Жил был как-то один дяденька. И этому дяденьке очень нравились молодые девушки. Точнее даже не молодые девушки, а молоденькие девчушки. И даже не молоденькие девчушки, а маленькие девочки. Ему хотелось дотрагиваться до них, гладить, а дальше даже сказать страшно. У него была жена и трое детей. Но все три – мальчики. И он захотел, чтобы родилась девочка. Но у него опять родился мальчик. А потом еще и еще. Так родилось у него целых двенадцать мальчиков. Это к уже имеющимся троим мальчикам. А это хлопоты, заботы, а потом сразу и стресс. А времечко плыло…

От этого ему еще больше хотелось дотрагиваться и гладить маленькую девочку. Даже малюсенькую. И вот наконец родилась у него дочка. И как только родилась у этого дяденьки девочка, так сразу и стала ему нравиться. Ему хотелось дотрагиваться к ней, гладить ее, а дальше даже сказать страшно, чего хотелось этому дяденьке. Тетенька, жена этого дяденьки готовила кушать, убирала, стирала, купала детей. А дяденька, когда тетенька- его жена купала мальчиков сидел под телевизором. А как только тетенька-его жена начинала купать девочку, все время искал повод войти в ванную и посмотреть. То за кремом заходил, то за ножницами, то просто в зеркало посмотреть. А тетенька его жена каким-то образом вычислила, что дяденьке нравиться, но как-то не так нравится их маленькая дочка, поэтому она начала возмущаться. И тем более, когда дяденька сам захотел купать малышку-дочку, - даже кричать начала и из ванной выгнала. Дяденька тогда вышел, но злобу затаил. После того тетенька его жена три раза случайно чуть не отравилась, два раза ее откуда-то чуть было не прибило кирпичом и один раз сама чуть было не задушилась. Но вот когда она чуть было не задушилась, но не додушилась, а осталась живой, она некоторое время болела и дяденьке пришлось самому готовить кушать, стирать … и детей купать. Впрочем, до последнего дело не дошло, потому, что ему надоело готовить кушать и стирать и тогда он вызвал бабушку. А о маленькой девочке покамест оставалось только мечтать. А времечко уплывало….

После этого дяденька решил, что ему теперь должны нравиться только чужие маленькие девочки. И стали они с тетенькой его женой жить счастливо, и никто уже даже подумать не мог, какие у дяденьки нехорошие желания, и уж тем более какие ужасные у него планы. А планы у него уже появились. Каждый день он ходил к зданию садика на соседней улице и выжидал там, надеясь, что какая нибудь маленькая девочка выйдет за территорию двора. Тогда он возьмет ее за ручку и поведет в сквер рядом с детсадом. А затем поведет на аллею в сквере, а затем – в заросли сирени на аллее. И только на следующее утро, а может через неделю, а если повезет ему, но крупно не повезет девочке, то и через месяц, а может и больше девочку найдут. А может и найдут не девочку, точнее не всю сразу, а только эту самую ручку. Но для этого нужен очень остый нож или топорик, или хотя-бы пилку. А таких инструментов у дяденьки не было. Да и не планировал он так уж обязательно разрезать или распиливать девочку. Ему хотелось только дотрагиваться, гладить. Ему нравились маленькие доверчивые и наивные девочки. Когда он только принимался думать об этом и мечтать, сразу было видно, что ему правда нравятся его мысли и мечты. Но времечко уже вообще линяло не знамо куда!….

И вот однажды возвращался он с работы и, как обычно, остановился в сквере возле школы в надежде подстеречь какую-нибудь одинокую маленькую девочку. Но все маленькие девочки шли домой кто с мамой-папой, кто с бабушкой-дедушкой, кто братом-сестрой, а Аллочка из соседнего подъезда даже с соседской теткой, которую мама Алки уговорила сегодня забрать свое дитя, потому как сама была чем-то жутко занята. Так, что встретить маленькую девочку и при этом еще и одинокую оказалось ох как трудно. Но дяденька решил все таки подождать еще, нельзя же так просто сдаваться, если есть мечта, цель, надо достичь ее, чего бы это не стоило. «Если только захочу, и луну я проглочу» , вспомнил дяденька слова из сказки. И тут же вспомнил слова из песни – «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», - это предыдущая цитата, которая из сказки была, навеяла. А что, какой-то или древнеримский или древнегреческий или древнерусский или кельтский или готский то ли политик, то ли оратор, а может философ или полководец вон волны перекричать или переговорить, а может быть и перешептать (предположим упражнение такое) пытался для чего то там и чего то все таки достиг. Наперекор всему. Значит и мне надо добиваться и достигну». Так подумал дяденька и это его подбодрило. И остался он и дальше выжидать и подстерегать невинную жертву.

И вот, к его огромной радости, дяденька увидел одиноко идущую маленькую девочку. Она была немножко вроде чем-то расстроена. Дяденька не знал, что девочка расстроена тем, что с ней никто не хочет дружить. Потому, что она была злой, грубой и взбаламошенной девченкой. И дружить с ней для других девочек не представлялось не то, что привлекательным, но даже возможным. Родители у нее пили, братья, сестры, кто наркоманил, кто воровал, кто путанил (и братья, между прочим тоже, а не только сестры) а кто и сидел уже в местах не столь отдаленных. У родителей их было много. Но не потому, что родители девочки хотели родить мальчика вместо девочек или наоборот (как дяденька), и не потому, что хотели заселить весь город своими родственниками с коварной целью в будущем захватить землю. Нет, мама девочки рождение каждого ребенка аргументировала просто «так получилось». Вот и получилась девочка эта, которая одна шла домой, злой, грубой и невоспитанной. Потому и шла одна.

Дяденька, как увидел ее, сразу же за ней увязался. Девочка из школы пошла в сквер, из сквера – в парк, из парка – на бульвар, с бульвара – на площадь поглазеть. Хотела даже увлекшись пойти в оперу, да передумала. Да и че там интересного? Пошла она снова в сквер, потом – опять в парк, и дальше по новой по уже пройденному маршруту. Тут дяденька даже не выдержал, уже темнеть начало, пора бы затянуть девочку куда нибудь в безлюдное место и совершить задуманное. Уже руки у дяденьки дрожали от нетерпения, а глаза горели, как у бешенного. Верный, кстати, признак всяких разных дядек с нехорошими желаниями. Так вот, надоело дяденьке туда сюда за соплячкой какой-то как на веревочке бегать.

Увидел он, что рядом никого нет, выбежал из засады своей, схватил ее за шиворот и потащил в кусты, ворча: «Хорошь шляться, давай домой чеши, к папке с мамкой». Девочка, конечно, не ожидала такого поворота событий и сразу вся даже опешила. Поэтому дяденьке удалось затащить ее в кусты подальше от людей. Но как только затянул он ее в дебри глухие, девочка вцепилась зубами в его нос, руками – в его волосы, а ногами начала бить его по коленкам и туда, куда в фильмах видела, да как братья-сестры говорили в беседах явно не задушевных. Дяденьке, конечно же это жутко не понравилось, больше даже, чем девочкины плутания по городу. Он вспомнил, что у него в кармане ножичек складной, выхватил его и тут уже мог прийти девочке конец… Но девочка отпустила дяденькины нос и волосы схватила свой портфель и вытащила из него… о ужас, серп. Острый, как бритва. Схватила и, рыча, начала махать им перед дяденькиным носом. У дяденьки в глазах посерело. А девочка снова потянулась к портфелю и вытащила из него уже… молот. У дяденьки в глазах почернело. Не хватало еще так нелепо подохнуть… И из за чего, из за кого? Из за какой-то девченки ненормальной, которая невесть что в школу таскает. Навешать бы ее родителям хорошенько, чтоб следили за дитем своим – где шляется и что с собой таскает. И что теперь делать? Прирежет-прибьет это чудо малолетнее, и глазом не моргнет. И найдут его только на следующее утро, а может через неделю, а то и через месяц, а может вообще не найдут. А может и найдут не дяденьку, точнее не всего сразу, а только ручки-ножки отдельно. Очень острый инструмент у нее, блин, есть - серп.

Понял дяденька, что пора сваливать. Но не тут то было. Девочка оказывается, еще и бегала, как негры на дистанциях. Как ни пытался убежать дяденька, все никак не мог. Он в сквер – и она за ним, он – в парк, и она за ним. Тогда решил дяденька бежать к вокзалу. Может, повезет, запрыгнет в какую нибудь электричку или товарняк (в кино ведь запрыгивают), да и спасется как нибудь от этой девочки ужасной. А завтра утром другим поездом домой вернется. Но и девочка рванула за ним.

И тут бы наша история могла бы закончиться. Причем печально. Для дяденьки. Можно было б тогда придумать очень поучительный эпилог. Что, мол, нельзя взрослым дяденькам мечтать о маленьких девочках. Пусть лучше мечтают о тетеньках или, на худой конец, о дяденьках, ну, в общем, о себе подобных. Но не о девочках. Да и не о мальчиках. Только о себе подобных. Но…. Впрочем поучится и поучительный финал. Поучительный для родителей. Чтоб девочек воспитывали хорошо. Чтоб не разрешали гулять одним. Да, в принципе, и чтоб думали, нужно ли столько детей рожать, а потом пить водку и злиться на этих самых детей, тем самым их делая злыми. В общем финал этой истории в любом случае печальный. Какая тут разница для кого он более печальный. Важно, что печальный в целом для общества. Но не будем отвлекаться от дяденьки с девочкой. Дабы не пропустить самого важного.

Так вот, дяденька убегает, а девочка не отстает. Он петляет по рельсам, преодолевает шлагбаумы, покоряет вершины (мостов), и девочка не отстает, тоже петляет, преодолевает и покоряет. И получилась бы довольно таки умилительная картина … спортивная даже. Но вдруг откуда ни возьмись появился поезд. Раз и все! И прекратилась нелепая гонка по железнодорожным путям. И перестало биться сердце воинствующей в своем гневе первоклашки. Осталось на ж/д полотне только алое пятно – как ни крути, а абстракция и все! Нелепо все как то кончилось.

Пошел дяденька домой…

Но на платформе остался лежать портфель. А на нем – отпечатки пальчиков дяденьки, который девочек маленьких любил. Точнее не так любил, как хотел любить. И сколько граждан не вертели в расстерянности портфель в руках вопрошая «Чей же портфель, не нашей ли девчушки?», а все равно следы дяденьки на портфеле остались. Потому и задержали дяденьку до выяснения, а потом арестовали, а потом осудили, а уже опосля и вовсе в тюрьму посадили.

А времечко плыло…

… Постепенно все жители города из города поуезжали и стали жителями других городов. И папа убитой девочки тоже хотел уехать подальше от города, где была убита его дочка, но мама убитой девочки наоборот не хотела уезжать из города, где жила их дочка. Не осталось уже в городе ни почты, ни телеграфа, ни магазинов, ни банков, ничего. Осталась только тюрьма, в которой мотал срок дяденька, охранник, который ему готовил, стирал и убирал и девочкины папа с мамой. Папа девочки устроился на три работы и две подработки в другом городе, рано поутру уезжал, почти под утро возвращался. Чтобы поутру снова уехать на работу. Мама девочки готовила, стирала и убирала. Но папа девочки убитой столько работы нагреб вовсе не из жадности. И не от маниакального трудолюбия какого-то. Преступника в тюрьме надо содержать, он хоть и преступник, а все же право имеет. Кроме него и его жены – мамы убиенной девочки в городе никого не было. Ну разве что охранник, но сколько там у него денег? А папе девочки аккурат после убийства дочки сон приснился. В нем дева Мария-заступница в костюме Джавахарлала Неру призвала его заботиться обо всех чадах божиих, и воздастся тогда на небесах. Потому и старался, горбатился девочкин папа, работая на четверых. Дабы воздалось.