– Ну, вот он что? Великий философ, фантастический оратор?

– Нет?

– Да он средний философ, средний оратор! Я раз сто побеждал его в споре. Он. в общем-то, очень быстрый, очень средний богослов.

– Он – поэт.

– Кто поэт? Он – поэт? Да из него такой поэт, как я имею счастье от моей торговли в храме. Да просто он первый, среди всех этих бездельников и смутьянов, начал баловаться со свободой.

– С чем он начал баловаться?

– Ты слышал с чем. Со свободой.

– Ну, может быть, все-таки не со свободой? Может быть, вместо «свобода» лучше было бы сказать «воля»?

– Да какая, к черту, воля? Вот если взять того, который до него тут ходил, воду мутил, то это еще туда-сюда, воля, это, так сказать, свобода вообще. А он первый, весь такой тонкий и звонкий, поднял этот, в общем-то, глобальный вопрос о Свободе и свободном человеке…

– Так. Стоп, стоп, стоп! А почему мне об этом никто не докладывал?

– Что?

– Я говорю, почему мне об этом никто не докладывал?

– О чем вот ты сейчас сказал, я не понял?

– Все ты понял. Почему я должен все тянуть из тебя клещами?

– Нет, ты что, серьезно все это или опять юродствуешь?

– Я юродстсвую? Да знаешь, сколько времени у меня уходит на все эти урегулирования? Не только по этому делу, по большинству. И это ты должен был мне сразу объяснить, что у вас тут происходит, что делается, а не наводить тень на плетень.

– Я навожу тень на плетень? Да это ты мне уже битый час твердишь про какого-то поэта, а я пытаюсь донести до тебя, что нам с тобой нужно выступать в тандеме, пока нам, действительно, не засунули раскаленное копье в задницу.

– А я, разве, что-нибудь говорю?

– Ты не говоришь? Да ты утверждаешь, что он не виновен!

– Нет, утверждать не могу: виновен, не виновен. Я сказал только, что меня настораживают собранные доказательства. Собраны они законным или незаконным образом? Можно ли вменять в вину данный состав преступления при этих собранных доказательствах или нельзя? И вот эти все вопросы – они меня просто несколько настораживают. И я говорю только о том, что хорошо бы их прояснить.

– «Где Дух Господень – там свобода»…

– А я разве что-нибудь говорю? Но я побеседовал с арестованным, с его родственниками. Должен я или нет принять во внимание ту информацию, которой они располагают? Обязан я был проверить и эти версии? Ведь это не на паперть бесплатно сел! За это полагается и штраф большой, и лишение свободы, и более серьезное наказание.

– «Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными».

– А я что говорю: «Не раскрывайте это преступление, не опрашивайте свидетелей, не привлекайте виновных»? Я об этом не говорю. Я говорю о том, чтобы все это было сделано законным образом, и чтобы никто при этом не пострадал. Этот ли бродяга, любой другой, третий, четвертый, пятый, десятый! А так я только за объективное расследование, объективное! У претора такая объективность есть, и в других провинциях, я думаю, такая объективность будет. Только этого надо добиваться. Если есть сомнения, то давайте используя полномочия претора с тем, чтобы эти сомнения развеять.

– «Если Сын освободит вас – то истинно свободными будете».

– Ты, я смотрю, хорошо подготовился.

– Мы священники, мы школы специальные заканчивали.

– Школы они специальные заканчивали! Так применяйте же свои навыки, старания, умения, коли вы образованное сословие, коли вы школы специальные заканчивали, сан имеете, опыт нарабатывали. Сидите часами, как некоторые раньше сидели, раскрывали преступления. Я же с ним сидел, я же его убедил, что для него это будет лучше. Но ведь я не топил, не бил, хитрость не проявлял, как в данном случае, привели его ко мне в пятницу. Конец недели…

– Мы работали…

– Работали вы! Так ведь надо искрений интерес проявлять! Искрений! А как же? Как же Сам? Как же Сам – дни и ночи проводит в дознании!

– Мы работали… Мы ж с ним работали.

– Они работали! Так ведь надо искрений интерес проявлять. Искренний! Я же проявил! Я же убедил, что для него самого будет лучше все рассказать.

– Черт, губернатор! Так ты не собираешься прятать его от нас?

– Куда прятать? Нет, наказать надо. Обязательно надо наказать. Оставлять это дело просто так нельзя! Но ведь есть же, в конце концов, и такая мера как штраф, опять же, телесные наказания. Выпороть его виноградной лозой, да и дело с концом.

– Выпороть – не достаточно.

– А тебя пороли когда-нибудь?

– Давай сегодня без проповедей. Сегодня и так сумасшедший день.

– Я смотрю, вы серьезно настроены.

– Мы серьезно настроены.

– Нет, если вы так серьезно настроены… Офицер! Бандита – ко мне!

– Что за бандит?

– Бандит он и есть бандит. Убийца и грабитель.

– Тот самый?

– Тот самый! Хотите, казню его для вас?

– Не хотим.

– Настоящий сукин сын!

– Нет, не надо.

– Да, да, я казню его.

– Нельзя же так наобум.

– Нельзя, по-твоему?

– Право, не стоит, губернатор. Народ должен сам… выбрать, что для него наиболее ценно.

– Народ должен сам… C какого перепугу?

– Таков обычай.

– Какой еще, к черту, обычай? Ты , вообще, в курсе, где мы живем?

– Я-то в курсе, в курсе. А вот сам-то ты в курсе?

– Я? А должен быть?

– Ну, я не знаю. Наверху в курсе.

– Нет, я знаю, знаю. Просто я не знал, что наверху в курсе этого вашего обычая.

– В курсе, в курсе. Наверху всегда в курсе… Да и, может быть, ты не знал. Сам – тоже.

– Сам? Ты сказал, Сам – тоже?

– Тебе уже лучше?

– Черт, святой отец, это все, что мне нужно!

– Но ты все-таки чем-то расстроен?

– Я расстроен?

– У тебя какой-то расстроенный вид.

– У меня не расстроенный вид.

– Вот и правильно. Ты правильно поступил.

– Что?

– Говорю, я за тебя беспокоился, а ты правильно поступил.

– Поучи жену щи варить. Я еще никак не поступил.

– Нет, нет, ты правильно, правильно поступил. Твои враги уже на стену лезут от досады. Они всем говорили, что ты лицо заинтересованное.

– Я не заинтересованное лицо.

– Разве ты не собирался его спасти?

– Собирался, но я не заинтересованное лицо.

– Тогда какая разница?

– Не знаю, но разница гигантская.

– Я ее не вижу.

– А я ее вижу! Вот черт! Надо было все-таки отправить его в другую провинцию.

– Это ничего не решило бы: слишком много он наболтал.

– Нет. Надо было все-таки опять отправить его к Антипе.

– Да, все равно! Слишком много наболтал этот твой поэт. Ты был прав, в этом – вся беда.