Глеб.

 

Глеб Павлович был, большим учёным. А может и не был, но в посёлке, где мы жили каждое лето, все так считали. Наша семья и он, много лет, были соседями по дачам. Дружили. Мы, с супругой и дочкой, приглашали его на шашлыки, на чай, ходили вместе купаться. Пару раз Глеб дарил нам книги со своими автографами. Это были научные и, наверное, очень умные книги, потому что мы не понимали там не слова, хотя они, до сих пор, хранятся у нас на полке.

Глебу всё время было за пятьдесят. Не знаю точно, сколько. Дней рождений он не праздновал. Жил всю жизнь один. Мы никогда не видели у него родственников или друзей. Лишь пару раз за лето, наезжали двое его бородатых коллег по университету, где Глеб что-то преподавал, и привозили с собой нескольких молодых аспиранток. В это время к его даче было лучше не подходить. Сначала учёные вели себя тихо, но потом были слышны пьяные выкрики, выстрелы из охотничьего ружья в воздух. Топот ног, по его заросшему высокой травой и дикими кустарниками участку. Женский смех и визг. Голос Глеба, всё время громко поющего одну и ту же песню: «Когда меня ты позовёшь!»

Под утро все утихомиривались, а к обеду разъезжались, и наш дачный сезон вновь продолжался, мирно и безмятежно.

Обычно с утра он запирался на втором этаже-чердаке, своего простецкого, рубленного ещё его отцом, в конце сороковых, дома, и работал.

Я почти никогда туда не поднимался. Знал, что там у него стоит компьютер и куча каких-то склянок с водой. Он постоянно носил туда воду. То из пруда, то из канавы. Сначала я интересовался, зачем это ему, но потом перестал.

Да и все вокруг тоже не удивлялись, а только сочувственно и немного осуждающе качали головами, дескать, биолог.

Так что, как я уже говорил, с утра он всегда работал, и мы, зная это, никогда не заглядывали к нему до обеда, поэтому я очень удивился, когда вдруг августовским, прохладным и дождливым утром он вдруг позвонил мне на мобильник:

-Андрей! Зайди ко мне!

Голос звучал взволновано. Может, что случилось? Я поспешил.

Дом был открыт. Я вошёл в его, вечно заваленный, каким то хламом, притащенным из университета, коридор.

-Глеб, ты где?

-Поднимайся наверх.

Я удивился, обычно он никогда не приглашал в эту святая святых, где творилось что-то великое.

Он сидел перед компьютером, установленном на древнем письменном столе, рядом стоял ещё какой-то прибор, явно самодельный, без корпуса. На большой плате были видны и микросхемы и транзисторы, утопавшие в переплетении проводов. Сбоку несколько сигнальных лампочек и старинные амперметры, которые сейчас можно найти лишь на свалке.

Прибор был соединён с компьютером несколькими кабелями. Рядом на полу стояла большая банка с водой, в неё были опущены два блестящих жёлтых стержня, соединённых тонкими проводками с прибором.

Глеб был всклокочен и давно не брит. Глаза красные. От табачного дыма, который, будто спрессовался, дышать было нечем.

-Если хочешь кофе, иди вниз и завари, - не отрываясь от компьютера, пробормотал он.

На мониторе было видно, что шла загрузка замысловатой программы.

-Ты давно встал? – спросил я его.

-Давно, - буркнул Глеб, – Ещё вчера.

Глеб повернулся и посмотрел на меня, нечеловеческим взглядом и страшно улыбнулся. Ему действительно пора было пойти поспать, вдобавок у монитора красовалась, почти допитая, бутылка коньяка.

-Это такое от чего ты тоже не уснёшь. Ты первый увидишь. Первый прикоснешься к тайне.

-Глеб Палыч, может не надо? – с опаской в голосе спросил я.

-Молчи, ничтожный человечек. Молчи и смотри.

На мониторе всё потемнело, потом пошли полосы как у старого барахлящего телевизора. Потом появилась картинка. На ней дома. Да это же наши дома! Вот дом Глеба, вот наш. Вот трансформаторная будка. А вот мы с дочкой играем в бадминтон. Да это же вчера было. Я вчера так был одет. И дочка тоже. Вот она запулила воланчик в крапиву. Я ругаюсь и лезу за ним. Как это Глеб снял?

Камера, похоже, была в траве, возле канавы.

Вот выходит сам Глеб. Поговорил с нами и пошёл в магазин. Точно. Через полчаса он вернулся с этим вот самым коньяком.

-Как это ты заснял, шпион? – спросил я.

-Это не я. Это вода.

-Какая вода?

-А вот, - Глеб указал рукой на банку со вставленными стержнями. – Это вода из канавы возле твоего дома. Понимаешь, она запомнила то, что видела.

-Как это? – я был уверен, что Глеб установил там, в траве миникамеру и теперь разыгрывает меня, но решил подыграть ему.

-Ты знаешь, что у воды есть формула.

-H2O.

-Нет не такая формула. Есть ещё одна. Формула памяти, - Глеб наморщил лоб и потянулся за сигаретой, - Ну, как бы попроще объяснить. Ну, это как ген, что ли. Ген воды. И я его расшифровал. Я давно его расшифровал. Самое сложное было вот это. – Глеб кивнул на слегка гудящий прибор, - преобразовать образы из памяти воды в образы привычные нам.

Я покачал головой.

-Не веришь?

-Не знаю.

На мониторе были видны картинки двухнедельной давности. Снова возле моего дома. Ну не могла же камера быть там всё время.

Я встал и включил в комнате свет. Потом подошёл к компьютеру и тщательно осмотрел его спереди и сзади. Проверил дисководы. Ничего нигде не было и никаких следов видеотехники тоже.

-Хорошо, господин Фома неверующий. А как тебе вот это?

Глеб встал и принёс другую банку с надписью «Марковка».

-Это вода из Марковского пруда.

Он переложил датчики в неё. На мониторе на миг всё исчезло, и вдруг появились картинки солдат. Это были немецкие солдаты. Со шмайсерами. Это война. Для старой кинохроники действительно слишком хорошее цветное изображение. Немцы рыли окопы возле пруда. Натягивали колючую проволоку. Из-за холма выехал танк.

Вид был со стороны пруда. Будто снимавший всё это оператор плавал на надувном матрасе и снимал всё это.

-И у льда и у тумана есть память. Представь, если мы найдём тот айсберг, в который врезался «Титаник» и посмотрим, как это было. А если в океане найдётся вода, помнящая Наполеона, Александра Македонского, Атлантиду.

Глеб дышал перегаром мне в лицо, глаза его горели. Он прошептал:

-Великий потоп даже сможем увидеть.

-Неужели и в такую даль можно заглянуть?

-Запросто. Смотри.

На мониторе вновь пошла загрузка.

-Я упростил всю программу до необычайности. Вот видишь в столбик это примерные годы. Кликнешь, скажем, на начало двадцатого века. И пошла загрузка. Пара минут и вот смотри.

У Марковского озерца гуляли две дамы в светлых кружевных платьях, у одной был зонтик. Вот к ним подошёл мужик. Кто-то типа конюха, поклонился, и что-то доложил.

-Вот звука, к сожалению, пока нет. Это ещё предстоит дорабатывать. И в проточной воде белиберда получается. Я из Невы пробовал - жуть. Хотя разглядел, как крепостного пороли, видимо при Петре, на строительстве Петербурга. Петропавловка в лесах виднелась и корабль, типа галеры.

-А ещё раньше можешь? Самое раннее,- спросил я.

Глеб усмехнулся и кликнул на самый верхний ярлычок в столбике.

На мониторе были только берега пруда и заросли окружавшие его.

-Это примерно при монголах. А может и нет. Я сам не знаю.

К берегу подошли две девушки в длинных светлых рубахах-платьях с расшитыми воротниками. Быстро скинули рубахи и, оказавшись абсолютно голыми скользнули в воду и поплыли, барахтаясь и смеясь.

Мы с Глебом, не отрываясь, смотрели на них. Глеб водил мышью, пытаясь изменить угол взгляда и заглянуть под воду. Но вода была мутная, и мы видели лишь очертания купальщиц.

-Вот это да! – усмехнулся я, - А ты из женской бани не пробовал воду брать?

-Да пошёл ты, - не зло огрызнулся Глеб, не отрываясь от монитора. – Это же древние славянки. Это же тысяча лет! А я считал, что Марковку недавно вырыли.

Девушки вылезли из воды и немного постояли, повернув к солнцу свои стройные обнажённые тела. Потом напялили рубахи и исчезли за зарослями.

Глеб продолжал смотреть на монитор. Вон пролетела чайка. Вон лиса прошмыгнула по берегу. Марковка казалось, была намного больше чем сейчас.

-Конечно, плохо, что вода показывает всё подряд. Можно сидеть и годами ждать какого-то события. А ведь может через минуту здесь появиться сам Александр Невский. А может и нет. Я ещё посмотрю.

Глеб отхлебнул из бутылки коньяку и водил мышью глядя на озеро с разных сторон. Через минуту я заметил, что он обмяк, руки его безжизненно свалились вниз.

Я тихонечко встал и направился к выходу. Монитор продолжал показывать наш пруд. Глеб запрокинул голову и захрапел.

 

Он появился у нас через пару дней, под вечер. Мы уселись на открытой террасе, пить чай.

-Жене ничего не говорил? – прошептал он.

-Нет, - ответил я, усмехнувшись.

Моя супруга, Елена, не верит ни во что потустороннее, включая НЛО, снежного человека и прочие выдумки. Ну, в принципе, она может допустить, что где-нибудь в глуши Южной Америки или в джунглях Африке, учёные нашли нечто неизвестное и необъяснимое, или в японских лабораториях произошло уникальное открытие, но чтобы на соседском участке и Глеб Палыч, которого мы знаем столько лет! Это невозможно. Это нонсенс. Поэтому, чтобы не ставить в глупое положение и себя и Глеба, я ничего ей не сказал. Тем более, что ещё не верил в это сам.

-Вот это правильно, - одобрил Глеб, - И вообще, пока никому. Это страшный секрет.

-Ну, почему? Собери учёных. Это же мировое открытие. Это Нобелевская премия. Это переворот в истории. В науке. Это же можно столько историков сократить.

-Вот именно, а кто это захочет.

-Это же можно промышленно наладить такие приборы. И для следствия и для военных.

-Вот! – крикнул Глеб. - Тут ты в точку попал! Не забывай, где мы живём. Как только об этом известно, станет, так всё. Железный занавес. Ну, дадут мне подполковника за это открытие, орденок, какой нибудь дурацкий и пахать потом на них в закрытой кэгэбэшной лаборатории. С кучей подписок о невыезде. Зачем мне такая жизнь. Старый я уже. Мне белоснежный дом на море не помешает. Яхта. Фрукты, с собственного дерева, текила и девушки вокруг.

-Что? Это кому это там? – вошла Лена с чайным подносом.

-Да вот Глеб Палыч думает, не обзавестись ли ему супругой.

Жена усмехнулась.

-Ему? На старости-то лет. Зачем это? Всё равно ничего из этого не получиться.

-Почему не получиться, - возмутился Глеб и стал расправлять грудь, – Я ещё вполне...

-Да не в этом смысле, - обрезала его Лена.- Ты всю жизнь жил один. Привык так. Значит ты эгоист, со стажем и чтобы создать семью, тебе надо перестроиться. Надо научиться думать о другом человеке. А у законченного эгоиста это не получиться. Ну и что из этого брака выйдет. Мука для тебя и мука для неё. Делиться придется не только деньгами, но и душой. И ты к этому не готов. Так что не думай. Это только и себя мучить и её. Для женитьбы есть время, лет до тридцати. Когда оба человека по характеру мягкие как пластилин и могут легко друг к другу прилипнуть. Один там поддастся другой здесь вот и получается....

-Животное о двух спинах, - гоготнул я.

Лена ничего не сказала, а только строго взглянула на меня.

-Получается духовно-телестный симбиоз, основанный на взаимном уважении и понимании, и он продвигает эту семью вперёд к новым этапам развития. Как и общество. Семья - модель общества.

-Ну, ты загнула, - открыл рот Глеб.

-А кто пропустил этот возраст и из пластилина превратился в одеревенелый материал, то тому и нечего пытаться обманывать себя. К тому же экономическая ситуация в нашей стране делает институт брака нерентабельным и попросту ненужным.

-А как же артисты все, а мой однокурсник Лёшка Фролов вообще родил сына.

-Если ты хочешь постоянную молодую девушку за деньги, которая будет изменять тебе в ожидании вдовства и наследства, - пожалуйста. Это, пожалуйста.

-Тьфу, - жалобно посмотрел на меня Глеб. – Ведь все иллюзии развеет. Ну, как всегда. Ну, надо же, я и вдруг - одеревенелый эгоист.

-Ладно, я с вами пить чай не буду. Некогда мне. У меня собака все клематисы потоптала, пойду их спасать.

Лена оставила нас одних.

Глеб отхлебнул чай.

-Фу, ты, Я даже забыл, о чём говорили, - сказал он. – Фу, чёрт. Нет ли, выпить?

Я достал из буфета коньяк, мы плеснули его прямо в чай.

-О хорошо, - растянулся в плетёном кресле Глеб, голова прямо отходит.

-А что, голова болела? – спросил я.

-Ночь не спал.

-Опять путешествовал во времени?

-Вот это ты ловко подметил. Ведь самое настоящее путешествие. Так что я говорил то? А, вот. Ну, представь. Сунь я датчики в прудик, что на территории военной части и всё вижу, что там делали вчера. Или в стоки, с какого нибудь секретного завода? Так что сам понимаешь, открытие моё здесь не пропустят.

А чтобы представить его в западной стране, нужны деньги, охрана. Покровительство сильных структур. Иначе просто убьют и прибор заберут.

-Если всё это так опасно, зачем ты меня в это впутал. Хотя, я скажу тебе честно, я не верю в этот прибор до конца. Это всё-таки какая - то уловка с помощью видеокамер, Интернета или ещё чёрт знает чего. Ну, как это, память воды?

Глеб Палыч обиженно отвернулся и уставился на наш сад, залитый вечерним солнцем.

-Ты посторонний в науке человек, и порядочный. Я не мог больше никому доверить. В университете меня сдадут. Это большая деревня, наполненная сплетнями. Там каждый мнит себя великим и не допускает величия другого. Это такое змеиное гнездо, что и рассказывать не хочется. Там любое открытие выставят на смех. Зарубят, признают несуществующим. Потом откроют лабораторию, по это проблеме, чтобы получить бюджетное финансирование. Потом какой нибудь профессор, кэгэбэшный стукачок присвоит это открытие себе и получит премию. Это у нас сплошь и рядом.

-Что ж выходит, ничего не предпринять?

-Предпринять. Я тебе, о чём и толкую-то. Нужен компаньон. Надёжный человек. Сильный, молодой. С машиной.

-Чего делать?

-А вот чего. Поедем на север. На Белое озеро. Там, по преданиям, варяг Синеус зарыл сокровища. Несметные сокровища. Это в те времена, когда славяне вконец озверели от злобы друг на друга и пригласили варягов ими править. И те пришли: братья Рюрик, Синеус и Трувор. Слышал что нибудь об этом?

-Смутно.

Глеб вздохнул и посмотрел на меня с сожалением.

-Их варяжское племя называлось русь. Вот отсюда и название наше. Да дело не в этом. На определённом этапе варяги Синеуса решили, чтобы он поделился с братвой, а тот не захотел и сокровища свои, якобы, зарыл до хороших времён. А потом погиб. Так и не нашлись они до сих пор. Вот я и предлагаю тебе их найти.

Я с недоверием смотрел на Глеба. Тот продолжал:

-Завтра будет готово питание прибора от аккумулятора и выход через ноутбук. Возьмём твой, если не возражаешь, я там правда покопаюсь, программу перекачаю Берём, также твою резиновую лодку и на твоей машине едем на Белое озеро. Там, под видом рыболовов, залезаем в память озера и готово. Сокровища эти, многие искали, но не нашли. Так ведь никто не подходил к этому делу, так технически как мы. У нас беспроигрышный вариант. Ну что?

-Не знаю, – весь раздираемый противоречиями ответил я.

 

 

Я согласился не то чтобы поехать за золотом. Я по натуре человек не увлекающийся всякими сомнительными идеями, а уж что касается денег или сокровищ так и вовсе невезучий. Но я был в отпуске. Почему бы не порыбачить пару дней? А уж сокровища – это по части Глеба.

Белое озеро встретило нас холодным солнцем, временами, закрываемым рваными кусками облаков, ещё по-летнему нехолодным, но уже по-зимнему резким и порывистым ветром. Приближение осени, ещё не чувствующееся у нас на даче,

здесь было гораздо явственнее.

Мы нашли укромный уголок, закрытый соснами, недалеко от холмов, подступающих к самой воде.

-Представляешь, в этих курганах лежат варяжские князья. Но они, почти все разграблены. А клад Синеуса так и не нашли. И могила его неизвестно где.

Я разворачивал палатку. Глеб соединял прибор с ноутбуком.

-А вот в кипятке прибор ничего не показывает, - продолжал Глеб. – Память есть только у живой воды. А мы пьём мёртвую.

Я накачивал свою польскую двухместную резиновую лодку.

-Только я забыл тебя предупредить, когда кто-то доберётся до сокровищ, из тумана появляется белый всадник на белом коне. Сам Синеус. И убивает всех. Выпускает кишки. Но ты в это не веришь, правда, же?

-Не верю, но это неприятно. Мог бы и не рассказывать.

К вечеру мы вышли в озеро. Мы плыли вдоль северного берега, где по рассказам Глеба, находилось пристанище Синеуса. Озеро было огромным. Словно море. Противоположного берега не видно, он был за горизонтом. Справа виднелись далёкие огонёчки деревень, разбросанных по берегу. Было прохладно. Даже мы, холодоустойчивые питерцы почувствовали, тревожное и холодное дыхание Севера. Я с наслаждением вытащил на спиннинг нескольких крупных окуньков.

-Мы здесь не за этим, - ворчал Глеб, не отрываясь от монитора. – Смотри! - вдруг крикнул он.

На ноутбуке ясно различались древние, чёрные, законопаченные ладьи. Высокие носы украшали резные головы с рогами. Я насчитал двенадцать пар вёсел. На каждом одна мачта с прямым парусом. Мурашки побежали по спине. От величия и необыкновенности происходящего захватило дух. Я бросил спиннинг и неотрываясь смотрел на монитор.

Неужели всё-таки это правда. Наверное, только сейчас я поверил и оценил открытие Глеба полностью.

-Это драккары. Корабли варягов. Варяги - это как викинги. Только ближе к нам.

Мы попали! Попали в то самое время.

Я смотрел на монитор и чувство гордости за Глеба и собственной значимости, что я, простой человек, помогаю такому великому учёному, иногда переполняло меня.

Действительно, здесь нет никакого обмана. Ну, зачем бы Глеб притащил меня сюда. Мы на самом деле расшифровывали память воды.

В тот вечер кроме драккаров мы больше ничего так и не увидели.

Причалили к берегу, разожгли костёр. Выпили по глотку водки и поели. Я растянулся в палатке, закутавшись, как следует. Усталость этого дня сделала своё дело.

Глеб продолжал водить по прибрежной воде золотыми датчиками. Я не знаю, спал ли он вообще, когда нибудь. Он не отрывался от прибора. Часами я и сам, словно зачарованный, смотрел, как древние строили крепость, как ставили сети. Я видел купающихся женщин и мужчин. Охотников. Дружинников в кольчугах.

Сани, несущиеся по льду. Ладьи с дружинниками. Один раз смотрели на битву.

-Это наши варяги, - прояснил Глеб, жуя огурец. - Мочат пришлых варягов.

Мы то шли вдоль берега, то удалялись на середину озера и берег становился маленькой полоской. Когда Глеб всё-таки выключался, за монитором следил я.

Прошло уже пять дней. Я отпросился у жены на неделю.

-Послушай Глеб. Мы ищем в этом огромном озере каплю воды, которая помнит, куда этот проклятый Синеус дел свои сокровища. А если эта капля испарилась и улетела на облаке в Китай? А если он не на берегу их зарыл, а в лесу? Здесь надо жить годами, чтобы что-то увидеть. Может всю жизнь.

-Хорошо, что ты хотя бы поверил в моё изобретение, – усмехнулся Глеб. – Это уже клад.

-Ещё два дня и я уезжаю, - твёрдо сказал я.

-Слушай речь идёт о миллионах, которые мы разделим с тобой! Мы выбросим на мировой рынок величайшее изобретение. Это перевернёт твою жизнь. Жизнь твоей семьи, а ты хочешь всё бросить на полпути.

Я вздохнул, спорить с одержимым человеком без толку. Однако именно здесь на берегу Белого озера я окончательно поверил в Глебово изобретение и в то, что он гений.

 

Ночью меня разбудил страшный нечеловеческий шёпот.

-Есть! Я нашёл!

-Что? Что нашёл.

Глеб тащил меня к ноутбуку. Прибор гудел. Датчики плавали в прибрежной воде.

Монитор по-прежнему отражал берега Белого озера, ничуть не похожие на современные. Глеб приблизил изображение. У самой воды стоял высокий седовласый и седобородый викинг. В руке его был меч. Рядом лежали два тела в окровавленных белых рубахах.

Мы, замерев, смотрели на них. Викинг оттащил тела к воде и бросил их туда. Перед самым монитором проплыло ужасное изуродованное смертельной гримасой лицо.

-Они только что, что-то спрятали под валунами, у самого берега и присыпали песком, а потом он этих двоих зарубил, - зашептал скороговоркой Глеб, словно боялся, что викинг услышит его. – Может это сам Синеус, а может и нет. Факт, что они закопали какой то ящик или сундук. Правда, небольшой. Но неважно, может это и не то сокровище. Может это и не тот Синеус. Ну и хорошо, значит, белого всадника не будет. Нам хватит и небольшого сундучка. Что скажешь?

Я с опаской смотрел на него.

-Где место-то?

Глеб начал водить курсором, меняя углы зрения.

-Вот!– крикнул он. – Вот та сопка. С двойной вершиной, словно седло. Я думал, что это просевший курган. А это нет. Это сопка. Она и раньше была. Я её помню. Только берег голый теперь. Там поле, какой-то дрянью засеяно. Гляди, а раньше лес был. Всю природу испохабили за тысячу лет.

Глеб скопировал картинку с монитора и снова приблизился к берегу. Трупов не было. Варяга тоже. Но место, где лежит сокровище, не вызывало у него сомнений. Он ткнул пальцем на монитор, и посмотрел на меня белёсыми глазами, дико оскалившись, так, что мне на миг стало страшно.

Всю ночь он изучал старинные карты, взятые, видимо, в университете. Судя по датам - это были ценнейшие экземпляры ещё императорской академии наук. Где он только достал их?

Мы вышли в озеро, когда лишь слегка рассвело. Поднимался ветер. Прохладные брызги падали на лицо. Волны звонко шлёпали о баллоны лодки. Продуктов с собой взяли минимум, Глеб прихватил двустволку, а я к поясу привесил небольшой нож. Две лопаты, верёвки и ведро дополняли нашу экипировку.

-Держим вон на тот островок, - говорил он. Много дней небритый и нечёсаный, охваченный одержимостью, он напоминал комического пирата из старых фильмов.

-Там же берег был, лесной берег, а не остров

-Был да сплыл. Тысяча триста лет прошло. Я по расстоянию от сопки смотрел и по всяким старым картам геодезия подтверждает. Озеро движется. Бывший берег затоплен. Тот островок это и есть остаток берега.

-Ну не знаю.

-Слушай, что тебе умные люди говорят. Слушай.

Глеб то глядел на ноутбук, то на вырываемые у него из рук ветром карты. Водил по ним пальцем, мычал.

Островок представлял собой несколько больших валунов и малюсенькую песчаную отмель. С огромным трудом мы закрепили лодку. Ветер крепчал. Кое-где на гребнях волн появились белые барашки. Одеться надо было, пожалуй, потеплее.

Да, август здесь совсем не то, что у нас. И ещё ветер, пронизывающий ветер поднялся как назло.

-Где копать? - с иронией спросил я.

-Вот под этим валуном, сделаем ямку и попробуем его толкнуть. Как бы скатить в эту ямку.

-А потом?

-А потом увидим! – гаркнул Глеб.

Он был сам не свой от возбуждения. Мы рыли песок. Время от времени брызгал дождик. Небо темнело от приближающейся непогоды. Чайки резко кричали. Когда мимо проплывали рыбаки, мы прятали лопаты и принимались за спиннинг.

Через час лунка была готова. Поднатужившись, мы толкнули метровый в диаметре валун. Он не поддавался. Пришлось подкопать ещё. Валун пошёл, но под ним оказался обычный песок отмели, такой же, как и везде.

-Чёрт! Чёрт! – Глеб встал на колени и начал биться головой о землю. Я достал термос и глотнул кофе, вглядываясь в даль берега. Честно говоря, меня больше интересовала сохранность моей машины и палатки.

Мы подкапывали камни до самого вечера и перемещали их. Сил просто не осталось. Мои руки висели как верёвки, я готов был истерически разораться на этого одержимого, прыгнуть в лодку и уплыть, когда внезапно, под одним из камней открылся небольшой проход, или скорее просто отверстие не более полуметра в диаметре.

Я ахнул. Глеб подпрыгнул на месте и сапёрной лопаткой стоя на коленях, принялся раздвигать песок. Вскоре он, посветив фонариком и издав визг, прыгнул вниз, обрушивая за собой гальку и песок.

Я вглядывался в темноту. Было непонятно, сколько там метров. Раздавалось плюханье. Я понял, что Глеб плавает в воде.

-Посвети!

Я посветил. Глеб стоял по пояс в воде, в каменном колодце, диаметром около метра, и глубиной около трёх, стены которого были сложены из валунов. Эти валуны и не давали водам озера хлынуть сюда, хотя отовсюду сочилась вода.

Я онемел от мысли, что на самом виду у людей, проплывающих мимо по этому озеру-морю, тысячу лет, на пятиметровом клочке суши, заваленным камнями, может лежать древнейший клад варягов.

Никому не приходило в голову, что это может находиться здесь. А Глеб догадался. Я благоговейно смотрел, как он водит руками в холодной воде колодца.

-Похоже на древнейшее захоронение. Может даже гиперборейское, а Синеус просто использовал его. Свети лучше! Нет, кинь мне фонарик.

Я кинул фонарь. Глеб поймал его.

-Давай верёвку! – раздалось через миг. – Это чудо! Мы нашли его!

Я спустил верёвку.

-Тащи!

Это было трудно и долго.

Я вытащил сначала тяжеленный сундук, потом Глеба. Сердце билось с огромной скоростью. Я задыхался от тяжести и от волнения одновременно.

-Проклятье! Чёрт! – радостно ругался Глеб.

Сундучок был из толстой кожи, скрепленной металлическими, стяжками жёлтого металла. Трясущимися руками Глеб открыл его, сковырнув большую пряжку-застёжку. Монеты, старинные золотые монеты блеснули в лучах заходящего солнца. Мы запускали руки в них и смеялись. Глеб показывал византийские, римские, персидские монеты. Круглые и неправильной формы, четырёхугольные, с закруглёнными и острыми углами, с отверстиями и без. Всех их, без разбора, он почему-то называл то динарами, то сестерциями. Можно было часами рассматривать изображения на них. Много монет было с каким-то человеком в шлеме, украшенным козьими рогами.

-Неужели. Неужели это? – бормотал Глеб.

Я первый отошёл от шока. Глотнул остатки кофе и, хотя не курил уже много лет, взял у Глеба сигарету и затянулся несколько раз.

-Надо торопиться! – сказал я.

Но озеро спускались сумерки. Тёмная громадина воды вот, вот была готова слиться с такой же тёмной громадиной неба, и тогда станет непонятно куда грести. Вдобавок моросил дождь.

Глеб сел в лодку первым, на коленях его взгромоздились сундук с кладом, накрытый куском брезента, прибор и ноутбук. Ящик весил, примерно, килограмм пятьдесят-шестьдесят. Всё остальное, кроме двустволки, мы бросили на острове.

В последний момент моё сердце сжалось, и я взял с собой спиннинг.

-С ума сошёл! – заорал Глеб. – Лишний вес! Купишь себе тысячу новых спиннингов.

-Спиннинг не утяжелит, - парировал я.

Лодка, глубоко просев днищем и став от этого чуть уже, пошла к берегу. Оранжевое пятнышко нашей палатки было ещё видно, и я торопливо грёб к нему.

До полных сумерек мы должны были успеть. Правда, сгущающаяся темнота от непогоды и морось, ухудшали видимость.

-Там и греческие, и римские, и с Александром Македонским, и персидские, и византийские. Я видел. Я знаю. Я каталог найду. Всё оценю, как следует, здесь миллиона на два, на три,- продолжал бормотать Глеб. – Надо же, я нашёл, нашёл!

-Мы нашли, - поправил я его, и Глеб как-то странно на меня посмотрел. – Откуда здесь монеты Македонского?

-Откуда, откуда,- передразнил Глеб. - Варяги везде плавали, всех грабили и греков и латинян. И Синеус в том числе. Хотя, как мне кажется, это всё-таки не он. У Синеуса клад должен быть больше. А это кто-то из его подельников припрятал. Может, у Синеуса и украл. Варяги они такие...

Дождь усиливался. До нашего берега оставалось метров триста-четыреста, если я не сбился с курса.

Глеб взял в руки ружьё. Щёлкнул предохранителем. Я безо всякой задней мысли продолжал грести. Только когда два ствола уставились мне в голову, я бросил вёсла.

-Ты что? - спросил я, всё ещё улыбаясь. Мне думалось, что это шутка, но, переведя взгляд с ружья на лицо Глеба, я понял, что что-то не так. Хотя страха не было. Я был уверен, что Глеб в меня не выстрелит и это просто его очередная блажь. Лодку качало. Волнение озера усиливалось. Мы были скрыты от всего мира дождём и мглой. Мы здесь были только двое. Медленно пришедшее вдруг осознание этого согнало улыбку с моего лица.

-Ты что? Неужели из-за монет? – испуганно спросил я, и даже немного устыдился своего испуга, мне казалось, что Глеб сейчас отложит ружьё и рассмеётся, а потом всю жизнь будет вспоминать, как он меня напугал. Это было бы вполне в его характере. Но этого не произошло.

-Нет, из-за тайны. Тайну не могут знать двое, – тихо сказал он.

Я понял, что сейчас грохнет выстрел.

Зажмурившись, я резко распластался спиной по баллону, одновременно выпрямил согнутые в тесной лодке ноги, и, оттолкнувшись ими, спиной соскользнул с баллона в воду.

-Проклятая интеллигентность! Ха-ха! – услышал я вместо выстрела, - Ну, надо же! Я не могу выстрелить в тебя. Не могу! – неслось над озером, заглушая порывы ветра. Надеюсь, утонешь сам!

Я вынырнул в двух метрах от лодки, оторопев от неожиданного щипучего холода воды. Глеб пытался снять с колен сундук и добраться до вёсел. Ружьё он, кажется, отложил. Несколькими резкими сажёнками я подгрёб к борту и, трясущимися руками, достав нож, всадил его в баллон.

Раздалось зловещие шипение. Отпрянув в сторону, я увидел, как лодка, с моментально опадающим бортом, потеряла управление, и закрутилась. В воду соскользнули ружьё, ноутбук и прибор Глеба.

Сам Глеб, усевшись верхом на целый баллон, одной рукой держась за уключину, другой пытался удерживать сундук с золотом.

-Бросай сундук! – крикнул я, и, схватив немного воды, закашлялся. То поднимаясь, то опускаясь в волнах, некоторые из которых достигали уже сантиметров тридцать-сорок, я поплыл к лодке.

-Всё из-за тебя! – крикнул срывающимся голосом Глеб, отпустил уключину и, схватившись второй рукой за сундук, нырнул в воду.

Когда я добрался до лодки и кое-как огляделся, держась за уцелевший борт, Глеба уже нигде не было видно.

Усевшись верхом на баллон и гребя оставшимся веслом, как в каноэ, можно было слегка двигаться, хотя только по ветру. Бороться с волнами было бесполезно.

Я не понимал где ближний берег и где моя машина с палаткой.

Внезапно яркий белый свет явственно озарил береговую линию. Кроны деревьев и кустарников. Я увидел, что нахожусь метрах в ста от берега. Слепящий свет, словно гигантский прожектор, выкатывался из перелеска, катился по полю и вот он уже у самой кромки воды. В середине его был белоснежный старинный всадник с длинными волосами, развевающимися по ветру. Он скакал вдоль берега и то исчезал за деревьями и курганами, то появлялся вновь. Я остолбенел. Я не замечал ни холода, ни дождя, не ветра.

-Синеус! Белый всадник, - шептали губы.

Я зажмурился и снова посмотрел на берег. Огромная шаровая молния катилась по берегу, освещая его и оставляя после себя небольшой огненный след. Вскоре она вовсе исчезла за курганами.

 

Я понял, где берег. Баллон уносил меня в сторону, я спрыгнул с него и из последних сил перебирая немеющими конечностями, поплыл к берегу.

Я не знаю, сколько времени я пролежал, уткнувшись в песок. Я не чувствовал холода. Только слабость, такую будто кто-то выкачал из меня все силы. Было трудно дышать. В груди ломило. Я знал, что обеспечил себе стопроцентную простуду, но делать что-то, куда-то двигаться, не было мочи.

Наконец я нашёл в себе силы и встал. Я держался вдоль озера и шёл или к нашему лагерю или от него. Мне казалось, что к нему.

Лишь с первыми лучами рассвета выяснилось, что я оказался прав. Буря стихала. Дождь прекратился, но небо было хмурым, как и моё настроение. Какова же была моя радость, когда после очередного поворота излучины берега, я увидел свои «Жигули» и они мне призывно ответили на нажатие кнопки на промокшем брелке сигнализации.

 

С трудом найдя, во что переодеться, и слегка отогревшись в заведенной машине, я стал собирать палатку и укладывать её и вещи в багажник.

Наткнувшись на запасные щтаны Глеба, я невольно посмотрел на озеро, поглотившее его. Удивительно, но зла на этого человека у меня в душе не было, как не было жалости по найденному и потерянному сокровищу. Вообще не было ощущения, что я что-то потерял. Не было ощущения, что это вообще происходило.

Просто так уехать было нельзя. Наверное, надо заявить в милицию об утопленнике.

В ближайшем отделении всё утро ушло на ожидание следователя и на составление моей объяснительной. Появившийся во второй половине дня лейтенант – следователь отобрал у меня все документы и попросил остаться ещё на один день. С утра следователь заказал катер, и мы должны были выйти в озеро найти место, где с моих слов утонул Глеб.

Следователь устроил меня в совхозной общаге, где я, доплетясь до койки тут же

вырубился.

Утром я понял что заболел. Вся носоглотка была заложена. Градусника в общаге не было, но температура у меня была явно высокая.

Катер дали только к двенадцати, да ещё целый час ушёл на то чтобы его завести, как назло именно сегодня что-то случилось с его бензонасосом.

Механик копался в подвесном моторе.

Я, смирившись, ждал. Следователь болтал всякую ерунду об утопленниках, сколько он их на своём веку повидал.

Наконец мы вышли в море.

Я, показал примерное место, где всё случилось. Механик со следователем несколько раз прошлись под днищем катера багром. Каждый раз я с замиранием сердца следил, не зацепят ли чего, но ничего не попадалось.

- Ладно, поехали, поисковые работы прекращаем, - облегчённо скомандовал лейтенант, - Сам всплывёт.

Как-только меня отпустили, я рванул домой. Звонить жене и заранее расстраивать её я не стал. В принципе я ещё не задерживался, срок в который мы должны были вернуться, истекал лишь сегодня.

Как только я поставил машину, к калитке из дома с криком выскочила жена:

-Андрюша! Живой!

Рядом мчалась маленькая дочка. Они обняли меня, чуть не сбив с ног и крепко прижавшись ко мне, обе рыдали.

-Да что вы, что вы? – задыхался я.

Из соседних домов подходили дачники и с удивлением рассматривали меня.

И тут я понял, что произошло.

Из нашей веранды, чего-то, жуя, вышел Глеб, и виновато улыбаясь, неловко расставил руки, как бы навстречу мне.

-Надо же, живой? А я думал ты в бурю утонул. Какая буря-то была. Какая бу...

Я вырвался из оплетших меня объятий и кинулся к Глебу, по пути, схватив камень с альпийской горки.

Глеб, поняв, в чём дело, резкими долговязыми шагами метнулся в сторону своего участка и единым махом перелетел через метровый заборчик, разделявший наши участки. Я ринулся за ним. Раздались крики жены и дочки цеплявшихся за меня. Хруст ломаемых ветвей, глухой удар камня о тело и вопль упавшего Глеба:

-Я выпустил сундук, у меня ничего нет! И прибор и сундук!

Меня так и оттащили от Глеба с поднятыми руками, сжимавшими камень, который я намеревался опустить ему на голову.

-Он только что пришёл, - задыхаясь от рыданий, рассказывала жена, - говорит, дурную весть я принёс. Андрей, говорит, утонул. Я чуть не умерла на месте, когда услышала. И вдруг ты едешь. Слава богу! Господи! Как же это всё? Как?

Жёлтые круги ярости рассеивались, я бросил камень в траву и медленно пошёл домой, посадив на одну руку дочурку, крепко сжавшую мою шею, другой, обнимая жену.

В этот же день Глеб незаметно уехал в город и на дачу в это лето больше не возвращался.

Следующее лето его дом тоже стоял пустой. Сейчас он изредка приезжает, но мы не общаемся. Соседи говорят, что он перебрался куда-то на Ладогу и ведёт там научную работу.

А я с тех пор, находясь у воды, почему-то не могу избавиться от воспоминаний о нём, и от ощущения, что из глубины на меня кто-то смотрит.

 

А. Оредеж . 11.05.03