Всего двое суток прошло с того момента, как Тамара упала на ковер в своей комнате, обессиленная проведением ритуала. Ритуал был не долгим, но энергии отнял много. Ритуал проводился для наложения заклятья «Черного камня».

Того самого «Черного камня», описание которого ей передала, умирая, одна старая колдунья, подруга Тамариной бабки. Тяжелое заклятье, смертное. Но Тамару оно не пугало. Как говорила подруга бабки: «Если успеешь – отмолишь, отплачешь, ничего не будет страшного…»

А наложить его было просто необходимо – эта подлая белобрысая тварь была достойна и худшего. Нельзя безнаказанно уводить мужиков, нельзя. С него, идиота, что взять? Мужики – они тупые в делах сердечных. Покрутила перед ним крепкой попкой, глазками своими белесыми поморгала, а он уж и слюной истекает.

Но – ничего, не пройдет ей даром. Не зря Тамара с ранней юности книги читала, травы собирала, у бабок тяжелым трудом премудрость колдовскую покупала. Вот и сгодилась премудрость.

Да и не в первый раз. Была среди ее достижений и порча, наложенная на соседку, и сглаз на начальницу фирмы, в которой ей пришлось работать, и мощные привороты, которые она продавала, зарабатывая на жизнь, после ухода из той фирмы, и многое, многое…

Сначала, правда, и совесть иногда мучила, и под ложечкой сосало от временной потери сил. Но потом – приноровилась, поуспокоилась, свыклась. Все неприятные ощущения перебила бешенная скрытая радость обладания реальной силой тайной власти над людьми, над этими слабыми и ничтожными созданиями.

 

Все было готово заранее. И не один ведь день готовилось.

Вот стоит небольшой деревянный алтарь, накрытый черным шелком. Витые свечи на небольшой мраморной плите, отколотой на старом кладбище от чьего-то надгробья.

А вон в том маленьком серебристом чемоданчике лежат последние трофеи.

Кусок пеньковой веревки (как же трудно было подсунуть этой сумасшедшей дуре именно пеньковую веревку для того, чтобы повеситься!).

Левая рука повешенной (той самой, которой была подсунута веревка, обрубленная по локтевой сустав, обрубленная криво, второпях, с запекшимися потеками крови).

Левый же ее глаз (тоже вырванный быстро, но не поврежденный, пригодится не для проклятья, но это – потом, потом…).

Маленький стеклянный пузырек с семенем мужа повешенной, которого она соблазнила специально, чтобы та увидела и обезумела от увиденного и полезла в петлю. Соблазняла уже почти совершенно пьяного, было грязно, противно, но дело есть дело.

Платок, смоченный его кровью. Он и не чувствовал, как она надрезала ему вены на запястьях, она не стала даже проверять, истек ли он до конца кровью, довольствовалась малым и быстро ушла из старого дома, где остались лежать та женщина и тот мужчина…

Горсть пепла с места пожара, уничтожившего тот дом. Она опасалась, что огонь, который она зажгла, разлив по полу канистру бензина и бросив спичку, не справится с отсыревшими бревнами стен, но опасалась напрасно.

Горсть кладбищенской земли, которую она набрала через три дня после похорон того, что от них осталось. Все подбиралось тщательно, в соответствии с требованием древнего ритуала.

 

И вот, прошло только десять часов. Десять часов полусна – полубреда. Десять часов ожидания непонятно чего. Десять часов надежды на то, что накатившая слабость вот-вот схлынет, растает, снова вернутся силы, снова придет восхитительное чувство победы. Пусть тяжелой, измотавшей до предела, но – победы.

Десять часов бессмысленного переползания с кровати в кресло, оттуда – на кухню к чашке растворимого кофе и снова – на кресло.

А потом – внезапная потеря сил и – падение навзничь. На тот же ковер, на котором она проводила ритуал.

И – долгое ожидание конца. Тем более неотвратимого, что пришло понимание допущенной в чем-то ошибки. Ошибки фатальной, неустранимой и неисправимой. Обнаженное тело уже не ощущало ни холода, струившегося из приоткрытого окна, ни остроты осколков разбитого при падении тонкой стеклянной чаши, в которой еще оставались ингредиенты зелья для заклятия.

Постепенно онемение от кончиков пальцев ног и рук сместилось к коленям и локтям. Потом – стало подбираться к туловищу. С трудом повернув голову, она увидела, что кончики пальцев рук и ног начали слегка распухать, потемнели и стали синюшно-багровыми. Чуть позже синюшный цвет стал распространяться все дальше по телу, а по комнате поплыл тяжелый гнилостный запах. Жизнь еще теплилась в Тамаре, но тело уже начало разлагаться. Вот уже онемели губы, уши, кончик носа…

 

Страха уже не было. Было только тупое безразличие. И – зацепившееся за край сознания удивление.

Внезапно дверь в комнату широко отворилась, и в комнату мягкими шагами вошел высокий мужчина. Тронутые сединой русые волосы, тяжелый взгляд больших зеленых глаз. Одетый в аккуратный серый комбинезон без карманов и застежек и такие же серые кожаные полусапожки.

 

- Нет, - ответил он на едва намеченный в ее взгляде полувопрос, - я пришел не помогать тебе. Тебе уже все равно помочь нечем. Меня пригласили в качестве наблюдателя… Неужели ты всерьез считала, что, затронув такую силу, ты не привлечешь к себе внимания?

Не замечая того, что женщина не реагировала на его слова, он продолжал говорить, не торопясь обходя комнату, оглядывая предметы и мебель, трогая чуткими пальцами корешки книг, края шторы, ткань, закрывающую алтарь…

 

- Ты допустила несколько ошибок. Ты не узнала, как и на кого может быть наложено заклятье. Ты не научилась отмерять свои силы. Ты, наконец, просто не понимала, что заклятия такого рода вообще лучше не применять. Слишком они неуправляемые, слишком мало о них знают даже мастера. А ты – не мастер, - подумав секунду, добавил он.

- И уж совсем напрасно ты добавляла в зелье свои волосы и кровь…

 

Он подошел к Тамаре, присел около нее и плавно и медленно стал прикасаться к самым кончикам ее пальцев на ногах. Под его пальцами почерневшая плоть женщины стала медленно превращаться в серый легкий порошок, неслышно осыпающийся на ковер. Вслед за медленной волной гниения по телу колдуньи стала распространяться волна превращения его в тонкий прах.

 

- Вообще, все просто, – продолжал мужчина. – Ты и не могла этого почувствовать. А она… она смогла. И встала на колени перед иконой. И стала читать молитву. И читала ее больше десяти часов кряду. Ну, я не могу сказать, что она – святая. Просто вера, она тоже порой способна на многое. Вот твоя работа и отразилась обратно к тебе. А о защите ты не подумала… Да и вообще, похоже, ты была рождена не для того, чтобы думать. Тем более, о последствиях.

 

Тамара уже не слышала его. Маг стоял на коленях над нею и пристально глядел в потухающий взгляд, впитывая, втягивая в себя то, что еще совсем недавно было силой ведьмы. Тело женщины все быстрее превращалось в серую пыль, ложащуюся на ворс ковра тонким рисунком того, что только несколько часов назад двигалось, дышало, жило.

 

Маг встал на ноги и сделал короткое движение правой рукой. По комнате пробежал легкий порыв ветра, который вмиг развеял серый прах.

 

P.S.

Он уходил из опустевшей квартиры молодой и глупой колдуньи, задавая себя несколько неожиданный вопрос. Так зачем, все-таки он обманул ее? Привычка разговаривать во время работы с начинающими магами и магинями, осталась с давних пор, когда он только начинал обучать неофитов. И даже с обреченными на потерю облика неудачниками он тоже разговаривал. Хотя это и напоминало разговор с самим собой. Но вот почему даже смертникам он никогда не говорил правды, он объяснить не смог бы…

Потенциальная жертва Тамары действительно молилась, когда почувствовала приближение чего-то страшного, сводящего с ума, рвущего рассудок на куски. Молилась долго, истово, впав в некое подобие транса, истощая себя до последней капли… И также, как и Тамара упала на пол после десятичасовой отчитки молитвы.

Только был еще один нюанс.

Мастер-маг усмехнулся, вспомнив в каких корректно-обтекаемых выражениях один из мастеров Второй Коллегии попросил его (именно попросил, поскольку приказывать не имел права) принять участие в судьбе своего молодого племянника, прикрыв от потенциальной угрозы его очередную подружку. Просьба мастера Второй – дорогого стоит. Вообще в Большом круге принято оказывать друг другу небольшие услуги такого рода. В конце концов, у каждого – своя специализация, свои методы работы с людьми. И то, что обратились с просьбой именно к нему, говорило о том, что Тамара не просто представляла угрозу конкретной блондинистой глупышке, но уже успела наступить на ряд любимых мозолей, принадлежащих гораздо более серьезным персонам.

Да и усилий от него потребовалось немного. Всего-то – подтолкнуть блондинку к идее обратиться к своему богу, да поставить простенький Зеркальный Щит. (Вот бы некоторые, посвященные в определенные детали лица, повеселились, узнав, что столь мощное воздействие можно отразить столь непритязательной техникой.) Ну, и еще – проконтролировать сам процесс отката, да немного прибрать мусор, оставшийся от всего этого действа…

Мастер-маг идет по пустынной в предрассветный час улице и тихонько насвистывает себе под нос какой-то веселый мотивчик. Как бы и не «Канкан»…

Вот он оборачивается, смотрит в глаза читающего эти строки и, ехидно прищурив правый глаз, говорит:

- А Вы не забыли случайно, что читаете именно фантастическое произведение? На самом деле – ничего такого не было. Тамара – сама виновата. Не стоило забывать про откат. Как говорится, не можешь – не хватайся. И вообще ее нет на свете. И не было. И блондиночка та не молилась вовсе. Приснилось ей это все. …и меня нету.

Мастер-маг тряхнул руками, как бы сбрасывая с них капли воды, и – только легкий ветерок на пустынной улице. Нет никого.

…и не было.

 

Кара Мерген 20.01.05