесу, да подарки для родных.
С тем молодые и уехали.
А как раз Сочельник наступил. Тут и свадьбу сыграли, веселую, шумную! Дед Мороз с родителями Иваньки подружился. Да и царица Зима тоже на свадьбу пожаловала, как узнала, что случилось в чертогах подземных, волшебных. Помирилась она с мужем своим, Дедом Морозом, а молодым терем подарила, что встал рядом с домом родительским.
И зажили Иванька с царевной Вербой душа в душу. Деток родили. И рассказывали им на ночь сказки о чертоге подземном, да о троне золотом, о вербах, среди снега цветущих серебряными цветами.
И каждый год, в Рождество, в гости к ним приходил Дед Мороз с мешком, полным подарков. И не только к ним, а в каждый дом заходил и всем подарки дарил - под ёлочкой их складывал.
А ну-ка, малыш, подойди к ёлочке, да посмотри, что тебе Дедушка Мороз к Рождеству подарил?
Овсень* - 22(23) сентября. Осеннее равноденствие. Поворот к зиме.
Семик*- 22 мая - Ярилин день (у украинцев зэлэна нэдиля) - конец весне, лету начало.
Иван-Купала* - с 6 по 7 июля - праздник летнего солнцестояния. Разжигаются священные костры, через которые прыгают участники обряда: ритуал призван обеспечить плодородие (от высоты прыжка зависит высота хлебов и т. п.).
Студень* - 25 Декабря. Коляда. Зимнее солнцестояние. От Коляды - Календ брал начало Новый год.
Кълб* - колбаса |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
К темам проекта
Ответить
