Мой добрый приятель Петрович славен двумя особенностями: он любит выпить и умеет путешествовать во времени.

 

Выпить мы все не дураки, но вот касательно второго, то даже я, никогда не носивший шляп, снимаю ее перед таким редким талантом.

 

Правда, Петрович всегда жалуется на то, что ему ни разу не удалось путешествовать целенаправленно и на трезвую голову. Но тут же добавляет, что именно это вносит в путешествия особенную пикантность.

 

Нам же, его верным друзьям и собутыльникам, остается слушать рассказы о временах былых и разглядывать фотографии с "Поляроида", который чудесным образом всегда оказывается рядом с Петровичем, где бы тот ни находился.

 

 

--------------------------------------------------------------------------------

 

Петрович очень любил свой город. Души в нем не чаял. Да и как могло быть иначе, когда этим городом являлся Санкт-Петербург.

 

И ко дню рождения любимца Петрович готовился со всей старательностью. Чтобы, значит, не ударить в грязь лицом. Все-таки триста лет - это не шутки. Мы, как могли, содействовали приготовлениям. Но редко. Зачем мешать человеку.

 

И вот праздник наступил.

 

Воспользовавшись изрядно накопившимися отгулами, Петрович исчез с территории завода. Буквально растворился в шуме и суете праздника. Он гулял по Петербургу, душа его ликовала. Естественно, что ликование души поощрялось алкогольными жидкостями разнообразной градусности.

 

Вот тут-то и занесла Петровича нелегкая на лазерное шоу, устроенное заезжим японцем по случаю праздника.

 

Народу на ночных набережных собралось - не продохнуть. Петрович, зажатый со всех сторон, уже не думал ни о каком шоу (которого, к слову, видно не было), а мечтал о тихом пивном баре и кружечке холодного пива.

 

Толпа все напирала, и Петрович почувствовал, что теряет сознание...

 

...Очнулся Петрович от мерзкой мокроты и гадкого болотистого запаха. Открыв глаза, он обнаружил себя лежащим на гнилой траве вперемешку со мхом. Костюм был безнадежно испорчен. Ботинки - тоже. Лишь невесть откуда взявшийся "Поляроид" выглядел как новенький.

 

"Переместился, твою мать", - подумал Петрович. Затем сел, выбрав место посуше, и начал соображать: куда его занесло на сей раз.

 

Вариантов была масса. Но если раньше Петрович имел возможность спросить у первого встречного о своем местонахождении, то здесь первым встречным и не пахло. Пахло болотами.

 

"Влип", пронеслось в голове у Петровича. Но он был из крепких мужиков, не привыкших гнуться под ударами судьбы. Прикинув все "за" и "против", Петрович встал и направился вперед. Во всяком случае, именно так ему хотелось думать.

 

Долго ли, коротко ли шел Петрович, о том он и сам не помнит, но в итоге вышел на еще более безрадостный берег реки. А может, и не река эта была. Черт ее разберет.

 

Деваться некуда. Петрович побрел вдоль берега. Через какое-то время он обнаружил, что идет по своим же собственным следам.

 

"Я на острове", - мелькнуло в голове у Петровича. "Крузо недоделанный". Самое время было предаться черной меланхолии. Так Петрович и поступил...

 

...Из раздумий о тяжелой судьбе и черном роке его вывели крики и отборный русский мат. Петрович обернулся и увидел престранную картину: по берегу бежали двое. Точнее один убегал, а другой догонял. Оба человека росту были великого и одеты в дорогие камзолы явно европейского пошива, что не мешало догоняющему крыть по матери убегающего, а настигнув пинать ногой куда доведется.

 

Что-то очень знакомое уловил в чертах бегущих Петрович. Особенно в чертах того, кто догонял. "Матерь Божья! Да это же царь Петр!" - осенило Петровича. И как всегда он оказался прав.

 

Между тем Петр Алексеевич, похмельный и злой, гнался за Александром Даниловичем Меньшиковым.

 

- Стой, гнида! Стой, тебе говорю! Хуже будет!

 

Меньшиков лишь прибавлял в скорости. Уж кто-кто, а он знал, что остановка смерти подобна. И хотя физических кондиций он был таких же, как и государь, в дыхалке ему проигрывал.

 

Через какое-то время Петр нагнал сподвижника и ловкой подножкой свалил его на болотистую землю, после чего принялся охаживать будущего генералиссимуса пинками. Тот лишь укрывал голову и пытался что-то сказать. Да разве можно было словами унять царский гнев: Петр только больше распалялся.

 

- Что, собачий сын, доигрался! Где теперь искать? Кто тебя, иуду, просил? Сварю в кипятке! Четвертую! На кол посажу!

 

- Мин херц, помилуй. Ведь все вчера надрались! Не подумал я, не подумал...

 

- "Не подумал, не подумал", - передразнил Меньшикова Петр. - А кто за тебя дурака такого думать будет? Ибрагим Ганнибал?!!

 

- Мин херц, - жалобно заскулил Александр Данилович.

 

- Я тебе сейчас такого херца покажу. - Петр еще раз пнул Меньшикова чуть пониже спины. - Иди, ищи, где спрятал.

 

Тут Петровича почувствовал, что настал его выход.

 

Он пошел навстречу матерящемуся царю, поклонился в пояс и сказал:

 

- Ну, здравствуй, основатель!

 

После чего троекратно расцеловал. Правда, для этого пришлось встать на цыпочки. Меньшиков в ужасе наблюдал.

 

Да что Меньшиков! Государь сам находился в ступоре от неожиданного появления незнакомца в чудных одеждах. Немного отойдя в сторону, Петр перекрестился и, на всякий случай, сказал:

 

- Сгинь-пропади, нечистая сила.

 

- Да я бы и рад, - смутился Петрович, - вот только сие от меня не зависит.

 

Возникла неловкая пауза из разряда тех, когда решается к чему переходить дальше: к светской беседе или к мордобитию. Поскольку жажду крови Петр утолил, он решил вступить с незнакомцем в разговор. Петрович не возражал, и даже начал беседу:

 

- Что потеряли, государь?

 

Расстроенный Петр отмахнулся.

 

- Да ну. Вот этот деятель... Государственный... Вчера умудрился потерять мою любимую флягу с брагой.

 

Петрович нахмурился и посмотрел на Меньшикова. Тот, отряхиваясь, оправдывался:

 

- А что я? Вчера кто просил его развлечь? Кто сказал, что ему скучно. Вот и затеяли, - это Меньшиков обращался к Петровичу, - игру. Кто быстрее найдет любимую флягу царя. Я спрятал, а потом и сам забыл куда.

 

Петрович немного подумал, а потом сказал:

 

- Не беда. Островок маленький. Найдем. Данилыч, за мной!

 

Спустя час фляга нашлась. Она уже почти вся ушла под мох, но все же не ускользнула от зоркого глаза Петровича.

 

Петр находке обрадовался и пожаловал Петровичу перстень, а Меньшикову еще один пинок пониже спины.

 

Подоспевшие слуги развели костер. Петрович уселся возле него вместе с государем. Меньшиков неловко топтался в стороне.

 

- Чего землю топчешь? - сказал Петр. - Садись уже. Только подальше от меня. Я тебя еще не простил. Может, и казню еще.

 

- Оно, конечно, - пробормотал Меньшиков, - казнить это у тебя, мин херц, завсегда. Как будто тебе стрельцов мало.

 

- Да я их уже почти всех извел. Теперь и до тебя доберусь. Так что лучше молчи.

 

Петр повернулся к Петровичу:

 

- Ты откуда здесь взялся, незнакомец.

 

- Я из будущего, государь.

 

- Откуда?

 

- Ну, в смысле из грядущего.

 

- А-а-а... Ну, как там в грядущем?

 

- Хорошо, ничего не скажу. Жить можно.

 

- Про меня вспоминают?

 

- А как же! Ты у нас в большом почете. Слава твоя переживает века, и делами твоими гордится земля русская.

 

- Врешь, а приятно, - хмыкнул Петр. Но ответом был доволен.

 

- Ничего не вру. Ты у нас по-настоящему основатель великой империи Российской.

 

- Вот как? Эх, мне бы к вам. Тут сплошная скука: ни порезвиться, ни отдохнуть по-человечески.

 

Петр Алексеевич хлебнул из фляги и закручинился.

 

Петрович взял флягу из рук царя, сделал внушительный глоток и спросил:

 

- Совсем тоска заедает?

 

- Да не то слово, - согласился царь. - Раньше как было? Набрал мужиков в потешное войско и давай куролесить. А теперь делами государства заниматься надо. Никакой личной жизни. Вот в Голландию ездил. Думал, отдохну.

 

- И что?

 

- В Голландии одна похабень. Курят какую-то гадость. Баб блудливых больше чем нормальных. И еще мужики с мужиками... Тьфу ты гадость, - Петра чуть наизнанку не вывернуло. - В общем, вместо того, чтобы культурно отдыхать пришлось день и ночь науками разными заниматься. Так и не отдохнул по-человечески. А три года назад решил пошутить над шведским королем. Теперь воюем. И никакого просвета. Проигрываем по всем позициям. Думаю, что пора прекращать эту волынку.

 

- Нельзя прекращать! - крикнул Петрович. - Эту войну войска русские выиграют и обретут славу в веках.

 

- Кто?!! Войска?!! Да они же ничего не умеют. Да еще бояре подзуживают, мол, совсем казна опустела. Как мухи навозные.

 

- Вот пусть сами казну и наполняют.

 

- Ага. Они наполнят. Держи карман шире. Никакого уважения у них к царской фамилии. Все по своим закромам.

 

Петрович наклонился и зашептал царю на ухо:

 

- Могу дать несколько дельных советов. И казну наполнишь, и развлечешься.

 

В глазах Петра мелькнул живой интерес.

 

- Излагай!

 

- Во-первых, переодень своих бояр в камзолы европейские. Затем прикажи им бороды брить.

 

- Не захотят они.

 

- А кто не захочет пусть платит налог!

 

Петр открыл рот от восторга.

 

- Молодец, потомок. Толково излагаешь. Продолжай.

 

В несколько минут Петрович выложил все, что ему было известно в рамках учебника истории о петровских реформах в отношении боярства. От недовольства последнего не осталось и следа.

 

- Дельно! Данилыч, ползи сюда.

 

- Уже иду, мин херц. - Меньшиков подполз ближе и преданно взглянул в глаза хозяину.

 

- Все слышал?

 

Меньшиков кивнул.

 

- Как вернемся, назначаю главным по исполнению.

 

Меньшиков взвыл:

 

- Дык, они же меня убьют. Ежели я начну им бороды укорачивать.

 

- Я тебя раньше убью, если не исполнишь. Или тоже чего-нибудь укорочу. Между ног, например, - Петр, довольный своей шутке, засмеялся. Меньшиков с ненавистью посмотрел на Петровича. Тот сделал вид, что не замечает.

 

Отсмеявшись, царь снова повернулся к Петровичу:

 

- Вот гляди, потомок, ни черта работать не хотят. Кругом мерзавцы и подхалимы. Даже этот, - Петр кивнул на Меньшикова, - испоганился в конец. Ходит и всем жалуется, что я у него бабу увел.

 

- Мерзавец, - согласился Петрович.

 

- А даже если и увел. Я царь или не царь?

 

- Царь, царь. Не сомневайся, - успокоил государя Петрович.

 

Они выпили еще. Данилычу не наливали, зато послали за добавкой, когда фляга опустела. Меньшиков обернулся мигом, поскольку знал, что царь ждать не любит.

 

- Ах да, - вспомнил Петрович. - Нужно решить вопрос с городом.

 

- С каким городом? - удивился Петр.

 

- С новым городом, который тебе просто необходимо основать, чтобы показать шведам и миру мощь российскую.

 

- Ну, и где мне его основывать, чтобы мощь показать? Около Стокгольма?

 

- Зачем около Стокгольма? Прямо здесь и основать. - Петрович показал на остров.

 

- Да ты совсем ошалел, потомок, - прогневался Петр. - Какой тут к Богородице город? На этом болоте. Нет уж, уволь. Я вообще собираюсь с Карлом мир заключать, а вот эту всю хрень ему отдам. Незачем мне этот лягушатник!

 

Петрович осознал неприятный факт, что у государя и в мыслях нет основывать Санкт-Петербург. "Надо же какая апатия с похмелья", - подумалось Петровичу. "Так, глядишь, он вообще ничего реформировать не соберется".

 

В воздухе запахло еще не изобретенным электричеством.

 

Петрович понял, что промедли он еще чуток, и мир останется без Петербурга. Может, кому-то этот расклад и по душе, но только не ему.

 

- Государь, город необходимо основать. Прямо здесь. Этим ты покажешь всему миру, что Россия - воистину великая держава, которую нужно уважать и бояться. И город сей станет новой столицей.

 

- Чем тебе Москва не угодила?

 

- Да ну ее. Боярская она какая-то, - поморщился Петрович.

 

- Нет, потомок, не уговаривай. Я лучше с Карлом мир заключу и поеду в Москву. Лично боярам бороды брить.

 

- Да погоди ты с бородами. Если ты город не заложишь, то произойдут всякие катаклизмы.

- Откуда ты знаешь? - насторожился Петр.

 

- Я все знаю, - соврал Петрович. - Я тебе предлагаю не город сначала, а хотя бы крепость на острове этом. Дальше поглядишь. Вдруг да понравится.

 

- И как назвать его?

 

- Петербург, - ответил Петрович.

 

Петр несколько раз произнес про себя название. Судя по всему, оно ему понравилось.

 

- Ладно! Убедил! Быть городу нареченному Санхт-Питербурх! - Петр простер руку в сторону болот. Петрович одобрительно крякнул, Меньшиков перекрестился и тихо выматерился. Услышав недовольное ворчание сподвижника, Петр повернулся и сказал с угрозой в голосе:

 

- А ты, собачий сын, будешь в сем городе за главного. Нечего баклуши бить. Назначаю тебя губернатором.

 

- То есть я буду руководить стройкой? - поинтересовался Меньшиков. Петр кивнул. В глазах Данилыча появилось осмысленное выражение.

 

- Ладно, други, - заторопился царь, - пошли собираться. В лагерь плыть пора.

 

Петрович встал и вдруг обнаружил, что куда-то задевался "Поляроид". "А и черт с ним. Хотя жалко, что царя не сфоткал"...

 

...Они плыли на ботике, осушая бокал за бокалом. И от таковой благости, да плюс от журчания вод за бортом Петрович затянул:

 

- Из-за острова на стреже-е-е-е-е-нь. На простор лихой волны-ы-ы-ы.

 

Тут же песню подхватил Петр, и над Невой уже в две глотки пелись знаменитые слова про острогрудые челны Стеньки Разина и персидскую княжну.

 

- А знаешь, - обратился захмелевший царь к Петровичу. - Это ведь мой папка Стеньку таво...

 

- Чего таво? - не понял Петровичу.

 

- Ну, подавил в смысле. И четвертовал смутьяна. Чтоб другим неповадно было. А потом Украину присоединил. Или вначале присоединил. Нет, сейчас уже и не вспомню.

 

- Тишайший он был у тебя, - обняв царя, ласково сказал пьяный Петрович.

 

- Ага. Кому тишайший, а кому и сапогом в морду ежели чего не по нем.

 

И от нахлынувших воспоминаний государь Петр Алексеевич пустил скупую мужскую слезу.

 

На носу сидел продрогший Меньшиков. Он всухомятку уплетал пироги с зайчатиной и в уме считал: сколько можно будет стянуть из казны во время строительства. Сумма получалась значительная, и она примиряла Александра Даниловича с действительностью...

 

...В лагерь прибыли ночью. Петр представил Петровича приближенным, и пьянка продолжилась. Лишь Меньшикова от нее отлучили в знак наказания. Впрочем, к тому моменту сумма будущих поступлений в собственный карман настолько успокоила новоиспеченного губернатора, что он даже не обратил внимания на столь несущественную неприятность.

 

Пили много. Пели с душой. И даже несколько раз "на бис" царь и Петрович исполнили "Из-за острова на стрежень". Захмелевший Петрович обнимался со всеми сподвижниками и называл их не иначе, как птенцы гнезда Петрова. Петру такое название нравилось. "Птенцам" не очень.

 

Вскоре усталость дала о себе знать, и все угомонились. Петрович лег на место Меньшикова в шатре царя, а Данилыч меж тем собрал вокруг себя "птенцов" и поведал о приключениях на острове. Новости не обрадовали никого.

 

- Убить смутьяна надо. Пока он еще чего не удумал, - доносился резкий шепот. Меньшиков согласно кивал. Наконец, группа сподвижников расположилась вокруг царева шатра и стала ждать.

 

Под утро Петрович почувствовал себя некомфортно из-за переполненного мочевого пузыря. Петрович покряхтел, встал и направился из шатра. Голова гудела, во рту словно кошки нагадили.

 

Еще толком не успев выйти, Петрович почувствовал, как на него набросились в предрассветной темноте какие-то люди.

 

- Измена! - заорал Петрович и начал размахивать кулаками направо и налево. Но силы были неравны. Избитый Петрович потерял сознание...

 

...Пробуждение было тягостным. Петрович обнаружил себя лежащим на коврике в прихожей в обнимку с "Поляроидом". Лицо опухло, глаза было больно открыть. С трудом поднявшись, Петрович добрался до ванной и посмотрелся в зеркало.

 

"Вот твари. Птенцы неоперившиеся. Так отделать. И ведь не достанешь их теперь, гнездатых"...

 

На заводе Петрович появился лишь через несколько дней. О его похождениях напоминал почти исчезнувший синяк под глазом.

 

В курилке, во время обеденного перерыва, мы услышали удивительную историю о встрече Петровича с царем. Петрович ничего не утаил, а что касается персоны Александра Даниловича Меньшикова, то цветастых эпитетов, коих припас ему рассказчик, не вместит и иной словарь.

 

- Жаль, - подытожил Петрович, - что забыл сказать ему про Мазепу. Не ровен час, сам не разберется государь. Хотя, мужик он, по всему видно, неглупый.