И в самом деле, заядлым нумизматом был этот зам по режиму. Раньше он работал в колонии где-то в центре России и покупать монеты возможности у него были. И не только покупать… Неизвестно, за УДО ли, или за какие-то в режиме поблажки, доставили ему в зону пару золотых червонцев, еще царской чеканки. На том он и погорел; дело замяли, а нумизмата в погонах отправили служить на Северный Урал, в зону, где сидел Алексеев. И тут Московская олимпиада. Кто марки собирал – для них серии особые выпустили, а для нумизматов – монеты памятные, из драгоценных металлов в том числе. И загрустил наш режимник – что за коллекция, без олимпийских монет… Серьезные люди в колонии давно хотели навести с ним мосты и, прознав о его грусти, решили сделать ему подарок. Да где там: обычные монеты приобрести было можно - в крайнем случае прапоров бы попросили, что водку доставляли в зону, они б достали. Съездили бы в область, покрутились вокруг этих собирателей ненормальных… Но монеты из золота – это было уже слишком, прапорам не под силу. Что делать? Думали, прикидывали - и тут выяснилось, что бесконвойник Поплаухин, кочегарящий в поселке при зоне, сидит за незаконные операции с благородным металлом. В прикиде ягодника его задержали в местном электропоезде, однако вместо ягод на дне его пайвы обнаружили изрядное количество рыжего металла – как в песке, так и в камешках - самородках. А в гараже его нашли несколько отливок диаметром с хоккейную шайбу, только тоньше. Там же, в гараже, были обнаружены и формы, в которых они отливались, и самодельный тигелек, на котором, видно, и плавился этот металл. На следствии Поплаухин выставил себя старателем-одиночкой, хотя по весу найденного у него металла можно было предположить, что наработала его целая артель старателей, либо этому одиночке открылся очень богатый золотоносный участок. Следствие так и не установило, ни где добывалось золото, ни куда оно уходило: Поплаухин либо играл Ваньку, либо молчал как партизан. В отряде кочегар вел себя тихо и неприметно, пожалуй, даже слишком тихо и неприметно. Был еще слух, что место в кочегарке он купил и недешево, однако рассчитался не сразу, точно кочегарка давала ему какой-то доход. И решила братва за тихим кочегаром этим понаблюдать. Выяснилось, что сменщиком у него был какой-то ну чистый доходяга – все болел да болел, и приходилось Поплаухину дежурить за него смену за сменой… Недавно он кочегарил аж пять дней подряд. И тут стало известно, что у одного вольняшки , работающего в гараже колонии, Поплаухин попросил достать царскую «водку» – азотную кислоту, понадобилась для какого-то ремонта в кочегарке. Братва навела справки – азотная кислота используется для очистки золота от примесей. Оперативники колонии могли бы позавидовать, как слажено и четко сработала «опергруппа» из трех бесконвойников, заставших Поплаухина непосредственно в момент плавки золота. Через некоторое время нумизмату в погонах через его агента, перевербованного зэковской контрразведкой (сиречь двойного агента), была передана олимпийская монета из благородного металла. И всем было хорошо, за исключением Поплаухина – режимник сразу понял, что монета кустарная, а уж кто мог ее отлить, выяснить труда не составило… Поплаухин загремел в ШИЗО, где так же, как и на следствии, ему устроили допрос, только на этот раз это был допрос с пристрастием. Вел его все тот же двойной агент. Обе стороны, которые он представлял: и зама по режиму, и авторитетов зоны, были уверены, что у Поплаухина есть золотишко, прикапанное-припрятанное еще со свободы, а может, и добытое во время тихой работы в кочегарке. Цели допроса были конкретные: установить места хранения этого золота и где оно добывалось. Помогали двойному агенту подручные из отрицаловки - завсегдатаев ШИЗО. Представитель обеих властей зоны и его подручные делали свою работу усердно. Из камеры доносились крики; некоторое время, следуя полученному от режимника указанию, ДПНК не вмешивался. Избиение остановили лишь тогда, когда стало ясно: дознаватели из зэков явно перегибают палку. Тихого кочегара перевели в другую камеру; в ту ночь в ней находился всего один человек. Это был Алексеев… Наутро Поплаухин скончался; Алексеев был последним, кто мог разговаривать с Поплаухиным и кому он мог поведать перед смертью все свои тайны. Поэтому и зам по режиму, и авторитеты зоны очень внимательно расспрашивали его потом о последних часах жизни человека, о котором потом стали ходить легенды. - О природе все говорил, - отвечал Алексеев на обращенные к нему вопросы. – Места, мол, тут красивые, особенно реки и быстрые, чистые, как слезы, ручьи, стекающие в низины… Если прислушаться, эти ручьи могли бы многое рассказать: где протекали, через какие расщелины в горах пробивались, с какими рудами по пути целовались… После освобождения хотел в этих краях остаться. Срубить избушку у такого ручья и разговаривать с ним долго-долго. Даже место присмотрел… - Где это место? У какого ручья? – выспрашивали «дознаватели». – Названия какие говорил, как добираться от зоны? - Как же, называл. Талица, кажется… - Алексеев вспоминал добросовестно, будто не понимая, что на самом деле тычет пальцем в небо: талицей можно назвать любой незамерзающий ручей. И сколько есть мелких уральских речек, деревень и поселков, которые так и называются: Талица. Даже город есть с таким именем… - Да, вот еще, - добавил Алексеев. - Он говорил, что в Подмосковье собирался… - Как в Подмосковье? Какое Подмосковье, если у него еще два года сроку? - Не знаю… Поплаухин поспорил с кем-то, что и в тамошних речках золотишко намоет. Но при условии, что этот кто-то подменит его здесь, дней на десять… Алексеев бил без промаха – он знал, что в кочегарке нашли довольно крупную карту Подмосковья, и некоторые речушки на ней были обведены красным карандашом… - Жалел, что промахнулся с монетой, форму изготовили плохую… Он ведь не ювелир, он старатель, старатель от Бога: золото, говорил, по запаху чуял и находил его там, где другие проходили, не останавливаясь. Одним словом – феномен… - А как смерть подступила, что сказал-то он, напоследок? - Что-то сказал, но я не расслышал, - уклончиво ответил Алексеев… Так и получилось, что Алексеев оказался втянутым в историю, молва о которой быстро перешла границы колонии, а потом настолько обросла легендами, что зэка-старателя стали называть уральским феноменом. В какой-то степени обросла легендами и личность самого Алексеева. В одной из легенд, озвученной зэками прибывшего в их зону этапа, говорилось, что перед смертью уникум поведал Алексееву свои тайны и, выйдя из колонии, тот стал богатым, как Монте-Кристо. Между тем Алексееву еще предстояло досиживать срок… |