Галя, а ведь Алексей во многом, на мой взгляд, прав - в своих претензиях к форме и метру Вашего произведения. Я много и долго занимался древнегерманским тоническим стихом. Это до сих пор моя слабость и одновременно мое тайное увлечение в поэзии. :)
   
   Так вот, по большому, "гамбургскому&q­uot;­ счету, у Вас нет тоники. У Вас есть неравносложные строки, при чтении, на мой взгляд, тяготеющие к силлабическому ритму декламации, в частности в главе 1, главе 2, главе 8, еще кое-где. Поясню, что написал - да, там нет явной силлабики, но сам ритм однозначно не тот, который дает тоника или настоящий акцентный стих. Русский язык вообще не приспособлен для тоники, на пальцах одной руки можно пересчитать удачные тонические строки. И то сказать, все они вряд ли несут печать шедевральности, скорее являясь упражнениями, удачными по своему техническому аспекту - не более того.
   У Вас же за счет многосложных слов (в первую очередь) сама ударность слова пропадает, размазывается на большое количество слогов, и в этом - явное тяготение к силлабике в тех местах, где я указал. Не случайно история русского стихосложения вообще знает много примеров силлабического характера, но крайне мало - тонического. Русский язык во многом способен воспринять первый, и практически не способен - последний тип стиха.
   
   А в основной массе поэмы у Вас четкое и явное тяготение к ритмичному и практически правильному трехдольнику, причем чаще всего - анапесту. Местами Вы переходите с анапеста на амфибрахий. Но ритмическая структура трехольника почти везде "чистая", выдержанная, а переход с анапеста на амфибрахий - весьма частый прием, он очень легко за счет некоторых особенностей воспринимается и кажется вполне гладким. Вставки же дополнительных слогов не смазывает картину именно трехдольников, это можно легко видеть в тактовиках, что констатировал, в частности, Сельвинский в своей работе.
   
   Поэтому я не уверен, что Вы правильно квалифицировали свой посыл. Можно возразить - а как же акцентный стих Маяковского или Цветаевой? Отвечу так - по моему мнению, их эксперименты называют акцентными только в сравнении с нашей традицией. Не более того. К настоящему акцентному стиху это все-таки не слишком сильно подходит. Скажем, у Маяковского (и он сам об этом писал) важную ритмообразующую роль играет рифма и классический трехдольник. Для тонического стиха все это неважно. Начнем с того, что трехсложных слов в западной тонике практически нет. Во-вторых, там ритмообразующим началом является аллитерация. Кстати, при переводах тоники многие переводчики отмечали - использование ими силлаботонических ритмов, характерных для отечественной традиции стихосложения, является лишь приемом, позволяющим показать русскому читателю, что там есть ритм. Не именно такой ритм, а что он вообще там есть. То есть некая ритмическая упорядоченность, привычная нам, в таких переводах вовсе не означает, что она и в оригинале - такая же. Она только означает, что в оригинале ритм есть. И чтобы показать сам факт, используется наш привычный ритм. Но он вовсе не передает структуру ритма в оригинале.
   
   Так что, возможно, несколько парадоксально, но мне кажется, Галя, что у Вас скорее тяготение к силлабике в спорных местах либо "чистый", привычный нам трехдольный ритм. Но никак не тоника.
   
   Ну, и напоследок - пара примеров, более-менее отражающих суть тоники, на мой взгляд, на русском языке (хотя и в них хореический либо смесь дактилического с хореическим ритмы - всего лишь опосредованная возможность передачи тонического ритма):
   
   <...>Конь скакал дубовый
   Килем круг Сикилии.
   Рыжая и ражая,
   Рысь морская рыскала.
   Разве слизень ратный
   Рад туда пробраться?
   Мне от Нанны ниток
   Несть из Руси вести<...>
   ("Висы радости", пер. С.В.Петрова)
   
   И еще:
   
   Морось берет измором,
   Морем стекла стекая;
   Вороны грают хором,
   Сворой взирая с края.
   Рек подзаборных речи
   Редко звучат печатно -
   С течью не рад я встрече,
   Греться гребу обратно…

   Великую несправедливость вижу я в том, что Галине Пиастро приходится самой привлекать внимание поэтического сообщества Литпортала и критиков к своим стихам. Не вникая в суть явления, равнодушно и непонимающе, мы проходим мимо ее творчества. Реплика С. Дигурко тому подтверждение.
    И обнадеживает серьезный и заинтересованный подход к теме Валентина Алексеева.
    Поэмой «Полет зуйка» Галина заявила о том, что она по праву может носить звание поэтессы. Заявила «во весь голос», как подобает ей, избравшей своим творческим наставником и кумиром – Владимира Маяковского. (Оговорюсь, что «заявила» - не значит, добилась полного совершенства, об этом можно дискутировать).
   На наших глазах рождается неординарное поэтическое произведение, а мы того не замечаем. И может «ребенок» остаться угловатым подростком, если автор не получит умной и глубокой критики по существу. Без менторских советов писать «красивше».
   Галина Пиастро избрала в творчестве тернистый путь. Но это не тяга к показному манерничанью. Для нее это органичный и близкий ей по духу стиль. Нельзя отказывать автору в свободе выбора.
   Понимание заслуживающих внимания новаций в поэзии всегда идет на пользу главному – пониманию, что есть высокая поэзия, как таковая.
   Если критики помогут автору, мне, всем думающим сопортальцам хоть на йоту приблизиться к осознанию истинных критериев идеала в стихотворчестве, можно считать это большой удачей.
   В заключение предоставлю слово Поэту:
   Н. Гумилев
   Ни шороха полночных далей,
   Ни песен, что певала мать,
   Мы никогда не понимали
   Того, что стоило понять.
   И, символ горнего величья,
   Как некий благостный завет, —
   Высокое косноязычье
   Тебе даруется, поэт.

   Галина, объясню, что тебя терзает (беда, с вами, даровитыми). Не пиар и не вопросы ремесла.
   Да, ты отстаиваешь право своей поэзии на объективную оценку. Да, заметно, что жюри не учитывает ее специфики и подходит с привычными мерками. И это тоже нужно обсуждать.
   Но, если только это тебя беспокоит, то ты - в зоне риска. Уверен, что это не так.
   В "Зуйке..."­­ ты поднялась на новую ступень творческого роста, хочешь шагать дальше, но ориентиры нужны, а их на твоей стезе еще меньше, чем у "обычных" лириков. Тебе критика нужна уже не школярского уровня, а профессиональная.
   Над В.В. Маяковским, какие мастера "бились" в оценках: А. Блок, В. Брюсов, М. Цветаева, даже Шостакович. И к общему знаменателю не пришли...
   И, конечно, восторгов хочется, благожелательных отзывов. Понятно это, иначе, для чего и творит поэт! Уверяю тебя, что в "Зуйке..."­­ немало есть находок, достойных похвалы.
   Но и пищи для критиков еще хватает. Кстати, и редактор голодный не останется. Если не прислушаешься, в тупик зайдешь.
   Сил тебе, Галя, для взлета на новую высоту!

   Не знаю, удастся ли мне изречь что-либо вразумительно, поскольку
   вовлекаюсь в теоретическую дискуссию, не будучи не только теоретиком,
   но даже просто специалистом с соответствующим образованием. Тут бы
   элементарно не сесть в лужу! Почему выступаю в качестве судьи и
   ведущего обозревателя? Скорее по стечению обстоятельств, чем по праву и
   уж точно не честолюбия ради. Знаю, что в этом качестве уместнее были бы
   люди более подготовленные, которым всегда готов уступить место.
   Итак, как мне видится проблема. Всякое явление рождается, живет и
   умирает в соответствии с определенными общими закономерностями.
   Русская поэзия не исключение. Каковы эти закономерности? Родившись,
   явление начинает интенсивно искать оптимальные для себя формы
   существования, а они жестко связаны с теми основами, на которых
   базируется явление. Если говорить о поэзии, то основа ее язык. Найдя
   оптимум, явление продолжает свое существование более или менее в
   рамках найденных форм с некоторыми отклонениями. Значительные
   изменения возможны и оправданы только при существенных изменениях
   основы (в нашем случае языка). Современный русский язык сложился
   приблизительно в конце восемнадцатого века. Тогда же родилась и прошла
   этап интенсивного поиска оптимальной формы русская поэзия. «Неизвестно
   кем утверждённая «норма» на самом деле была найдена и декларирована
   Василием Тредьяковским и Михаилом Ломоносовым (были такие ребята в
   русской истории). Не без издержек и крайностей, конечно. Тредьяковский, в
   частности, утверждал, что писать русские стихи вообще нужно только
   хореем. Ломоносов тут его поправил и благословил ямбы и трехдольные
   метры. С той поры так и повелось, аж, до серебряного века. Про серебряный
   век разговор особый. Тогда, казалось, все меняется, в том числе и язык, и
   эстетика. Так и было в действительности, но, к счастью, не настолько
   кардинально, насколько казалось. Советский новояз и эстетика маузера,
   которому дано слово, быстро себя исчерпали. Маузер оказался на редкость
   косноязычным, клячу истории загнали, дальше ехать было не на чем и
   пришлось идти пешком, после чего всё более или менее вернулось на круги
   своя. Конечно, ничто не проходит без следа и инерции. Кое-что из ранее
   неупотребимого вошло в традицию и норму, и все же это не более, чем
   «некоторые отклонения» от силлабо-тоники, причем, чем большие, тем
   реже встречающиеся.
   Так почему же все-таки силлабо-тоника? Потому, что такой стих наиболее
   благозвучен - звучит он музыкально, черт его побери! Однако не стоит
   вешать на меня категорическое неприятие тонического стиха. Русский
   тонических стих может быть хорошим во всех отношениях, но написать
   таковой очень сложно. Это редкая удача. Отважным и упрямым – флаг в
   руки! Однако рассчитывать на нескончаемую удачу не стоит. Я с интересом
   читаю Вознесенского и Маяковского, отдавая должное изобретательности
   авторов и необычности формы, а вот Самойлова и Левитанского читаю с
   наслаждением. При этом даже не возникает желание анализировать форму
   - боюсь разрушить очарование гармонии.
   Хочу еще отметить, что зачастую поиском необычной формы пытаются
   закамуфлировать банальность содержания. Как на эстраде – побольше
   разноцветных лампочек, блесток и дыма, и можно не петь. Прошу только не
   принимать это на чей-то персональный счет. Это сентенция самого общего
   плана.
   Возникает, однако, вопрос: а всегда ли нужна автору: музыка? По-видимому,
   нет. Все очевидно зависит от художественной задачи. Ритмический рисунок
   в хорошем произведении это тоже семантический элемент.
   Если вернуться к работе, с которой начался сыр-бор, то, пожалуй, я и не
   прав сетуя, что «Полет зуйка» написан не силлабо-тоническим стихом.
   Здесь, действительно, уместнее неровный ритм «полета зуйка»,
   передаваемый тоническим стихом. Другой вопрос насколько он удался
   автору, и насколько автор сумел донести до читателя эту связь формы и
   содержания.
   И в заключении, по поводу старых форм вообще, хочется привести любимую
   силлабо-тоническую цитату из Давида Самойлова:
   «Люблю обычные слова,
   Как неизведанные страны.
   Они понятны лишь сперва,
   Потом значенья их туманны.
   Их протирают, как стекло,
   И в этом наше ремесло»
    («Слова»)
   То же скажу об обычных формах и банальных рифмах.
   И, наконец, по поставленным в теме вопросам:
   1. Лично мне не кажется ( я даже перекрестился на всякий случай). Иначе
   я бы не стал это публично утверждать;
   2. Где Вы увидели «откровенное неприятие»? Считать экспериментом
   это уже «неприятие»? Эксперименты бывают и весьма удачные, только
   редко. Таков закон жанра.
   3. Это уже подозрение в интригах и кознях против «ряда авторов»
   («такая «дискриминация» тонического стихосложения призвана напрочь
   «отбить охоту» участия ряда авторов»). К чему бы это? А вот
   «дискриминация» (т.е. «различение») действительно имеет место,
   поскольку, несмотря на пробелы в образовании, отличаю тонический стих от
   силлабо-тонического.­

   Галина, спасибо за понимание относительное, конечно, поскольку в итоге
   каждый остался при своем мнении. Честно говоря, мне спор этот довольно
   тягостен, потому, что заведомо мы не придем к общему знаменателю. В общем-
   то я и с Вашей аргументацией согласен (более того - предвидел ее), весь
   вопрос в выводах. А выводы определяются акцентами, которые расставляет
   каждый сам. Вот Вам не нравится вышеприведенное стихотворение
   Левитанского, а мне очень нравится. Это потому, что мы подходим с разными
   критериями. Вы говорите, что приемы стихосложения должны изменяться,
   поскольку изменяется язык. Я сказал тоже самое, но я продолжаю считать, что
   при всех новоприобретениях русского языка, он по-существу остался тем же,
   что был в 18-ом веке, следовательно и принципы стихосложения должны
   оставаться теми же (с некоторыми дополнениями). Ваше неприятие глагольных
   и однокоренных рифм не чуть не лучше неприятия акцентного стиха. Все
   зависит от конкретики, если то, что делает автор органично, и читатель это
   чувствует, то допустимо все. Поверхностный формальный анализ тут
   бесполезен, а для глубокого анализа надо быть крутым профессионалом.
   Поэтому каждый автор в праве писать так, как он хочет и считает нужным, и
   если он находит своего читателя, то он по своему прав.