Было лето 1960 года. Мы с мамой поехали в Дарасун, что находился в пяти километрах от военного городка, там была женская консультация, куда мама ходила на проверку по причине беременности. В животике она носила мою вторую сестрёнку Оксанку. Иринку, мою первую сестру, оставили на соседку по коммуналке. Дарасун был посёлком городского типа и железнодорожной станцией на Транссибе в Карымском районе, Забайкальского края. В то время просто большая деревня, но со школой , где я учился , и больницей с поликлиникой. В Дарасун нас завезли на автомашине военной части отца, а возвращаться надо было пригородным поездом Чита-Карымское, который останавливался на нашем разъезде у деревни и части. Разгружали хлеб в деревенский магазин. Помню, что жара стояла сильная в тот год, и было очень сухо. Температура доходила до сорока градусов. Здорово замучился я , пока сидели в очереди в консультации поликлиники, что представляла из себя одноэтажный старый бревенчатый барак с длинным коридором. На улицу не выйдешь - жарко, а в поликлинике прохладнее, но душно. Ну, наконец - то всё позади и мы пошли на поезд. Шли по тропинке через частный сектор, а слева был забор какого-то склада. И вот за забором я вначале увидел «море» расплавленного на солнце гудрона, ярко блестевшего на солнце и сильно пахнущего, а потом и попавшего в плен гудрона, петуха! Петух был белым и очень красивым, но лежал уже на боку, потому, что его ноги и правое крыло уже погрузились в гудрон. Ему видно было очень плохо, и он уже не кричал, а только сипел открытым клювом, тяжело дыша. Язык его уже был сухим и тёмным, а клюв испачкан гудроном, видно он пытался вырваться и клевал его. Глаза его периодически непроизвольно закрывались, и в них была усталость и немой вопрос:"За что?» Рядом с ним из гудрона торчало крыло и головка курочки, но она была уже мертва. Видно услышав крики своей подружки, он прибежал на помощь и перелетев забор приземлился рядом! И тоже попался… Я начал просить маму помочь петушку, положить доски, подойти к нему и вытащить! Наверно это было уже невозможно, потому что мама меня стала уговаривать не смотреть на него и идти дальше, но я плакал в голос и не хотел уходить. Останавливались прохожие и все пытались меня убедить, что его уже не спасти, поздно… Но ведь они даже не попробовали это сделать!!! Не помню как мы ехали домой, помню только, что я все время горько плакал. Вечером поднялась температура, и двое суток я был в бреду… |