* * * Представим себе плоскость лунного диска, на нём от начала времён без прописки живёт до сих пор неизвестное нам существо. Допустим, что это какой-нибудь заяц, единственный как указательный палец, грозящий незнамо кому. Окружают его несметные кратеры, камни да звёзды, всегда одинаково, трезво, серьёзно,- ни волка, ни ёлки, знай – прыгай себе: скок-поскок… За столько веков, коих целая туча, такая бодяга любому наскучит, ан нет: у инопланетянина есть телескоп! В его объективе огни Зодиака искрятся, вживлённые в марево мрака, но снова мохнатые лапки ложатся на руль, и взгляд устремляется, словно в беседку – куда же ещё? – на планету-соседку, похожую на голубой Взбаламученный Нуль. * * * Сперва там, конечно, пленяют пейзажи: тайфуны, хребты и песчаные пляжи, чего только стоит одна океанская гладь. Но – главное – те, что недавно явились на тёплую сушу, да так расплодились, что в сказках об этом никто не успел рассказать. Средь них есть такие, кто в поисках смысла там на спор меняют в прогрессиях числа, ломая о костную ткань наконечники стрел. А смысл, он ведь может быть в том, чтобы некто ушастый со спутника этой планеты от нечего делать живое кино посмотрел про раунды, матчи, комедии, драмы, про игры любовников, краски рекламы, про вкус нелегальной травы в форме белых пилюль, про то, как вибрируют в сочном эфире инертных народов пудовые гири. И бьются. И делятся на Взбаламученный Нуль. * * * Как мог бы сказать сумасшедший философ: где много ответов нет места вопросам, где сила и воля, и власть, разум - не ночевал. А если сложить золотые запасы идей с эволюцией жидкой пластмассы, получим клон цивилизации: серый овал… Когда же окислятся клеммы на нервах, не будет проблем,- будет триллер, но первый, кто даст прикурить незнакомцу, не крикнет: «Горим!» Лишь джинн из пробирки шепнёт по секрету: «Отсюда без варваров выхода нету, а варвары рвутся, как им и положено, - в Рим». И лунная тень наползает на пашни, деревни, проспекты, базилики, башни, и дети в сети не найдут чья же в этом вина. О том же в пространстве меж скоростью звука и скоростью света молчит лженаука, что словно венозная кровь тяжела и черна. * * * Нам надо очнуться. А лучше - отдаться весеннему шелесту диких акаций, вернуться на берег реки, вспоминая улов евангельской рыбы, полночное пенье невидимых птиц, серебристый репейник в чудной пустоте, говорящей вне мыслей и слов о том, что всё главное - неочевидно, как тайна воды и пустых пирамид. Но те вещи никто на запчасти не смог разобрать. Для них не найти единиц измеренья. Свет – следствие тренья вселенной о время, а время беременно смертью, и значит опять лист календаря, что оторван рассветом, к двенадцати станет прозрачным пакетом, а к ночи - мильоном открыток и маленьких пуль. Трусливо дрожат углеродные строчки, раздутая сфера сжимается в точку, а если короче – в сплошной Взбаламученный Нуль. * * * А ниже радара и вне поля зренья космических зрителей я, с позволенья сказать, изучая судьбу от мейнстрима вдали, раз в день непременно играю с собакой, и деньги мои пахнут матовым лаком, и часто мои инструменты в древесной пыли. Такой персонаж, будем честными, мало кому интересен. Ему не пристало особо светиться, но он полагает, что есть возможность нащупать сверхтонкую нить и дойти до кротовой норы, чтобы выйти туда, где стекло не горит, и не плавится жесть. Туда, где реальность во влажном бикини, подобная глупой античной богине, устроит пикник на природе и вечный июль, где можно не слушаться мёртвых поэтов, придумывать зайцев на мелких планетах… Но, видимо, против того Взбаламученный Нуль. |