Я снова и снова вспоминаю те давно ушедшие дни. Все так же по старинке облетают листья с деревьев, все так же по средам идут дожди. Я прохожу мимо троллейбусной остановки, где каждый день, при любой погоде, любом раскладе, любой обстановке на этой остановке что-нибудь да продается. Я останавливаюсь возле старушки, торгующей цветами. У ее ног всегда много роз, гвоздик, нарциссов, тюльпанов, георгин… Но мне нужны не они. Меня влекут к себе белые как снег, нежные и утонченные, огромные лилии. Они как будто излучают тепло, ласку, нежность. Мне так нравится дышать их ароматом. Я покупаю это огромное белоснежное облако и уже собираюсь уходить, но возвращаюсь. Уже вечер, а у ног бабушки еще пять букетов – розы, георгины, гвоздики. Я расплачиваюсь и забираю их все. Как всегда… С целой охапкой благоухающего разноцвета я сажусь в авто и еду домой. Мне нравится мой уютный дом. В нем всегда много цветов. На фоне белоснежных стен они смотрятся словно вышивка. Я сажусь в кресло, любуюсь нежностью их лепестков. Минута, и я снова оказываюсь там, … в том далеком мире, в тех незабытых снах.

… Еще подходя к дому я слышу, как стучит ее швейная машина. И когда я отворяю калитку, и когда открываю двери, я слышу этот равномерный стук. Я знаю – она опять провела в своей каморке за вышивкой весь день, пока меня не было. И ночью, когда я ложусь спать, мне кажется, что я снова слышу этот равномерный стук, но это уже не иглы, это ее шаги. Как будто она всю ночь бродит по дому там внизу. Ей нет здесь места, она всю ночь ходит из угла в угол, от окна к окну, от двери к двери. Или мне это только кажется.

Я поднимаюсь по лестнице наверх, в свою комнату и с каждым шагом почему-то все громче становится стук ее швейной машинки. Как будто ее серая комнатка находится не внизу, а наверху, где-то рядом с моей комнатой. Я иду по коридору и прохожу мимо Его комнаты. Там висит Его портрет, он занимает всю стену и краями как будто заплывает на пол, потолок, другие стены. Даже из под закрытой двери просачивается край Его портрета. Я стараюсь идти как можно тише. В конце коридора на маленьком журнальном столике, как на алтаре стоит хрустальная ваза. Переливаясь на свету своими радужными гранями, она как будто зовет к себе. В объятиях хрупкого, чистого как мысли Бога, нежатся огромные, как сердце Бога белоснежные лилии. Они словно чувствуют, словно слышат мои шаги, и, кажется всеми своими листочками-лепесточками, всей своей тонкой душой хотят обнять меня своим утонченным ароматом, согреть и приласкать. Я чувствую, как потоки их теплого дыхания входят мне в душу. И хоть у хозяйки этих цветов никогда не было глаз, вместо них зияла нескончаемая невидящая бездна, дыхание Ее лилий - самое теплое, что было когда-нибудь на земле. Но очередная очередь монотонной дроби выводит меня из сказки белых лилий.

…

Я спускаюсь вниз в ее серую унылую комнатку, где она уже давно ждет, перебирая в руках пряди, мотки и клубки разноцветных ниток. Я сажусь на маленькую, размером в две ладошки табуретку напротив нее и наблюдаю за ее рутинной работой. Вот она поднимает голову, и я замечаю на ее щеках слезы. Словно капли дождя на стекле катятся слезы по ее щеками и превращаются в маленькие бусинки. Она собирает эти остывшие, очерствевшие слезинки в корзинку, где уже полно бисера ее слез. Все бусинки переливаются нежным перламутром, и от этого сама корзинка кажется каким-то мифическим кладом, сундуком, полным золота и жемчуга. Я тихо поднимаюсь и ухожу в большую, обитую белым ситцем комнату. В ней все белое – стены, потолок и даже пол. А посередине комнаты, в самом ее центре стоит большое, величественное, словно трон, кресло. Я сажусь в него и жду, перебирая в руках края белоснежного покрывала, играя, складывая его прядями, мотками и клубками.

Она входит абсолютно бесшумно, будто плывя по воздуху, но я чувствую ее присутствие. Я знаю, что сейчас она стоит за моей спиной. Я знаю, что сейчас будет. Она ласково гладит меня по голове, треплет пряди моих волос, убаюкивающе молчит. Она знает, что я не смогу встать, я не сумею уйти. Продев нитку в тоненькое ушко иголки, она нанизывает на нить бисер.

Одно ловкое движение мягких, казалось бы, шелковых пальцев и она цепко держит мою голову. Теперь я не могу пошевелиться, даже если бы очень захотел. Даже если бы стало больно. Даже если бы стало слишком больно, я бы не смог уйти. Ее рука с иголкой неумолимо тянется к моему лицу, к глазам. У меня перехватывает дыхание, но Что я…?

Холодное острие иглы пронизывает мои глаза, проходит сквозь зеницы, белок. Я чувствую этот ледяной металл, но мне не больно, я привык. Мне уже давно не больно и не страшно. Мгновение – и шарик бисера плотно пришит к моим глазам. Затем еще и еще. Бусинка к бусинке выплетаются на моих глазах узоры, сливаются воедино тона и оттенки. И вот уже расцвели белой сказкой на моих глазах нежные, утонченные лилии. В зеркале мои глаза выглядят как два окна, на которых мороз заковал до весны свои чудоплетения. Чтоб никто не прознал до поры его душу. Чтоб никто не пронзал его глаза?

Я иду в свою комнату и не замечаю Его портрета, который заполонил всю комнату, и в его краях, разползшихся по коридору, уже можна запутаться. Я не замечаю столик с вазой в конце коридора, не слышу аромат лилий, не чувствую их тепло. Заперев дверь сажусь в кресло перед зеркалом, любуюсь нежностью лилий, вышитых бисером на моих глазах. Минута, и я снова оказываюсь где-то в далеком мире, в незабытых снах.