- На нас природа отдыхает, милостивый государь! На нас на всех, и на мне, в том числе… Как сие не прискорбно, как оно не обидно!..

Я обернулся. Очередь двигалась медленно, я думал о чём-то своём, а этот сзади-стоящий (в очочках, в нелепом беретике набекрень, мефистофелеподобный какой-то), видимо, уже несколько минут мне о чём-то толковал – с жаром и увлечённостью.

- Вот вы видели выступление Семёнова? – «мефисто» проговорил это так, будто в вопросе таился некий подвох.

- Нет, - раздражённо буркнул я.

Я и понятия не имел, кто такой этот Семёнов и за каким чёртом смотреть его выступление. Захотелось отделаться от назойливого сзадистояльца и его «милостивого государя». У меня даже мелькнула мысль плюнуть на очередь и пойти домой, но П-код был мне до зарезу нужен, и Маринке же обещал.

- А по вас видно, что не смотрели, - с какой-то злорадной горечью хмыкнул «беретик».

Меня так и подмывало что-то ему ответить, что-то резкое, но я сдержался, пожал плечами и подошёл к кассе. Расплатившись, я буквально вылетел на улицу.

На пятаке перед сквером стояла и что-то горланила целая толпа. Вернее, толпа эта подпрыгивала вокруг большущего бушующего костра. Господи, это что ещё? Ещё одни сумасшедшие?

- Фотки Семёнова жжём! - вдруг прокричала мне в лицо одна из бесноватых, продолжая прыгать, - и Калеева тоже. На всякий случай.

- А… - буркнул я, - и правильно. Поможет?

- Как же не поможет?! - радостно воскликнула женщина. – Если спалить их, то ничего и не будет! Так в интернете написано!

Я её даже не разглядел, кивнул и пронёсся мимо.

Перебежав улицу, я нырнул в арку, а там – и спасительный подъезд.

- Привет, - буркнул я с порога.

Марина была уже дома.

- Привет, - отозвалась она.

Её голос мне не понравился.

- Код тебе выкупил.

- А себе?

- И себе.

Я сдёрнул маску, швырнул в утилизатор бахилы, протёр руки и гаджеты антисептом.

- Новости читаешь? Там такое…

Да, голос у неё совсем неправильный.

- Какое? Опять синдром Северного индекса? Совсем разбушевался? Так код же…

- Ага, если бы…

- Да что? Война?..

- Смотри.

Она включила телевизор.

Кадры были жутковатые. Перекошенные дома, перекошенные люди. Я покачал головой, развёл руками.

- Что это?

- Вселенная расширяется.

- И… Слушай, это какая-то не очень новая новость. Я об этом лет тридцать назад читал.

- А Семёнова ты видел?

Нет, это было уж слишком.

- Да кто такой этот, чёрт его бери, Семёнов? – я не сумел погасить нарастающее раздражение.

- Он ещё пять лет назад всё вычислил. И предсказал. День R. Он так это назвал.

Я выдохнул, досчитал до десяти.

- Говори.

- А я и говорю! – воскликнула Марина. – Только ты меня не слушаешь. Вселенная расширяется. И всё расширяется вместе с ней.

Я не очень поверил своим ушам.

- Хорошо, - проговорил я. – Сейчас сам почитаю.

В лентах мессенджеров новости едва успевали сменять друг друга. Искривлялось всё – участки земли, строения, люди. Одна фотка страшней другой. Чудовищней другой. Я отбросил телефон.

- Началось с Северной Америки, - глухо произнесла Марина,- тут же – и Южная. Японию там… Корею… наш Дальний Восток почти не затронуло. И пошло на восток. Сейчас перебирается через Атлантику. Завтра утром – Европа. А к вечеру и мы.

Я попытался успокоиться, снова взялся за телефон.

По всему миру шли грабежи магазинов, кричали о конце света, жгли портреты Семёнова. По американским и европейским сетям гуляла версия о «русском следе», ну, раз уж русский всё это высчитал, то русские во всём и виноваты.

- Хорошо… - сказал я. – Чему быть, того не… Давай ужинать и спать.

Переодевшись, я двинулся в душ.

 

Весь следующий день я читал новости. Да, эта гадость за ночь добралась до Европы. У кого-то выросли нос или уши, у кого-то руки-ноги стали длиннее или короче. Что происходило при этом с внутренними органами – про то не увидел. Но, думаю, пока не увидел. Люди старались постоянно крутиться вокруг своей оси – дома, на площадях, в одиночку и вместе. Говорили, что это уберегает, что, мол, тогда всё увеличивается равномерно. И что даже совсем не увеличивается. Уже нашлись те, кто вертелся целые сутки. Загнанных лошадей пристреливают, не так ли?.. Рано или поздно попадают без сил. Не выход.

А в шесть вечера Расширение пришло к нам. Мы присели на диван, взялись за руки. Я увидел, как деформируется чайник, кривится холодильник. Бросил взгляд на Марину, ощупал голову. С нами, вроде бы, пока всё было в порядке.

- Хорошо, что у нас ещё нет детей, - усмехнулся я. – А вот как всё закончится, тогда и нарожаем. Не хочу, чтоб у них были родители – уроды.

- И я не хочу, - выдохнула Марина. – Пошли на улицу. А то ещё дом рухнет. Бери паспорта и деньги.

Нет, дом на куски не развалился. Его не повело даже. И мы через пару часов вернулись. И тут… Как там у Эдгара По? Над всем безраздельно воцарились Мрак, Гибель и…

 

Я очнулся. Машинально потянулся к телефону. Кто-то выкинул из моей жизни ровно двое суток. И голова гудела так, что… Право слово, когда на своё двадцатилетие я напился, то было полегче. Да и всего одними сутками тогда обошлось.

Марина растерянно моргала.

- Ты как? – хрипло проговорил я.

- Норм, - отозвалась она. - А ты?

- Супер. Мы, кажется, не перекошенные.

- Что там в мире?

Я взялся за пульт. Судорожно попереключал каналы. Какие-то фильмы, бобслей, волейбол, концерты. Полез в телефон. Некий певец что-то непристойное буркнул со сцены, министр сельского хозяйства бубнит об увеличении поголовья домашней птицы, в подмосковном лесу нашли яйцо динозавра, у носорогов в Центральной Африке… Что за чушь?.. Что за чушь??? И про Расширение ни слова.

- Про какое расширение? – чуть удивлённо прошептала Марина.

Я попытался вспомнить. Но не смог.

- Зачем ты… Что ты вцепился в меня?! – Марина взглянула на меня испуганно, отдёрнула руку.

Я отодвинулся. Я забыл что-то важное. Упустил что-то важное. Ведь что-то произошло… Раздвоение? Нет… Что-то другое. Но важно ли это? Нет, совсем не важно.

- Ну, всё, мне пора, - проговорила Марина. – Я ухожу к саксофонисту. Он такой… Такой… - протянула она мечтательно. - Тебе не понять.

Хлопнула дверь. Я взглянул на часы. Почти пять вечера. В шесть футбол же. Я встал, прошёл на кухню, плеснул в фужер коньку. Мне тоже пора. Такой матч не часто.

Быстро оделся и побежал на метро.

 

Мои проиграли, потому ехал я домой в настроении невесёлом. В сквере уже горели фонари. На пятачке занимался восточной гимнастикой какой-то дедок в беретике, лицо которого показалось мне подозрительно знакомым. Он махал руками, приседал, шумно дышал, а когда я приблизился, неожиданно заговорил:

- Это всё ерунда, милостивый государь, что вы не читали Семёнова! Это всё, позвольте заметить, пустяки. Никакого свечного огонька это не стоит. Не в этом дело, не в этом! А в том, уж простите за прямоту, что на нас природа отдыхает! Вот отдохнула, полежала в гамачке, потом ножки промяла, прогулялась… по самой себе… - он хмыкнул, - да и дальше потихоньку… Просто… - он чуть замялся, - просто наш мир… Наш мир – это мир цифр, чисел. Большей частью. К сожалению для меня. Для всех нас. Я встаю ровно в семь, в девять я должен быть на работе. Так что, во-первых, это мир времени. Но не только. А деньги! Деньги!.. Ладно, чёрт с ними… Я должен знать, сколько ложек кофе мне требуется, сколько…. И ещё я каждый день отжимаюсь по пятьдесят раз и делаю по сорок приседаний. И другие упражнения – по тридцать, по двадцать – смотря какое. И по пять минут стою на голове. Мне при этом нет нужды поглядывать на часы, мой организм – сам себе таймер. Занимаюсь просто так. Поддерживаю форму. Мне ровно шестьдесят. Если я дам себе поблажку, то энтропия меня уже не отпустит. Сожрёт. Так что почти всё – это числа. Но есть и другой мир – творчества, любви! Они сливаются, они неотделимы друг от друга. Как по мне, так это одно и то же. Два мира существуют рядом, но пересекаются, мешают друг другу, борются за меня, за вас, за каждого. Нужно просто выбрать, на чьей ты стороне, и тогда… Это говорю вам я – Калеев, соавтор семёновского манифеста. Соавтор моего покойного, увы, друга… Он не успел, а я пытаюсь…Надо просто выбрать… Выбрать!..

И здесь снова всё погасло.

 

Автобус по расписанию должен был приехать в пять утра. Поэтому, подскочив с постели в четыре, в половине пятого я уже купил в круглосуточном павильоне необыкновенную ало-бардовую розу на длиннющей ноге и бодрой припрыжкой скатывался к автовокзалу. На дворе стояла кромешная темень, хозяева частных домиков, что стояли вдоль улицы, наверное, экономили электричество. Пришлось включить фонарик в телефоне. В общем, без десяти пять я уже сидел на лавочке перед стоянкой, глядя на табло прибытия.

- С Ростова ждёте?

Рядом со мной присела молодая женщина лет тридцати пяти.

- Да, - коротко бросил я.

Отчего-то у меня перехватило дыхание. Молодая дама покосилась на розу.

- Девушку встречаете?

- Ну… можно и так сказать, - улыбнулся я.

- Давно не виделись?

- Двадцать лет.

Я еле это вымолвил. Сердце колотилось, воздух исчез. Нам было тогда по девятнадцать – когда мы расстались. Какой же чистой, прекрасной, юношеской была наша любовь! Иногда мы гуляли рука об руку, ходили в кафе или кино. А поцеловались один только раз. А дальше я уехал по распределению в край далёкий, таёжный, куда, как в той песне, только самолётом можно долететь. И прожил там почти пятнадцать лет… Сперва переписывались, а потом… Потом всё закружилось. А месяц назад я нашёл её в сети. Одно письмо, осторожное, другое… А после – по сто записок в день. И теперь она едет ко мне. Едет прямо сейчас.

Выбор – внезапно вспомнил я. Выбор между любовью и… Между любовью?! Нет, серьёзно? Числа. Расширение… Пустые слова. Абсолютно пустые. Лёгкий ветерок – и всё рассыпалось, испарилось. И никакого следа. Ничто в мире не имеет значения! Ничто, кроме…

Я увидел, как автобус подруливает к остановке. Я ждал Марину. А в остальном не было никакого смысла.