В отзывах увидела уже два стихотворения НИКОЛАЯ КОЛЫЧЕВА, но, поскольку реакции никакой на его поэзию не заметила, добавлю от себя.
Искренне считаю НИКОЛАЯ КОЛЫЧЕВА сильнейшим современным русским поэтом. Может быть, в чем-то его творчество можно сравнить с творчеством Николая Зиновьева. Оба они одинаково сильно любят Россию, сопереживают ее судьбе, пишут глубокие и умные стихи. Сопоставление творчества обоих поэтов можно найти на моем сайте -
http://www.lukicheva.narod.ru/Kolichevapage/kr/bgf/dva_nikolaya.htm)
Но, в отличие от Н.Зиновьева, Н.Колычев обладает еще и очень образным, сочным, выразительным языком. Кроме того, он не замыкается ТОЛЬКО на русской теме.
Стихи его психологичны, тонки и точны.
Для примера приведу несколько стихов на самые разные темы - для того, чтобы читающие эти строки смогли сами оценить масштаб таланта НИКОЛАЯ КОЛЫЧЕВА.
Для тех, кто заинтересуется поэзией Н.Колычева всерьез, даю ссылку на мой сайт, где кроме стихов есть еще и критика на творчество поэта, и фотоальбомы, и проза Н.Колычева, и его публицистика, и аудиозаписи песен на стихи поэта и пр. -
http://www.lukicheva.narod.ru/Kolichevapage.htm Итак, стихи НИКОЛАЯ КОЛЫЧЕВА.
***
Как смогла заря целовать
Этот день, рожденный не здесь?
А теперь — родные слова
Выпеты в нерусскую песнь.
Предана Отчизна моя!
Продана — не знаю кому.
Рваными краями кровя,
Со свету стекает во тьму.
Смыта жизнь — в кошмар наяву.
Мнится в каждом встречном ворье.
Вроде бы в России живу,
Да вокруг-то все не мое.
И никто меня не винит,
И никто меня не корит...
Отчего ж в груди все горит?
Отчего же сердце болит?
НА ПЕРЕВАЛЕ
Крутой подъем.
Всё выше — в гору, в гору…
Последний метр.
Ещё чуть-чуть.
Сейчас…
Внезапные раскинулись просторы!
Внезапные — уже в который раз.
Дыханье моря, шум сосны и ели,
Смешенье красок и смятенье чувств.
И — музыка в душе, и — лёгкость в теле.
Я становлюсь возвышенней, лечу!
А подо мной — залив, как небо — синий.
Чуть различим на острове маяк.
И взгляд стремится вдаль, покуда в силе,
А где не в силе — там душа моя!
Как ощутим, как осязаем ветер!
Как неразрывна связь земли с водой!
Есть Божий Рай… Но я бы после смерти
Навек остался с этой красотой!
…Я упаду в брусничник у дороги,
С куста губами ягоду сорву.
Ведь этот взлёт — лишь связь, одна из многих,
С землёю, на которой я живу.
***
Не много сделал я хорошего,
Но в сердце, в самой глубине,
Есть незабудка – память прошлого,
А, значит, есть душа во мне.
И вера есть. И в ней не дрогну я.
Россия – мой пречистый Спас.
Я свято верю в жизнь загробную –
В жизнь тех, кто будет после нас.
Не дай мне стать самодовольным,
Терпеть и подлость, и враньё…
Пусть с этой верой жить мне больно,
Больнее – потерять её.
***
Приморозило. И снег уже — стойкий.
За окном — в сугробах — автомобили.
Бич на улице замёрз. На помойке.
Нынче ночью. Поутру — вывозили.
Что с того? Однажды смерть встретит каждый.
Может, к лучшему — отмучился, бедный.
Он, вообще-то, был нисколько не страшный,
Не назойливый, не наглый, не вредный…
Смерть одна, да помираем — все розно.
Жизнь одна, да всяк по своему мерит…
А в подъезде он, поди, не замёрз бы.
Но вы видели подъездные двери?
Я проснулся нынче ранней порою,
Я глядел в окно — его увозили.
Вы стучитесь — учат нас — вам откроют…
Вряд ли кто-то вам откроет в России.
Умер бич. Не друг, не враг… Просто — лишний,
Только сердце болью стиснуло — ой, как!..
Ведь Христос всегда ходил к людям — нищим.
Кто мне скажет, кем он был — бич с помойки?
Малодушны стали мы, узколобы!
Обезлюбели, мечтая о чуде…
Человек — он всякий — Богу подобен.
Постучит Христос — вы впустите, люди?
Сам себе организую попойку,
Ночь повиснет за окном темью вязкой…
Бич на улице замёрз. На помойке.
Ну, и Бог с ним…
И Бог — с ним!
А я — с кем?!..
***
Словно на свет прорастая из тьмы,
Осознавая, что нами потеряно,
Тянемся, тянемся, тянемся мы
К древнему дому и древнему дереву.
К чёрным крестам, стерегущим покой,
К полю, любовно объятому чащами.
Не потому, что обычай такой —
Плакать вослед навсегда уходящему.
Необъяснимо, но всё-таки есть
Память, которой не правит рассудок.
Зная о том, что родился не здесь,
Я ощущаю, что родом — отсюда.
Мне не обжить этот брошенный кров,
Не возродить чистый звон над покосами,
Только жалею, как лета по осени,
Не отвергая осенних даров.
Больно смотреть на родное вокруг,
И понимать, что родному не нужен я.
Горько слезятся глаза на ветру.
Связь меж листвой и ветвями нарушена.
***
Невмоготу — себя перетерпеть!
Вновь душу грустью осыпает осень,
И так охота все дела забросить,
И пить, и плакать, снова пить и петь…
О, птичий крик, упавший свысока!
О, тишина, готовая взорваться!
Огромная, крылатая тоска…
Нет, на неё нельзя не отозваться.
Нехитрый стол, в стакане — самогон,
Вонючий, и на цвет какой-то синий.
Давно в деревне нету магазина,
Но не прижился здесь сухой закон.
Уж близок вечер, и столбы дымов
Спешат тепло живое обозначить,
И сразу видно — где дома, где — дачи…
И дач — намного больше, чем домов.
Как горько мне! Как страшно понимать,
Что летом жизнь кипела понарошку!
Вот вывезут последнюю картошку,
И грянет смерть по имени Зима.
Придут ко мне бездомные коты,
Придут ко мне бездомные собаки…
Темнеет. В небе — тусклый свет звезды
И горький свет — в лесхозовском бараке.
Ещё стакан! За всё, что я люблю!
И долго на луну глядеть, вздыхая…
Я пью не потому, что жизнь плохая,
А просто — осень. Потому и пью.
***
Пятиэтажки дразнят жёлтым светом,
А мне жилплощадь позарез нужна.
Несчастные мои тринадцать метров:
В них я, ребёнок, тёща и жена.
Вот так...
А впрочем, разве это горе?
Ведь от коротких приступов тоски
Лечусь теперь в холодном коридоре
(Мой "кабинет". Я там пишу стихи).
Иной, трудясь и мучась, ищет тему,
А мне определенно повезло:
Нет, не в помойку выльется — в поэму
Вон то, в углу, помойное ведро.
Под снос — не скоро. Наша хата с краю,
И очереди ждать — не ближний свет.
Рискуя жизнью, мой сосед шагает
В скрипящий коммунальный туалет.
Давай, душа, трудись в ладу с глазами,
Подсказывай слова карандашу...
"Пиши о жизни, — мне вчера сказали, —
О том, что видишь..."
Вот я и пишу.
МЫ УЕДЕМ
Зеленый Бор —
Сосновый, стройный, к небу близкий.
Высокий хор
Ветвистых крон над домом низким.
Всю ночь бессонны в небесах
Стволы и ветки,
Бессонны наши голоса
Под крышей ветхой.
— Усни, усни моя беда!
Но вновь ты шепчешь:
— Ты заберешь меня?
— Куда?
— Туда, где легче...
Слезит с ветвей сосновый дождь
Иголок рыжих.
О, как ты медленно течешь
По склону крыши!
Как будто жизнь с покатых крыш
Стекает в бездну.
Был звук... Стал шепот... Будет тишь...
И нам исчезнуть?
Всему есть власть,
Всему есть счет,
Всему есть суд свой!
Как длится час...
Как годы бешено несутся!
Взрывается рыданьем даль!
За зыбким счастьем
Пронзительные поезда
Незримо мчатся.
И мы срываемся — туда!
В тот грохот с визгом!
В наш миг — без возраста, без дат,
Без сроков жизни.
Пусть надо ставни закрывать
От злой соседки,
Пусть неудобная кровать
С пружинной сеткой...
Не будем думать: "Что потом?.."
Сосновым звоном
Осыпан щедро старый дом
В Бору Зеленом.
Года — хвоей с покатых крыш —
Все ближе к смерти...
Был звук - стал шепот - будет тишь...
— А мы?
— Уедем.
***
И тепла, и любви
на земле остается все меньше нам.
И смертельна тоска.
И бессмертна тоска — по нетленному!
И, здоровый мужик,
снова прячусь я в маленькой женщине,
Значит, женщина эта
вмещает меня... и Вселенную.
Ветер плакал и выл,
и синел заполярный Амур с тоски,
И достал он стрелу,
и, не целясь, послал — на везение...
И впервые — взахлеб —
закричал я по осени в Мурманске.
А теперь возвратился сюда —
за любовью осеннею.
Ночь сластит на губах
зацелованной черною родинкой.
Непроглядность вздыхает
рябиново, ветренно, слякотно
... Но, услышится вдруг,
как во тьме задыхается Родина.
И приникну к окну,
за которым темно и заплаканно.
Здесь кончается всё —
и земля, и страна и уверенность.
Мне страшней, чем другим,
у меня ведь отсюда всё начато.
Словно вечная смерть
к нам сегодня пришла, чтобы смерить нас.
Я черту под собой подводить не хочу,
на черта черта!
Пусть, незримы во мгле,
хороводятся звезды над крышами,
Замыкая весь мир
от божественности до убожества.
Засыпает любимая —
маленькой мышкой под мышкою,
И не хочется жить без любви,
потому, что не сможется.
ОБЩЕЖИТИЕ ЛИТИНСТИТУТА
К немытым окнам лицом небритым,
Лицом испитым прижалось утро.
О, откровений бессонный мытарь! —
Ночь общежития литинститута.
В мозгу оплывшем — тоска тупая,
Стихами ноет, нестройным пеньем…
Похмелье тяжкое наступает —
Литературное отупенье.
Скрипят и хлопают двери комнат.
Выходят тихие, отгудели…
И я мучительно силюсь вспомнить,
С кем мы сидели, и что мы пели.
Брожу заплёванным коридором,
Себя жалею, и всех мне жаль их.
Не зря у входа сидят вахтёры –
Сюда не надо пускать нормальных.
О, возлиянья в трущобах комнат!
О, излиянья речей напрасных!..
Я эти лица однажды вспомню,
Вздохнув: - «Как были они прекрасны!»
***
Господи, сколько земли-то вокруг!
Спина покатая – станет горбатой.
Ах, мне бы сотню… нет, тысячу рук!
Что я сумею одной-то лопатой?
Красные блики бегут по траве –
Это от капелек пота в ресницах.
Где-то высоко – двадцатый век
С рёвом пронес депутатов в столицу.
Вскину ладонь на манер козырька,
В небо уставлюсь – и сплюну. Обидно!
Что они видят? Одни облака!
Ведь ни меня, ни земли им не видно!
Я не привык продавать-покупать,
Платный клозет не построю. Я – лапоть…
Буду копать, и копать, и копать…
Можно по капельке море накапать.
***
О, как мычит телёнок белолобый!
П.Васильев, «Август»
…Мычит, как будто просит: «Пожалей!»
Отчаянно мычит, вот-вот заплачет,
И хочется жалеть и быть добрей
Тому, кто слышал этот плач телячий.
И радости счастливым холодком
Тончайший нерв задет и сладко стонет,
Когда телок шершавым языком
Выпрашивает ласку у ладоней.
О, счастье — подарить тепло руки,
Большую грусть раскосых глаз утешить.
Я от телячьих нежностей таких
Сегодня сам, как ты, телёнок, нежен.
Ты видишь, подбородок мой дрожит
И верх ползут растроганные брови.
О, сколько лет я жил чужую жизнь,
Боясь добра, ведь к добрым мир суровей!
Чего боялся я? Родных полей?
Скотины этой нежного касанья?
Прости, телёнок, ты меня добрей.
Понять вину — нет горше наказанья.
Поклон — траве! И дереву, кусту!
Теперь я просветлённым сердцем вызнал,
Что называл я жизнью суету,
Пренебрегая настоящей жизнью.
Мычи, телёнок! Города вдали
Скрипят вратами будущего века…
Но не любя скотины и земли,
Там полюбить не смогут Человека.
ДОЧЕРНЕЕ
Где те подушки, в которых высохли все мои детские слёзы?
Выплакана обида — до последней капли.
Я давно уже не срываю бороды с Дедов Морозов,
надеясь, что это ты, папа...
Знаешь, сегодня такая дрянная погода,
такое тоскливое серое небо...
Я не тебя проклинаю, а годы,
в которых тебя у меня не было.
Осень кончается. Но не зима ещё.
Девочка с папой шлёпают по лужам...
Ты даже не представляешь,
как ты всегда был мне нужен.
С мамой не сладилась жизнь? Ну, ладно...
Всё понимаю. Сама уже взрослая.
Ты виноват... Она виновата...
Меня-то за что ты бросил?
Ты ушёл — и кончилось моё детство.
Всё кажется — я бы могла тебя остановить...
Ты стал пустотой. Стал сквозящею дыркою в сердце!
А нужен-то — только маленький лоскуток твоей любви!
Я до сих пор вымаливаю тебя у Бога,
хотя давно от тебя ничего не надо.
Только приди — нищий, больной, убогий...
Буду рада.
Несбыточное — «побыть с папою» —
словно болячку — «не заживай!» — расковыриваю...
Папочка! Я так давно не плакала!
Уткнулась бы в грудь, и всю бы себя в тебя выревела.
...Мир за окном стал размытым и ненастоящим,
девочку с папой стирает, как ластиком, дождь...
Жду тебя, жду тебя, жду...
но, немножечко страшно:
Как оно будет, когда ты и вправду — придёшь?
Положение о Клубе
Сделать стартовой
К темам проекта
Ответить
