«ЧЕМ НАМ ПОДОЗРИТЕЛЕН Василий Шульгин…

«Не поднимай пыль на жизненном пути»

Пифагор

Напоследок выставим напоказ еще одного титулованного патриота – В. В. Шульгина. Это, можно сказать, легендарная личность, если верить биографам, с пеленок воспитанная в монархическом духе. Его отец В. Я. Шульгин – профессор Киевского университета, историк, создатель знаменитой газеты "Киевлянин", передовая статья первого номера которой заканчивалась словами: "Это край русский, русский, русский!", должными, по идее, стать жизненным девизом для сына. Знамя отца, умершего в год рождения нашего подсудимого, поднял профессор Пихно, преподаватель политической экономии, взявший на себя редактирование "Киевлянина". Как пишут, «Шульгин всегда относился к отчиму с почтением, разделял его убеждения (неограниченная власть царя, борьба с коррупцией и несправедливостью по отношению к подданным)»... Вот откуда, казалось бы, должен был явиться спасительный для Отечества дух!..

Далее по нашему протоколу: «Шульгин В. В. (1878 - 1976) – лидер думской фракции русских националистов, сотрудник “Киевлянина”; с началом I мировой войны добровольцем ушёл на фронт, был ранен в атаке, а в годы гражданской войны – активный участник антибольшевистского движения, создатель Добровольческой армии Деникина. В 1920 г. эмигрировал. В 1925 году в поисках сына решается на рискованный шаг – нелегально посещает СССР. В 1944 году арестован СМЕРШем в Югославии, осуждён на 25 лет. В 1950 г. освобожден, проживал на положении ссыльного во Владимирской области. Умер на родине».

Нас подсудимый интересует, прежде всего, как литератор, «стойкий националист» и признанный специалист по национальным делам. Примечательно, что после «Киевлянина», он редактировал в Екатеринодаре газету «Россия» (затем "Великая Россия"), славил монархию, националистические принципы и чистоту "белой идеи". Уже будучи в эмиграции, Шульгин выпустил несколько знаменательных книг: "Три столицы", "Приключение князя Воронецкого" и ставшие знаменитыми "Дни". С таким послужным списком можно увековечить человека в бронзе при жизни, тем паче, что Шульгин умудрился принять участие в работе XX партсъезда(!), то есть, дотянул почти до наших времен.

Но мудрецы справедливо считали, что суть скрывается в мелочах. В славной биографии Шульгина есть эпизоды, которые почти незаметны на общем героическом фоне, пока не попадают под более пристальный взор. В самом деле, за Шульгиным укрепилась репутация стойкого монархиста и клейменого «черносотенца», однако, в критический час он по неизвестным причинам не раз отступал от соратников, союзников и партийных программ. Например, в нашумевшем на весь мир «Деле Бейлиса» наш «самый просвещенный антисемит» неожиданно выступает против русских националистов и царской полиции, за что был приговорён к тюремному заключению на три месяца, а номер его газеты был из оборота изъят. И было ли это принципиальной позицией известного журналиста против фальсификации дела или отступничество вызвано чем-то иным – вопрос, который теперь скрыт покровом времен...

В напряженные дни работы Государственной Думы Шульгин проявил себя, как заправский политик, готовый пойти хоть с чертом на компромисс. Сначала он полностью разделяет программу Столыпина, уже после смерти которого оказывается в руководстве Прогрессивного блока. Далее с трибуны Госдумы неожиданно полевевший Шульгин протестует против ареста и осуждения по уголовной статье социалдемократических депутатов, назвав этот акт «крупной государственной ошибкой». Потом бывший киевлянин сближается с противниками «националистов» П. Милюковым, М. Родзянко и другими «левыми», призывая «бороться с властью до тех пор, пока она не уйдёт». Видимо, за исключительно большие заслуги перед демократической Думой в феврале 1917 года Шульгин Советом старейшин избирается во Временный Комитет. Между тем своё отношение к Февральским событиям позднее он выразил простыми, идущими от сердца словами: «Пулемётов – вот чего мне хотелось»...

А на деле Шульгин энергично участвовал в составлении списка главных «временщиков»: причем, он «лично стоял за Родзянко в качестве премьера», и обсуждал с делегацией исполкома Петроградского Совета РСД цели и программы Временного правительства. Затем Шульгин поддерживал Керенского, а впоследствии сам признавался: «Не скажу, чтобы вся Дума целиком желала рев-ции; это было бы неправдой. Но даже не желая этого, мы рев-цию творили. Нам от этой рев-ции не отречься, мы с ней связались, мы с ней спаялись и несём за это моральную ответственность (выд. – Г. П.)». Вот, наконец, его искренние, золотые слова!..

Для характеристики Шульгина приведем еще один фрагмент его бурной деятельности, когда, отвечая на вступительную речь «калифствующего» Керенского и явно прикрывая Корнилова, наш герой говорил: «Кем-то было упомянуто здесь "знаменитое столыпинское "Не запугаете". А зачем здесь оно приведено? Так во второй Гос. Думе пугали. Кто и кого пугают здесь? Почему всё время говорят о том, что надо спасать рев-цию, когда никакой угрозы нет. По крайней мере, она здесь не раздаётся. Почему говорят, что откуда-то грозит пока невидимая контррев-ция? Надо дать себе в этом отчёт. Пять месяцев тому назад каждого, кто осмелился бы что-нибудь сказать против рев-ции, растерзали бы на части. Почему же теперь настроение у всех изменилось? Причина тут в ошибках пр-ва... Я хочу, чтобы вся власть [Врем. пр-ва], власть, среди к-рой, я не знаю, есть или нет лица, к-рые чуть ли не подозревают меня в контррев-ции, чтобы эта власть была действительно сильной... Я заявляю, что мы (малороссы), как и 300 лет тому назад, жители этого края, желаем держать с Москвой крепкий и нерушимый союз».

Во всех перипетиях политики от «Февраля» до «Октября» окончательно не смогли разобраться даже те, кто был в самой гуще событий. Похоже, не разобрался в них и Василий Шульгин – «столыпинец», «монархист», сочувствующий кадетам и социал-демократам. А потому определиться ему, как впрочем, и всем остальным помогли пришедшие большевики. Когда они одержали победу, Шульгин создает в Киеве секретную организацию под названием «Азбука». Вместе с влиятельными единомышленниками (штатскими и офицерами) он исповедует борьбу с большевизмом, верность союзникам и монархии. Но легально Шульгин борется с украинскими националистами, парламентаризмом и Учредительным Собранием. И даже однажды для подтверждения лояльности напищет сей показательный документ: "Я, нижеподписавшийся, если буду избран в Учред. Собр., ... буду считать решение этого Учред. Собр. для себя необязательным"»

Но главный сюжет, который трудно до конца и поныне осмыслить – в трагической по своим последствиям поездке В. В. Шульгина к Николаю-II для подписания манифеста об отречении. И, как известно, затея его удалась: 2 марта 1917 наш герой вместе с А.И. Гучковым принял отречение Николая II в пользу великого князя Михаила Александровича, а затем товарищи-монархисты, как матерые заговорщики, добивались отказа последнего от престола. И добились – тем самым фактически добив монархию, как исторически сложившуюся российскую власть. Примечательно также, что Шульгин лично готовил и редактировал Акт отказа Михаила Александровича от престола. Однако все тайное становится явным: позже открылось, как эти «штатные монархисты», переживали, чтобы бы их не провели, обсуждали легитимность своих «державных» дел и делишек. Нет, не напрасно написал последний самодержец России: «кругом измена, трусость, обман»...

Как выше сказано – впоследствии, спохватившись, Шульгин становится борцом за монархию, одним из организаторов и идеологов Добровольческой армии, а после вступления в Киев немцев формулирует главный девиз: «Добровольческая армия должна покончить со всякими колебаниями, оставить мысль об Учредительном собрании и народоправстве, к-рым из мыслящих людей никто не верит, и сконцентрировать все силы на одной задаче - вырвать рус. императорский дом из физич. обладания немцев и поставить его в такое положение, чтобы, опираясь на наступающую Японию, от имени вступившего на престол государя объявить священную войну против немцев, завладевших Родиной»...

Здесь даже человеку, знакомому с исторической атмосферой России периода гражданской войны трудно понять, о каком государе ныне грезит Василий Шульгин – том самом, которого он сотоварищи принудили к отречению от престола, или другом мифическом русском царе? Любопытно, как оценивал эти идеологические метания более трезвый боевой генерал А. И. Деникин: «для Шульгина и его единомышленников монархизм был не формой гос. строя, а религией. В порыве увлечения идеей они принимали свою веру за знание, свои желания за реальные факты, свои настроения за народные»…

Если, в самом деле, исследовать по-лисьи петлистый политический путь Шульгина, вникнуть во все его печатные соображения, и даже, по возможности, принять в расчет его потаенные мысли, то получится, что наш киевлянин то ли сам обманулся, то ли двигался каким-то неведомым скрытным путем. А, в конце концов, потеряв во время гражданской войны почти всех своих близких – братьев и сыновей – он вынужден был бежать от наступавших «красных» из Крыма. Пристанищем Василия Шульгина – незадачливого идеолога монархистов, по сути, предавших царя – стала Югославия.

Загадкой остается также история тайной поездки белоэмигранта в Советскую Россию – нэповскую страну, описанную им в книге «Три столицы». Примечательно, что в ней Шульгин отдавал должное успехам новых властей. Однако, этот героический шаг, обеспечивший интерес к новой книге в среде русского зарубежья, вызвал впоследствии кривотолки: «выяснилось, что ОГПУ наблюдало за ним во время его поездки, что подорвало доверие к Шульгину в эмиграции»... В самом деле, во времена, когда любой писк, даже «благородное» происхождение могли подвести в России к аресту, заключению и расстрелу, активный деятель эмиграции с послужным списком монархиста, антисемита и контрреволюционера тайно проникает на территорию Советской России, совершает турне по стране, а потом возвращается целым и невридимым. Здесь было о чем задуматься каждому, кто знал или слышал тогда о Шульгине. И, может быть, именно потому писатель вскоре отходит совсем от политики.

Во время II Мировой, как большинство соотечественников в зарубежье, Василий Шульгин занимает сторону советского государства. Однако в 1945 году в Югославии он был арестован, вывезен в СССР и за антисоветскую деятельность приговорен к 25-летнему заключению. И здесь снова загадка: через десять лет Шульгина не только освободили, но даже позволили заниматься литературной работой. Надежды власти он тогда оправдал: так, в «Письмах русским эмигрантам» Шульгин, в частности, написал: «То, что делают коммунисты в настоящее время, то есть во второй половине XX века, не только полезно, но и совершенно необходимо для 220-миллионного народа, который они за собой ведут. Мало того, оно спасительно для всего человечества, они отстаивают мир во всем мире». Покаявшийся «монархист» В. В. Шульгин был также заангажирован советским кинематографом, приняв участие в фильме «Перед судом истории», и даже стал гостем XXII партсъезда. Налицо новая тайна: Шульгину удалось даже поладить с партийными бонзами, которые благославили его книжные тиражи. Между тем в аннотациях этих изданий сохранились любопытные формулировки, касающиеся перипетий творчества Шульгина: «Непоследовательность отдельных звеньев парт. системы, действующей эгоистично, ради сиюминутной выгоды, привела к сложностям при публикации произведений Шульгина, к-рые по своей сути ничем не противодействовали существующему режиму»...

***

Кто после столь пестрой картины сможет дать оценку политическому портрету В. В. Шульгина? В самом деле, столько теней таится за этой странной фигурой: литератор о многом успел написать, но, очевидно, еще больше сумел умолчать. Любопытно, что Шульгин – автор многих национальных изданий, за одно из которых – «За что они нам не нравятся…» – уже в постсоветской России пострадал министр печати: его попросту сняли с должности после выхода тиража...

Но наш суд не разжалобить, не обхитрить, не отвлечь мишурой. К Шульгину, как к оракулу в Дельфах, в самом деле, до сих пор обращается национальная мысль: для многих современников он полубог, почти Аполлон, лично замочивший Пифона, с той только разницей, что непоседливый журналист спутал змея с последним русским царем…

Таким образом, история В. В. Шульгина поучительна. Она открывает неприглядную правду о том, как называвшие себя русским интеллигентами и патриотами, по самым шкурным расчетам малодушничали и отступались от своих убеждений. Как измена проникала в штабы «державников» и патриотов, в которых каждый мечтал въехать в столицу на «Белом коне». И как ради почестей, признанья и славы никто не хотел уступать никому… А, в итоге, все вместе сгубили Россию и довели русский народ до беды. Так кого же теперь винить, господа патриоты?»...

***

С перипетиями загадочного Шульгина быстро смирились: от идейных споров все подустали, а к тому ж каждый второй литератор напетлял за последние годы не меньше, чем подсудный писатель за всю его долгую жизнь...

А между тем учебный год завершился, одинадцатиклассники ставшей знаменитой школы Москвы, отгуляв, как водится, напоследок свой выпускной, скоро расстались. И наши знакомцы Семен Михалыч и Николай Николаич тоже, оставив свое заведение, разошлись отдыхать.

И пока летнее солнце зависало над северным полушарием, и российский люд предавался возделыванию огородных и дачных культур, почитывал детективы, попивал пивко, сибаритствовал на курортах – в общем, пока природа не располагала их к лишним телодвижениям и суете – о скандальном диспуте в экспериментальной школе, казалось, забыли.

Но как только срока подошли к сентябрю, зацвели речные и озерные воды, рассосались очереди на вокзалах и в аэропортах, а народ потянулся с юга в свои обжитые дома, – как только понемногу оживились школьные коридоры, классы, аудитории, кафедры и кабинеты, в которые без ведома секретарей никто не входил, так возникло ощущение, что в этом скандальном писательском деле еще не поставлена точка. Носилось в общественной атмосфере что-то недосказанное, что мешало жить по-прежнему даже людям, далеким от литературы, обиженных классиков и неожиданно поднятых тем.

И оказалось, что странные события минувшего учебного года не развеялись, а тревожным образом залегли, угнездились в сознании самых разных ученых, а также не слишком просвещенных людей, и требовали осмысления и объяснений. В самом деле, какой-то таинственный автор, совершив массу вопиющих ошибок, написал скандальные тексты, озвучил их через незрелые, молодые умы, взбаламутил общественность, озадачил высшее педагогическое руководство, посеял раздражение и растерянность в ученой среде. Причем, все на виду у страны, правительства, партий и самого президента!..

И вот, понемногу выходя из смятения, мысленно собрав воедино самые испытанные аргументы, закаленная в идеологических спорах столичная профессура решила дать дерзкому анониму бескомпромиссный и принципиальный ответ. Тем более что к тому времени знающие люди уже докопались, что ни первое лицо государства, ни даже президентский совет к опубликованным текстам отношения не имеет. Точнее, отношение таково: власть была не прочь посмотреть, как новые идеи будут восприняты обществом – молодежью, педагогами, всякими шелкоперами и, конечно, мужами отечественных гуманитарных наук...

И ученые, изрядно потрепанные в последних идейных боях, решили ответить клеврету на вызов. Но, поскольку неприятель прятал лицо, и спорить с фантомом солидным людям было неловко, то от публичных встреч отказались. Один очень крупный специалист, в котором было за стопятьдесят килограммов, мудро заметил, что спорить с дураком недальновидно: могут не заметить вашей разницы с ним... Думали-думали и решили написать открытое письмо – парламенту, правительству и главе.

А писатели тоже не могли отсидеться в окопах. Ведь, если перечитать все мерзкие тексты, то получается, что ни классик – то ловкач, лицемер и негодяй. Причем, последний герой – почти их современник, вот даже на историческом партсъезде успел побывать, когда они, новые русские классики еще бегали в комсомольцах или отбивали на низовых собраньях ладоши…

Судачили долго, но все не получалось начать, отвлекали известные земные дела: то собрание, то похороны, то юбилей, то надо срочно вычитать верстку, то внезапно оживился и забил копытом капризный Пегас... Но вот однажды за пивом в одной переделкинской баньке возник волнующий каждого пишущего разговор:

– Настоящий художник имеет право на собственное видение мира, и не наша забота, отвечать за, как бы, неверный прогноз, – молвил видный прозаик, открывая мудреную пробку запотевшего жестяного бочонка, завезенного гостями из-за бугра.

– Абсолютно согласен! Мы эскулапы, мы, как бы, видим недуг, но пациент может, как бы, загнуться, потому что исчерпан природный ресурс... – поддержал мысль хозяина видный национальный критик и публицист, владеющий казино и популярной программой.

– Даже Антон Палыча, мерзавец, не пощадил! – отозвался хозяин театра, который как раз открывал сезон чеховской пьесой.

– Если замолчать этого гада, то грош нам цена, – подытожил известный поэт, – подумают, что, как бы, струхнули, и завтра вцепяться в нас. На повестке, коллеги, вопрос: будем писать письмо президенту или соберем на ЦТ круглый стол? Думаю, историки нас, как бы, поддержат, им тоже досталось: если вчитаться – тоже, выходит, сплошное жулье…

Пока выбирали подходящие кандидатуры, бочонок опорожнили. Но тут оказалось, что одного приглашают на симпозиум в южные штаты, и отказаться просто нельзя. Другому дали на реставрацию сцены очень крупные деньги, так что взволновались завистники и враги. В казино у известного ведущего передачи проигрался кто-то из крупных чинов, и следом нагрянули ревизоры. А у поэта и куплетиста «на носу» юбилей, новый сборник, и обострившийся геморрой, ну, какие тут публичные разговоры… Сидели и спорили почти до утра, никто не хотел оказаться, как говорится, на публике с голым задом, а, в итоге, решили также послать президенту письмо: так, получалось, привычней, достойней, спокойней, чем выходить прямо в эфир. Короче говоря, писатели тоже решили не вмазываться в это темное дело. А что, собственно говоря, вступаться за этих господ, уже давно почивших в Бозе! Еще неизвестно, как все отзовется...

Письма были вскоре отписаны и отправлены в администрацию, редакции и разные присутственные места. Ученые и писатели облегченно вздохнули, как после напряженных трудов. Казалось, дело на том и закончилось: да, мало ли, в конце концов, случается всяких неприятностей и хлопот. Ну, взбаламутил какой-то графоман добрых людей! Бывало и не такое, а все потом перемелется, всеми будет забыто, все заживет…

Но в сентябре, с началом учебного года в экспериментальную школу поступило очередное уже знакомой манеры подлое письмецо. Похоже, теперь аноним, не дождавшись прямого ответа, принялся за гуманитариев – разом, скопом, за всех. Его текст был направлен по почте на преподавателя Николая Николаевича и, в копии, на директора школы, который переправил его прямиком в министерство, то есть, как водится, по команде наверх. Там хотели упрятать бумагу подальше, но кто-то потихоньку снял копию, и она пошла гулять по Москве. Предлагаем читателю познакомиться с документом и безо всяких купюр...