Потребность передать другим людям тепло души столь велика, что берусь хоть немного рассказать… решаюсь хотя бы попробовать, хоть и страшновато не найти нужную вибрацию, верный тон и правильное слово.

 

Иерусалим… Видит Бог, нигде в мире, обхоженном мною вдоль и поперёк, не ступают так мягко мои сандалии по отполированным ступеням исторических слоёв… Нигде так молодо не пружинят ноги мои, не проникают нигде так мощно потоки волшебной силы земной и небесной в меня… Из синевы высокой и из камней древних тянутся в меня потоки, встречаются внутри меня, химичат между собой, перерождаясь в великую жажду жизни…

 

И, видит Бог, нигде я не чувствую себя такой чистой и радостной – и кожа моя прохладна при любой температуре, и душа моя стрижом легкокрылым летает вокруг меня, доверяя мне, не боясь меня оставить на время… Впитывает в себя моя птица струящийся извне свет и, возвращаясь в мое тело, наполняет его новым счастьем… Это Ерушалаим. Иерусалим…

 

Суббота собирает разных людей под ярким праздничным иерусалимским небом – и верующих, и не очень. Шабат! Верующие – строги и ритуальны, остальные – зеваки туристические, или обожающие свой Город местные… – я всех люблю здесь, никто тут не случаен.

 

Каждую субботу то из одной улочки, то из другой всплывает музыка, бело-голубые и розовые воздушные шары веселят небо… Счастливые мальчики, только что ставшие тринадцатилетними, и двенадцатилетние немного смущенные красавицы-девочки празднуют сегодня со своими родными и близкими новый этап в отношениях со Всевышним, отмечают освобождение своих отцов от ответственности за них, теперь взрослых… Таков закон этой Земли, один из многих.

 

Я не успеваю разглядеть всё как следует – картина меняется каждую минуту, один праздник сменяется другим, сотни людей вокруг… Праздничные яркие семейные шествия на время расколдовывают сакральный Город, делают его понятным. Я улавливаю главное: всех объединяет любовь, делает всех единым организмом. Примите меня, пожалуйста, к себе на время, я просто постою рядом, приобщусь! Научусь нескольким новым улыбкам, искренним, детским…

 

Звучит что-то необыкновенное. Иду на звук – обтянутый тугой белой кожей и украшенный редким узором перкашн, сверкающий на солнце саксофон-сопрано и витой длинный рог африканской антилопы – африканской антилопы!.. – объединили людей своим завораживающим ритмом, своей мелодией чувственной и прекрасной, как и все мелодии Востока…

 

Скольжу по ступеням легкими ногами, скольжу глазами, запоминая навсегда… Моя птица, мой стриж быстрокрылый вырывается из груди на свободу, летит навстречу своей иерусалимской семье… Мы вернулись! – кричат местные стрижи. – Мы вернулись из Африки! Рады видеть тебя снова! Прилетишь к нашей Стене желание загадывать? Мы уже свили там гнёзда… Может, останешься с нами?.. “Спасибо, – отвечает моя птица, – обещаю, я буду к вам ночами прилетать, как всегда…”

 

Прекрасная мелодия звучит так, что я и шагу прочь сделать не в силах, всю жизнь бы слушала, молчала, раскачиваясь волной, доверив судьбу своего шарфа ветру, доверив свою руку человеку, который рядом…

 

Из мелодии выходят двое, обнимая за плечи мальчика, ставшего взрослым… Приглашают всех своих следовать за ними вниз, на площадь, по ступеням белым. Поднимаю глаза, чтобы встретиться взглядом… и обмираю, встретившись… – так не могут выглядеть современные люди! Они прекрасны. Они прекрасны… Всё в них – от светящихся любовью глаз до узких ступней в кожаных ремнях обуви, от библейских верблюжьих длинных одежд до высоких светлых лбов, обрамленных…. о, Боже… обрамленных какой-то неземной благодатью… – все в них выдает небожителей…

 

Наверное, это актёры? Израильтяне широко и радостно отмечают праздники своих детей – будь то Бар Мицва, как сейчас, будь то свадьба… Им не жалко пригласить актеров, чтоб детям запомнилось… они любят своих детей. Наверное, так и есть – актёры.

Вглядываюсь. Светлые волосы, волнами, шелком… Тонкие пальцы рук и ног. Прозрачная кожа… Клянусь, моё сердце давно так не билось – они не актёры, вдруг понимаю я. А кто же они, эти библейские?..

 

Я перевожу взгляд на мальчика… потом на его отца, идущего следом, и дальше – на остальных. Белые рубашки, кипы на светлых стриженых волосах… Современные люди, в очках и кедах. С шариками. Обнимающие своих жен и подруг. Со светящимися любовью глазами, высокими лбами, тонкими пальцами... Это семья, доходит до меня… Они все – семья. С такими вот лбами и пальцами. Просто когда они в кедах, не видно неземной благодати…

 

Мелодия уводит их вниз по ступеням, затихает, уступая место другим мелодиям… Голубые шары перемешиваются с небом и стрижами…