Негритянское домино

 

То был необычный негр. Потрясающий и самый что ни на есть. Вы такого не найдете нигде и никогда. Ибо где вы еще такое увидите, кроме нашего двора, чтобы негр да "забивал козла".

 

Негр Киванука был безработный, без прав и на грани высылки. Нелегальный мигрант, что тут скажешь... Три года назад он окончил медицинский институт, а назад, в свое Зимбабве-Уганду, не поехал. И правильно сделал, что не поехал, чего ему там прозябать? И потом, нам в школе сказали, что там СПИД свирепствует, так что ж ему – обратно к себе ехать, чтоб заразиться?

 

Раз безработный, то приезжал он к нам каждый божеский день –делать-то ему все равно не фиг. Где-то часа в три-четыре наши уже все за столом сидят – нет, не играют, как же без него! – просто готовятся психологически. Я, после школы, сижу и только наблюдаю: мое дело пока маленькое – зорко смотреть, чтоб не проморгать выдающиеся моменты исторического развития нашей страны. Наша историчка, она же и классный руководитель, так нам и сказала: «У нас исключительная страна. Каждый день уникальные события происходят. Ваше дело фиксировать и анализировать – в жизни всякое пригодится...».

 

Когда смотрим – Киванучка со своей ручной тележкой «кравчучкой» ковыляет. Значит в самую пору костяшки доставать. А пока наши достают, то друг у друга в сотый раз спрашивают: и что он только в этой "кравчучке" возит? Мы – понятное дело: картошку и капусту с огорода или там цемент на дачу – а он-то что? Так и возит ее за собой туда-сюда, сюда -туда, ну прямо наш человек. Стопроцентный.

 

Засиживались наши обычно до десяти вечера, а то и позже – у нас в беседке лампочка горит, от столба протянута. Электричество – дармовое, а лампочку дядя Жора с собой приносит и вкручивает. А, когда все собираются уходить, то выкручивает и тоже забирает с собой. "Жулья развелось - море, разве ж за всеми уследишь, особенно ночью?" – сообщает он обществу напоследок и мы все разбредаемся по квартирам. А негр со своей тележкой через весь город назад в свою общагу плентается. Потом спит до двенадцати дня, потом опять к нам. Богема, да и только.

 

Вообще-то нельзя сказать, что б он тунеядствовал - диплом свой отрабатывал честно.

- Киванука! – орет ему бывало дядя Федор с пятого этажа. – А ну заскочь до меня! Шо-то меня опять мутит: то ли хребет, то ли суставы, а, может, шо-то даже с глазами - черт его разберет. Борща налью, жинка сварила. Сала отрежу – ты ж не мусульманин, сало наше жрешь, а?

 

Киванука точно был не мусульманин, а каких-то неведомых нам вероисповеданий, потому как жрал практически все. Даже мы уже не жрали, а он – запросто. Классное такое исповедание, с ним не пропадешь. И потом, что он мог там, в своей общаге, сварганить, толкаясь на общей кухне с толпой таких же негров, как он? У него даже своей конфорки на газплите не было. Это он мне по секрету пожаловался. А все потому, что Киванука там вообще на птичьих правах находился. И не студент, и не гражданин нашей Родины, и не желающий возвращаться к себе в Камерун. Одним словом, невозвращенец. Хоть и черных кровей.

 

Невозвращенец невозвращенцем, но отщепенцем Киванука никогда не был. Случалось, в самой средине игры, в самый стремный момент, когда абсолютно непонятно, как оно дальше сложится: то ли дядя Жора с Киванукой, то ли отставной майор Залысинов со своим племянником-полуидиотом возьмут верх в решающей схватке, то ли вообще "рыба" выплывет, как, в такой важный момент, баба Нюра со второго орет не своим голосом:

- Ой, ты, ласточка моя, черненькая моя прелесть, ой, ты, золотко мое золотое – где же ты мой родненький? Ой, давление скачет, сердце вырывается, в висках молотками стукочит. Ой, немедленно сюда, точно, помираю!

 

И Киванука так небрежно и непринужденно бросает всем участникам чемпионата:

- Икскьюз ми. Бегу, уважаемые партнеры, исполнять своя профессиональный долг!

И как бы его майор Залысинов за рукав ни тянул, сколько бы дядя Жора его не убеждал, что за пять минут с бабой Нюркой аж ничего случиться не может, медицинский работник был непреклонен.

 

Двор, конечно, у нас мерзопакостный. Вечно с кем-то что-то по медицинской части случается, народ прямо на глазах разрушается. Одна только Лизка с крайнего подъезда еще крепенькая. Да и то, потому что пока невымотанная. А все остальное население наше хилое и жуть как в Кивануке нуждается и страх как его любит, описать невозможно. Все потому, что он хоть и медицинский окончил, а является самым настоящим мастером немедикаментозного лечения. У наших же людей откуда деньги на лекарства? Потому и в поликлинику никто из них сто лет уже не обращается.

 

А самый умный у нас – отставник Залысинов. Оно и понятно, майора у нас в армии просто так не дают. И, если бы не сокращение вооруженных сил, быть бы Залысинову даже и подполковником. Грамотнейший оказался мужик, ибо кто еще мог бы додуматься до такого:

- А давай мы, тебя, Секу Туре к Лизке определим?

- Это сьто такое – опледелим? Увоть из зе инглиш фор? – чтоб уж точно не перепутать спрашивает меня Киванука, как представителя учащейся молодежи, а, следовательно, продвинутого в языках.

– Во дает! Ну, умора с тобой, ну, не могу … Девятый год как у нас, а простых слов не выучил – "ущипывает" его дядя Жора.

- Ну, в смысле, женим, - объясняет майор более популярно. - А че? Будешь при бабе. Она же баба что надо: не пьет, не наркоманит и не работает. Ну, как ты. Вот вместе и будете не работать. Нарожаете детей, вам государство еще и платить будет по восемь тысяч. Правда, не сразу, ну когда-то, может что-то и выкроет. Но это ж государство, сам понимаешь... Зато Лизка … наша Лизка – молоток, она не то что из нашего государства - из твоей Гвинеи-Бисау все что ей надо повыбивает...

 

Впрочем у умняги Залысинова был и еще один аргумент.

- Ты понимешь, когда ты на ней официально, то есть через паспорт, штамп и прочую мудо… - но он не стал продолжать, ибо иностранец Киванука знал, скорее всего, только базовые ругательные слова. И вообще – это ведь немыслимо, чтобы мигрант, к тому же из далекой Гваделупы, мог полностью осилить все наши великие и могучие отечественные слова.

- Однако я веду нить дальше. Тогда ты станешь полноправным гражданином нашей великой и непревзойденной Родины. И заживешь себе на славу спокойно и без укрывательства от ментов. И даже сможешь трудоустроиться – участковым терапевтом. В поликлинику ходить не будешь – прямо тут, во дворе, и будешь участковить и терапевтить. А мы тебя в обиду не дадим, если заставлять будут… Ты нам тут – во дворе - нужен, а не в какой-то поликлинике!

 

Тут и дядя Жора вклинился:

- Эй, врачило! Ты наверх позырь – вишь, как Дуська из третьего подъезда с балкона сваливается, вся позеленевши? Почки, наверное, схватило. А ну рви к ней, пока не окочурилась. Кабачки у нее не жри, а то и у тебя схватит – горчат, хоть она в них и сахар бросает, зараза. Лучше б она его на что-нибудь дельное пускала, так нет же … Не дано ей с овощами, за всю жизнь так ничего путного из них у нее и не вышло, а как муженек Ваня ее просил, как умолял. Овощевод был потрясающий, на всю округу гремел. Жить без овощей не мог. Жаль, что окочурился, бедолага, не выдержал, видать, без овощных блюд, царство ему небесное. Зато зять ей рыбы вчера откуда-то припер. Рыбу – можешь, рыба у нее получается.

 

- Вот, братцы, - продолжал делиться с нами мыслями военный пенсионер, используя момент отсутствия мигранта. – Если по- честному, то у нашей Лизки с этим Мобуту есть две альтернативы. Либо он тут принимает наше гражданство и они прозябают на терапевтические тысячу – или сколько там - деньжат, либо же он гордо не принимает гражданство нашей независимой державы и забирает эту прошмандовку к себе в далекий бантустан. И не валяет дурака с этим чертовым домино – на кой хрен оно ему сдалось? – а начинает терапевтить, но уже у себя среди таких же черных особей, как он. И получает свои две-три штуки зеленины за свой уникальный для тех краев подвижнический труд. Они ж все там сидят на подсосе у Америки. Шо, Америка не кинет им с Лизкой этих несчастных бумажек? – Да запросто! Это ж у них не суммы! Детей-то, положим, они там наклепают таких же кофейно-буро-малиновых как и тут, но жить-то ведь будут по-человечески!

 

- Н-да, - произнес дядя Жора, отпивая из пластиковой бутылки простую водопроводную воду. – Пивка бы в такую жару потянуть пару бутылочек, но с пенендзами швах.

- И у меня швах, - погрустнел Залысинов и отпил из своей бутылки, но уже кипяченой воды.

- Ну и у студента твоего ничего нету, надо так понимать…

- Да и у учащегося быть не может, - кивнул Залысинов в мою сторону и почесал затылок. – Ему мамка вчера дала на полмороженого. Ты ж, смотри, не потеряй, вот будет у меня пенсия – я тебе дотачаю. А сейчас нету …

 

Оно и понятно. Откуда ж у Залысинова могут быть деньги – он раньше в жену вкладывал – сам нам рассказывал - в ее наряды и в украшения, а потом, когда та представилась и женины сестры растаскали юбки и бусы, в племянника стал инвестиции делать. Двенадцать лет учил его, где только можно – и в университетах, и даже в академиях - а тот свихнулся на этих науках и не доучился. Хорошо хоть в домино умеет играть. Но разве ж майор запаса виноват, что племянник такой? Чего он только не делал, чтоб выправить ситуацию – оставшиеся деньги налево и направо выкидывал. Аж пока ему одна добрая душа в госпитале не намекнула, что это все наша экология и что скоро мы там все будем.

 

- Н-да, господин гвардии майор, ты, конечно, прав … - как-то строго и очень даже официально заключил дядя Жора. - Ты, как всегда, прав … Вот только как же он там без домина-то продержится? Столько лет тут стучать, это ж как наркотик и ничего ты с этим не поделаешь... Он что там, папуасов начнет обучать? Во смеху будет … То еще домино у них получится – настоящее негритянское до – ми – но!!

 

И мы с Залысиновым племянником от такой простой и потрясной истины затрясли, в знак согласия, головами. И даже, представив себе в воображении столь интересную новую игру, дружно заржали. Вот только Залысинов почему-то очень погрустнел. И это понятно, потому что такой умнейший человек, как Залысинов, глупостей в жизни еще никогда не говорил. Ни на военке, ни в последующей жизни. А тут как-то получилось, что он вроде бы не то сказал, или как-то не так, черт его разберешь. Но главное, что он сам это унюхал. Эх, да что тут рассусоливать – классный у нас дом: дураков – отродясь не было, а грамотных людей - тьмища.

 

А дом у нас, кстати, страшно прикольный – лопнул прошлой зимой по всей высоте от самого верху и до низу. Видать морозов не выдержал, теперь сапог можно в трещину вставить. Там у нас наверху вороны поселились, а внизу собаки бездомные живут. Как устроят они свой лай-галдеж, так не знаем куда деваться. Мэра коллективно почти год вызывали. Куда только не обращались, к кому только не взывали. Аж вот приехал однажды его заместитель. И на такой иномарочке подкатил – закачаешься! – я таких отродясь не видел, хотя все машины по журналам знаю. И сам нарядный, как картинка. Красивый у нас заместитель мэра, представительный и солидный - перед другими городами не стыдно, чего уж там говорить.

 

- Ну че вы, че вы бучу тут поднимаете? Президенту написали, Верховный суд весь взбудоражили… Вам че –делать нечего? Вы б еще в Конституционный нашкрябали, умора с вами… Ну, какие ваши права, я вас умоляю …Вы что – особенные, не такие как все? Ну, треснул, так ведь только с внешней стороны, вы ж-то внутри живете! Вон на другом конце города – на Южном поселке –пятиэтажки не то что полопались, а завтра рухнут, и канализацию им прорвало уже год как будет… И что? Живут себе люди, куда ж им деваться? Живут и не ноют, потому что знают: в стране кризис и порядка нет ни на каком уровне… А им как-то жить надо. Вот они и живут … Понятно?

Понятно… А чего ж непонятного, если даже сам майор Залысинов, так и тот на такие конкретные и дельные слова не нашелся что возразить?

 

- И кто ж, скажи мне на милость – неуклонно продолжал свою линию дядя Жора, - этому занзибарцу осмелится предложить такую ересь? Чтоб он добровольно бросил цель и смысл своей жизни – нашу бесподобную народную игру в козла?! Которую он полюбил, можно сказать, как мать родную? Без которой он уже по жизни ну никак шагать не могет … А? Вот ежели б нам – тебе да мне - какой-нибудь прощелыга, ни с того ни с сего, взял бы да и заявил безапелляционно – а ну прекращай! Немедленно прекращай стучать прямо с этой минуты! И с завтрашнего дня к беседке и близко не подходи! А? Каково, друзья, вы мои разлюбезные? Каково бы вам было на душе, соплеменники вы мои расхорошие?! Да разве может себе кто-то такое представить? Да мы б убили такого подлеца прямо тут же, на этом месте. В этой же беседке. И тут же эту сволочь под столиком и закопали, разве не так?

 

- Вот ты, - переведя дыхание и чуть поуспокоившись, вел свою мысль дядя Жора дальше, - один из лучших командиров страны – ответственный человек, и я – ветеран станка, производства, а ранее – член бригады коммунистического труда – ответственный человек, племянник твой, двенадцать лет где только не учился – тоже, наверное, ответственный человек и даже малец, который только учится, и у которого вся эта безобразно-пакостная жизнь только впереди, так разве ж мы – все ответственные люди с нашего двора – разве ж мы можем такую безответственность по отношению к человеку допустить?! Тем более к нашему соратнику, сподвижнику и партнеру? Тем более к несчастному иностранцу, наконец - раз он сюда - едри его в корень, к нам по какой-то дурной глупости попал?!

 

- Дело говоришь, Георгий... дело, - военный пенсионер гвардии майор Залысинов даже не говорил, а как-то, с трудом подбирая слова, хрипел. - Не спорю … не буду выкручиваться – я не такой … И … спасибо тебе, дружище, что меня, армейского человека, подправил… Виноват – малость занесло … Я ж не со зла. Хотелось, чтоб хотя бы наш Киванучка нормально пожил, счастья немножко испытал, раз уж нам не дано … – Залысинов отхлебнул из бутылки содержимого и с ненавистью шмякнул ею обратно на стол. – А так, если по крупному, по-настоящему, по честному, по нашему, да еще и правде в лицо посмотреть, не вихляя, то … Захиреет, конечно же, без игры мужик. Захиреет и умрет прямо в своей отчизне, даром что сам лекарь и негритос. А Лизка останется одна. С детями кофейного цвета и в далекой резервации. И все равно будет назад к нам пробиваться. Через наше консульство и посла … Кстати, это ж еще вопрос, пойдут ли они на это … Пока Лизка им все эти американские бабки не сбросит - не пойдут. Я же знаю … Не-е, не возьмем мы на себя такую ответственность. Не возьмем – не такое у нас воспитание и понимание, чтоб на прямое предательство перед частицей нашего коллектива пойти. Не такое, как у некоторых …

 

Мы помолчали. Потому что Залысинов – это, конечно, голова, но и дядя Жора – абсолютно не дурак. И потому, что Киванучка уже бежал к нам изо всех сил, наверное чтоб, не дай Бог, не пропустить свой ход. На ходу проглатывая кусок тетки Дуськиной жареной рыбы. Вкусная - до невозможности - я по запаху учуял. Он еще и в руке что-то там зажал – несется на всех парах, улыбается вовсю - небось и мне с Залысиновым племянником что-то волокет. Потому что он... он о нас с племянником никогда не забывает, дорогой наш мигрант Киванука.

 

© Copyright Александр Самбрус 2009