Однажды в библиотеках Новочеркасска отмечалось 180-летие со дня рождения Николая Алексеевича Некрасова. Меня пригласили в одну из библиотек.

– Вам понравилось? – спросила меня Анна Васильевна – зав. библиотекой, когда всё закончилось. – Правда, очень уморительно исполняли дети песню «Коробейники», с ужимками, с приплясыванием и возгласами. А какие костюмы! И Вова, за которого так боялась бабушка, как настоящий мужичок с ноготок.

– Мне понравилось, – сказал я. – И выступления детей, и стихи наших поэтов, и копия Крамского, и вступительное слово… но Вова не дочитал стихотворение до конца, оборвав его на стихе: «…Рванул под уздцы и быстрей зашагал», кроме этого, первая строфа стихотворения, на мой взгляд, имеет изъяны…

– В чём Вы увидели изъяны? Весь мир читает это стихотворение великого поэта, весь мир! – перебила она меня.

– В этом, Анна Васильевна, я с Вами согласен, но послушайте, здесь налицо авторская глухота:

Однажды, в студёную зимнюю пору

Я из лесу вышел; был сильный мороз.

Гляжу, поднимается медленно в гору

Лошадка, везущая хворосту воз.

Возьмём два первых стиха и для наглядности переставим слова в их пределах:

«Однажды в студёную зимнюю пору

был сильный мороз. Я из лесу вышел».

– Тавтология, – сказала Анна Васильевна.

– Совершенно верно, – сказал я, – и далее: на возу хворост, а Некрасов спрашивает: «Откуда дровишки?» Так что было на возу, хворост или дровишки? Кстати, хворостом зимой русские печи не топят; он быстро прогорает, мало даёт тепла, а копоти много.

– Ну, наверное, на возу были дрова, – сказала она. – А может автор в шутку назвал хворост «дровишками».

– Ну да, в шутку он назвал хворост «дровишками», в шутку он спросил: «Откуда дровишки?» Как будто не ясно, что дровишки из того самого леса, из которого вышли и Некрасов и «мужичок» по одной и той же дороге. Слушая выступления детей и поэтов, я набросал вариант этой строфы, которая лишена несогласованности с последующим текстом стихотворения. Разумеется, мой вариант будет включён, может быть, в рассказ об этой встрече в библиотеке и только. Послушайте, пожалуйста:

Однажды, в студёную зимнюю пору

Я брёл вдоль опушки, а в сумке русак.

Гляжу, поднимается медленно в гору

Лошадка, везущая в дровнях сушняк.

– Логично, – сказала она, – тем более, если мне не изменяет память, в стихотворении далее встречается слово «дровни», правда опять же с хворостом. Воз и дровни – синонимы, но воз бывает и с колёсами, а дровни только с полозьями; поэтому дровни будет точней. Согласна и что в дровнях вместо хвороста сушняк. Это сухие деревья, хворост. Их называют одним словом – сушняк. Поэтому Ваша строфа устраняет все неясности: и что вёз мальчик в дровнях, и что делал Некрасов в лесу, и что поэт вышел из леса не по той же дороге, по которой везла лошадка хворосту воз так медленно, что догнать её было очень легко, но в одном я с Вами не согласна, Вова это стихотворение дочитал до конца в том объёме, который дан в школьном учебнике.

– Так оно и есть, – сказал я, – но составители учебника выхолостили идею стихотворения, очевидно не по своей воле. А идея этого стихотворения заключена после слов «…Рванул под уздцы и быстрей зашагал».

– Я где-то читала, то ли у Гумилёва, то ли у Маяковского, не помню, но помню хорошо слова: «Если нет идеи, то нет и стихотворения, а есть лишь набор рифмованных стихов…»

– Ничего не значащих и никому не нужных, – продолжил я цитату. – Это сказал Пушкин. Итак, идею попросту украли.

Анна Васильевна взяла том Некрасова, который лежал у неё под рукой, полистала его и, заметно иронизируя, попросила меня прочитать «украденную идею».

Я быстро пробежал по тексту взглядом, чтоб не сбиться, импровизируя один стих, и начал:

…Рванул под уздцы и быстрей зашагал.

На эту картину так солнце светило,

Ребёнок был так уморительно мал,

Как будто всё это картонное было,

Как будто бы в детский театр я попал!

Но мальчик был мальчик живой, настоящий,

И дровни, и хворост, и пегонький конь,

(И дровни, сушняк, да и пегонький конь, –

этот стих я сымпровизировал на ходу)

И снег до окошек деревни лежащий,

И зимнего солнца холодный огонь –

Всё, всё настоящее русское было,

С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы,

Что русской душе так мучительно мило,

Что русские мысли вселяет в умы,

Те честные мысли, которым нет воли,

Которым нет смерти – дави не дави,

В которых так много и злобы, и боли,

В которых так много любви!

Играйте же, дети! Растите на воле!

На то вам и красное детство дано,

Чтоб вечно любить это скудное поле,

Чтоб вечно вам милым казалось оно.

Храните своё вековое наследство,

Любите свой хлеб трудовой –

И пусть обаянье поэзии детства

Проводит вас в недра землицы родной!

Я закончил чтение. Затянувшееся молчание, наконец, прервала Анна Васильевна.

– Патриотическая мощь этого окончания неоспорима. Мне теперь понятно, почему его убрали из учебников. Оно опасно для любого режима, тем более в нашей стране.

– Вы знаете, Анна Васильевна, у меня, очевидно, в генах заложен дух противоречий и поисков. Я почти ко всему подхожу со своим мнением: будь то классик или начинающий поэт, будь то научная теория или какая-нибудь конструкция. Время разрушает гранитные догмы, потомки низвергают кумиров, которые, в своё время, посылали на костёр их предков. Я свято чту историю нашего Отечества, но не ту, которая писалась под генсеков, а затем менялась многократно. Святотатство ли высказывать своё мнение по поводу чего-нибудь устоявшегося, восхваляемого софистами? Резюме: ключевая часть стихотворения, непосредственно обращённая к детям, в учебник для них же не попадает.

– Я разделяю Ваши мысли, но это порой чревато неприятностями. Помните судьбу Сахарова? Помните, как освистывала чернь Андрея Дмитриевича на съезде? Послушаем ещё раз те бессмертные стихи, которых так боятся чиновники. Теперь и я их постараюсь осмысленно и выразительно прочитать.

Те честные мысли, которым нет воли,

Которым нет смерти – дави не дави,

В которых так много и злобы, и боли,

В которых так много любви!