27 июня 200. г.

Так, наконец-то в моём распоряжении хоть какие-то привычные вещи. Матрас, подушка, одеяло, собственная миска, ложка – одно перечисление этих богатств наполняет душу уверенной радостью. Как оказывается, быстро человек приучается ценить мелочи жизни, присутствие которых несколько дней назад просто не осознавал. Шариковая ручка и бумага тоже в наличии. Давненько же я их не видел! Хотя нет, почему, видел, когда протоколы подписывал, но там у меня особых возможностей для творчества не было, главным было следить, чтобы у оперов фантазия не работала чересчур усердно особенно в ненужном направлении.

Дневников никогда не вёл. Ни традиционных бумажных в чёрных толстых тетрадях в кожаном переплётё, ни новомодных сетевых. Не то чтобы времени не хватало, просто считал всё откровенной дурью. Ну за исключением дневников всяких там политиков, поп звёзд – у них это как заметки для будущей биографии. Мне такая роскошь как биография явно не грозила.

Нет вообще рефлексировать я люблю, покопаться в себе, вытаскивая наружу застарелые страхи и комплексы, пожалеть себя любимого, похныкать мысленно, но вот переносить всё это на бумагу надобности не возникало. Так что ограничивался обычным «склерозником», где особенно не распишешься и кроме деловых пометок разве что короткие эмоциональные выплески, типа «Хватит маяться дурью» (так и не вспомнил, о чём это собственно написано) или «Не пить минимум месяц» (судя по всему не выполнил).

Ну что ж, теперь у меня будет возможность наверстать упущенное. Я слышал, в тюрьме многие начинали вести дневники, чтобы не сойти с ума от скуки и однообразия будней. Некоторые даже книги писали. Правда они все вроде в одиночках сидели, мне-то это не грозит. В далёком начале 20-го века «Кресты» одна из современнейших тюрем в Европе, действительно, предназначалась для одиночного предварительного заключения. Деятели министерства юстиции из каких-то своих соображений видимо считали, что до решения суда, которое расставит все точки над и, не следует смешивать в одну кучу матёрых уголовников, по которым давно уже плачет Сахалин, и тех, у которых есть шанс покинуть зал суда свободным человеком. Сегодня такими мелочами никто себе голову не забивает – в одной камере вполне могут оказаться люди, у которых в ближайшем будущем пожизненная прописка на Огненном острове и «первоходы», искренне рассчитывающие, что наш самый гуманный в мире суд ограничится условным осуждением. Остаётся надеяться, что мои соседи на ближайшие несколько месяцев (минимум) не предложат мне вместо написания дневника более экстремальные развлечения.

Итак, с чего же начать?

26 июня 200. г.

Начать, наверное, придётся вчерашним днём. Неловко признаваться, но знаменательный момент прибытия в самое известное узилище Петербурга я как-то не осознал, не прочувствовал. Казалось, ещё мгновение назад мы всемером ужимались на тесной скамеечке автозака, пытаясь хоть чуть-чуть размять затёкшие руки и ноги, и вот уже в широком, покрытом выщербленной плиткой коридоре, чем-то напоминающем провинциальную бедную больничку, и даже с похожими запахами. Никакого тебе лязганья запоров, поднимающихся и опускающихся решёток и прочего представляемого по фильмам антуража.

Нас 10 человек. Не спеша выстраиваемся в неровную цепочку, придерживаем рюкзаки и сумки. Стоящий за невысокой, по пояс загородкой охранник называет фамилию, а мы продолжаем именем, отчеством и прилагающейся теперь к ним статьёй. Процедура скучная, привычная для большинства из присутствующих, а для мента, тем более. Доходит очередь и до меня. Негромко проговариваю все полагающиеся данные. Лицо сотрудника слегка оживляется, на нём появляется что-то человеческое.

- Да ну, на х.й! – рука в форме тянется к сопроводиловке, которая до этого момента игнорируется, в молчании прочитываются несколько первых строк.

- А маску ты, блин, на очки, что ли натягивал?

Ну что тут на это ответишь? Ограничиваюсь коротким, - нет.

Вижу, что и стоящие рядом в шеренге начинают поглядывать с определённым любопытством. Остаётся надеяться, что оно скорее всё-таки одобрительное. Как-никак не 131-я и не подобные ей статьи.

Нас быстренько распределили по «собачникам». Название вполне подходящее. Помещение изнутри, действительно, напоминает конуру, только не деревянную, а каменную. Тёмный, восходящий куполом потолок достаточно высок, но всё равно, как будто давит на тебя всей своей угрюмой массой. Из всей обстановки узенькие лавочки вдоль стен, утопленное в полу «очко», да ржавый краник над ним.

Присел на скамеечку, не спеша разглядываю соседей, как и они меня, - другие занятия здесь, впрочем, найти трудно. Молчание затягивается минут на пять. Приблизительно. Часы отобрали ещё в ИВС, так что в определении временных промежутков теперь остаётся полагаться только на свою интуицию. Впрочем, судя по всему, часы здесь не очень-то и нужны – распоряжаться своим временем и тем более его планировать теперь довольно проблематично.

Один из моих соседей очень представительный средних лет мужчина с аккуратно подстриженной бородкой, опрятной одеждой и красивой дорожной сумкой. Рядом с ним особенно чувствуется, что о душе в последние 5 дней приходилось только мечтать. Впрочем, такая свежесть объясняется просто, Георгия, по его выражению, только сегодня «окрестили», отвесив год и 2 месяца. До суда он находился под подпиской о невыезде и имел возможность явиться на заседание при полном параде. Жутковато это, наверное, – входишь в зал суда свободным человеком, а выходишь в наручниках. Из «Крестов» отправляться за приговором спокойнее – в самом худшем случае, всё-таки ничего нового и непривычного. Впрочем, мне до этого знаменательного момента ещё ой как нескоро – у меня всё интересное только начинается.

Статья у Георгия довольно любопытная – «угроза убийством». Судят по ней, как можно догадаться, достаточно редко, реальный срок дают ещё реже, но у моего нового знакомого это будет уже четвёртая ходка, так что суд выдал почти на полную катушку. Если верить рассказу соседа, а оснований не верить нет, то он угрожал врачам то ли станции скорой помощи, то ли больницы, которые слишком долго ехали к умирающему отцу. Когда эскулапы всё-таки явились, разнервничавшийся Георгий решил поторопить их к выполнению клятвы Гиппократа с помощью охотничьего ружья. Подействовало это или нет – неизвестно. Папа, по крайней мере, остался жив, но на год лишился сыновнего присмотра.

История второго сокамерника (слово сокамерник, пожалуй, надо зачеркнуть, «собачники» камерами или «хатами» не называют, ну да ладно) гораздо более проста. Сам он татарин, в Питере закончил ветеринарную академию, но кто, скажите на милость, захочет разбираться в коровьих болячках, если в большом городе всегда есть возможность подзаработать намного более чистыми способами. Ну, например, удовлетворяя насущную потребность отдельных граждан в различных таблеточках и порошочках, которые, какая жалость, не продаются в аптеках. На продаже крупной партии товара его и взяли. Он тоже здесь в первый раз и смотрит вперёд без большой уверенности, даром, что шире меня в полтора раза, минимум. Может быть тоже краем уха слышал в ИВСе, что к барыгам в тюрьме относятся без большой симпатии и как минимум пытаются развести на бабки.

Лениво перебрасываемся отдельными фразочками, каждый всё-таки думает больше о своём. Двери с лязгом распахиваются, охватывает мгновенное напряжение – куда поведут на этот раз, теперь и «собачник» кажется не таким уж неуютным. Но это всего лишь пополнение наших рядов. В помещение заходят двое мужчин. Один, слегка ссутулившийся верзила, окидывает всех настороженным взглядом, второй уверенно и даже с какой-то долей усмешки приветствует присутствующих:

- Здорово! Корж моё погоняло. Не коржик, а Корж, - уточняет он.

Наверное путать действительно не стоит, мало ли что. Интересно вот это и есть представитель знаменитой касты блатных, о которых раньше приходилось разве что читать в «Колымских рассказах» Шаламова? По крайней мере ведёт он себя очень уверенно, как будто не в тесной камере заперт, а у себя дома с малознакомой, но дружелюбной кампанией. На вид ему лет 50, росточком ниже всех присутствующих, но сила в нём явно чувствуется. Я не отношусь к тем людям, которые умеют разбираться в тонкостях национальных отличий, но Корж несомненно стопроцентный цыган.

С Георгием у них завязывается неторопливый разговор и довольно быстро находятся если и не общие знакомые, то, по крайней мере, пересылки и зоны. Затем цепкий взгляд маслянично-чёрных глаз Коржа нацеливается на меня.

- А тебя то за что, профессор?

Ну это он конечно мне польстил, никакой я не профессор, так рядовой кандидат наук. Интересно, кстати, действительно из меня интеллигентность так наружу и прёт, или всё дело просто в очках, которые любого внешне делают умнее?

Привычно уже отвечаю, - по 162-й.

Взгляд Коржа впервые становится немного растерянным, видимо он уже сделал какой-то свой вывод по поводу меня, и тот полностью не оправдался. Несколько мгновений человек молчит, но наконец его глаза вновь загораются живым светом – нашёл разгадку.

- А! Но ты этого не делал? Да?

Вынужден опять разочаровывать собеседника, говоря, что вот всё-таки сделал, правда, не так, как мне, конечно бы, хотелось. Корж молча принимает это к сведению. Похоже, его копилка знаний людских характеров и так набитая под завязку пополнилась ещё одним любопытным фактиком.

Сидим достаточно комфортно, единственное, что слегка напрягает, это сигаретный дым уже просто клубящийся по камере, так как таких удобств как окошко и форточка просто не предусмотрено. Но делать нечего, не агитировать же всех за здоровый образ жизни. Проще самому начать курить. А что? Пассивное курение, говорят, намного вреднее. Так что стоит, может опять попробовать? Кто-то напрягает силу воли отказываясь от сигарет, а я вот поднапрягусь и закурю? Мне вон коллеги по работе даже сигарет передали, хоть и знают, что не дымлю. Может здесь без никотиновых палочек, действительно, не выжить?

Разговор теперь не прерывается – есть теперь тот, кто его легко и непринуждённо поддерживает, незаметно вовлекая всех. Конечно этот центр общения – Корж. Говорит он, в основном, что-то лёгкое и весёлое, вовсе не связанное с тем мрачным местом, где все мы находимся. Ничего особенно специфического, блатного незаметно. Речь не просто без какой-либо непонятной фени, но даже без мата. Нет, есть, конечно, вещи, которые, не то что шокируют, но как-то неожиданно бьют по сознанию, подчёркивая, что ты теперь с другой стороны баррикады, и общество добропорядочных налогоплательщиков тратит свои денежки в том числе и на то, чтобы держать тебя за крепкими запорами. Ну вот хотя бы эта история, как ещё в молодости Корж не просто избил милицейского лейтенанта, но ещё сорвал погоны, а в довершении всего обоссал. Раньше она бы мне показалась верхом цинизма и жестокости, а теперь воспринимается если и не одобрительно, то как явление абсолютно естественное, вполне в порядке вещей.

Ближе к вечеру, а может и не ближе, может моё чувство времени окончательно сбилось, нас выводят из насмерть прокуренного собачника. Открывают и соседнюю камеру. Там я вижу своих попутчиков по автозаку в том числе и Азамата, с которым познакомился ещё в ИВС. Радостно приветствуем друг друга, хотя расстались всего несколько часов назад. Впрочем, это наверное естественно. Люди в тюрьме достаточно часто расстаются со своими знакомыми навсегда, к тому же не по своей воле, чтобы не радоваться таким вот редким встречам. Хотя и прожили мы в одной КПЗ не больше двух дней.

Азамат из так называемых «гастарбайтеров». Ещё одно диковинное новоязовское словечко, ничем не хуже пресловутых лиц «кавказской национальности». Приехал он сюда из Карачаево-Черкессии и всё у него не так уж плохо. Конечно помогли многочисленные родственники и земляки. Большинство русских это почему-то дико раздражает, хотя ведь это вполне естественно – стараться помочь если не всем, то хотя бы «своим», пускай этот свой всего лишь двоюродный племянник жены троюродного дяди. Вполне достойное качество, которому многим стоило бы поучиться.

Так вот складывалось у Азамата всё неплохо: снял комнату недалеко от центра, нашёл работу, в соответствии с каноном, в строительной сфере, плиточником. Зарплата по питерским меркам не Бог весть какая, но в сравнении с моей учительской не так уж и страшна. Даже жену успел найти, конечно же тоже из своих. Брак гражданский, но, судя по всему, наш государственный штамп в паспорте для большинства мусульман значит не так уж много по сравнению с благословением родителей и духовного наставника. Даже ребёнок уже в процессе – беременность на третьем месяце. И конечно никаких мыслей про аборт, о том что «мы мол ещё слишком молоды» (обоим будущим родителям по 20 лет), «надо пожить для себя», «нужно делать карьеру». Неудивительно, что в той же самой школе количество детей самых разных кавказских и закавказских национальностей год от года всё растёт. И вряд ли здесь можно, что-то изменить, просто ужесточив борьбу с нелегальной миграцией.

Благополучная жизнь Азамата закончилась совсем недавно, после одного из нечастых походов в ночной клуб. У одного из компании, веселившейся неподалёку, пропал мобильник, парень затеял скандал. Приехавшая милиция начала шерстить всех подряд и остановила свой выбор на Азамате, само собой напрашивается вывод, что не в последнюю очередь из-за его некоренной национальности – ведь телефона при нём так и не нашли. Судя по всему, придётся привыкать к тому, что презумпция невиновности у нас понимается специфически и человек зачастую считается виновным, пока не докажет обратное. Нет, можно конечно и не поверить Азамату, почему я в конце-концов должен верить этому парню, а не ментам или «терпиле»? Но ведь даже самая простейшая логика говорит, что не будет человек ни с того ни с сего рисковать ради такой ерунды как мобильник, который можно загнать, но ведь за сущие копейки. Ну конечно если он не законченный наркоман, жаждущий дозы, или не живёт таким вот ремеслом. Но ни на того, ни на другого Азамат не похож. Постоянной регистрации у него нет – подписка о невыезде даже и не светила. Теперь на неопределённое время он обеспечен казённым жильем, а двадцатилетняя беременная девчонка вынуждена лихорадочно искать адвоката и собирать передачки.

Нас опять разделили, меня и ещё 5 человек ведут к другой камере, на этот раз с милым названием «спальник». Отрывшаяся перед глазами картина вряд ли способна обрадовать: те же мрачные серовато-морщинистые стены, тот же минимум гигиенических удобств, мебель, даже скамейки, блистает отсутствием. О такой ерунде как непосредственно спальные места не стоит и говорить. Половину помещения занимает невысокий деревянный помост, устрашающе бурого цвета – на нём нам, судя по всему, и предстоит провести эту ночь. Видимо и за это стоит сказать спасибо – всё-таки не прямо на бетон придётся укладываться.

С какими-то неловкими покряхтываниями дружными усилиями решив вопрос, как вытянуть ноги и никого не задеть, размещаемся на этом своеобразном подиуме, подкладывая под седалища всевозможные пакетики – гардероб теперь приходиться беречь особенно тщательно.

У трёх человек вовсю идёт самая настоящая ломка – каждый борется, как может.

Долговязый Андрюха, явившийся в Питер из Молдавии и тоже не понаслышке уже знакомый с пенитенциарной системой длинными нервными шагами меряет всё невеликое пространство бетонного пола от толчка до стены. Другой, белобрысый парень лет 18, с выражением мрачной тоски на лице усиленно двигает челюстями, пытаясь разжевать сухой чёрный чай. Еда и кипяток, видимо, не включены в список обязательных услуг, которые нам полагаются. Третий, маленький понурый таджик в недорогом, но аккуратном костюмчике, непонимающим взглядом окидывает окружающую обстановку и, всё-таки, не сдерживает свои эмоции.

- Ай, яй, яй! Три месяца здесь будем сидеть? Да?

Интересно, с чего он взял, что до суда ему ждать всего три месяца? Уголовно-процессуального кодекса начитался что ли? Но там-то, по-моему, вообще о двух говорится. Во всяком случае успокаиваем человека, объяснив, что уж отдельное койко-место и даже с матрацем мы получим уже завтра. Но это его всё равно не очень успокаивает.

- Ай, как хорошо жил. Жена тысячу день давал, ходил кайф покупал, никого не трогал. А теперь?

Мы с Рафом, тот татарин барыга из «собачника», и Азаматом проводим ревизию съестных припасов - результаты неутешительны. Кроме уже почти сжеванного чая у нас оказывается два пакета пряников и упаковка плавленого сыра «Хохланд». Поочерёдно макаем эти кондитерские изделия, между прочим, мои любимые, шоколадные, в сырную массу. Такое вот своеобразное фондю. На голодный желудок воспринимается очень даже неплохо.

Наконец кое-как укладываемся на нашем общем жёстком ложе, подпихнув под головы всё имеющееся тряпьё. К тому, что спать придётся при свете, все уже привыкли, но вот к ощущению голой доски под телом, я так лично, ещё не очень. До индийских йогов мне далеко. Укладываемся тесно, как шпроты в банке, согревая нос на затылке соседа. Повернуться на другой бок можно либо всем одновременно, либо вообще никак. И всё же я очень быстро проваливаюсь в сон и просыпаюсь, только пробуя извернуться и размять затёкшее тело.

Опять 27 июня 200. г.

Проснулся с ломотой во всех мышцах, как будто вчера пахал не хуже папы Карло. Из камеры нас быстренько выводят и мы сталкиваемся ещё с одним проявлением гуманизма – оказывается служителей Фемиды волнует наше здоровье. Быстренько проходим медосмотр, такой же стандартный и быстрый как в военкомате или на любом предприятии. Флюорография, анализ крови. Попасть в вены наркоманам медсестра не может, но ей это видимо не впервой, нимало не смутившись она протягивает иголку одному из них.

- Давай сам.

Долгие тренировки, видимо сделали это занятие достаточно привычным, все трое справляются на удивление легко. Я ненавижу, когда у меня берут кровь из вены. Не знаю почему. К самому виду крови, как своей, так и чужой, отношусь вполне равнодушно, но вот момент, когда иголка вонзается в мягкую вену, заставляет меня передёрнуться. Я, наверное, не стал бы принимать героин только из-за одной необходимости что-то там себе вкалывать. Раф, сидящий рядом, видимо замечает мою бледность и пытается подбодрить:

- Да ладно! Как комарик укусил! Ерунда!

Доктор, очень напоминающий маленького седого гномика в очках, задаёт дежурные вопросы об операциях и хронических заболеваниях. Я и здесь умудряюсь привлечь внимание.

- Наркоман?

- Нет, - немного опешил я. Уж на наркомана-то я чем похож.

- Худой слишком, это обычно у наркоманов бывает, - судя по всему, доктор потрясающий диагност.

- Да нет, просто конституция у меня такая, - пытаюсь оправдаться я. Ну не виноват же я в самом деле, что без всяких диет вес у меня действительно невелик, хотя хорошенько поесть ещё как люблю и на еде всегда старался не экономить.

- Что за статья то? – рука врача тянется к какой-то бумажке.

Видимо и доктора я всё-таки заинтриговал. У остальных он подобными немедицинскими подробностями не интересовался.

- Ну вот, наверняка деньги на дозу понадобились, - доктор, казалось ждёт подтверждения своей прозорливости. Но я всё же не сдаюсь и молча мотаю головой.

Следующий пункт нашей утренней программы вызывает у всех здоровый энтузиазм – это душ. Провести неделю не мывшись вообще не очень-то приятно, а учитывая, что и попотеть пришлось изрядно, тем более. На короткое время мы оказываемся на улице, видимо душ расположен в другом корпусе, опять имеем возможность полюбоваться бордоватыми стенами. Раздеваемся в невысоком предбаннике. Всю одежду складываем в какой-то страшноватый механизм, больше всего напоминающий гигантскую центрифугу. Это так называемая «прожарка», призванная избавить нашу одежду от всех лишних шестиногих постояльцев, если таковые имеют место.

Проходим по длинному коридору, каждым шагом чувствуя приближение тепла и воды. Какой кайф! Как хорошо! Если окажусь на воле, буду обязательно мыться каждый день. Нет! Два раза в день! У Андрюхи оказывается одноразовый бритвенный станок, и мы с удовольствием по очереди скоблим отмякшую пропаренную щетину. Обратно возвращаемся построившись в две короткие шеренги, настроение намного бодрее, казалось вместе с грязью куда-то смылся и пессимизм. Единственное, что несколько смущает, это весьма специфический запах, которым пропитались все наши вещи после «прожарки» - нечто среднее между хлоркой и табаком. Ну да будем надеяться – выветрится.

Сопровождающий нас коротышка в форме тоже, похоже, вполне доволен жизнью и беззлобно над нами подшучивает:

- Ну что, повезло вам! Ни где-нибудь оказались, в «Крестах»! Скоро ведь их закроют, музей тут сделают. Так что обращаться будем с вами как с музейными экспонатами.

- Ага! Значит руками ни в коем случае не трогать, - не сдерживаюсь я, - чтобы всё как в настоящем музее.

- Точно, - усмехается в усы конвоир.

Вернувшись в уже знакомый коридор, выстраиваемся в короткую очередь за бельём. Здесь впервые осознаю, что сигареты в тюрьме не просто удовольствие, но и своеобразная внутренняя валюта. Каждый получает матрац подозрительно желтоватого цвета, полупустую подушку и простыню в тон матрацу. Одеяла в список постельных принадлежностей не входят. Видимо, считается, что в июне они абсолютно не нужны, или может это забота о нашем здоровье, своего рода закаливание? Однако за 2-3 пачки сигарет раздатчик вытаскивает откуда-то и одеяла мышиного цвета, но хоть без дырок, и на том спасибо. Получаем также по алюминиевой миске и ложке. Я, наивный, рассчитывал ещё на какие-нибудь средства гигиены, но ничего подобного, конечно, нет и в помине. Ладно, зубную щётку и пасту мне передали, о щетине можно несколько дней не думать, красоваться не перед кем.

Опять начинается перекличка. Нас собираются разводить по корпусам. Я и Корж должны отправиться на «четвёрку». Учитывая, что вся тюрьма состоит из двух крестообразных зданий, легко догадаться, что всего основных корпусов 8, и у каждого своя специфика. Принцип раздельного содержания людей в зависимости от тяжести статьи всё-таки стараются соблюдать. Самым суровым считается первый корпус, «копейка». Он предназначен для криминальных авторитетов, обвиняемых в бандитизме, ну и просто злостных нарушителей режима. «Копейка» превратилась в своего рода пугало для остальных корпусов, а угроза перевести туда одной из эффективных мер воздействия. Ещё в ИВСе, от парня, которого привезли из «Крестов» для каких-то следственных мероприятий, я слышал, что там по коридору, вернее по-местному «галёре», днём и ночью бегают злобные овчарки, и один арестант, неразумно высунувший голову из кормушки, даже лишился уха. Сейчас на «копейке» находится сам Кумарин, один из крупнейших питерских авторитетов, новость о его аресте я слышал незадолго до собственного.

Следом за первым корпусом идёт как раз четвёрка – сюда отправляют убийц, разбойников, рецидивистов.

Закинув свёрнутые матрацы на плечо, быстро выходим в центр креста, на так называемый «круг». Здесь есть своеобразная красота. Прямо над кругом, высоко-высоко потолок закругляется очень напоминая купол храма. Потрясающее чувство простора, особенно по сравнению с маленькими камерами.

Начинаем цепочкой подниматься по узкой железной лестнице, на каждом повороте теряя одного-двух человек. Вот и мы с Коржом оказываемся перед массивной дверью, а через минуту уже на самой галёре. В каждом корпусе их по четыре, мы находимся на третьей. Конец длинного коридора теряется в полумраке. Что интересно, пол в коридоре не сплошной, соединяются противоположные стороны галёры только на самых концах, а так посредине между ними пустота – длинная широкая щель, позволяющая разглядеть верхний и нижний этажи. Чуть ниже уровня пола натянуты металлические сетки – от суицидников наверное.

Какое-то время мы сидим за небольшой железной загородкой, в «стакане», наконец приходит корпусной. Опять короткое интервью.

- Первый раз?

Коротко соглашаюсь. Знаю, что многие потенциальные реформаторы пенитенциарной системы настаивают на том, чтобы ни в коем случаем не сажать совместно рецидивистов и первоходов, чтобы последние, не дай Бог не усвоили нормы криминальной субкультуры. Впрочем, в «Крестах» ничего такого пока нет. Наверное и правильно, лучше когда рядом будут люди, которые могут хоть что-то объяснить в этом новом непонятном мире. Второй вопрос корпусного вызывает лёгкий шок.

- Не голубой?

Господи, то наркоманом называли, а теперь… Впрочем быстро успокаиваюсь, наверное всех так спрашивают – какие-то неофициальные принципы формирования камер всё-таки явно действуют.

- Нет, нет! Вы что! – торопливо, с гримасой отвращения отвечаю я.

- Так. Ни с кем не спорить, в карты не играть, ничего никому не обещать, не срать, когда кто-то ест в хате, - проведя этот краткий инструктаж, корпусной указывает мне направление движения.

Чувствую лёгкий мандраж. Всё-таки все те люди, с которыми мне до сих пор приходилось пересекаться, всё это было очень мимолётно, временно. А в этой камере придётся провести, наверное, не один месяц, так что вопрос о соседях, мягко выражаясь, весьма актуален. Мне уже пришлось наслушаться достаточно страшных рассказов про пресс-хаты, где из человека выбивают любые показания, про беспредельщиков, которые живут по принципу, кто сильнее, тот и прав, про красные хаты, где арестанты за относительно спокойную и лёгкую жизнь платят оперу, а тех, кто не хочет или не может платить, пытаются «поставить на лыжи», то есть всячески выживают из камеры. Что меня ждёт за серой дверью неизвестно, кроме номера 383 на ней никаких табличек нет. Долгое лязганье ключей наконец заканчивается, дверь открывается. Лёгкий толчок и вот она уже захлопывается у меня за спиной, представлять меня старожилам явно никто не собирается, придётся самому.

Мои новые соседи мирно спали. Конечно, скрежет ключей разбудит любого, но подскакивать со шконок они не торопятся, медленно потягиваются под одеялами и протирают глаза. Пользуясь моментом оглядываю своё жилище. Площадь оставляет желать лучшего, впрочем не стоит забывать, что все камеры предназначались для одиночного заключения. Большую часть помещения занимают трехъярусные железные нары, с двух сторон камеры поднимающиеся чуть ли не до потолка. Расстояние между ними минимальное – не разойтись двум людям. Маленькое окно аж с двумя решётками, одна непосредственно в раме, другая выдвинута в камеру, наверное, на полметра. Так что пейзажем за окном особенно не полюбуешься. Впрочем я уже достаточно ориентируюсь в пространстве, чтобы сообразить – окна галёры выходят на внутренний тюремный двор, и волю из них всё равно не увидать.

На остатке территории у самых дверей умудряются разместиться с одной стороны подвесной столик и несколько полочек, с какими-то мисочками и пакетиками, ну а прямо напротив «кухни» стоят унитаз с умывальником, стыдливо задёрнутые голубой клеёнчатой шторкой. Да уж, здесь явно нельзя быть особо брезгливым. Через всю хату натянуты верёвки с висящим на них барахлишком.

Соседи наконец-то проснулись, слегка настороженно смотрят на меня и начинают знакомство. Я знал по рассказам, что уже как минимум год назад закончились весёлые времена, когда в каждой камере находилось как минимум по 12 постояльцев и спать приходилось в несколько смен. Видимо у меня слишком бедная фантазия – представить 12 человек живущих на таком пространстве я просто не могу. Теперь селят максимум по 6, по количеству спальных мест. Сейчас, кроме меня, здесь всего двое. Один молоденький парень кавказского типа, скорее всего всё-таки азербайджанец. В школе я их видел достаточно. Ромка. Другой, красивый, светловолосый, примерно моих лет. Лёха, с любопытной фамилией – Берлинский.

Обменявшись несколькими фразами, расстилаю свой матрац на втором ярусе, над койкой Ромы. Мысленно облегчённо вздыхаю – вроде бы всё идёт нормально. Если в камере много народу, то на любой шконке спать не западло. Но если вот в такой ситуации, как у меня, человеку указывают на верхний ярус, как его здесь называют, «пальму», это значит, что он вызвал если не неприязнь, то по крайней мере недоверие сокамерников.

Оба моих соседа судимы по малолетке, получали условку, так что зоны тоже не видели, но в тюремных делах ориентируются видимо с лёгкостью. Внезапно вновь раздаётся лязганье ключей – оказывается в камеру меня отвели как раз перед временем прогулки. Лёха и Ромка в это время обычно спят, поэтому сейчас с радостью пользуются моментом. Я бы с большим удовольствием остался в хате, но неположено. Или гуляют все, или никто.

Прогулка звучит очень красиво, но впечатление производит самое безотрадное. Спускаемся вновь на круг, выходим в неприметную дверь и оказываемся ещё в одном узком коридоре, по обеим сторонам которого находятся такие же каменные мешки как и наша камера, разве что чуть побольше, ну и без мебели. Вместо потолка натянута решётчатая сетка, через которую при желании можно смотреть на небо. Каждая камера гуляет отдельно.

Дверь на нашу прогулочную площадку открывает «рабочий» - один из тех кто после осуждения не отправился в колонию, а остался в «Крестах», работая во всех отраслях тюремного хозяйства. От развозки баланды до сантехнических и электрических работ. Ромка указывает на человека в синем бушлате пальцем.

- Это Вася. Он обиженный, ты с ним за руку не вздумай здороваться, а если захочешь ударить, бей только ногой.

Ну вот, сколько приходилось слышать про всякие тюремные ужасы и насилие и вот он – живой пример. Господи, куда я попал? Впрочем, вида стараюсь не показать и кивком благодарю Ромку за, несомненно, очень ценную информацию.

Соседи активно описывают круги по каменному мешку – в хате даже и такого простора нет. Я гляжу на разрывы в проволочной крыше, потихонечку постигая значение выражения «небо в клеточку». А ведь многие, те, кто живут на первых этажах, сами себе подобное украшение на окна ставят. Кошмар!

Возвращаемся с прогулки где-то через час, на кругу впервые вижу одну из знаменитых тюремных овчарок. Зверюга, действительно, страшная, кажется, если бы не поводок в руках охранника, набросилась и разорвала в один момент. Вечер наступает незаметно, и я уже в предвкушении того с каким комфортом устроюсь на мягоньком матрасике, после недельного отдыха на ничем не прикрытых досках. Да уж всё познаётся в сравнении! Осталась последняя проблема – забраться на свой шконарь. Какое-то шестое чувство говорит, что наступать ногой на нижние нары не стоит. Ну ничего, как-нибудь справимся. Забрасываю правую ногу, подтягиваюсь, и вот я уже удовлетворённо вытягиваюсь на тюремной перинке. Железная основа нар всё-таки ощущается даже сквозь матрас, но это ведь такие мелочи!

28 июня

Пробуждение было сверхэкстримальным. Я провалился в такой глубокий сон, что не услышал даже грохот ключей в замке, а уж на этот звук у всех арестантов реакция вырабатывается очень быстро. Ромка потом сказал, что он даже пинал меня ногой снизу, а я хоть бы хмыкнул. Поэтому первое, что ворвалось сегодня в моё сознание, это дикий вопль.

- Подъём!!

В армии я не служил, должным образом реагировать на подобные звуки не научился, поэтому мой прыжок с койки напоминал скорее падение. Выглядело, судя по всему, это очень эффектно. Парни сказали, что им сразу пришла в голову мысль, что я уже сегодня окажусь в больничке, так как без сломанной руки или ноги такое приземление обойтись не могло. Каким-то чудом я даже шишку себе не набил.

Это была самая обычная ежедневная утренняя проверка. Каждый день в восемь утра начинается обход камер. Когда дверь открывается, все уже должны быть на ногах, обнажённые до пояса. Нужно быстренько выйти из хаты и построиться вдоль стеночки. Вполне нормальная процедура. Вот только на тех, кто её игнорирует и не хочет покидать царство Морфея, цирики реагируют весьма нервно и с постели поднимают, в лучшем случае матюгами. Впрочем, мой полёт видимо и на охранников производит впечатлении, они даже не заставляют нас выходить из камеры, молча убеждаются в том, что наше количество за ночь не изменилось и запирают дверь.

Сокамерники объясняют, что по таким вот мелочам раздражать ментов явно не стоит, а мне как первоходу и новенькому, вообще, следует просыпаться ещё к завтраку, забирать положняк, затем ждать проверки и вовремя будить остальных.

Сегодня завтрак на мою долю взял Лёха. Баландёр проезжает со своей тележкой где-то часов в шесть. У нас это весёлый мужик, дядя Вася, два года назад ударивший своего собутыльника ножом в ногу. Завтрак в «Крестах» особым разнообразием не отличается – со стопроцентной уверенностью можно сказать, что это будет каша. Самая лучшая это конечно пшёнка, которая, особенно если есть чем её помаслить, вполне прилична. К сожалению, про перловку и ещё какую-то странную размазню этого сказать нельзя. Хлеба полагается полторы буханки в день на нас троих. В тюрьме есть своя пекарня – поэтому утром хлебушек свежий и хрустящий, правда использовать пшеничную муку, видимо считают излишней роскошью. Утром же выдаётся и дневная порция сахара, при этом буквально из каждой камеры слышится:

- Ну что это такое, дядь Вась. Ну сыпни ещё чуть-чуть.

К середине маршрута это настолько раздражает баландёра, что он начинает нервно огрызаться.

- А другой галёре я что насыплю? Песок со двора?

Я-то в принципе чай и кофе пью без сахара, но учитывая, что на другие сладости здесь рассчитывать не приходится, организм скоро запросит глюкозы хотя бы в такой форме. Чая или, тем более кофе, в тюрьме, кстати, не полагается. Вообще. Есть в камере заварка и, что очень важно, кипятильник, хорошо. Нет – обходитесь, как знаете. У нас, слава Богу, всё это в наличии.

Обед аж из двух блюд. Первое дружно отвергаем все. Суп непонятного происхождения и состава. Одно название чего стоит – «могила». На второе подают обычно «опарыши», очень маленькие макароны, обычно слипшиеся в один сероватый комок и пересыпанные катышками соевого мяса, остаётся надеяться, что не геномодифицированного. Дружно заедаем мучнистую массу огромным количеством лука и чеснока, к счастью, их в камере большой запас. На ужин тоже каша, иногда повторяющая утреннюю, иногда нет. Надо сказать, что по количеству еды особых ограничений нет, той же самой каши тебе нальют если хочешь хоть три черпака. Умереть с голоду не дадут и в количество необходимых калорий, наверное укладываются. Угнетает потрясающее однообразие, через пару дней на положняк уже смотреть не хочется. Редкие изыски вроде «хряпы» - смеси каких-то тушёных овощей, проваренной капусты и горохового пюре воспринимаются на ура. Дачки у сокамерников к моменту моего появления как раз закончились, для меня ещё ничего не передавали, так что особо разнообразить казённый рацион не получается. Говорят, что «тубиковым» положено каждый день по одному варёному яйцу и маленькому кусочку сливочного масла. Но не дай Бог получить возможность претендовать на эту добавку. От туберкулёза она тебя явно не спасёт.

Интересно, что в тюремном языке есть очень ёмкое выражение – «кишкоблудство». Человека начинает буквально клинить на еде, он способен часами вспоминать свои прошлые трапезы, желание покушать присутствует постоянно, даже несмотря на наполненный желудок. Скучают не по сытости, а по вкусу и возможности выбора. В полной мере ощущаю это на себе. Буквально каждый час появляется желание вскипятить воды и напиться чаю хотя бы с корочкой хлеба, при этом в голову постоянно лезут всякие аппетитные блюда. А ведь желудок макаронами набит, можно сказать, под завязку. С трудом отбрасываю эти гастрономические мазохизмы.

К вечеру тюрьма оживает. Многие арестанты предпочитают ночной образ жизни, когда количество охранников сходит до минимума и проще проворачивать всевозможные движухи. Кроме того, это наверное и психологически легче, когда день проспал, время, вроде двигается быстрее. Вечерняя проверка – простая формальность. Камеры никто не открывает. Корпусной проходит по галёре, стучит по кормушкам и оглашает воздух молодецким выкриками:

- Народу?

Мы дружно кричим в ответ. Видимо всё сходится и успокоенный корпусной отправляется в свою уютную будочку к таким благам цивилизации как электрочайник, телевизор и тому подобное.

Сразу же после этого начинается активный процесс «разморозки». У нас в этом деле большой специалист Лёха. Для начала с помощью шариковой ручки он изнутри открывает «шнифт», то есть большой дверной глазок. Дело это нехитрое – обучиться можно с двух-трёх попыток. Остальное гораздо сложнее. Почти в каждой хате есть длинная палочка с проволочной петелькой на конце, её надо просунуть в шнифт и попытаться накинуть на защёлки кормушки, а затем постепенно вытянуть их наверх. Хорошо если соседи напротив уже разморозились и могут голосом регулировать твои движения. В противном случае приходится прибегать к помощи «мартышки». В принципе так могут называть вообще любое зеркало, но также это небольшой его кусочек прикреплённый к ручке, например, от бритвенного станка. Просовывая это устройство в глазок, можно разглядеть штырьки и самому скоординировать движения.

Очень скоро наверное как минимум половина галёры может похвастаться открытыми кормушками. Теперь можно пообщаться с ближайшими соседями. Наша камера крайняя, поэтому можно хорошо разглядеть две противоположные хаты и спокойно разговаривать с соседями за стеной, правда не видя друг друга. Наверное это очень важный момент арестантской жизни, крайнее ограничение круга общения должно привести к развитию неприязни к ближайшим соседям и конфликтам, а так этого вполне можно избежать.

Начинается активное перебрасывание между камерами. В основном перекидывают чай, сигареты, какие-то сладости. К нужной тебе хате забрасывается верёвка с прикреплённым к ней грузиком, её подтягивают в кормушку «удочкой» с проволочным крючком на конце. После того, как к верёвке привяжут нужный предмет, тебе остаётся только подтянуть его в свою хату. Кормушка достаточно велика. Для спокойствия сняв очки, я спокойно изворачиваюсь и высовываюсь из неё по пояс. Ну а раз прошли голова и плечи, то остальное тоже должно пройти без проблем. Для какого-нибудь форточника это, наверное, вообще пара пустяков. Другое дело, что выбираться из камеры на наружу смысла особого нет – с галёры всё равно не выберешься. А если застукают, то ведь при желании могут вполне подвести ещё под одну статью – побег. Никому это на фиг не нужно. Так что сидим по своим домикам.

У нас в камере нет телевизора и даже радио, ментам здесь никто не платит. Но зато есть гораздо более ценная в условиях тюрьмы вещь – «балалайка», так здесь называют мобильный телефон. Сначала просто не верю своему счастью – появляется возможность напрямую сообщить близким, что я жив и в принципе даже здоров, не спеша обговариваем все бытовые мелочи, которые так важны здесь. В сон погружаюсь со спокойной душой.

29 июня

Сегодня легко услышал грохот тележки с баландой. Дядя Вася расщедрился и отсыпал двойную порцию сахара. Может он всем новичкам так сочувствует? Подумав, набираю одну большую шлёмку каши, вдруг у Лёхи аппетит разыграется. Ромка из положняковой еды принципиально не ест ничего кроме хлеба, а ведь он уже почти год здесь. Не знаю, что уж у него за такой странный принцип. Больше уже не ложусь. Присматриваюсь к мелочам в хате, которые не заметил с первого взгляда. Оказывается, здесь есть даже несколько книг. Сердце учащённо бьётся от радости. Привычка к чтению настолько вошла в мою жизнь, что редко какой день обходился хотя бы без пары прочитанных страниц. В тюрьме в отличие от зоны библиотеки не предусмотрено, но видимо книжный голод хотя бы немного отодвигается. С удовольствием выуживаю из кучи глянцевых журнальчиков увесистый том без обложки. Толкиен. «Властелин колец». Не скажу, что я большой поклонник фэнтези, но эту книгу давненько хотел прочитать, всё руки не доходили.

Спокойно дожидаюсь проверки и, услышав шаги и голоса на галёре потихоньку бужу соседей.

30 августа

Надо сказать, что процесс постоянного общения арестантов не прекращается и днём. Кормушки, конечно, открывать нет смысла – охранники проходят часто и всё равно захлопнут, поэтому используется другой вид связи – воздушная. Целый день в приоткрытое окно через решётку врываются крики.

- Дай коня!

- Возьми коня!

- Дома!

«Конём» называется обычная верёвка с привязанным к ней грузом. Впрочем, самую что ни на есть обычную вещь, ту же самую верёвку, в тюрьме достать не так-то просто. Поэтому, обычно, процесс изготовления коня начинается с того, что тоненькой «мойкой» разрезают на полоски завалявшуюся казённую простыню. Полоски связываются в тоненькую, но крепкую верёвочку, к ней прикрепляется грузик, обычно скатанный в крупный шарик, размятый хлебный мякиш. Если хотите связаться, например, с соседями снизу, надо три раза постучать в пол, затем просунуть руку с конём через первую решётку, «отсекатель». Руки у меня тонкие длинные, пальцы, мне не один раз говорили, как у пианиста, так что начинаю осваивать эту хитрую науку. Самое сложное пробросить верёвку через вторую решётку, так чтобы она прямо ушла вниз, ни за что не зацепившись. Затем уже дело за соседями – конь затягивается в хату с помощью всё той же удочки.

Передают по большей части абсолютно безобидные вещи. В основном это многочисленные малявы, с помощью которых арестанты узнают новости из других хат, галёр и даже корпусов. Иногда записка перейдёт не через один десяток рук, прежде чем достигнет адресата. Пересылают курево, спички, пачки чая, сладости. Иногда отправляют по воздушке довольно увесистые «бандячки», тогда приходиться повозиться и с подтягиванием, и, самое главное с протаскиванием через решку.

Надо сказать, что этими «дорогами» практически не пользуются для передачи более-менее серьёзных вещей. Доверить верёвочке, а может и нескольким незнакомым людям, «трубку», деньги или ту же самую наркоту решаются немногие. Есть, конечно, и другие пути.

Первый из них это «рабочка». «Кресты» находятся, по сути дела, на полном самообслуживании, даже тюремные макароны производят прямо на месте. Единственные люди, которые в тюрьме получают деньги за свою работу это охранники. Всё остальное делается руками осуждённых, не поехавших в зону после приговора, а оставшихся здесь в «Крестах». Мотивы у людей разные. Кто-то не хочет покидать Петербург, кто рассчитывает на практически гарантированное условно-досрочное, некоторые боятся каких-то своих возможных разборок в колонии. Работа, конечно, бывает разная. За какое-нибудь тёпленькое местечко в медчасти или на кухне приходиться выкладывать кругленькую сумму. Баландёром, разнорабочим или даже электриком можно стать без всяких проблем. По закону в хозобслуге должны оказываться только осужденные за нетяжкие преступления. На практике всё решают деньги, всеми правдами и неправдами стараются закрепиться в рабочке насильники – здесь контроль всё-таки построже, чем на зоне, и они чувствуют себя в большей безопасности. В хате напротив сидит человек, который третий год просто числится в «рабочке», не проработав ни одного дня, - скоро выходит по УДО. На зону поехать не захотел по каким-то своим скрытым мотивам.

Люди в бушлатах, конечно, пользуются определённой свободой передвижения внутри тюрьмы, поэтому арестанты пытаются привлечь их для решения своих проблем. Вообще отношение к рабочке двойственное. С одной стороны среди них хорошо иметь знакомых и приятелей это может помочь во многих житейских мелочах. С другой стороны, по блатным понятиям, любая работа, выполняемая для обслуживания мест заключения, особенно по уборке территории считается грязной, постыдной. Для «мужиков» это в принципе ещё терпимо, но для тех, кто претендует на какое-то место в криминальной иерархии абсолютно неприемлемо.

В общем, положению «рабочих» не позавидуешь. Арестанты надеются на их помощь во всевозможных «движухах» и в случае отказа сулят самые страшные кары. Администрация и охранники их тоже контролируют достаточно строго. Попадёшься на какой-нибудь мелочи и прости прощай досрочное освобождение.

Но самым надёжным источником получения всех жизненных благ всё-таки являются охранники. Стоит это конечно недёшево – зато надёжно. Существует своеобразный негласный прейскурант. Получить с воли телефон, если конечно у вас есть человек, который его купит, обойдётся тысячи в две. Самая обычная бутылка водки, из тех что в супермаркетах продаются по сотне, будет вам стоить пятьсот рублей. Такую же сумму придётся выложить за 6 банок дешёвого пива. Но положенной сдачи, естественно, никто не требует. Деньги, разумеется, арестантам иметь не положено. Получают их с воли тоже через охрану. Обычная такса – треть от передаваемой суммы. Впрочем, и остальная часть скоро оседает в тех же карманах. Полностью под контролем вертухаев находится торговля наркотой. В «Крестах» немало барыг успешно продолжают свой бизнес, благо потенциальных потребителей полно, а цирики удовлетворяются достаточно скромными комиссионными. Поэтому, в отличие, например, от водки, цена дозы на воле не очень сильно отличается от тюремных расценок. Наверное поэтому, многие именно здесь переходят на более забористый кайф. Расплачиваться с охранниками не обязательно наличкой – пользуются спросом карты телефонной оплаты, родные по телефону сообщают тебе код, а ты уже передаёшь менту. Самые продвинутые принимают охотно даже коды от карточек Веб-Мани.

Вечером слышим стук в нашу кормушку. Из хаты напротив в нас кидаются дольками чеснока и показывают какие-то знаки. Лёха недовольно матерится, но всё-таки достаёт крючок, мартышку и начинает возиться с запорами. Пренебрегать просьбами соседей не стоит.

Вся эта суматоха, оказывается, имеет ко мне самое непосредственное отношение. У парней напротив в хате стоит телевизор, и вот в рекламе они услышали, что телеканал НТВ решил уделить внимание моей скромной персоне – передача как раз должна начаться. Мы трое с любопытством стискиваемся возле кормушки. Всем вместе смотреть не получается, и я радушно уступаю эту честь сокамерникам, в конце концов, вряд ли я увижу что-нибудь для себя новое. Да много на таком расстоянии через две кормушки и не увидишь. Парни, однако реагируют довольно бурно и сообщают мне подробности со смачными комментариями. Наконец и я получаю возможность заглянуть в оконце. Успеваю увидеть размытую фигуру в маске отскакивающую в сторону с пистолетом в протянутой руке. Съёмка одной из камер наблюдения не может похвастаться хорошим качеством, но суть происходящего на экране понять можно.

После этого телешоу отношение соседей ко мне становится гораздо радушнее. Теперь они полностью убедились в правдивости моей истории. Их недоверие вполне можно понять. Всё-таки школьные учителя, если и оказываются в тюрьме, то, обычно, по гораздо более отвратным статьям, связанным с насилием над малолетними и тому подобными вещами. Конечно, у меня была сопроводиловка, но, кто знает. Иногда менты, видимо не желая лишних проблем, сами рекомендуют не рассказывать сокамерникам всей правды и, даже снабдить липовой бумажкой для них не проблема.

Доверие проявляется в том, что теперь мне известно место нычки для мобильника. Раньше, когда сокамерники доставали «балалайку, мне всегда предлагали высунуться из кормушки и наблюдать за галёрой, чтобы подать знак, на случай внезапного появления корпусного. В таком положении рассмотреть, что происходит в камере, просто невозможно.

Тайник достаточно хитроумный. Столик у дверей состоит из плохо обструганных досок, лежащих на вделанной в стене железной в раме. В одной из этих деревяшек была тщательно выдолблена небольшая пазуха. Сверху тонкий пласт древесины прилегает очень плотно, столик прикрыт газетами. С одной стороны хранится прямо на виду, но если не знаешь, ни за что не догадаешься. По-моему, гораздо надёжнее чем, например, отверстие вентиляции, или унитаз. Туда наученные опытом шмонщики заглядывают в первую очередь.

3 июля

Сегодня мне наконец-то пришла дачка. Наверное, даже подаркам от Деда Мороза в детстве так не радовался, как сейчас. Парни, естественно, тоже приободрились. Вид еды, правда, немного смущает. Понятно, что есть определённые правила, по которым делаются передачки, хотя и они, конечно, легко обходятся с помощью шелестящих бумажек. Всё должно быть в прозрачных пакетах или контейнерах, конфеты без обёрток и так далее. Но здесь над продуктами поработали особенно тщательно. Палки колбасы, куски сыра и даже пачка масла все пересечены глубокими надрезами. Интересно, что они там искали? Напильник, чтобы перепилить решётку и верёвку, чтобы спуститься вниз во двор? Ещё интереснее выглядят помидоры и лимоны, покрытые сочащимися ранками. Видимо фантазия приёмщиков подразумевает, что родные арестантов накачивают овощи и фрукты какой-нибудь хитрой наркотой. Тогда, по идее, надрезав лимон надо его понюхать или даже попробовать. Впрочем, об этом лучше не думать – излишняя брезгливость не подходит к нашей ситуации.

Все приличные слова заканчиваются, когда доходим до сигарет, даже у меня, хоть я и не курю. Каждая папироска аккуратненько разломлена по линии фильтра, очевидно в поисках запрятанного кумара. Неудивительно, что в «Крестах» уже к утру скапливаются огромные очереди – ещё бы, пока каждую сигаретинку разломают и посмотрят. Ну да всё это мелочи жизни, по сравнению с предвкушением грядущего пира.

Разводим кипяточком картофельное пюре быстрого приготовления, щедро сдабривая сухим молоком и кусочками масла. Сверху обильно посыпаем наструганной копчёной колбасой. В отдельной шлёмке остро заточенным куском пластмассы кромсаем огурцы и помидоры с луком. Гордо отвергаем дяди васин положняк и сами радушно угощаем его пряниками.

А жизнь то, оказывается не так уж плоха!

10 июля.

Ну вот, дошли руки и до своей тетрадки. Всю первую половину дня писал последнее слово для Лёхи. У него и так готовы уже несколько отрывков, что-то ему набросал адвокат, но всё-таки и я должен внести в это дело свою посильную лепту. Отнёсся к просьбе со всей ответственностью, пытаюсь припомнить остатки юридической премудрости. Не так уж давно я целую дипломную работу по юриспруденции написал, для двоюродной сестры. Правда, у неё специализация по гражданскому праву, оно, конечно, скучнее, зато спокойнее.

Как мне припоминается, для нашего правосудия задача покарать преступника должна стоять не первом месте. Главное это оградить других людей от угрозы повторения преступления и перевоспитать самого преступившего закон. Делаю упор на этом. Пытаюсь доказать, что у Лёхи эти две цели и так уже достигнуты, и длительный срок заключения ему для перевоспитания совсем не нужен. Ещё раз мысленно пробегаю список статей: соучастие в убийстве, разбой, кража, мошенничество, фальшивые документы, поджог. Что там ещё? В принципе, можно посмотреть – лёхин «объебон», обвинительное заключение, лежит рядом. Ага, пропустил умышленную порчу чужого имущества и вовлечение несовершеннолетнего в преступную деятельность, мелочи на общем фоне. Рассчитывать на особые поблажки с таким перечнем не стоит.

Может всё-таки суд учтёт, что делал-то это Лёха аж 6 лет назад, в компании таких же как он двадцатилетних оболтусов. Прихватили их всех, кроме Лёхи. Тот долго скрывался на Украине, потом вернулся в Питер, был объявлен в федеральный розыск, жил с фальшивыми документами, испытывая сосущее чувство под ложечкой при встрече с любым ментом. Как он говорит, после ареста испытал чувство какого-то странного облегчения – наконец-то не надо ни от кого прятаться. За эти годы успел пожить гражданским браком. Характерами не сошлись, но появившуюся на свет девочку не забывал. Прихватили его вобщем-то случайно, зашёл выпить водки к одному старому знакомому, а тот решил подстраховаться и оповестил кого следует. Всё это время, по крайней мере, по словам Лёхи, вел абсолютно законопослушную жизнь, даже дорогу не переходил в неположенном месте. Теперь у него частенько жуткий депресняк – все его подельники, которые теперь выступают свидетелями по его делу, получили лет по 6, по 8 и не сегодня завтра выходят на свободу, а у Лёхи всё ещё впереди.

Сегодня впервые попробовал знаменитый чифирь. Ромка с Лёхой не особенные любители. С удовольствием потягиваю ароматную, бездонно чёрную жидкость. Чифиропитие сопровождается своего рода ритуалом: делаем по три небольших глоточка, перекатываем во рту конфету и передаём чашку соседу. Лёхин организм не принял бодрящего напитка, и он надолго скрывается за занавесочкой, издавая сдавленные булькающие звуки. А я наслаждаюсь! Чифирь, конечно, не дурманит голову, как алкоголь, но взбадривает, пробивает на движуху, уже привычная камера резко делается маленькой, но я всё равно мерю её шагами.

11- 15 июля

Вчера ближе к вечеру внезапно по всей галёре вырубили свет, какие-то неполадки с электричеством. Темнота уже успела стать непривычной, глазам странно без света тускловатой лампочки. Пользуемся таким редким случаем и решаем поспать, как на воле, не закрывая голову одеялом. Уже погрузившись в дрёму слышим дикий крик, разносящийся, наверное, по всему корпусу, а вслед за этим несколько мощных ударов в железную дверь – кто-то ломится из хаты. Господи, что же там делают с бедолагой? Через мгновение всё затихает. Шагов корпусного не слышно, видимо, так и остался в своей каморке. Неужели не слышал? Скорее всего, просто лень.

Вскоре после проверки ключи забрякали в неположенное время. В открывшуюся дверь мы видим невысокого субтильного коротко стриженого парня, неловко пытающегося удержать сразу сумку и матрац. Под правым глазом у затолкнуто в хату расплывается огромный багровеющий синячище. Сразу вспоминаем вчерашние крики.

Новенький тем временем делает робкий шаг вперёд и пытается выдавить улыбку. Получается у него не очень.

- Здорово, парни. Где здесь можно вещи положить, - стандартное приветствие проговаривается вполголоса, словно смущаясь.

Ромка останавливает паренька коротким взмахом руки.

- Ты погоди. Постой пока. Ты сейчас откуда? Как зовут?

- Из триста шестьдесят шестой. Вася я.

Судя по номеру это на нашей галёре.

- И что там случилось? – продолжает допрос Ромка.

- Хату раскидали сегодня утром.

В случае каких-то проблем, драки, попытки не соблюдать слишком уж явно режим, камеру обычно расформировывают, людей отправляют по другим хатам. Этого все побаиваются. Человек быстро привыкает к окружающей обстановке и не желает перемен. К старым соседям притёрся, а что там ждёт в другом месте? Я бы и сам не хотел, чтобы нашу хату, например, раскидали.

- А из-за чего? – получение информации продолжается.

Видно, что парень очень не хочет отвечать, тянет время, но соврать не решается, или просто не может придумать подходящую историю. Запинаясь и шумно переводя дыхание он начинает свой рассказ:

- Ну мы сидели вчера, как обычно. Там есть Саня такой. Ну он меня про жену начал спрашивать, как познакомились, про свадьбу, какая она вообще. Ну про это самое стал расспрашивать, как мы с ней жили вообщем. Спросил меня пизду, то я ей лизал? Ну я и сказал - да. Вася выдохнув замирает и смотрит на нас затравлено – ждёт решения своей судьбы.

Всё в принципе понятно. Но Лёха всё-таки уточняет:

- Это Саня тебя так разукрасил?

- Да. Сказал, что я их всех офоршмачил и как с цепи сорвался. Пришлось сегодня под шконкой ночевать, - Вася вновь пытается улыбнуться, похоже, в нём оживает надежда, но ей не суждено продлиться долго.

- А здесь ты, сука, где спать собираешься? – Ромка с силой тыкает кулаком под васины рёбра. Тот резко охнув сгибается пополам. Ромка быстро щёлкает его коленом по подбородку, слышно звонкое клацанье челюсти.

- На хрена нам здесь такой пассажир нужен. Завтра же на лыжи встанешь!

Поставить на лыжи, значит добиться, чтобы человек во время проверки вышел из хаты с вещами и заявил, что больше туда не пойдёт, делайте, мол, что хотите. Этот способ избавиться от не понравившихся соседей на самом деле используется не так уж часто. Менты не любят лишних хлопот и разозлившись могут разогнать и всю хату.

Вася ещё пытается как-то оправдаться.

- Да что вы мужики! Ладно вам.

- Ты кого это мужиками назвал, гнида? – вопрос сопровождается ещё одним ударом, буквально впечатавшим Васю в дверь камеры. Здесь только один мужик, - короткий кивок в мою сторону.

Лёха и Ромка относят себя к другой категории – они пацаны, братва. В самом слове мужик ничего обидного нет. Именно эта социальная группа составляет подавляющее большинство в любой тюрьме и колонии. Но сейчас Вася употребил его явно не к месту.

Положение новоприбывшего действительно незавидно. В неписаном тюремном кодексе отношение к оральному сексу достаточно однозначное и строгое. Если тебе отсасывают проститутки или просто случайные знакомые то это в порядке вещей и нисколько не осуждается. Совсем другое дело если ты женат или просто постоянно живёшь с девушкой, целуешься с ней. Тогда минет это уже нечто постыдное.

Но всё это ерунда по сравнению с тем, что ожидает так или иначе признавшихся в ублажении женщины оральным способом. Клеймо пиздолиза будет висеть на нём всю его тюремную жизнь. В случае перевода человека в другую хату, прежние сокамерники постараются хотя бы через рабочку разузнать новый адрес и направить маляву с предупреждением «порядочным арестантам». Любое соприкосновение с этим существом воспринимается как нечто грязное оскверняющее, любые контакты с ним стараются свести к минимуму. Во многих камерах такие люди, действительно большую часть времени проводят под шконкой, выползая на проверку, да ещё пару раз проскальзывая украдкой к отхожему месту. Что происходит с человеком, пролежавшим несколько месяцев на холодном бетоне, от которого не спасёт ни один матрас, да ещё и практически в темноте, почти без движении – про это лучше даже не думать.

Так что Васе, можно сказать, даже повезло. Ещё немного покуражившись, Ромка и Лёха милостиво соизволили указать новичку на пальму, куда тот и взобрался в мгновение ока, часто благодаря и рассказывая, что уже через две недели у него назначено судебное заседание, на котором решится его судьба, так что он никого не капельки не побеспокоит. Статья у Васи тоже разбойная. Оказавшись, видимо, в неподходящее время не в той компании вместе с ними вломился в квартиру. Поймали его через несколько дней, когда он успел пропить только половину своей доли – тысяч десять рублей.

Самое мерзкое, в чём не хочется признаваться даже самому себе, - это то, что появление Васи в нашем мини коллективе меня даже радует. Конечно, отношения с сокамерниками у меня были нормальными, но теперь кандидат на роль козла отпущения и самого слабого в стае определился со стопроцентной гарантией. Большую часть времени Вася проводит на своей верхотуре. Впрочем, спускаться ему особо и незачем. По тюремным понятиям такие как он не имеют права прикасаться к той пище, что лежит на столе и на полках. Так что вскипятить чайник, или просто взять кусок хлеба со стола Вася не может. Иногда, видимо выбирая моменты наиболее благодушного настроения, он обращается к кому-то из нас, ко мне, понятное дело, чаще всего, с просьбой отломить булки или плехнуть кипятка в кружку. Сидеть на нижнем шконаре ему тоже нельзя, поэтому питается Василий, усевшись на перевёрнутом тазике, вжавшись в угол между дверью и унитазом. Когда я протягиваю ему шлёмку с кашей, его затравленный взгляд заставляет сердце непроизвольно вздрагивать.

Моя жизнь, как я уже писал, с появлением Васи стала легче. Прикасаться к общей еде ему нельзя, поэтому вставать в полседьмого и забирать хлеб с сахаром мне всё равно приходиться, но вот караулить баландёра и вовремя меня разбудить теперь забота новичка. Да и ждать проверки, бодрствуя над Толкиеном мне теперь не нужно – Вася разбудит. Можно вполне спокойно втопить лицо в подушку ещё на часок другой. Всё это время Вася не сидит без дела – он разводит в тазике мыло и тщательно моет полы. Каждое утро. До этого мы подобной чистоплотностью не отличались, прибирались в хате раз в неделю, по очереди.

Вечером Вася обычно стирает. Разумеется, не только своё нехитрое барахлишко, но и вещи Ромки и Лёхи. Я, видимо желая хоть как то успокоить совесть, продолжаю обстирывать себя сам, несмотря на ухмылки сокамерников.

Через несколько дней парни решили, что от пребывания в нашем обществе такого неприятного соседа должна быть хоть какая-то материально ощутимая выгода. На свет божий извлекается мобильник. Васю во время этого процесса заставляют задёргиваться шторкой и включать воду на полную мощность, чтобы ничего не видел, не слышал. По вручённому мобильнику Василий должен связаться с родственниками. Жена его, из-за которой он и попал в такую неприятную ситуацию, давно не подавала о себе никакой весточки, поэтому звонить придётся родителям, живущим в каком-то маленьком карельском городке. Родители, по мысли Лёхи, вполне могут отправить тысяч пять почтовым переводом указанному человеку – канал их переправки в тюрьму уже налажен. В крайнем случае, можно удовлетвориться телефонными карточками на ту же сумму.

Вася не против, разговаривая с матерью придаёт голосу достаточно жалостливости, но родители наотрез отказываются его спонсировать, заявив, что это исключительно его проблемы, а денег у семьи всё равно нет. Такой облом разжигает в Ромке одну из его непредсказуемых вспышек ярости – видно сказывается горячая южная кровь. Он злобно требует, чтобы Вася звонил ещё, звонил кому угодно, но деньги максимум через три дня были уже здесь. Вася и рад бы, но звонить ему, наверное, особо и не кому, а самое главное, кроме домашнего телефона, он никаких номеров больше не помнит. Ромка просто осатанел, он кидается к столу и судорожно опускает в кружку кипятильник. Вася начинает вздрагивать всем телом. Мне становится страшно, Лёхе тоже видно не по себе, но вступаться за пиздолиза он явно не намерен. Вода закипает на удивление быстро, совсем не так, когда ждёшь чай. Ромка быстро заскакивает на край верхних нар. Вася даже не пытается сопротивляться. Уже через секунду мы слышим истошный вой – маленькая фигура Ромки с кружкой в руках полностью закрывает Васю от моего взгляда. Кипяток льётся бедняге прямо на ноги. Ромка цедит сквозь зубы.

- Заткнись, сука. Звони быстро, а то хуже будет.

Экзекуция повторяется ещё раз. Единственный её результат ещё один звонок родителям. Разговор на этот раз с отцом. Но, несмотря на слёзы и неподдельный испуг в голосе, денег и в этот раз дать отказываются. Я боюсь думать, что же сейчас произойдёт с Васей, но Ромка уже остыл и, незлобиво выругавшись, соскакивает со шконаря, оставляя лежащее на нем тело в состоянии близком к обмороку.

28 июля

Из нашего скромного финансового запаса тратим сегодня «короткий рубль» (так называется сторублёвка, в отличие от «длинного рубля», тысячи) на покупку яиц у дяди Васи. Спустя минут двадцать после своего ежеутреннего обхода он просовывает в кормушку свёрток с двумя десятками ярко белых шариков. Кажется, уже сто лет их не ел. Никогда не думал, что окажусь способен в один присест одолеть сразу 6 яиц, но организм с удовольствием заглатывает рекордную дозу холестерина и в принципе не против был бы и добавить. Два яйца выделяются Васе, и он молча съедает их в своём привычном уголке.

Вскоре после непривычно плотного завтрака кормушка приоткрывается и хриплый голос залетает в камеру:

- Зимин! На следственное.

За пару минут успеваю нацепить свои единственные приличные брюки и заменить домашние тапочки на туфли. В сопрвождении конвоира спускаюсь по лесенке на уже привычный круг. Там уже стоит десятка полтора других арестантов. Ждать приходится наверное ещё минут двадцать. Всё это время по нам бегают ленивые, но напряжённые взгляды конвоира и могучей чёрной овчарки. Наконец, заложив руки за спину и дыша друг другу в затылок, направляемся ещё в один узкий коридор. Здесь я ещё не бывал.

Впрочем, ничего особого интересного здесь не обнаружилось. Такой же коридор. Такие же комнаты по обеим сторонам, мало чем отличающиеся от камер, только вот двери непривычно приоткрыты. Здесь нас ждут люди с воли – следователи, эксперты, некоторых счастливчиков адвокаты. Помещений, наверное, не хватает: в одной комнате оказывается по нескольку пар, расположившихся друг напротив друга на узких скамейках.

Я и сам толком не знаю, чего жду от визита следователя. Вроде бы всё уже рассказал. Вряд ли меня будут ещё на что-то раскручивать. Впрочем вся следственная процедура укладывается в пять минут. Следователь, молодой армянин лет двадцати пяти, протягивает мне постановлении об отправке на экспертизу моего «оружия». Подписываю особо не вчитываясь, вопреки советам бывалых искать подвох в каждой строчке.

Всех отпущенных со следственного собирают ещё в одном помещении, откуда по мере накопляемости и разводят по корпусам. Правда перед этим следует крайне неприятная процедура – обыск. Длинные руки охранника ловко забираются во все потаённые уголки. Ощущения непередаваемые, как будто по тебе ползают две удивительно скользкие и противные жабы. Хочется заорать и изо всей силы ударить по этим назойливым конечностям. Слава Богу, разум оказывается сильнее эмоций. Вертухай же, по-моему, ловит кайф от своего занятия. Может он латентный гомосек? Может ради этих вот моментов и выбрал такую профессию.

Отправляемся обратно на корпус. На галёре обыскивают ещё раз, даже двое сразу. Эти, правда, к счастью, не лапают. Зато заставляют тщательно вывернуть карманы, снять туфли и аккуратно стянуть носки. У этих цириков нет никакого желания щупать арестантов, их задача более прагматична – отыскать какую-нибудь нычку, желательно наличные. Обычно, по негласному молчаливому договору, найденная сумма делится пополам. Всё забирать не имеет смысла, арестант может поднять кипеш, и тогда придётся поступать по закону, деньги, конечно, изымать, оформлять протокол, но вот класть капусту придётся уже не в свой карман, а на личный счёт подследственного, чтобы он мог отовариваться в тюремном магазинчике. Арестанты тоже принимают правила игры – в тюрьме 500 рублей наличными ценятся больше, чем тысяча на счёте. Тем более, что крестовская лавка не блещет ни ассортиментом, ни качеством товаров. Через неё правда можно брать те продукты, которые запрещено посылать в передачках, соки там, варёную колбасу. Правда и на этом умудряются наживаться – всё, хоть на несколько рублей, но дороже чем на воле.

Менты видимо рассчитывали, что и мне адвокат передал от родных более менее приличную сумму. Это они конечно зря губёшки раскатали. Адвокат у меня самый что ни на есть положняковый, бесплатный, полагающийся каждому по нашему демократическому гуманному законодательству. Сегодня он естественно даже не явился. Увидеть его придётся разве что при вручении обвинительного заключения, ну и на суде.

Мечта каждого такого служителя Фемиды перевести отношения со своим подзащитным на базу прочных рыночных отношений, то есть заключить дополнительный договор, предполагающий уже платные услуги. Но таковые немногим по карману. Сам по себе дополнительный визит к подследственному, от которого то ли будет толк, то ли нет, оценивается в две штуки. Я бы за такие деньги с удовольствием по тюрьмам ходил. Пообщался с человеком полчасика, подбодрил его, а денежка уже карман греет. Из разговоров с родственниками по телефону, я знаю что мой защитник уже подкатывал к ним со всякими заманчивыми предложениями. Говорил, что за двести тысяч можно вполне организовать психиатрическую экспертизу, которая спокойненько признает меня невменяемым. Ну уж а выйти потом из психлечебницы через несколько месяцев – это вообще труда не составит. Денег у меня таких всё равно нет, но даже если бы и были, я, наверное, не рискнул на такую авантюру. Отмазаться от клейма сумасшедшего, наверное ещё труднее чем от судимости.

Несолоно хлебавши, менты наконец заводят меня обратно в камеру.

1августа

Сегодня мне впервые за несколько месяцев пришлось выступить в своём обычном амплуа – учителя. Ученик у меня один и довольно своеобразный. Это наш Ромка, который решил поглубже овладеть премудростями великого и могучего русского языка. Говорит он на нём достаточно правильно, практически без акцента, читает тоже с грехом пополам, но вот с письмом большие проблемы. Не знаю почему соседу пришла в голову эта идея. Может хочет сам без ошибок писать смски знакомым девушкам, а не просить меня или Лёху проверить. Может просто посмотреть, что я за учитель. А скорее всего просто напросто от скуки, от желания вырваться из этого жуткого круга обыденности.

Через две недели будет ровно год, как Ромка проживает на казённом обеспечении. Он тоже по 162-й, это, наверное, самая популярная статья на нашем корпусе. Работал сосед водителем КАМАЗа, и вот в один далеко не прекрасный день стал участником рядового, казалось бы, ДТП. Конечно, как практически и любой водитель, Ромка заявляет, что именно он ехал строго по правилам, когда какой-то чайник вписался ему в правый бок. Видя такое пренебрежение правилами дорожного движения, Роман не выдержал, схватил монтировку, выскочил из кабины и, вместо вступления в долгую и бесполезную дискуссию, шарахнул тяжёлой железякой прямо по лобовому стеклу. Насмотревшись на проявления ромкиного буйного характера, с лёгкостью могу представить эту картину столь же ясно, как будто лично присутствовал в это время на злополучном перекрёстке. По словам Ромы, история на этом, собственно говоря, и закончилась, если не считать многочисленных ругательств и проклятий обрушившихся на голову виновника аварии.

Но вот у второго участника происшествия было другое мнение. В написанном им заялении в милицию говорится, что бравый джигит не только вдребезги расколошматил стёкла в машине, но при этом, угрожая применением физического насилия, похитил мобильный телефон и 700 рублей. Узнать адрес отчаянного дорожного разбойника ментам не составило никакого труда. Телефон при обыске не нашли, свидетелей происшедшего тоже. Но наша Фемида очень часто действует по принципу – кто первый заявил, тот и прав.

Не знаю, можно ли полностью верить Ромке, но всё-таки, по моему, любое преступление предполагает некий умысел. Но вряд ли можно представить себе человека, который бы подставил свою машину под удар фуры ради сомнительной выгоды овладения нехитрыми пожитками водителя. Суд уже близится к концу – осталось только получить приговор. Ромка очень надеется, что статью ему «перебьют» на хулиганку или самоуправство.

Особым терпением ученик не отличается, но когда с грехом пополам справлялся с тридцатью оболтусами, индивидуальная работа воспринимается скорее как отдых, развлечение. Пускай это даже и не история, а русский язык. В конце урока предлагаю поиграть в балду. Приём срабатывает. Ромка хоть и сердится, когда оказывается побеждённым и иногда не хочет признавать своих ошибок, увлёкся и весь остаток вечера мы проводим покрывая желтоватые тетрадные листочки многочисленными каракулями. Лёха тоже доволен – сегодня он может поговорить по телефону в своё удовольствие, не ограничивая себя во времени.

5 августа

Сегодня удалось получить ещё одно редкое гастрономическое удовольствие. Лёха вовремя углядел грузовичок, доставлявший в хозчасть провизию. Мы долго глядели на рабочку, таскавшую мешки с картошкой и ящики самой разной формы и размера. Наконец, дождавшись, когда два мента куда-то смылись, Лёха складывает ладони рупором и кричит на весь двор:

- Эй, парни! Есть чего интересное?

Один из рабочих суетливо обернувшись и, по видимому, не обнаружив опасности, орёт в ответ:

- Рыбку привезли.

- Браток закинь на короткий рубль сколько не жалко!

Рабочий явно не против подобного способа пополнения своего бюджета. Возникает, правда, недолгое препирательство о последовательности торговой операции: товар-деньги или деньги-товар. Рабочий не хочет уступать, боится подвоха, надуть рабочку, особенно в подобной ситуации, рыба то всё равно казённая, не за падло. Наконец идея предварительной оплаты получает общее одобрение. «Конь» медленно раскручиваясь опускается с маленьким мешочком со сторублёвкой, привязанным рядом с грузиком. Длина верёвки рассчитана очень удачно – конь повисает в полуметре от земли. Рабочий тем временем уже заполнил пакет мороженой рыбой. Медленно подтягиваем драгоценный груз и, не избежав лёгкой матерщины умудряемся пропихнуть холодноватые рыбьи тушки через решётку. Сделка завершена к взаимному удовлетворению сторон.

Впрочем, самое интересное ещё впереди. Мы с Ромкой сменяя друг друга пытаемся по возможности аккуратно выпотрошить мойву острым куском пластика. Лёха, разморозив кормушку, опять берёт на себя дипломатическую миссию – он пытается раздобыть сковородку и самодельную электроплитку, состоящую из спирали свитой из толстой проволоки. Соседи, по счастью, нам не отказали, и вскоре вся хата заполняется божественным ароматом жарящейся рыбы с луком. Свою порцию получает и Василий, который поглотав горячие куски вновь торопится забраться на свой третий ярус – его единственное желание это стать как можно менее заметным, затаиться, за день он произносит не больше десятка слов и вздрагивает от каждой обращённой к нему реплики.

На аппетитный аромат к нашей хате сбегаются несколько крестовских кошек. Эти бедолаги рождаются, живут, ловят многочисленных мышей и воспроизводят себе подобных, не покидая мрачных корпусов. Хотя они, наверное, не осознают своей несвободы в отличие от людей. С кошачьей точки зрения, здесь, наверное, очень даже неплохое местечко: постоянная крыша над головой, множество грызунов, да и дополнительная возможность подкормиться на помойке или кухне. Подкармливают пушистых мурлык и арестанты – наблюдать за их бесконечными догонялками на галёре – это тоже одно из немногих доступных нам развлечений. Охранники также вполне лояльны. Говорят, в одной из ближних зон, в Обухово, новый «хозяин» приказал переловить всю хвостатую живность и сжечь живьём – чтобы не разводили антисанитарию. Глядя на некоторых вертухаев вполне веришь в возможность подобной истории. Хотя, может быть, это одна из бесчисленных страшилок про ментовской беспредел, которыми любят пугать друг друга в «Крестах».

Кормушка у нас разморожена, мы приоткрываем её, и тут же в нашу хату запрыгивает симпатичная трёхцветная кошечка. Она достаточно упитана, выглядит гораздо приличнее большинства уличных кошек, вот только грязна до крайности. Настроение после сытного обеда у всех благодушное, свободного времени, как всегда, хватает, поэтому все проявляют участие к судьбе полосатой арестантки. Мы не только кормим её до отвала рыбьими потрохами, но даже согреваем в тазике воду и проводим сеанс купания. Кошка реагирует на удивление спокойно, хотя в её жизни такое случалось, наверняка, не часто. После того как её насухо вытерли туалетной бумагой, она запрыгивает на нижнюю шконку и целый вечер сквозь глубокую дрёму напевает свои кошачьи песенки. Достав телефон, мы по очереди фотографируемся со зверьком на руках, кроме, естественно, Васи, а я даже отправляю эту фотку ММСкой сестре.

6 августа

Утром во время проверки первой из камеры вылетает наша вчерашняя пушистая гостья. Инстинктивно, не сговариваясь мы с Лёхой кидаемся за ней, как кинулись бы за своей домашней кошкой, выскочившей в подъезд. Такие пробежки по галёре уставом не предусмотрены, но, видимо, зрелище двух здоровых полуголых обормотов, пытающихся схватить юркую зверушку, вызывает у охранников искреннюю улыбку. Сан Саныч весело орёт:

- Ну давайте, ловите! Убежит ведь! Смотрите, как драпает! Ебёте вы её что ли?

Кошка, напуганная всем этим шумом, действительно скрывается.

Мы уже знаем, что сегодня должны принести дачку Лёхе, ждём с нетерпением, скорее всё-таки не от голода, а от кишкоблудства.

Лёха везунчик: кроме мамы и бабушки, которые не обделяют его вниманием, ему регулярно присылают хавчик и сигареты две девушки – Лена и Наташа, которые, естественно, не догадываются о существовании друг друга. Каждая из них вечером по очереди получает заверения в самой пламенной любви. Я напряг память и вспомнил несколько подходящих случаю стихов, слушание которых сопровождалось жалостливыми ахами и охами слабого пола. Обе они собираются за Лёху замуж, хотя тот и не скрывал, что получить в его ситуации лет, например, 6 было бы большой удачей. Но видимо перспектива редких тюремных свиданок этих наследниц декабристок не пугает. Ромка всё время прикалывается, что Лёхе надо было переходить в ислам, который снисходительно относится к многожёнству. Алексей на это всегда флегматично отвечает, что он не помедлил бы с этим делом ни минуты, но вот наше государство, к сожалению, без особого уважения относится к чувствам верующих в этом интимном вопросе и больше одного брака регистрировать запрещает всем, включая и российских мусульман.

Наташа работает где-то в торговле, поэтому её посылки обычно представляют собой настоящий кладезь всяких вкусностей, Лена более скромна, но связать себя законными узами брака Лёха решил всё же с ней. Глядя на маленькое фото на экранчике, легко догадаться почему. Лицо и фигура вполне тянут на фотомодель провинциального масштаба. Грузноватая Наташка проигрывает ей по всем статьям. Да, всё-таки путь к сердцу мужчины лежит не только через желудок, но и через другие части тела.

Заявление на разрешение брака Лёха уже подал, препятствий никаких не ожидается. Единственное, что мучит соседа, - у него начался суд, обе дамочки, конечно, желают присутствовать на заседаниях и приходится очень грамотно разводить их по разным слушаниям, чтобы, не дай Бог, не пересеклись. Никаких угрызений совести Лёха не испытывает, тюрьма приучает смотреть на вещи проще, и отказаться от возможности получать лишнюю дачку из-за подобных мелочей было бы абсолютной глупостью.

Наташка и сегодня не подкачала. С радостными восклицаниями получаем из рук «рабочего» батоны, колбасу, овощи. Наибольший восторг вызывает большой пластиковый контейнер доверху набитый ароматно пахнущим тушёным мясом. Разумеется, все блюда домашнего приготовления, всякие там пирожки и салатики под запретом, но за определённую мзду это правило легко обходится. В списке, который нам подают на подпись мясо скромно проходит под названием тушёнки. Весело начинаем готовить гарнир к оказавшемуся в нашем распоряжении царскому блюду.

Но человеческая природа такова, что никогда хомо сапиенс не бывает абсолютно удовлетворён. Сытной и вкусной еды нам уже мало – начинаем мечтать об алкоголе. Болезненной зависимости от хмельного ни у кого нет, но всё-таки чувствуется, что чего-то в жизни не хватает. Спиртное с воли нам в принципе не особо по карману – приходится подключать фантазию. Упорно пытаемся вспомнить устройство самогонного аппарата. Как он выглядит представляет каждый, но вот точной уверенности в принципах работы нет ни у кого. Парни высказывают искреннее сожаление, что я историк, а не химик, который бы в два счёта сообразил как в суровых крестовских условиях произвести высокоградусную смесь.

В конце концов решаем ограничиться чем-нибудь более лёгким, не требующем перегонки, вроде браги. Конечно особых ингредиентов для её изготовления у нас тоже нет – решаем обойтись минимумом. Вечером выпрашиваем у дяди Васи лишние три буханки хлеба (лишний хлеб остаётся всегда, тот кому в передачке зашёл белый батон, конечно, не будет уплетать чернягу), аккуратно разрезаем его на кубики, заливаем подогретой водой и щедро посыпаем сахаром. О правильности пропорций всего этого нам остаётся только догадываться. Получившуюся бяку аккуратно перекладываем в пластиковый мусорный пакет, заматываем в шерстяную кофту и, положив в тазик, запихиваем под шконарь. Будем надеяться, что брожение пройдёт нормально, и мы снова сможем воспринимать продукты не только как еду, но и в качестве закуски.

12августа

Сегодня я нарушил одно из напутствий, которыми снабдил меня корпусной, перед тем как отправить в хату. Остаётся только порадоваться, что всё обошлось. Впрочем, обо всём по порядку.

С утра нам с Ромкой пришла в голову идея – нажарить на завтрак колбасы. Казалось бы, что может быть проще. Однако при отсутствии сковородки это может превратиться в немалую проблему, однако голь на выдумки хитра, а уж голь арестантская тем более. Наливаем в стальную миску изрядную порцию масла, окунаем туда кипятильник и дождавшись аппетитного шкворчания бросаем туда нарезанные колбасные ломтики. Через пару минут жареные во фритюре кусочки уже готовы к употреблению.

Потихонечку начинаю обживаться с тюремными порядками. Первое время, особенно, когда заняться было нечем, меня мучали приступы острого ощущения нереальности. Я никак не мог принять и понять, что моя свобода ограничена, что как бы мне ни хотелось я не могу покинуть этот убогий каменный мешок. Неужели я не могу пойти выйти на улицу, добежать до газетного киоска, купить газетку, не спеша вытянуть кружечку пива в ближайшей забегаловке? Да просто отправиться бродить по улице? Приходят на ум слова Бродского: «Тюрьма, ну что это такое, в конце концов? Недостаток пространства, возмещенный избытком времени. Всего лишь.» При всём моём уважении к великому писателю, сказал он, мягко говоря, полную чушь. Недостаток пространства – это мелочь, на которую достаточно быстро приучаешься не обращать внимания, зато избыток времени, который ты не можешь использовать по своему усмотрению, как раз и сводит с ума.

Больше всего раздражают именно мелочи – ведь даже коробок спичек достать может быть не так-то просто.

За завтраком мы сами не заметили, как разговор свернул на историю, Ромка уж очень заковыристо выругался в адрес Екатерины, которой пришло в голову построить эти чёртовы «Кресты». Мне бы промолчать от греха подальше, но, видимо, историк – это болезнь. В тюрьме, естественно, есть своя мифология, свой набор легенд. Так практически все арестанты верят, что в «Крестах» должно быть ровно тысяча камер, но использовать можно только 999, последняя тысячная хата была искусно спрятана архитектором, и до сих пор самые тщательные изучения планов и чертежей, всевозможные простукивания не дали никаких результатов. Говорят, что один из начальников тюрьмы дал торжественное обещание, что любой, разгадавший этот секрет, получит ценную награду: охранник повышение в звании, ну а заключённый свободу. Вроде бы и до сегодняшнего дня все крестовские «хозяева» подтверждают обещание. Так что надежда на свободу, по идее, есть у каждого. Хотя, здраво рассуждая, планы тюрьмы арестанту всё равно никто не предоставит, как и возможность свободно бродить и простукивать стены.

У «Крестов» и так солидный возраст, но большинство сидельцев дружно накидывают им ещё целую сотню лет, приписывая строительство тюрьмы Екатерине II. С этим связана ещё одна своеобразная легенда. Когда строительство было закончено, архитектор отправился на приём к императрице и радостно произнёс: «Тюрьма для вас построена, Ваше Величество!» Екатерине эта фраза крайне не понравилась своей двусмысленностью, и бедняга архитектор стал первым постояльцем своего мрачного творения.

Впрочем, беднягой в данной ситуации можно назвать как раз Екатерину. Чего ей только не приписывают. Сколько раз ещё на воле мне приходилось спорить с людьми, которые были уверены, что именно матушка Екатерина продала Аляску жадным до чужой земли американцам. На самом деле сделал это её правнук, Александр II, а Екатерина уже 70 лет как умерла.

Вопрос о возникновении таких вот исторических мифов крайне занимает учёных. Почему они появляются, в чём причина их живучести? На людей нашего поколения могла подействовать песня «Любэ», которые уверенно заявляют: «Екатерина, ты была не права». И требуют отдавать «землицу Алясочку взад» - ещё один миф, согласно которому сделка была не продажей, а арендой, срок которой истёк, и Россия имеет право потребовать назад свою собственность. Здесь опять желаемое выдаётся за действительное – никаких юридических оснований для претензий на этот американский штат у России нет.

Не смог сдержаться и всё-таки вступился за бедную императрицу. Сказал о том, что строительство «Крестов» было начато лишь при Николае II, через сто лет после смерти Екатерины Алексеевны. В её времена в подобном учреждении просто-напросто не было никакой необходимости. Такая роскошь, как длительное тюремное заключение, требующее немалых государственных расходов и не дающее никакой полезной отдачи, употреблялась только по отношению к аристократам или важным государственным преступникам, для чего вполне хватало казематов Петропавловской крепости. С большинством нарушивших закон поступали гораздо проще, не утруждая себя длительным разбирательством и предварительным заключением. Многие отделывались поркой. Рецидивистов предпочитали отправлять подальше не только из столицы, но и вообще из европейской России. Строить в Сибири много тюрем тоже считали излишним, весь этот регион сам по себе был большой темницей. Поэтому большинство каторжан достаточно быстро переходили в разряд ссыльнопоселенцев, которые могли заниматься чем угодно, только не покидать места жительства. Эти люди внесли немалый вклад в освоение Сибири и превратили её в настоящую часть России.

Ромка воспринял мои возражения достаточно нервно. В чём-нибудь другом я бы предпочёл спокойно уступить, но признать свою неправоту в этом вопросе, мне было стыдно. Мы поспорили. Конечно, у Ромки в мыслях не было ничего плохого – спор заключили всего-то на 50 отжиманий, даже мой далеко не могучий организм с этим бы справился. Но в очередной раз пришлось убедиться, что отличие тюрьмы от воли кардинально. Ну что стоило раньше заглянуть в учебник, в энциклопедию, в тот же самый интернет. Но здесь всё это настолько далеко, как будто ты находишься где-то на необитаемом острове.

Главным способом разрешения спора становится опрос, проведённый нами по цепочке чуть ли не по всей галёре. Надо ли говорить, что все дружно вспоминали Екатерину и связанные с ней легенды. К счастью, у нас был телефон, связались с одним из Лёхиных знакомых, который, зайдя в интернет, помог убедиться в моей правоте. В общем, всё закончилось хорошо, но в очередной раз убедился, что в тюрьме стоит держать ухо остро. А если бы спор не был случайным? Если бы меня хотели подловить? Если бы поспорили не на отжимания, а на деньги или хотя бы сигареты – всё могло быть гораздо серьёзнее.

А ведь я слышал про такие приколы. Спрашивают человека, например, какого тот года рождения. Ну он и отвечает, восьмидесятого там, или семьдесят шестого. Ему не верят, мол слишком молодо или наоборот старо выглядишь, предлагают поспорить. Неопытный арестант соглашается, уж он то уверен в своей дате рождения, довольный показывает свою сопроводиловку или другой какой документ, где написаны все паспортные данные. Но ждёт бедолагу большой облом. Сокамерники недоуменно заявляют:

- Что же ты говоришь восьмидесятого? Вот смотри, что здесь написано. Тысяча девятьсот восьмидесятый. Ты, братан, почти на две тысячи лет ошибся.

Попытки возражать, объяснять и возмущаться ни к чему не приведут. Новичок может считать, что ему повезло, если это просто достаточно безобидная разводка на сигареты или что-нибудь подобное, но находятся ведь желающие поспорить и на более существенное.

13-15 октября.

День прошёл как обычно, тускло мелькнул осенним солнышком, не оставив о себе никаких воспоминаний. Зато вечер оказался неожиданно насыщен впечатлениями, не сказать, чтоб приятными. Во время вечерней проверки корпусной назвал Васю и Лёху. Это значит, что им завтра предстоит отправиться на суд. Но если у Алексея всё только начинается и продлится, скорее всего, не один месяц, то Василий к нам уже не вернётся – ему осталось лишь выслушать приговор. Даже если условного осуждения его адвокат не добьётся, и его вновь отвезут в «Кресты», то уже на другой корпус, на «осуждёнку», где он и будет ожидать этапа на зону.

Это почему-то вызывает неожиданный гнев Ромки и Лёхи. Может быть жалко лишиться покорной рабочей силы, удобной прислуги? Похоже они считают, что Вася им чем-то обязан, и предпринимают ещё одну попытку поиметь с него хоть шерсти клок. Просто так накидываться на беднягу вроде как не по понятиям, но повод быстро находится.

Здесь, наверное, придётся сделать небольшое отступление, касающееся социальной структуры российской тюрьмы. В принципе об этом много написано у Шаламова, есть кое-что в современных изданиях, но почему бы не добавить свои впечатления, тем более, что без этого наверное не объяснить возникшую ситуацию.

На вершине иерархии находятся, конечно, «воры в законе». Сказать о них могу очень мало, так как лично с ними не сталкивался, судить приходится только по рассказам. Люди эти крайне уважаемые в арестантской среде – любое их указание, прошедшее по тюрьме или зоне, так называемый «прогон» должно выполняться немедленно. Сказать что-либо определённое о том, как происходит пополнение этой достаточно закрытой касты, я пока не могу, слишком мало данных. Вообще, все учреждения исправительной системы имеют неофициальное, но очень важное для любого заключённого деление – они могут быть «красными», где вся власть на практике, а не чисто формально принадлежит администрации, и «чёрные», где все отношения между арестантами решаются по воровским понятиям. Надо кроме того учитывать, что начиная с 90-х годов на криминальной арене, а значит и в местах заключения появляются люди новой формации – бандиты или беспредельщики, которые не признают никаких понятий, кроме права сильного. Между ворами и бандитами, естественно, началась тотальная война за власть, которая не затухает до сегодняшнего дня.

«Кресты» на нынешний день считаются «чёрными». Главным авторитетом пользуется не «хозяин», глава администрации, а «положенец», верховный арбитр всех споров, разборок, определяющий поведение арестантов по отношению к режиму, рабочке, охранникам и тысяче других вещей. Есть ещё «смотрящие» за корпусами, и даже на каждой галёре есть свой смотрящий. Задачей этой воровской аристократии считается поддержание нормальных отношений между «порядочными арестантами», сопротивление режиму, контроль за общаком и соответственно посильная поддержка нуждающихся. Опять же, не собираясь делать какие-то общие выводы из своего личного опыта, могу сказать, что сбор на «общее» в принципе доброволен и не предполагает каких-то строго определённых взносов. В большинстве случаев, каждая хата с большей или меньшей регулярностью отправляет на общак по блоку сигарет, по паре пачек чая, спички, иногда сахар или «бэпэшки», вермишель или пюре быстрого приготовления. Зато каждый отправляющийся на суд или этап, да и просто люди, оказавшиеся в трудной ситуации, могут рассчитывать, по крайней мере, на курево и чай. Мы тоже вносили посильную лепту и отправляли упаковки с чайком в хату смотрящего.

Претендовать на звание «вора» может далеко не каждый и даже впустую употреблять слова вроде «жулик» или «преступник», которые обозначают принадлежность к касте не стоит. Так все проходящие по 158 статье (кража), конечно, никакие не воры, а всего лишь воришки. Учитывая резко возросшую популярность татуировок, в последнее время нередки случаи, когда люди оказываются в достаточно затруднительном положении, так как их тату по блатным понятиям имеют вполне определённый смысл. Ещё хорошо, если арестанты проявят сочувствие, и такому вот разрисованному дадут острую мойку и час времени, чтобы удалить все лишние рисунки.

Следующая категория тюремных обитателей это просто блатные, или, как сами они себя называют, пацаны и бродяги. Так что на вопрос: «Кто ты по масти, пацан или нет»? – не стоит торопиться с ответом. Принадлежность к мужскому полу ещё не делает вас реальным пацаном. Именно к этой группе с гордостью относят себя Ромка и Лёха. Правда критерии принадлежности к этой категории, которые они мне называли, довольно расплывчаты. Единственное, что я твёрдо уяснил, что настоящий бродяга никогда не будет работать на государство и тем более служить в армии. Получается, что заниматься именно воровским ремеслом необязательно? В общем, в особо углублённое обсуждение этого вопроса я предпочёл не погружаться – меньше знаешь, спокойней спишь.

Большинство населения любой «кичи», естественно, «мужики». Эти люди могут оказаться в тюрьме по самым разным статьям, некоторые даже неоднократно, но это не делает их блатными. Наверное, всё-таки настоящий бродяга это некое состояние души и, самое главное, стремление любой ценой показать свою принадлежность именно к этим людям. Конечно внутри «мужиков» тоже есть своя иерархия, но она не имеет непосредственного отношения к тюремному миру и похожа на любую другую систему господства-подчинения, возникающую в каждом коллективе от детсадовской группы до общей спальни в доме престарелых. Хотя высокая степень изоляции накладывает на эти отношения свой особый отпечаток.

Ну и наконец, низшие касты. Очень часто для обозначения людей занимающих самую низкую строчку в табели о рангах, а вернее вообще выключенных из таковой, употребляют какое-нибудь общее название: «петухи», «опущенные», «обиженные». На самом деле здесь есть своя жутковатая градация. На самом низу находятся именно петухи, которые не просто были изнасилованы, но и более менее регулярно подвергаются подобным извращениям. Здесь, конечно, не барак, где всё это можно наблюдать во всей красе, но все знают, что в каждом корпусе есть как минимум по одному «петушатнику», куда менты стараются собрать вместе всех этих париев. Как уж эти озлобленные на всех люди выстраивают свою собственную иерархию в камере, и что происходит со слабейшими, лучше не задумываться.

Просто «опущенные» по своему положению немногим отличаются от петухов, просто зачастую их не насиловали, а ограничивались формальной процедурой переведения в отверженные – например, поцелуем чьего-нибудь члена. Конечно, ситуации бывают разные, но по большей части в опущенных оказываются насильники, убийцы и истязатели малолетних. Есть и просто обиженные. В основном это так называемые фуфлыжники - люди не отдающие долг, не выполнившие обещание или совершившие ещё какой-нибудь неблаговидный проступок. Церемония, после которой человек оказывается заклеймён этим названием обычно заключается в том, что несколько арестантов дружно орошают провинившегося мочой из своих природных шлангов. Таких тоже стараются держать вместе, от греха подальше, так что кроме петушатников в «Крестах» хватает и «обиженок» Немало таких среди рабочки – именно они подметают галёры, выносят мусор, убирают отхожие места.

Теперь, наверное, можно вернуться и в нашу камеру. Ромка и Лёха втягивают Васю в разговор и тот негромко отвечает на вопросы о своём житье бытье, не подозревая, что его ожидает в ближайшие минуты. Большинство вопросов вполне невинны. Но вот звучит и роковой.

- А что, Василий, вот ты в «Крестах» побывал. Может завтра на воле будешь. Чем думаешь заняться?

- Ну не знаю, дай Бог, конечно, чтоб на волю. У меня права есть, водилы везде нужны, работу найду.

- Работу? – протягивает удивлённо Ромка.

- Да брось ты! Какая работа? Ты же наверное хочешь настоящим жуликом стать? А? Ну скажи?

Вася молча улыбается, мысленно он уже на завтрашнем суде, где и решится его судьба.

- Да ладно, чего ты? Правда ведь хочешь стать жуликом, настоящим? – не отстаёт настырный Ромка.

Вася, всё ещё погружённый в свои мысли, задумчиво произносит.

- Ну, конечно, хотел бы. Кто бы не хотел?

Ситуация в хате меняется в мгновение ока. Лёха со всего размаха, возможного в тесном пространстве между шконарями бьёт Васю ногой в грудь. Тот отлетает к железной двери, ударяется затылком и растянувшись в узком проходе лежит не шевелясь. Однако диагноз Ромы однозначен.

- Притворяется, сука!

После выплеснутой в лицо холодной воды Василий приходит в себя, но ничего хорошего это ему не сулит.

- Так ты мразь, пиздолиз, захотел жуликом стать? Да о такое дерьмо как ты жулики даже ноги вытирать не станут!

Робкие васины попытки оправдаться и доказать, что он и не подозревал о настоящем значении слова жулик ни к чему не приводят. Разговор, однако, опять плавно переходит на материальную выгоду.

- Ты понимаешь, чмо, что ты должен возместить! С тебя минимум 5 штук на общее, ну и нам столько же, что мы тебя, урода, терпели! Ты понял.

Видимо для лучшего понимания Лёха скручивает жгутом полотенце, накидывает его Васе на шею и начинает душить. Отпускает удавку только, когда лицо Васи цветом начинает напоминать спелый помидор.

Вновь начинаются звонки в далёкую Карелию, однако, всё с тем же отрицательным результатом. Родительские сердца и кошельки остаются глухи к мольбам заблудшего сына. Опасаясь продолжения экзекуции Вася решается на отчаянный шаг. Он заглядывает в глаза Ромке и просительно произносит.

- Ром, а можно мне умереть? Ведь всё равно ничего не дадут, никому я не нужен. Зачем так мучиться? Лучше сдохнуть.

Сложно сказать, то ли действительно человек дошёл до крайности, то ли рассчитывает произвести нужное впечатление на сокамерников. Случай суицида в хате явно не нужен никому. В лучшем случае камеру просто раскидают, в худшем попытаются навесить на остальных «убойную» статью.

Ромка, очевидно, уверен, что его просто пытаются взять на понт. Он хватает с полочки над раковиной одно из бритвенных лезвий, вытащенных из станка (незаменимая штука для обрезания ногтей) и швыряет его Васе.

- Держи! Никто тебя отговаривать не будет!

Вася, однако, даже не предпринимает попытки поднять с пола мойку – жизнь ещё не утратила для него всей своей прелести. Ромка буквально сатанеет.

- Чего же ты не вскрываешься, сука? Давай, отвечай за базар! Думаешь на фраеров попал?

Скорчившееся у двери тело получает ещё один смачный удар ногой. Вася сжимается в клубок, ожидая если не смертоубийства, то по крайней мере новых истязаний. Но всё неожиданно заканчивается. Рома и Лёха не садисты, убедившись в тщетности своих намерений, они отпускают жертву и продолжают свои отложенные занятия. Василий какое-то время ещё сидит мешком на полу, затем словно крадучись пробирается к нарам и, привычно подтянувшись, забирается на «пальму».

Сегодня нам опять удалось одолжить у соседей плитку-самоделку и сковородку. Разводим уже порядком надоевшее картофельное пюре, добавляем в него остатки плавленого сыра. Среди гастрономических изысков присланных лёхиной подругой есть даже несколько листиков базилика. Крошим их и добавляем к тёплой картофельной массе. Смазав руки растительным маслом ,лепим аккуратненькие котлетки, обваливаем их в картофельных хлопьях для панировки и отправляем на раскаленную сковороду. Блюдо получилось на удивление изысканным – от такого и на воле никто бы не отказался. Может быть вместо дневника начать новый шедевр? У Донцовой есть «Кулинарная книга лентяйки», а уменя будет «Поваренная книга арестанта» ну или «Сто способов разнообразить положняк». Получает свою долю котлет и Вася.

После ужина Лёха начинает тщательно приводить себя в порядок. Пятнадцатиминутный душик полагается нам раз в неделю. Для особых приверженцев гигиены всегда есть возможность договориться с охранником, который за двести рублей отправит тебя мыться вне очереди. Баня была уже четыре дня назад и теперь Лёхе придётся постараться. Не меньше сорока минут уходит только на то чтобы подогреть воду в тазике, явно не приспособленным для такой цели кипятильником. Наконец, задёрнув штору, сосед уединяется, пытаясь хоть на короткое время избавиться от специфического арестантского аромата. Я удивляюсь, неужели он так ради суда старается. Судья явно не подойдёт на достаточное расстояние, чтобы насладиться ароматом свежевымытого тела. Всё оказывается гораздо интереснее. На суд должна прийти красавица Леночка. Конвоиры тоже люди, тоже падки на красивые бумажки с изображениями российских городов, поэтому за определённую плату можно получить шанс уединиться на полчасика в какой-нибудь комнате для свидетелей или даже камере и как следует перепихнуться.

17 августа

Сегодня впервые в своей короткой арестантской жизни имел возможность наблюдать настоящий шмон. Вообще то, обыск в каждой камере положено производить еженедельно, но регулярные, «положняковые» шмоны сводятся к простой формальности. Обычно пара человек лениво обшаривает взглядом хату, иногда для очистки совести нагибаясь и заглядывая под нары или приподнимая матрацы.

На этот раз всё совсем по-другому. В хату заходят целых четыре человека, в руках у одного какой-то диковинный прибор, рамочка на палке – говорят, с помощью его можно отыскать даже выключенный телефон. Нас самих тщательно ощупывают. Ромку оставляют в камере – по правилам один человек должен присутствовать при процедуре, а меня с Лёхой выводят на галёру и ставят лицом к стенке. Из хаты слышны неясный шум и приглушённые матюги. Из приоткрытых дверей вылетают наши удочка, мартышка и конь. Это в принципе не страшно. Скорее всего, они так и останутся валяться на полу, и кто-нибудь из рабочки нам их забросит. Да если что, то и новые сделать не проблема. Слышны удивлённые восклицания.

- Чего это у них тут блять такое? Что за байда? Мы чувствуем неожиданно резкий запах с явно чувствующейся спиртовой ноткой. На галёру вылетает струя мутноватой жидкости. Так бесславно погибает наша брага, стоившая нам половины наших запасов сахара и недели трудов и надежд. Аромат ясно показывает, что мы были на правильном пути, и спирт в напитке явно присутствовал. Доносится удивлённое восклицание, судя по голосу самого молодого, ещё не оперившегося из ментов:

- Неужели они это пьют?

Нам так и хочется ответить: «Конечно пьют, ещё как пьют! С огромным удовольствием выпили бы»! Но нас опережают уже умудрённые и ничему не удивляющиеся в тюрьме охранники.

- Посиди год в крытке, и не такое выпьешь за милую душу, лишь бы градус был.

Мы напряжённо ждём, не раздастся ли торжествующий вопль, означающий, что наш тайник с телефоном обнаружен, больше ничего запретного у нас в хате просто нет. Остаётся лишь догадываться, случаен ли этот обыск или сделан по чьей-то наводке, охотников подложить свинью своим соседям везде хватает, «Кресты» не исключение. Однако проходит минута за минутой, но ничего интересно из камеры больше не вылетает. Наконец с протоколом обыска, подписанного Ромкой, все шмонщики покидают камеру, так ничем и не поживившись. Впрочем, в этот раз всё было слишком уж официально-показательно, и чтобы не удалось найти всё было бы оприходовано и зарегистрировано. Обычно найденный телефон просто присваивают или, что ещё чаще, предлагают вернуть за выкуп.

Мы опять оказываемся в хате и на какое-то время буквально застываем на пороге, лупая во все стороны обалдевшими глазами. Такую картину, и правда, увидеть доводится не часто. Такое впечатление как будто в хате порезвилась немаленькая стая павианов. Ещё раз получаешь возможность очень жёстко прочувствовать, где же ты всё-таки находишься. За эти пару месяцев камера стала привычной и даже в какой-то степени уютной. Даже на этих мизерных квадратных метрах у тебя появилось своё маленькое личное пространство, куда остальным без разрешения вход воспрещён, твои вещи разложены только в тобой определенном порядке. Вся эта иллюзия рушится в мгновение ока.

Матрасы со шконок сорваны. На полу в полнейшем беспорядке валяются миски, ложки, всевозможная одежда. Сумки, естественно, тоже выпотрошены. Молча начинаем разбирать барахлишко, пытаясь разобраться в запутанных клубках носков и полотенец и по мере возможности вновь аккуратно раскладываем их по баулам. Особо заниматься этим не хочется – в голове у каждого вопрос, а зачем вообще стараться поддерживать какой-то порядок, если в любой момент может раздаться звон ключей, и твоё жилище через пару минут будет напоминать свинарник. Однако делаем всё через не могу. Это не так уж и трудно, времени у нас тоже хватает. Просто неприятно ощущать себя человеком второго сорта.

Нетрудно догадаться, что вот за эти-то ощущения и ненавидят вертухаев, считают их, чуть ли не за нелюдей. За унизительное, ничем не смягчаемое бессилие. Я вот вроде и понимаю, что все профессии нужны, все профессии нужны, но чувствую – едва ли не физиологическое отвращение растёт день ото дня. Может постараться быть объективнее, взглянуть на этих людей беспристрастно? Что-то не получается.

Помню, во время одного из предыдущих обысков парочка сотрудников пыталась меня разговорить. Поинтересовались в первую очередь зарплатой. Ну я назвал. Оказывается, получают они даже меньше школьного учителя – это по нашим временам достойно удивления и сочувствия, конечно. В Питере желающих работать за 11 тысяч в месяц найдётся, наверное, не так уж много. Но их ведь никто не заставлял идти именно сюда. Грузчик в любом сетевом супермаркете больше получает. Оно, конечно, под мешком с картошкой не каждому охота горбатиться. Так ведь сколько сейчас в Северной столице, да и не только в ней, всяких разных фирм и фирмочек. И в каждой по штату положен охранник. Сиди себе целый день за стойкой, а то и в уютной будочке, поглядывай на всех сурово и изучающее, мельком просматривай пропуска, благо почти везде они уже электронные, и законные полтора десятка тысяч у тебя в кармане. Шансы на то, что именно в охраняемое тобой учреждение заглянет киллер или налётчик, по теории вероятности настолько малы, что ими можно спокойно пренебречь. Гораздо быстрее можно угодить под машину или заработать инфаркт в дорожной пробке. А тюрьма объект всё же специфический, тут ухо держать надо востро. Попытки побегов - редкость, хотя бы потому, что большинство всё-таки рассчитывают на снисходительность суда, да и контроль на зоне слабее, если срываться, то уж лучше оттуда. Но тем не менее работка явно не курорт.

Может быть дело не в деньгах? Наверное у меня бедная фантазия, но я ещё могу поднапрячься и представить опера или следователя работающего за идею, восстанавливающего справедливость, но вот тюремного охранника, увольте. Так что деньги с заключённых и их родственников тянут все, кто-то оказывает мелкие услуги, вроде лишней баньки, кто-то решается на бухло и наркоту, но принцип ведь один и тот же. Никто этого и не скрывает, не считает чем-то постыдным. Главное правило – раз так делают все, то чем я хуже. Всех остальных людей тоже судят по своей мерке.

Мне например уверенно заявили.

- Ну, ты то понятно, небось, по сколько за каждую пятёрку имел! Детишки наверняка каждый месяц прямо в карман ещё как минимум одну зарплату приносили.

На мои слова о том, что собственно говоря ни копеечки неучтенных государством доходов так и не получил, ответили дружным смехом и эдаким добродушным подмигиванием. «Мол, здесь-то чего ломаться. Все, можно сказать, свои, понимают друг друга». Оправдываться и что-то доказывать посчитал ниже своего достоинства. Если людям так удобнее, пускай верят в то, во что хотят верить, мне не жалко.

Правда, надо сказать, в своём мнении, что все учителя поголовные взяточники, менты не одиноки. Примерно о том же говорили и сокамерники, тоже спокойно и без осуждения. С ними то я попытался поспорить, убедил или нет – не знаю.

Не буду говорить о себе как о человеке кристальной честности, не та у меня ситуация, да и кто из нас может поручиться на сто процентов, что устоит перед искушением, но со спокойной совестью могу записать – за четыре года не взял ни одной самой маленькой взяточки, хотя бы по той простой причине, что мне её никто ни разу так и не предложил. Я достаточно быстро убедился, что все дети в школе чётко делятся на две категории. Одной нужны если не знания, то по крайней мере оценка. Зачем нужны это уже дело десятое: кто-то может уже о карьере думать, кто-то хочет всех опередить, кому за пятёрки родители бабки отстёгивают, кому за двойки мягкое место полируют. На таких учеников можно воздействовать оценкой. Но современные детишки свои права знают, да ещё как! Попробуй, поставь не вполне справедливую оценку – сам не рад будешь. И ребёнок своё слово скажет, и родители подключатся, да и администрация негласно посоветует не скупиться на оценки. Что вам, жалко их что ли?

Вторая категория, более многочисленная, к оценкам относится практически индифферентно: ни замечания, ни вызов к директору, ни беседы с родителями не помогают. Какие уж там двойки, да хоть завали ты ими с ног до головы - всё бесполезно. Поэтому и здесь никто мзду учителю предлагать не собирается. Все знают, что свою государственную тройку они получат, а больше им и не надо. Да и вообще, если хорошими оценками ты ещё можешь распоряжаться, то произвольно без ограничений выставлять пары тебе не дадут. Ни одной школе не охота понижать свои показатели и иметь лишние проблемы. Так что, кроме нескольких шоколадок на разные там дни учителя да 23 февраля, получил я в качестве подарков пару рубашек, да домашние тапочки (хорошо хоть не белые), благо многие родители учеников работали на Троицком рынке.

Цирики тоже, конечно, как и все люди разные бывают. Есть в общем-то добродушные, по своему приветливые, зек для них всё-таки человек, а то что с этого человека можно какую выгоду поиметь, так разве на воле это не так. Присутствуют в тюрьме и те, для которых поиздеваться над людьми, показать свою власть само по себе удовольствие. Эти, разумеется, тоже берут, но иногда кажется, что не деньги для них главное, а чувство превосходства, возможность распоряжаться судьбой человека.

Самым суровым корпусным считается Пельмень, меня же больше всего напрягает Марцефал. Как мне объяснили, прозвище это он получил за пристрастие к одноимённому наркотику, что за зелье конкретно скрывается за этим жаргонизмом, я забыл уточнить. Этот здоровенный дуболом не упускает ни единого случая, чтобы не отозваться нелестно о моей внешности или поведении. Особенно бесит его привычка называть меня Чикатило. Чем я мог ему напомнить знаменитого маньяка? Единственное объяснение, которое пришло мне на ум, - этот нелюдь тоже носил очки, больше вроде ничего общего нет.

Немало ментов присутствует в «крестах» на не очень привычной для себя роли заключённых. Следователи, опера, гаишники, бывшие вертухаи и даже курсанты школы милиции, против которых возбуждены уголовные дела содержатся в своей тесной компании, в так называемых бэ-эс хатах. Аббревиатура расшифровывается просто – бывшие сотрудники. Сделано всё для того, чтобы они не пересекались с другими арестантами, даже время для бани выделяется им особо. Есть, оказывается, и специальная зона для этой публики. Наверное это и правильно – поступать по-другому было бы слишком жестоко.

Вечером пытаемся снять напряжение, расслабиться. Вчера достали телефон какой-то из девчонок, сидящих на Арсеналке. Пытались завязать знакомство, поболтать по душам. Сегодня чего-то не хочется – смысла в этих романах по телефону всё равно мало. Так – отвлечься на минутку от серой реальности

Гораздо более материальны «весёлые картинки», коллекцию которых старается по возможности собирать каждый арестант – вырезки из порно и не очень журналов, газет, замызганные фотографии, прошедшие через десятки рук. У Лёхи вон уже небольшая тетрадочка накопилась. Впрочем прямо над унитазом во весь журнальный разворот висели произведения искусства, скажем так, общего пользования. Девушки призывно улыбаются тебе каждый раз как только ты задёргиваешь шторку и на редкие несколько минут оказываешься хоть и во мнимом, но одиночестве.

Из-за этих вот фотошедевров у меня и произошла как-то очередная размолвка с Марцефалом. Во время очередного шмона, скорчив брезгливую физиономию, он ткнул пальцем в наших красавиц.

- Содрать быстро эту порнографию.

Ну я опять по своей учительской привычке не выдержал – просветить решил человека.

- Простите, но ведь это не порнография, - произнёс я как можно более доброжелательно.

Лицо корпусного цветом стало напоминать уже как следует проваренную свёклу.

- Чего? – резко выдохнул он.

Ну не привык человек к тому, что его слова не всегда являются для других истиной в последней инстанции, ничего не поделаешь. Я так же миролюбиво продолжаю.

- Порнографией ведь всё-таки принято называть изображение полового акта, а просто фотографии обнажённого тела – это всего лишь эротика.

Продолжить свою искусствоведческую лекцию мне не дают. Впрочем корпусной хотя бы не настаивает теперь, чтобы мы своими руками совершили подобное святотатство. Он сам ловко подковыривает плакатик за плакатиком, небрежно сминает и бросает прямо в жерло унитаза. Закончив экзекуцию высокого искусства он почти спокойно замечает.

- Спокойней спать будете!

Надо сказать, весьма и весьма спорное утверждение.

Сегодня решили прикольнуться. Некоторые из фоток в лёшкиной тетрадки явно из журналов типа «Рандеву» или «Знакомства», сопровождаются призывными обращениями и номерами телефонов.

Дозваниемся до пышнотелой брюнетки Нины – грудь пятый размер, не меньше. Впрочем, это не индивидуалка, а агентство, красотка Нина там уже не работает, но нас с жаром убеждают, что у них есть прелестницы с не менее пышными формами и горячим темпераментом. Мы милостиво соглашаемся на замену, делаем заказ, осведомляемся о цене. Заказываем на всю ночь – гулять так гулять, тем более это дешевле. Называем наш точный адрес на Арсенальной набережной, включая номер «квартиры». Начинаем с нетерпением ждать звонка, должна же будет куколка уточнить адресок. Минут через тридцать, действительно, в трубке раздаётся слегка недоумевающий, но всё ещё приветливый голосок.

- Молодой человек, это вы договаривались насчёт выезда на Арсенальную?

Лёха радостно подтверждает этот приятный факт.

- Ну мы уже тут, - лёгкая пауза – рядом с э-э «Крестами». Вы подскажите куда дальше свернуть.

- А вы прямо к главному входу. Посигнальте там. Скажите на четвёртый корпус. Номер квартиры вы знаете.

После ещё одной затянувшейся паузы на наши уши обрушивается волна отборной брани и угроз. Девушка кричит, что у неё есть очень, очень крутые знакомые в криминальном мире и нас, где бы мы не находились, в тюрьме или нет, ждут большие неприятности. Мы лишь смеёмся в ответ. Риск минимальный. Ну не обратится же эта плюшка с жалобой в администрацию «Крестов». Но номер хаты всё-таки мы назвали не свой.

Если кто-нибудь прочтёт эти строки, может быть поразится убожеству развлечений трёх взрослых людей, но пусть он не судит нас строго и учтёт все смягчающие обстоятельства.

Вдоволь насмеявшись, устраиваемся на шконарях – настроение перед сном поднялось. Ромка мечтательно вздыхает.

- Вот было б здорово, если б действительно можно было сюда баб заказывать. Пускай даже с двойной переплатой.

Мы выражаем одобрение этой светлой мысли дружным мычанием. Ходят слухи, что и такая услуга есть в неофициальном тюремном прейскуранте, и некоторые авторитеты ей пользуются. Кто знает – жизнь приучает ничему не удивляться. Впрочем, человек всё-таки не мобильник, не бутылка водки и тем более не доза героина – в карман не спрячешь. Так что в операцию по нелегальному проводу кого-нибудь с воли в «Кресты» было бы вовлечено слишком много народу, а это бы сделало стоимость удовольствия воистину астрономической.

21 августа

Как там говорили древние китайцы? Не дай тебе Бог жить в эпоху перемен. За точность цитирования не ручаюсь, в энциклопедию не заглянуть, но вот правильность этой нехитрой аксиомы проверил на себе. Перемены – мерзкая штука, пускай они и не глобальны и касаются только нашего тюремного мирка. Меня угораздило попасть в «Кресты» не за долго до появления там нового «хозяина», некого Худорошкова. Первая часть фамилии, естественно, была сразу же перефразирована гораздыми на выдумку арестантами.

Само собой – новая метла по-своему метёт. Начальник торжественно заявлял, в многочисленных интервью, что намеревается изо всех сил бороться с коррупцией, сделать тюрьму абсолютно «немобилизованной» и прекратить доступ наркотиков и прочего «запрета». Что-то потянуло меня сегодня на афоризмы, но как тут не вспомнить, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями.

Мне ещё удалось застать эпоху блаженной свободы. Всего за каких-то сто рублей (впрочем, и копейка рубль бережёт) можно было хоть целый день не сидеть в камере, а прогуливаться по галёре, открывать кормушки и общаться с кем пожелаешь. За отдельную плату можно было даже навестить нужного человека прямо в его хате. Конечно, пользовались этим не только для светских бесед, но и для всевозможных разборок, но что поделаешь.

Худорошков этот видно человек неглупый, понимает, что человек, который работает здесь сколь-нибудь долгий срок, не может не брать, поэтому придумал достаточно оригинальную систему. Основная часть сотрудников теперь постоянно меняется. В «Кресты» приезжают на месяц, на полтора командированные со всех концов России, сейчас дошла очередь до Калиниграда. Называют этих новичков не иначе как «гастарбайтеры». В каком то смысле так и есть. Наши гости из среднеазиатских республик, живут обычно прямо на своих строительных объектах, новые вертухаи тоже обитают прямо на рабочем месте, рядом с «рабочкой».

Впрочем, любой, хотя бы немного задумавшийся о перспективах такой тактики, сразу предрёк бы ей скорый и бесславный провал. Во-первых верхушку айсберга, опытных, давно работавших корпусных всё-равно пришлось оставить на своих местах, и они уж сумели дать понять своим новым подчинённым, какие приказы начальства обязательны к исполнению, а какие можно незаметно проигнорировать. Круговая порука завязывается быстро. Во-вторых, не думаю, что наши российские провинциальные тюрьмы отличались исключительной честностью сотрудников. Ну а свою выгоду любой человек чует очень быстро. Так что главное изменение заключалось в резком подорожании всех специфических неслужебных услуг со стороны охраны, да прекращении наиболее явных из них – тех самых прогулок по галёрам. Естественно транзит наркотиков нисколько не уменьшился.

Для большинства арестантов все нововведения свелись к бессмысленным частым обыскам, нелепым проверкам дачек (я уже писал о надрезанных лимонах и сломанных сигаретах) и резко увеличившемуся потоку мата со стороны вертухаев. Видимо, Питер и вправду культурная столица – здесь даже тюремщики изъясняются более изыскано, чем в провинции.

Напряжение понемногу нарастало. За малейшее нарушение режима перевод на пугающую «копейку», а то и в карцер. С дачками вообще началась какая-то ерунда. Запретили полностью вещевые передачи, существенно сократили список разрешённого съестного, иногда до половины посылки близкие вынуждены забирать обратно. Запрещено теперь такое замечательное средство для убивания свободного времени как семечки. Неужели и в самом деле думают, что кто-то прячет там наркоту? Наивные!

Первая ласточка грядущего кипеша прилетела со стороны тубиковых. Им было заявлено, что вместо положенного им ежедневного яйца, в меню будет включён яичный порошок. Попробуй найди его в жидкой каше размазне! Без экспертизы определить его присутствие или отсутствие невозможно. Несколько хат решают вообще отказаться от положняковой пищи – буханки и сахар вылетают на галёру.

Через пару дней дошла новость – отличилась наша малолетка. Во время прогулки набросились на конвоиров и успели как следует помять парочку. Лёха и Ромка знают малолетку не по наслышке – место, судя по всему, жуткое. Сам как учитель понимаю, в возрасте 15-18 лет у большинства подростков присутствует огромное желание выстроить жёсткую иерархию, распределить все места в стае и чётко обозначить изгоев. В условиях строгой изоляции – это должно быть настоящий ад, непрерывная борьба за существование. Не случайно говорят, что на малолетке 33 масти – то есть все ранги определяются очень строго, каждый знает, кто здесь выше и ниже его и ведёт себя соответствующе. Фантазия нынешних акселератов не знает ограничений. Есть например среди них такая категория как форточники. Думаете это одна из разновидностей квартирных воришек? Ошибаетесь! Так называют представителей одной из самых низших тюремных каст. Если у кого-нибудь из малолетних авторитетов появится желание испортить воздух, после порции гороховой болтушки, он подзывает кого-то из форточников, который должен припасть ртом к анальному отверстию, попытаться захватить зловонные газы и потом выдохнуть их в окно. Не знаю, способствует ли это освежению воздуха, но кто есть, кто в камере показывает чётко.

Именно на малолетке появление новичка в камере не обходится без процедуры «прописки», своеобразной проверки на сообразительность, силу духа и мощь тела. Иногда это примитивные подначки, порой достаточно изощрённые, заковыристые испытания. Приведу пример, который рассказывал Лёха. Новичка спрашивают, кем он хотел бы стать: лётчиком или шахтёром? Тот кто выбрал подземную профессию – допустил непоправимую ошибку, его силком загоняют под нары, где порядочному арестанту не место. Но и выбор воздушной сферы ещё не гарантирует успеха. Человек должен залезть на верхний ярус шконаря, ему завязывают глаза и предлагают прыгнуть вниз. Переломать руки, ноги в таком полёте – пара пустяков. Многие не решаются, начинают съезжать, отказываться, такой тоже окажется загнанным под шконку. Того, кто всё-таки решится спрыгнуть, поймают и он может рассчитывать если не на уважение, то на спокойную жизнь, может надолго, а может до следующей подначки. Шанс на успех при такой прописке имеют или полностью безбашеные, не задумывающиеся о последствиях, либо успевшие услышать про этот прикол.

Конечно, и на взросляке нечто подобное имеет место. Каждый новенький достаточно быстро получает строго определённое место в этом своеобразном сообществе. Другое дело, что иерархичность гораздо менее строгая. Люди пожили подольше, повидали побольше и понимают, что люди в принципе разные и судить всех по одной мерке не совсем правильно. Поэтому возможно существование людей, которые не занимают никаких рангов в воровской иерархии, но при этом пользуются определённым уважением и симпатией.

Долго обсуждали, начнутся ли серьёзные беспорядки по всей тюрьме. Ромка и Лёха авторитетно заявили, что ни один общий кипеш не начнётся без решения положенца, который должен прогнать курсовку по всем корпусам и галёрам. Это, мол, с малолетки спроса нет, а взрослые арестанты такие вопросы решают гораздо серьёзней.

Но вот вчера – началось! Сидели, пили чай, вдруг услышали как с другого конца галёры мощно нарастая катится какой-то гул, словно по цепочке переходящий от хаты к хате. Понадобилось не так уж много времени чтобы понять – это арестанты стучат по дверям камер, крича кто на что горазд! Вопроса о том присоединиться или нет – не было. Мы с Лёхой поворачиваемся задом к двери начинаем дружно колотить по ним подошвой, включаясь в общую какафонию. Ромка тем временем распахивает окно. По всему тюремному двору разносятся крики, впрочем, их, наверное, слышно и там, за запреткой, на воле.

- Шатай режиму!

- Х.й мусорам!

- Круши тюрьму!

- Хозяина на х.й!

- Суки легавые!

Особым разнообразием выкрики не отличаются, но их многократное повторение разными голосами создаёт потрясающее впечатление. Тебя захватывает радостное чувство, что ты не замкнут в тесном каменном колодце, рядом с тобой такие же люди, как ты, и вместе вы способны на многое! Кажется, что вся огромная арестантская масса, разделённая на клеточки камер действует в одном едином порыве. Вот Ромка хватает нашу удочку быстро обматывает её клочьями газетной бумаги, поджигает и просовывает сквозь решётку. Практически одновременно загорается ещё не один десяток огоньков в других окнах. Кажется, что все «Кресты» неприступные, каменные погрузились в один большой костёр. Многим удалось открыть кормушки, и теперь горящие тряпки и бумага летят уже на галёру вместе с отбросами и вообще всем, что под руку попадётся. Кричат теперь многие тоже не наружу, а внутрь тюрьмы, ведь именно там находится большинство адресатов. Кажется, что вот-вот произойдёт нечто решающее: или разъярившаяся толпа вырвется наружу, сметая всё на своём пути, или явится какой-нибудь спецназ и покажет нам, где раки зимуют.

Однако господин Худорошко, или кто там в этот момент распоряжался, показал себя неплохим психологом и опытным «хозяином». Было понятно, что весь этот кипеш затеян всё-таки для того, чтобы выразить возмущение, пригрозить администрации, надавить на неё. Шансов устроить что-нибудь посерьёзнее большого тарарама сейчас не было – час вечерний, все сидят по своим камерам, попытаться вырваться, наброситься на цириков просто нереально. Если бы в планах было насилие, захват заложников, попытка побега надо было начинать всё днём, когда немалая часть арестантов скапливается вместе: в бане, на прогулке, идут на «следственное».

Поэтому вертухаи выбрали абсолютно правильную позицию, а, именно, ничего не предпринимать. Достигнув через полчаса своего пика, возбуждение наше начинает стихать, крики становятся реже и тише, барабанная дробь, отбиваемая по дверям, тоже замолкает. Проходит ещё минут 15-20, факелы высунутые в окна тухнут, как и бумажные клубки на галёре, изредка ещё раздаётся протяжный крик, призывающий крушить режиму, но отклика уже не находит.

Мы тоже успокаиваемся, возвращаемся в реальность, никто не признаётся, но в глубине души все видно жалеют об этой вспышке ярости – никто о ней толком и не услышит, положение арестантов не улучшится, а вот зверствовать вертухаи могут начать ещё круче – надо же показать, кто здесь хозяин. Так что все гадают, где то ты окажешься завтра? Может быть на страшной «копейке», а может просто перебросят в новую хату, что там тебя ждёт?

Вскоре на галёре раздаются уверенные тяжёлые шаги - охранников для этого часа непривычно много, но они не произносят ни единого слова, никак не показывают, что знают о недавно закончившемся протесте, только методично приоткрывают глазки и медленно рассматривают сидельцев. Намечают завтрашних жертв?

26 августа

Утром после «бунта» нас действительно ждали сюрпризы, но впрочем, не такие уж неприятные. Наш маленький коллектив прирос аж на двух человек. Первый приходит с воли. Встречают конечно по одёжке, что зачастую ошибочно, но ничего не поделаешь – трудно справиться с первым впечатлением, которое производит на тебя человек. Фигура типичной жертвы фаст-фуда, сальные короткие чёрные волосы, а самое главное подозрительная сыпь, покрывавшая всё лицо. Так что первый вопрос был вполне естественен, хоть и не слишком гостеприимен:

- Это что у тебя такое?

В условиях нашей скученности вопрос весьма актуален, никому не хочется подхватить какую-нибудь заразу.

- Да это псориаз, незаразно.

Наши медицинские познания не настолько велики, чтобы быть точно в этом уверенными, но предпочитаем поверить, хотя Ромка и бросает недвусмысленную угрозу:

- Смотри! Если хоть один непонятный прыщик у себя увижу, пожалеешь, что мама на свет родила!

Звать новичка Сашкой, он неловко занимает противоположную от меня шконку второго яруса, при этом как следует повозив ногой, явно не в самом чистом носке по лёхиному белью. Лёха с Ромой недобро переглядываются, но пока молчат. Статья у новенького самая для нас обычная, всё та же родимая 162-я. Наш Александр с сотоварищи не нашёл ничего лучше как в поисках добычи вломиться к узбекским гастарбайтерам. Рассчитывали, что те накопили в Северной столице миллионы на плиточных и малярных работах? Всего хабара оказалось тысяч на 15, да и тот не успели, как следует даже в руках подержать.

Запоры вновь залязгали в самый неурочный час. И вот перед нами ещё один новый постоялец. Приём оказанный ему гораздо радушнее – оказывается он знаком с Лёхой, почти месяц просидели в одной хате и успели скорешиться. С приходом Руслана камера наша становиться теперь уж полностью интернациональной – Размерица Руслан Георгиевич прибыл в наши края из далёкой солнечной Молдавии. Саша, едва успевший расстелить свой матрас, вынужден перебираться на «пальму».

К вечеру начинается процесс разводки, главным героем которого выступает Александр. Видимо, вспомнив Васю, новоприбывшего пытаются разговорить на тему его сексуальных пристрастий. Но всё впустую! То ли уже успел что-то прослышать, то ли действительно ничем таким с девушками не занимался, но на исподволь, хитро заданный вопрос, не доводилось ли ему лизать п.зду, спокойно протягивает.

- Не, нафига. Это бабье дело – сосать.

Это впрочем его не спасает. Для начала он излишне разоткровенничался о своей работе – трудился в одной из многочисленных фирм охранником. Это в принципе не за падло, может быть это и не вполне логично, но с точки зрения воровской этики, быть телохранителем или охранником частника вполне нормально, главное не ментом, не государственным вертухаем. Но претензии предъявить всё-таки уже можно.

- А если бы заметил, что из конторы что-нибудь выносят? Задержал бы человека?

Сашка пытается неловко оправдаться.

- Да я только кнопку должен был нажать!

Но Ромка беспощаден.

- А не один ли хрен? Всё-равно ведь из-за тебя бы парня замели. Значит ты враг воровскому делу! Ты красный!

Красный цвет является в тюрьме символом милиции. Так могут называть арестанта стучащего для оперов, лагерного активиста. На той же малолетке, например, действует запрет на одежду красного цвета. Даже если родная мать, не зная подобных тонкостей тюремного этикета, явится на свиданку в одежде, где есть хоть малейший красный кармашек или ленточка, порядочный арестант и пацан должен немедленно потребовать, чтобы конвойный увёл его обратно. Знает ли это Сашка? Может и наслышался в собачнике. Во всяком случае пытается оправдаться.

- Никакой я не красный.

- Ну а кто ты тогда? – продолжает допытываться Ромка.

- Может быть бродяга? Может быть жулик? Чего ты, язык проглотил. Кончай глухарить, сука!

- Да, - робко протягивает новичок.

- Чего да?

- Ну да – жулик, - произносит окончательно запутавшийся бедняга.

Это он, конечно, зря. Попался таки в ловушку. Претензия на звание жулика – это серьёзно. Правда, для окончательной прессовки необходимо соблюдение ещё одного ритуала.

- А ты вообще понимаешь, что говоришь? С тебя, вообще, можно спросить как с понимающего?

Вопрос построен так, что почти любой естественно ответит – да. Саша не исключение.

- Конечно, можно.

Ещё одна ошибка. В принципе, наш гроза гостей с Востока вполне мог отмазаться, разумно заявив, что спрашивать с него как с понимающего – никак нельзя, всё-таки первый день в тюрьме. Вообще, по неписаному тюремному правилу, первые три дня – человек в хате гость, почёт ему и уважение, ну и конечно пристальное изучение, каким-то он себя покажет. Но, если мнение о человеке уже сформировано, ждать неохота. И если он отказался от своей привилегии, что ж, сам виноват.

- Значит можно! Тогда по полной с тебя спросим! Завтра же в бэ-эс хату отправишься гнида, к своим коллегам. Знаешь, что там с тобой будет?

Саша судорожно кивает. Это уже полный бред. И не мент Саня, а если бы и был, чем тогда ему страшны бээсники? Но страх уже полностью заполнил сознание. Впрочем, я думаю, мало кто смог бы выдержать такой жёсткий прессинг, когда, оказавшись в тюрьме, человек и так в шоке, не понимает на каком он свете.

- Так что слушай сюда, завтра, чтобы три тысячи рублей кинул на общее, если не хочешь на обиженку переехать.

К психологической атаке подключается и Руслан, на правах старого лёхиного приятеля.

- Ты смотри, не хочешь жить с порядочными арестантами, переведут тебя в хату к узбекам. Ты же, можно сказать, их брата ограбил и избил. Как они с тебя за это спросят! Плов из тебя приготовят, вот что!

Это добавление уже лишнее, Саша и так расплылся, готов на всё и единственное, что его волнует – это как можно быстрее выполнить просьбу сокамерников. После недолгих переговоров, призванных прощупать материальное положение саниных родственников, ему милостиво разрешают оплатить эту сумму номерами телефонных карточек.

Саню отправляют за шторку и со всеми обычными предосторожностями достают телефон. Смотреть на это зрелище неприятно, лицо новичка искажено страхом, голос дрожит, что при этом чувствует его мать – об этом для спокойствия совести лучше и не задумываться. Разговор завершается вполне успешно, мама согласна на всё, чтобы выручить своё неразумное чадо, которое, отложив трубку, внезапно разразилось истерическими рыданиями. Нервишки всё-таки не выдержали! Зрелище рыдающего толстяка симпатии не вызывает, слезливость в тюрьме не в почёте, в отличие от сентиментальности. Недоверчивый Ромка выражает своё мнение предельно кратко.

- На жалость давит сука!

Вечером с Саней проводят ещё один короткий инструктаж – теперь именно на нём лежит обязанность получать утреннюю порцию положняка. Наверное ни один ученик в школе не слушал учителя с таким внимательным видом, как этот неудачливый разбойник.

28 августа

Сашу утром от нас забрали. «Кресты» теперь не так перегружены, как в весёлые 90-ые, поэтому, если есть возможность, больше четверых в хате стараются не держать. Особой радости на лице уходящего не написано. Второй раз проходить процедуру знакомства с соседями ему явно не улыбается. Здесь всё вроде уже определилось, кто знает, что придёт в голову новым сокамерникам.

Нас, конечно, волнует совсем другое. Если в новой хате, нашего вчерашнего гостя окажется мобила, то собранные мамой денежки нам явно не светит. Жадность оказывается сильнее осторожности, и мы решаемся на достаточно рискованный поступок – достаём балалайку прямо после обеда. Я обозреваю галёру через шнифт, а Лёха скрывается за занавеской. Что ж, риск действительно благородное дело, номера карточек «Билайна» (дикая мысль мелькнула, а вдруг эти мои каракули напечатают когда-нибудь, заплатят мне за скрытую рекламу?) переписаны на бумажку и сразу же переведены на счёт.

Другой новенький, Руслан, очень органично вписался в наш коллектив. Очень интересный человек. У себя на родине занимался прибыльным, но опасным бизнесом – помогал многочисленным желающим нелегально перебраться через границы Украины и Молдавии с более цивилизованными и желанными странами. Несколько раз пришлось побывать под пулями погранцов.

Среди спроваженных за бугор эмигрантов оказались и отец Руслана, а также старший брат. Перейдя украинско-польскую границу, уже через три месяца они оказались в далёкой Испании. Вчера Руслан скинул им СМСку, и теперь наша хата вечерами поддерживает связь и с родиной корриды.

Сам же наш сосед почему-то не отправился в столь дальний вояж и предпочёл ограничиться более обыденной, но зато привычной Россией. Оказался в «Крестах» он по очень непопулярной статье – за изнасилование. Утверждает, что абсолютно не виноват. Сам факт неоднократного секса с потерпевшей он не отрицает, чего же отрицать, если эта прелестница была достаточно известной в своём районе проституткой. В общем, человек расслабился за свои честно заработанные деньги и спокойно отсыпался после бурной ночи, когда его утренний сон потревожили люди в погонах и предъявили ему заявление гражданки, которая утверждала, что подверглась неоднократному насилию сначала в парке, потом под угрозой убийства отправилась на квартиру, где её и продолжили пользовать в естественной и извращённой форме. Руслан говорит, что наши доблестные правоохранительные органы открытым текстом требовали отступного в сумме ста тысяч рублей, позарились на гастарбайтерскую кубышку. Руслан не имел ни желания, ни возможности удовлетворить их требования и оказался здесь, рядом с нами, несмотря на то, что потерпевшая, написав заявление, куда-то исчезла, не явилась ни на опознание, ни на экспертизу, ни к следователю. Искать её судя по всему никто не собирается, отпускать Руслана за полной недоказанностью тоже.

Вечером соседи слева заслали маляву, предлагают продолбить кабру – отверстие в стене, чтобы можно было обмениваться информацией и разными полезными вещицами. Говорят, что на некоторых галёрах кабры проходят сквозь все хаты, позволяя поддерживать практически мгновенную связь даже с отдалёнными соседями. Чего это им пришло в голову? Впрочем, все они нарики, сидят на героине, даже сквозь толстые стенки почти каждый вечер слышим какие-то дикие крики и непонятное почти совиное уханье – коллективный кайф.

Судя по всему, догадываются, что у нас в хате есть телефон, и хотят получить к нему свободный доступ. Отказывать вроде бы неловко – не соответствует арестантской солидарности, с другой стороны, если этот нелегальный канал связи обнаружат, ничего хорошего это нам не сулит. В итоге соседям не отказываем, но особого трудового энтузиазма не проявляем, каждый по полчаса лениво поковырялся в стенке под шконкой остро заточенной ложкой. Потом на всякий случай замазываем выскобленное место размоченным хлебом, вряд ли какому менту приспичит залезать под шконку с фонариком, но бережённого Бог, как известно, бережёт. Соседи же продолжают долбаться практически всю ночь.

Руслан научил меня играть в нарды. Игра и в самом деле интересная, тем более, что с развлечениями, даже такими незамысловатыми в тюрьме напряг. В хате были шахматы, но Лёха с Ромкой и фигуры то не могут правильно расставить, а играть сам с собой я так и не научился. В нардах удачно сочетается элемент случайности, как кости выпадут, так и тонкого расчёта.

Играем без интереса, исключительно ради развлечения. Этот момент в тюрьме всегда стоит оговаривать заранее. Соглашаться играть на интерес не стоит, пускай даже на самый безобидный, сигареты там, конфетки. Человек существо увлекающееся, азартное, сам не заметишь, как ставки подскочат до небес. Играть можно, только если уверен, что сокамерник, действительно, хочет только убить время, а не получить материальную выгоду.

Не стоит употреблять выражение: «Сыграем просто так». В лучшем случае грубо ответя: «Просто так в жопу еб.т»! А могут и согласиться, и только в случае проигрыша узнаёшь, что играл на свой собственный зад. Также не следует играть в «очко», только в двадцать одно.

12 сентября

Ромку сегодня увезли на суд. Поехал за приговором, скорее всего мы никогда больше не увидимся, хотя кто знает, мир не так уж велик, как иногда кажется. Стараешься погрузиться в повседневные заботы, но поневоле задумываешься, а что же тебя ждёт там впереди. Условка? Срок? Какой? Где? Да как вообще я здесь оказался, что я здесь делаю? Зачем? А, действительно, с чего всё это началось? Где совершил ошибку, где свернул не туда? Подобные размышления абсолютно пусты и бессмысленны, в прошлом уже всё равно ничего не исправишь, а в будущем тебя, скорее всего, ждут уже новые напасти. Но ведь время всё равно нечем занять, почему бы и не порассуждать на досуге, здесь этим многие занимаются.

А началось ведь всё, пожалуй, с сапог. Красивых женских чёрных сапог из чёрной кожи с притороченными разноцветными бабочками. Стояли они на полке магазина «Эконика», что на Невском, и стоили где-то половину учительской зарплаты.

Хотя нет! Конечно, ещё до этих сапог случилось нечто гораздо более важное – знакомство с Жанной. Разменяв вторую половину третьего десятка жизнь моя ничем не отличалась от сотен тысяч таких же. Приехал из небольшого городка в «культурную столицу», закончил ВУЗ (не только обязательные пять лет, но и три аспирантуры), желания возвращаться в родные пенаты особенного не испытываешь. Приходиться выкручиваться. Достаточно специфичным, правда, было то, что я даже и не пытался пристроиться каким-нибудь менеджером в более или менее престижный офис, а работал, как ни странно, по специальности – учителем истории. Про тяжелые будни педагогов написаны уже тысячи страниц, положения их это нисколько не изменило, поэтому повторяться не буду. Если же говорить о плюсах… Не очень длинный рабочий день, уроки заканчиваются часа в два, а то и раньше. Есть, конечно, фанатики, сидящие в школе чуть ли не большую часть суток. Почёт им и хвала, без подвижников никуда, но сам я не из таких. Опять же праздники всякие, каникулы, отпуск в конце концов два месяца и всегда летом. А что уж делать в свободное время, пытаться подработать или лежать с книжкой на диване – тебе решать самому. После того как пришлось всё-таки распрощаться со ставшим буквально родным общежитием и начать снимать жильё полёживать особо не приходилось.

Подрабатывал написанием через разные фирмы рефератов, курсовых и дипломных для нерадивых студентов, имеющих лишние денежки. В период перед сессией на срочных заказах можно очень неплохо подняться. Стал агентом одной из страховых компаний, убеждал людей в необходимости застраховать все имеющиеся у них ценности, включая себя любимого. Тут как раз пригодилась работа в школе. Большинство страховых агентов посылаются далеко и надолго, но учителя своего ребёнка, пусть и скрепя сердце, родители всё-таки выслушают. А раз выслушают, то может и заинтересуются. Так что хоть и не шиковал, но на хлеб с маслом и даже с пивом хватало.

Про личную жизнь распространяться не стоит, не очень-то она была удачной. Впрочем, все свои удачи и поражения я забыл сразу же, при первом взгляде на Жанну. Познакомился я с ней ещё в общаге. Выучилась она на достаточно специфического культуролога, а работала, как и многие выпускники, менеджером по продажам, причём в достаточно мужской сфере – строительные товары. Говорят, каждый человек загадка. Может быть и так, но вот в большинстве своём разгадывать эти загадки у нас нет никакого желания, предпочитаем быстренько наклеить готовый ярлык и действовать в соответствии с ним. Но вот Жанна стала той шарадой, которую хотелось разгадывать постоянно, днём и ночью, не отвлекаясь на другие дела.

Жанна Вайзберг, наполовину немка. Впрочем, из не совсем настоящих немцев, из наших отечественных, бывших поволжских, которых воля Сталина разбросала по значительной части Средней Азии и Сибири. Именно оттуда с сибирско-казахстанской границы из города Омска и приехала Жанна в Питер. Видимо сибирский воздух здорово способствует сохранению породы. Я думаю, что даже обшарив всю Германию от Гамбурга до Мюнхена, трудно было бы найти такой образчик чисто арийской красоты. Хотя может всё это только моё болезненное воображение, нарисовавшее чудесный таинственный образ, имеющий мало общего с реальностью. По крайней мере, мне казалось, что если обрядить Жанну в соответствующий костюм, она удивительно будет напоминать немецкую «гретхен» из мейсенского фарфора с её золотистыми локонами и широко распахнутыми голубыми глазами.

Ухаживания мои тянулись уже месяц и всё ещё были на конфетно-букетной стадии плюс неизменные приглашения в кино и театр, которые, то благосклонно принимались, то довольно равнодушно отвергались Жанной.

Вот после очередного киносеанса и оказались мы в этой «Эконике». Жанна с восторгом примеряла сапожки, а я лихорадочно пересчитывал остающуюся в карманах наличность. Хрустящих бумажек не хватило, но к счастью в этом магазине уже вовсю принимали к оплате карточки. Так даже и лучше – не держал деньги в руках, не так жалко с ними расставаться. Жанна для приличия пыталась отказываться, но легко было заметить, что переубедить её будет нетрудно. В общем, девушка стала счастливой обладательницей новой пары обуви. Я же получил гораздо более ценное. Может мне это просто показалось, но взгляд Жанны стал намного приветливее и каким-то, более обещающим, что ли. Во всяком случае, единственным моим желанием было, чтобы она так смотрела на меня как можно чаще. Ну а раз я обнаружил такой простой секрет, как можно этого добиться, почему бы им не воспользоваться.

Уже через пару дней мы провели наверное не меньше трёх часов в чреве огромного торгового центра в поисках подходящих джинсов и кофточек. Никогда не относился к большим любителем шопинга, если дело не касается книг или продуктов, но на сей раз это было просто чудесно – наблюдать за всеми таинствами Жанниного перевоплощения. Помощник-консультант из меня, наверное, был неважный, на все вопросы по поводу той или иной вещи я отвечал неизменными восторженными восклицаниями, которые, понятно, относились совсем не к тряпкам, а к той что была под ними.

Конечно во всём необходимо разнообразие, поэтому на следующий раз мы обходили уже ювелирные магазины, пока не нашли наконец золотые с маленькими сапфирами серёжки наилучшим образом подходившие под цвет глаз и волос Жанны. С приступами голода, настигающими нас во время этих шоп-туров мы боролись теперь не в Макдональдсе и даже не в «Теремке, а в более гламурных заведениях. Суп-пюре из шампиньонов, салат «Цезарь», ароматный кофе по ирландски… (Так про еду пожалуй хватит, не стоит травить душу).

Недели две я провёл словно в волшебном сне. Выйти из него заставило достаточно прозаическое обстоятельство – практически полное отсутствие в карманах хрустящих бумажек с картинками российских городов, на электронных счетах тоже было пусто. Все сбережения растаяли, впрочем, какие там сбережения, так заначка. Плюс загнанный по дешёвке цифровой фотик. Пришлось проводить срочный мозговой штурм. Когда человеку действительно чего-то очень хочется, то решение обычно находится. Другой вопрос к чему это может привести. Может именно здесь я и перешёл некую черту, отделившую меня от мира добропорядочных людей. Хотя я, честно говоря, даже сейчас этого не чувствую, а тогда даже и не озаботился этим вопросом.

Среди моих подработок была одна достаточно специфическая. Занимался я генеалогическими исследованиями. Дело это не такое уж и сложное для того, кто учился на истфаке. Всю нашу архивную систему и принципы её работы там изучают серьёзно. Вначале это было так, хобби, углубился в свои родственные связи. Потом однажды пришла мысль, а не попробовать ли на этом и деньжат срубить, наверняка ведь многим было бы любопытно узнать побольше про своих предков. Вот я и стал искать клиентов. Вначале давал объявления в газеты, звонили многие, но договор не решался заключить никто. Предполагаемые суммы были не так уж велики, но, заплатить их за бытовую технику или набор мебели, это пожалуйста, а вот за сведения о своём происхождении вроде как и жалко. Потом до меня дошло, что потенциальных клиентов надо искать среди таких людей, для которых любая сумма меньшая, чем стоимость новой иномарки, является не очень серьёзной. В общем, рассылал свои предложения акулам нашего бизнеса, зачастую срабатывало. Иногда встречались довольно любопытные ситуации. Помню одного владельца сети ювелирных магазинов, для которого мне удалось разыскать живых родственников в Белоруссии, связь с которыми была утрачена ещё со времён Второй мировой.

К сожалению, очень скоро я понял, что все эти генеалогические изыскания нельзя рассматривать в качестве источника большого и надёжного дохода. Оплата производилась, если так можно выразиться по поштучному принципу, - удалось раздобыть сведения о предке, получай гонорар – нет, ну извините. Вполне разумно, на самом деле.

Надо учесть, что вся эта переписка с архивами, указание необходимых фондов, пересылка запросов и получение копий документов процесс очень долгий, тянущийся месяцами. На самом деле, тот кто решил заняться изучением своей семейной истории, должен быть готов к тому, что это занятие на всю оставшуюся жизнь и запастись немалым терпением. Большинство моих клиентов таковым не обладали – им хотелось уже через месяц другой обозревать своё пышное родословное древо. Можно ускорить работу, если будешь сам ездить по архивохранилищам, но особой возможности для этого у меня не было. Кроме того, нужно понимать, что после всех войн, революций, пожаров и прочих стихийных бедствий, включая вездесущих и прожорливых мышей, огромное количество документов безвозвратно погибло, что зачастую делало поиски обречёнными на провал. Конечно, если ваши предки были из известного дворянского рода, это значительно облегчает работу, но это, естественно, исключение из правил. Так что уже как несколько месяцев я окончательно забросил этот свой «бизнес» и не собирался к нему возвращаться.

Теперь я посмотрел на проблему несколько с другой стороны.

В любом учебнике по технике продаж можно найти банальную, но очень мудрую мысль – главное это удовлетворение потребностей клиента. Чего же мои клиенты хотели больше всего? Ну во-первых, практически все как один, желали бы отыскать свои дворянские корни. Некоторые даже рассказывали обрывки каких-то семейных легенд, из которых следовало, что мои дед и бабка «не из простых». Но даже и те, которые честно рассказывали про своё рабоче-крестьянское происхождение в двух предыдущих поколениях, не оставляли надежды на то, что в один прекрасный день я принесу доказательства их княжеского или графского достоинства. «Не правда ли так бывает? В советские времена приходилось ведь это скрывать. Может бабушка с дедушкой и не всё рассказывали?» Подобные высказывания мне приходилось слышать довольно часто. Желание обзавестись доказательствами благородного происхождения дело не новое. Специалисты по составлению грамотных родословных ценились ещё в средние века.

Кроме того, все как один мои заказчики хотели узнать о своих предках что-нибудь интересненькое, не просто имя и фамилию, но сведения, позволяющие узнать, каким человеком был прародитель, чем увлекался, что любил и ненавидел. Вероятность нахождения подобных документов также крайне невелика. К сожалению, от большинства из нас остаётся, в лучшем случае, тире между двумя датами. Находки свидетельств, так называемого, личного происхождения, писем, дневников крайне редки. Даже при удачном поиске в основном удаётся узнать весьма скудный набор сведений из официальных документов: родился, крестился, венчался, служил, получал жалованье, крестил детей, был отпет.

Ну и конечно, как я уже говорил, всю эту информацию желательно получить как можно быстрее. Так почему бы и не дать людям того, что они хотят?

Я вновь занялся поисками клиентов, но теперь это было лишь первым и самым лёгким шагом моего замысла. Суть его довольно проста – если нет нужного документа, надо его создать. Разумеется, сделать оригинал какого-либо документа, даже начала 20-го века крайне сложно, необходимо учесть десятки факторов: бумагу, чернила, характерный почерк и тому подобное. В принципе я бы наверное мог попробовать. Пользуясь доступом в архивы не так уж трудно вырвать из документа нужной эпохи пустой листок, по старому рецепту изготовить чернила, а особенности почерков изучают на палеографии, но мне все эти сложности были ни к чему. Каждому понятно, что настоящие документы из своих фондов архивы выносить не позволяют. Хочешь делай выписки в читальном зале, хочешь оплачивай ксерокопию. А уж изготовить поддельную ксерокопию старинного документа вообще пара пустяков. Никаких заморочек по поводу бумаги и чернил, пиши себе на обычном альбомном листе, если есть желание настоящим гусиным пёрышком, или просто изготовь трафаретку с помощью факсимильного издания, того же Пушкина, например. Написанный текст нужно немного поистрепать, поджелтить с помощью крепкого чая, и всё готово. Сделанная с такого листа ксерокопия выглядит очень внушительно, не отличить от фотографий старинных документов в учебниках.

Оставалась ещё, конечно, проблема печатей – на каждой копии документа архив проставляет свою, свидетельствуя этим о подлинности ксерокса. Никогда не думал, что с этим удастся справиться так легко и дёшево. Я и раньше встречал в многочисленных рекламных газетках объявления типа «Любые печати без лишних вопросов», «Печати за один час. Лишних вопросов не задаём». Сделав пару звонков, я убедился, что проблем и вопросов действительно не будет. Та фирма которую я решил посетить, располагалась прямо на Невском, на верхнем этаже старинного здания. Молодой человек был очень мил и любезен, взял написанный текст, выслушал пояснения и предложил погулять полчаса. Выйдя спустя указанный срок из «Дома книги», я на самом деле получил необходимую мне печать. Обошлось это удовольствие всего-то в 300 рублей. Впоследствии я стал в этой конторе постоянным клиентом. Конечно, я думаю, что если кто-то попросил изготовить печать известного банка или серьёзной государственной службы, реакция могла бы быть иной. Может быть запросили бы большую сумму, может вообще отказались, а может быть и сдали ментам, по идее все подобные учреждения должны быть у них под крышей. Но безобидные надписи вроде «Сандовский районный архив» мне делали без всяких проблем.

С написанием нужных текстов и преподнесением их клиенту тоже никаких неприятностей не возникало. Здесь главное чувствовать психологический настрой человека. Все, конечно, становились самого что ни на есть дворянского происхождения. Правда, особо я не зарывался, о связях с чересчур уж известными фамилиями не упоминал, а то мало ли где клиенту придёт в голову похвастаться подобным родством. Большинству заказчиков выпала судьба иметь предков принадлежащих к служилому дворянству, то есть к тем людям, которые сами, своими заслугами перед Отечеством заслужили чины и звания. Это доставляло всем особое удовольствие.

Ну как же, мало того, что я сам своим горбом заработал миллионы, так и предок мой был не хуже. Молодец мужик. Да и я молодец! Чувствуется порода!

Примерно так рассуждали все, с улыбкой на лице рассматривая копии документов и выслушивая мои комментарии.

С интересными случаями из жизни всё тоже шло как по маслу. Для каждого находилась своя история. Помню одного мужика, большого любителя казино, чуть ли не еженедельно оставляющего в этих заведениях маленькое состояние. Специально для него я изготовил письмо, якобы от его предка к другу, в котором тот красочно описывал свой очередной карточный проигрыш. Теперь у азартного бизнесмена появилось замечательное оправдание своему пристрастию перед близкими и самим собой. «Ну не могу я бросить игру. Никак. А что вы хотите. Гены! Знали бы вы, как мой прапрадед играл – последнюю рубашку на кон ставил. А я ведь ещё себя сдерживаю»

В общем, месяца за полтора удалось пополнить свой бюджет где-то тысяч на триста наших деревянных. Примерно столько же времени понадобилось, чтобы их полностью потратить. На что они тратились догадаться легко. Почти что треть суммы съело посещение мехового салона, в немалую сумму стал и современный ноутбук. Остальное так, по мелочи, к хорошему стилю жизни ведь быстро привыкаешь. Я чувствовал себя счастливым – льдинки в голубых глазах Жанны окончательно растаяли, можно было купаться в их тёплом сиянии.

Увы! Количество бизнесменов, интересующихся историей рода, оказалось не беспредельным, и денежный источник стал иссякать. В поисках нужных вариантов мой мозг метался не хуже чем у наркомана, озабоченного добыванием очередной порции кайфа. Неудивительно, что в наш век информационных технологий и рекламы мне в голову пришло решение, звучащее практически с каждого билборда, вывески в магазине, из каждого журнала и газеты. Это слово обещало людям потребительский рай, которого не надо было теперь ждать годами, откладывая крохи из зарплаты, оно обещало решить все проблемы и сделать человека счастливым. Слово это – кредит. Банки соревновались между собой в назначении низких ставок, льготных условий и дополнительных подарков, и люди как зазомбированные отправлялись за очередным телевизором, путёвкой или автомобилем.

Я взвесил свои шансы. Несмотря на заманчивую рекламу, обещавшую денежки буквально каждому обратившемуся, я понимал, что с точки зрения любого банка я не очень-то надёжный заёмщик. Питерской прописки нет, жильё съёмное, официальный источник дохода, моя школьная зарплата, оставляет желать лучшего. Слава Богу, теперь я знал, что всё это легко исправить. Надо было срочно менять место работы, разумеется, только на бумаге. В тех же самых рекламных газетёнках легко было найти объявления, предлагавшие трудовые книжки, дипломы, больничные, но я предпочёл сэкономить. Зачем покупать полностью трудовую книжку, когда можно самому её заполнить, с печатями у меня проблем нет, а пустая заготовка продаётся в любом канцелярском магазине. Так я стал преуспевающим менеджером по рекламе, одной крупной питерской фирмы. Отпечатать бланк 2НДФЛ, отражающий мои постоянно растущие доходы, и снабдить его соответствующими печатями, тоже было парой пустяков.

В течение следующих трёх дней я посетил, наверное, десятка два банков, везде оставляя заявки на кредит. До сих пор не имею представления, как же именно принимается решение о выдаче. Где-то читал, что вообще все данные анализируются компьютером, проверяющим их на внутренние противоречия, кто-то звонил на домашний телефон моей съёмной квартиры. Слышал и такую версию, что очень многое зависит непосредственно от менеджера, с которым ты общаешься, выставляющего в твоей анкете определённую категорию доверия – на всякий случай одевался с иголочки, пытался произвести впечатление крайне респектабельного типа. Повелись, конечно, далеко не все, но всё-таки уже через неделю в моём кармане приятно похрустывали триста штук. Потрачены оказались они недельки за три-четыре. До сих пор удивляюсь, как оказывается много нужно женщине, чтобы почувствовать себя в гармонии с окружающим миром.

И вот опять я с пустым кошельком, плюс с повисшим долгом. Мозг отказывался работать, а если и выдавал какие-то варианты, то уж абсолютно дикие. Сейчас даже и вспомнить страшно. Помню, на какое-то время меня захватила идея продать собственную почку. А что? Алкоголем я особенно не увлекаюсь, придётся отказаться от привычки выпивать бутылку другую пива – не велика потеря! Проштудированная медицинская литература обнадёживала, в ней рассказывалось о десятках случаев, когда люди с одной почкой доживали до весьма преклонного возраста и не страдали от болезней. Что происходило с тысячами других скромно умалчивалось. Естественно, бизнес по трансплантации органов у нас нелегален, но для чего ещё нужен Интернет, там то люди без стеснения пишут о том, что им нужно. От экзотических зверюшек до цианистого калия.

Меня ожидало большое разочарование. Объявлений на подобную тему в Интернете было действительно немало, только вот большинство, как и я, хотели не приобрести, а расстаться со своим органом. Читаешь такие объявления, и невольно дрожь пробирает: «здоровый, спортсмен, не пью, не курю, вес, рост». То ли в рабство человек себя продаёт, то ли уж сразу на бойню. Было несколько и скупщиков, причём не люди, непосредственно нуждающиеся в операции, а посредники. Я даже позвонил по паре телефонов. Меня настойчиво приглашали в Иран, обещали оплатить перелёт, здоровую почку расценивали в пятьдесят тысяч евро. Всё-таки отказался. Понял, что в лучшем случае вернусь оттуда инвалидом безо всяких денег, а скорее всего, выпотрошат полностью и зароют где-нибудь на помойке под далёким южным солнцем.

В поисках решения я нарезал круги по городу, надеясь, что именно на ходу, мне удастся найти выход. Озарение пришло, когда я проходил мимо одного небольшого магазинчика, занимавшегося скупкой, продажей и ремонтом ноутбуков. Мы с Жанной как-то заходили туда, но компьютер купили в другом, фирменном магазине.

Раз они скупают у людей компьютеры, значит, у них всегда должен быть запас наличных. Да и купят за день пару тройку машинок – вот тебе уже больше сотни. Аппаратов для безнала у них точно нет. Расположен магазинчик очень удачно, на первом этаже, соседей рядом нет, персонал пара продавцов, да ещё один парень за стойкой, типа охранник, навряд ли вооружённый.

Не могу сказать, что пришедшие в голову мысли меня обрадовали, но на тот момент это был единственный более-менее реальный вариант. Я начал то, что на языке уголовного кодекса называется «приготовлением к преступлению». Впрочем, какие там особые приготовления. Купил пневматический пистолет, сработанный в точности под «макаров», из чёрных колготок изготовил маску с прорезями для глаз. Магазин действительно был очень неплохой целью. Ты не попадал в него непосредственно с улицы. Первая дверь вела в достаточно большой и тёмный коридорчик, в самом дальнем углу которого, за дверью в сам торговый зал находилась узкая ниша. Так что можно было спокойно пройти по улице, а потом в этом укрытии хоть автомат с бронежилетом доставать.

Мандраж был неслабый. Уже в метро колбасить начало не по детски, мысли замелькали, в духе: «А может бросить всё это нафик, забиться в норку и сидеть тихо, с кредитами как-нибудь можно разобраться». Честно говоря, первый раз прошёл мимо заветной чёрной двери, но, доплетясь до конца улицы, всё-таки повернул обратно. Вначале всё прошло как по маслу. Страх как-то незаметно улетучился в тот момент, когда с криком влетал во внутреннюю дверь. Просто не до него стало. Длилось всё не больше пяти минут. За это время успел произнести столько матерных слов, сколько, наверное, за год не употреблял. С деньгами продавцы, да и охранник расстались довольно легко. Впрочем, чему тут удивляться? Рисковать за 10-15 тысяч зарплаты, корчить из себя героя и переть на ствол явно не самое разумное решение.

Так что покинул магазин я с деньгами, ушёл вот только не далеко. Потом я убедился, что это основная проблема практически всех преступающих закон. Взять даже достаточно крупную сумму денег не так уж и трудно, но вот выйти на эту сумму и удачно скрыться с ней уже ой как не просто. Банальный пример. Подбежать на улице к женщине и резким рывком выхватить у неё сумочку по силам практически каждому. Но вот убежать – для этого нужен точный расчёт, или немалая доля везения. Всегда кто-нибудь да бросится вдогонку, кто-нибудь заорёт, а там и милиция появится на сцене в самый ненужный момент. А в этой самой проклятой сумочке может оказаться пудреница, да носовой платочек.

Смутно вспоминая фильмы и детективы, я сообразил, что где-то в помещении должна быть тревожная кнопка. Увы, во всех виденных мною фильмах продавцы, столкнувшиеся с подобной ситуацией, нажимали ногой какую-то пипочку на полу под стойкой. Молоденького паренька продавца из-за стойки я сразу отпихнул, только толку от этого не получилось ни малейшего. Сигналка, оказалось, висела на шее у этого самого юнца, который и не замедлил её нажать. Я даже внимания не обратил на эту штучку – ну цепочка и цепочка, болтается что-то блестящее и пусть себе болтается.

В общем, когда я выскакивал из магазина и перебегал дорогу, машина вневедомственной охраны уже подъезжала. Надо отдать им должное – сработали оперативно. А может, просто случайно оказались поблизости – мне на беду. Началась недолгая, но напряжённая погоня. Шансов у меня было немного – если уже сели тебе на хвост, оторваться очень трудно, если конечно ты не Джеймс Бонд. Тем более, что к вневедомственникам присоединились и менты. Липовую пушку я сразу выбросил, а то ещё махнёшь ей ненароком и сам не заметишь, как окажешься нафаршированным свинцом.

В конце концов, впечатали меня со всего размаху в стену одного из домов, уложили физиономией в асфальт и защёлкнули браслеты.

Уже к вечеру того же дня меня перевезли в ИВС, началась тюремная эпопея. Изолятор временного содержания местечко довольно мерзкое, даже по сравнению с «Крестами». По закону держать здесь людей можно не больше 10 дней, поэтому об удобствах постояльцев абсолютно не заботятся. Нет не только постельного белья, но даже и матрасов, спать приходится на голых досках, подложив под голову ладонь. В углу достаточно просторной камеры неизменное очко и умывальник. Так до сих пор и не понял, почему вентиль открывающий воду находится с другой стороны двери. Воду подают два раза в день, минут на 10-15. По счастью есть несколько пластиковых бутылок, где мы и запасаем драгоценную влагу. Кормёжка один раз в день – никаких тебе завтраков и ужинов. Правда еда не тюремная, её привозят из ближайшего детского дома, встречаются даже такие деликатесы как сосиски и котлетки. Однако человек, попавший сюда с воли, не может ещё оценить прелесть такого меню.

Соседи меняются очень быстро, одни приезжают, другие уезжают, один счастливчик уходит на волю. Запомнил, пожалуй, лишь одного парня, слишком уж забавно звучала его история. Хотя, конечно, всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Жека приехал в город на Неве аж из Новосибирска. Поступить в выбранный Вуз не удалось, возвращаться домой не захотелось. В общем, остался в северной столице, перебиваясь случайными заработками и столь же случайным жильём. После одной из дружеских посиделок пьяные ноги занесли его в гипермаркет «Ленту». Проходя мимо рядов с обувью, Жека вдруг подумал, что его собственные ботинки уже давно требуют замены. Недолго думая натянул пару новых туфелек, свои боты поставил на полочку и не спеша отправился к выходу. К сожалению, за этими его манипуляциями уже давно с помощью камер наблюдения следили охранники. Так что взяли его прямо на выходе. Видимо работничкам захотелось выпендриться, показать, что не даром свой хлеб едят. Вместо того чтобы обматерить незадачливого воришку да отпустить с миром, вызвали милицию. А там всё по стандарту. Стоимость украденного (около двух тысяч рублей) под статью подходит, постоянной прописки в Питере нет, работы тоже, в итоге – здравствуй тюрьма. Должны, разумеется, дать условку, но посидеть несколько месяцев придётся. Да и судимость останется несмываемым пятном. А кадровые службы в большинстве серьёзных фирм не будут разбираться во всех обстоятельствах. Судим за кражу? Судим. Ну и до свидания.

Конечно, в ИВС все мелочи тюремного быта воспринимаются менее остро, все мысли устремлены в будущее, что-то тебе скажет опер на очередном допросе, чем озадачит.

Надо сказать мне ещё повезло – меры физического воздействия ко мне не применяли. Впрочем, я ведь по своему эпизоду сразу был в сознанке, так что свою законную палочку опера уже срубили, раскрыли особо тяжкое преступление. Это конечно не значит, что сотрудники угро не хотят воспользоваться случаем и навесить на попавшегося человека ещё несколько висяков. Допрашивали меня три дня. Первые два допроса проходили по одинаковому сценарию. Всё что можно было можно рассказать по своему эпизоду, я рассказал практически сразу. Разумеется, про все свои «подработки» предшествующие неудачному налёту не сказал ни слова. Просто бедный школьный учитель. Неудачник, которому большой город оказался не по зубам, но который не захотел бросать любимую работу и решился на отчаянный шаг. В общем, пожалейте меня пожалуйста! Не знаю, насколько опера в это поверили, но возразить им было особо нечего.

Всё остальное время на допросах оперативники пытались прощупать меня на предмет отношения к массе других, нераскрытых дел по району, включая какие-то убийства годичной давности. Впрочем, всё это было слишком зыбко, безосновательно, без особой надежды на успех, так по привычке. Я на провокации не поддавался.

На третий день опер с порога встретил меня словами:

- Ну всё, нашли твои пальчики! – и посмотрел на меня торжествующе.

Если бы у меня, действительно, была ещё одна «делюга», сердце может быть и ёкнуло, а так я лишь с улыбкой поинтересовался, где же могли найти мои отпечатки. Мент обороты сразу сбавил. Оказывается пальчиков никаких нет, есть только показания свидетелей, описывающие ограбление зала игровых автоматов. Мужик, который провернул это дельце, был одет в синие джинсы и тёмную куртку, ну прямо как я. Так как на голове у него тоже была маска, то больше никакого сходства уловить не удалось. Тем не менее опер настоятельно рекомендовал мне подписать признательные показания и по этому эпизоду. Логика рассуждений рассчитана, очевидно, на дебилов и наркоманов. Признаешься в двух делах, получишь условку, признаешься только в одном, впаяют 10 лет.

Когда посулы не подействовали настала очередь угроз. Я в это время полностью отключался и думал о чём-то своём. Мысли тоже не бог весть какие весёлые, но всё лучше этой ментовской трепотни. В конце концов операм это тоже надоело, и они расстались со мной, мило пообещав, что все ближайшие праздники, включая даже Новый год я проведу в тюрьме, причём не в лучшей из камер. Последняя реплика прозвучала особенно мрачно:

- Вот наклонишься в бане за мылом, и начнётся у тебя сладкая жизнь!

Прошло несколько месяцев. Не знаю, какие у ж в «Крестах» лучшие хаты, но та, в которой я оказался, явно не худшая. В баню ходил уже не раз. По тюремным обычаям упавшее мыло следует поднимать не наклоняясь, а приседая, но не следует думать, что в случае ошибки на вас сразу набросятся озабоченные арестанты.

А вот что же будет дальше так и не ясно. Мои коллеги из школы нашли адвоката. Это отец одного из моих учеников. Он уже был у меня, ободрил. Говорит, что шансы есть. Но, в конце концов, всё будет зависеть от судьи.

Что ж, будем надеяться на лучшее!

13 октября

Сегодня к нам забросили Джафара, Джагу – узбека. Весьма колоритный тип – сиженый-пересиженый. Покантовался несколько раз у «хозяина» на Родине, гостил в Бутырке, был на зоне где-то под Тверью, теперь вот добрался и до «Крестов». Расписной с головы до ног, живая иллюстрация для пособия по зэковским татуировкам.

Заехал также по 162-й, но сейчас в суде активно старается её перебить на 161-ю, с разбоя на грабёж. Разница по срокам получается существенная. Там верхний предел пятерик, а по разбойке с него всё только начинается. Сотворил Джафар, по его словам, сущую ерунду, банально сработал на хапок – выхватил у проходящей мимо девчонки мобильник прямо из рук. Такие дела, если не заканчиваются задержанием по горячим следам, раскрываются редко. На беду Джафара, девушка училась в школе милиции, и менты решили постоять за честь мундира – взяли Джагу через несколько дней. Мало того «терпила» заявила, что телефон у неё отняли, угрожая ножом и пистолетом! А угроза насилием, тем более с оружием – это стопроцентный разбой. Пистолет и нож так и не нашли, но это не мешает обвинению настаивать на строгом наказании.

У Джаги было уже два заседания, умудрился получить тысячерублёвый штраф за неуважение к суду. Спросил со своим колоритным среднеазиатским акцентом

- Слушай, Ваша честь, если я в одной руке пистолет держал, в другой нож, чем же я телефон отнимал? Х.ем, да?

В Питере у Джафара живёт брат, так что подогрев к нему идёт. Кроме гречки в пакетиках и бульонных кубиков у нашего нового соседа с собой оказывается несколько плюшек гашика, которые мы все дружно и раскуриваем, благо пустая пластиковая бутылка с обязательной дырочкой является непременной принадлежностью каждой хаты.

Ощущения довольно приятные – можно расслабиться, пробивает на ха-ха, вообще жизнь кажется уже не такой мерзкой.

Тюремных историй Джафар знает массу, кроме того большой специалист по толкованию тюремных и воровских законов. Так он успокоил Лёху, который очень переживал по поводу возможности УДО. С одной стороны, скинуть срок хотя бы на пару годиков, кто же не хочет. Но ведь говорят, что условно-досрочно выходят только козлы-активисты, прогибающиеся под ментов, стукачи и подонки. Джага же утверждает, что авторитеты ещё несколько лет назад решили - выходить по досрочному, а не звонком – не за падло для мужика, если только он не стучал на своих , не якшался с оперчастью.

Ещё одна животрепещущая тема – тюремные масти. Ромка пересказывает слышанную историю про одного крутого пацана, которого менты не только избили в тюремном коридоре, но и обоссали. Считать его обиженным или нет? Известно ведь, что за изнасилование другого зэка по беспределу, могут даже убить, но честь пострадавшего это уже не восстановит. Джафар опять уверенно заявляет:

- Э! Менты не считается. У нас же с ними война. Это то же самое, если бы они меня водой облили. Вот если свои, бродяги такое сделали, значит было за что, значит прямая дорога в обиженку.

16 октября

Лёха сегодня ходил на свидание, вернулся довольный, рот до ушей. Пообщаться на такой свиданке особо не получится, я ещё на ней не бывал, но, легко понять, что не разделяющее стекло, ни разговор через телефонную трубку особой интимности не создают, тем более что в двух шагах от тебя сидят такие же арестанты, а сзади регулярно прохаживается вертухай. Впрочем, именно через свиданку идёт значительная часть нелегальных передач, естественно, под контролем охранников. На этот раз Наташка передала Лёхе флакон с каким-то наркотским зельем, который удалось успешно заныкать на галёрном шмоне. Вроде бы амфетамины.

Самый обычный одноразовый шприц в тюрьме, естественно, тоже большой дефицит, но одалживаться у кого-нибудь на галёре Лёха не хочет, то ли брезгует, то ли боится попалиться. Из ещё одной секретной нычки достаётся своеобразная самодельная машинка. В принципе всё просто – к небольшому пластиковому пузырьку, который легко сжимается, крепится обычная медицинская иголка. На меня, который и обычных то уколов побаивался, впечатление она производит самое жуткое.

Джафар и Лёха радостно возбуждены. Руслан ещё ни разу не кололся, может быть и не стал бы, но ему завтра ехать на продление меры. Пойдёт шестой месяц его пребывания в «Крестах». Бедный Руслан регулярно каждый месяц пытается объяснить судье всю ситуацию, просит очную ставку с потерпевшей. Просил и меня подготовить для него речь. Я, конечно, пытался объяснить ему, что суд сейчас дело по существу не рассматривает, а лишь решает вопрос об оставлении или изменении меры пресечения до начала процесса. Естественно, никаких новых обстоятельств позволяющих отпустить Руслана под подписку не обнаруживается. За время сидения в тюрьме у него не появилось ни постоянной прописки в Петербурге, ни официального места работы, необходимую сумму для залога он тоже не собрал. Руслан всё это молча выслушал и вновь повторил свою просьбу. Я что! Мне не жалко! Постарался написать как можно более логично, хоть и понимаю – всё зря, судье до этого абсолютно никакого дела нет. Так что сегодня у парня настоящие «гонки», волнуется, хоть и не хочет этого показать. Возможность скрыться от беспокойства в наркотическом дурмане слишком уж соблазнительна и своевременна, чтобы от неё отказаться.

Так что я оказываюсь в гордом одиночестве. Надо сказать, что настаивать или принуждать никто не собирается. Как говорится, наше дело предложить, ваше дело отказаться.

Лёха с Джафаром справляются со всем самостоятельно, Руслан сам в вену не попадает, приходится помогать новичку.

Следующие несколько часов и не кошмар, конечно, но явно не самые приятные даже за эти несколько месяцев. Окончательно понимаю, как всё-таки здорово, что не оказался в камере с настоящими наркошами, которые вмазываются при первой представившейся возможности, а в промежутках ищут все возможные способы для получения кайфа. Положение моё немного напоминает ситуацию, когда случайно очутишься абсолютно трезвый среди уже хорошо поддатой компании. Ни ты людей не понимаешь, не они тебя. А кроме того ведь чётко осознаёшь, что люди тебе неприятны, опасаешься их, брезгуешь. На воле почти всегда есть возможность ускользнуть от столь тяжкого испытания, но здесь приходиться испить чашу до дна.

К счастью, в отличие от пьяниц, под наркотой люди в гораздо большей степени сосредоточены на своих личных ощущениях, а не на окружающих. Никаких назойливых предложений пропустить хоть по одной, никаких вопросов в стиле: «Ты меня уважаешь»? Каждый занят своим, так сказать, «делом».

Лёха занавесился ото всех, нацеплял на шконарь полотенец, шуршит какими-то бумажками, скорее всего своей заветной эротической тетрадочкой. Судя по всему у него начинается «сеанс», так целомудренно в тюрьме называют занятие онанизмом. Джафар буквально весь переполнен энергией. Эротический момент в его занятии тоже присутствует. Он перебирает толстую пачку скопившихся за несколько лет в камере самых разнообразных журналов, ищет фото симпатичных девушек, аккуратно вырезает их мойкой и наклеивает над толчком и раковиной с помощью куска мыла. Вначале он пытается привлечь меня в качестве консультанта в вопросе о женской красоте и в определении того, какая фотомодель достойна украсить своим телом жилище порядочных арестантов. После того, как я пару раз игнорирую вопросительные восклицания, Джага тоже полностью уходит в себя, и если и разговаривает, то только с девушками на блестящих листках. Очень скоро весь наш гигиенический уголок полностью блистает глянцем. Может быть теперь заходить туда почаще?

Спокойнее всего ведёт себя Руслан. Он просто лежит на своём шконаре с блаженной улыбкой уставившись куда-то в одну точку, находящуюся, судя по всему, где-то в верхнем правом углу хаты. Что он там видит в своих мечтаниях, женщин или нет, неизвестно, но образы эти несомненно приятные. Мне же приходиться довольствоваться эффектной концовкой властелина колец.

23 -25 сентября

От наркотиков оказывается тоже бывает похмелье. По крайней мере именно это состояние отражается на лицах всех моих соседей, кроме Руслана, который отправился на суд слишком рано, чтобы его можно было как следует рассмотреть. Но когда он вернулся вечером вид у него был абсолютно убитый. Перспектива ещё как минимум месяц провести в «Крестах» его явно не радует.

В хату напротив с утра закинули педофила – изнасиловал тринадцатилетнюю девчонку. Соседи показывают его нам через кормушку. Уже пожилой, сильно за пятьдесят, невзрачненький, побитый жизнью мужчина, самим своим видом способный вызвать жалость. Вечером ему как следует плеснули кипятку на яйца. Не знаю, сохранится ли у него потенция, но вопля такого я ещё никогда не слышал. Рвать ему жопу никто не стал, хотя по всем понятиям имели на это полное право, то ли вообще не оказалось в этой хате любителей подобных развлечений, то ли уж очень неприглядный мужичок оказался.

Джафар давно обещал угостить нас настоящим узбекским пловом и вот сегодня решил взяться за это нелёгкую задачу. Без казана и даже без кастрюли со сковородкой задача кажется абсолютно невыполнимой, но только на первый взгляд. Сначала мелко крошим копчёную колбасу, обжариваем её в кипящем масле по нашему патентованному способу с кипятильником. Потом таким же образом обрабатываем морковку, лук и чеснок. Всё это складываем в отдельную шлёмку. Осталось приготовить рисовую основу. Рис в маленьких пластиковых пакетиках можно покупать через местный магазин. Варить крупу на кипятильнике, причём не Бог весть каком мощном, занятие не быстрое, но нам ждать, не привыкать, как и большинству здешних обитателей. Все ингредиенты смешиваются в большой кантюхе и щедро сдабриваются аджикой, которой у Джафара большой запас. Надо сказать, что плов никогда не входил в число моих любимых блюд, но этот… Ароматно пахнущий, как следует промасленный, в меру острый! Амброзия да и только.

Вечером наконец-то удалось дозвониться до Жанны. Ни одного из её номеров наизусть я не помнил, даром, что телефонов целых три штуки. Так что связываться пришлось достаточно головоломно. Сначала поговорил с сестрой, той удалось выловить Жанну на просторах интернета, в «Контакте» и та сообщила номер мобильного, как сказала сестра не с очень большой охотой.

Разговор не отнял много времени, мне пожелали удачи и достаточно недвусмысленно дали понять, что приличной девушке общаться с таким преступным типом как я абсолютно не пристало, и что звонки из «Крестов» в два часа ночи – это абсолютно не то, в чём она, Жанна, нуждается. Что ж всё прошло именно так, как и предсказывали сокамерники, впрочем, спорить с ними по этому поводу я не собирался ещё до звонка.

3 октября

Не писал несколько дней – накопилась масса новых впечатлений. Когда же это было? Три дня назад. Точно!

День начался лениво и неспешно: после проверки спали ещё пару часов, позавтракали, размазывая по шлёмкам кашу, а вскоре и в баню пора идти. Вернулись освежённые, довольные, как никак не 15 минут постояли под душиком а добрых полчаса, и вода сегодня на удивление – в меру горячая, напор подходящий. Не успели ещё чай вскипятить, как ключи заклацали, и перед нами новый постоялец, восточного типа дядечка лет пятидесяти. Оказалось земляк Джафара, идёт по 111-й ч. 4, тяжкие телесные со смертельным исходом, по максимуму 15 лет. Впрочем, новый сосед, просидел 3 месяца в несознанке и также собирается действовать дальше. Представляется Федей, говорит, что настоящее имя слишком уж трудное для произношения. Перевели его к нам из другой тюрьмы, из Горелово. Это не редкость, многие арестанты успевают ещё за время предварительного заключения сменить не только несколько камер, но и тюрем. Для чего это делается – понять сложно. Возможно, дополнительный психический прессинг, частая смена обстановки и постоянные этапы не способствуют спокойствию.

Не успели ещё с Фёдором как следует пообщаться, опять дверь открывается, и вновь новое лицо, на этот раз молодое, не больше двадцати лет. Серёга отсюда из «Крестов», их хату только что раскидали. Мир вообще тесен, а тюремный мир тем более. Оказывается именно в их камере жил Саня, который переночевал у нас одну ночь, и которого Ромка с Лёхой запугали бэ-эс хатой и злобными узбеками. Что уж он сделал своим сокамерникам сложно сказать. Сергей говорит про скрысенную дачку, а там кто знает. Во всяком случаем закончилось всё тем, что наш старый знакомый получил в бок заточкой и теперь отправится на больничку, а его соседей раскидают по разным камерам и будут шить ещё одно дело.

Нас теперь непривычно много – целых шестеро, в моём неопытном представлении возможный максимум. Придётся видимо потесниться, начинаем группировать вещи с целью освободить хоть какую-то свободную площадь для новичков.

Однако для меня всё самое интересное было ещё впереди. Не прошло и получаса, как вертухай прокричал в кормушку:

- Зимин! Через десять минут на выход. С вещами.

Вот так вот. Решили-таки не перегружать камеру, да и опустевшую теперь хату надо заполнить, вот и выдернут трёх-четырёх человек. Ну почему мне так не везёт? Возражать смысла не имеет, твоё мнение и желания никого не интересуют. Начинаю скатывать матрац и паковать вещички. Лёха и Руслан тоже огорчены, засовывают мне чай и сахар в мешок и даже несколько пачек курева. Лёха торопливо даёт последние напутствия.

- Ты там особо языком не трепи. Присмотрись, что за люди. Если будут какую пургу гнать, говори: «Я порядочный арестант. За мою порядочность отпишите в 383». Ну давай, ни пуха!

Спустя пять минут я уже иду перед цириком по галёре, закинув на плечо связку белья. Что-то ждёт меня там, на новом месте жительства?

В хату меня привели четвёртым, последним, все остальные уже в сборе. Тоже смотрят слегка ошалело, изучают новую хату и Богом посланных соседей. Я закидываю вещи на привычный второй ярус и тоже включаюсь в ритуал. Слава богу есть чай, на стене висит кипятильник, и кружка с чифиром очень скоро развязывает языки и придаёт бодрости.

Теперь уже и новые сокамерники кажутся вполне милыми людьми. Один, Виталя, видимо недавно побывал в неслабой переделке, через весь живот тянется на живую нитку зашитый шов, на лбу самая настоящая вмятина глубиной, наверно, пальца в два. Славон – бодренький подвижный коротышка с постоянной улыбкой на лице и непрерывным потоком шуточек. И наконец Санёк. Глядя на него нельзя не вспомнить детский стишок – палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек. Саня действительно весь состоит из таких вот тоненьких палочек. Не успел ещё отъесться на тюремной каше? Что ж, будем надеяться на лучшее.

15октября

Ну что, жизнь опять вошла в колею. Жизнь тихая, спокойная. Первое время казалась уж слишком тихой и замкнутой. Трубки ни у кого из сокамерников не оказалось, перспективы её приобретения невелики, так что от привычного ночного общения приходиться отказаться. Ещё один неприятный сюрприз – кормушки на этой галёре оказались заварены – к ним приклепали железные листы и теперь через оставшееся отверстие можно взять миску с кашей, но о том, чтобы высунуться и пообщаться с соседними камерами речи уже не идёт. «Конь», правда, в хате нашёлся нормальный, так что с парнями наверху и внизу общение поддерживаем. И всё!

Так что поневоле всё внимание сосредоточено на соседях по камере. У каждого своя печальная история.

Виталик посещает «Кресты» уже в третий раз. По первоходке получил условку, во второй раз попал в тюрьму уже с «рюкзаком», неокончившимся испытательным сроком, и уехал на 5 лет на зону. Несмотря на третью ходку к блатным себя не относит, мужик по масти. Впрочем, все остальные в хате тоже. Кстати все ещё и русские, так что состав наш удивительно однороден. Промысел Витальки был достаточно незамысловат – посещал пригородные дачи в отсутствие их хозяев в поисках полезных вещей. Иногда можно взять неплохой хабар. На этот раз дачному рейду сопутствовало фатальное невезение. Мало того, что добыча вся состояла из бутылки коньяка, пачки сока и постельного белья, так ещё и соседи почему-то оказались в своей загородной резиденции в неподходящий по сезону срок. Набросились на Виталю втроём и как следует намяли бока, в больнице провалялся три недели. Никто, конечно, не будет лежать спокойно, когда его избивают, так что сосед тоже пытался вырваться, даже нож достал – теперь кроме привычной 158-й (кража), на нём висит нанесение вреда здоровью, порезал мужику ладонь, и ещё угроза убийством! Лишние год-два уже гарантированы! Интересно, а те кто его ловил, они что выражались исключительно на литературном русском языке? Никаких угроз и оскорблений?

Славка оказался действительно очень весёлым неунывающим пареньком, просто идеальный сосед. Сам он из Великих Лук, из всей родни у него в наличии осталась одна восьмидесятилетняя бабка. Поехал парень искать счастья в большом городе, но работа подсобником на крупном заводе такового видимо не принесла. Так что, когда однажды вечером приятели после пары-тройки пива предложили тормознуть тачку, а затем избавиться от всего лишнего, то есть от хозяина, эта идея была воспринята с восторгом. Желающий подкалымить водила нашёлся довольно быстро. Славкин приятель накинул хозяину машины на шею поясок, сам Слава страшным голосом заорал.

- Гони деньги, сука!

Водитель то ли сообразил, то ли просто с перепугу, резко нажал на клаксон и ударил по газам. На улице оказалось не так уж мало народу, как показалось по пьяной лавочке, менты тоже подоспели на удивление быстро и повязали горе разбойников.

Остаётся Санька. Теперь я понимаю, почему доктор посчитал меня наркоманом, худоба это их фирменный знак. Впрочем, кажется, что до Сашки мне ещё далеко. Сам он детдомовский, действительно сирота или, что случается гораздо чаще, маму с папой просто лишили родительских прав, не интересовались. В общем ходил в школу, пил пиво, спал с девчонками из соседней группы. Когда исполнилось 18 получил полагающуюся по закону комнату и приличную сумму денег. Всё это, в том числе и недвижимость, очень скоро оказались превращёнными в героин. Заторчал парень серьёзно. В тюрьме он оказался за тяжкие телесные со смертельным исходом. С компанией таких же торчков избили какого-то мужика, который через пару дней скончался в больнице. Что им этот мужик сделал, не так посмотрел, не то сказал, отказался помочь деньгами – Санька этого уже и не помнит. Сейчас он ещё более менее пришёл в человеческое состояние, после двух недель жесточайших ломок, которые и до сих пор вспоминает с содроганием. Удивительно, как менты не воспользовались случаем, в таком состоянии человек за дозу готов взять на себя хоть серийные убийства. Теперь физическая зависимость от наркотика снята, но вот психологическая… Санёк и сам не скрывает, что если бы каким-то чудом оказался на свободе, первым делом отправился к барыге. Ничего лучше героинового кайфа он в своей короткой жизни не видел и искать не собирается.

Если в прошлой хате я был единственным читателем, то здесь все начинают приглядываться к валяющемуся в разных углах камеры чтиву. Мне удалось захватить роман Вальтера Скотта, остальные довольствуются Марининой и Донцовой. За книги нехотя берётся даже Санёк, который и такое распространённое в тюрьме слово адвокат умудряется произносить как «аблакат». По его собственным словам он за одну эту неделю прочёл больше, чем за несколько школьных лет.

Дачки имеем шанс получить только я и Виталя, так что больше недели пришлось провести на одном положняке, даже суп с соевыми фрикадельками наконец попробовал – на мясо не очень-то похоже, но съедобно. Зато теперь в полной мере наслаждаюсь чифиром: в этой хате его любят все и готовы пить, похоже, круглые сутки. Ну на сутки никакого чаю не напасёшься, даже если вторяки как заварку использовать, но раза три-четыре это точно. Хорошо, что каждый догадался, отправляясь на новое место жительства захватить по пачке-другой чайку. Когда передачки всё-таки приходят, с разницей в два дня и мне, и Витальке, доводится попробовать ещё более термоядерный напиток. Виталий недрогнувшей рукой отправляет в крепчайший чифирь пару ложек растворимого кофе и забеливает сгущёнкой. По его словам, очень бы не помешала таблетка цитрамончика, которая бы придала вареву абсолютно убойный эффект. Но и без медхимии крышу сносит неплохо. Появляется неудержимое желание попрыгать, сердце бьётся, как сумасшедшее. К сожалению, подобие похмельного синдрома тоже присутствует, через пару часов накатывает головная боль.

Гораздо больше времени в новой камере уходит на сон, никаких ночных разговоров, никакой боязни шмонов. Спим от полуночи до проверки, да и днём можем пару часиков половить Морфейку, как выражается Славик, почему-то запомнивший именно этого греческого божка. Когда он произнёс это имя в первый раз, Санёк весь затрепетал, слишком уж оно напомнило ему морфий.

Один раз во время такой сиесты дверь камеры открылась, пропустив в наше обиталище человека в модном костюме, тонких очках и, что самое удивительное, в галстуке. Эту деталь туалета не приходилось видеть уже несколько месяцев. Мы спросонья подумали, что нам подкидывают такого интеллигентного соседа – оказалось тюремный психолог. За спиной два цирика, готовы ко всяким неожиданностям. Впрочем беседовать с нами гость не собирается, выдаёт кипу каких-то анкет и исчезает мимолётным виденьем. Вечером углубляемся в эти вопросники. В целом вполне обычные тесты, такие и на воле в ходу во многих учреждениях. А вот опросы вызывают негодование, смешанное со смехом. Ну как вам, например, такой вопросик: «Удовлетворены ли вы возможностью пообщаться с близкими по мобильному телефону»? Варианты ответов прилагаются. Резюмируем одновременно. «Совсем мусора охренели, надеются, что арестанты сами на себя доносы писать будут»? Решаем анкеты не заполнять, а бумагу использовать для более насущных нужд. Такую мелочь как туалетная бумага при передачах очень часто забывают. Ну не способны люди понять, что где-то и эти вещи могут быть страшным дефицитом.

28 октября

Наступил и мой черёд ехать в суд. Подходит конец меры пресечения, надо продлевать. Впрочем, я надеюсь, что мне назовут дату непосредственно слушания. Корпусной назвал фамилию на вечерней проверке, пришлось греть воду, наводить мыльную пенку и бриться.

Не знаю специально или нет, но вся процедура отправки человека в суд построена так, чтобы на процессе он предстал полностью издерганным и уставшим. Из камеры выводят в пять утра, это при том, что первые автозаки начинают забирать арестантов только после девяти. Четыре часа приходиться в полной прострации сидеть в переполненном собачнике. Нельзя забывать, что часы держать в тюрьме не разрешается, так что в ночь перед судом практически все не спят вообще. Никому неохота проснуться от мата корпусного и отправиться на процесс неодетому и в тапочках.

Поездка в битком набитом зэковозе тоже не настраивает на мажорный лад. В суде тебя ждёт такая же тюремная клетка, в которой и проведёшь большую часть времени. Если твоё заседание назначено на вторую половину дня, могу заверить, единственным вашим желанием будет, чтобы вся эта судебная тягомотина побыстрее закончилась, неважно с каким результатам, и вас отвезли обратно отсыпаться в уютную камеру, пускай даже уже на осуждёнке.

Моё слушание было где-то ближе к полудню. Огромный конвоир, защёлкнув наручники, и критически меня оглядев, вопрошает:

- По какой статье?

После моего ответа недоумённо щурится.

- Ты больше на маньяка похож!

Кошмар какой-то! Тут маньяк, там Чикатило – так можно и комплекс неполноценности заработать.

Браслеты с рук снимают не раньше, чем заводят в железную клетку. Само слушание занимает не более пятнадцати минут. Меру пресечения мне оставляют прежнюю: прописки питерской нет, да и преступление тяжкое, есть основания предполагать возможность продолжения преступной деятельности и всё в таком духе. Зато к моей радости дату рассмотрения дела по существу действительно назначили – есть теперь чего ожидать.

Часов до пяти вечера опять та же клетка в подвале суда. Потом поездка обратно по переполненным питерским улицам. По камерам сразу не разводят, ждут когда соберутся все «судейские», так что опять пресловутый собачник часа где-то на три. Помню, как я удивился, когда узнал, что многие платят ментам рублей сто-двести за то, чтобы их быстро подняли в свою хату. Платить за то, чтобы очутиться в своей же камере? От которой тебе и так никуда не деться! Бред! Теперь-то я их понимаю. Сам бы с удовольствием заплатил, было бы чем. Наконец после недолгого и достаточно поверхностного шмона нас развели по галёрам. Возможность растянуться на шконаре и выпить кружку чая кажется просто счастьем. Каждому отправляющемуся на суд выдаётся сухой паёк: суп и каша в пластиковых баночках. Но кипятка предложить никто не догадывается, так что и голод уже чувствуется в полной мере. Но сначала спать, спать, спать..

12 ноября

Ну вот, настала последняя ночь в этой хате. Сегодня утром опять покидать «Кресты» в чреве автозака, а где-то я буду вечером? На воле? Или в другой камере, в корпусе для осуждённых, ждать этапа? Сокамерники уже спят, пожелали мне не возвращаться. Выпиваю третью кружку кофе, скоро начнёт тошнить от него. Может чифиря заварить? Пожалуй не стоит – к самому суду как раз вся бодрость и пройдёт.

Вчера вечером искренне смеялся – редкое дело. Вечером пришёл мой адвокат, скорее просто для того чтобы подбодрить, а не с конкретным советом. Времени было уже около пяти, так что на следственном народу мало. Ждать отправки на корпус пришлось одному. И вот сижу я аккуратно побритый, в немятой рубашке, очках – дверь открывается, в неё просовывается очень юное и немного испуганное лицо.

- Мне к вам?

Я ничего не понимаю, но автоматически киваю. Юноша проходит и робко присаживается на лавочку напротив меня. Смотрит выжидающим взглядом. Начинаю кое-что понимать. Оказывается парень только вчера заехал в «Кресты», сегодня к нему явился нанятый родителями адвокат. После встречи с защитником его отправили сюда, естественно не объяснив, а что собственно дальше. Начиная уже давиться от смеха, спрашиваю:

- А меня ты за кого принял.

- Ну, за следователя.

Смеюсь до колик. Что ж, наверное, следователь это всё-таки лучше, чем маньяк.

Сколько же сейчас времени? Наверное, немало – спать хочется. Чу! Слышатся шаги на галёре и звон ключей. Быстро куртку на плечи. Туфли на ноги, тапочки в уже приготовленный баул. Шаги всё ближе, надо ставить точку, дневник тоже в рюкзачок и вперёд. Надеюсь, продолжения писать не придётся – на воле будет не до того. Вперёд! Вперёд!