* * * Как страшный червь средневековых инквизиций, Иллюзий пагубных моих капризный страж, Печальных образов причудливый мираж Теснит смеющихся уродов вереницы. Над черепом пустым, скатившимся с бархана, Колеблет горизонт свой пепелящий зной. Давно закончен чей-то грешный путь земной, Но до сих пор во лбу его дымится рана... Живой и яростный, – мой дальний предок скиф, – Живущий на скаку, дышащий терпким ветром - Ты жив в моих мечтах, в тысячелетнем ретро. Ты - древний властелин всех радостей моих. Я с молоком впитал твою и плоть и кровь, И матушке моей я вечно благодарен, За то, что вижу мир – как в праздничном угаре, За то, что от нее во мне - твоя любовь. У АЛТАРЯ Хотел я слыть безумным, как покинутый Бодлер, Остаться, как Рембо, - таким презрительным и юным. Но стал седым молчальником среди своих химер, Как узник замка Иф – спокойным и угрюмым. Таков итог. Седая голова, как плесень стен. И болтовня вокруг - совсем не много стоит. Учусь любить друзей так, как любил Верлен, И кутать ноги в плед: нога ночами ноет. Теперь, когда узнал я жизни гибельный пожар, Рассеянно лечу мои тобой больные чувства. И тихо наслаждаюсь бледным заревом искусства. А как же муки творчества? - Где страсти, где угар? На алтаре мучительства остались прах и тлен. Звучит Бодлера смех... Он просит встать с колен. * * * Я обожаю мрак в тени твоих ресниц, Когда ты нестрога и ласкова, как кошка. Прекрасна, как Весна! (Ну, и глупа немножко.) Тогда готов я «пасть перед тобою ниц»! Не говори «люблю»: не верю все равно. Как свежие цветы, тебя влекут мгновенья; От холода дрожишь... (скорей - от нетерпенья...) И хочешь побыстрей хмельное пить вино. Мы станем нашу страсть пить жадными глотками, Сплетаясь, как ужи, холодными витками. Не будет только фраз и слез в немом кино. А будет злой огонь в глазах твоих искриться, И быстро ты из кошки превратишься в львицу, И африканский зной повеет к нам в окно... ЗЕРКАЛО В зеркальных отраженьях пустоты, Заполнивших глубины подсознанья, Таится смысл иного мирозданья, Иных законов зла и красоты. Там нет безумства, славы и любви, Уродства нет, нет торжества победы, Неведомы там радости и беды, И нет участья - сколько ни зови. Пустых глазниц укорами завит, Подсвечник слеп и глух, и нем, каналья, И на меня из глуби зазеркалья Глядят глаза чужого визави. Такое ж небо там при свете дня, Но я безумно рад: там нет меня. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
