* * *

- Баба, а почему она орёт так…

- Да больно ей… эта же кости в тазу расходятся сначала, а потома-ка назад встают…

Баба Василиса кинула в кипящий с водой чугун пучок сухой травы.

- Чё я делаю? – спросила она меня игриво.

- Ты кидаешь богородскую травку, чтобы она закипела, а как скипит 10 минут, добавим воды колодезной и если скупнуть родившегося ребёнка в такой воде, то он хворать не будет!

- Молодец, ты у меня…

Баба погладила меня по голове.

-Поди, волосы прибери, завяжи косынкой, руки обмой с мылом и ко мне беги…

Я выполняла всё без прикословно, ведь в ученицах у бабы Василисы я «ходила» уже три года. Мне было 7 лет…

Она привела меня смотреть роды, предварительно объяснив, как это происходит.

- Катенька, зажги-ка лампадку, потухла опять… ветер сильный… так и дует в окна, ажно и я промёрзла… час печку жарче справим. Лёнька! Дров принеси поболее! С окон у вас дует сильно…

- Да вот… Наташка не поспела их заделать… рожать надумала…

Дядя Лёня видно нервничал и держал папиросу во рту другой стороной и всё никак не мог её подкурить. Тётка Наталья снова отрывисто вскрикнула, и след Дяди Лёни из избы простыл…

- В страшные времена живём Катенька! Ох, в страшные… раньше-то как было, родить помогали бабе, а щас чё? Придумали этих врачей, они не помогают рожать, они вытаскивают, выдавливают, выкорчёвывают, вырезают плод! Наташка-то к нам попала… повезло бабе, да?

Она весело потрепала меня за косу:

- Ну, чё? Ты готова помочь появиться дитю на свет?

Я засмеялась и кивнула. Мы снова зашли в комнату, где сидели две женщины, баба Васа их знаком прогнала. Она осторожно потрогала огромный живот женщины.

- Катюша, поди-ка сюды! Вон видишь? Это ребёнок встал головкой вниз, а значится всё идёт как надо… Подай-ка Наталье отвару!

- Пошто ребёнка-то позвала? - отрывисто произнесла женщина.

- А по то и взяла с собой, что вижу я , пора пришла ей, умница она у меня, всё сделает как научу, только болтает много, без умолку… А ты не переживай, всё идёт путём, а девчонка не помешат!

Я поднесла к губам тётки Натальи железную кружку с остывшим отваром. Приподняв голову, осторожно напоила её.

- Ишь ты… - сказала тетка, откинувшись на подушки, - Ни капли не пролила… посрелёнок…

- А то!? То ли ещё будет…

Мы ждали очень долго. Я постоянно готовила отвар. А тётка Наталья уже не обращала на меня никакого внимания, она была поглощена другим, всё её тело и душа помогали появиться ребёнку на свет. Ей становилось всё хуже и хуже. Она громче кричала, я обтирала её уксусной водой от жара.

В один момент баба Василиса схватила меня за руку:

- Поди, возьми Леньку, и идите во двор! Вишь, не по спевам мы, надо поторопить роды. Возьми все ключи… сама знашь чё делать! Помнишь?

Она говорила очень серьёзно. Я, конечно же, поняла о чём она меня попросила. Это некий специальный ритуал. С чувством великого торжества, наложенной на меня самой ответственной миссией, я вышла из комнаты и подошла к дяде Лёни.

- Дядя Лёня, ты в Бога веруешь? – спросила я.

- Верую, а что с Натальей плохо, да?

- Нет, но ты должен помочь ей, чтобы она разродилась… пойдём к иконе… а теперь повторяй за мной. «Матушка Богородица, заступница матерей, выйди из небесных дверей, укрепи рабу Божью Наталью, плод чрева и чрев плода. Аминь».

Дядька всё повторял вполголоса, он был очень напуган. Я взяла его за руку и сказала:

- Почему ты трясёшься дядя, ведь не тебе же так худо, а ей?

Он вытер со лба пот и молча мне кивнул.

- Дядя, давай дальше, говори «Христос родился, и мы младенца ждём. Аминь». А теперь мы с тобой должны открыть все шторы в избе, открыть все замки, и на амбарах, везде-везде, где только они у вас во дворе есть.

Я выполняла всё строго и «чинно». Дядя Лёня слушался меня без прикословно, открывая замки везде. Потом я зажгла свечу.

- Пока свеча догорит, тут она и родит, аминь, аминь, аминь…

Всё вышло именно так. Я с великим изумлением смотрела, как рождается ребёнок. Когда бабушка его подхватила, то я бросилась к ней. Она быстренько перевернула его вверх ножками и шлёпнула. Он закричал…

- Наташка, ты девчонку принесла…

С этими словами она уже быстро отрезала пуповину, перевязала её и замотала ребёнка в марлю.

- Катерина! – строго позвала она меня, - На-ка, вот… да аккуратней…

- Уронит… вдруг…

- Такая не уронит! Сама упадёт, но не уронит!

Я держала маленький крикливый комочек, который жалобно пищал. Мои руки обвили тельце очень нежно, словно я держала очень хрупкий предмет в скользких руках…

Мои глаза перестали видеть из-за слёз, которые горячими и щекотливыми потоками катились по моему лицу… Это было чудо… чудо, которое появилось из ниоткуда…

Я потёрлась лицом об марлевую пелёнку, чтобы вытереть слёзы. Внезапно комочек прекратил пищать… и тут я внимательно посмотрела на крошку. Она сморщила красный носик и начала чихать, один раз, два… три… семь…десять…

- Будь здорова! Будь здорова… – едва успевала я ей повторять.

- Неси сюды… искупаем её… с Натальей порядок и дитю пора обмыться…

Мы купали девочку в маленькой ванночке, завернув в пелёнку.

- Видишь, это мы её в тряпке купаем, чтобы не замёрзла, привыкла в утробе к теплу… а то застудится, может…

Мы выкупали новорожденную, завернули её в пелёнки, и баба снова вложила мне девочку в руки.

- На, покачай малёха… я схожу за Лёнькой.

Я вполголоса напевала «баюшки баю», покачивая малютку и тут… она престала корчиться и плакать… она открыла глаза… глаза удивительной голубизны… она осознанно посмотрела на меня…

- Глаза-то ещё поленяют… - сказала подошедшая баба, - Они все рождаются с голубыми глазами! Все до единого! А потом через сутки глаза начинают менять цвет, а рождаются все как есть с голубыми!

- Дядя Лёня, вот она, ваша девочка…

Я осторожно протянула ему ребёнка, девочка, почувствовав другие руки, закричала и её тут же передали маме.

- Имя придумали?

- Да мы и не знали… до последнего тётка Варвара сказывала, что парнишка будет…

- Нашли, кого послушать! Ну, думайте имя… думайте…

- А как тебя зовут кареглазая, а?

- Катенькой…

- Ну, вот оно и имя само к нам пришло! Что Наталья скажешь, что если Катерина Алексеевна?

Тетка, улыбаясь, кивнула.

Дядя Лёня поднял меня на руки:

- А лет-то сколько тебе?

- Уже семь! Я в первый класс нонче пошла…

- Ишь, ты! И не убоялась на такое дело!

- А чё бояться? Я же тоже буду детей рожать, мне баба так сказала…

Он смеялся:

- Ну, чем тебя поблагодарить-то?

- Рубь дадите, я рада буду…

-Рубь! Чё-то купить задумала?

- Я мишку хочу купить в магазине. Он стоит три рубля…

- Так тебе ж не хватит-то…

- А тетка Анна должна родить вскоре, а потом Пронина… и так я накоплю…

- На вот тебе!

Дядя Леня подал мне пятёрку. Я была счастлива до безумия…

Мы с бабушкой возвращались домой.

- Баба, у тебя заночую? Боюсь, сестра деньги отымет мои…

- Пойдём… пойдём… - смеялась баба, – С утра сгоняшь в магазин, купишь мишку свого… А на кой он тебе нужен-то?

- Заворачивать в платок буду, как в пелёнки и буду играться, что сынок мой – Мишенька!

- Так купи куклу!

- Неа… не охота мне…. куклы уже есть, мишку хочу…

-Ну, как хошь…

Мы сидели за деревянным столом, накрытым чистой клеёнкой и ели картошку варённую, политую рыжиковым маслом, заедая в прикуску солёными груздями со сметаной. Баба Василиса часто угощала меня такой едой, так как дома я питалась иначе, то эта еда мне казалась неимоверно вкусной. Моя мама сидела всегда за столом, и рядом лежал ремень, если я не хотела, есть, то она меня ругала: «Ешь, глиста в корсете…» - повторяла она, пытаясь меня накормить мясными котлетами или пельменями, которые я почему-то не хотела. У бабы всё было иначе, я кушала сама с аппетитом и с удовольствием.

- Люблю я Катенька, когда ты гостья моя! Одна же я стала! Только и разговариваю с больными да кривыми…

Баба смеялась.

- Люблю, как ты говоришь, мала ещё, а как чё отлепишь…

- Баба, почто у тебя нет никого? А мамка и папка?

- Померли давно… замуж я не пошла, потому что себя всю отдала вот целительскому делу. Вышла бы замуж – силу потеряла бы… а сейчас сижу одна, как сыч… Может бы и лучше было бы, коли вышла бы замуж… не знаю… Всему Господь повелитель! Так, стало быть, надобно! А ты чё? Поди, замуж-то за офицера хошь?

- Не… не хочу я замуж за офицера! Я бы за д’ Артаньяна пошла бы…

-А кто ж это такой?

- Артист… в кино показывали…

Бабушка громко смеялась на до мной:

- Артист! Так тебе же в город надобно поехать тогды?

- Надобно, вот я и поеду. Сейчас мишку куплю, а потом накоплю денег и уеду замуж за него…

- Ты чё, Катя! Наплачешься в чужой недоброй сторонушке… Город-то это жизнь другая! Всё тама по-другому! И люди другие, да и говорят они по-особому, ни как мы!

Баба заговорила серьёзно:

- Коли выйдешь замуж за городского, увезёт тебя далёко-далёко. Будешь ты во чужой сторонушке, как сорванный цветочек… Там сами двери тебя будут толкать… Там окна будут на тебя коситься… Там каждая ступенька будет тебя с ног сбивать… не слышать тебе ласкового слова, не есть досыта! А свекровь, ой, городская свекровь это змея подколодная, насмешница, её слова как яд убивает… вот чё бывает, когда замуж далеко уезжают… Эх, не плясать Катенька мне на твоёй свадьбе, не выпить мне рюмку за твоё здоровье, не принимать мне твоего первенца… всё Катюша от того, что в тот год, когда замуж ты пойдёшь, помру я…

Баба Василиса подпёрла свою голову рукой, и, глядя отрешённо в ночное окно, запела грустную старую песню.

………..

Коршун – сокол подлетел,

Наш цветочек подхватил

В небо чёрное летит…

Нашу ягодку уносит…

Нашу девочку увозит…

 

КОНЕЦ