Что хочет автор. Литературные конкурсы

Конечно, я, как и читатели многих поколений, в школьные годы с упоением зачитывался романами Александра Дюма, восхищался бесстрашной четвёркой мушкетёров, переживал за марсельского моряка Эдмона Дантеса, впоследствии ставшего графом Монте-Кристо. Убегал с уроков, притворялся больным. А впрочем, какие уроки! Школьный портфель оставался закрытым до тех пор, пока я не дочитывал последнюю страницу. Но это не всё, потом еще несколько дней ощущал в руке шпагу, которой так и хотелось ткнуть кого-то. За каждой балкой, за каждой запертой, заваленной мусором дверью, мне мерещился клад.

Но вот спустя пятьдесят с лишним лет потянуло меня вернуться в юношеские годы. Вновь окунуться в авантюрно-приключенческий мир прославленного писателя. Вновь стать молодым, беспечным и счастливым. Но к моему удивлению, с первых же строчек стали возникать вопросы к автору. А задать их, увы, некому, по весьма простой физиологической причине, и у меня появилось желание поделиться с вами, уважаемый читатель.

Сразу оговорюсь, моё критическое отношение никак не повлияло на моё восприятие творчества Дюма в целом. Он как был моим кумиром, так и остается им. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь, а из романа тем более, поэтому я и предлагаю читателю вместе со мной полистать страницы наипопулярнейшего романа XX века.

Открывая первую страницу, где как известно имеет место быть предисловие автора, я хотел бы спросить у прославленного писателя. Вот вы начиная предисловие к роману пишите:

ПРЕДИСЛОВИЕ автора,

где устанавливается, что в героях повести, которую мы будем иметь честь рассказать нашим читателям, нет ничего мифологического, хотя имена их и оканчиваются на «ос» и «ис»

Имеются в виду, как мы все догадались, Атос, Портос и Арамис. И все?.. Но, так и тянет воскликнуть, господин Дюма, вы упустили окончание “ян”, фамилии главного героя, так часто встречающейся на страницах вашего романа. Если вы запамятовали, то я напомню, речь идет о д`Артаньяне, основном герое и она заканчивается на “ян”, которая такая же экзотическая и непривычная для французского слуха, как и те, на которые вы обратили внимание. Почему вы не прибавили и окончание “ян” в этом абзаце непонятно. Вы меня извините, но это не назойливость, это принципиальность, сразу отвечаю я на вопрос читателя, потому как он сейчас скажет. “Не успел Дюма и рта раскрыть, как Карапетян завопил “Непра-а-вильно-о!”

Не буду вступать в спор с читателем, а приглашу его повременить с выводом и вместе со мной пройтись по страницам самого популярного романа XIX века.

На первой странице первой главы, в которой автор описывает возникшее волнение горожан при виде нелепой, лошади, на которой торжественно восседал юноша по фамилии д`Артаньян, у меня сразу возник вопрос к Александру Александровичу (если кто в неведении, то я вам сообщаю, в династии Дюма друг за другом следовали не два Александра Дюма, а три. Отца "Трёх мушкетёров" также звали Александр Дюма, он являлся, прямо скажем, уникальной личностью. Посудите сами: обладатель недюжинной силы, сидя на лошади, он мог ухватиться за толстую ветку и подтянуться, отрывая и лошадь от земли. Генерал французской Наполеоновской армии, его имя высечено на южной стене Триумфальной арки в Париже, увлекался Цезарем и Плутархом и сбрасывать со счетов его имя её Величество госпожа история не имеет никакого права. Так что будем восстанавливать справедливость. Тот, кого мы называем Дюма-отец, вовсе не Дюма-отец, а Дюма -сын, а тот, кого мы до сих пор называли Дюма-сын, автор нашумевшего романа Дама с камелиями - Дюма- внук.

То есть по цепочке: Дюма-дед, Дюма-сын и Дюма-внук - всё правильно.

Так вот, я хотел бы спросить у Александра Александровича-сына. Вы описываете социально-политическую обстановку того времени во французских городах, с тем чтобы перейти к рассказу о нелепой лошади д'Артаньяна следующим образом.

“Горожане вооружались против воров, против бродяг, против слуг, нередко — против владетельных вельмож, время от времени — против короля, но против кардинала или испанцев — никогда.”

Непонятно. Мне лично очень непонятно. Причем тут испанцы. Лишь по той причине, что королева Франции Анна Австрийская была родом из Испании, с которой у Франции, надо сказать, сохранялись напряженные отношения, и сама королева проводила происпанскую политику, что не оставалось незамеченным, и которую недолюбливали по этой же причине французы всех мастей, никакой фантазии не хватит. И на протяжении всего романа мы видим неприятие французами всего, что касается Испании. И тем не менее, ответ на этот вопрос я тщетно искал на страницах всего романа, но больше это умозаключение нигде не упоминается, и не дается тому объяснение. Здесь уместно напомнить изречение Чехова, которое гласит: "Если на стене в первом акте висит ружьё, то в третьем, оно должно выстрелить." А в нашем случае надо бы объяснить читателю, если не прямо в тексте, то хотя бы ссылочку дать в конце романа, что побудило Дюма в данном случае, говорить о благожелательном отношении горожан к испанцам . А так упрямый читатель остается в недоумении и, размахивая руками, вопрошает: "При чем тут испанцы? Непонятно. Причем тут испанцы?"

Листаем дальше. Я не думаю, чтобы отец д`Артаньяна, с которым мы встречаемся в начале романа, был настолько стар и глуп, чтобы совершать неадекватные поступки, произносить неразумные речи и давать спонтанные наставления, лишенные логики. Но мы читаем:

«Сын мой! — произнес гасконский дворянин с тем чистейшим беарнским акцентом, от которого Генрих IV не мог отвыкнуть до конца своих дней. — Сын мой, конь этот увидел свет в доме вашего отца лет тринадцать назад и все эти годы служил нам верой и правдой, что должно расположить вас к нему. Не продавайте его ни при каких обстоятельствах, дайте ему в почете и покое умереть от старости.”

Повторю последнюю фразу " Не продавайте его ни при каких обстоятельствах, дайте ему в почете и покое умереть от старости."

А как это сделать? Давайте теперь разбираться. Мы имеем в наличии старую лошадь, которая к тому же прихрамывает, и уличные ротозеи, заметив её , тыча пальцем, умирают со смеху. Это раз. И юношу без кола, без двора и без гроша в кармане и без определенных перспектив в будущем. Это два. Есть ли у д`Артаньяна-сына возможность выполнить просьбу отца, окружив заботой и вниманием старую лошадь, дожидаться её благополучной смерти? Ведь для этого надо бы хотя бы конюшню иметь, не говоря уж об остальном. Ну, и вполне логично, что д`Артаньян выполняет заповедь отца прямо наоборот: при первой же возможности избавляется от нее, продав за неплохие деньги, за три экю.

Свою лепту вносит и матушка. "Ваша матушка (говорит д`Артаньян-отец) добавит к этому рецепт некоего бальзама, полученный ею от цыганки; этот бальзам обладает чудодейственной силой и излечивает любые раны, кроме сердечных."

Рецепт - это хорошо, но это текст, который, как ни прикладывай к ране, не поможет. А что, сложно было, спрашиваю я читателя, матушке хотя бы на первые случаи жизни, раз у сына в руках шпага, а не канцелярские принадлежности, к рецепту приложить и небольшую порцию бальзама. Один сын у нее ведь, и он уезжает навсегда, сын, которого она больше никогда не увидит, и который за всю свою сложную, беспечную и небезопасную жизнь ни разу родителей не вспомнит. Может быть и по той простой причине, что мать ему в дорогу дала не бальзам чудодейственный, а всего лишь рецепт, к которому ещё и ингредиенты нужны и сноровка, умение изготовить. (Я помню, как-то мой отец, обидевшись на мать, решил самостоятельно суп сварить. Он загрузил в кастрюлю все продукты, залил водой и стал терпеливо ждать, когда закипит).

И тем не менее прощаясь с сыном “ Она горько плакала, и нужно признать, к чести г-на д'Артаньяна-младшего, что, как ни старался он сохранить выдержку, достойную будущего мушкетера, чувства взяли верх, и он пролил много слез, которые — и то с большим трудом — ему удалось скрыть лишь наполовину.

И здесь мне непонятно “ и он пролил много слез, которые — и то с большим трудом — ему удалось скрыть лишь наполовину.”

Как это осуществить на практике, непонятно, как можно скрыть половину слез..

А теперь, пока ещё д'Артаньян "сохраняя величественность осанки и весь запас запальчивости, (не) добрался до злополучного города Менга", я желаю обратиться к читателям с вопросом. А как звали д'Артаньяна? Вы не помните как его звали? Он же основной герой, я уж не говорю об отчестве героя, хотя бы его имя назовите.

Не копайтесь в памяти. Бессмысленно. Так как д'Артаньяна звали никак.

- Как? удивитесь вы. А вот так. Не было у дюмаевской (авторство этого слова принадлежит мне) главной персоны романа имени. Серьёзно? Спросите вы. Серьёзно! Отвечу я. Да, на протяжении всего романа ни разу не упоминается имя д'Артаньяна. Как известно, Александр Дюма прототипом своего героя сделал вполне известную личность, которого звали Шарль Ожье́ де Бац де Кастельмо́р, граф д’Артанья́н, а если попроще, то Шарль д’Артанья́н. Почему Дюма, используя фамилию, отказался от имени, непонятно. Хотя странно.

В целом, когда перечитываешь роман, то есть тебе уже известна канва, то начинаешь обращать внимание на мелкие детали, реплики, диалоги, поступки и с ужасом осознаёшь , что весь роман пропитан противоречиями, на которые натыкаешься на каждом шагу, как на грибы после дождя, и вконец измученный этим открытием, от удивления пожимаешь плечами, мол, как такое могло проскочить, как мог уважаемый нами автор допустить полное отсутствие логики в действиях и поступках отважных, с чем нельзя не согласиться, героев.

Вот пожалуйста, далеко за примерами ходить не надо, чем руководствовался, спрашиваю я вас, Дюма-сын, когда в одном случае утверждал, будто граф Рошфор знал о том, что лошадь для него оседлана хозяином гостиницы , потому и спешил к воротам, чтобы отправиться в Париж.

“И, повернувшись на каблуках, он направился к воротам гостиницы, у которых д'Артаньян, еще подъезжая, успел заметить оседланную лошадь”

И тут же буквально через несколько строчек Дюма устами графа Рошфора интересуется у трактирщика оседлана ли лошадь. “— Я ведь приказал вам оседлать мою лошадь. Разве мое распоряжение не исполнено? — Исполнено. Ваше сиятельство может убедиться — лошадь оседлана и стоит у ворот.” Более чем странно выглядит реплика графа Рошфора, которого Дюма упорно называет незнакомцем и в этом случае. По замыслу автора незнакомцем граф Рошфор остается для д'Артаньяна, но мы- то читатели вправе знать , как его зовут. Ну да ладно, это не самое главное. “— Вот досада! И какая находка для его величества, который всюду ищет храбрецов, (Глядя на д'Артаньяна, говорит граф Рошфор) чтобы пополнить ряды своих мушкетеров…” Странно, не правда ли, ведь граф является подручным кардинала, и его больше должно беспокоить пополнение мужчинами преисполненными отваги рядов гвардейцев, а не мушкетеров, которых он терпеть не может.

Нельзя обойти вниманием и этот диалог: — Послушайте, хозяин! — сказал он (Незнакомец или граф Рошфор) наконец. — Не возьметесь ли вы избавить меня от этого сумасброда? Убить его (д'Артаньяна) мне не позволяет совесть, а между тем… — на лице его появилось выражение холодной жестокости, — а между тем он мешает мне…. ...Но раз этот юный сумасброд вам мешает…” С готовностью отвечает трактирщик. То-есть даёт понять, что готов выполнить его просьбу. Но по логике граф Рошфор должен тут же достать кошелек и отстегнуть нужное количество золотых. Ведь убийство дело серьезное и нелегкое, допустим у него с моралью нет проблем, но зачем трактирщик должен выполнять просьбу случайного постояльца, которого быть может больше никогда и не увидит, за просто так. Но, как выясняется, граф не только за убийство, но и за проживание не особо желает расплачиваться.

“— А счет, счет кто оплатит? — завопил хозяин, расположение которого к гостю превратилось в глубочайшее презрение при виде того, как он удаляется не рассчитавшись. — Заплати, бездельник! — крикнул, не останавливаясь, всадник (граф Рошфор) своему слуге, который швырнул к ногам трактирщика несколько серебряных монет и поскакал вслед за своим господином. “ Хотя время от времени Дюма красочно расписывает благородство дворян , которые к месту и не к месту уверяют, что они не способны на низменные поступки. Мол, голубая кровь, происхождение, кичатся этим и граф Рошфор и другие дворяне, герои этого романа, в чём мы ещё будем иметь возможность убеждаться, и не раз, а на деле врут по- черному и совершают неподобающие людям благородного происхождения поступки.

А поскольку просьба-предложение графа Рошфора убить д'Артаньяна прозвучала и читатель ждет, что же дальше-то будем с гасконцем, какова его судьба, какая ужасная смерть ожидает его, но трактирщик, напрочь забыв обещание, без объяснения читателю причины отказа. (вспомните Чехова) Нарезает круги уже вокруг д'Артаньяна, думает лишь о том как бы заполучить его денежки - 11 экю, которые он обнаружил у гасконца в кармане и до одного места ему ожидание случайно оказавшегося в провинции парижского высокомерного господина.

Интересно отношение д'Артаньяна к самому трактирщику. Ведь трактирщик в произошедшем конфликте сыграл откровенную, вполне неблаговидную роль. Вспомним, как развивались события - по одной из версий, о чём мы ещё будем говорить, (как ни странно, но их две и обе основные ) трактирщик вместе с собеседниками (друзьями незнакомца) принимает участие в избиении д'Артаньяна. Мы можем представить, читая описание боя, как трактирщик наносил удары, быть может, палкой, либо лопатой, или каминными щипцами, что ещё хуже. Как говорится, шёл с открытым забралом и, очевидно, горя желанием выслужиться перед графом Рошфором, бил остервенело, и не исключено, что именно он рассёк д'Артаньяну лоб, после которого тот и окончательно свалился.

“Но в этот самый миг оба его собеседника (то есть двое мужчин, которых Дюма называет собеседниками) в сопровождении трактирщика, вооруженные палками, лопатами и каминными щипцами, накинулись на д'Артаньяна, осыпая его градом ударов.”

Но это не всё, когда раненного д'Артаньяна подняли в спальную комнату жены трактирщика, и помогали тому очухаться, трактирщик копается в карманах камзола д'Артаньяна, обнаруживает письмо и об этом сообщает графу Рошфору, также и имя, кому оно адресовано, после чего письмо оказалось потерянным.

“Полагаю, что, пока наш молодой человек был без чувств, вы не преминули заглянуть также и в этот кармашек. (Спрашивает граф Рошфор трактирщика) Что же в нем было? — Письмо, адресованное господину де Тревилю, капитану мушкетеров. — Неужели? — Точь-в-точь как я имел честь докладывать вашему сиятельству.”

И как реагирует д'Артаньян на это известие, получив подтверждение того, что именно трактирщик виновен во всех обрушившихся на него бедах этого дня? Что, впрочем, трактирщик не только не скрывает от д'Артаньяна, но и открыто говорит ему.

— Я говорю вам (обращается трактирщик к д'Артаньяну) , что убежден в этом, — подтвердил хозяин. — Когда я сказал ему, (графу Рошфору) что вашей милости покровительствует господин де Тревиль и что при вас даже письмо к этому достославному вельможе, он явно забеспокоился, спросил меня, где находится это письмо, и немедленно же сошел в кухню, где, как ему было известно, лежал ваш камзол. Последней фразой он дал понять, что именно граф Рошфор похитил письмо. А что д'Артаньян? Да, он разбушевался, но его гнев не был направлен против трактирщика. Его гнев носил, так сказать, общий, безымянный характер. Не был адресован кому-то конкретно. Д'Артаньян даже не упрекнул трактирщика, хотя узнав, что письмо похищено он, должен был по логике вскипеть и наброситься на трактирщика, всячески понося владельца гостиницы. И должен был состоятся, примерно, вот такой монолог.

- Ах ты сука, ах ты дрянь! Да, я тебя в порошок сотру, придурок! Легко было втроём на одного, да?! А теперь притих, за задницей жены прячешься! Подонок ты, мерзавец. (А теперь по сути) Какого хера ты шарил по моим карманам. Ещё и этому придурку рассказал. Если бы ты не лазил по моим карманам, как бы узнал этот парижский пижон, что у меня есть письмо. Отвечай, мерзавец!

Ну и понятно за ним по всей гостинице, тот вприпрыжку от него, весь трясется, глаза как у совы от страха, бабы визжат, руками машут, пытаются остановить разбушевавшегося д'Артаньяна и прочее и прочее. Его насилу успокоили, стали заверять, что письмо найдётся, оно, очевидно, в суматохе выпало из кармана, и в какую то щель провалилось. И все же, вот этот отрывок.

"Это обстоятельство не остановило бы, вероятно, нашего пылкого юношу, если бы хозяин сам не решил наконец, что требование гостя справедливо. — А в самом деле, — произнес он, опуская дубинку, — куда же делось письмо?... ...Внезапно словно луч света сверкнул в мозгу хозяина, который тщетно обыскивал все помещение. — Письмо вовсе не потеряно! — сказал он. — Что? — вскрикнул д'Артаньян. — Нет. Оно похищено у вас."

А вместо всего вышесказанного д'Артаньян добросовестно не в пример графу Рошфору расплачивается с трактирщиком и с гордо поднятой головой направляется в Париж. “Затем, с важностью вытащив из кармана два экю, он протянул их хозяину, который, сняв шапку, проводил его до ворот.”

Здесь есть ещё одна реплика, на которой следует остановиться.

Читаем “— Он (граф Рошфор спрашивает трактирщика) в пылу гнева никого не называл? — Как же, называл! Он похлопывал себя по карману и повторял: «Посмотрим, что скажет господин де Тревиль, когда узнает, что оскорбили человека, находящегося под его покровительством». А разве в пылу гнева д'Артаньян говорил такое? Согласен, призывая незнакомца обнажить шпагу д'Артаньян в это время был одет в камзол, но таких речей он не произносил. Мы все этому свидетели. Допустим, он, лежа в бессознательном состоянии, в спальной комнате жены трактирщика, пребывал в состоянии гнева, хотя сложно это представить, как это можно находиться и в бессознательном состоянии и в состоянии гнева одновременно и тут же хлопать себе по карману и произносить вышеуказанную реплику. Допустим так и было, но как он мог хлопать по карману, камзола, если камзол вместе с карманом, в котором находилось письмо, остался внизу. Здесь либо трактирщик говорит неправду, либо, прости господи, Дюма.

Открываем очередную страницу и становимся свидетелями загадочного диалога незнакомца, как упорно называет Дюма графа Рошфора с прекрасной блондинкой, имя которой тоже скрыто от читателя.

“— Итак, его высокопреосвященство приказывает мне… — говорила дама.— …немедленно вернуться в Англию и оттуда сразу же прислать сообщение, если герцог покинет Лондон.

— А остальные распоряжения?

(Какие такие распоряжения, на протяжении всего романа у миледи нет иной заботы, как следить за герцогом Бекингемом, да подвески воровать)

— Вы найдете их в этом ларце, который вскроете только по ту сторону Ла-Манша.”

А почему можно вскрыть лишь “по ту сторону Ла-Манша.”? Ответа мы не найдем ни здесь, ни в следующих главах (Помним Чехова!) Очевидно миледи забыла вскрыть ларец, поскольку она, как и все женщины не страдала чрезмерным любопытством, потому и отложила ларец и забыла. Не вспомнил о данном поручении миледи и кардинал, очевидно по той причине, что слишком был перегружен государственными делами. Так и осталось невостребованным поручение спрятанное в ларце. — Прекрасно. Ну, а вы что намерены делать? — Я возвращаюсь в Париж. — Не проучив этого дерзкого мальчишку?” То есть она в данном случае провоцирует, подталкивает незнакомца, настраивает его на поединок. А дальше происходит удивительное: “Незнакомец собирался ответить, но не успел и рта раскрыть, как д’Артаньян, слышавший весь разговор, появился на пороге.

— Этот дерзкий мальчишка сам проучит кого следует! — воскликнул он. — И надеюсь, что тот, кого он собирается проучить, на этот раз не скроется от него.

— Не скроется? — переспросил незнакомец, сдвинув брови.

— На глазах у дамы, я полагаю, вы не решитесь сбежать?”

И все таки благородный господин в жилах которого течёт, напомню, голубая кровь бежал без оглядки на глазах у женщины

“— Вспомните… — вскрикнула миледи, видя, что незнакомец хватается за эфес своей шпаги, — вспомните, что малейшее промедление может все погубить!”

Что погубить? К чему нужна такая поспешность в романе нет ни одного даже намёка. Так, слова выстреленные в воздух. И это не всё. Теперь наоборот, миледи желает, чтобы граф Рошфор не тратил времени на мальчишку, так как: “малейшее промедление может все погубить!” То одно, то другое, хотя здесь винить Дюма не особо следует, потому как, никому ещё не удалось понять женскую логику ни до него, ни после, включая и меня.

О том, что даме следует как можно быстрее добраться до Парижа понятно, хотя и не совсем, каковы могут быть последствия или возможные действия французской стороны, если герцог покинет Париж ничего не сказано. А почему нужно срочно возвращаться незнакомцу в Париж и вовсе покрыто мраком, мы не знаем в данную минуту и не узнаем позже.

“— Вы правы, — поспешно произнес незнакомец. — Поезжайте своим путем. Я поеду своим.

И, поклонившись даме, он вскочил в седло, а кучер кареты обрушил град ударов кнута на спины своих лошадей. Незнакомец и его собеседница во весь опор помчались в противоположные стороны.”

А теперь посмотрим, кто участвовал в драке против д'Артаньяна? В одном случае это были: "Но в этот самый миг оба его (графа Рошфора) собеседника в сопровождении трактирщика, вооруженные палками, лопатами и каминными щипцами, накинулись на д'Артаньяна, осыпая его градом ударов."

А в другом: “Но, убедившись окончательно, что письмо исчезло, он пришел в такую ярость, что чуть снова не явилась потребность в вине и душистом масле, ибо, видя, как разгорячился молодой гость, грозивший в пух и прах разнести все в этом заведении, если не найдут его письма, хозяин вооружился дубиной, жена — метлой, а слуги — теми самыми палками, которые уже были пущены ими в ход вчера.” Так, кто же все таки бил д'Артаньяна непонятно.

А этот отрывок заставил меня тяжело вздохнуть, когда вспомнил высокопарные слова д'Артаньяна-отца при расставании с сыном. Помните дал он сыну дряхлую лошадь, 15 экю и кучу советов, типа, не переходить на красный свет и прочее. А свой новый камзол или почти совершенно новый ( так у Дюма) камзол не сообразил отдать сыну и мать была вынуждена тайно от отца привести в негодность камзол мужа, что в Париже было в чём красоваться сыну.

“Внеся задаток, д'Артаньян сразу же перебрался в свою комнату и весь остаток дня занимался работой: обшивал свой камзол и штаны галуном, который мать спорола с почти совершенно нового камзола г-на д'Артаньяна-отца и потихоньку отдала сыну.”

Мы помним о том, что герои романа к месту и не к месту бьют себе в грудь восклицая “Слово дворянина!”, “ Как можно! Ведь я дворянин!” и т.д. И выясняется безбожно врут.

— Ах, Портос, — воскликнул один из присутствующих, — не старайся нас уверить, что этой перевязью ты обязан отцовским щедротам! Не преподнесла ли ее тебе дама под вуалью, с которой я встретил тебя в воскресенье около ворот Сент-Оноре? — Нет, клянусь честью и даю слово дворянина, что и купил ее на собственные деньги, — ответил тот, кого называли Портосом. — Да, — заметил один из мушкетеров, — купил точно так, как я — вот этот новый кошелек: на те самые деньги, которые моя возлюбленная положила мне в старый.

Или вот ещё

— Вы ошибаетесь, господа, — произнес он. — Платок этот вовсе не принадлежит мне, и я не знаю, почему этому господину взбрело на ум подать его именно мне, а не любому из вас. Лучшим подтверждением моих слов может служить то, что мой платок у меня в кармане

Вот абзац в котором хорошо видно расхождение слов и поступков благородных господ, в данном случае господина д'Тревиля

— Так вот, господин капитан! — воскликнул Портос, потеряв всякое самообладание. — Нас действительно было шестеро против шестерых, но на нас напали из-за угла, и раньше чем мы успели обнажить шпаги, двое из нас были убиты наповал, а Атос так тяжело ранен, что не многим отличался от убитых

Как отреагировал д'Тревиль на смерть двух мушкетёров. Да никак. Абсолютно. А должен был следовать примерно вот такой вот диалог. “- Что вы говорите!- отчаянно вскричал д'Тревиль и схватился за сердце. - Кто был убит? -Иванов и Петров. - Это же мои лучшие мушкетеры.” И так далее. Но беседа продолжается и ни единым словом никто из присутствующих, в том числе и господин д'Тревиль, не вспоминает убитых. Хотя через пару страниц господин д'Тревиль начинает, как птичка, щебетать

“Капитан — это тот же отец семейства, только отвечать он должен за большее, чем обыкновенный отец.”

И если “Появление Атоса, о ране которого, несмотря на тайну, окружающую все это дело, большинству (мушкетеров) было известно, поразило всех.” То ни у кого из большинства (мушкетеров) не поразила смерть своих сотоварищей, в том числе и господина д'Тревиля.

Давайте, раз раненый Атос появился на авансцене, пришел к господину д'Тревилю поговорим о его самочувствии, вернее поведении. Автор нам рисует следующую картину; Атос с трудом держится на ногах и...

“... де Тревиль схватил правую руку Атоса и сжал ее изо всех сил, не замечая, что Атос при всем своем самообладании вздрогнул от боли и сделался еще бледнее, хоть это и казалось невозможным. Де Тревиль, надо полагать, не преминул бы резким замечанием покарать нарушителей этикета, но вдруг почувствовал, как рука Атоса судорожно дернулась в его руке, и, переведя взгляд на мушкетера, увидел, что тот теряет сознание. В то же мгновение Атос, собравший все силы, чтобы преодолеть боль, и все же сраженный ею, рухнул на пол как мертвый.

То есть одного крепкого рукопожатия оказалось достаточным, чтобы Атос рухнул на пол, что говорит о том, что рана серьезная и требуется длительное лечение. А теперь проследим, за развитием событий:

— Лекаря! — закричал г-н де Тревиль. — Моего или королевского, самого лучшего! Лекаря, или, тысяча чертей, мой храбрый Атос умрет!

На крик де Тревиля все собравшиеся в приемной хлынули к нему в кабинет, дверь которого он забыл закрыть. Все суетились вокруг раненого. Но все старания были бы напрасны, если б лекарь не оказался в самом доме. Расталкивая толпу, он приблизился к Атосу, который все еще лежал без сознания, и, так как шум и суета мешали ему, он прежде всего потребовал, чтобы больного перенесли в соседнюю комнату. Обратите внимание на предложение “Но все старания были бы напрасны, если б лекарь не оказался в самом доме”. Паникуя и тревожась за его здоровье, Атоса перенесли в соседнюю комнату, де Тревиль вернулся, оставив раненого мушкетёра на попечении лекаря и продолжил разговор с д'Артаньяном и судя по тому сколько длился диалог двух земляков, минут через двадцать д'Артаньян случайно бросив взгляд в окно, увидел шагавшего по ту сторону улицы всё того же графа Рошфора и, оставив опешившего д'Тревиля с письмом-рекомендацией в руках... Г-н де Тревиль, написав письмо, запечатал его, встал и направился к молодому человеку, чтобы вручить ему конверт. Но в то самое мгновение, когда д'Артаньян протянул руку за письмом, де Тревиль с удивлением увидел, как юноша внезапно вздрогнул и, вспыхнув от гнева, бросился из кабинета с яростным криком: — Нет, тысяча чертей! На этот раз ты от меня не уйдешь! И покинул кабинет, пытаясь настичь графа Рошфора, но на выходе д'Артаньян сталкивается с Атосом, который минутами ранее лежал без сознания в кабинете д'Тревиля и с которым по идее в эту минуту должен был “колдовать” в соседней комнате лекарь.

Да, да, я не ошибся героем и вы не ошиблись буквами, д'Артаньян сталкивается именно с самим полуживым или полумёртвым, как вам угодно, Атосом, который как ни в чем не бывало мурлыкая пошлую песенку спускался по лестнице. Этого неумышленного столкновения было достаточно, чтобы “умирающий” пару минут назад мушкетёр вскипел и в самых эмоциональных красках потребовал дуэли.

“— Простите меня… — произнес д'Артаньян, намереваясь продолжать свой путь, — простите меня, но я спешу.

Не успел он спуститься до следующей площадки, как железная рука (Атоса) ухватила его за перевязь и остановила на ходу.”

Удивительно, ведь ещё примерно с час тому назад, Атос , как уверяет Дюма, был настолько плох, что его на руках переносили из комнаты в комнату. Теперь же , повторяю, не более часа прошло, а он уже рвется в бой железной рукой схватив д'Артаньяна.

Затем неискушенный в столичных особенностях юный д'Артаньян нарвался ещё на одну дуэль, на этот раз с Портосом и далее его заарканил Арамис. Тот не принимая возражений отчеканил: “В два часа я буду иметь честь встретиться с вами в доме господина де Тревиля. Там я укажу вам подходящее для поединка место.”

Я спрашиваю читателя: - Вам известно, или у вас есть информация о том, что д'Артаньяну предписано в два часа вернуться к де Тревилю? Вот и я ничего не знаю. Сколько не листай толстенную книгу книгу взад-вперед не найдешь ни одного упоминания об этом. Только и остается, что затылок чесать, а впрочем всю дорогу пока я вьедаюсь в роман, я только тем и занимаюсь, что от удивления затылок чешу.

А раз нам неизвестно, значит д'Артаньян об этом ничего не должен знать, он ведет себя так будто ему действительно предписано прибыть в два дня в кабинет д'Тревиля . Странно, даже очень странно. Такое складывается ощущение, что Дюма вместе с мушкетёрами решили меня за нос водить да и вас, читатели, в том числе.

Вот д'Артаньян добрался к месту первого поединка и встретив Атоса, считая, что тот из-за полученной раны не в состоянии вести полноценный бой, предлагает тому отложить поединок дня на три , пока Атос окончательно не поправится. На что бравый мушкетёр отвечает

“Мы живем при почтенном господине кардинале, и за три дня, как бы тщательно мы ни хранили нашу тайну, говорю я, станет известно, что мы собираемся драться, и нам помешают осуществить наше намерение…”

Как станет известно, удивляюсь я, если о поединке кроме них самих, знают ещё лишь друзья - Портос и Арамис. И что сложно этим мужикам три дня держать язык за зубами? Одним словом одно возмущение, комментарии излишни.

Ну вот, наконец-то пришли секунданты и, к удивлению д'Артаньяна, ими оказались следующие его соперники Портос и Арамис

— Я дерусь с этим господином, — сказал Атос, указывая на д'Артаньяна рукой и тем же движением как бы приветствуя его. — Но и я тоже дерусь именно с ним, — заявил Портос. — Только в час дня, — успокоительно заметил д'Артаньян. — Но и я тоже дерусь с этим господином, — объявил Арамис в свою очередь, приблизившись к ним. — Только в два часа, — все так же спокойно сказал д'Артаньян. Но в два часа они не дерутся. В два часа по утверждению Арамиса, они должны всего лишь встретиться у господина д'Тревиля, где и определить место и время поединка. Странно.

И так подошли секунданты Атоса поприветствовали друг друга, но не успела первая пара скрестить шпаги, как появились гвардейцы. И после небольшой перебранки, по принципу “дурак-сам такой” мушкетёры и гвардейцы обнажив шпаги приняли боевую стойку друг против друга. Д'Артаньяну представилась возможность определиться с кем он, с гвардейцами кардинала или мушкетёрами короля и он с минуту колебался. “Ему предстояло выбрать между королем и кардиналом, и, раз выбрав, он должен будет держаться избранного.”

Но после минутного колебания он решительно подошел к мушкетёрам и заявил, что его сердце принадлежит мушкетёрам. Да, но это минутное колебание все-таки было. Это странно ещё и потому, что с первой минуты своего стремления к олимпу, он грезил стать мушкетёром и не мыслил ни о чём другом. И вдруг такое смятение в душе.

Бой начался, пятеро гвардейцев атаковали трёх мушкетеров и Д'Артаньяна. Д'Артаньян бился с самим командиром гвардейцев Жюссаком и…

“Жюссак, решив покончить с ним, сделал резкий выпад, стремясь нанести противнику страшный удар. Но д'Артаньян ловко отпарировал, и, в то время как Жюссак выпрямлялся, гасконец, словно змея, ускользнул из-под его руки и насквозь пронзил его своей шпагой. Жюссак рухнул как подкошенный.”

Это раз. (Обратите внимание на фразу “и насквозь пронзил его своей шпагой. Жюссак рухнул как подкошенный. “

Поединок продолжается. “Арамис успел уже покончить с одним из своих противников” Это два. (В дальнейшем Дюма прямо напишет, что гвардеец в этой схватке был убит) ...через несколько секунд Каюзак упал: шпага Атоса вонзилась ему в горло Это три. (Запомним “шпага Атоса вонзилась ему в горло”, потому как страниц через двести Каюзак оживёт) А после того, как гвардейцы были разгромлены начинается настоящая путаница.

“с помощью Бикара, единственного из гвардейцев оставшегося на ногах, он (д'Артаньян) отнес к крыльцу монастыря Жюссака, Каюзака и того из противников Арамиса, который был только ранен. Четвертый гвардеец, как мы уже говорили, был убит.”

И так, ещё раз перепроверим, итог поединка. Три мушкетера и Д целы целёхоньки, а что касается гвардейцев, то...

Жюсак убит- “гасконец, словно змея, ускользнул из-под его руки и насквозь пронзил его своей шпагой. Жюссак рухнул как подкошенный.”

Каюзак убит- “Каюзак упал: шпага Атоса вонзилась ему в горло”, Затем к двум убитым подтянули зачем-то раненого. И уж потом вспомнили четвертого, который почему- то идёт вроде как отдельным списком, может быть по той причине, что нам неизвестно его имя, но он тоже убит. Сам Дюма об этом пишет и не верить ему мы не вправе.

Но, тут можно голову сломать, Жюссак и “гвардеец, который был только ранен, выясняется это одно и тоже лицо. А теперь смотрим внимательно, тут и КИО бы не разобрался, но мы сейчас расставим все точки на свои места. Жюссак убит или ранен. Вроде убит: “...и насквозь пронзил его своей шпагой. Жюссак рухнул как подкошенный.” И в тоже время вроде ранен: Но Жюссак, приподнявшись на локте, крикнул ему, чтоб он сдавался. Может быть было два гвардейца по имени Жюссак. Всё может быть, но нигде об этом ничего не говорится. И если уж настолько документально все описано, что нельзя было дать для удобства восприятия текста гвардейцам разные имена, то можно было бы одного Жюссака как- то охарактеризовать. Например, рыжий, длинный, толстый, как там что ещё… одноухий и т.д. Но тут одна загвоздка д'Артаньян бился с командиром, которого он убил, о чем говорит это предложение. “...Что же касается д’Артаньяна, то его противником оказался сам де Жюссак.” И приказывал прекратить бой гвардейцу по имени Бикара тоже Жюссак. “...Но Жюссак, приподнявшись на локте, крикнул ему, чтоб он сдавался. — Раз ты приказываешь, дело другое, — сказал Бикара. — Ты мой командир, и я должен повиноваться…” Как ни верти, а на пять гвардейцев два командира и, чтобы оба носили одно и то же имя, Жюссак, перебор. Ну и завершает всю эту неразбериху Дюма этим вот предложением. “Четвертый гвардеец, как мы уже говорили, был убит.”

А что остальные, получившие ужасные, смертельные ранения остались живы? Значит в семнадцатом веке можно было вонзить шпагу в горло или в другом случае, пронзить тело НАСКВОЗЬ тем же оружием, и это оказывается недостаточным для того, чтобы получившие смертельные удары гвардейцы умерли. Подумать только, всего пять пальцев на руке, а пересчитать не можем!!!

Так и осталось под вопросом, убит гвардеец Жюссак или ранен. Мы не смогли определить, а спросить некого. Но вот у короля оказалось есть свое, вполне определенное, мнение, он считает, что Жюссак ранен. На встрече с отважной четвёркой, показывая рукой на д'Артаньяна, он говорит:

“ — Это он ранил Жюссака? — воскликнул король. — Он? Мальчик? Это невозможно, Тревиль!”

Как ранен? Прочитав эти строчки, удивляюсь я. Он хоть и король, но истина-то важнее. Давайте вернёмся назад. Вот это место:

“...гасконец, словно змея, ускользнул из-под его руки и насквозь пронзил его своей шпагой. Жюссак рухнул как подкошенный.”

Вот именно, насквозь пронзил его своей шпагой! При такой ране кровь фонтаном до потолка бьёт и жить этому несчастному до получаса, пока вся кровь не вытечет. К тому же, “Жюссак рухнул как подкошенный” , что говорит о том, шпага прошла, сквозь жизненно важные органы. Мы что забыли, какой это был год? Я имею в виду уровень медтехники. Да и сегодня, проткни, для эксперимента, шпагой насквозь человека прямо в больнице, у операционного стола, чтобы далеко не бегать, не уверен, что спасут. Там не только кровь нужно остановить, всплывает ещё уйма непредвиденного. А что говорить о 17 веке. Ну не будем придирчивы, будем считать, что короля ввели в заблуждение.

Полюбовался значит король мушкетёрами и соблаговолил позволить им идти выполнять свои служебные обязанности. И глядя им вслед обратился к господину д'Тревилю

“Тревиль, — добавил король вполголоса, пока молодые люди уходили, — так как у вас нет свободной вакансии в полку, да и, кроме того, мы решили не принимать в полк без испытания, поместите этого юношу в гвардейскую роту вашего зятя, господина Дезэссара…”

Вот здесь- то я абсолютно не согласен с королем. Как нет свободных мест? Не правда, есть свободные места. Ведь всего за день до этого разговора тройка мушкетёров доложила д'Тревилю, о том, что в ходе стычки с гвардейцами убиты два мушкетёра. Значит есть два свободных места. Допустим, королю ещё не успели доложить, но господин д'Тревиль-то знает об этом. Вот, как оправдывался за понесённое поражение один из великолепной тройки Портос д'Тревилю:

“ но на нас напали из-за угла, и раньше чем мы успели обнажить шпаги, двое из нас были убиты наповал”

Что касается постулата - “Не проявил себя”. И здесь я не согласен.

Как не проявил себя, если за два неполных дня столько гвардейцев на шпагу нанизал, да ещё каких гвардейцев! Куда уж более?!

Так что господин д'Тревиль должен был возразить королю, мол, во время прошлой стычки к сожалению убиты два преданных вам мушкетера и поэтому свободные места есть, да и проявить себя он уже успел. И многозначительно добавить, вам ведь известна причина скверного настроения кардинала. И был бы мой друг уже мушкетёром, но увы, прохлопал ушами д'Тревиль удобный момент и из-за этого д'Артаньяну придётся ещё пахать и пахать до XXVIII главы, первой части книги.

Продвигаясь по роману, как по “ухабинам” противоречий в действиях и поступках героев натыкаюсь на вот это откровение господина Бонасье

“— Да. Господин кардинал, по словам моей жены, преследует и притесняет королеву больше, чем когда-либо. Он не может ей простить историю с сарабандой. Вам ведь известна история с сарабандой? — Еще бы! Мне ли не знать её! — ответил д'Артаньян, не знавший ничего, но желавший показать, что ему все известно”

Кстати, и я, рядовой читатель, не знаю о чем идёт речь. Сарабанда, это древний испанский танец, но какое это имеет отношение в данном контексте к королеве и понятия не имею.Не мешало бы и здесь ссылочку поместить, мол так-то и так-то, если это не из пальца высасаная история. А то не хорошо получается, д'Артаньяну все равно, он, как я понимаю, у него за спиной и и начальной школы нет, кроме как шашкой махать ничему другому не обучен, я тоже не особый грамотей, но среди читателей и академики имеются, есть такая информация. И представьте, как они переживать будут, и дни проводить в раздумьях пытаясь найти связь между Королевой Франции и испанской сарабандой.

А вот в этом случае я имею полное право обозвать д'Артаньяна самыми скверными словами. Не хотелось бы, но вынужден…

Однажды вечером к нему обратился за помощью владелец дома господин Бонасье, у которого тот снимал комнату. Мол, меня преследуют неизвестные лица, взмолился он, пожалуйста, помогите. Тактично напомнил, что д'Артаньян уже третий месяц не платит аренду. Хотя, судя по моим подсчетам, д'Артаньян в Париже находится чуть более месяца, тем более, что он и ещё задаток оставлял, когда арендовал комнату. Помните ведь! “Внеся задаток, д'Артаньян сразу же перебрался в свою комнату и весь остаток дня занимался работой: обшивал свой камзол…”

На неожиданную просьбу господина Бонасье при необходимости защитить его, д'Артаньян ответил весьма уклончиво, но все же заверил, что господин Бонасье может на него рассчитывать. — Ну как же, как же, господин Бонасье! — сказал д'Артаньян. — Поверьте, что я преисполнен благодарности за такое обхождение и сочту своим долгом, если я хоть чем-нибудь могу быть вам полезен…

Но как только появляется группа неизвестных с намерением арестовать владельца дома, д'Артаньян тут же забывает данное слово, и охотно отдает своего “подзащитного” в руки незнакомцам, несмотря на отчаянные вопли последнего и напоминания д'Артаньяну, о том, что он минутами ранее обещал защищать его. “... — прошептал д'Артаньян. — Действуйте, господа, действуйте! Забирайте этого человека. И д'Артаньян толкнул совершенно растерявшегося галантерейщика в руки стражников”

В эту минуту он низко пал в моих глаза, тем более, что никакой необходимости не было, вот так открыто подставлять галантерейщика. И, я хочу обратить внимание на то, что этот эпизод в многочисленных фильмах о трёх мушкетёрах, что вполне естественно, отсутствует. Видимо авторы фильмов также солидарны со мной..

Когда же в подобной ситуации оказалась мадам Бонасье, те же представители власти пришли, арестовать теперь супругу галантерейщика д'Артаньян, я хочу это особо подчеркнуть , ещё не видя её, то- есть романом пока и не пахло, не раздумывая рванулся ей помочь. Конечно, сейчас джентльмены начнут меня поносить, мол, женщину спасал. Так-то оно так, но осадок остался.

А как описывает прелестную мадам Бонасье, понятно, со слов д'Артаньяна, автор романа Дюма.

“То была очаровательная женщина лет двадцати пяти или двадцати шести, темноволосая, с голубыми глазами, чуть-чуть вздернутым носиком, чудесными зубками. Мраморно-белая кожа ее отливала розовым, подобно опалу. На этом, однако, кончались черты, по которым ее можно было принять за даму высшего света. Руки были белые, но форма их была грубовата. Ноги также не указывали на высокое происхождение.”

Ноги? Какие ноги? О чём это он? Что, она в мини юбке ходила? Тут не всегда и туфельку заметишь. Разве что в воображении? Тогда будем считать, что д'Артаньян обладал хор-р-рошим воображением.

Ну а в этом эпизоде наш герой показал себя полным профаном. Посудите сами. Когда они (д'Артаньян и мадам Бонасье) сообразили, что стражники снова могут нагрянуть, но уже в большем количестве, решили покинуть этот дом. Но куда? Где скрыться? “— Да-да, вы правы! — с испугом воскликнула г-жа Бонасье. — Бежим, скроемся скорее отсюда! С этими словами она схватила д'Артаньяна под руку и потянула его к двери. — Но куда бежать? — вырвалось у д'Артаньяна. — Куда скрыться?”

Выбежали во двор не удосужившись и дверь за собой прикрыть и стали думать, как дальше быть? “— Подождите, — произнес д'Артаньян. — Мы рядом с домом Атоса… Да, правильно. — Кто это — Атос? —Один из моих друзей”

И потащил он красотку в комнату своего друга, когда мог бы вполне спокойно у себя её укрыть. Вы помните ведь, что… “ помещение, занимаемое д'Артаньяном во втором этаже, вел особый ход, то его гости никаким неприятностям не подвергались.” То есть это было абсолютно безопасное место, да и кровать свободна. Но через несколько суток, когда примерно такая же ситуация повторилась, он наконец-то сообразил, что в его каморке не менее безопасно, чем в каком либо другом месте.

“Слеза блеснула во взоре г-жи Бонасье при этих словах. Д'Артаньян заметил эту слезу и, растроганный, смущенный, упал к ее ногам. — У меня, — произнес он, — вы будете в безопасности, как в храме, даю вам слово дворянина! — Идем, — сказала она. — Вверяю вам себя, мой друг. Д'Артаньян осторожно отодвинул засов, и оба, легкие, как тени, через внутреннюю дверь проскользнули на площадку, бесшумно поднялись по лестнице и вошли в комнату д'Артаньяна.

Но вот они в безопасном месте и д'Артаньян выглянув в окно увидел:

“они увидели г-на Бонасье, который разговаривал с незнакомцем, закутанным в плащ. При виде человека в плаще д'Артаньян вздрогнул и, выхватив наполовину шпагу, бросился к дверям. Это был незнакомец из Менга. Тут сразу возникает вопрос, зачем граф Рошфор, побросав свои дела рванулся к дому галантерейщика, что нового он мог узнать стоя в дверях дома галантерейщика и, главное, когда он успел. Ведь после того, как галантерейщик захлопнул дверь и отправился пешком к графу Рошфору, судя по диалогу мадам Бонасье с д'Артаньяном, прошло не более 10-15 минут. За это время неуклюжий и совершенно не спортивный галантерейщик мог, в лучшем случае, добраться лишь до соседнего квартала. Ну хорошо, допустим, у него был ковер самолет старика Хоттабыча. Зачем нужно было графу Рошфору появившись у дома галантерейщика, стоя в дверях задавать вот эти нелепые вопросы, “Г-н Бонасье уже отпер дверь своего дома и, видя, что квартира пуста, вернулся к человеку в плаще, которого на минуту оставил одного. — Она ушла, — сказал Бонасье. — Должно быть, вернулась в Лувр. — Вы уверены, — спросил человек в плаще, — что она не догадалась, зачем вы ушли? — Нет, — самодовольно ответил Бонасье. — Она для этого слишком легкомысленная женщина.” — А молодой гвардеец дома? — Не думаю. Как видите, ставни у него закрыты, и сквозь щели не проникает ни один луч света.”

Вопросы, которые он мог бы при желании задать и у себя, когда галантерейщик запыхавшись явился к нему и не самому топать, непонятно с какой целью, а послать наряд, который и должен был, учитывая ошибку прошлого, умело арестовать ее.

Но листаем дальше. Королева попадает в затруднительное положение из-за подвесок и на авансцене появляется мадам Бонасье. Она предлагает королеве, (по первоначальному замыслу, имя д'Артаньяна всплывет позже) отправить мужа в Лондон за подвесками. Мадам Бонасье сообщает королеве:

“— Моего мужа дня два или три назад освободили. Я еще не успела повидаться с ним. Это простой, добрый человек, одинаково чуждый и ненависти и любви. Он сделает все, что я захочу. Он отправится в путь, не зная, что он везет, и он передаст письмо вашего величества, не зная, что оно от вашего величества, по адресу, который будет ему указан.”

Здесь она ошиблась. Муж находился на свободе вдвое дольше указанного ею времени... но это не так важно, мадам Бонасье всегда была невнимательна к мужу, могла и ошибиться, что подтверждает следующий абзац… “Почтенный галантерейщик сразу по прибытии домой уведомил жену о своем благополучном возвращении, и жена ответила поздравлением и сообщила, что воспользуется первой свободной минутой, которую ей удастся урвать от своих обязанностей, чтобы повидаться со своим супругом. Этой первой минуты пришлось дожидаться целых пять дней, что при других обстоятельствах показалось бы г-ну Бонасье слишком долгим сроком”

Но это не так важно, мадам Бонасье всегда была невнимательна к мужу, могла и ошибиться. Интересно здесь следующее, я ведь не зря процитировал два предыдущих абзаца, и чтобы понять к чему я клоню, нужно ещё и этот отрывок прочитать.

Она застала г-на Бонасье одного: бедняга с трудом наводил порядок в доме. Мебель оказалась почти вся поломанной, шкафы — почти пустыми: правосудие, по-видимому, не принадлежит к тем трем вещам, о которых царь Соломон говорит, что они не оставляют после себя следа.

То есть уже пять дней трактирщик дома, баклуши бьёт, а там по прежнему царит тот же беспорядок, который образовался в результате ареста господина Бонасье и неудавшейся попытки арестовать его супругу, мадам Бонасье. А чем же занимался трактирщик эти пять дней, если даже не удосужился хотя бы стулья расставить, мебель привести в надлежащий вид, с беспорядком разобраться. Ну, согласитесь, нереально. Как поверить такому течению событий? Конечно нет . Такой прижимистый и трясущийся над копейкой, и, соответственно, над своим хозяйством трактирщик, каким нам рисует господина Бонасье писатель Дюма не мог пять дней слоняться без дела по дому, и не навести порядок в доме. Давайте себя поставим на его место. Неужели мы развалимся на диване среди бардака в квартире, пока жена сплетничает на скамейке у подъезда с соседкой, включим телевизор и будем спокойно футбол смотреть? Нет, конечно. Засучим рукава и возьмём в руки швабру, а когда жена вернётся, пройдет по свежевымытому полу и глаза у нее загорятся от счастья.

Но вот мадам Бонасье наконец-то сообразила, что на мужа рассчитывать нечего, и появился шанс у д'Артаньяна завоевать сердце писаной красавицы, какою ему виделась мадам Бонасье. И он отправился в путь дорогу, прихватив с собою для верности и друзей, которые, так особо и не раздумывая, по принципу без меня меня женили, не думая и не гадая, оказались в дороге. И уже качаясь в седлах лошадей стали расспрашивать д'Артаньяна, куда едут и зачем. В жизни всякое бывает, могло и такое произойти, так что здесь придраться не к чему. Но вот что интересно, после назойливых расспросов, куда и зачем едем, д'Артаньян выдал друзьям вот такую фразу

“Прежде всего я и сам не знаю, какие указания должен дать вам. Я везу письмо. Вот и все. Я не могу снять три копии с этого письма, ибо оно запечатано”

Согласитесь немножко коробит слух. Допустим письмо не запечатано, и дальше что? Как это он представляет, снять копии в которые адресат поверит и не засомневается в том, что копия соответствует оригиналу? Семнадцатый век ведь. Мы и сегодня не только ксероксу, но даже в заверенную нотариусом бумагу не всегда готовы поверить, а что говорить о тексте переписанном от руки. Но лиха беда начала. Мушкетёры мчатся во весь опор, непонятно куда и непонятно зачем, как заверил остальных друзей д'Артаньян везут особо важное письмо. Но ведь эту работу мог выполнить обыкновенный посыльный с неприметным лицом без шума и пыли и письмо бы отвез и подвески бы вернул в и по дороге в город Лондон натыкаются на ловко расставленные ловушки кардиналом, начались боевые потери; первым принял удар на себя Портос.

“незнакомец предложил Портосу выпить за здоровье кардинала. Портос ответил, что готов это сделать, если Незнакомец, в свою очередь, выпьет за короля. Незнакомец воскликнул, что не знает другого короля, кроме его высокопреосвященства. Портос назвал его пьяницей. Незнакомец выхватил шпагу. — Вы допустили оплошность, — сказал Атос. — Но ничего не поделаешь: отступать сейчас уже нельзя. Убейте этого человека и как можно скорее нагоните нас” Вот так запросто можно было оставить друга? Я не согласен! Я так бы не поступил. А как же клич “Один за всех и все за одного?” К тому же, бой мог длиться от силы 15-20 минут, задержка небольшая, разве нельзя было подождать, или и вовсе - помочь. Это ведь не дуэль, когда бьются один на один, а остальные угрюмо созерцают, исполняя роль секундантов. Это бой с врагом, а в данном случае, все средства хороши, для того, чтобы избежать людских потерь и успешно продвигаться дальше. Но похудевший отряд мчится прочь от места, где Портос в поте лица сражается с противником. И мчится на встречу следующего препятствия в виде мнимых рабочих.

“ Тогда все эти люди отступили к канаве и вооружились спрятанными там мушкетами. Наши семеро путешественников были вынуждены буквально проехать сквозь строй. Арамис был ранен пулей в плечо, а у Мушкетона пуля засела в мясистой части тела, пониже поясницы.”

Здесь сразу возникает вопрос, а почему семеро а не шестеро. Значит они и слугу Портоса с собой забрали! Мало того, что сами не посчитали нужным помочь другу, хотя бы подождать пока Портос не расправится с незнакомцем, совершенно очевидно подосланным кардиналом. О том, что Портос победит никто не сомневается. Не сомневаюсь и я, но подождать-то можно было. Небольшая задержка не нарушила бы график, впереди ведь ещё гостиница, где мушкетеры планируют на ночь остановиться. Вот и легли бы на 15 минут позже. Эка беда! Ну друга не оставили бы.

Но не отвлекаемся, так как, впереди нас дожидается препятствие — Это засада, — сказал д'Артаньян. — Отстреливаться не будем! Вперед! Арамис, хотя и раненный, ухватился за гриву своего коня, который понесся вслед за остальными. Лошадь Мушкетона нагнала их и, без всадника, заняла свое место в ряду. — У нас будет запасной конь, — сказал Атос. — Я предпочел бы шляпу, — ответил д'Артаньян. — Мою собственную снесла пуля. Еще счастье, что письмо, которое я везу, не было запрятано в ней!

Цинизм этого диалога поражает. Гибнет человек, а д'Артаньян рассуждает о шляпе, и скорее всего он, о потере шляпы сообщает нам, читателям , а не своим друзьям. Друзья - то видят, что д'Артаньян без шляпы стоит, на кой ему им это говорить. Ну, а там пулей сбило шляпу или ветер унес непонятно, тут бабка надвое сказала. Скорее всего обыкновенное бахвальство молодого гасконца. Но цинизм продолжается вернее усиливается, от потери шляпы мушкетеры переходят к обсуждению возможной потери своего друга Портоса. — Все это так, — заметил Арамис, — но они убьют беднягу Портоса, когда он будет проезжать мимо. — Если бы Портос был на ногах, он успел бы уже нас нагнать, — сказал Атос. — Я думаю, что, став в позицию, пьяница протрезвился. То-есть рассматривается вариант смерти друга без сожаления и угрызения совести. И Арамис говорит об этом очень спокойно, как сказал бы следующую фразу: “Я думаю, что мы не успеем сегодня вечером купить пива, а жаль”, но нет, в данном случае волнений было бы куда больше.

Доехав до следующего пункта совсем занемог раненый Арамис “Но в Кревкере Арамис сказал, что не в силах двигаться дальше… ...С каждой минутой он все больше бледнел, и его приходилось поддерживать в седле. Его ссадили у входа в какой-то кабачок и оставили при нем Базена, который при вооруженных стычках скорее был помехой, чем подмогой. Затем они снова двинулись дальше, надеясь заночевать в Амьене.”

Заметьте, слугу Базена оставили не для помощи раненому Арамису, а по той простой причине, что он “при вооруженных стычках скорее был помехой, чем подмогой.” Опять тот же цинизм.

Теперь остались Атос с д'Артаньяном и со своими слугами. Но на следующей стоянке... “Входя в комнату и ничего не подозревая, Атос вынул два пистоля и подал их хозяину. Трактирщик сидел за конторкой, один из ящиков которой был выдвинут. Он взял монеты и, повертев их в руках, вдруг закричал, что монеты фальшивые и что он немедленно велит арестовать Атоса и его товарищей как фальшивомонетчиков. — Мерзавец! — воскликнул Атос, наступая на него. — Я тебе уши отрежу!

В ту же минуту четверо вооруженных до зубов мужчин ворвались через боковые двери и бросились на Атоса. — Я в ловушке! — закричал Атос во всю силу своих легких. — Скачи, д'Артаньян! Пришпоривай! — И он дважды выстрелил из пистолета. Д'Артаньян и Планше не заставили себя уговаривать. Отвязав коней, ожидавших у входа, они вскочили на них и, дав шпоры, карьером понеслись по дороге.

Здесь уже можно воскликнуть:”Слов нет, одни междометия!” А куда делся пресловутый лозунг :” Один за всех и все за одного!” когда д'Артаньян не раздумывая оставляет Атоса одного против четырех головорезов и улепетывает подальше от места неравного боя.

Как вы помните д'Артаньян добрался таки до Ла-Манша, не имея представления, как перебраться в Англию, и приуныл, когда краем уха услышал о том, что кардинал запретил всем лодкам без особого разрешения выходить в море. На его счастье рядом с ним оказался граф д'Варда посланный кардиналом в Англию, у которого имелось разрешение. Д'Артаньян сблизился с ним и по надуманной поводу навязал графу д'Варда бой и, как я понимаю убил его...

“— А этот за меня! Последний, на закуску! — в бешенстве крикнул д'Артаньян, пригвоздив его к земле четвертым ударом в живот. На этот раз дворянин закрыл глаза и потерял сознание. Нащупав карман, в котором приезжий спрятал разрешение на выезд, д'Артаньян взял его себе. Разрешение было выписано на имя графа де Варда…. “Наступала ночь. Раненый и его слуга, связанный по рукам и ногам, находились в кустах в стороне от дороги, и было очевидно, что они останутся там до утра.

Как мы видим граф д'Варда получил смертельное ранение: ”в бешенстве крикнул д'Артаньян, пригвоздив его к земле четвертым ударом в живот. “ К тому же “было очевидно, что они (граф д'Вард и привязанный к дереву слуга) останутся там до утра.” То есть остаться в живых у графа д'Варда нет абсолютно никаких шансов, хотя бы потому, что он за ночь истечет кровью. Казалось бы это понятно любому здравомыслящему человеку, но мы ещё встретимся с графом д'Варда на последующих страницах, он предстанет перед нами живым и целехоньким. Д'Артаньян ещё раз вспомнит об этом поединке в разговоре с господином д'Тревилем, в этом случае он более эффектно и убедительно опишет свою победу над д'Вардом — “ и пригвоздив графа де Варда к дороге, ведущей в Кале, словно бабочку к обоям.” Обратите внимание на фразу”словно бабочку к обоям.”

Исходя из того, что у Дюма нередко намертво сраженные воскресают можно сделать вывод, что он слабо разбирался в медицине, или игнорировал последние её достижения, скорее всего отсутствие медицинских достижений в XVII веке, во всяком случае разбирался гораздо хуже меня.

Но пока мы размышляем о судьбе графа д'Варда, д'Артаньян по подложной справке переправился через Ла-Манш, встретился с герцогом и передал ему письмо. Герцог прочитал письмо и понял какая опасность грозит королеве Франции, решил не растягивая передать подвески д'Артаньяну, и мы уже видим двух страстных мужчин во дворце герцога, в небольшой комнате, где хранятся подвески. Герцог достав подвески с ужасом замечает, что срезаны две... — Подождите! Подождите! — воскликнул герцог. — Я надевал их всего один раз, это было неделю тому назад, на королевском балу в Виндзоре.

Вспоминает, что рядом с ним на том балу вертелась миледи , стало очевидным, что это её рук дело. Он оперативно вызывает ювелира, который обещает за три дня восстановить пропавшие подвески.

А что миледи? Отметим для себя, что уже прошла целая неделя, как ей удалось незаметно срезать две подвески. Вдруг оказывается, что у нее нет денег на обратную дорогу. И она, очевидно в тот же день, отправляет письмо в Париж следующего содержания: «Я достала их. Не могу выехать из Лондона, потому что у меня не хватит денег. Вышлите мне пятьсот пистолей, и, получив их, я через четыре или пять дней буду в Париже».

То есть какая- то сумма у нее есть, “потому что у меня не хватит денег.” но недостаточно, чтобы оплатить весь переезд через Ла- Манш. Ещё до распада СССР, работая чиновником в лабиринтах советской власти, мне часто приходилось выезжать в командировки в Москву и в другие города на всесоюзные и другие всепланетные совещания по различному поводу и за время своей долгой карьеры мне ни разу не встретился случай, когда какой либо коллега приехавший в командировку, вдруг спохватившись, отправлял бы телеграмму в родной город с просьбой ему денег выслать, так как он, видите ли, забыл взять с собой на обратную дорогу. Но всё бывает, будем считать, что так и произошло, рассеянные люди, как видим, и в 17 веке случались, но пятьсот пистолей, не многовато ли просит миледи? Вспомним, когда д'Артаньян сообщил д'Тревилю, о необходимости отправиться в Лондон, тот спросил его: Да, подождите! — крикнул де Тревиль, останавливая д'Артаньяна. Д'Артаньян вернулся. — Деньги у вас есть? Д'Артаньян щелкнул пальцем по сумке с монетами, которая была у него в кармане. — Достаточно? — спросил де Тревиль. — Триста пистолей. — Отлично. С этим можно добраться на край света.

Д'Тревиль не знал, что эту сумму д'Артаньян ещё и между мушкетёрами планирует разделить. Так что ему хватило 75 пистолей, чтобы въехать в Лондон и, я так понимаю, планировал вернуться обратно. Если этой суммы оказалось достаточным д'Артаньяну, чтобы пропутешествовать, то миледи запросила на тот же путь, в десятки раз большую сумму. Аппетиты у неё, конечно” хорошие, но как согласился с завышенной в энное количество раз суммой кардинал? Я надеюсь, что реальная стоимость переезда через Ла Манш должна быть хорошо известна его высочество кардиналу, и миледи, по идее, завышая цену в несколько раз, не могла так рисковать своей карьерой… Может быть он мешочки с золотом щедро доставал не из своего кармана, то тогда другое дело. Кстати, о пистолях. Пистоли, это название испанской валюты. Зачем нужно на англо-французской границе расплачиваться испанскими бумажками, лично мне непонятно. И нет в романе никакого объяснения для таких тупоголовых, как я. Здесь появляются несколько “но” и одно “но” важнее другого. Целое нагромождение “но” в этом отрывке. А теперь по порядку. В 17 веке, если мы и обнаруживаем первые признаки организации почтовых перевозок, то во всяком случае не между воюющими сторонами, коими являлись Франция и Англия. А потому миледи могла своё письмо-просьбу кардиналу отослать лишь используя посыльного, которому надо было за дорогу заплатить. Плюс вознаграждение за оказанную услугу. Рабы, которые могли бы выполнять указания миледи бесплатно, в те годы, как мы знаем, остались только в воспоминаниях, да и кто бы доверил рабу такую сумму. Но если у миледи образовалась возможность каким-то образом отправить письмо, она с таким же успехом могла бы отправить вместо письма подвески или сама на эти деньги добраться до Франции и дело с концом. И ещё одно “но”, допустим существовала подобная служба. В таком случае вездесущие ищейки его величества Бекингема, принимая во внимание враждебное отношение соседнего государства, обязательно зачитали бы до дыр послание кардиналу и никогда бы не пропустили бы это письмо. Более того, в эту же ночь арестовали бы отправителя письма и в тюремных застенках стали бы допытываться, с какой целью ей необходимо поспешно вернуться во Францию и, самое главное, что кроется под предложением “Я достала их”. В те времена с заключенными, с лицами представляющими опасность стране не особо церемонились, и миледи, как только оказалась бы за решёткой и, увидев здоровенного бугая с кровавыми глазами, то ли зверя, то ли человека с плеткой из буйволиной кожи в волосатых руках, тут же бы и выложила всю правду-матку вместе с подвесками на стол. А то что получается: миледи отправила нарочного с письмом, заплатив за дорогу. Кардинал возвращает нарочного с пятисот пистолями, опять заплатив за дорогу. Расходы, неоправданные расходы. Здесь налицо не только лишняя трата денег, но и, что не менее важно, времени. Вот о времени необходимого для переезда давайте и поговорим сейчас. Миледи, при ситуации когда подвески нужно срочно доставить, запросила пять дней. Получив послание миледи, кардинал начинает подсчитывать, определять самый удобный день для проведения бала на котором королеве указано предстать перед знатью приближенной к королевскому двору с подвесками на груди. “Ришелье посчитал по пальцам и мысленно сказал себе:«Она пишет, что приедет через четыре или пять дней после получения денег. Дней пять пройдет, пока деньги прибудут в Лондон, и дней пять — пока она приедет сюда. Всего, значит, десять дней. Нужно принять в расчет противный ветер, всякие досадные случайности и недомогания. Предположим, двенадцать дней…”

А д'Артаньяну удалось, как это понятно из нижеследующего текста, добраться до Франции за сутки:

“На третий день к одиннадцати часам утра подвески были готовы и подделаны так изумительно, так необычайно схоже, что герцог сам не мог отличить старых от новых, и даже люди самые сведущие в подобных вещах оказались бы так же бессильны, как и он”

После одиннадцати этого дня Бекингем приглашает к себе д'Артаньяна, отдает подвески и.. “... — Отправляйтесь в порт, ( говорит д'Артаньяну Бекингем) спросите бриг «Зунд», передайте капитану это письмо. Он отвезет вас в маленькую французскую гавань, где обыкновенно, кроме рыбачьих судов, никто не пристает. ...На следующее утро, около девяти часов, бриг бросил якорь в Сен-Валери”

То есть меньше суток понадобилось д'Артаньяну, чтобы добраться до Франции. Зачем нужны были миледи дополнительные четыре дня, чтобы “срочно” доставить подвески в Париж непонятно. Опять же зачем тащиться миледи из- за двух подвесок во Францию, если у неё есть более серьёзная задача следить за герцогом и тут же сигнализировать кардиналу, когда тот покинет Лондон. Хотя насколько будет актуальным информация не первой свежести, непонятно, ведь и это сообщение нужно будет посредством гонца отсылать. И следующее. Зачем нужны выкраденные подвески кардиналу? Если на груди королевы во время бала будут отсутствовать две подвески, разве этого недостаточно? Какая разница, где находятся украденные. В Лондоне или в Париже? И как доказать, что подвески выкрадены не в Париже из покоев королевы, а в Лондоне. Ведь при наличии своих людей в окружении королевы кардиналу совершить кражу в самом Париже совсем не сложно было. Конечно велико желание кардинала их заполучить, чтобы при случае козырнуть, продемонстрировать их королю, в качестве доказательства. Опять же доказательства чего. Неверности? Но тот же кардинал, полемизируя с королем, постоянно настаивает на верности королевы своему долгу. Помните этот отрывок? “— Нет! Клянусь, нет! (говорит король) Чтобы в заговоре с госпожой де Шеврез, госпожой де Лонгвиль и всеми Конде посягнуть на мою честь! — Ваше величество, (отвечает кардинал) как можете вы допустить такую мысль! Королева так благоразумна, а главное — так любит ваше величество. — Женщина слаба, господин кардинал. Что же касается большой любви, то у меня свое мнение на этот счет. — Тем не менее, — сказал кардинал, — я утверждаю, что герцог приезжал в Париж с целями чисто политическими. — А я уверен, что с совершенно другими целями. Но если королева виновата, то горе ей!”

Тогда зачем нужна была вся эта канитель с подвесками, что хотел доказать кардинал? Непонятно. И последнее. Подвески ведь ручная работа, разве не понимает кардинал, что герцог тут же велит изготовить две точные копии. Что и произошло в дальнейшем повествовании романа.

Вопросы, вопросы, вопросы...

Но прощаясь с д'Артаньяном герцог Бекингэм пожелал отблагодарить молодого человека и что из этого вышло. — А теперь, — произнес герцог, в упор глядя на молодого человека, — как мне хоть когда-нибудь расквитаться с вами? Д'Артаньян вспыхнул до корней волос. Он понял, что герцог ищет способа заставить его что-нибудь принять от него в подарок, и мысль о том, что за кровь его и его товарищей ему будет заплачено английским золотом, вызвала в нем глубокое отвращение.

Не буду цитировать с какой гордостью мотивировал свой отказ, гордый гасконец, поверьте на слово, звучит эффектно. Но что дальше происходит герцог предлагает свои тайные каналы, чтобы уже во Франции Д'Артаньян мог беспрепятственно добраться до Парижа, то есть не по той дороге, где остались его друзья. А он просто обязан был возвращаться тем же путем, чтобы поскорее узнать, что с друзьями сталось и при случае помочь им. И он должен был отблагодарить герцога со словами, что вернется в Париж уже знакомой ему дорогой, на которой его ждут друзья. Но ничего подобного не произошло. Д'Артаньян с радостью хватается за предложение герцога, и мчится в Париж напрочь позабыв о своих друзьях. Более того, по дороге герцог избавил Д-а от всех дорожных затрат... — В Невшателе зайдите в трактир «Золотой Серп», передайте хозяину пароль, и вы найдете, как и здесь, оседланную лошадь. — Сколько я вам должен? — спросил д'Артаньян. — За все заплачено, — сказал хозяин, — и заплачено щедро. Поезжайте, и да хранит вас бог!

А где же хваленая гордость гасконца? Но он не отказывается он и от дорогих подарков; отборных лошадей для каждого мушкетёра, предложенных ему герцогом. Забегая вперед отмечу, что мушкетёры, все четверо, не долго думая, продали подаренных лошадей, положив в карман солидную сумму. Так вот вопрос и к Д'Артаньяну и к Дюма. Герцог ведь сразу предлагал деньги, почему отказался Д'Артаньян. В том то и дело, и мне непонятно. Здесь вспоминается персонаж из Гоголя, который брал взятки только борзыми щенками. На берегу Ла-Манша Дюма добавил немного интриги, сообщая нам о том, что Д'Артаньян заметил когда...

“Бриг «Зунд» проскользнул почти вплотную мимо одного из них, (Речь идёт о кораблях) и д'Артаньяну вдруг показалось, что перед ним мелькнула дама из Менга”

Да не могла миледи оказаться на берегу, не могла, так как ей ещё денег ждать, дня полтора-два не меньше.

А в этом эпизоде, прости меня господи, но вещи нужно называть своими именами и я последую этому совету, герцог Бекингем показал себя полным профаном. А ведь он по сути являлся главнокомандующим всей английской армиеи, то есть военным человеком до мозга костей.

Ещё можно понять его общение с Д'Артаньяном, когда речь идёт о его любимой женщине, которой вызвался помочь простой гвардеец. Но тем не менее Д'Артаньян остается солдатом французской армии и не скрывает своего враждебного отношения к Англии в целом и на поле боя будет сражаться с англичанами на полную катушку. И что делает Бекингем? Он раскрывает врагу тайные явки на французской территории. Явки которые нарабатывались английскими службами, быть может годами, понятно, не с целью помочь Д'Артаньяну добраться до Парижа, у них были поважнее задачи. Ведь если ружьё висит… Где гарантия, что Д'Артаньян вернувшись в Париж тут же не сообщит де Тревилю адреса этих точек и в этот же день все владельцы трактиров работающие на Англию не будут скручены и водворены в Бастилию. А Д'Артаньян ещё более возвысится и в глазах короля и, что не менее важно, в глазах кардинала.

Наконец-то д'Артаньян ступил на французскую землю и помчался на всех парах в Париж. Думалось, в первую очередь он займётся поиском своих друзей, благодаря которым ему удалось преодолеть все заслоны, ловушки расставленные по пути их следования кардиналом и привести подвески в Париж. Но нет, он отправился к д'Тревилю доложить, что он жив и здоров чего желает и своему покровителю земляку-гасконцу. “Господин де Тревиль встретил его так, словно расстался с ним сегодня утром. Только пожав его руку несколько сильнее обычного, он сообщил молодому гвардейцу, что рота г-на Дезэссара несет караул в Лувре и что он может отправиться на свой пост.”

Странно , поговорили они от том, о сём, но и словом не обмолвились о судьбе остальных членов небезизвестной четвёрки. А д'Тревиль, как я понимаю, в первую очередь должен был бы спросить, - “Ты жив и здоров, это хорошо, я рад за тебя, а где мои мушкетёры, Атос, Портос и Арамис? Что о них известно, где они? Но ничего подобного не произошло.

Затем д'Артаньян, каким-то образом, сообщил мадам Бонасье, что он вместе с драгоценностями находится у привратника Жермена, (должен признаться, что, я впервые встречаюсь с этим именем. До сих пор это никогда мы не слышали ни от д'Артаньяна,ни от других героев романа этого имени. Словно бы он появляется на этих страницах с одной лишь целью: организовать передачу подвесок д'Артаньяном госпоже Бонасье, а затем без объяснения причины исчезнуть навсегда) Тот час же примчалась супруга трактирщика, чтобы, как можно скорее передать подвески королеве. Об этом Дюма пишет как-то туманно, неопределенно, очевидно желая немного подержать любопытного читателя в состоянии неизвестности. “Накануне они лишь мельком виделись у привратника Жермена, куда д'Артаньян вызвал ее. Молодая женщина так спешила передать королеве радостную весть о благополучном возвращении ее гонца, что влюбленные едва успели обменяться несколькими словами”

Мне видится, как окрыленный удачной встречей с дамой своего сердца, д'Артаньян, на крыльях любви возвращается к себе. Все вокруг цветет, благоухает, и он, не обращая внимания на прохожих, радуется жизни, не скрывая своих чувств. Глаза огнем горят, весь сияет, шагает широко, задевая прохожих, сбивая своими здоровенными сапогами цветы и кустарники по дороге. Он находится на седьмом небе от счастья и улыбка не сходит с лица юного героя. Он со всеми шутит, балагурит, заливисто смеётся, его всего распирает от нахлынувшего счастья. И не задумывается о том, где друзья его. К чему тогда этот пресловутый лозунг “Один за всех и все за одного!” Ведь самое время бы вспомнить о друзьях. Призадуматься, может быть они в беде, может быть именно в эту минуту им нужна помощь. Мы помним в каком положении он оставил их: двое приняли неравный бой, а третий тяжело раненый застрял в пути в дороге и непонятно что с ним. Посудите сами: с д'Тревилем встретился, доложил, отчитался, подвески передал, с мадам Бонасье успел перекинуться несколькими словами и она дала понять, что он может рассчитывать в скором времени на её благосклонное отношение. Чего же ещё? И теперь только мысль о друзьях должна и теребить его душу, но этого не происходит

Он и на следующий день не вспоминает друзей, а с утра пораньше вертится у дворца, где намечено проведение бала, в ожидании награды, теперь уже от королевы и получает её..

“Поэтому д'Артаньян последовал за г-жой Бонасье, движимый двумя чувствами — любовью и любопытством. И вдруг чья-то рука, восхитительной белизны и формы, просунулась сквозь драпировку. Д'Артаньян понял, что то была его награда; он упал на колени, схватил эту руку и почтительно прикоснулся к ней губами. Потом рука исчезла, оставив на его ладони какой-то предмет, в котором он узнал перстень”

Ну вот ещё одна напасть, королева на те же грабли наступает. Узнает ведь кардинал, кому она подарила драгоценный перстень, потребует, теперь чтобы на следующем балу на её прелестной ручке красовался именно этот перстень. А так как в скором времени Д его продаст, то ищи свищи ветра в поле и десять Бекингемов не смогут помочь. Только что она чудом избежала позора отдав в подарок постороннему мужчине дорогое изделие из личной королевской коллекции и опять туда же. Но здесь ещё и другое, прознает король, что королева, непонятно чем руководствуясь, подарила перстень простому мушкетёру. То, сами понимаете, воображение короля занесёт его не туда куда надо, и полетят две неповинные головы: королевы Анны Австрийской и господина д'Артаньяна, ведь хвастливый мушкетёр не в силах удержаться от рассказов, друзьям и сослуживцам природы появления на своём пальце поистине королевского подарка, что на самом деле и происходит. Но и на этот раз, так скажем, королеве повезло. д'Артаньян успел избавится от перстня, положив в карман солидную пачку денег - восемьсот пистолей. Кто его знает с какой целью выкупил перстень королевы командир гвардейской роты господин Дезэссар… не для того ли, чтобы при удобном случае интриговать её с намерением заполучить особые привилегии. Получилось бы интересное развитие в романе, жаль Дюма это не заметил.

Между тем роман д'Артаньяна с госпожой Бонасье набирает обороты, он получает от неё письмо с загадочным, интригующим текстом.

«Вас хотят горячо поблагодарить от своего имени, а также от имени другого лица. Будьте сегодня в десять часов вечера в Сен-Клу, против павильона, примыкающего к дому г-на д'Эстре.

К. Б.”

Проходят ещё одни сутки, и в течение дня, он то зубоскалит с господином Бонасье, то предается золотым грезам, мысленно лаская супругу галантерейщика, то дает поручения своему слуге, и подшучивает над ним, но о друзьях не вспоминает. А как же их призыв, клич, лозунг, образ жизни наконец! “Один за всех и все за одного?”

Самое ужасное, я не побоюсь употребить это слово, кроется в том, что когда трактирщик прямо напоминает д'Артаньяну о его друзьях:

Ну, а вы, — продолжал г-н Бонасье самым простодушным тоном, — где это вы пропадали последние несколько дней? Я не видел ни вас, ни ваших друзей, и надо полагать, что вся та пыль, которую Планше счищал вчера с ваших сапог, собрана не на парижской мостовой.

— Вы правы, милейший господин Бонасье: мы с друзьями совершили небольшое путешествие.

— И далеко?

— О нет, за каких-нибудь сорок лье. Мы проводили господина Атоса на воды в Форж, где друзья мои и остались.

И даже после такого напоминания, он опять не возвращается в своих мыслях к друзьям. И здесь не дрогнуло сердце молодого повесы, не задумался он о том, что, быть может, во имя его прихоти, выслужиться перед замужней женщиной, они сложили головы , и никого из них сейчас нет в живых. Наконец, устав слоняться из угла в угол он вновь отправляется к господину д'Тревилю. (Странно, на протяжении всей книги он общается со своим земляком, и всего лишь раз, в тот день, когда его перевели в мушкетёры с непосредственным командиром, зятем д'Тревиля господином Дезэссара). И снова разговор ни о чем. В частности д'Артаньян показывает д'Тревилю перстень подаренный королевой. На что д'Тревиль советует д'Артаньяну продать его и объясняет почему. — Послушайте, — сказал г-н де Тревиль, — дать вам совет, добрый совет, совет друга? — Вы окажете мне этим честь, сударь, — ответил д'Артаньян. — Так вот, ступайте к первому попавшемуся золотых дел мастеру и продайте этот алмаз за любую цену, которую он вам предложит. Каким бы скрягой он ни оказался, вы все-таки получите за него не менее восьмисот пистолей. У пистолей, молодой человек, нет имени, а у этого перстня есть имя, страшное имя, которое может погубить того, кто носит его на пальце. — Продать этот перстень! Перстень, подаренный мне моей государыней! Никогда! — вскричал д'Артаньян. И как мы видим д'Артаньян хозяин своего слова. В смысле захотел - дал, захотел - взял. Потому как, только представилась такая возможность он ею и воспользовался: ” воспользовавшись удобным случаем, попросил Дезэссара, чтобы тот велел оценить алмаз, и отдал ему перстень, прося обратить его в деньги. На следующий день, в восемь часов утра, лакей Дезэссара явился к д'Артаньяну и вручил ему мешок с золотом, в котором было семь тысяч ливров. Это была цена алмаза королевы.”

А беседа с д'Тревилем, не зацикливаясь на перстне, продолжается и неожиданно “отец мушкетёров” спрашивает у д'Артаньяна — Кстати, — продолжал г-н д'Тревиль, — куда девались ваши три спутника? (Обратите внимание “не мои мушкетёры, а ваши три спутника) — Я как раз собирался спросить, не получали ли вы каких-либо сведений о них. — Никаких. — Ну, а я оставил их в пути: Портоса — в Шантильи с дуэлью на носу, Арамиса — в Кревкере с пулей в плече и Атоса — в Амьене с нависшим над ним обвинением в сбыте фальшивых денег.

И здесь до господина д'Тревиля наконец-то доходит, что не мешало бы поинтересоваться, где находятся пропавшие мушкетёры, и живы ли они. И пытается эдак тактично напомнить д'Артаньяну о его долге перед друзьями , а по сути прямо указывает, чем сейчас нужно бы заняться будущему мушкетёру: — Пока его высокопреосвященство стал бы искать меня в Париже, (говорит Т) я снова отправился бы в Пикардию, потихоньку, без огласки, и разузнал бы, что сталось с моими тремя спутниками. Право, они заслужили этот небольшой знак внимания с вашей стороны.

Но вместо того чтобы согласиться с д'Тревилем и ответить, примерно вот так, - “да вы правы, какая же я неблагодарная свинья, уже четвертый день болтаюсь в городе и на разу не вспомнил о судьбе своих друзей. Он отвечает:

— Совет хорош, сударь, и завтра я поеду. — Завтра! А почему не сегодня же вечером? — Сегодня меня задерживает в Париже неотложное дело.

Сказать, что д'Артаньян и вовсе не вспоминает своих друзей будет не совсем неверно. После неудавшегося свидания с мадам Бонасье, когда он понял, что вряд ли ему самому удасться отыскать следы своей возлюбленной…

— О, если б мои друзья были со мною! — вскричал он. — У меня, по крайней мере, была бы хоть какая-нибудь надежда найти ее. Но кто знает, что сталось с ними самими!

Вспомнил, как мы видим, потому, что ему самому туго стало, вспомнил, подобно отъявленному эгоисту, который вспоминает своих друзей, когда нуждается в их помощи, но всего лишь по этой причине, не более. Да и он сам не скрывает этого. На следующий день д'Артаньян, очевидно желая выполнить обещание данное д'Тревилю решил таки уделить время своим друзьям “Он по очереди обошел квартиры Атоса, Портоса и Арамиса. Ни один из них не возвратился. Их слуги также отсутствовали, и ни о тех, ни о других не было никаких известий.”

А разве нельзя было пробежаться по квартирам в первый же день, после того как подвески были переданы госпоже Бонасье? Разве так должны друзья поступать друзья, у которых, повторяюсь, лозунгом являются слова “Один за всех и все за одного!” А впрочем и сам д'Артаньян не скрывает своего эгоистического отношения к остальным членам четверки.

— Наконец-то! — воскликнул д'Артаньян. — Значит, они помнят обо мне в часы развлечения, как я помню о них в часы уныния!”

Отсюда становится понятным, что лозунг или клич “Один за всех и все за одного” повис в воздухе остался на бумаге и не стал образом жизни для мушетёров, во всяком случае для д'Артаньяна. И эти разговоры об истинной бескорыстной и с другими хорошими прилагательными дружбе между членами четверки не соответствует реальности, является мифом, так усердно насаждаемым автором.

— Да-да, конечно, — отвечал д'Артаньян, который ни когда не мог вбить себе в голову даже начатков латыни и своим невежеством приводил в отчаяние учителя.

Д'Артаньян и Атос сели на лошадей Планше и Гримо, а слуги отправились пешком, неся седла на голове.

Как ни плохи были лошади, все же господа быстро обогнали своих лакеев и первыми прибыли в Кревкер. (94)

Еще бы! — сказал Планше. — Да ведь это бедняга Любен, лакей графа де Варда, того самого, которого вы так славно отделали месяц назад в Кале, по дороге к начальнику порта.

— Если так, подойди и побеседуй с ним, — сказал д'Артаньян, — и в разговоре выведай у него, умер ли его господин.

Д'Артаньян распечатал письмо и прочел следующие слова:

«Особа, интересующаяся вами более, чем может это высказать, хотела бы знать, когда вы будете в состоянии совершить прогулку в лес. Завтра в гостинице „Золотое Поле“ лакей в черно-красной ливрее будет ждать вашего ответа».

— Эй, Планше, как поживает господин де Вард? Судя по всему, он еще не умер?

— Нет, сударь, он чувствует себя хорошо, насколько это возможно при четырех ранах.

— Теперь скажите мне, кто вы? — спросил англичанин.

— Я д'Артаньян, гасконский дворянин, гвардеец роты господина Дезэссара. А вы?

— Я лорд Винтер, барон Шеффилд.

— Отлично! Я — ваш покорный слуга, господин барон, — сказал д'Артаньян, — хотя у вас очень трудное имя.

Англичане, люди самого высокого происхождения, не только удивились, но и встревожились, услышав странные имена своих противников.

— Это ничего не говорит нам, — сказал лорд Винтер, когда трое друзей назвали себя. — Мы все-таки не знаем, кто вы, и не станем драться с людьми, носящими подобные имена. Это имена каких-то пастухов.

— Как вы, наверное, и сами догадываетесь, милорд, это вымышленные имена, — сказал Атос.

— А это внушает нам еще большее желание узнать настоящие, — ответил англичанин.

— Однако вы играли с нами, не зная наших имен, — заметил Атос, — и даже выиграли у нас двух лошадей.

— Вы правы, но тогда мы рисковали только деньгами, на этот раз мы рискуем жизнью: играть можно со всяким, драться — только с равным.

— Это справедливо, — сказал Атос, и, отозвав в сторону того из четырех англичан, с которым ему предстояло драться, он шепотом назвал ему свое имя.

Портос и Арамис сделали то же.

— Удовлетворены ли вы, — спросил Атос своего противника, — и считаете ли вы меня достаточно знатным, что бы оказать мне честь скрестить со мной шпагу?

— Да, сударь, — с поклоном ответил англичанин.

— Вы готовы, господа? — спросил Атос, обращаясь одновременно и к товарищам и к противникам.

— Да, — разом ответили англичане и французы.

— В таком случае, начнем!

И в тот же миг восемь шпаг блеснули в лучах заходящего солнца: поединок начался с ожесточением, вполне естественным для людей, являвшихся вдвойне врагами.

Атос первый убил своего противника; он нанес ему лишь один удар, но, как он и предупреждал, этот удар оказался смертельным: шпага пронзила сердце.

— А теперь, мой юный друг, — ибо я надеюсь, что вы позволите мне называть вас другом, — сказал лорд Винтер, — если вам угодно, я сегодня же вечером представлю вас моей сестре, леди Кларик.

Леди Кларик сдержанно приняла д'Артаньяна. Ее особняк отличался пышностью; несмотря на то что большинство англичан, гонимых войной, уехали из Франции или были накануне отъезда, миледи только что затратила большие суммы на отделку дома, и это доказывало, что общее распоряжение о высылке англичан не коснулось ее.

Молодой человек убежал, а она все еще грозила ему бессильным жестом. В ту минуту, когда он скрылся из виду, миледи упала без чувств.

Д'Артаньян был так потрясен, что, не задумываясь о дальнейшей участи Кэтти, пробежал пол-Парижа и остановился лишь у дверей Атоса. Душевное расстройство, подгонявший его ужас, крики патрульных, кое-где пустившихся за ним вдогонку, гиканье редких прохожих, которые, несмотря на ранний час, уже шли по своим делам, — все это только ускорило его бег.

— Тогда заложите его, и вы, бесспорно, получите около тысячи экю. Этой суммы с избытком хватит на ваши надобности, а потом из первых же полученных денег вы выкупите его, и оно вернется к вам очищенным от прежних пятен, потому что пройдет через руки ростовщиков.

Атос улыбнулся.

— Вы чудесный товарищ, милый д'Артаньян, — сказал он. — Своей неизменной веселостью вы поднимаете дух у тех несчастных, которые впали в уныние. Идет! Давайте заложим это кольцо, но с одним условием.

— С каким?

— Пятьсот экю берете вы, пятьсот — я.

Как и предвидел наш гасконец, они без всяких затруднений получили триста пистолей под залог кольца. Более того, ростовщик объявил, что, если они пожелают продать ему кольцо в собственность, он готов дать за него до пятисот пистолей, так как оно изумительно подходит к имеющимся у него серьгам

Наконец-то д'Артаньян нехотя (здесь я употребил слово”нехотя”, так как надеюсь, сумел убедить в этом читателя) отправился вместе с со своим слугой Планше на поиски мушкетёров. Прибыли в Шантильи, где в своё время оставили Портоса и подъехали к гостинице Гран-Сен-Мартен. Может быть и правильно поступил д'Артаньян, начав с хозяином разговор издалека, кто его знает, не поведет ли себя агрессивно хозяин узнав, что это тот самый мушкетер, который в свое время ушел невредимым от них, но в процессе беседы с ним д'Артаньян убедился, что та мимолетная встреча с мушкетёрами не оставила глубокого следа, и, когда хозяину гостиницы показалось лицо д'Артаньяна знакомым, он уже смело, не напрягаясь, ответил

“— Еще бы! Я чуть не десять раз проезжал Шантильи и из этих десяти раз по крайней мере три или четыре раза останавливался у вас. Постойте… да я был здесь всего дней десять или двенадцать тому назад. Я провожал своих приятелей, мушкетеров, и, если хотите, могу напомнить вам, что один из них повздорил с каким-то незнакомцем, с человеком, который задел его первый.”

Как вы не могли не заметить, что д'Артаньян откровенно лжет. Я вообще против всякой лжи, но когда человек лжет с намерением получить от этого некую выгоду, я ещё могу его понять. Не оправдать, нет, только понять. Но когда он лжет без намерения получить определенные блага. Ложь, от которой, ему не холодно и не жарко. За просто так. Не могу ни понять и ни оправдать. Зачем в данном случае д'Артаньян лжет, придумывает неоднократные посещения этой гостиницы, когда мог бы на реплику хозяина либо не среагировать, либо сказать, как есть, то-есть правду. Что-бы от этого изменилось? Ровным счётом ничего. Тем более, что чуть ли не на каждой странице мы только и читаем “слово дворянина, да честь дворянина.” Лжет по черному, да простят меня цыгане, и как цыган клянётся.

Далее мы натыкаемся на не менее интересный эпизод. К тому времени д'Артаньян уже встретился со своими приятелями и выяснилось, что лошади подаренные мушкетёрам врагом французов графом Бекингемом благополучно сплавлены ” проиграны, проданы и т.д. Узнав об этом, д'Артаньян простодушно вздыхая признается.

“— Откровенно говоря, да, — ответил д'Артаньян. — По этим лошадям нас должны были узнать в день сражения.”

Давайте теперь разбираться. Как вы себе это представляете? Я не из числа любителей лошадей и в них не особо разбираюсь. Для меня они все одной масти, одного роста и так далее, и тем не менее. Вот поле боя, ополчились друг против друга две враждующие стороны, а у каждой пушки, пехота, конница и прочее. Нам известно, что во времена описываемых событий шла прямая лобовая атака, кто кого. Понятно, дым, слякоть, визги. И как, скажите мне английские воины должны отличать седоков, вальяжно расположившихся на спинах английских лошадей? Они что, получили такое указание? Им розданы фотографии этих лошадей? Допустим узнали лошадь, на которой гарцует и проворно валит одного за другим английских солдат мушкетёр Портос. Каковы должны быть их дальнейшие действия, согласно указания спущенного сверху? Вежливо представиться мушкетёру, но это сделать скрытно, чтобы кардинал или его сателлиты не заметили и не посчитали мушкетёра продавшимся врагу. Ну там, глазом моргнуть, или что ещё в этом роде. И вежливо взяв за узды лошадь вывести её из поля боя вместе с всадником и прямиком поближе к кухне где шашлыки вот- вот готовы будут, а на столах выставлены, быть может, шотландские вина и, наверняка, армянские коньяки? Хотя вроде бы и вина французские неплохие и коньяк отборный, но вы забываете одно но: это напиток врага и его могут пить только безнравственные англичане, женщины, шпионы и другие неблагородные члены высшего общества. Кстати, работая над эссе я сообразил, почему в годы II- Мировой войны Премьер-министр Англии Уинстон Черчилль просил Иосифа Сталина снабжать его армянским коньяком. Не потому, что он особо пристрастился к армянскому коньяку, а потому, что он терпеть не мог всё французское во всех его проявлениях и показательно отвергал французский коньяк. Отвлекся, извините.

Ну вот уважаемый читатель, как прикажете понимать эту фразу?

— По этим лошадям нас должны были узнать в день сражения.”

Пожимаете плечами. И я вот так же.

А нижеследующий диалог красноречиво показывает насколько не соответствует восторг Планше (читай Дюма) с той информацией, которую он радостно сообщает д'Артаньяну. Конечно, в этом можно и слугу упрекнуть; мол, что возьмёшь с простолюдина. Но зачем мы должны оправдывать самого автора ?

“— Ах, сударь! — вскричал тот, (Планше) едва завидев своего господина. — Опять новость! Я просто жду не дождусь вас!

— А что такое? — спросил д'Артаньян.

— Готов биться об заклад, что вы не угадаете, кто приходил к нам, пока вас не было!” Читатель, как и я, я в этом уверен, решил, что речь идет о радостной новости, поскольку как мы понимаем, в таком восторженном тоне сообщают нечто приятное. Только выясняется, что визит этого незнакомца не сулил ничего хорошего д'Артаньяну. Но читаем дальше:

— Когда же это?

Обратите внимание, на вопрос “вы не угадаете, кто приходил к нам.” д'Артаньян, не интересуется тем “Кто приходил?”, а спрашивает “Когда же это?” Хотя более важно не время, а имя визитёра. Какая разница, когда он приходил, час раньше, час позже, он приходил в твоё отсутствие. Но слуга отвечает.

— Полчаса назад, когда вы были у господина де Тревиля.

Лишь после этого д'Артаньян, спрашивает:

— Да кто же приходил? Говори скорее!

— Господин де Кавуа.

— Господин де Кавуа?

— Собственной персоной.

— Капитан гвардии его высокопреосвященства?

— Он самый.

— Он приходил арестовать меня?

— Мне показалось, что так, несмотря на его сладкий вид.

— Так у него был сладкий вид?

— Ну, знаете, сударь, просто как мед!

— Неужели?

— Он сказал, что его высокопреосвященство желает вам добра и просит вас пожаловать в Пале-Рояль.

судьба».

— Для кардинала эта ловушка довольно неискусна, — с усмешкой сказал молодой человек.

Обрадовал, слуга Планше, нечего сказать. И почему, позвольте вас спросить, почему кардинал должен так милостиво обращаться к мушкетёру? Не король ведь с королевой перед ним. В данном случае, он должен приказать, мол, явиться к такому-то часу. Непослушание, известно - бастилия.

Но господин д'Кавуа, вроде как сыграв свою роль, больше на авансцене не появится. То ли убьют его по дороге от д'Артаньяна, то ли заболеет смертельной болезнью, непонятно. Но вот и действительно радостная новость, о которой д'Артаньян, мечтал с первой страницы этой книги.

Наконец-то сбылась мечта нашего героя, его перевели в мушкетёры.

“В Париже д'Артаньяна ждало письмо от г-на де Тревиля, извещавшее, что его просьба удовлетворена и король милостиво разрешает ему вступить в ряды мушкетеров.”

А его друзья получили сообщение о том, что в связи с предстоящими боевыми действиями мушкетерам необходимо приобрести соответствующую одежду.

“Г-н де Тревиль только что известил их, что ввиду твердого намерения его величества начать военные действия первого мая им надлежит немедля приобрести все принадлежности экипировки.”

Но об одежде позже поговорим. Сначала определимся действительно ли д'Артаньян стал мушкетёром? Не оговорка ли это автора, или неправильно понял письмо д'Артаньян и мы вместе с ним? А чтобы убедиться перелистаем несколько страниц. Но нет, вот очередное подтверждение

“— О, дело плохо! — сказал Арамис. — Мы только что сделали подсчет, причем были не взыскательны, как спартанцы, (речь идёт об одежде) и все же каждому из нас необходимо иметь по меньшей мере полторы тысячи ливров. — Полторы тысячи, помноженные на четыре, — это шесть тысяч ливров, — сказал Атос.”

Атос помножил на четыре ! То есть с этой минуты, когда и д'Артаньян стал мушкетёром, все четверо должны быть одеты одинаково.

Её вот:

— Что же касается д'Артаньяна, господа, то счастье вступить в наши ряды лишило его рассудка.

Ну и последнее, думаю достаточно: — И сверх того… — сказал Атос, подождав, пока д'Артаньян, который пошел поблагодарить г-на де Тревиля, закроет за собой дверь.

Но уже через 5-6 строчек, заметьте не страниц и не глав, чтобы успеть забыть, о чем раннее писал, а всего лишь строчек и мы опять в смятении.

Само собой разумеется, что из всех четырех друзей д'Артаньян был озабочен больше всех, хотя ему как гвардейцу было гораздо легче экипироваться, чем господам мушкетерам…

Опять двадцать пять! Господин Дюма, нельзя же так!? За что вы своего героя из огня да в полымя. Господин Дюма, вы проспали самое важное событие в жизни д'Артаньяна. Он уже давно мушкетёр, а вы все его в гвардейцы записываете. Следите же за своим текстом. Нельзя так! Он еще толком д'Тревиля поблагодарить не успел, а вы его опять в гвардейца наряжаете. Можно подумать, что это оговорка, хотя какая быть может оговорка в художественном произведении.

Вызывает недоумение и эта фраза.

“...хотя ему как гвардейцу было гораздо легче экипироваться, чем господам мушкетерам, людям знатного происхождения.”

А разве д'Артаньян не знатного происхождения? Он ведь потомок древнего дворянского рода, о чем нам повествовал Дюма в са-а-а-мом начале романа, чего же более.

“поддерживайте ради себя самого (напутствует сына д'Артаньян - отец) и ваших близких честь вашего дворянского имени, которое в течение более пятисот лет с достоинством носили ваши предки.”

Здесь мы плавно переходим к проблеме экипировки: И, как описывает Дюма, мушкетёры рванулись искать деньги, для приобретения обмундирования. Сразу возникает вопрос. А до сих пор они в чем ходили? Разве для атаки на неприятеля нужна особая спецодежда, отличная от той, в которой мушкетёры проходят свою воинскую службу? И самое главное, как могут мушкетёры, состоявшие не первый год на службе короля, до сих пор не иметь одежды мушкетёра, более того, они ведь жалованье получают, зарплату по нашему? В конце концов, на протяжении всей книги регулярно ходят в дозор. Куда, как я понимаю, и помню по своей службе в славных рядах Вооруженных сил СССР, нужно идти при полном боевом снаряжении. А они в чем до сих пор ходили? В смокинге да с бабочкой? И что немаловажно, куда их пригласили на поле боя или на бал королевский, что нужны были особые одеяния.

У нас есть возможность полюбоваться одеждой, в данном случае Портоса. Речь идёт об эпизоде, когда Портос пробрался в церковь вслед за прокуроршей .

“Благодаря стараниям Мушкетона (слуга Портоса) внешность мушкетера (Портос) отнюдь не выдавала уныния, царившего в его душе; правда, шляпа его была немного потерта, перо немного полиняло, шитье немного потускнело, кружева сильно расползлись, но в полумраке все эти мелочи скрадывались, и Портос был все тем же красавцем Портосом.”

Но разве этого недостаточно, чтобы идти в бой? Повторяюсь, не на бал ведь их пригласили. Вот как Дюма не жалея красок описывает каким образом планировали мушкетёры найти деньги для экипировки. Читаешь этот отрывок и полностью забываешь о том, что эти господа не только получают жалованье от короля и судя по тому какая информация по крупицам проскакивает об их прошлой жизни, понимаешь, что они отнюдь не бедные люди.

“Трое друзей — ибо, как мы сказали выше, Атос поклялся, что не сделает ни шагу ради экипировки, — итак, трое друзей выходили из дому рано утром и возвращались очень поздно. Они слонялись по улицам и разглядывали каждый булыжник на мостовой, словно искали, не обронил ли кто-нибудь из прохожих свой кошелек. Казалось, они выслеживают кого-то — так внимательно смотрели они на все, что попадалось им на глаза. А встречаясь, они обменивались полными отчаяния взглядами, выражавшими: «Ну? Ты ничего не нашел?»”

При всем моем уважении к автору, не могу не воскликнуть” Это уже перебор, господин Дюма!

Снова на горизонте появляется убитый граф д'Вард. Складывается такое мнение, будто господину Дюма Союзом писателей Франции (Такого Союза во Франции не было вчера, нет сегодня и не будет завтра. И слава богу) спущен лимит на количество задействованных в романе лиц и он израсходовав его, вынужден оживлять мертвых, чтобы продолжить своё повествование.

Вы вероятно, не забыли, как господин д'Артаньян на берегу Ла-Манша, в споре за место на судне, одного джентльмена “словно бабочку пригвоздил.” И тому надлежало, по велению Дюма, всю ночь истекать кровью, в надежде, что в дневное время его заметят случайные люди и… я начинаю дальше представлять ту картину, соображать, как затем начнут развиваться события, значит, по мобилке вызовут скорую помощь. Прилетит, вертолет, срочно доставит его в Париж на операционный стол. Супер-врачи вольют в него потерянную кровь и он с удивлением откроет глаза, и начнёт допытываться у хорошеньких медсестёр, отчего это, он не под деревом валяется, а лежит на “уютном” операционном столе.

Смеётесь?

Мне не до смеха, даже и современные возможности медицины не в силах спасти смертельно раненного в той обстановке графа, но писателю Дюма удалось, с чем его и поздравляем.

Запомним, граф д'Вард жив. И сейчас именно о нём пойдёт речь.

— Сударь, — сказал он (Слуга Планше своему господину д'Артаньяну), — знаете ли вы этого малого? Вот этого, что глазеет на нас разиня рот?

— Нет, — сказал д'Артаньян, — но я уверен, что вижу эту физиономию не в первый раз. — Еще бы! — сказал Планше. — Да ведь это бедняга Любен, лакей графа де Варда, того самого, которого вы так славно отделали месяц назад в Кале, по дороге к начальнику порта. — Ах да, — сказал д'Артаньян, — теперь и я узнал его. А как ты думаешь, он тебя узнает? — Право, сударь, он был так напуган, что вряд ли мог отчетливо меня запомнить. — Если так, подойди и побеседуй с ним, — сказал д'Артаньян, — и в разговоре выведай у него, умер ли его господин.

Как мы видим слуга Планше уверен в том, что Любен, лакей графа д'Варда его не узнает. А давайте- ка мы восстановим ту картину и поразмышляем, может ли лакей С забыть то “приключение” которое с ним произошло с месяц тому назад.

Но вскоре его от этих размышлений отвлек Любен, вопивший что есть мочи и взывавший о помощи. Планше схватил его за горло и сжал изо всех сил. — Сударь, — сказал он, — пока я буду вот этак держать его, он будет молчать. Но стоит мне его отпустить, как он снова заорет. Я узнаю в нем нормандца, а нормандцы — народ упрямый. И в самом деле, как крепко ни сжимал Планше ему горло, Любен все еще пытался издавать какие-то звуки.

Ну да ладно, если Дюма хочет нас убедить в том, что Любен не узнает мужчину, который месяц тому назад душил его, будем считать, что он нас убедил. Планше подошёл к Любену, а тот ничего не подозревая и рассказал незнакомцу, “что его хозяин жив и здоров, чего и вам желает” и в это мы поверим, приходится, потому как д'Артаньян прикрываясь убитым-живым д'Варда однажды ночью окажется в постели самой миледи..

И с этой страницы начинается новая история, в которой д'Артаньян прикрываясь именем своего бывшего соперника флиртует с миледи и даже ему удается один раз, под покровом ночи, переспать с ней. Эта канитель, судя по тому как развивались события длится долго, месяц-полтора, если не больше и занимает восемь (!), с перерывами, глав книги. Мне думается, что эту историю писал один из рабов-писателей, которые батрачили, разумеется не бесплатно, на Дюма. Дюма дал задание, а тот и расписался. А так как платили построчно, то у Дюма рука не поднялась, сократить эту часть. Признаюсь, для меня этот отрывок самое скучный в романе, хотя и мастерски написанный. Кстати, как миледи могла себе позволить столько времени болтаться, без видимых причин, в Париже, если ей указано день и ночь следить за действиями герцога Бекингема, а значит ей надо бы зябнуть, рискуя заработать ангину, там, в туманном, холодном Лондоне, а не греться в относительно тёплом Париже. Здесь я хочу рассказать вам одну историю, похожую на ту, которая произошла с д'Артаньяном. Во время одной из поездок в Москву, мой коллега из Уфы Григорий Померанцев, рассказал гламурную историю с его участием. Перед командировкой он оказался в туристской группе, с палатками, гитарами и прочей атрибутикой, с ночёвкой на берегу реки. Мы знали о том, что Гриша заядлый турист, это пристрастие у него с детства сохранилось, время от времени он рассказывал нам небывалые случаи из своих походов. Вот и на этот раз он стал смачно расписывать отдых на берегу реки _______________: в этой поездке палаток не хватало, поэтому в одних палатках разместили мужчин и в других женщин. На второй день наш коллега заметил, как один молодой человек в час ночи подкрался к женской палатке приподнимал край и вполз в неё, через полчаса, тем же макаром, вернулся обратно к себе, в мужскую палатку. Выяснилось, там с краю занимает место его возлюбленная. Эту процедуру он стал каждую ночь совершать, а мужики тоскливо наблюдали. как он уходит и как довольный, мурлыкая песенку, возвращается . Вот и решили мужики подлянку устроить этой молодой паре. Как только молодой человек собрался покинуть палатку, заняли его разговорами. А Гриша, в назначенный час вполз в ту женскую палатку. В темноте не разобрать, да и представить молодая девушка не могла, что на ней окажется посторонний мужчина. Но когда к двум часам ночи, с часовым опозданием её жених вполз к ней, всё выяснилось. Они поняли, что над ними коварно, я бы сказал, мерзко, надругались. И оставшиеся дни молодой человек бродил по лагерю понурив голову, пытаясь вычислить обидчика. Померанцев ждал положительной реакции с нашей стороны, громкого хохота и, быть может, восхищения его “бесстрашным, хитроумным” поступком, как ему думалось, в этой “забавной “ истории, но эффект оказался прямо противоположным, с этой минуты коллеги стали его сторониться. Вот, по той же схеме происходят события в романе. Восемь глав продолжается словесная дуэль замешанная на флирте, причем в этой дуэли, оба д'Артаньян и миледи стоят друг друга и если изначально автором задумано представить миледи отрицательной личностью, а д'Артаньян наоборот. В этой сцене положительных героев нет.

А теперь посмотрим как они расстались? д'Артаньян как нашкодивший трус бежал второпях натянув на себя женскую одежду и после этого не скрывал своего страха, услышав имя , я прямо скажу, этой мужественной женщины.

( продолжение следует)

Дата публикации: 07.03.2020 19:31

Предыдущее: Вокзал

Следующее: В Укрпромбанке

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.

Георгий Туровник