* Есепкин входит в элитарный клуб литераторов, претендующих на получение Нобелевской премии (США, Канада, Швеция, Россия) Яков Есепкин Лед нефрита Закрыла нефритом дубраву Листва, три осины Ахилл Богеме пустой на забаву В алис заводных обратил. По воску ланит Мельпомены Лилейные слезы текут, В лечебнице -- пепел Селены, И Лектором врача рекут. Высокая длань психиатра Витиям упасть не дает, Обвальная сцена театра Над бездною лет восстает. Пред вечностью бледночервонной Плывет астенический свет, А чудная кукла Мадонной Не станет, и Марсия нет. И мастера нет, чтобы древо Опять превратить в матерьял И жертвою сделать иль девой, Ища золотой идеал. Магический лед оживится Рождественской ночью, когда Нам ангел Господень явится И лед будет красить Звезда. Сколь мало на хвое игрушек, Сколь мало иглице огней, Ей мертвых добавится ушек И матовых красных теней. Порфировой влагою млечной Их нощный огонь окропит, Затеплит окариной течной Пока Богопервенец спит. Мы сами витые свечницы Украсим слезами-тесьмой, Смотри, яко райские птицы Клюют огоньки над сурьмой. Нефрит наш рождественский ясен И багрием вечным покрыт, Еще неизбывно прекрасен, Виждите червовый нефрит. Бывает в миру лишь урочно Такие крашенье и мгла, Ваятельство наше бессрочно, Иглу затмевает игла. А буде сияния длятся, Каждит эта зелень в свечах, Те девы на святки явятся, Красуясь о горних лучах. * «Архаическая минорная лексика является прелюдией, читатель входит в некую наднебесную обитель, странный сюрреалистический Город, где утопленные ангелы медленно плывут по черным каналам. Уж не аллюзия ли это Петербурга с Мойкой и Фонтанкой, града, нам давшего цвет русской мистики? Отчасти именно лексическая аутентичность завлекает странников, решившихся на путешествие по загробному миру. Есепкин в нем один, без проводника, но подает надежду входящим в порфирную обитель.» Из статьи Эда Тарлецкого «Маргинальный книгоиздательский альянс против гениального художника» |