Киоты всемирной литературной классики хранят достаточное количество полотен-икон с золотым обрезом. Сложились традициональные градационные контенты, произведение, отвечающее эпохальным параметрам, духу времени легко обнаружить в адекватной хроносной нише. Иначе говоря, художник, будучи в плену у времени, выступает не только в тривиальной роли заложника вечности, а и вынужденно облачается в одежды современников. Одеяние Смерти при этом скорее отпугивает либо смешит обывателя, склонность гения к пожертвованию и самоистреблению навевает обывательские же скудоумные мысли, в творческой среде считается метафорой. Так спокойнее – предавать и не замечать убиения святых. Вообще скудоумие есть отличительная черта всякого (элитного и маргинального) социумного среза, исторически ответственного за палачество. До конца не ясно, какое из двух известных качеств, алчность или глупость, более вредоносно для Творца, просто Божьего человека. Одна старушка подбросит хворостинку в костёр, дабы жертва аутодафе излишне не мучилась, иной крестьянский сын принесёт бензин в коровьем черепе – плеснуть в костерок с той самой целью, старая дама из интеллигентских кругов остановит сочиняющего сакраментальным: «И зачем писать ещё, столько пиес хороших написано».

 

Воистину розовый глупец способен дать фору алчному брату Каину, Плюшкин не дойдёт мыслию до тёмных глубин подсознания, на которых зарождаются гаты вневременного предательства апологов глупости, ей глорию и поющих. О прочих пороках человечества речь вести вовсе бессмысленно, они априорно индульгируют невообразимые расправы, в том числе над царствующими династиями. Думаю, стоит согласиться с основными тезисами статьи Леонида Гатова «Средневековый Тютчев», посвящённой, в частности, текстуальному анализу книги «Космополис архаики». Действительно, некая параллелизация текстов Тютчева и Есепкина выглядит оправданной. Вспомним тютчевское «на роковой стою очереди» (с ударением на последнем слоге в слове «очереди»). Расстановка неправильных ударений – один из художественных инструментариев, позволяющих писателю создать «перевёрнутый» эмоциональный контекст, когда других способов для выноса эстетики произведения в литературный космос не существует. «Космополис архаики» содержит множество означенного рода неправильных установлений, на их гипероснове строится вся эстетика поэмы. Разумеется, указание на жанр условно.

 

Гоголь решил: «Мёртвые души» будут поэмой, она-то, кстати, малоросского мистика и сгубила, не во втором томе дело, не в камине, Гоголь просто не смог далее выносить собственные тексты, точнее их неабсолютное совершенство. Нет гармонии высшей – не нужно жизни. Вероятно, мёртвая панночка вдоволь нахохоталась, глядя на вылетающие в европейское закатное пространство вместе с дымом слёзы мальчика Коленьки. Черти, черти, Брут, новые меловые кружки, одно ведь не спасёшься. Есепкин в достаточной степени населил пространство космополиса теми самыми мёртвыми панночками-диканчанками, недаром его подозревают в мистифицировании всего и вся. Так вот – речь о словаре. Поэт-мистик, не имеющий даже теней Великих у себя за спиной, обогатил русскую лексику огромным сопластованием лингвистической алмазосодержащей материи. Его архаичность современнее нашего века. Быть может, «средневековый Тютчев» обманул современников, а чтобы спастись, попробовал надеть маску Йорика. Уцелеть нельзя, он-то знает, изменение внешности не влияет на судьбу пророков, перечитайте жития святых, евангелические сказания. И сейчас нужно упомянуть о главном. «Космополис архаики» -- именно сказание, страшная сказка. Их на Руси достаточно, унифицированных для детей бесконечных потерянных поколений, правда, т а к о й страшной читать ещё деткам детей не доводилось. Уникальность автора «Космополиса архаики» в том, что его нельзя отыскать по означенным выше категорическим символам -- времени не соответствует, здесь бессильны интернетовские поисковики. Сколько эзотерических личин следует сжечь в августовском огне Господнего лета, чтоб часть подлинного лика увидеть? Кто знает. Хотя сам Есепкин, похоже, не сомневается в бесполезности маскарада, в его страшной Сказке «всех отыскали по цветам». А смысл хождений прост: оставление Слова в киоте.

 

Ирина Левитина