Денис, я кратенько могу поведать кое что ещё. Но думаю кто-нибудь присоединится и расскажет нам ещё какие нибудь факты создания великого романа в стихах. Ведь именно поэтому и создался наш "Литературный календарь".
   Ну, продолжим:
   Автор отказался от романтизма как ведущего творческого метода и начал писать реалистический роман в стихах, хотя в первых главах еще заметно влияние романтизма. Изначально предполагалось, что роман в стихах будет состоять из 9 глав, но впоследствии Пушкин переработал его структуру, оставив только 8 глав. Он исключил из произведения главу «Путешествие Онегина», которую включил в качестве приложения. После этого была написана десятая глава романа, являющаяся зашифрованной хроникой из жизни будущих декабристов.
   
   Одна из русских типографий в 1837 году выпустила серию превосходных (тиражом в 5000 экземпляров) романа «Евгений Онегин» в миниатюре — последнее прижизненное издание А. С. Пушкина. Планы типографии были таковы, что за один год, все 5000 экземпляров можно было продать по 5 рублей за одну книгу. Но в связи с сенсацией - печальным итогом жизни автора произведения, весь тираж был раскуплен в течение недели. А в 1988 году издательство «Книга» выпустило факсимильное издание книги тиражом 15 000 экземпляров.
   
   Одним из наименьших полных изданий Евгения Онегина является микро-издание в 4-х томах размером 8x9 мм 2002 г. Омск, А. И. Коненко

   Денис, мы с тобой таким образом заставим людей узнать ВСЁ о великом романе. :). Но это прекрасно. У многих дети есть, представляешь какой мы им реферат подготовим! Молодец. Не пропадай.
   С уважением, Аня.

   Маркс воспользовался романом для попытки осознать у русских основные типы отношений к товару, как к деньгам, и к деньгам, как к товару:
   
   «В поэме Пушкина отец героя никак не может понять, что товар — деньги. Но что деньги представляют собою товар, это русские поняли уже давно...».
   
   ***
   В предисловии к первому изданию первой главы, Пушкин написал:
   «Вот начало большого стихотворения, которое, вероятно, не будет окончено»

   В. В. СПЕРАНТОВ
   
   MISCELLANEA POETOLOGICA
   
   1. Был ли кн. Шаликов изобретателем «онегинской строфы»?
   
   «Онегинской строфе», которая по праву считается вершиной русской строфики, посвящено несколько десятков лингвистических, стиховедческих и историко-литературны­х­ исследований - ее можно считать самой изученной из всех строфических форм русской поэзии *1. Часть работ обстоятельно или мимоходом касалась вопроса о происхождении строфы: хотя она является «именной» и однозначно ассоциируется с «Евгением Онегиным», многие исследователи не раз пытались отыскать ее первоисточник. Поиски эти успехом не увенчались: общепризнанно, что «онегинская строфа была вполне оригинальным созданием Пушкина: ни в русской, ни в европейской поэзии подобных 14-стиший не было» (Гаспаров 1984, 154; ср. Винокур 1941, 159-160; Тынянов 1929, 279; Томашевский 1958, 133; Nabokov 1981, 10; Никонов 1974, 253; Илюшин 1977, 92; Bailey 1993, 860; и др.).
   У Пушкина онегинская строфа впервые появляется именно в «романе в стихах»: предположение о том, что первоначально она разрабатывалась для неоконченной поэмы «Таврида» (Гофман 1919, 11; Гроссман 1924, 118; Томашевский 1929, 77-79; Цявловский, Модзалевский, Зенгер 1935, 294), было опровергнуто Г. О. Винокуром (1941, 156 и далее). По мнению Л. П. Гроссмана, образцом для онегинской строфы мог послужить сонет (1924, 125-131; ср. Квятковский 1966, 185; Nabokov 1981, 10, 12-13; а также Шапир 1990, 344 примеч. 6); по мнению Г. Н. Поспелова, пушкинская строфа восходит к байроновским октавам (1941, 154; ср. Тынянов 1929, 279; Nabokov 1981, 10). Позднее обе точки зрения соединил В. А. Никонов: «Источники О<негинской> с<трофы> - сонет и октава» (1974, 253). Ю. Н. Тынянов (1929, 279-280) усмотрел генетическую связь «Онегина» с экспериментами в области одической строфики. А. П. Квятковский обратил внимание на 14-стишную строфу державинской оды «На новый 1797 год» (1966, 185-186; ср. Тимофеев 1928, 71 примеч. 1; Томашевский 1929, 77-79 примеч. 1) *2. И наконец, М. Л. Гаспаров, который назвал сходство онегинской строфы с четырнадцатистишием сонета «чисто внешним», фактически присоединился ко взглядам Тынянова на ее родство с одой: «<...> неожиданным зачатком ее можно считать разве что редкую одическую строфу АбАб + ВггВ + дд из оды С. Боброва на годовщину основания Петербурга» (1984, 154) *3.
   Другое направление поисков было связано со стремлением обнаружить в астрофическом стихе Пушкина и его предшественников сочетание строфоидов, случайно совпадающее с конфигурацией рифм в онегинской строфе. Методологически оправданными поиски такого рода делает проницаемость границ между астрофическим 4-стопным ямбом и онегинской строфой у самого Пушкина: так, несколько видоизменив XIII строфу неоконченной поэмы «Езерский», Пушкин перенес ее в астрофический стих первой импровизации «Египетских ночей» (строки 17-30 повторяют рифмовку онегинских стансов). Искомую последовательность рифм В. В. Набоков разглядел в 8-сложнике Лафонтена, в 4-стопном ямбе Дмитриева (два случая в поэме «Ермак»), у Пушкина в «Руслане и Людмиле», а также у Вордсворта [первые 14 строк 18-строчной строфы, написанной вольным ямбом с мужскими окончаниями (Nabokov 1981, 11-14)]. Не будучи знакомым с результатами Набокова, А. А. Илюшин (1977, 92-96) сумел их существенно дополнить, отыскав «онегинскую» рифмовку в александринах Парни и в 4-стопном ямбе Байрона и Пушкина (трижды в «Руслане и Людмиле» и четырежды в «Полтаве»).
   Не исключая связи между рифмовкой строфических и астрофических произведений и не отрицая зависимости Пушкина от строфики его предшественников, нельзя тем не менее не признать, что параллели между онегинской строфой и всеми ее перечисленными «прототипами» являются приблизительными и натянутыми. А между тем от внимания специалистов ускользнул текст, в строфах которого мы находим ту же последовательность рифм, что и в «Евгении Онегине». Это ода кн. П. И. Шаликова «Стихи Его Величеству Государю Императору Александру Первому на бессмертную победу пред стенами Лейпцига в Октябре 1813 года». Процитируем три из шести строф этого стихотворения по его первой и единственной публикации (Шаликов 1813, 174-176):
   «Святое дЪло, торжествуй!
   И слава въ лЪтописяхъ мiра
   Хрiстовыхъ воиновъ ликуй;
   Какъ звЪздный сонмъ въ поляхъ ефира!
   Блаженства на земли предтечь,
   Монарховъ правды сильный мечь
   Да поразитъ - и не возстанутъ! -
   Сыновъ злодЪйства! и да грянутъ
   Отмщенья громы въ ихъ главы
   
   За миллiонъ пожатыхъ ими,
   За брани съ Россами Моими,
   За раны вЪрной МнЪ Москвы!»
   Рекъ Царь небесъ - и совершилось!...
   Чудесъ позорище открылось!
   
   Сошлись безчисленны полки;
   Гортани мЪдны заревЪли;
   Отъ каждой сто смертей руки;
   Сердца свирЪпостью кипЪли -
   Одни за Бога, за Царей;
   Другiе за кумиръ страстей -
   Земля стонала, небо тмилось,
   Иль страшнымъ заревомъ багрилось;
   Текла рЪками черна кровь -
   По нихъ неслися труповъ горы:
   Съ явленьемъ утренней Авроры
   И до ея господства вновь
   Не прерывалась адска сЪча,
   Сей день въ дняхъ битвъ увЪковЪча!
   <...>
   Гремитъ въ подсолнечной труба
   Богини вЪстницы крылатой:
   «Для смертныхъ новая судьба
   Возникла изъ страны, богатой
   Отъ вЪка доблестью сердецъ!»
   И на ТЕБЯ, нашъ ЦАРЬ-Отецъ!
   Изъ всЪхъ земли концовъ языки
   Благословенiй, счастья клики,
   И мысль и умъ, и взоръ и слухъ,
   Съ душей и сердцемъ обратили!
   Тобой спасенну изумили
   Вселенную дЪла и духъ
   ТВОИ, МОНАРХЪ, неимовЪрны!
   Они пребудутъ безпримЪрны!
   [Пришлось убрать буквы старого алфавита, поэтому некоторые написания ошибочны, но программа сайта иного варианта не дает сделать, к сожалению – прим. В.А.]
   
   Надо сказать, что эта строфическая форма уже 20 лет тому назад была зафиксирована в каталоге, помещенном в приложении к неопубликованной диссертации Дж. Смита (Smith 1977, 444). Однако никакого резонанса это открытие не получило: Смит не привел библиографических сведений об источнике оды Шаликова и воздержался от какого-либо комментария, не отметив, в частности, сходства шаликовской строфы с онегинской. Ничего не говорится о Шаликове и в диссертационном исследовании Е. Е. Давыдовой (1996), целиком посвященном образу Александра I в прижизненной литературе.
   Хотя кн. Шаликов опередил Пушкина на целое десятилетие, мы всё же не стали бы его называть первооткрывателем онегинской строфы: все 6 строф его оды отличаются от пушкинских тем, что начинаются не с женской клаузулы, а с мужской (aBaBccDDeFFeGG). В то же время степень близости между строфами обоих поэтов не надо недооценивать: в представлении Пушкина онегинская строфа - это в первую очередь схема рифмовки. Вспомним пушкинскую запись «метрической формулы» романа: «Strof 4/crois&#233;s, 4 de suite 1.2.1. et deux» (Якушкин 1884, 331; Цявловский, Модзалевский, Зенгер 1935, 293; Винокур 1941, 156; Томашевский 1958, 112 и др.). Эта формула не диктует места мужских и женских окончаний; ей в равной мере удовлетворяют и шаликовская строфа, и онегинская. В русской поэзии строфы чаще открываются женским стихом, чем мужским (Гаспаров 1984: 93; 1993, 74), - тем любопытнее, что в первом варианте онегинской строфы последовательность клаузул была обратной *4.
   Строфы шаликовской оды имеют еще одно отличие от строф «Евгения Онегина» (может быть, менее заметное, но ничуть не менее важное): они лишены сколько-нибудь регулярных внутренних синтаксических членений. У Пушкина и его последователей первые два четверостишия представляют собой, как правило, не только рифменное, но и синтаксическое единство: конец первого строфоида совпадает с концом предложения приблизительно на 70-80%, конец второго строфоида - на 50-65% (Винокур 1941, 186-188, 204 и др.; ср. Томашевский 1958, 116-127; Поспелов 1960, 84-170; 1976; Лотман 1966, 21-25; Пейсахович 1969; Постоутенко 1990; Шапир 1990, 346-347 примеч. 34, 38, 55) *5. У Шаликова совсем не так: и после 4-го, и после 8-го, и после 12-го стиха граница между периодами проходит в одном случае из шести.
   Разумеется, не может не возникнуть вопрос, знал ли Пушкин об изобретении Шаликова и учитывал ли опыт предшественника. Конечно, тот и другой могли сделать свое «открытие» независимо. Однако знакомство Пушкина с шаликовскими «Стихами ... Александру» кажется вполне вероятным: они появились в момент наивысшего подъема патриотических настроений, и к тому же в «Вестнике Европы», то есть в самом авторитетном журнале того времени (именно в нем меньше чем через год впервые напечатался Пушкин). Не забудем, что, несмотря на славу графомана, а точнее даже благодаря ей, Шаликов, подобно Хвостову, был поэтом достаточно читаемым. И вместе с тем нельзя не отметить, что «Стихи» Шаликова ни разу не переиздавались: он был убежденным карамзинистом и не включил ни в одно собрание ни одной из своих од *6.
   К сожалению, мы не можем дать определенного ответа и на вопрос о том, каковы источники строфы самого Шаликова. Несомненно только, что он использовал опыт астрофического стиха, чужого и своего собственного: в произведениях свободной рифмовки у Шаликова попадаются сложные и прихотливые цепочки рифм, в том числе напоминающие онегинскую строфу *7. Поэтическое наследие Шаликова по преимуществу астрофично: в главных своих жанрах - в посланиях и в элегиях - он пользуется либо александрийским стихом парной или вольной рифмовки, либо астрофическим четырехстопным ямбом. Напротив, немногочисленные шаликовские оды имеют регулярное строфическое членение: это могут быть восьмистишия AbAbCdCd («Ода на прибытие Е. И. В. Павла Первого ... в Москву 1797 года»), десятистишия aBaBcDDcEE («Стихи ... Елисавете Алексеевне ... на победы Александра Первого», 1813) *8, двенадцатистишия AbbAcDDcEfEf («Стихи ... Марии Феодоровне на взятие Парижа ... Александром Первым», 1814) или, наконец, «онегинские» четырнадцатистишия «Стихов ... Александру Первому».
   
   ПРИМЕЧАНИЯ
   
   1 Обзор литературы см.: Шапир 1990, 344-348 примеч. 1, 6, 24, 31, 32, 34, 38, 41, 43, 44, 55, 56, 61 и др.; Постоутенко 1996, 109-110.
   2 У Державина это четырнадцатистишие входит в состав трижды повторяющейся гиперстрофы: AbAbCdCdEE + 3 &#215; AbAbCCdEdEfGGf.
   3 Не совсем понятно, почему строфу типа AbAbCddCee М. Л. Гаспаров называет редкой и приписывает ее Боброву. Впервые ее употребил Богданович («Ода из псалмов 1-ая», 1761), но до Боброва она встречается также у Капниста, Крылова, Клушина, И. Кованько и Карамзина (см. Smith 1977, 433). С диссертацией Дж. Смита нам любезно помог ознакомиться М. Л. Гаспаров, которому мы приносим самую искреннюю благодарность.
   4 Заметим, что в астрофических 4-стопных ямбах Пушкина «случайные онегинские строфы» иногда тоже начинаются с мужского стиха (Илюшин 1977, 95-96).
   5 Данные по синтаксису онегинской строфы согласуются с данными по ритмике (Шенгели 1921, 53-54; Гаспаров 1989, 142-144; Лотман 1990, 47-49).
   6 По большей части они выходили отдельными изданиями.
   7 По предварительным данным, «онегинская» рифмовка в астрофических текстах Шаликова представлена дважды: в 6-стопном и в вольном ямбе [«К моей хижине» (строки 29-42), «Любезной девице, которую зовут Верою» (строки 15-28; кроме 26-го и 27-го стиха, все прочие - 6-стопные); см. Шаликов 1819, 63-64, 252]. Первой в «онегинской» комбинации строфоидов один раз оказывается мужская строка, другой - женская.
   8 Это та же самая строфа Боброва, с которой сравнивает онегинскую строфу Гаспаров, но только Шаликов и ее начинает не с женского стиха, а с мужского (см. примеч. 3). Прежде Шаликова этой строфой писал Державин («Милорду, моему пуделю», 1807; см. Smith 1977, 434).