Ольге Кяо Сумрак комнаты. С жалобой чаек спорят медленный скрип флюгеров и дрожащее эхо шагов. Сквозь колючий узор молочаев и витраж изумрудных листов угол ставня с зазорами трещин, мох на гребне щербатой стены, словно скорбный побег седины. Суроватому камню завещан серый колер балтийской волны. Вязок сон терракотовой кровли, воздымающей к небу горбы, но на пике кирпичной трубы красно-розово-рыжий неровный распускает цветок ворожбы, шевеля драгоценные перья, чайка в алых рассветных лучах, привставая на плоских мысках. И откликнется вдруг в подреберье струнка грусти. В минувших веках пожелтевшая дрогнет страница, возле ратуши звякнет фонарь, в Кельдер-баре бочонок, как встарь, покачнётся на кованой спице, что огранкой отделал кустарь. Мы пройдём молодою оравой по брусчатке Короткой Ноги, за отсутствием звонкой деньги вверх швыряя кошель свой дырявый, не приемля ни лжи, ни брюзги, ни кумира. По слову Вийона воспитаем свободную речь, и её ни казнить, ни пресечь не удастся безумным законам, ни в холопьи вериги упечь. Школяры, босяки, лицедеи, книгочеи, певцы, драчуны, почитатели звонкой струны… Будет длинною Германа шея, и бока Маргариты грузны, и к Господним полям Олевисте шпиль поднимет сквозь облачный плен… Но ещё через хаос и тлен долог путь по дорогам кремнистым в лихолетье больших перемен. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
