Что хочет автор. Литературные конкурсы

Автор:	FIMA HAYAT
Тема:	Другое лицо нацизма	Ответить

   Израильское региональное отделение начинает публикации своих ( и не только своих) авторов под общим названием "Нацизм не умер". Мы приглашаем авторов, для которых завтра наших детей не пустой звук, присоединиться к нашим публикациям.

   Председатель ИРО Ефим Хаят

   Опубликованные произведения по времени поступления
   Ефим Хаят Норд- Ост (минипоэма) Израиль
   Валид Шебат США
   Ефим Хаят Миг до падения ракеты Израиль
   Алина Львова. Остновись мгновенье. Канада
   Ефим Хаят Иерусалимский синдром Израиль
   Геннадий Лагутин (Е Елагин) Рыдающие звуки скрипок Россия
   Владимир Штейгман Он не хотел уезжать в Израиль. Германия
   Инга Пидевич Без названия Германия
    _____________--

   Норд-Ост Минипоэма
   Ефим Хаят
   Нет ничего на белом свете,
   От этих тополей до звезд,
   Сейчас важней, чем этот ветер
   Норд-Ост

   Отступление первое

   Мы столько лет молчим, молчим, молчим...
   Но не когда-нибудь, уже сегодня,
   Вдруг просочившийся из преисподней,
   Растекся по планете серный дым.
   Растекся серный дым. А мир устал.
   А чья-то мать с невыносимой болью
   Бросает в небо горькое:"Доколе!"
   Но правит Сатана кровавый бал.
   Но правит Сатана свой бал. Как знать
   Где этому границы и пределы?
   И смотрят сквозь платки, как сквозь прицелы,
   Те женщины, что жизнь должны давать...

   Заложники

   Вся жизнь-театр. А мы актеры.
   И пьесу здесь играть взялись
   Без репетиций, без суфлера.
   И где цена ошибки- жизнь!
   Но , безусловно , автор -гений.
   И гениален режиссер.
   Актеры странные на сцене,
   Гортанный южный разговор.
   В порядке шахматном взрывчатка-
   Вот новых декораций стиль.
   Как дозвониться? Хоть украдкой?
   Сказать последнее "Прости!"
   Надежда, умерев, воскресла.
   "Эй, как вас там? Товарищ? Сэр?"
   И весь наш дом -лишь это кресло.
   А вся Вселенная- партер.
   Что за находка режиссера:
   "Кто шевельнется- пуля в лоб!"
   И весь театр будет скоро
   Большой товарищеский гроб.

   Снаружи

   Мир в страшном ожиданье замер.
   И выдох каждый, каждый вдох-
   Одна мольба- "Спаси их Бог!"
   И откровенья телекамер.
   А в сердце леденящий ужас.
   Как близко все- одна лишь дверь!
   Мы все заложники теперь.
   Они внутри, а мы снаружи.

   Отступление второе

   И что с того, что мы на грунте лунном
   Уже свои оставили следы,
   Когда язык становится чугунным,
   И сердце жжет в предчувствии беды.
   И что с того , что добрались до генов!
   А подлинные истины просты.
   И Человек, который Царь Вселенной,
   Живет во тьме духовной нищеты.

   Послесловие

   Женщина о чем -то тихо пела,
   Волосами дочери играя...
   А в нее сквозь прорези прицела
   Всматривалась женщина другая.
   Черноглазы и черноволосы,
   Обе одинаковы, как сестры.
   Ветер дым от выстрела уносит.
   Сердце захлебнулось болью острой.

   Написано во время кровавой драмы, когда судьба заложников еще не была известна. До финала оставалось два дня.

   Октябрь 2002


   Copyright: FIMA HAYAT, 2008
   Свидетельство о публикации №51787


   НАЦИЗМ НЕ УМЕР - ОН ПРИНЯЛ ДРУГУЮ ФОРМУ
   Валид Шебат, бывший палестинский террорист
   Речь, произнесенная 17-го марта 2004 года в синагоге "Suburban Orthodox" (Балтимор)




    Валид Шебат, бывший палестинский террорист


   Я не достоин стоять сегодня перед вами в этом святом месте и исповедоваться в том, что я и мой народ сделали вашему народу. Кроме этого, я не лучший оратор, я не учился этому искусству в школе или университете. И тем не менее я стою перед вами для того, чтобы исповедаться, так как верю, что исповедь - начало искупления.

   Я помню, еще ребенком я пел каждый день в детском саду песню: "Все арабы - братья, а евреи - собаки". Как-то я спросил своего отца кто такие "евреи"? Мой отец, преподававший ислам в школах, сказал, что евреи - это осквернители субботы, наши враги, люди, которых прокляли даже царь Давид, Моисей и Авраам. Это все, что я услышал, и разговор происходил как раз перед Шестидневной Войной. Мне было тогда 6 лет, и я жил в Йерихо. Моя мать - урожденная христианка. И война, продолжавшаяся шесть дней и шесть ночей, напоминала ей библейскую историю о том, как Йегошуа взял Йерихо, тоже в течение шести суток, и провозгласил создание еврейского государства. Конечно, тогда мне было непонятно, почему моя мать так радовалась победам израильтян.

    Моя мать родилась в Америке и встретила моего отца в американском университете. Они поженились. Она приняла ислам и поехала за мужем на Ближний Восток, не зная на что себя обрекает. Как только она приехала на Ближний Восток, у нее забрали американский паспорт, лишив, таким образом, возможности вернуться домой.

    Теперь она принадлежала лону ислама, а лоно ислама это не то же самое, что отель "Калифорния". Ты можешь войти, но выхода нет. До приезда на Ближний Восток, моя мать не знала об этом. Она видела, как ее дети растут в атмосфере вражды и злобы в школах, где их учат убивать и ненавидеть евреев.

    Я здесь не для того, чтобы осуждать ислам или мусульман, я верю, что среди них есть много мирных и любящих людей, которые не питают ненависти к евреям. Я не осуждаю ислам, но я желаю мусульманам успеха в попытке доказать, что ислам - миролюбивая религия. Я хотел бы, чтобы ислам был мирной религией, но, ислам, который я изучал, совсем не был мирным.

    В старших классах мы изучали исламскую эсхатологию, и нам говорили, что час суда не придет, пока племя ислама не одолеет племя евреев. Пророка Мухаммеда спросили, где это произойдет, и он ответил: "В Иерусалиме, среди окружающих народов". И тогда даже камень будет кричать: "Вот еврей прячется за мной, подойди, о мусульманин, подойди, о верный Аллаху, и убей его, пока ни одного еврея не останется в живых".

    Исламская эсхатология, как мы ее учили, даже не предполагала, что евреи могут жить как меньшинство и платить налоги. После того как евреи соберутся на земле Израиля, они будут уничтожены, мужчины, женщины и дети. Вот что они проповедуют в мечетях, вот чему они нас учили в школе. Для нас ваше возвращение на землю Израиля означало, что сбывается пророчество, и пришло время уничтожать еврейский народ.

    Я знаю, что это не веселая история, но евреи должны иметь в виду, что Холокост продолжается и сейчас. Он начался во времена Моисея, и вы можете подумать, что он закончился со смертью Гитлера, но это не правда. Холокост продолжается и сегодня. Правда ситуация изменилась: жертвы решили защищать себя, зато весь мир решил осудить их за это.

    Мой отец, Дауд Шебат, обладающий большими участками земли в деревне Бейт Сагор, был близким другом Хаджа Амина Аль-Хуссейни, иерусалимского муфтия, который был частым гостем в нашем доме, потому что мой дед был одним из крупнейших землевладельцев в районе, он закалывал овечек и козлят, чтобы кормить людей муфтия. Однако мой дед сделал ошибку - он продал часть своих земель еврейскому национальному фонду. Это был величайший грех - продавать земли еврейским иммигрантам. Муфтий решил убить моего деда, позабыв, что его собственный отец, племянник Арафата, продавал землю евреям, арабский национальный фонд продавал земли евреям, исламский религиозный фонд продавал земли евреям... и только благодаря защите родственников мой дед остался в живых.

    Евреи покупали эти земли на пожертвования, присылаемые со всех концов земли, на те монеты, которые дети бросали в свои копилки, потому что у евреев была мечта - вернуться на свою родину. Но мы никогда не знали о вашей мечте, нас не интересовала ваша мечта. Все, что мы знали о вас, мы знали из исламских школ и проповедей в мечетях.

    Нацизм не умер, он принял другую форму. Адольф Гитлер контролировал Германию многими путями: он контролировал образование, детские лагеря, искусство, средства массовой информации. То же самое происходило и с нами, с моим поколением, которое росло на проповедях Хаджа Амина Аль-Хуссейни и его последователей. Хаджа Амина Аль-Хуссейни - муфтия Иерусалима и друга Адольфа Гитлера, перенявшего идею "окончательного решения еврейского вопроса", Хаджа Амина Аль-Хуссейни, который написал письмо министру иностранных дел Венгрии, чтобы остановить репатриацию полмиллиона евреев в Эрец Исраэль. Репатриация была остановлена.

    Где нашли эти евреи свою судьбу? В концентрационных лагерях. А после этого те же последователи Хаджа Амина Аль-Хуссейни вдруг стали учить нас в школах, что арабы не имели никакого отношения к Холокосту, что жертвы Холокоста были жертвами Адольфа Гитлера, что оставшиеся в живых евреи ни с того ни с сего приехали в Палестину, стали грабить ни в чем не повинных палестинцев и выгонять их с земли.

    Наши учителя никогда не говорили нам правды. Они никогда не рассказывали нам, что 800 000 евреев были изгнаны из мусульманских стран, и им некуда было идти кроме земли Израиля. Наши учителя никогда не говорили нам, что арабы виноваты в чем-то по отношению к евреям. Весь мир приносил извинения евреям за то, что было сделано, кроме арабов. Я до сих пор не слышал, чтобы кто-то приносил извинения за сотрудничество с Гитлером, за резню в Хевроне, резню в Гуш-Эцйоне, резню в Хадассе. Где извинения?

    Я стою здесь перед вами, чтобы сказать, что мне стыдно за мой народ, мне стыдно, что я называю себя арабом.

    Мне стыдно, потому что в проповедях на Храмовой Горе в Иерусалиме имамы и по сей день отрицают сам факт существования храма Соломона, а еврей не может посетить Храмовую Гору без разрешения исламского комитета, ВАКФа.

    Мне стыдно, что гробница Йосифа была осквернена, а свитки Торы сожжены.

    Мне стыдно, что мой народ живет одной идеей - уничтожить государство Израиль. У нас нет двух или трех партий, у нас нет двух или трех точек зрения, у нас есть только одна - и это точка зрения Ясира Арафата.

    Мне стыдно, что евреи не могут путешествовать по арабским странам, а арабы могут безопасно приезжать в Израиль.

    Мне стыдно, что если в моем паспорте стоит штамп "Израиль", я не могу въехать и путешествовать по арабскому миру.

    Мне стыдно, что свободы религии не существует ни в одной из 55 мусульманских стран.

    Мне стыдно, что я столько лет оскорблял свою мать за то, что она не была мусульманкой, называл ее язычницей и американской империалистской. Просил отца, чтобы он бросил ее и женился на мусульманке.

    Мне стыдно, что Римский Папа, обращаясь к арабской аудитории, говорит, что библейские пастухи были предками современных арабов, в то время когда исторические факты доказывают, что библейские пастухи были евреями.

    Мне стыдно, что никто не поднимает голоса, что весь мир молчит по поводу того, что происходит с евреями.

    Мне стыдно, что мы входим в новую эру Холокоста, что ненависть к евреям растет не только в так называемой "Палестине";, но также в Ливане, Саудовской Аравии, Ливии...

    Мне стыдно, что тот же самый дьявол поднимает голову, но только не в одной Германии, а во многих странах на этот раз.

    Мы столько лет кричали, что ненавидим вас потому, что вы оккупировали наши земли, но резня в Хевроне, и резня в Гуш-Эцйоне, и резня в Хадассе произошли задолго до "оккупации";. Задолго до "оккупации"; по вине Хаджа Анина Аль-Хуссейни гибли евреи.

    Мне стыдно за Аниса Мансура, человека весьма известного и уважаемого в арабском мире, который приехал к нам в школу и сказал: "Все знают, что Гитлер был прав, освободив мир от шести миллионов евреев". И эти люди были нашими героями.

    Мы пели в свадебных песнях об этих "героях" - изготовителях бомб, организаторах терактов, прошедших обучение в фашистской Германии. Мы мечтали умереть шахидами (мучениками), которых в раю ждут 72 девственницы. Так нас учили в школе, и пусть какой-нибудь араб поднимется и скажет, что я обманываю, что я придумываю эти истории. Я назову имена школ, учителей, я покажу им уроки и страницы учебников.

    В старшие классы школы я ходил возле Гробницы Рахели в Бейт-Лехеме. (Я знаю, что сейчас вы, как евреи, не можете подойти к этому месту, не подвергая свою жизнь опасности.)

    Как-то я спросил своего учителя: "Когда мы одолеем евреев, что мы будем делать с еврейскими женщинами?"

    "Они станут нашими наложницами" - ответил он.

    " Что это значит?" - спросил я.

    "Сексуальные рабыни - ответил он, - ты убиваешь мужчин, а женщин и детей берешь в рабы".

    "Но ведь это не замужество, - возразил я, - что если эти женщины не захотят быть с нами после того, как мы убьем их мужей и их семьи?"

    И учитель ответил мне, что женщины не имеют выбора в данном случае. Большинство жен пророка Мухаммеда были еврейки, чьих мужей и чьи семьи он уничтожил. Так и нас учили.

    И поэтому неудивительно, что я начал кидать в вас камни. Я кидал в вас камни с Храмовой Горы, трудно сосчитать сколько раз. Я кидал камни в ваших солдат. В конечном итоге я угодил в Израильскую тюрьму, но только для того, чтобы познакомиться там с самыми матерыми террористами Иерусалима, и, выйдя из тюрьмы, завербоваться в ряды террористической группы Ясера Арафата - ФАТАХ.

    Завербовал меня араб из Иерусалима по имени Махмуд Абу-Амр. Мы встретились с ним на Храмовой Горе и там, на самом святом для вас месте, он вручил мне сложное взрывное устройство с часовым механизмом, спрятанное в буханку хлеба. Я должен был взорвать отделение банка "Леуми", расположенное в Бейт-Лехеме (Вифлееме). Мне помогли выбраться из Храмовой Горы, миновав охрану ВАКФа, и довезли до Бейт-Лехема. Подойдя к банку, я увидел детей, играющихся возле банка. Мне стало жалко детей, я бросил бомбу на крышу банка и убежал. Через пять минут раздался взрыв, который поверг меня в ужас. Вскоре я узнал, что никто не был убит. Сейчас мне страшно подумать, что мои руки могли бы быть запятнаны кровью, но тогда я считал, что это моя святая обязанность - изгнать евреев с нашей земли.

    Вместе с моими друзьями, я пытался линчевать еврейского солдата во время демонстрации в деревне Бейт Сагор. Он побежал за подростком, который кидал в него камнями, а мы окружили солдата и стали бить палками. У моего друга была палка с гвоздем на конце, которой он безжалостно тыкал солдата в голову. Солдат истекал кровью, мы чуть не убили его, но в последний момент ему удалось перепрыгнуть через линию огня, устроенную из подожженных шин, где вооруженные автоматами израильские солдаты - они даже не стреляли в нас, они стреляли в воздух - подобрали раненого товарища, посадили в джип и увезли. Я помню, что другой солдат звал его Амнон.

    Я умоляю Амнона простить меня и понять, что я был воспитан в ненависти к евреям и не знал ничего другого.

    И они будут рассказывать вам, что камень не может убить, гвоздь не может убить, ребенок не может убить... Те двое еврейских детей из Текоа были убиты арабскими детьми. Я говорю вам правду: мы были нацистами - нет никакой разницы.

    С детского возраста мы слушали день и ночь песни ненависти на волнах радиостанции "Голос Палестины": "Заточи мои кости и сделай из них меч, возьми мою плоть и сделай из неё бомбу!" Мы не считали это аллегорией, мы воспринимали эти слова буквально, мы привязывали себя к взрывчатке, мы обвязывали поясами смертников грудных детей и не видели в этом ничего предосудительного.

    Моя тётя потеряла своего сына, который пытался пронести взрывчатку на улицу Бен Йегуда в центре Иерусалима. Израильтянам стало известно об этом, они убили его по дороге к запланированному теракту. И правильно сделали.

    Я потерял своего двоюродного брата, глупого 16-летнего мальчишку, с промытыми, как у всех нас, мозгами. Моя тётя ходила по улице и раздавала конфеты, празднуя смерть своего сына. Я пришёл к ней домой и спросил: "Как ты себя чувствуешь?" Она рыдала, но на палестинской улице она должна была показывать, что это день радости, это день свадьбы - её сын женился на 72-х девственницах в раю.

    Мои родители опасались, что меня постигнет подобная судьба, и послали меня в Америку, якобы для учёбы. Америка принимает много палестинских студентов, но знайте, что только 2-3 % из них приезжают действительно для учёбы. Большинство приезжает для пропаганды и агитации. Мы были пропагандистами все 100 % своего времени.

    Куратор палестинских студентов получал деньги от американского правительства для помощи нам. На эти деньги мы устраивали вечеринки в Чикагском университете. Я встречал гостей, говоря по-арабски: "Мы собираем деньги, чтобы купить униформу нашим бойцам ООП в Ливане" и по-английски: "Добро пожаловать на нашу вечеринку, у нас будет весело, в нашем меню барашек и баклаба".

    Мы устраивали в Чикаго демонстрации против вас, против Соединённых Штатов. Мы выкрикивали лозунги: "Кто правит СМИ? И вся колонна хором отвечала - "Израиль". Кто правит Конгрессом? - "Израиль".

    Через много лет я понял, как на самом деле тяжело вам пробраться к СМИ, как сложно вам добиться, чтобы самые лучшие ваши аргументы были услышаны.

    А сегодня у Израиля есть самые сильные аргументы. Потому что, пройдя за две тысячи лет через все ужасы погромов и преследований, вернувшись на свою Родину и приобретя силу, Израиль не ожесточился душой и не стал платить народам той же монетой. Где погромы, которые Израиль учинил хотя бы одному народу в мире, где резня, которую евреи учинили христианам или мусульманам?! Не было такого.

    Как получается, что весь мир не заметил массовых истреблений людей в Судане, Ираке, резни 200 тыс. христиан в Ливане, но поднял шум о "резне в Дженине", когда мирные жители были выведены из Дженина до военной операции, а израильские солдаты вместо того, чтобы бомбить склады с оружием и фабрики по производству взрывчатки, где прятались матёрые террористы, вступали в уличные бои?

    В 1993 году я начал читать Библию для того, чтобы обратить свою жену-католичку в Ислам. Моя мать была католичкой, которую мой отец обратил в Ислам, теперь я считал, что моя очередь сделать то же самое со своей женой-католичкой. Моя жена вызывала меня на спор, она говорила: "Покажи мне в тексте то, о чём ты говоришь". Конечно, я бросал привычные с детства лозунги: "Евреи коррумпировали Библию", "Евреи украли наших пророков..."

    А я потом купил Библию, и это был самый лучший денежный вклад в моей жизни. Также я купил компьютерную программу, чтобы найти те цитаты в тексте, о которых говорила мне жена. Я набрал слова Израиль, Иерусалим и увидел, как часто эти слова встречаются в Библии - в Коране Иерусалим не упоминается ни разу. Чей же это город - Иерусалим?

    Я обнаружил удивительное пророчество в псалме 83. Написано в начале псалма: "Вот, враги Твои шумят и ненавидящие Тебя подняли голову. Против народа Твоего собираются, зло замышляют, держат совет о сберегаемых Тобой. Говорят: давайте истребим их из числа народов, не оставим даже памяти об имени Израиля. Приняли решение, против Тебя заключили союз шатры Эдома и исмаэлиты, Моав и агаритяне, Гевал и Аммон, Амалек и Пелешет вместе с жителями Цора. Присоединилась к ним Ассирия, поддерживает потомков Лота..."

    Кончается же это пророчество словами: "И опозорятся они, и будут пребывать в вечном ужасе, обесчещены будут и сгинут. И познают, что только Ты, чьё имя Господь, - Всевышний над всей землёй..."

    Я много думал над этими загадочными строками, пытаясь понять о каком событии в истории идёт речь. Не было в истории такого, чтобы все упомянутые в псалме народы - и сирийцы, и вавилоняне и ишмаэлиты, предки современных арабов, и эдомитяне, предки современных европейцев, - вместе поднялись против Израиля и проиграли войну. В войне с вавилонянами Израиль потерпел поражение, в войне с Римом Израиль потерпел поражение...

    О чем же говорит псалом? Ответ я обнаружил у пророка Амоса в главе 9: "И возвращу Я изгнанных народа Моего, Израиля, и отстроят они опустевшие города, и поселятся в них, и насадят виноградники, и будут пить вино их, и разведут сады, и будут есть плоды их. И насажу Я их в земле их, и не будут они больше вырваны из земли своей, которую Я дал им, - сказал Г-сподь, Б-г твой".

    Как может такое быть, что Израиль, проигравший столько войн древности, победит, когда народы нападут на него сообща? Как может произойти, что 160 миллионов проиграют войну одному миллиону?! И тогда я начал понимать историю царя Давида, который, будучи подростком, с именем Г-спода Б-га поднялся на великана Голиата (Голиафа) и убил великана.

    Когда Израиль решит, наконец, действовать как царь Давид, и с именем Б-га поднимется на своего врага - он победит великана, нацистского великана.

    Вспомните года 1948, 1967, 1973... сколько было войн - и в каждой из них арабы, при поддержке Европы и СССР, терпели поражение, и каждый раз подросток Давид побеждал великана.

    Пророчествовал Йешаягу (Исая): "...И подаст Он знак народам, и соберёт изгнанников Израиля и изгнанников Иудеи с четырёх концов земли". И разве вы не видите воплощение его пророчества, когда евреи России, Америки, Франции, Англии, Южной Африки, Аргентины начинают паковать чемоданы, чтобы сделать Алию (репатриацию) в Израиль?

    Кто может объяснить этот феномен? Можно быть верующим или атеистом, но только абсолютно слепой не увидит что еврейские пророки не лгали. Вы можете спорить о существовании Б-га, но невозможно отрицать очевидность того факта, что предсказания еврейских пророков сбываются. Г-сподь дал еврейским пророкам точное знание о будущем, дабы все народы узнали, что Он - один, что Его решения сбываются и что Он - Б-г Израиля!

    Я начал изучать еврейскую историю, начал читать про Холокост (Катастрофу европейского еврейства). Всю жизнь я думал, что это фабрикация, что никакого Холокоста не было и в помине. Всё, чему меня учили в школе, оказалось бессовестным враньём, всё было перевёрнуто на изнанку.

    Люди, которых меня учили ненавидеть, оказались надеждой человечества, а герои, которым я поклонялся в детстве, - подонками и головорезами. Я читал о связях муфтия Иерусалима, близкого друга моего деда, Хаджа Амина Аль-Хуссейни с Гитлером, о преступлениях Ясира Арафата.

    Я думаю, что ничто так не обличает лицемерие мира по отношению к Израилю, как тот факт, что Арафат - этот маниакальный садист - получил Нобелевскую премию мира. На месте евреев я бы воспринял это как плевок в лицо. Не понимаю, что заставило евреев спасти его, дать ему власть и заключить с ним договор - с человеком, который пролил больше еврейской крови, чем кто бы то ни было со времён Гитлера?!

    Как так произошло, что изгнанного из Израиля, Иордании и Ливана за террористическую деятельность, вы, евреи, снова пустили себе во двор, как только он стал мямлить слово "мир"?! Если сериальный убийца, по которому плачет петля или электрический стул, вдруг заявил, что он против убийств - ему что, тут же дают дом, землю и личную охрану за такой "подвиг?!"

    Договор с таким человеком равносилен договору со смертью. В 1993 году, во время подписания договора в Осло, я спрашивал каждого еврея, которого встречал: как вы можете отдавать Иудею вашему заклятому врагу?!

    Я говорил евреям: "Посмотрите на меня, я - палестинец, я знаю свой народ изнутри и я говорю вам, что этому народу нельзя верить. Вы заключаете договор со смертью!" Они смеялись и не верили мне.

    Но кто сегодня может подняться и сказать мне, что Осло принесло мир? А кто скажет мне, что, сделав дальнейшие шаги в этом же направлении, что, дав палестинцам ещё больше независимости, самостоятельности и свободы заниматься террористической деятельностью на исконных еврейских землях, мы принесём мир и процветание в регион Ближнего Востока?!

    Я хочу всем вам задать сейчас вопрос. Не нужно приводить мне политические, логические, какие угодно аргументы. Не нужно мне говорить о давлении Америки и Европы. Скажите мне, как вы чувствуете себя внутри, предлагая территории Иудеи, Самарии или Газы своему злейшему врагу, сборищу бандитов, которым нужны не автономия и не государство, а только одно - еврейская кровь? Что вам говорит ваше сердце? Если у вас на руке растёт гнойник, неужели вы думаете, что распространение инфекции на всю руку принесёт здоровье телу?

    Как вы можете терпеть гнойник - Рамаллу - в сердце еврейских земель? Рамаллу, в которой озверевшая толпа растерзала двух евреев, только потому что они потеряли дорогу и въехали туда по ошибке. Так доброжелательные соседи относятся к путникам, потерявшим дорогу?! Приводят их в полицейский участок, убивают их, и с криками "Велик Аллах!" выкалывают им глаза, разрывают их тела, вынимают их кишки, почки, сердце?!

    Вся Рамалла была там, весь город собрался, чтобы принять участие в этом каннибалическом акте. Вот он дух палестинского народа, его истинные цели и намерения, не прикрытые красивыми словами его политических лидеров.

    А ведь если еврей убивает палестинца, даже по ошибке, то все евреи осуждают это. Помните ли вы, как в Израиле тысячи евреев собрались на демонстрацию, обвиняя Шарона в смерти палестинцев в лагерях Сабра и Шатилла, виновного только в том, что не предвидел, как арабы-христиане отнесутся к своим собратьям палестинцам, и не защитил палестинцев.

    Чувствуете ли вы разницу?! У евреев нет намерения убивать, они только отвечают на удары, но даже здесь стараются ни в коем случае не задеть непричастных.

    Поэтому я заклинаю вас: аннулируйте договор со смертью, расторгните его!

    Не слушайте советов ни Америки, ни России, ни Европы, ни ООН. Они обманывают вас, их дружба не верна и доброжелательность фальшива. В современном мире есть страны, где ежедневно умирают тысячи людей от голода и болезней, и никто не приходит им на помощь, ни ООН, ни ЕС, ни Америка, ни Россия. Но когда Израиль решает построить жилой комплекс на территории своей страны, в Гар Хома, то весь мир поднимает шум. Они уничтожают природу - вопит ЕС, хотя известно как факт, что Израиль посадил больше деревьев, чем любой другой народ.

    Что это такое? Откуда эта несправедливость? Почему мир не хочет, чтобы евреи вернулись в свою землю, строили там дома и жили в мире? Почему весь мир вопит об "оккупированных территориях", хотя Израиль по определению не может оккупировать свои же исконные земли, границы которых точно описывает самая почитаемая и самая читаемая в западном мире книга - Библия. Почему поднимают шум, когда евреи строят небольшое поселение на своих еврейских так называемых "оккупированных территориях", закрывая глаза на десятки арабских деревень, которые расползаются, как раковая опухоль по земле государства Израиль, не спрашивая ни у кого разрешения на это.

    Я не знаю, как объяснить это лицемерие, двойные стандарты и несправедливость, но помню слова одного еврейского мудреца, который сказал: "Эйсав ненавидит Яакова. Так устроен мир".

    Вам нужно посмотреть правде в глаза и понять, что рассчитывать можно только на самих себя. И поэтому вам нужно говорить за самих себя, отстаивать свою правоту и свои права, а вы молчите.

    У вас самое выигрышное дело во всей истории человечества, а вы приходите в суд и не приводите ваши лучшие доводы и свидетельства. Как долго Израиль будет жертвой, как долго будет молчать?!

    В Библии описывается, как дети Яакова, Шимон и Леви, уничтожили целый город в отместку за поруганную честь своей сестры. Почему Рамалла до сих пор на карте Израиля?! Почему безнаказанно проливается еврейская кровь, почему преступники на свободе? Написано в Библии: "Как можешь ты молчать, когда мужчины и женщины стали жертвами резни". И я - араб - должен вам напоминать об этом?! Неисповедимы пути Г-сподни...

    Среди палестинцев многие считают, что я предал свои народ, но разве это я предатель? Разве это я стою в мечети, как Ясер Арафат и кричу: "Дайте мне ваших детей, чтобы я отдал их в жертву Молоху!" Если я кого-то и предал, так это пустую демагогию, лживый героизм и нечеловеческую жестокость.

    Я предал Смерть ради Жизни и Зло ради того, чтобы служить Добру. Я пришёл к вам с другой стороны, из самого логова Зла, чтобы рассказать вам из первых рук о тех людях, с кем вы до сих пор пытаетесь договориться, хотя ни одного обещания они не сдержали, и кому вы до сих пор пытаетесь поверить, хотя все их слова - ложь.

    Америка и Европа тратят огромные деньги на гуманитарную помощь палестинцам. В Америке есть даже синагоги, где верные либеральным идеям евреи собирают деньги для помощи палестинцам. Я хочу обратиться к этим либералам: "Вы хотите знать, куда идут ваши деньги? Послушайте новости. Как только вы услышите, что где-то в Израиле произошёл теракт, где-то на дороге убили еврея, какое-то еврейское поселение обстреляли ракетами Кассам, знайте - это было сделано на ваши деньги. На ваши деньги было куплено это оружие, сделаны эти ракеты и эта взрывчатка.

    Больше всего меня поражает то, что евреи молчат. Молчат даже те, кто называют себя религиозными, молчат даже те, кто сочувствует Израилю.

    Как вы можете молчать, когда осквернена Гробница Йосефа, как вы можете молчать, когда мусульманские власти Храмовой Горы вывозят вместе с мусором бесценные археологические находки, относящиеся к Первому и Второму Храмам! Как вы можете молчать, когда оскверняется самое святое для евреев место!

    Представьте, что было бы, если бы какой-то еврей решил, что наш праотец Авраам бывал в Мекке и поэтому Мекка - это святой для евреев город. Что, если он собрал бы единомышленников и построил синагогу в самом центре Мекки, а потом объявил, что это место святое только для евреев, а другим туда вход воспрещён. Как бы это восприняли ООН, ЕС? А мусульмане всего мира?

    Но ведь точно такая ситуация на Храмовой Горе, как же вы молчите?! Сколько вы будете молчать о вещах, связанных с гордостью и самосознанием всей нации и вести бесконечные дебаты о лишённых всякого смысла планах создания палестинского государства.

    Нет такого народа - палестинцы 1. Палестинцы - это троянский конь, построенный врагами евреев, чрево которого кишит, как червями, головорезами и садистами. Вы впустили к себе этих головорезов, они расползлись по земле Израиля и стали заниматься единственным делом, которым они могут заниматься - убивать, стрелять, взрывать, вербовать новых садистов. И как вы решили исправить эту ситуацию? Изгнать евреев с еврейских земель и отдать эти земли головорезам, убийцам еврейских женщин и детей?!

    Палестинцы - это клинок, который ваши враги вбили в ваше сердце, в вашу большую душу, чтобы разделить вас, посеять внутри вас раскол, и в настоящее время вы разделены, вы не действуете как единое целое.

    Часть из вас понимает, что происходит на самом деле, а часть поверила арабской пропаганде и вместо того, чтобы дать отпор лжи, мучает себя комплексом коллективной вины за те преступления, которые евреи никогда не совершали.

    Всё, в чём мы обвиняем вас, мы делаем сами, мы всё выворачиваем на изнанку. Мы обвиняем вас в кровавом навете, но на самом деле сами же пьём вашу кровь, в буквальном смысле.

    Мы обвиняем вас, что вы устраиваете Холокост для палестинского народа, но именно потому, что вы были жертвами Холокоста, а мы были и остаёмся верными преемниками Гитлера.

    Мы обвиняем вас, что вы притесняете палестинцев, как национальное меньшинство, потому что никто хуже нас самих не относится к меньшинству, к пришельцу, к немусульманину.

    Так действует Зло. Я начал понимать, как действует нацизм, и я понял также, что он сейчас находится на подъёме, и уроки полувековой давности забыты. Я прочитал у пророков предсказания о будущем, которое нас ожидает, и это будущее полно бедствий и крови, но также есть в нём луч надежды. Вся Библия убеждает нас, что Израиль претерпит много поражений, но в конце он выйдет победителем.

    Но нельзя молчать и бездействовать. Не так сложно найти слова и факты, чтобы разрушить ложь арабской пропаганды. Для этого нужно просто посмотреть реальности в глаза. Ведь если евреи таковы, каковыми их описывает арабская пропаганда, почему я могу приехать в Тель-Авив и спокойно ходить по его улицам, сколько захочу, а еврей не может заехать и на пять минут в Рамаллу?

    Почему ни один из израильских арабов, как бы он ни ненавидел евреев и ни любил своих собратьев, тем не менее, ни за что не откажется от своего израильского паспорта, чтобы оказаться под властью своих соотечественников 2.

    Ещё живя в Израиле, я спросил как-то свою семью:

    - Скажите мне, положа руку на сердце, где вы хотели бы жить: под властью Израиля или под властью Арафата?

    - Под властью Израиля, - сказали мне

    - Почему же вы никогда не заступаетесь за Израиль, если кто-то говорит против него?

    - Потому, что арабы ненавидят евреев.

    Я знаю, что дело тут не в "оккупированных территориях", и не в том, сколько университетов и больниц Израиль построит и уже построил для палестинцев. Всё дело в Исламе.

    Всё дело в том, что Ислам терпит присутствие "неверных" - немусульман - только в качестве меньшинства, находящегося в подчинённом положении. Мусульмане терпели бы евреев, если бы в силе были те же законы, которые действовали веками в арабских странах, если бы евреи носили жёлтые повязки на одежде, им запрещалось бы строить дома выше домов мусульман, запрещалось ездить на лошадях, чтобы не быть выше едущего мусульманина, запрещалось носить оружие и т.д.

    (Кстати, тем американским деятелям, которые говорят о миролюбии Ислама, стоит задуматься о том, что их народ Ислам готов терпеть на тех же условиях.)

    Существование государства Израиль 3 делает невозможным такое положение вещей, а кроме этого показывает несостоятельность пророчества Мухаммеда, согласно которому час суда не придёт, пока племя Ислама не одолеет племя Израиля.

    Вас могут пугать мои речи, моё превращение из одного вида экстремиста в другой. Но я говорю вам, что существует единственный способ выжить - быть верным Б-гу Израиля и дать отпор злу.

    Мы, верные Сиону, евреи и христиане, должны стоять вместе и говорить вместе ради нашего общего спасения.

    Мы должны противостоять мусульманской пропаганде. Мы должны показать арабской среде всю красоту и истинность Библии. Мы должны действовать, чтобы не дать мусульманской пропаганде завладеть умами западной молодёжи.

    Не дать мировому мусульманскому терроризму нарастить потенциал оружия массового поражения и диктовать демократическим странам свои условия. Это означало бы победу Зла над Добром и крах всей земной цивилизации!

    Спасибо за внимание.

    Валид Шебат
   Перевод Александра Левина

    1 Валида Шебата спросили после лекции о его происхождении. Он сказал, что его семья приехала из Иордании, а большинство их соседей и друзей были или иорданцы или египтяне, приехавшие в Израиль в поисках работы. - Прим. перев.

    2 Факт существования государства Израиль делает несостоятельной также идею христианской теологии, согласно которой евреи были изгнаны со своей земли потому, что не признали Христа. - Прим. перев.

    3 Сейчас, когда ведутся многочисленные споры об оградительном заборе, обнаружилось одно интересное явление: если забор проходит через арабское поселение или между двумя арабскими поселениями, то арабы, не теряя времени, переселяются в ту часть поселения, которая оказывается внутри забора, то есть поближе к евреям и подальше от своих собратьев. - Прим. перев.

    http://www.spectr.org/2004/069/shebat.htm
    http://www.spectr.org/2004/073/shebat.htm



    1 Ефим Хаят
   Миг до падения ракеты. (Отрывок из поэмы)

   Но смерть опять сейчас кругом..
   И не в концлагере. Не в гетто
   Я выстроил себе здесь дом -
   в него нацелены ракеты.
   Я вырастил здесь сыновей.
   Не разрушать учил их - строить.
   Но ждет их тысяча смертей,
   сопровождаемые воем.
   Я посадил зеленый сад.
   Была в нем целый день прохлада.
   Но только лишь пеньки торчат
   на месте взорванного сада.
   Решаю: быть или не быть.
   Как все - не нахожу ответа .
   И протянулась жизни нить
   лишь до падения ракеты.
   А город вымер. Как во сне
   огромных площадей ладони.
   И тянутся они ко мне:
   Спасут? Упрячут? Похоронят?
   И я бегу, бегу, бегу,
   готовый втиснуться в планету...
   И будет слышен крови гул
   вплоть до падения ракеты.
   День краски потерял. Он сер.
   Все в жизни потеряло цену.
   Как мог назвать старик Гомер
   сладкоголосою сирену?
   Пронизывает ее вой
   и сердце, и мозги, и душу.
   Мой бог, я все еще живой?
   Могу бежать, дышать и слушать?
   Какая в мире тишина.
   И едкий дым тихонько тает.
   Вот и в моей судьбе война.
   И смерть секунды собирает

   Гор.Здерот- 15 секунд. Ашкелон - 20 секунд, Ашдод-30 Беер - Шева -40сек: время от начала сирены до падения ракеты.
   Из предупреждения Службы Тыла.
   Хайфа - август 2006. Беер - Шева - январь 2009

    2 Алина Львова

   Остановись, мгновенье!
    (Просто о жизни)

   Маргошка, моя безбашенная подружка, так вопила мне на ухо, что я вынуждена была отодвинуть мобильник подальше.
   - Встречаемся сегодня после работы в "Апропо", иначе я взорвусь от избытка новостей и тебе придется усыновить моих мужиков, а с твоей бесхребетностью они, саблезубые, тебя сжуют в один присест, будем лежать под одной пальмочкой!
   Как всегда, даже самые мрачные прогнозы, она произносила ликующе-жизнеутверждающим тоном, дробной скороговоркой расстреливая любые возражения.
   Мне совсем не улыбалась перспектива тащиться, даже в излюбленное кафе, по разморенному послеполудню, вдоль огнедышащих улочек старого города, со своим столовским, тошнотворно-острым запахом специй и жаровен, отмахиваясь от назойливых предложений чернявых зазывал купить "по небывалой скидке, только для такой красивой женщины, браслет, принадлежащий самой царице Савской!".
   Но безаппеляционный тон этой взбалмошной бестии, как правило, лишал меня воли. Оправдывала я себя тем, что быть частью безвольной толпы не так обидно, как признавать собственное бессилие и мягкотелость. В вихревые потоки ее неуемного темперамента затягивало всех: женщины глядели аналитически, мужчины-обалдевшим взглядом, а собаки и прочая живность реагировали совсем непосредственно: слюнявыми поцелуями вкупе с восторженным повизгиванием. Впрочем, последнее было с обоих сторон.
   В любом случае, равнодушным к ее разноцветным, крапчатым глазам не оставался никто! Она никогда и ничего не делала вполсилы, все доводила до логического, пусть и не всегда победного конца, игнорируя слово "если". Меня же вечно ругала за излишнюю приверженность к заезженной фразе "oстановись, мгновение", просто не терпела статичности, вечно мчалась, летела, увлекаемая избыточной потенциальной энергией. Природное лидерство, самобытность и детская распахнутость делали ее "своим парнем и прикольной училкой" в глазах невыносимо-раскованных израильских учеников и "перспективным кадром" в начальственных верхах.
   В 24-х часовую суточную ленту она плотно заворачивала свою кипучую деятельность: преподование (математика-удобрение для мозгов), репетиции школьной самодеятельности ( эти неандертальцы, как ни странно, тонко чувствуют музыку), заседания (чертова бюрократия!), собственная учеба в университете (дуальность профессионализма и зарплаты), старательные аэробические прыжки в кантри-клубе ( вражеские килограммы не дремлют), уроки вождения автомобиля ("банзай!"), совместные всхлипывания со мной по поводу "зажиленной жизни" и неземной любви, срывание парочки комплиментов от случайных знакомых и продуманное кокетство с неслучайными (для тонуса самых обаятельных и привлекательных). Ближе к ночи вся эта штормовая стихия стихала и укрощенная волна плескалась у кровати уснувшего полуодетым сына, зализывая теплую, родную ямку на затылке: "Мышка права - остановиться, послать всю суету подальше, начинать и заканчивать день только с этого!..."
   ...А я, та самая Мышка, заказывая третий по счету стакан апельсинового сока уже полчаса боролась с раздражением против неприличного бурления в желудке, против возмутительной непунктуальности подружки, против восточного человека за соседним столиком, упорно пытавшегося привлечь мое внимание беспроигрышным, по его понятию, способом: он просто, буравил маслянисто-волооким взглядом мой левый сосок, как назло, предательски натягивающий по-израильски тончайшую хлопковую блузку.
   Выйдя из терпения, я прокуророски прошипела в мобильник сакраментальный вопрос :"Ну, и где ты?",- намеренно сгустив краски, коротко обрисовала ситуацию, попутно высказав все, что о ней думаю.
   Услышав в ответ беззаботное Маргошино :"Не дрейфь, Мышенция, жду 12 автобуса! ", -перебросила освободившиеся резервы на другой фронт, мысленно приняв стойку "отпор" в восточных единоборствах и приготовившись к поединку.
   "Другой фронт", согласно особенностям своего спинного мозга чувствовать блондинок, не заставил себя ждать и направился в мою сторону.
   И тут, словно свисток рефери, из глубины бара заголосили сирены скорых и полицейских машин. Телевизионный экран ожил утратившим всегдашнюю поставленность голосом диктора: "...Террорист - смертник... жертвы... взрыв произошел в... 12 маршруте городского автобуса...".
   Я поняла, как была права в нашем дурацком споре с любимой подружкой об остановившихся мгновениях, потому что сейчас мне хотелось только одного: навсегда остаться в прошлой минуте, в моих голодных спазмах, в смешной войне с наивным мачизмом парня напротив. Потому что она, эта минута, была прекрасна - без взрыва и смерти!
   Мной овладело онемение, ощущение отсутствия реальности, как при анестезии болевого шока.
   - Все полицейские машины моего подразделения выехали на место взрыва - с экрана зазвучал еще один, чуть заикающийся голос, который я вот уже два дня безрезультатно ждала услышать. Я знала и любила все его оттенки: сосредоточенность, надтреснутость, сарказм, тихую нежность - привыкла быть настроенной на одну частоту...
   ...- Прекрати мандраж - с профессиональным терпением втолковывала мне тогда Марго - ты не знаешь, что такое оперативный вызов?! Мотается где-нибудь по пустыне, обвешанный пушками, за очередным маньяком (она произносила это слово с ударением на первом слоге) или матерится, роясь в отпечатках его конечностей на верблюжьем дерьме.
   Она всячески меня тормошила, но я, наркотически расширив глаза, гипнотизировала телефон.
   ...И вот сейчас спасительный фибриллятор не срабатывал и пульсирующий ток этого сдавленно-отчаянного голоса не выводил из комы, потому что в сердце иглой застрял веселый Маргошкин возглас:" Жду 12 автобуса! ".
   В пяти кварталах от меня и непостижимо рядом, на экране, бушевало сражение воды и огня, рвущая душу дьявольская симфония стонов, плача, задыхающихся приказов, мелькание заляпанных кровью белых одежд ребят из команды, специализирующейся на сборе телесных останков для идентификации.
   Какой-то парень, держа на руках полуживую старуху, выдохнул прямо в обьектив:" Не сейчас..." и словно ужаснувшись фантасмагорическому зрелищу последствий человеческой фанатичной ненависти, камера тележурналиста бессильно опутилась вниз, выхватив крупным планом обгоревший детский рюкзачок, из кармашка которого торчала совершенно целая картонная упаковка сока, с аккуратно приклеенной соломинкой.
   Ледяной водоворот памяти швырнул мне под ноги облезлый, маленький чемоданчик с надписью "Лея Школьник, 5 лет" у входа в адские ворота печей Освенцима, от которой бросало в дрожь сильнее увиденных там ужасов.
   Эта обжигающая память надпись, картонка с соком и вмиг утратившая свою настырную сексапильность фигура парня за соседним столом, неловко сдерживающего рыдания, вытолкнула не позволяющую мне дышать и двигаться иглу. А образованное ею отверстие затянулось сгустившимися слезами.
   Внезапно, в отворившуюся дверь ворвался светящийся зеленый смерч, увенчаный шевелюрой торчащих розой ветров пружинок радикально-морковного цвета.
   Смерч материализовался в Маргошку и сияя своей лукаво-плутовской улыбкой, обращенной одновременно ко всем, по своему обыкновению, заорал по-русски: "Эй ты, печальная рыба-солнце, промокни уксус с лица, ну подумаешь, всего на полчаса опоздала! Из-за твоего занудства пришлось раскошелиться на такси, с тебя причитается!"
   Наверное, впервые за время нашей 15-летней дружбы, я не поморщилась от ее ора, захлебнувшись при виде целой и невредимой Маргоши такой эгоистично-постыдной радостью посреди взорванного и искореженного горем мира!

   ...Мы стояли друг против друга, как в детской игре "замри" и казалось, что сейчас только мы одни и улыбаемся на всем свете: она - потому что ЕЩЕ НЕ ЗНАЕТ, находясь на ненавистной ей ступеньке "если бы" лестницы из остановившихся мгновений, а я - потому что УЖЕ ЗНАЮ, эти мгновения перешагнув...


   Copyright: Алина Львова, 2009
   Свидетельство о публикации №195743 Дата публикации: 17.01.2009 09:47

   Предыдущее: Есть вещи важнее любви


    Написать рецензию
   Рецензия



   Рецензии
   Моря [ 17.01.2009 ]

    Просто мастерски (как мозаикой) выложен образ главной героини, причем соврешенно живой и настоящий. Удивительнейшая легкость повествования в начале вдруг начала постепенно превращаться в тревожность, а потом в неимовернейшее напряжение читателя. Переживания героини просто заполнили все мое естество! Ухватилась, как за соломинку, за надежду чего-нибудь! А чего? Я ощутила себя какой-то беспомощной .... Точка экстремума прописана и выведена просто идеально... И вот!!!! Ох, слава тебе господи, жива..... Да еще как ворвалась смерчеОбразно! Финал просто философский. Супер! Перечитаю еще раз и не раз! Уверена в этом. Спасибо огромное! С теплом Марина

   Комментировать
   FIMA HAYAT [ Удалить ] [ 17.01.2009 ]

    Это именно та ситуация, когда мастерство изложения не должно затемнить трагизм самого события.
   Вам удалось вызвать чувство сопереживания и чувство прпотеста про-
   тив бессмысленной, тупой смерти, которую несут дикари в уповании
   на ласки девственниц на том свете.
    Вы молодец , Алина Львьва!


    3 Ефим Хаят

   Иерусалимский синдром

   Опустил он зачем свою руку в карман?
   И что за проводки там под курткой осенней?
   То что он не такой- это самообман…
   И нервишки шалят. И пугаюсь я тени.
   Ну, а если под курткой его – динамит!
   И добраться до дома – пустая затея!
   Разве это потомок Агари стоит.
   Невозможно его отличить от еврея.
   И на руки его я смотрю не дыша.
   Вдруг погасли в душе и желанья, и страсти.
   «Вот рванет он сейчас. И «Хевра кадиша»
   Мое бренное тело укутает в пластик.
   Соберет по частям…» И внизу живота
   Что –то сбилось в комок. Перекрыло мне горло.
   Снизу вверх поползла, поднялась тошнота,
   И из списка живых меня что-то вдруг стёрло.
   Я гоню эти мысли тревожные прочь
   Кто –то больно толкнул меня в спину неловко
   В руки взять себя надо и страх превозмочь.
   Скоро будет автобус мой на остановке.
   Задремал в ожиданье высокий солдат.
   Под скамейкой лежит его сумка большая.
   Я молю его мысленно:
   «Есть автомат
   Ну. проснись! Защити! Я тебя умоляю…»
   Стали ватными ноги. Высокий брюнет
   Отвернул воротник своей старенькой куртки.
   …. Мама дома готовит нам поздний обед,
   Сын брезгливо в ведро высыпает окурки.
   Что-то куклам поет пятилетняя дочь,
   Дожидается муж меня на остановке….
   Я гоню эти мысли тревожные прочь.
   Если честно, то мне самой тоже неловко
   От того, что дрожу, как осиновый лист,
   И от страха уже умираю до срока.
   Ну, с чего я решила, что он террорист,
   Этот парень небритый с глазами пророка?
   Подойду и бесстрашно скажу ему : Эй!
   Я тебя не боюсь! Я не плачу от страха»
   Ну, а если он просто обычный еврей?
   И всего –то талит у него под рубахой?
   Может быть, он молитве качается в такт
   И сейчас…да сейчас он беседует с Богом?
   Проводки из –под куртки? Но это не факт!
   Просто плеер! Взял музыку он на дорогу!
   Или он, как и я, на работе устал.
   А я, дура такая, стою здесь и трушу.
   Нет! Я лучше уйду. Я по горло сыта
   Этим страхом, терзающим тело и душу.
   Ухожу! Ухожу! Только смотрят мне вслед
   Те, кому я должна была крикнуть: «Бегите!»
   Ну, а вот и автобус подъехал…Билет
   Продает тому парню беспечный водитель
   2005
    ------------------------------------------------
   Хевра кадиша- религиозное похоронное братство
   Талит – молитвенные принадлежности верующего еврея.

    Геннадий Лагутин (Г.Елагин)

    Рыдающие звуки скрипки...


    Когда на дверной звонок я открыл дверь, сперва даже глазам своим не поверил. Это был Яша Зильберман*, мой давний товарищ. Теперь - мировая знаменитость, скрипач, чье имя на афишах писали огромными красными буквами.
    Яша жил, в основном, за границей, много гастролировал по миру, но квартиру своей покойной мамы оставил за собой. Иногда он приезжал сюда, "спрятаться" от глаз людских, как он говорил.
    Не виделись мы с ним уже года три. Квартира его мамы Сони, в которой жил когда-то Яша, была как раз напротив нашей, на лестничной площадке.

    -Серебрушка! - только и смог сказать я Яшкино прозвище. Это имя я сам ему дал, когда-то. Мы крепко обнялись.
    -Фима! - повторял он и хлопал меня по спине. Мое имя Ефим, но покойная мама Яши ,звала меня только Фима. Так вот это имя за мной и сохранилось на годы. Даже жена меня так называла.

    Мы расположились в квартире Яши, где все сохранилось, как при маме его, Соне. Страшно сказать, сколько лет прошло, а здесь все было как прежде. И едва уловимый запах, каких-то духов, которыми брызгалась покойная тетя Соня. И занавески на окнах и салфеточки…Казалось, что все осталось как тогда, в нашем детстве.

    -И занавеси и салфетки другие, - как будто прочитав мои мысли, сказал Яша. - Это Рива все здесь сменила, потому что материя просто выцвела и пожелтела.

    Я согласно кивнул головой. Рива была двоюродная сестра Яши и присматривала за квартирой, когда Яши не было.

    -Ну, что? Давай на кухню! Разносолов не будет. Будет все, как в наши студенческие годы…
    Я засмеялся, потому что вспомнил, что мы тогда вытворяли…

    Вообще мы с Яшей дружили с детства, если не считать перерыва на войну. Тогда, в начале июня, тетя Соня отвезла восьмилетнего Яшу в какую-то деревню в Белоруссию, погостить у дедушки Рувима. И прошло всего ничего, как началась война.
    И Яша оказался там, где были уже фашисты. Тетя Соня бросилась на вокзал, но куда там….

    Все годы войны тетя Соня не знала, жив ли Яша. Она даже совершила кощунственный для еврейки поступок - окрестилась, приняла православную веру и все эти годы, каждый день находила время, чтобы зайти в церковь, которая была от нас недалеко, и помолиться о спасении Яши.

    И в конце войны Яша вернулся. Он никогда не рассказывал, где он был, что делал - тема эта была табу.
    Кроме табу у Яши была медаль "За боевые заслуги", которую он не носил, но однажды показал мне.
    Позже мы опять сдружились с Яшей, потому что вернувшись домой, он почти не выходил из дома и целыми днями мы слышали только звучание скрипки.

    Словно и не было этих лет и мы снова были маленькими, когда еще живой папа Яши, гонялся по двору с ремнем за нерадивым сыном, не желавшим осваивать трудную игру на скрипке.

    Теперь же никто ни за кем не гонялся, папа его умер во время войны, но Яша играл на скрипке, практически без перерыва. Мы учились в одной школе, окончили ее в один год, а дальше наши пути разошлись. Я пошел в железнодорожники, потому что надо было помогать маме, а Яша в консерваторию. Через год я поступил на заочное отделение в железнодорожный институт, и мы с Яшей как-то снова сблизились.

    Вот только тогда я узнал, что Яша, хоть это и не принято в еврейских семьях, водку пьет. Да еще как. Пьет и не пьянеет.
    Мы вместе с ним отдали дань студенческим вечеринкам, девушкам и прочим прелестям жизни…

    Осторожно, чтоб не расплескать водку, мы выпили и Яша извлек из банки маринованный огурец, сперва мне, потом себе. Мы хрупали огурцом и рассматривали друг друга.

    -Толстеешь? - спросил я Яшу ехидно. Действительно, Яша стал как-то шире.
    -Сохнешь? - не менее ехидно спросил меня Яша.
    -А что с меня взять, я же пенсионер. Это ты у нас звезда! Сверхновая. А сверхновые звезды увеличиваются в размерах, прежде чем лопнуть!
    -Ладно. Будет прибедняться - пенсионер. На таких еще пахать можно! - сделал мне комплимент Яша.

    Мы замолчали и снова стали рассматривать друг друга. Конечно, время поработало - ничего не скажешь, но сквозь одутловатое Яшино лицо, я все равно видел своего носастого друга, таким, когда нам было по семь-восемь лет. Пробивалось что-то неуловимое.
    Яша полез под стол и извлек еще одну поллитровку. Как правило, первую мы пили не чокаясь, мы знали за кого пьем: за моего и Яшиного отца, за тетю Соню, за всех тех, кого уже никогда не будет с нами за одним столом.

    -Продолжим? - спросил Яша.
    -Хватит! Разошелся! Серебро, тебе лет сколько уже? Сердечко не шалит? - спросил я.
    Яша задумался и потрогал место на груди, где находится сердце.
    -Бывает, пошаливает. Может, ты, Фима, и прав! Не стОит больше! Тогда марш в комнату, я сейчас чай принесу и будем чаевничать! Фи-им-ка! Ты не представляешь, ка-а-кой я чай привез? Нектар и амброзия! Давай, выметайся! Не занимайся промышленным шпионажем. Ишь, чего удумал? Разузнать мой секрет заварки чая? Выдь отсель!

    Я засмеялся и вышел в комнату. Снова сел в привычное старое кресло и стал рассматривать Яшину коллекцию - скрипки. Это не были элитные скрипки Амати и Страдивари. То были обычные ширпотребовские скрипки со скверным звучанием, изготовленные на фабрике "Кое-как скрипка".

    Зачем коллекционировал их Яша, я не знал. Только теперь я понял, что нового было в квартире тети Сони - эта коллекция скрипок. Они висели на стене, старые, потертые, с сошедшим кое-где лаком. На одной я даже увидел переводные картинки - забавных зайчишек. Странная это была коллекция.

    Ну, вот и чай! - Яша вошел в комнату, неся две чашки от которых шел божественный аромат.
    -Знаешь, здесь смешано несколько сортов отличного чая, потому такой запах! Да, не трогай ты, конфеты! Пей маленькими глоточками, просто так, не порти вкус! Оставь конфеты, я сказал, обжора!

    Я прихлебнул глоток чая. Сперва мне показалось это омерзительным, но через несколько секунд, я почувствовал удивительный, ни с чем не сравнимый вкус.
    -Прочухал? - серьезно спросил меня Яша. - То то же! Это мне в Индии подарили.

    -Ладно, ладно, мировая знаменитость! Хватит павлиний хвост распускать! В Индии ему подарили….Купил небось в соседнем гастрономе? - пошутил я и все-таки сгреб конфету.

    Яша недоуменно поднял на меня глаза.
    -Ты что? Мне не веришь?
    -Слушай, Яш! Ты как был дундук, так и остался - шутки так и не научился понимать.
    Яша обиженно засопел и прихлебнул чай.
    -Слушай, Яша! Зачем ты этот хлам собираешь? Объясни? Здесь не надо быть знатоком, чтобы понять, что скрипочки эти, типа "гей, славяне!"

    Яша повернулся и посмотрел на стенку. Когда он повернулся у него было просто незнакомое мне лицо - усталое, на нем была какая-то внутренняя боль.
    -Знаешь, Фима, мне иногда хочется тебе по физии съездить. Это не хлам. Это беззащитные существа, которые остались без своих хозяев. Сироты это.

    Я хотел засмеяться, но осекся - такое лицо было у Яши. Он встал и подошел к стене.
    -Вот когда ты видишь собаку бездомную, без хозяина - тебе ее жалко?
    -Конечно. Я же не живодер какой!
    -А они, - он указал на скрипки, - тоже бездомные, без хозяев. И были их хозяева простые музыканты…Некоторые, даже нот не знали. А играли. Так, Фимочка, играли, что люди плакали…
    -А где же…э-э-э….хозяева?
    -В основном, Фима, их уже нет в живых. Если бы можно было, они бы их с собой забрали в царствие небесное.

    Яша снял со стены одну скрипку.
    -Вот у этой скрипки хозяин цыган был один, венгерский. Мне его семья эту скрипку подарила. Немцы его убили. А они все годы хранили его скрипку. Ты только послушай - она же говорит с тобой!
    Яша подошел и прижал скрипку к моему уху. Как я не напрягал слух - услышать ничего не смог. Но Яшу я не хотел обижать.
    -Шепчет она что - то! - сказал я Яше.
    -Видишь! - неподдельно обрадовался Яша. - А шепчет она потому, что играть ей хочется, петь!

    Он извлек смычок, привычным жестом забросил скрипку на плечо и заиграл. Я не большой знаток музыки, кажется это был "Чардаш" Монти. Он ТАК играл, что мне захотелось в пляс. И тут я заметил висящую в центре скрипку. Когда-то ее, вероятно разбили вдребезги. Потом аккуратно склеили, но следы разрушения все же остались.

    Я дождался, когда Яша перестанет играть и спросил:
    -Серебро! А что за скрипка в центре висит?
    Яша аккуратно повесил цыганскую скрипку, подошел к той, что я указал. Плечи у него поникли, сам он как будто съежился.

    -Фим! Я тебе никогда не рассказывал, как меня расстреливать вели?
    -Что-о-о-о?( Я даже подпрыгнул!) Никогда! Ты же вообще, про свои годы в Белоруссии никогда не рассказывал! Медаль у тебя откуда?
    -Медаль - это меня в партизанском отряде наградили…Это не столь важно.

    Он повернулся, подошел и сел в кресло.
    -Когда пришли немцы, поначалу все было спокойно. Только всем евреям велели нашить на одежду шестиконечные звезды и при встрече с немецким военным снимать головные уборы. Жизнь, как-то налаживаться стала. А в один день…

    Яша замолчал и закрыл лицо руками.

    -В один день всем евреям велели собраться на стадионе. Якобы, для переписи. Ну, вот, все и пришли. Кроме тех, кто ходить не мог. Их потом, прямо в постелях приканчивали. Одним выстрелом. В голову.

    А нас построили в колонну и куда-то повели. Вокруг автоматчики, собаки…Колонна, человек пятьсот. Женщины, дети, старики…Дедушка Рувим, одной рукой скрипку держит, другой меня за руку. И молится все время…Прогнали нас по городу, да все с криками : "Шнель! Шнель!" А отстающих прикладами били…

    Нас вели по одной улочке, она узкая такая, да еще грузовик сбоку стоял немецкий. Вдруг дедушка мне шепчет, я мол, тебя толкну сейчас, отползай в сторону, молчи и спрячься…Я и не понял ничего.

    А когда мимо грузовика проходили, дедушка вдруг сильно толкнул меня. И влетел я в разрушенное здание. Там дверей не было. Я упал, ударился сильно об кирпичи, но сразу в сторону отполз и под обгорелым листом фанеры спрятался. Никто и не заметил из фрицев. Наши видели, но молчали.

    Так вся колонна мимо здания и прошла. Я потом выскочил и побежал окружной дорогой - я знать хотел, куда дедушку и других повели…Помню, где-то по мне стреляли…Через двор какой-то я бежал. Выбежал за город и по овражку побежал к тому месту, куда всех повели. Я знал, куда дорога идет. Добежал. И увидел.

    Лучше бы мне этого никогда не видеть. Их всех заставили раздеться догола, а одежду отдельно сложить. Обувь в одну кучку, пальто в другую…Детские вещи отдельно! Я смотрю из-за куста, а там, напротив оврага, два пулемета немецких стоят "МГ", а пулеметчики бутерброды с тушенкой жрут.

    Я вижу, что дедушка Рувим скрипку из рук не выпускает. Тут подошел к нему немец-офицер, напялил на него какую-то женскую шляпку и в сторону отводит. Толкает рукой, в перчатке кожаной, иди, мол.

    Отвел его в сторону и, видно, приказал играть. Дедушка играть начал, голый весь, худой, играл какие-то наши еврейские мелодии. А первую группу, человек двадцать к оврагу повели, под пулеметы. Видно только тут все поняли, что их ждет. До конца не верили, что возможно такое. Крик, нет, не крик, вой начался - хоть уши зажимай.

    А рядом на поле немцы в футбол играют и никакого внимания. Немец пистолет достал и вроде, как дирижерской палочкой, стволом двигает, дедушкиной музыкой дирижирует. Потом приказал остановиться и заревели пулеметы. Знаешь, Фима, я никогда не думал, что голые люди, это так страшно. И когда голых людей расстреливают. Дедушка снова играет, а к оврагу другую группу толкают. Матери детей за спинами прячут…. Господи! Не видеть бы мне этого никогда…….Как я тогда с ума не сошел, не знаю!

    -А…. дедушка Рувим?

    Яша помолчал, отпил глоток чаю, положил лицо в ладони и замолк. Я молчал тоже. Как живая стояла у меня перед глазами картина: толпа голых людей, фашисты играющие в футбол и пулеметчики, пожирающие бутерброды с тушенкой…..

    -Потом, когда расстреляли всех, офицер приказал что-то дедушке Рувиму, - продолжил не отрывая рук Яша. - Я думаю, сыграть что-то. Дедушка только отрицательно покачал головой. Офицер вырвал скрипку из рук и ударил ею по лицу дедушки. Видно было, как цевкой брызнула кровь.
    Тогда офицер сорвал с дедушки эту женскую шляпку и со всего маха ударил его скрипкой по голове. Скрипка разлетелась вдребезги и немец отшвырнул ее в кусты. После этого, спокойно, не торопясь, выстрелил дедушке в лицо.
    Потом подъехали два танка с прикрепленными бульдозерными ножами и засыпали овраг.

    Когда никого не осталось вблизи, я подобрал разбитую скрипку дедушки. Не спрашивай, что было потом. Я просто не помню. Ее кое-как склеили. Это она.

    Я не помню совсем как я наткнулся на беженцев, как потом оказался в партизанском отряде. Я не воевал, Фима. И в разведку меня не посылали - очень уж у меня семитская внешность была, ты же помнишь? Я чистил картошку на кухне. Я начистил картошки на всю жизнь вперед! Да и не в ней дело…Просто я сказал себе тогда, если я останусь жив, я буду лучшим скрипачом в мире. Таким, каким мой дедушка Рувим!

    Яша посидел немного, отнял руки от лица и сказал устало: - Ты, Фима, иди! Не получится у нас сегодня вечера воспоминаний о юности. Ты же видишь!

    Он подошел к стене, снял скрипку дедушки Рувима и заиграл на ней. Он играл щемящую мелодию. "Славянский танец" Дворжака…
    Скрипка дребезжала всеми своими частями, только я не замечал этого, потому что более прекрасной музыки мне слышать не пришлось.
    И всю ночь, в которой я так и не смог заснуть, я слышал, как льются из квартиры Яши рыдающие звуки его скрипки …

    * Зильберман - серебряный человек.

   Владимир Штайгман [19.01.2009 05:27:45]

    Он не хотел уезжать в Израиль

    Рассказ


    Хмурым осенним вечером Ефим Борисович Шнейдер- обычный российский пенсионер, участник войны и, стало быть, навечно солдат Второй Мировой, возвращался на машине со своего дачного участка. Дорога шла пригородными темными аллеями. Потухала осень застилая землю цветным ковром. У ветерана за городом водилась обычная, в шесть соток земли дача, какую нынче обрел в приватное пользование почти каждый житель России.
    Было 7 ноября. Прежде в этот день, святой почти, отмечали очередную годовщину ленинской революции, и Ефим Борисович со всеми домочадцами непременно посещал особый митинг. Хорошее было время. Душа безотчетно ликовала. Жена и дети проходили перед фанерной трибуной , а сам он ,строго-торжественный и гордый собой, как уважаемый в городе человек, непременно стоял наверху и величаво приветствовал трудящихся. Все кричали, пели, веселились так, что аж легкая трибуна покачивалась. Как давно это было? Революцию уже давно никто не чтил, а если и вспоминали о ней, то лишь спорили и плевались друг на друга.Будущее, которое закладывалось на века, вдруг унесло в небытие, как ту фанерную трибуну.
    Сегодня утром, до выезда на дачу, к Шнейдеру зашел бывший секретарь райкома партии Барсуков. Прежде он был упитанным, вальяжным мужчиной, а теперь почернел от злости и превратился в костистого старикашку с едким козлиным душком.
    - Ефим! Не отбывай на дачу,рожа твоя еврейская! - задиристо сказал он - Собирайся на митинг! Скажешь свое гневное слово!
    - Какой митинг? Отстань! -вяло отозвался Шнейдер.
    - Новой коммунистической партии. Кристального толка. Искренних помыслов. Воспрянувшие мы. Нам разрешили провернуть такое мероприятие. Народу глаза пора открывать...
    - Упустя лето, в лес за малиной не ходят! Отговорили мы свое, товарищ Барсуков.- хмыкнул Шнейдер.- Смирись уже...Была у нас возможность народ осчастливить. Профукали все! Воспрянувшие они, мать вашу! Народ нас знать больше не хочет! Обгадились, так уж лучше молчать. Признай вину!
    -Никогда!- завизжал Барсуков и затрепетал в коленках.
    - Удались с глаз моих! Глуп как пуп!
    И он поехал с женой в свой огородно-садовый кооператив. А вечером они возвратились в город.
    У подъезда своей безликой пятиэтажки, именуемой в народе внеархитектурным термином " хрущевка", он высадил жену, помог ей затащить на третий этаж сумки с овощами, выращенными на приватном клочке земли, который супруги не просто любовно, а самозабвенно обихаживали уже много лет, как боги, вдувая жизнь в бесплодную глину.
    Последние три года стало полегче им.
    Ветерану войны, после десятилетий ожиданий выдали таки крохотный личный автомобиль- тесный, малосильный, но абсолютно новый, и-о, невиданная щедрость властей- бесплатный.

    Далее Ефим Борисович погнал свою бесценную драндулетку в гораж. Шнейдер был хоть и невысок ростом, но довольно полным мужчиной и в своем крохотном автомобильчике едва умещался за рулем. На крутых поворотах для того чтобы быстро провернуть баранку ему приходилось втягивать в себя большой живот и задерживать дыхание. Но он был несказанно благодарен правительству, оценившему его фронтовые лишения.

    К железным гараж он подъехал уже в темноте. Сеял нудный, шептавший о чем-то грустном, дождь. На западе еще виднелись подсвеченные закатом облака.Там совсем недавно бесформенным комком угасло солнце, так и не пробившееся за весь день к серой безрадостной земле.

    Свет фар высветил знакомые створки убежища для самобеглой коляски.
    Неожиданно фронтовик вздрогнул и резко остановил машину. У металлических ворот происходило нечто странное.
    Шнейдер быстро поправил на носу очки и внимательно вгляделся в освещенный круг.
    У закрытых створок гаража он увидел двух незнакомых подростков в черных, как у профессиональных грабителей, масках. Однако, в руках у них были не ломики или "фомки", а баллончики аэрозольной краски, с помощью которых многие пытаются увековечить свою персону на стенах и заборах, именуя себя художниками-граффити.
    Юнцы шустро разрисовывали двери ветерана. От увиденного он чуть не задохнулся от гнева, и непроизвольно выматерился. И было отчего.
    На левой створке ворот красовалась нацистская свастика, выполненная густым черным распылом,тот самый ненавистный с загнутыми концами крест, который прокляла вся Европа, и не останови нацистов русский солдат, этот символ реял бы над все миром. Третий рейх отмерил себе тысячу лет.
    Второй подросток , суетящийся правее, заканчивал красную надпись: "Россия -для русских! Евреи убирайтесь в Израиль!"
    И это было написано не где-нибудь на заборе и для безымянного человека , а на воротах конкретного еврея Шнейдера.
    Это была не просто дерзкая выходка, это был как бы явный вызов и притом ему лично.
    В свете фар черная свастика, нарисованная в спешке, была размыта по краям, и напоминала хищного, отвратительного паука, присосавшегося к воротам гаража, а мерзкая надпись поблескивала в свете фар, как живая, проступившая из раны кровь.

    - Подонки! Это что же такое, а? Мерзавцы! Вот до чего дожили с этой демократией- возмущено крикнул Шнейдер, и не смотря на возраст и тяжелый вес , довольно сноровисто выскочил из маленькой самобеглой коляски.
    И тут же почувствовал, как остро заныла старая-престарая рана- крохотный осколок железа в левой ключице, осколок, который не решался извлечь ни один хирург- слишком близко было изношенное усталое сердце.
    Этот осколок всегда напоминал о себе при сильном волнении.
    Но особенно заныла душа, уязвленная национальным оскорблением.
    Да, Шнейдер воевал не только за советский народ в целом, но и за свою еврейскую нацию, которой с библейских времен жилось отчего-то ох как не просто, и с которой нацисты в этот раз хотели покончить уничтожением всего народа. Почему этой нации живется нелегко, никто пока не может объяснить. Ни сами евреи, ни люди, искренне любящие их.
    Подростки шустро сыпанули по сторонам, но он успел настичь одного из них, худенького большеголового пацана, будто знакомого даже по телосложению, ухватил его сзади за тонкую цыплячью шею, пытаясь другой рукой сорвать с лица чулок,используемый в качестве маски, но тут подоспел другой мерзавец, более рослый и плотный и, судя по всему, опытный драчун. Он с размаху ударил старика портфелем по голове, а когда тот обессиленно зашатался, резкой подсечкой свалил его на землю. Далеко позади осталась фронтовая юность Ефима Борисовича, когда он в одиночку брал неприятельского "языка". . А немецкие вояки были натасканными солдатами. Но кто устоит против "русского медведя". На той войне не было различия в национальностях. Хребет фашизму ломал русский Иван, называйся он по документам как угодно!
    Падая ,ветеран как назло ударился раненой ключицей о камень и потерял от боли сознание.

    Его привели в чувства соседи по гаражному кооперативу. Подозрение вызвала давно заглохшая, оставленная без присмотра машина. Потом нашли и Ефима Борисовича.
    Терять сознание ветерану было невпервой, это случалось с ним часто, поэтому он быстро оклемался, доковылял до машины, превозмогая боль загнал ее в гараж.
    Рядом с воротами увидел он белеющую в траве книжицу размером со школьный учебник. Поднял его, всмотрелся.Он подумал, что это школьный учебник, оброненный его обидчиками, и на нем должна стоять какая-нибудь печать, или надпись, по которому можно было определить фамилию подростков, или хотя бы номер их школы. Новое разочарование постигло его. Это действительно, можно было назвать учебником. Но не по географии, физике или химии, допустим! Это был учебник по нацизму! " Майн кампф" Адольфа Гитлера, этого сумашедшего фюрера держал в руках ошеломленный солдат Великой Отечественной! Опять заныл осколок в ключице и боль предательски сжала сердце....
    --В больницу мне надо! Иначе подохну сегодня! Вызывайте скорую,- сказал он соседям.
    Следом на место происшествия прибыла милиция.

    В больнице в Ефиме Борисовиче узнали знатного местного человека и поместили в отдельную палату. Нашлась пожилая медсестра видевшая Шнейдера еще в молодости на трибунах парадных шествий.
    В тот же вечер уже через час к потерпевшему явился следователь- молодой, упитанный парень с черными редкими усиками, которые лоснились, как смазанные маслом. О деле он говорил натянуто, с явной неохотой, точно не долг сыскной по штату исполнял, а тягостное, в нагрузку, поручение.

    -Сказать откровенно- я первый на них напал,- признался старый фронтовик,- но как было мне утерпеть? Вы видели эту свастику, эту гадкую надпись? Я должен был этого не заметить? Я в войну с нацизмом боролся, и сейчас буду его давить. Под каким бы соусом не был..
    - Я понимаю вас, Ефим Борисович! Вы фронтовик, награды имеете- казенно поддакнул следователь и тайком посмотрел на часы.
    - А в Израиль я не поеду!- твердо сказал Шнейдер.- Напрасно кто-то старается выдворить меня туда. Для меня здесь, в России- родина. Настоящая и единственная. Вот так я им отвечу, этим мерзавцам.
    -Правильно! Имеете право жить, где вам захочется. - не изменившись ни лицом, ни расслабленной позой на стуле согласился и с этим вялый следователь.
    - Я удивлен ,молодой человек! У вас под носом два уголовных преступления совершаются А вы невозмутимы!
    - Отчего же невозмутим. Напрасно вы так говорите! Мы активно работаем по этому делу. Уже побывали у вашего гаража. Все посмотрели, опросили свидетелей. Улики собрали. Вот! - он повертел в руках книжку Гитлера.- Этих пацанов глупых мы привлечем за хулиганство...А также за причинение вреда вашему здоровью.
    - Разве только в моем здоровье дело,- гневно воскликнул Шнейдер.- Мое здоровье никто уже не поправит. О другом говорю. В нашем городке русские фашисты плодятся, как тараканы, а вы это хулиганством называете . А Уголовный Кодекс , между прочим, трактует эти действия совсем по- другому. Вам это прекрасно известно.
    - Ефим Борисович!- устало прислонился к спинке следователь.- Мы в большую политику не вмешиваемся. У нас весь городок разрисован свастикой, газеты фашистские продаются...И в Москве то же самое! А вы предлагаете мне здесь в провинциальном захолустье, рядовому следователю начать борьбу с русским фашизмом? С антисеметизмом! Космополизмом! Да у меня просто на это нет служебного времени.
    - Хорошо! Я все понимаю. Хотя не согласен, что это политика. Когда вы осознаете опасность, будет поздно. Меня они в Израиль посылают, а вас на Соловки упекут. Не смотря на то, что вы русский. Но хотя бы найти этих подонков вы можете? Я хочу посмотреть им в глаза... Прощупать их подлые душонки.
    - Вот и ладненько! Замечательно!- с какой-то непонятной готовностью, радостно даже воскликнул следователь-Мы этих подростков, к вашему сведению, уже задержали, выяснили фамилии.- Он кончиком мизинца расправил аккуратные, точно выбритые по лекалу усики, хмыкнул,- задержали, не смотря на поздний час. Так сказать, по горячим следам.Они недалеко ушли. Пытались вернутся за книжкой Гитлера.
    - Так уж и задержали,- засомневался ветеран, морщась от боли в ключице, которая никак не утихала и готовилась вот-вот снова забрать у ветерана сознание. Слишком сильными оказались сегодняшние волнения.- Не ошиблись, не перепутали? А то ведь только человека подавай.
    - Нет Ефим Борисович ! Не перепутали. Мы их за гаражами изловили. Пацаны измазаны краской! Черной и красной! И баллончики еще не успели выбросить.
    - Ну! Поздравляю! -искренне восхитился Шнейдер? - Оперативность, оказывается, у вас есть!
    - Задержали и привезли сюда... Вы ветеран войны, заслуженный в городе человек, на трибуне в этот день стояли, я пионером тоже мимо фанеры Вашей маршировал, баней заведовали, библиотекой, гостиницей. Мы не могли спустить это дело на тормозах.
    И тоненькие усики его иронически задергались в так словам.
    " Из нынешних демократов, сукин сын!- неприязненно подумал о следователе Ефим Борисович.- Все мои прежние руководящие должности знает. Насмехается, сосунок! Все успел выведать. А ведь я работал куда партия посылала. Ей виднее было справлюсь я с делом или нет"

    - Да, молодой человек!- с вызовом ответил он- Я заведовал баней, и гостиницей, и многими другими учреждениями, о которых вы и не знаете. Я никогда не рвался на должности. Мне партия их поручала. Это были не привилегии, а ответственные участки, где дела шли нехорошо . Где надо было не себе в карман положить, как делают нынешние руководители, а хорошо исполнить работу. Кстати, наша баня, о которой вы изволили напомнить, все пять лет, в продолжении которых я ею заведовал, числилась лучшей в области. Вода и горячая и холодная подавалась исправно, и пар нужной температуры и влажности был в течении всего рабочего дня. Простите! Вы местный?
    - Да! Я здесь родился. Учился в школе, пошел в университет, и сюда вернулся после юридического факультета. Я всех жителей нашего городка в лицо знаю. О Вас много понаслышан!
    - Это хорошо! Вы правильный молодой человек!- не удержался от похвалы Шнейдер.- Ваши родители небось, мылись в моей бане? Все так и говорили: "Пойдем к Шнейдеру кости попарить!" Я везде, где работал- вкладывал душу вкладывал. По другому не умею. До Хрущева никаких личных ванн в квартирах не было. Это считалось пережитком гнилого Запада, хотя я лично с этим никогда не был согласен... Гигиена никогда не может быть пережитком ничего! Она просто характеризует уровень бытовой культуры общества. Где нет в достаточном количестве общественных бань и туалетов- это признак отсталости, дикости нации.
    - Спасибо Вам!- иронично, не вставая со стула, поклонился следователь,- я с отцом точно посещал в детстве вашу баню. Он работал машинистом на паровозе и очень любил париться. Зверски любил! Дым и гарь паровозную из кожи выгонял. И меня со временем к этому приучил. Хорошо помню, как в вашей замечательной баньке можно было из под полы и водку, и пивко приобрести, что отец не раз и проделывал. Цена, разумеется, была двойная . За это в основном тогдашние мужички и любили вашу баню.
    - Федорчук это делал! Истопник мой!- поморщился Шнейдер.- Левыми услугами баловался. Еще в партию хотел, мерзавец. пролезть. Я его быстро с должности турнул, у меня такие сотрудники долго не задерживались. Были недостатки- кто же спорит! Человек- он ведь не ангел. Для того и грешит, чтобы каяться. А сейчас в городе ни одной общественной бани нет .Мое заведение торгаши перекупили. Меняльная лавка.
    -Итак, дорогой мой Ефим Борисович,давайте вернемся к нашим баранам, -прервал его следователь, понимая, что бывший партиец оседлал любимого конька, и долго еще будет галопировать на нем.Пока не оправдает мудрость Советской власти и величие партии.
    - Да, пожалуй!
    - Вы хотели самолично увидеть хулиганов, напавших на вас у гаража ?
    - Фашизм - это не хулиганство! Фашизм -тягчайшее преступление!- снова начал возмущаться Шнейдер.
    - Спокойно, товарищ капитан разведки! Вводить художников?
    - Да! Мать Вашу... Чего вы из меня душу тянете?
    - Окей!, Ефим Борисович!
    Следователь потыкал пальцем в мобильный плашматик.
    Тотчас почти в палате показался другой милиционер и с ним двое понурых подростков.
    Они были уже без масок- один щупленький, большеголовый, и другой - более рослый и мускульно развитый. Высокого подростка Иосиф Давыдович никогда раньше не видел, а вот щупленький был ему знаком... Да еще как знаком! Это был его родной внук Матвей, сын младшей дочери Ольги.
    Именно этот заморыш, одной с ним крови, близкого родства, пытался услать деда в Израиль.
    У старого Шнейдера было трое детей -два сына и дочь.Сыновья радовали отца- они прочно стояли на ногах и не позорили его родословную. А вот Ольга с детства была головной болью семьи.
    Она ненавидела евреев, еврейство и открыто стыдилась этой крови.
    При получении паспорта отказалась брать и фамилию, и национальность отца,и в дальнейшем открыто чуралась своего настоящего происхождения. Она назло вышла замуж за русского парня, а уже родившегося сына воспитала ну просто в злобном неприятии предков.
    Этот внук ,похоже, зашел дальше всех. В этом убедился сегодня ошарашенный, буквально сбитый с ног, старый Шнейдер.
    Взор фронтовика опять заволокло горячим туманом. Боль в левой ключице до этого тупая и обширная, и спрятавшая было свои коготки, распалась вдруг на множество горячих иголок, которые предательски устремились в сердце...
    Он очнулся лишь на следующий день. Больничную палату заливало осеннее солнце, иголки вышли из сердца, и вернулись на прежнее место.
    Под окном раскачивался на ветру ободранный жестоким предзимним ветром тополь, выметнувшийся на высоту пятого этажа, и там , в его голой погасшей кроне неумолчно галдела стая " Скоро на юг тронутся,- равнодушно подумал Шнейдер.- Через неделю увидят другие страны. Израиль тоже! Тепло там! Но не тянет меня...Хоть убей!"
    Он кашлянул и скосил глаза, давая понять ,что уже вернулся с того света. У его кровати находились жена и дочь Ольга. Чуть поодаль, отвернувшись, стоял внук. "Откачали врачи. Не впервой им меня вытаскивать оттуда. Значит, буду жить дальше, -отрешенно подумал он,"
    -Папа! Очнулся!? Ну, слава тебе ,господи!- необыкновенно ласково, будто ничего не произошло за эти сутки,воскликнула дочь, присаживаясь на краешек кровати, и беря в свои ладони холодные руки отца. Лицо ее было покорным и виноватым.
    Он отвернулся и снова посмотрел в окно.
    Солнце, сиявшее до этого почти восторженно, вдруг, точно устыдившись своей радости скрылось за облаками.
    По верхушке тополя скользнула черная тень, и птицы единым махом снялись с веток.
    С севера уже несколько дней властно тянуло холодом и надо было уходить к теплу.
    " Зачем мне Израиль?- думал Шнейдер, глядя на колышущуюся ниточку птиц в небе, как на прощальную строку,- я живу среди русских, я воевал за них. Мне есть чем гордится и требовать к себе уважения. Здесь родились мои дети. А в Израиле я буду всего лишь иностранец, докучливый эмигрант. Одинокий и больной. Но сегодня лучше бы мне было помереть... Тогда собрались бы родственники и осудили дочь , и невесть в кого уродившегося внука- урода."
    Ольга протянула отцу листок бумаги, виновато, с притворным покаянием вздохнула.
    Что это?- хрипло спросил он, и внутренне напрягся, ожидая новых неприятностей.
    -Следователь порекомендовал, папа! Чтобы Матвея не осудили.
    Тебе отказаться надо от жалобы.Будто ничего не было,- торопливо заговорила она.-Прости его, папочка! Он же мальчишка. Глуп еще! Ты подумай, что будет если его осудят? Мне на работе кости мыть будут.Тебя тоже никто не поймет. Собственного внука, скажут, в колонию упек! Зачем нам эти проблемы? Тем более они гараж уже закрасили... Он извинится перед тобой.
    - Ручку давай,- сипло выдавил он.
    - Вот держи! Я, папочка, весной по турпутевке в Израиль поеду. На Святую землю. И Матвея с собой возьму. Интересно ведь! Хочешь с нами?
    -Нет! Какой смысл? Мне здесь смерть красна... А Вы- как хотите! Совета не буду давать!
    Расписавшись, Шнейдер устало откинулся на подушку. Внук по-прежнему находился спиной к нему.
    Жена и дочь улыбались, глядя на Шнейдера с любовью и восхищением.
    Ефим Борисович терпеливо дождался взгляда внука. Наконец тот повернулся.
    Сердце старого еврея тревожно сжалось.
    На него в упор смотрели холодные, беспощадные глаза матереющего волчонк


   Инга Пидевич
    * * *

    Город у тёплого моря,
    Вечер безветренный тих.
    Радость струится во взоре,
    Ждёт в дискотеке жених.

    Как грациозна походка,
    Как всё прекрасно вокруг!
    Вечер из радости соткан.
    Он обрывается вдруг.

    Грохот и крики, и стоны.
    Как позвоночник болит!
    Месиво тел и бетона.
    Пламя пылает, палит.

    Больше не будет походки,
    Лёгкой иль тяжкой – любой.
    Профиль и нежный, и чёткий
    После ожогов чужой.

    Жизнь в инвалидной коляске.
    Ей, говорят, повезло:
    Девочки жизнь не угасла
    Всем террористам назло.

Владимир Штайгман

[19.01.2009 05:27:45]

   Он не хотел уезжать в Израиль

    Рассказ


    Хмурым осенним вечером Ефим Борисович Шнейдер- обычный российский пенсионер, участник войны и, стало быть, навечно солдат Второй Мировой, возвращался на машине со своего дачного участка. Дорога шла пригородными темными аллеями. Потухала осень застилая землю цветным ковром. У ветерана за городом водилась обычная, в шесть соток земли дача, какую нынче обрел в приватное пользование почти каждый житель России.
    Было 7 ноября. Прежде в этот день, святой почти, отмечали очередную годовщину ленинской революции, и Ефим Борисович со всеми домочадцами непременно посещал особый митинг. Хорошее было время. Душа безотчетно ликовала. Жена и дети проходили перед фанерной трибуной , а сам он ,строго-торжественный и гордый собой, как уважаемый в городе человек, непременно стоял наверху и величаво приветствовал трудящихся. Все кричали, пели, веселились так, что аж легкая трибуна покачивалась. Как давно это было? Революцию уже давно никто не чтил, а если и вспоминали о ней, то лишь спорили и плевались друг на друга.Будущее, которое закладывалось на века, вдруг унесло в небытие, как ту фанерную трибуну.
    Сегодня утром, до выезда на дачу, к Шнейдеру зашел бывший секретарь райкома партии Барсуков. Прежде он был упитанным, вальяжным мужчиной, а теперь почернел от злости и превратился в костистого старикашку с едким козлиным душком.
   - Ефим! Не отбывай на дачу,рожа твоя еврейская! - задиристо сказал он - Собирайся на митинг! Скажешь свое гневное слово!
   - Какой митинг? Отстань! -вяло отозвался Шнейдер.
   - Новой коммунистической партии. Кристального толка. Искренних помыслов. Воспрянувшие мы. Нам разрешили провернуть такое мероприятие. Народу глаза пора открывать...
   - Упустя лето, в лес за малиной не ходят! Отговорили мы свое, товарищ Барсуков.- хмыкнул Шнейдер.- Смирись уже...Была у нас возможность народ осчастливить. Профукали все! Воспрянувшие они, мать вашу! Народ нас знать больше не хочет! Обгадились, так уж лучше молчать. Признай вину!
   -Никогда!- завизжал Барсуков и затрепетал в коленках.
   - Удались с глаз моих! Глуп как пуп!
   И он поехал с женой в свой огородно-садовый кооператив. А вечером они возвратились в город.
   У подъезда своей безликой пятиэтажки, именуемой в народе внеархитектурным термином " хрущевка", он высадил жену, помог ей затащить на третий этаж сумки с овощами, выращенными на приватном клочке земли, который супруги не просто любовно, а самозабвенно обихаживали уже много лет, как боги, вдувая жизнь в бесплодную глину.
    Последние три года стало полегче им.
    Ветерану войны, после десятилетий ожиданий выдали таки крохотный личный автомобиль- тесный, малосильный, но абсолютно новый, и-о, невиданная щедрость властей- бесплатный.

    Далее Ефим Борисович погнал свою бесценную драндулетку в гораж. Шнейдер был хоть и невысок ростом, но довольно полным мужчиной и в своем крохотном автомобильчике едва умещался за рулем. На крутых поворотах для того чтобы быстро провернуть баранку ему приходилось втягивать в себя большой живот и задерживать дыхание. Но он был несказанно благодарен правительству, оценившему его фронтовые лишения.

    К железным гараж он подъехал уже в темноте. Сеял нудный, шептавший о чем-то грустном, дождь. На западе еще виднелись подсвеченные закатом облака.Там совсем недавно бесформенным комком угасло солнце, так и не пробившееся за весь день к серой безрадостной земле.

   Свет фар высветил знакомые створки убежища для самобеглой коляски.
    Неожиданно фронтовик вздрогнул и резко остановил машину. У металлических ворот происходило нечто странное.
    Шнейдер быстро поправил на носу очки и внимательно вгляделся в освещенный круг.
    У закрытых створок гаража он увидел двух незнакомых подростков в черных, как у профессиональных грабителей, масках. Однако, в руках у них были не ломики или "фомки", а баллончики аэрозольной краски, с помощью которых многие пытаются увековечить свою персону на стенах и заборах, именуя себя художниками-граффити.
    Юнцы шустро разрисовывали двери ветерана. От увиденного он чуть не задохнулся от гнева, и непроизвольно выматерился. И было отчего.
    На левой створке ворот красовалась нацистская свастика, выполненная густым черным распылом,тот самый ненавистный с загнутыми концами крест, который прокляла вся Европа, и не останови нацистов русский солдат, этот символ реял бы над все миром. Третий рейх отмерил себе тысячу лет.
    Второй подросток , суетящийся правее, заканчивал красную надпись: "Россия -для русских! Евреи убирайтесь в Израиль!"
   И это было написано не где-нибудь на заборе и для безымянного человека , а на воротах конкретного еврея Шнейдера.
    Это была не просто дерзкая выходка, это был как бы явный вызов и притом ему лично.
    В свете фар черная свастика, нарисованная в спешке, была размыта по краям, и напоминала хищного, отвратительного паука, присосавшегося к воротам гаража, а мерзкая надпись поблескивала в свете фар, как живая, проступившая из раны кровь.

    - Подонки! Это что же такое, а? Мерзавцы! Вот до чего дожили с этой демократией- возмущено крикнул Шнейдер, и не смотря на возраст и тяжелый вес , довольно сноровисто выскочил из маленькой самобеглой коляски.
    И тут же почувствовал, как остро заныла старая-престарая рана- крохотный осколок железа в левой ключице, осколок, который не решался извлечь ни один хирург- слишком близко было изношенное усталое сердце.
    Этот осколок всегда напоминал о себе при сильном волнении.
    Но особенно заныла душа, уязвленная национальным оскорблением.
    Да, Шнейдер воевал не только за советский народ в целом, но и за свою еврейскую нацию, которой с библейских времен жилось отчего-то ох как не просто, и с которой нацисты в этот раз хотели покончить уничтожением всего народа. Почему этой нации живется нелегко, никто пока не может объяснить. Ни сами евреи, ни люди, искренне любящие их.
    Подростки шустро сыпанули по сторонам, но он успел настичь одного из них, худенького большеголового пацана, будто знакомого даже по телосложению, ухватил его сзади за тонкую цыплячью шею, пытаясь другой рукой сорвать с лица чулок,используемый в качестве маски, но тут подоспел другой мерзавец, более рослый и плотный и, судя по всему, опытный драчун. Он с размаху ударил старика портфелем по голове, а когда тот обессиленно зашатался, резкой подсечкой свалил его на землю. Далеко позади осталась фронтовая юность Ефима Борисовича, когда он в одиночку брал неприятельского "языка". . А немецкие вояки были натасканными солдатами. Но кто устоит против "русского медведя". На той войне не было различия в национальностях. Хребет фашизму ломал русский Иван, называйся он по документам как угодно!
   Падая ,ветеран как назло ударился раненой ключицей о камень и потерял от боли сознание.

   Его привели в чувства соседи по гаражному кооперативу. Подозрение вызвала давно заглохшая, оставленная без присмотра машина. Потом нашли и Ефима Борисовича.
    Терять сознание ветерану было невпервой, это случалось с ним часто, поэтому он быстро оклемался, доковылял до машины, превозмогая боль загнал ее в гараж.
    Рядом с воротами увидел он белеющую в траве книжицу размером со школьный учебник. Поднял его, всмотрелся.Он подумал, что это школьный учебник, оброненный его обидчиками, и на нем должна стоять какая-нибудь печать, или надпись, по которому можно было определить фамилию подростков, или хотя бы номер их школы. Новое разочарование постигло его. Это действительно, можно было назвать учебником. Но не по географии, физике или химии, допустим! Это был учебник по нацизму! " Майн кампф" Адольфа Гитлера, этого сумашедшего фюрера держал в руках ошеломленный солдат Великой Отечественной! Опять заныл осколок в ключице и боль предательски сжала сердце....
    --В больницу мне надо! Иначе подохну сегодня! Вызывайте скорую,- сказал он соседям.
   Следом на место происшествия прибыла милиция.

   В больнице в Ефиме Борисовиче узнали знатного местного человека и поместили в отдельную палату. Нашлась пожилая медсестра видевшая Шнейдера еще в молодости на трибунах парадных шествий.
    В тот же вечер уже через час к потерпевшему явился следователь- молодой, упитанный парень с черными редкими усиками, которые лоснились, как смазанные маслом. О деле он говорил натянуто, с явной неохотой, точно не долг сыскной по штату исполнял, а тягостное, в нагрузку, поручение.

    -Сказать откровенно- я первый на них напал,- признался старый фронтовик,- но как было мне утерпеть? Вы видели эту свастику, эту гадкую надпись? Я должен был этого не заметить? Я в войну с нацизмом боролся, и сейчас буду его давить. Под каким бы соусом не был..
    - Я понимаю вас, Ефим Борисович! Вы фронтовик, награды имеете- казенно поддакнул следователь и тайком посмотрел на часы.
   - А в Израиль я не поеду!- твердо сказал Шнейдер.- Напрасно кто-то старается выдворить меня туда. Для меня здесь, в России- родина. Настоящая и единственная. Вот так я им отвечу, этим мерзавцам.
    -Правильно! Имеете право жить, где вам захочется. - не изменившись ни лицом, ни расслабленной позой на стуле согласился и с этим вялый следователь.
    - Я удивлен ,молодой человек! У вас под носом два уголовных преступления совершаются А вы невозмутимы!
   - Отчего же невозмутим. Напрасно вы так говорите! Мы активно работаем по этому делу. Уже побывали у вашего гаража. Все посмотрели, опросили свидетелей. Улики собрали. Вот! - он повертел в руках книжку Гитлера.- Этих пацанов глупых мы привлечем за хулиганство...А также за причинение вреда вашему здоровью.
    - Разве только в моем здоровье дело,- гневно воскликнул Шнейдер.- Мое здоровье никто уже не поправит. О другом говорю. В нашем городке русские фашисты плодятся, как тараканы, а вы это хулиганством называете . А Уголовный Кодекс , между прочим, трактует эти действия совсем по- другому. Вам это прекрасно известно.
    - Ефим Борисович!- устало прислонился к спинке следователь.- Мы в большую политику не вмешиваемся. У нас весь городок разрисован свастикой, газеты фашистские продаются...И в Москве то же самое! А вы предлагаете мне здесь в провинциальном захолустье, рядовому следователю начать борьбу с русским фашизмом? С антисеметизмом! Космополизмом! Да у меня просто на это нет служебного времени.
   - Хорошо! Я все понимаю. Хотя не согласен, что это политика. Когда вы осознаете опасность, будет поздно. Меня они в Израиль посылают, а вас на Соловки упекут. Не смотря на то, что вы русский. Но хотя бы найти этих подонков вы можете? Я хочу посмотреть им в глаза... Прощупать их подлые душонки.
   - Вот и ладненько! Замечательно!- с какой-то непонятной готовностью, радостно даже воскликнул следователь-Мы этих подростков, к вашему сведению, уже задержали, выяснили фамилии.- Он кончиком мизинца расправил аккуратные, точно выбритые по лекалу усики, хмыкнул,- задержали, не смотря на поздний час. Так сказать, по горячим следам.Они недалеко ушли. Пытались вернутся за книжкой Гитлера.
   - Так уж и задержали,- засомневался ветеран, морщась от боли в ключице, которая никак не утихала и готовилась вот-вот снова забрать у ветерана сознание. Слишком сильными оказались сегодняшние волнения.- Не ошиблись, не перепутали? А то ведь только человека подавай.
   - Нет Ефим Борисович ! Не перепутали. Мы их за гаражами изловили. Пацаны измазаны краской! Черной и красной! И баллончики еще не успели выбросить.
   - Ну! Поздравляю! -искренне восхитился Шнейдер? - Оперативность, оказывается, у вас есть!
   - Задержали и привезли сюда... Вы ветеран войны, заслуженный в городе человек, на трибуне в этот день стояли, я пионером тоже мимо фанеры Вашей маршировал, баней заведовали, библиотекой, гостиницей. Мы не могли спустить это дело на тормозах.
   И тоненькие усики его иронически задергались в так словам.
   " Из нынешних демократов, сукин сын!- неприязненно подумал о следователе Ефим Борисович.- Все мои прежние руководящие должности знает. Насмехается, сосунок! Все успел выведать. А ведь я работал куда партия посылала. Ей виднее было справлюсь я с делом или нет"

   - Да, молодой человек!- с вызовом ответил он- Я заведовал баней, и гостиницей, и многими другими учреждениями, о которых вы и не знаете. Я никогда не рвался на должности. Мне партия их поручала. Это были не привилегии, а ответственные участки, где дела шли нехорошо . Где надо было не себе в карман положить, как делают нынешние руководители, а хорошо исполнить работу. Кстати, наша баня, о которой вы изволили напомнить, все пять лет, в продолжении которых я ею заведовал, числилась лучшей в области. Вода и горячая и холодная подавалась исправно, и пар нужной температуры и влажности был в течении всего рабочего дня. Простите! Вы местный?
    - Да! Я здесь родился. Учился в школе, пошел в университет, и сюда вернулся после юридического факультета. Я всех жителей нашего городка в лицо знаю. О Вас много понаслышан!
    - Это хорошо! Вы правильный молодой человек!- не удержался от похвалы Шнейдер.- Ваши родители небось, мылись в моей бане? Все так и говорили: "Пойдем к Шнейдеру кости попарить!" Я везде, где работал- вкладывал душу вкладывал. По другому не умею. До Хрущева никаких личных ванн в квартирах не было. Это считалось пережитком гнилого Запада, хотя я лично с этим никогда не был согласен... Гигиена никогда не может быть пережитком ничего! Она просто характеризует уровень бытовой культуры общества. Где нет в достаточном количестве общественных бань и туалетов- это признак отсталости, дикости нации.
   - Спасибо Вам!- иронично, не вставая со стула, поклонился следователь,- я с отцом точно посещал в детстве вашу баню. Он работал машинистом на паровозе и очень любил париться. Зверски любил! Дым и гарь паровозную из кожи выгонял. И меня со временем к этому приучил. Хорошо помню, как в вашей замечательной баньке можно было из под полы и водку, и пивко приобрести, что отец не раз и проделывал. Цена, разумеется, была двойная . За это в основном тогдашние мужички и любили вашу баню.
    - Федорчук это делал! Истопник мой!- поморщился Шнейдер.- Левыми услугами баловался. Еще в партию хотел, мерзавец. пролезть. Я его быстро с должности турнул, у меня такие сотрудники долго не задерживались. Были недостатки- кто же спорит! Человек- он ведь не ангел. Для того и грешит, чтобы каяться. А сейчас в городе ни одной общественной бани нет .Мое заведение торгаши перекупили. Меняльная лавка.
    -Итак, дорогой мой Ефим Борисович,давайте вернемся к нашим баранам, -прервал его следователь, понимая, что бывший партиец оседлал любимого конька, и долго еще будет галопировать на нем.Пока не оправдает мудрость Советской власти и величие партии.
   - Да, пожалуй!
    - Вы хотели самолично увидеть хулиганов, напавших на вас у гаража ?
    - Фашизм - это не хулиганство! Фашизм -тягчайшее преступление!- снова начал возмущаться Шнейдер.
    - Спокойно, товарищ капитан разведки! Вводить художников?
    - Да! Мать Вашу... Чего вы из меня душу тянете?
   - Окей!, Ефим Борисович!
    Следователь потыкал пальцем в мобильный плашматик.
    Тотчас почти в палате показался другой милиционер и с ним двое понурых подростков.
    Они были уже без масок- один щупленький, большеголовый, и другой - более рослый и мускульно развитый. Высокого подростка Иосиф Давыдович никогда раньше не видел, а вот щупленький был ему знаком... Да еще как знаком! Это был его родной внук Матвей, сын младшей дочери Ольги.
    Именно этот заморыш, одной с ним крови, близкого родства, пытался услать деда в Израиль.
    У старого Шнейдера было трое детей -два сына и дочь.Сыновья радовали отца- они прочно стояли на ногах и не позорили его родословную. А вот Ольга с детства была головной болью семьи.
    Она ненавидела евреев, еврейство и открыто стыдилась этой крови.
    При получении паспорта отказалась брать и фамилию, и национальность отца,и в дальнейшем открыто чуралась своего настоящего происхождения. Она назло вышла замуж за русского парня, а уже родившегося сына воспитала ну просто в злобном неприятии предков.
   Этот внук ,похоже, зашел дальше всех. В этом убедился сегодня ошарашенный, буквально сбитый с ног, старый Шнейдер.
    Взор фронтовика опять заволокло горячим туманом. Боль в левой ключице до этого тупая и обширная, и спрятавшая было свои коготки, распалась вдруг на множество горячих иголок, которые предательски устремились в сердце...
   Он очнулся лишь на следующий день. Больничную палату заливало осеннее солнце, иголки вышли из сердца, и вернулись на прежнее место.
    Под окном раскачивался на ветру ободранный жестоким предзимним ветром тополь, выметнувшийся на высоту пятого этажа, и там , в его голой погасшей кроне неумолчно галдела стая " Скоро на юг тронутся,- равнодушно подумал Шнейдер.- Через неделю увидят другие страны. Израиль тоже! Тепло там! Но не тянет меня...Хоть убей!"
    Он кашлянул и скосил глаза, давая понять ,что уже вернулся с того света. У его кровати находились жена и дочь Ольга. Чуть поодаль, отвернувшись, стоял внук. "Откачали врачи. Не впервой им меня вытаскивать оттуда. Значит, буду жить дальше, -отрешенно подумал он,"
    -Папа! Очнулся!? Ну, слава тебе ,господи!- необыкновенно ласково, будто ничего не произошло за эти сутки,воскликнула дочь, присаживаясь на краешек кровати, и беря в свои ладони холодные руки отца. Лицо ее было покорным и виноватым.
   Он отвернулся и снова посмотрел в окно.
   Солнце, сиявшее до этого почти восторженно, вдруг, точно устыдившись своей радости скрылось за облаками.
    По верхушке тополя скользнула черная тень, и птицы единым махом снялись с веток.
    С севера уже несколько дней властно тянуло холодом и надо было уходить к теплу.
   " Зачем мне Израиль?- думал Шнейдер, глядя на колышущуюся ниточку птиц в небе, как на прощальную строку,- я живу среди русских, я воевал за них. Мне есть чем гордится и требовать к себе уважения. Здесь родились мои дети. А в Израиле я буду всего лишь иностранец, докучливый эмигрант. Одинокий и больной. Но сегодня лучше бы мне было помереть... Тогда собрались бы родственники и осудили дочь , и невесть в кого уродившегося внука- урода."
   Ольга протянула отцу листок бумаги, виновато, с притворным покаянием вздохнула.
    Что это?- хрипло спросил он, и внутренне напрягся, ожидая новых неприятностей.
    -Следователь порекомендовал, папа! Чтобы Матвея не осудили.
   Тебе отказаться надо от жалобы.Будто ничего не было,- торопливо заговорила она.-Прости его, папочка! Он же мальчишка. Глуп еще! Ты подумай, что будет если его осудят? Мне на работе кости мыть будут.Тебя тоже никто не поймет. Собственного внука, скажут, в колонию упек! Зачем нам эти проблемы? Тем более они гараж уже закрасили... Он извинится перед тобой.
    - Ручку давай,- сипло выдавил он.
    - Вот держи! Я, папочка, весной по турпутевке в Израиль поеду. На Святую землю. И Матвея с собой возьму. Интересно ведь! Хочешь с нами?
   -Нет! Какой смысл? Мне здесь смерть красна... А Вы- как хотите! Совета не буду давать!
   Расписавшись, Шнейдер устало откинулся на подушку. Внук по-прежнему находился спиной к нему.
    Жена и дочь улыбались, глядя на Шнейдера с любовью и восхищением.
    Ефим Борисович терпеливо дождался взгляда внука. Наконец тот повернулся.
    Сердце старого еврея тревожно сжалось.
    На него в упор смотрели холодные, беспощадные глаза матереющего волчонка

Ответить

Георгий Лахтер

[22.01.2009 23:51:53]

   Боль часовщика (Из "Дневника начальника уголовного розыска")

    Роман Аронович Левин был потомственный часовых дел мастер.
   На первый взгляд неприметная профессия давала ему возможность жить несколько лучше других. Для Левина «жить лучше» означало вкусно питаться, иметь добротную мебель, раз в два-три года подлечить здоровье в санатории.
    Все это он старался делать, не выделяясь из окружающей простого обывателя среды. К чему быть на виду? У тех, кто живет богаче, появляются завистники, а зависть, как известно, к хорошему не приводит: люди обсуждают твой образ жизни, строят фантастические догадки, подсчитывают доход, который в их глазах с каждым днем увеличивается. Наконец, когда ты покупаешь автомашину, начинают презрительно называть “миллионер”.
    Убеждать кого-либо в обратном бесполезно.

    Отец научил маленького Рому собирать, разбирать, ремонтировать имевшиеся в те годы марки часов. И вот уже на протяжении шестидесяти лет ничто другое, кроме маятников, шестереночек, винтиков - в общем всего, что называется механизмом ходиков, Левина не интересовало.
    Заказов у мастера было хоть отбавляй. Работу он выполнял на редкость добросовестно. Но клиент есть клиент - то вещь уронит, то пружинку перетянет. Поэтому старик без дела не сидел.
    Доход от ремонта часов позволил ему обзавестись предметами, полезными в домашнем хозяйстве. В этом нет ничего предосудительного. Например, кухонный комбайн японского производства в быту просто незаменим. Но... опять же но... колючие взгляды соседей отбивают желание пользоваться техникой - аппаратура с Запада в нищей стране считается роскошью. В итоге, после немалых материальных затрат, она радости не доставляет.
    Роман Аронович ходил на работу к девяти утра. Мастерская располагалась всего в километре от дома, в здании одного из универсамов города. Столь небольшое расстояние он предпочитал пройти пешком, неторопясь, для разминочки.
    Глядя на него, люди шептались:
   «Миллионер... Экономит даже на проезде в автобусе».
    Старик возвращался домой затемно. Пил фруктовый сок, смотрел телевизор, изучал устройство какой-нибудь новой модели часов.

    Я встретился с Левиным в больнице неотложной медицинской помощи. Он лежал в шестиместной палате, перевязанный бинтами, учащенно вдыхая спёртый воздух. Вентиляция не работала – уже несколько лет денег её на ремонт не выделяли.
    - Роман Аронович, здравствуйте, - сказал я.
    - Здравствуйте, - едва слышно прозвучал ответ.
    - Я начальник уголовного розыска, Георгий Лахтер. Врачи разрешили с Вами побеседовать. Как себя чувствуете?
    Больной не проявил ко мне особого интереса.
    - Сейчас лучше.
    - Вы в состоянии рассказать, что случилось?
    - Да... Я находился в квартире, слушал ночные новости... Супруга уехала проведать больного внука... Вдруг на меня навалились, неведомо откуда взявшиеся, двое парней. Первый связал руки, второй ударил кулаком по голове и предупредил: «Не вздумай базарить, рога поломаю. Мы отчалим отсюда, но сначала скажи, где спрятаны бабки, золото, камешки?»... Я лишь сумел прохрипеть: ценностей в доме нет.
    «Не гони туфту, выкладывай лавы, - вмешался в разговор третий. - Не то пожалеешь, что родился на белый свет». Ничего не осталось, мы купили машину ответил я ... но кто-то меня перебил: «Добровольно с рыжьём бабай не расстанется. Поступим по-другому». Мужчина в маске принес из спальни утюг... включил в розетку...и раскалённый металл прилип к моей спине. А бандит хладнокровно повторял: «Где бабки?»... Не выдержав пытку, я указал на пианино. В нём хранились семейные накопления... Доллары они рассовали по карманам, упаковали носильные вещи в чемоданы... после чего скрылись.

    Отпущенное на беседу время заканчивалось. В палату вошёл врач, демонстративно поглядывая на часы.
    Я жестом показал, мол, ухожу, и задал Роману Ароновичу ещё пару вопросов:
    - Как выглядели нападавшие, сможете ли их опознать?
    Старик корчился от боли, тем не менее, всхлипнул:
    - Двое были в масках, похоже, натянули на голову капроновые чулки. Третий - азиат, лет тридцати, высокий. Возможно, бандита узнаю.
    - Вы открыли входную дверь незнакомым людям. Для чего?
    - Всегда считалось, что металлические засовы нас надежно охраняют... Но преступники ворвались с балкона, по-видимому, спустились с крыши по веревке. Моя квартира расположена на последнем этаже .., - не закончив мысль, больной потерял сознание.

    Я вернулся в отдел, предварительно осмотрев квартиру Левиных.
    Часовщик оказался прав: разбойники привязали канат к стропилам крыши, спустились по нему на балкон, затем, проникли в основное помещение.
    В РОВД меня встретил начальник. Выслушав детали разговора с потерпевшим, он озабоченно произнёс:
    - Раскрыть это спланированное преступление будет сложно. Поэтому в помощь угрозыску даю десять милиционеров, и требую душегубов во что бы то ни стало найти. В такие минуты проверяется наше профессиональное мастерство.
    - Оперативная группа уже приступила к поиску, - ответил я, - в нее включены опытные сотрудники. А милиционеров возглавит Шаймиев Искандер. Под его руководством проводится проверка барахолок и мест сбора проституток, наркоманов, картежников. Там допускается расчет вещами. Опознать краденое сыщикам помогут сыновья Романа Ароновича.

    Прошло несколько дней, и я вновь навестил Левина.
    В палате, по-очередно, дежурили его дети, снохи, жена. Сегодня на стуле сидел Исаак - старший сын. Однако он ухаживал не за отцом, а кормил бульоном человека, у которого была загипсована правая рука, грудь, ноги.
    Стараясь приободрить Романа Ароновича, я почти воскликнул:
    - Вижу, дело идёт на поправку. Выглядите молодцом!
    Больной едва слышно произнёс:
    - “Выглядите молодцом” относится к Исааку? Обо мне можно лишь сказать, что дед выжил... чудом. До сих пор удивляюсь как сердце выдержало... Теперь лечить травмы придется до конца своих дней... Их приближение бандиты ускорили.
    - Когда врачи обещают снять повязки? – спросил я.
    - Дней через десять. Но раны заживут не скоро... Дряблая кожа медленно затягивается.
    - Милиция делает все возможное, чтобы негодяев найти. Вы не припомнили что-нибудь новое? Мне нужны дополнительные сведения: как нападавшие обращались друг к другу, разговаривали по-русски чисто или с акцентом, быть может, имели на руках татуировки.
    Левин заметно оживился.
    - Я, конечно, готов всячески вам помочь. Но сейчас меня интересует вопрос: почему злодеи избрали жертвой старого часовщика, почему? Потому что он всегда одет в приличный костюм и носит галстук? Потому что не курит, не употребляет спиртное, не выражается матом? Ведет замкнутый образ жизни, предпочитая возиться с маятничками?... Не все же могут работать на фабриках, заводах, сельскохозяйственных комплексах. Кому-то жизнь «поручила» ремонтировать часы. Причём, хорошо ремонтировать. А для этого необходимо повышать свою квалификацию, совершенствоваться... В мастерской я принимаю на реставрацию антикварные модели: карманные, настольные, настенные, напольные, и без лени заново изучаю их внутреннее строение... Схема любого механизма навсегда оседает у меня в памяти. Поэтому клиенты хотят иметь дело лишь со мной. Только в текущем году к нам обратились три десятка человек с просьбой отремонтировать уникальные часы. В основном, вывезенные из Германии советскими офицерами в период её оккупации... Едва взглянув на корпус, мастера беспомощно разводят руки. К поломанным ходикам запасных деталек не найти. Я смонтировал станочек, и на нём выпиливаю, высверливаю, шлифую крошечные стрелочки, придаю стеклу требуемый овал или выпуклость. Умение разобраться в многообразии моделей, конечно же, приносит определенный доход... Но моя «популярность» коллегам не нравится, они мне открыто завидуют.
    Было заметно, что Левин устал. Тем не менее, он продолжил:
    - Неужели такая же горькая судьба уготована моим наследникам? Сыновья считаются первоклассными специалистами и, естественно, живут несколько лучше других. Исаак ездит на “Жигулёнке”. Стоит ли знакомым на него коситься и презрительно называть «миллионер»? Мыслящая голова, умелые руки - вот все, что у мастера есть. Я привил детям любовь к своему ремеслу, они передают её дальше - внукам. Через сто, двести, триста лет часы «умрут», а искусство часовщика будет существовать вечно.
    Длинная речь утомила Романа Ароновича. Однако дед выговорился, как мне показалось, впервые за много лет.
    Я чувствовал себя неловко, не зная, как отреагировать на столь эмоциональный монолог. Нет, лежащий на кровати истерзанный человек ничего не требовал, хотя был не прочь услышать от офицера милиции ответ на свой безмолвный вопрос: Кто защитит его семью от посягательства криминала.
    - Вы затронули крайне сложную проблему, - медленно произнёс я. - Изолировав сотню-две преступников, в стране порядок не наведешь. Узбекистан нуждается в глубоко продуманной программе оздоровления общества - эта компетенция не моя. Что касается уголовного розыска, то мои сотрудники, а их в отделе всего шестнадцать, работают днем и ночью, не считаясь с личным временем. Предотвратить совершение преступления - вот первостепенная цель опера. Скажу прямо: в районе с населением двести пятьдесят тысяч человек выполнить такую задачу не всегда удается... Вернее, чаще не удается.
    Левин меня правильно понял. Превозмогая боль в теле, он удовлетворённо кивнул:
    - Спасибо за откровение.

    Выйдя из больницы, я поехал на самую крупную барахолку города. По воскресным дням здесь собирались тысячи человек, торговавших подержанными вещами. Люди раскладывали имущество прямо на тротуаре, а сами сидели рядом, на принесенных из дома стульчиках, скамеечках, перевернутых ведрах.
    На рынке продавались декоративные птицы и рыбки, стоптанная обувь и посуда, слесарный инструмент и книги.
    Сегодня на этом копошащемся пятаке работали оперативники. Они понимали, что в такой неразберихе найти конкретный предмет почти нереально, но попытаться необходимо.

    В здании администрации меня ожидал капитан Алиев. Загадочно улыбнувшись, он сказал:
    - Сын Левина вещи опознал. Их продает старушка, видимо, скупщица барахла. За ней мы намереваемся наблюдать до закрытия рынка.
    - Почему так долго?- удивлённо спросил я.
    Сыщик рассудил элементарно:
    - Товар она вывалила из неподъёмных сумок. Принести одной столько одежды ей не под силу. Значит, помощник или подъедет, или затаился где-то рядом.
    Я ему напомнил:
    - Любая рубашка, брюки, обувь являются вещественным доказательством. Гляди, чтобы они не «испарились».

    Теперь поволноваться пришлось мне. Скупщики одежды бывают двух категорий: первые - сидят на барахолке годами, имея постоянное место. В мире криминала их называют «барыга». Эти люди непосредственно контактируют с вором, сдающим «шмотки».
    Вторая категория – всю неделю колесит по городу с мешком за плечами. Скупщик приобретает подержанные вещи у соседей, родственников или путем подворного обхода. В воскреснье он садится на рыночной площади, и бойко предлагает свой товар прохожим.
    К какой группе относится старушка, торгующая костюмами Левина? Если к первой, то разговаривать с ней будет нелегко. Барыги стараются запутать следствие, они не дают свидетельские показания, опасаясь возмездия со стороны поставщиков краденного.
    Топот в коридоре прервал мои размышления.
    Алиев втолкнул сопротивлявшегося мужчину в кабинет. Следом вошла бабуля и с порога заскулила:
    - За что нас взяли, гражданин начальник? Почему на рынке царит беспредел, милиция хватает кого хочет. Мужу руки скрутили.
    Не обращая внимания на шум, я оперу сказал:
    - Вези обоих в РОВД.

    К допросу скупщиков подключился начальник. Он ежедневно заслушивал ход расследования преступления, интересовался здоровьем Левина, вручил медикам коробочку дефицитных лекарств.
    Полковник подытожил трехчасовой разговор:
    - Супруги Рашид и Айша Каграмановы готовы следствию помочь. Вещи старичкам оставил некий Мустафа. Он обещал за деньгами прийти завтра. Но мужчина мог барыг ввести в заблуждение: изменит время, нагрянет раньше. Сегодня же организуйте в доме засаду.

    Я не исключал вариант, что Мустафа придёт к Каграмановым не один. Поэтому подготовил группу в составе четырёх оперативников и дал им команду:
    - Всем вооружиться.
    Капитан Алиев, занимавшийся в секции восточных единоборств, пошутил:
    - У меня кулаки работают быстрее пистолета. А удар ноги пробивает кирпичную стенку.
    - Тоже мне, Брюс Ли нашелся, - улыбнулся я. - Будьте предельно осторожны.

    Ночью мне не спалось, хотя в постель я лег в три часа. Мысли вертелись вокруг преступлений, совершенных в последние дни. Какие из них имеют перспективу на раскрытие?... Два убийства, угон автомашины, разбойное нападение... По кражам изъяты вещественные доказательства, один грабитель опознан ... Обнаружен двигатель “Волги“...
    В пять утра отяжелевшие веки стали слипаться. Но сон разогнал телефонный звонок.
    Я поднял трубку и нехотя ответил:
    - Слушаю.
    - Георгий, ребята поймали Мустафу, - затараторил в ухо дежурный по отделу, - но… но…
    - Что «но» , - предчувствуя беду, почти закричал я.
    - Алиев ранен. Ножевое, в грудь.
    - Его жизни угрожает опасность?
    Видимо, офицер не знал подробностей происшествия.
    - Думаю, опасности нет. Иначе бы опера не стали его везти в Ташкент, в области тоже есть больница.
    - Буду на месте через двадцать минут, - сказал я, - машину за мной не высылай, тормозну такси.

    В приемном покое больницы дремала медсестра.
    Я негромко произнёс:
    - Где мои сотрудники?
    - Кто? Какие сотрудники?- испуганно воскликнула женщина. Но спохватившись, протянула, - а - а, раненый в операционной, остальные наверху.
    Милиционеры и задержанный сидели в холле второго этажа.
    Один из оперов мне доложил:
    - Мустафа ударил Алиева ножом. Рана, вроде бы, не глубокая.
    - Поезжайте в отдел, - распорядился я. - Личность Мустафы интересует руководство МВД. Так что с минуты на минуту к нам нагрянут высокопоставленные коллеги, будут его допрашивать.

    Врачи закончили операцию к девяти часам утра.
    Едва хирург приоткрыл дверь, я бросился к нему с вопросом:
    -Рана опасная?
    - Парень молодой, крепкий, вовремя повернулся боком, - устало выдохнул доктор. – Правда, чуток задето левое лёгкое. Алиев пробудет в стационаре недельки две.

    Я приехал в отдел и сразу же услышал ласкающую слух новость: Мустафа признался в нападении на Левина, едва увидел два вместительных чемодана с одеждой.
    - С кем он совершил преступление, - был мой первый вопрос Шаймиеву, бессменному заместителю начальника угрозыска района.
    - Оперативная группа уже выехала на задержание. Впрочем, одного искать нет надобности, - майор разложил на столе фотографии. - Взгляни на эту физиономию, Шестернев Павел Павлович, состоит на профилактическом учете как тунеядец. Сейчас лежит в центральной больнице.... В палате с Левиным. Старик его не узнал. В ту ночь лицо преступника скрывала маска.
    - Так сын Романа Ароновича кормил бульоном... Шестернева?! – изумился я.
    - Да. Оба попали в стационар почти одновременно. Бандит сорвался с пожарной лестницы дома, вниз потянул увесистый чемодан. Подельники оттащили травмированного дружка к своим знакомым. Те вызвали скорую помощь.
    - Ну и ну! Подобное мне еще не встречалось. Разбойник и потерпевший лечатся рядышком, а начальник угрозыска выясняет у последнего приметы преступников. Такого сюжета не увидишь даже в детективных фильмах!
    Искандер усмехнулся:
    - Детективы пишут люди, никогда не работавшие в оперативном подразделении. Они не представляют весь процесс раскрытия преступления.
    В кабинет вошёл начальник милиции.
    - Выяснили, кто дал банде «наколку» на квартиру Романа Ароновича,- спросил он.
    Шаймиев открыл записную книжку.
    - Выяснили. Мустафа вернулся из заключения три месяца назад. В колонии налётчик подружился с наркоманом, Карауловым Арсеном, который и шепнул адрес Левина, разумеется, за грамульку марихуаны.

    Мой рабочий день закончился. Сегодня он был не столь продолжительным, всего четырнадцать часов. Я спустился в вестибюль и взялся за ручку двери с надписью «Выход».
    Но в это время, нагнавший меня дежурный офицер, протянул листок с адресом: в доме 16 по улице Кавалерийская совершено убийство.

Ответить