Что хочет автор. Литературные конкурсы

Кто-то боится природных катаклизмов, кто-то – техногенных катастроф, а я всю жизнь страшилась безукоризненного исполнения собственных желаний. Отчего-то начинала трястись всякий раз, когда едва обозначалось желаемое. Странная женщина… Других учила дерзать, а сама? И началось все как-то исподволь. Конечно, в природе существовала точка отсчета такого отношения к себе, но я не помнила, не ухватывала причины. Будто смыло из памяти событие, которому я была обязана ужасом от мечты!..

Вместо нужного в голове все время крутится

хорошо отредактированная глупость. Да-да. Вроде этой:

- До тех пор, пока мы сами не избавим свое сознание от шелухи догматичных представлений о мире, никто нас не сумеет просветить.

Вера, конечно, нужна. Но необходимо еще и личная заинтересованность в познании. Что, кроме нее может спровоцировать интеллект на энергичную работу? Знание с нами со дня рождения. Нужно просто заставить себя сначала вспомнить, а потом – не забывать.

Трудно представить, сколько желающих занять наше место в иерархии разумных! Нас, каждого в отдельности и всех вместе взятых, старательно спихивают с позиций, которые человечество завоевало в межвидовой борьбе. Каждое тысячелетие люди должны подтверждать свою разумность и свою духовность. А мы, либо рабски ожидаем лучшей жизни после смерти, либо, наплевав на посмертие, разрушаем свою и чужую души, вместо того, чтобы познавать и созидать.

Душа… Ведь души – это земные звезды. Они отражают Землю в бесконечной тьме космоса. Делают планету видимой и значимой для Него.

Под земными созвездиями живут и гибнут государства, нации. Связывает всех и вся Ветер. Ему не страшны ни время, ни расстояния, ни отсутствие света. Ветер, как умное чувство, нужен не осознавшей себя материи… Блажен, кто подружился с Ветром, и служит ему, не ведая будущего, не осознавая настоящего.

Если б знать, откуда в мозгу застряла такая чушь?!! Нет. Не могу вспомнить. Больно. Больно! Больно?..

в которой встречаются подруги спустя 20 лет

Двое детей, один из которых мальчик 12 лет, заскучать не дадут. В придачу к пытке родительским усердием мне нужно вымыть окна, двери, совершить что-то выдающееся на кухне и постирать, истомившееся по «Ласке», белье. Но сегодня среда!

Все главные события в моей жизни связаны со средой. К тому же Юпитер входил в дом Овна, Уран переходил к прямому движению… И еще мне снился черный кот с золотыми глазками… Словом, когда дверной звонок затребовал хозяев к замкам, я поняла: «Вот оно»!

На пороге стояла молодая женщина. Шикарная блондинка определенно ошиблась адресом.

- Здравствуй, Лара. Не узнаешь? – вдруг радостно заговорила она. – А мы все же за одной партой целых пять лет просидели…

- Ой!.. Наташа! Окулова?! – Я была почти без сознания. Неужели эта победительница и есть Натуха - Рыжуха?!

Благоухая потрясающими духами, гостья вошла в мою маленькую квартиру. Раздеться не пожелала, а поля чудной шляпки отогнула, скрыв глаза.

- Прости, я не надолго. Разденусь – засижусь. – Она говорила медленно и часто касалась шляпы рукой. Белая ручка выглядывала их меховых манжет и приковывала к себе все мое внимание. - Я тебя часто вспоминала, Лариса, – улыбаясь продолжала гостья. - И наш класс. Вдруг обидно стало, что столько лет не виделись. Как будто выбросили добровольно целый кусок из жизни. А ведь школьные связи на века. В общем, я всех собираю у себя дома. Разместиться есть где. Один день я выдержу.

Почти не слушая тягучего сладкого голоса Наташи, но понимая о чем она говорит, я кивала, рассматривала ее, и увязала в медоточивой луже, которая растекалась вокруг. Какая же она… липкая. Наверное, подсознание уже вовсю сигнализировало, что сейчас я влипну в историю, но нежная белая ручка однокашницы все порхала между шляпкой и подбородком, не позволяя сосредоточиться.

Между тем, Наташа доброжелательно скользила взглядом по старым обоям и штапельным занавескам. Если бы она при этом тщательно не следила за своими перемещениями по маленькой неубранной гостиной, я бы не скоро поняла, что Окулова боится коснуться чего-нибудь рукавом дорогого пальто. Она не хотела, чтобы я уговорила ее присесть вовсе не из-за нехватки времени. Просто моя одноклассница брезговала бытом сотрудников научно- исследовательского института. Ну и ну!

- Тебе больше 18 лет не дашь! – сорвалась с языка последняя мысль.

- Да? – равнодушно откликнулась Наташа. – Возможно… Я всех нашла. Только у тебя нет телефона. Прибежала по старой памяти сама. Вижу, что правильно сделала. Почтовые ящики разбиты. Открытка, конечно, не дошла.

- Мне сложно будет выбраться к тебе. Это где-то за городом?

- За городом. - Окулова подошла к окну, над которым только начинала трудиться хозяйка. Постучала по стеклу серебряным ноготком. – Мне очень важно, чтобы именно ты приехала ко мне. Для ребят заказан автобус, а за тобой я заеду сама. Пораньше. Можно?

Я не знала, что ответить. О чем с ней разговаривать через столько лет, если даже в школьные годы мы не были задушевными подругами? Сплетничать об отсутствующих я не умею, хвастаться, как оказалось, абсолютно нечем. Как бы эта поездка не отвлекла меня от чего-нибудь, действительно, интересного. Потерянный день - роскошь для современного семейного человека.

Я собиралась покачать головой, отказываясь от приглашения, но Наташа, чмокнув воздух возле моего уха, уже исчезла в темноте подъезда. Получилось, что я согласилась приехать.

Через минуту явление Окуловой воспринималось миражем или сказкой. Аромат дорогих духов безжалостно пожирала вентиляционная система. Я посмотрела на запылившееся окно, взяла поролоновую губку и механически провела ею по стеклу. Со двора выбиралась белая машина. Изысканно белая. С перламутровым отливом, словно локоны Наташи. Работать по дому стало невмоготу. Завистливое сердце требовало осмысления и передышки.

Что за метаморфозы?! Самая скучная девочка на свете превратилась в очаровательную мисс «Успех»! Шарм откуда-то взялся. В юности светло-коричневые брови, зеленые глаза, прозрачная белая кожа без веснушек, к удивлению окружающих не делали Окулову красавицей. Друзей у Наташи не было. Я ей покровительствовала. С аттестатом зрелости она пошла работать в торговлю, потому что учиться ей не хотелось. Книги, совсем не интересуясь литературой, Окулова читала из снобизма. Она поначалу именно книгами и торговала. Одноклассники мечтали о научных открытиях, путешествиях и космосе. Но никто не интересовался мечтами Наташи. Даже я. Приглашая Окулову в круг своих друзей, прокладывая ей дорогу на приятельские посиделки, вписывая наперекор всему миру ее фамилию в спортивную команду, я совсем не испытывала интереса к ее личности.

У нас был необычный класс. Помню, как я пришла в 5 «Б». Родители переехали в новую квартиру, а их дочка-отличница в новую школу. Новенькую, как водится, стали вызывать на каждом уроке к доске. Я отвечала бойко, но учительница почему-то хохотала вместе с классом. Так продолжалось на каждом уроке почти неделю. Наташа, появившаяся в этой школе на полгода раньше, первой объяснила мне обстановку:

- Лариса, здесь по учебникам предметы учат только слабо развитые. Для остальных существуют библиотеки.

Мои первые пятерки, осмеянные классом, больше не радовали. Я начала учиться как все. И вскоре почувствовала вкус к самостоятельному поиску информации. Талантливый педагогический коллектив заставил нас буквально соревноваться в самообразовании. Моя тщеславная душонка стремилась поразить окружающих самим фактом своего пребывания в обществе себе подобных. Когда мы дружно перешли в 10 класс, интеллигенция читала Артура Хейли. Сколько сил я потратила и времени на то, чтобы осилить его труды в подлиннике! Хейли писал на американском сленге, и мне почти каждое слово приходилось искать в словаре. Зато потом, если заходила речь о романах «Аэропорт» или «Колеса», я скромно говорила, что читала их на языке автора, то есть в оригинале.

Много лет спустя мы с Костей праздновали защиту моей кандидатской диссертации. Случилось поговорить о Наташе с общими знакомыми. Рассказывали, что она вышла замуж за своего начальника, директора универмага. Потом то ли развелась с разделом имущества, то ли мужа ее посадили в тюрьму, где он и умер, но Окулова вторично вышла замуж, располагая значительными собственными средствами. В новом браке Наташа родила сына. Болезненный мальчик требовал какого-то ужасно дорого лечения и специфического климата. Его возили по самым дорогим курортам и клиникам.

Теперь я думала, что нынешняя моложавость Окуловой вполне объяснима: она разбогатела. Сегодня все оперируют. Даже судьбу. И все-таки как странно устроена жизнь!? Окулова, которую никто не ждал на своих именинах, собирает своих черствых одноклассников у себя. И повод самый убедительный: встреча через 20 лет.

Вот такая случилась среда.

в которой Лариса наряжается, встречает давних знакомых и попадает в сложные обстоятельства.

Утрясти мой отъезд с домашними оказалось на диво несложно. Муж предложил отпуск от кастрюль дней на десять, если понадобится. С работы тоже отпустили подозрительно легко. И вот я еду в прекрасном автомобиле за город. Недалеко. «Ново-русский» рай манил и пугал.

Пока мы добирались до места, Наташа успела рассказать, что сейчас она Сорокина, что муж ее особенный человек, что у них необычный дом, в котором протекает странная нечеловеческая жизнь.

- Муж будет всех донимать разговорами. Общение с интеллигенцией его слабость. Прости ему, но поддержи. Иначе он не позволит больше собирать столько скучных людей в нашем доме. Он последнее время редко бывает у очага. Хочу залучить его хотя бы на этот вечер.

- Думаю, что нашим ребятам все равно какое впечатление они произведут на твоего Сорокина, – предупредила я Наташу.

А я на месте любого из моих гостей занималась бы именно им, чтобы в памяти хозяина застрять. – Наташа помолчала немного и уверенно добавила. – Впрочем, так и будет. Сорокин сам позаботится.

Мы подъехали к большому дому, проект которого рекламировало городское архитектурное бюро. Ничем не хуже столичных «избушек», только значительно дешевле. Аккуратный парк, беседки, цветники, корт – все очень солидно и не грешит гигантизмом. В нос богатство не било. Такой бездны вкуса от Окуловой я не ожидала. Правда, теперь она Сорокина. Может быть в этом дело?

- Сейчас стряхнем дорожную пыль, приведем себя в порядок. – Пропуская меня в полуоткрытую дверь, сказала Наташа.

Она приготовилась слушать комплименты, но я молчала. Нет, я не была разочарована. Напротив, я была потрясена!!…

Каждая полутень звучала, каждая вещь занимала единственно возможное для себя место! Каждый штрих на расписанных непонятными символами стенах каким-то образом зависел от орнамента ковра на полу! Рисунок на шторах, освещение, салфетка на столе или цветок в горшке из глины были частью мозаики. Я чувствовала связь между тенью от лампы и свисающей с потолка необычной гирляндой. Меня оглушила гармония, царящая между вещами в доме. Цвета шкафов, светильников, драпировок соединялись в симфонию оттенков и красок. Гостиная, а может и весь дом, действительно, жила своей жизнью. Люди - временные путники, которых приютили вечные живые вещи.

Мне казалось, что у меня образовалась собственная связь с этой странной гармонией, потому что я угадывала где и что стоит. В глубокой неосвещенной нише, к примеру, должна быть деревянная скульптура. Без дерева в том углу пусто и тоскливо. Шагнув в темноту, я обнаружила удивительное существо, вырезанное, нет, скорее высвобожденное из ствола роскошного дуба. На плече старого чудака, опиравшегося на посох, сидела ворона.

Из темноты вдруг высунулась лестница без перил. Мне стало отчего-то неуютно. Наташа включила свет. Или светильник вспыхнул оттого, что вошла Наташа? Источник света сопровождал хозяйку, то приглушая яркость лампы, то демонстрируя все свои возможности.

- Зачем здесь картины? – Это были первые слова, которые я произнесла в доме Сорокиных.

- Коллекция мужа. Он сам потом похвастается. Не смотри, не лишай его удовольствия открыть чуть позже мир своих пристрастий.

Хозяйский музей был мне мерзок. Я с удовольствием подчинилась Наташе, которая тянула меня за руку вверх по лестнице и не смотрела на цветные пятна, корежащие мелодию гостиной.

Добравшись до ее комнаты, которую некоторые называют будуаром, а я провинциально – спальней, пришлось забыть о мистике. Мирские радости завладели сознанием. В сущности, я обычная тряпичница с дипломом физика.

Меня ослепили драгоценности в красных и черных бархатных коробочках, ожерелье из черного жемчуга в белом футляре выглядело просто нереально. Я не знала о существовании черного жемчуга в природе. Ароматы из стильных флакончиков, белье, шубы – распаляли воображение. Женское счастье у Наташи, безусловно, было. Им набиты шкафы и комоды. Пощадив меня Окулова - Сорокина предложила освежиться. Мы блаженствовали в ванной, вспоминали прошлое. И я время от времени спотыкалась об одну и ту же мысль: « Институт, диссертация, наука. Что все это мне дало? Наташа без высшего образования обошлась. Не менее культурна, чем мои коллеги по НИИ».

Из махрового халата очень не хотелось перебираться в свои вещи. Наташа предложила надеть одно из ее платьев.

- Такое я не надену. Это же шедевр!

- Выручай, Лара. Не могу же я одна блестеть и переливаться, когда большинство будет в свитерах. А так хочется всех поразить! Без платья для меня не будет праздника.

И я согласилась. Действительно, одной шиковать неприлично. Павлин в воробьиной стае смешон. Женщиной должны восхищаться. Насмешить людей еще успеем.

Мы сооружали лица и прически. Кто-то бесшумно сервировал стол, вносил еду, цветы и вина. А во дворе из автобуса весело выгружалось наше детство.

- Ребята, красотища какая!

- Сколько зим, Федоров! Памфилова?! Ну, ты и расцвела! – Наташа была всем искренне рада.

Связи между людьми не постарели. Кто с кем дружил в школе, те и сейчас держались вместе. Кто не симпатизировал кому-то, не изменил давней холодности и сегодня.

К Наташе ребята в прошлом были равнодушны. Именно поэтому явление хозяйки привело всех в замешательство. Наташу открывали, как Америку. Она была прекрасна. Ухаживать за такой женщиной мечтает каждый мужчина, но не всякий на это решается. Мальчики, кажется, потеряли дар речи. Красивая женщина стояла на небольшом возвышении в черном платье для парадного выхода королевы и ласково разрешала прикоснуться губами к своей руке, которую она держала где-то возле колена. Золото и камни сверкали на идеальной шее так ярко, что на прозрачном розовом шарфе, едва прикрывшем плечо, не видно было золотого шитья. Ради подобного зрелища стоило тащиться за город. Женщины вынуждены были входить в дом, кланяясь его владычице, потому что Наташа поставила принимать пальто у гостей невысокого мужчину. Женщины сначала приседали, освобождаясь от узких теплых рукавов, а потом делали шаг на широкие ступени, приветственно кивая хозяйке. Если на гостье была надета длинная юбка, она приподнимала ее.

Те, кто уже поприветствовал Наташу, открыв рот, смотрели на входящих и краснели за себя. Неловкость, неуместность, неподготовленность к представлению заставило всех сыграть начало праздника по сценарию хозяйки. Наташа попыталась подавить все заявки на равенство с собой в зародыше.

Мое появление тоже было эффектным, но пониже рангом. Я ждала друзей уже в столовой. Мне обрадовались, потому что у моего платья не было шлейфа и я всем пожимала руку.

Неловкость потихоньку таяла. Очутившись за столом, гости разговорились. Вспоминали школу, студенческие годы, делились нынешними удачами и провалами, шутили, готовились запеть. Но тут Наташа ввела в столовую еще одного человека.

- Знакомьтесь, наш сосед и друг семьи, Сергей Вихров.

Я вздрогнула, будто кто-то рядом неожиданно уронил пустое ведро.

- Добила, Окулова! – ахнула Памфилова. – Красавец, гигант. Очнись, Лариска,- толкнула она меня довольно сильно, - Смотри, какой самец!

Стало трудно дышать. Я почти сразу отвернулась. На толчки и восклицания Памфиловой отреагировала вежливым кивком.

Я сразу его узнала. Проклятое прошлое, от которого убегала годами, настигло.

- Сережа очень интересный человек. – Устраивая гостя рядом с собой, рассказывала хозяйка. – Два года назад вернулся из Ирландии. Бывал в Норвегии, жил в Исландии и Швеции. Повидал столько чудесного! Но слишком умен, чтобы ухаживать за женщинами. – Многозначительно отметила Наташа в пику нескромным взглядам бывших одноклассниц, не иначе.

Вихров тоже меня узнал. Увидел, как я сжалась, и пытаюсь слиться с обивкой стула. Но ни чем не показал своего знакомства с еще одним членом веселой компании. Раньше он не был столь деликатен.

Живописно расположившись возле Сорокиной, Сергей выглядел олимпийцем, свободным и грациозным. Наверное, потому что перестал суетиться. Я искоса следила за ним, отмечая как изменило его время. Нынешний Вихров знал себе цену. Видимо, она была высокой. Совсем седой стал. Волосы вырастил ниже плеч. На лице ни морщинки. Неужели тоже пластика? Однако, какой у парня магнетизм. Девчонки наперегонки кокетничают. Мальчишки тоже все свое внимание сосредоточили на Вихрове. Даже белые локоны Наташи не отвлекают. Он всегда был красив. Но сегодня он красив по-другому. Сильный мудрый человек появился среди детей. Дети притихли и ждут распоряжений. Или похвалы. Или сказки. У меня сложилось впечатление, что Сергей нас всех взял под свою руку.

Интересен? – Подмигнула мне Наташа. Она незаметно переоделась в элегантный брючный костюм, но оставила умопомрачительное ожерелье. - И не прост. С мужем у него какие-то дела не по специальности. Сорокин его очень уважает. А я боюсь тех, кого он уважает.

Мне очень хотелось расспросить Сорокину о Сергее, но я сдержалась. Притворилась и неумело лгала:

- И давно ты стала бояться красивых мужчин?

- Этого года два. Но сначала была влюблена.

Я не поверила Наташе. Она должна знать, на какие деньги живет сосед и сделать свои выводы: фирмач или дешевка. Работники торговли такие вещи понимают, как никто. Я спросила напрямик.

- Форсун, но домик недорогой. Однажды устроил Сорокину солидный кредит. Говорят, что поручительство Вихрова много значит в финансовом мире. Живет один. Двери не запирает. К нему через забор столько баб перепрыгало! Но бесплатным не пользовался. Я голая перед ним плясала и ничего… Как неживой. Приезжают к нему иногда странные люди. В нем сила есть. Посмотри, какие у него волосы! Платиновые! Я такого цвета добиться не могу ни за какие деньги!

- Наташа, ты ему обязана многим, да? Ты так о нем говоришь…

- Будто он хранитель страшной тайны.

- Он виновник того, что эти тайны у меня есть. – Наташа устала от разговора. – Прервемся на танцы?

Включили музыку. Компания перебралась в гостиную. Поближе к камину. Кто-то пошел танцевать, но большинство продолжало беседовать.

- Откуль богачество, Наталья? – Дурачился Федоров.

- В наше время возможно «богачество» и побольше. Мой муж в этом хорошо разбирается. Придет – расспросите.

- Вы за границей отдыхали или работали? – допрашивали сорокалетние девчонки Вихрова.

- Об этом на вечеринках не рассказывают. Давайте лучше потанцуем.

Вихров пригласил прильнувшую к нему Памфилову, закружил ее в ритмах танго на зависть нам с Наташкой. Я рассматривала его костюм, его ботинки, галстук, с какой-то злостью отмечая их безупречную чистоту и дороговизну. Прежде у него таких вещей не водилось. В нашем совместном прошлом сорочки были в клеточку или в полоску. Они всегда встречались в неожиданных местах. А единственный галстук служил закладкой в справочнике по высшей математике…

в которой мы знакомимся с Сорокиным, говорим о любви и физике.

А через час-полтора в гостиную вбежал маленький лысоватый толстячок. Сразу со всеми перезнакомился. Всех очаровал. Это был долгожданный Сорокин. Между прочим, со свитой. Его сопровождали молодые люди в синих пиджаках. Их никому не представили и не пригласили к столу, но не прогнали от камина.

Сорокин был явно из той породы людей, у которых аллергия на банальности. Таким нужно все самое лучшее, самое замечательное, иначе они заболеют от скуки или умрут. Цепкий взгляд хозяина дома, от такого не скроешься в подсознательном, коснулся меня, оцарапал и отпустил на волю. Оглядев собравшихся еще раз, Сорокин улыбнулся людям:

- Уважаемые гости, я рад приветствовать вас в нашем гостеприимном жилище! Не сочтите меня невежливым, но я страшно хочу есть. И поговорить хочется. И пахнет вкусно.

Сорокин похвалил жену за привлекательность, прыгнул на самый высокий стул и положил локти на стол, задев блюдо с большой рыбиной в апельсинах. Не дожидаясь помощи, он сгребал на свою тарелку мясо, салаты, овощные и фруктовые гарниры.

- Между прочим, я прибыл к вам с культурно-политического мероприятия. – Закончив предложение, толстячок отправлял в рот фаршированную щуку, а потом продолжал до следующего куска. - Там обсуждался вопрос, как сделать вас счастливыми. Чего же, други мои, вам для счастья надо? Просите – передам.

Гости снова перекочевали в столовую. Хозяин так широко улыбался и махал руками, что его жесты вполне походили на приглашение посидеть с ним за компанию.

Я дождалась, когда он проглотит очередной кусок, и зачем-то сказала:

- Пусть разбудят в своем сердце любовь к Отечеству. Кажется, именно вашим знакомым мы обязаны неудобствами в нашей жизни?

Сорокин придвинулся ко мне поближе и, картинно закатывая глаза, произнес:

- Вы хотите говорить о любви?

- Оригинальный способ. – Перебил меня Сорокин, вытирая короткие пальцы о красивое полотенце, поданное женой. – А давайте разделимся на группы? Процесс пойдет интенсивнее. Значит, поговорим о любви?

Он деловито объяснял окружающим кто в какой команде может занять место, приглядываясь к содержимому тарелок. Сорокину не хватало времени на прием пищи. Он выпил бокал вина, ткнул вилкой в маринованное лосиное плечо, и дальше руководил с вилкой наперевес. Часть гостей Сорокин определил в мою группу поддержки, часть - в свою, некоторых – в судьи. Имеющих собственную точку зрения, он в расчет не брал. Сорокин был голоден. Еще одного оппонента ему не осилить.

- Итак, тема заявлена. Любовь!

- К Отечеству, – уточнила я.

- Скучно! Скучно! – завопили гости.

- Слышите? Не сужайте тему искусственно. Присутствующие вправе рассчитывать на Сократовский полилог, а не на политическую перепалку. Дотянем до уровня ожиданий, милая дама?

- Меня зовут Ларисой.

- Приятно, приятно. Имя крылатое, лицо умное. Скажите, почему у вас умное лицо? – Сорокин, наконец, отложил колющий предмет и стал менее опасным. - У меня такое не получается. А ведь постоянно размышляю, анализирую, но внешность все равно невыразительная. Может упражнения какие-нибудь специальные есть?

Все наперебой стали утешать хозяина:

- Не наговаривайте на себя, у вас очень умное лицо.

Но Сорокин ждал моей реакции на свои слова.

- Если вам хочется кокетничать…

- Однако, вы - язва, Лариса. Приятная тема для беседы пропала. Обо мне любимом называется.

Сорокин снова начал есть. На этот раз грибы в сметане. Наташа принесла еще какую-то гастрономическую редкость. Она обслуживала мужа по привычке. Таков порядок в этом доме. Пусть в сторонке скучают пять официантов - Сорокину тарелки будет подавать жена.

- Я считаю, что любить можно только красивую женщину, – чавкнул оратор, - Она вызывает в мужчине эстетическое удовольствие. Любовь – больше эстетическое чувство, чем биологическая необходимость. Эротика – грань эстетики. Не даром ей служат и музыканты, и художники, и поэты. Красота вызывает взрыв эстетического удивления. Дурнушка не способна подпалить в душе бикфордов шнур.

Наташа, подающая мужу подносы с едой, переглянулась с Сергеем. Все засмеялись: красивая хозяйка дома, конечно, походила на источник взрыва, но потребляющий ее труд Сорокин совсем не выглядел эстетически растерзанным. Я приняла игру, но ответила серьезно.

- А дурнушек не бывает. Женщина зависит от собственных эмоций гораздо больше, чем думают мужчина. Порой новые эмоции кардинально меняют ее внешность. Любовь ведь очень сильная эмоция, которая освещает человека изнутри. Согласны? Чувства вообще рождаются размером с личность человека. Понимаете? От объекта любви сила чувств не зависит. Любящий по-другому видит. « Для него Афродитой слывет та, чей нос и длинен, и горбат».

На мою сторону встал Федоров:

- Правильно. Любимые лица самые красивые на свете. Они не старятся. Вот вы подумаете и согласитесь, что любить можно только одну женщину. Красивых много. Любуйтесь. Если бы, уважаемый…

- Александр Дмитриевич, - подсказал Сорокин.

- Вот-вот. Если для любви была необходима только красота, все листатели «Плейбоя» замертво падали бы от избытка чувств.

Сорокин захохотал. Он получал удовольствие от разговора.

- Благодарите Бога, что с нами дамы, господин Федоров(?), не то мы заставили бы вас рассказать о собственных походах «налево». Полно, признайтесь, мы взрослые люди. А лучше попросите Вихрова сказать, что значит для мужчины красивая женщина. Идеальный взгляд на вещи нам уже высказала Лариса.

Перехватив устремленные на него взгляды, Вихров отшутился:

- Всецело полагаюсь на твой цинизм Сорокин. Лучше тебя на эту тему никто не скажет. На твоей стороне опыт и очаровательная жена.

Наташа сделала реверанс в сторону Вихрова. Лесть ей была приятна. А Сорокин продолжил:

- Я Рембрандта понимаю. Здесь все с высшим образованием? Пояснять кто такой Рембрандт никому не надо? Замечательно. Так вот, когда он рисовал своих бабенок, то завершал работу над картиной, если ему хотелось ущипнуть холст. Нарисованное тело было настолько живым, что возбуждало естество. Возбуждение от красоты и есть любовь мужчины. Плотские чувства в нас тождественны эстетическим. Может потому, что мужчина биологически устроен проще женщины? Не знаю. Но мы, желая - любим, а любя - желаем. Нам в голову не придет, в отличие от одной моей знакомой, спросить в самый неподходящий момент: «Дорогая, ты меня любишь?»

Наташа, покраснев, выбежала из гостиной. Все рассмеялись. Сорокин вслед жене закричал:

- У нас без любви этого не получается. – И добавил, обращаясь к гостям. – Не представляю себя возбужденным при взгляде на пугало, дразнящее меня экзотическими танцами. Бр-р-р!

Мы еще пикировались какое-то время. Трудно было противостоять образному, вкусному, непристойно-изящному взгляду на любовь. Морализаторство, которым отдавала любая моя реплика, заставляло публику с еще большим интересом внимать Сорокину. Итоги неожиданно подвел Вихров.

- Все, что вы называли чувствами, указывая на сердце или ниже пупка, рождается у человека в голове. Мышление – это процесс, подверженный манипуляции. Мозг, как компьютер, может давать сбой в программе и искажать реальность. Под воздействием манипуляции человек вдруг как бы теряет зрение и оценивает мир исключительно по запаху. Пахнет мясом, значит – мясо. Пахнет розой, значит – роза. На этом эффекте основаны все привороты. Любовь всегда магия. Манипуляция сильного над слабым. Правда, последствия подобных действий непредсказуемы, то есть опасны.

Впервые взглянув в глаза Сергею, я, закашлявшись, спросила его:

- Кто же из двух любящих слабый?

- Тот, кто любит сильнее. Тот, кто запутался в силках лести и вранья про вечную верность. Кто считает своего любимого лучшим человеком на Земле. Слаб тот, кто обманывается.

Голос Вихрова потеплел. Мне показалось, что потеплел. Я с трудом отвела от него взгляд.

В гостиной стало тихо. Ребята устали, хозяева утомились. Музыка звучала для двух-трех пар. Сергей пригласил меня на танец. Я испугалась ожидаемого прикосновения и хотела отговориться нездоровьем. Но Вихров не стал дожидаться ответа, привлек меня к себе и закружил в медленном фокстроте. Намеренная нежность нечаянных объятий привели в мечтательно-расслабленное состояние. Сергей по-прежнему был для меня самым опасным человеком. Мы докруживали танец возле стены с закорючками и штрихами. Молчали.

- Странный рисунок, - сказала я, разрушая тишину.

- Это энергетическая плоскость. Ты ей интересна. Она притягивает нас к себе.

- Давай проверим.

Мы остановились. Сергей заставил меня прислониться так плотно к стене, чтобы затылок коснулся ее в голубой точке. Ноги нужно было поставить близко к спиралям, а руки – к фигурам. Он прошептал что-то, дотрагиваясь до закорючек пальцами, положил ладони мне на лоб, и я почувствовала слабое дуновение ветра. Вихревой поток усиливался. Его направление не согласовывалось с законами физики. Ветер не дул, а тек, рождаясь в неведомой мне точке, и устремлялся вдоль тела снизу вверх, охватывая его целиком, словно запирая в кокон. Я погружалась в жидкий воздух. Он был приятно подвижен. Позвоночник, нарушая связи, вытянулся. Я стала выше ростом. Дышалось легко, но дыхание, как процесс, не ощущалось. Сердце стучало все медленнее. Какая-то неясная, но бесконечно важная мысль, захватывала сознание. Наконец, она оформилась в желание никогда не покидать этот дом.

Сергей вернул меня в реальность, сказав ерунду насчет невесты ветра, который обнимал свою милую минуту назад. Мне было холодно. Я дрожала. Но Вихров не предложил мне свой пиджак, не обнял, чтобы согреть.

- Скоро пройдет. Жених может отнять у своей невесты жизнь, если она разорвет помолвку.

- Женщина не может быть женой ветра, – стуча зубами, шептала я. – Взрослый человек, а говоришь глупости. Принеси вина или чаю.

Сергей серьезно посмотрел на меня:

- Это не глупости. Озноб скоро пройдет. Вино пить вредно. Горячий чай будет позже. Материализм – неверная и бесполезная доктрина, но она проще осваивается человеческим разумом, чем что-то иное, правда? Тебя так учили… Странно… - воскликнул он на внутренний вопрос, который занимал его по-настоящему последнюю минуту.

- Странно, что Ветер выбрал тебя. Твоя энергетика совпала с энергетикой стены. В противном случае, твоему сердцу пришлось бы очень тяжело.

- Прекрасно! Ты только моим здоровьем рискуешь? Или другие тоже могут надеяться?

Я разозлилась. Если бы не медленно уходящая слабость, наговорила много грубых и обидных слов. Вихров, казалось, не заметил моей вспышки. Он взял меня под руку и тихо поправлял мои мысли.

- Лариса, ты видишь в этом доме больше, чем думаешь. И не веришь себе. Впрочем, как всегда. Ведь об этом в справочниках по арифметике не написано!

- Причем здесь моя вера и библиотека?! Я всегда любила точность и не ставила точку после слова «предположим». Это ты метался между философией и религиями. Прислонился к чему-нибудь, наконец? Ты христианин, Сергей?

- Слишком много вопросов.

Вихров холодно кивнул мне иࠠприсоединился к Сорокину, который демонстрировал собрание картин гостям. Мои ужимки возле стены никто не заметил.

в которой все говорят об искусстве.

Рядом с Вихровым Сорокин должен был выглядеть еще меньше и еще толще. Но никому не приходило в голову заметить проигрыш хозяина во внешности. Дело было, видимо, в голосе Сорокина. Александр Дмитриевич обладал удивительным баритоном, который позволял ему очаровательно говорить. Скорее всего, именно поэтому уникальный толстячок любил «беседовать с интеллигенцией». Вот и сейчас он что-то рассказывал собравшимся баритоном, увеличивающим рост. Сорокин умел становиться центром внимания.

- Посмотрите, эта штучка стоила мне 2 тысячи долларов. Абстракция. Искусство современное нам с вами. Гордиться будем, господа! – рокотал хозяин. – Интервью молодежи давать. Это же все равно, что жить в эпоху Возрождения!

Картину гости хвалили. Главным образом, из уважения к размерам полотна и гонорару художника. Все умничали наперебой, мелькали фамилии Коро и Дали, Филонова и Шагала, Рокуэла Кента и Пикассо. Гости хотели показать толстосуму Сорокину, что они тоже посещают галереи. Кто-то упомянул о традиционной российской невнимательности к визуальному проявлению в творчестве. Мол, мы все больше читаем, следим за событиями в литературе и, опирающихся на нее, театре и кино. А живопись незаслуженно отодвинута назад. Вихров жестко заявил, что мир будет сжигать такие полотна. Памфилова заверещала:

- Ван Гог, Пикассо, Гоген! Ах! С годами они становятся только дороже!

Сергей вынужден был объясниться:

- С этой картиной у настоящего искусства ничего общего нет. В ней нет искры Божьей. Искра дьявола искорежила на холсте реальный мир. Художник не может быть творцом в полном смысле этого слова. Он отражатель уже сотворенного. Зачем же мне вступать в духовное сближение с творением, отравленным дьяволом? Я хочу пить из родника, а не из лужи.

- Позвольте, - попытался защитить модерн Сорокин, - эдак вы всех абстракционистов на костер потребуете, потому что вам не понятно их миротворчество?

Но Сергей ему не позволил продолжить:

- Извращенный реализм учит людей находить общий язык с дьяволом. А ведь дьявол пусть и анти, но все-таки высший разум. Человеку ли с ним тягаться? Не лучше ли держаться другого берега, зная, что не в силах противостоять восторгу перед соблазнами?

«А ведь Сергей прав, - подумала я. - Игры с формами и цветом позволяют художнику творить уродливые миры. Разве сам художник полюбит женщину с пятью ногами? Зачем же он предлагает сию Венеру в сотворенном им самим чудовищном мире в возлюбленные тамошним мужчинам? Сорокин нам не замысел пытается объяснить, не технику исполнения. Он в ней красоту видит».

- Похоже на образ Смерти. – Прошептала Наташа. – В Смерти ничего красивого нет. Вы правы.

- Ну, вы даете! – снова взвизгнула Памфилова. Прежде я не замечала до чего у нее пронзительный и тонкий голос. – В ком есть искра Божья, по-вашему? Следуя вашей логике, таланта от Бога не бывает. Бог к смирению зовет, а талант – это бунт. Это уже не как все. Он мучает, он требует: самовыражайся! И тогда такое происходит! Скрябину, Бетховену, Брамсу кто ноты подавал? Бог или Дьявол? А ведь это ломатели традиций, творцы новых форм. Вас послушать, так Бог человека умиротворяет, а Дьявол будоражит. Искусство поделили на умиротворяющее и возбуждающее. Наворотили …

Вихров снисходительно оглядел Памфилову, скользнул взглядом по лицам присутствовавших, убедившись в их неравнодушии, и нехотя, страдая, длинно возразил:

- К смирению зовет религия, а не Бог. Мы говорили о гармонии, которая возвеличивает дух, побуждает человека к совершенствованию. – Спокойный голос Сергея не выдавал волнения, неизбежно возникающее в горячке спора. – Рафаэля и Леонардо я не за живописание мадонн причисляю к божьим людям. Они из обычных женщин создавали образы богинь. А модернисты довольно милых натурщиц так сложно обезображивают. Я люблю живопись как оду жизни! У Пикассо, на мой взгляд, этого нет. Его лица – уродливые маски. Слишком холодный колорит… Но в конечном счете каждый созидает свое.

Только не претендуйте на роли современных творческих лидеров. Ваша паства обманута. Когда людям захочется жить, наступит время костров.

Вихров после этой тирады ушел, ни с кем не простившись. Оставшиеся молча смотрели на картину. Теперь в ней виделось другое. Над красной рекой распласталась на толстой ветке синевато-белая женщина. Глаза без зрачков, не моргая, впивались по-змеиному в созерцающих ее наготу. Ужасная гримаса исказила лицо женщины. Она смеялась. Чему? В красной реке что-то плыло или тонуло. Новорожденный ребенок? Нет, скорее уродливый эмбрион. Он тоже смеялся сине-белым смехом. Подумалось, что нам навязывают свою эстетику маньяки. Картина, безусловно, преломление больного сознания. Кто-то ляпнул про реку крови, про женщину духовно уродливую, про затравленный эмбрион и вред абортов.

Услышав все эти ужасы про убитых младенцев, Сорокин затрясся, позеленел, сорвал в секунду картину со стены и бросил ее в горящий камин. Через три минуты Александр Дмитриевич уже сожалел о содеянном, ссылался на временное помутнение рассудка из-за выпитого вина. Но никто ему не поверил. Кажется, Сорокин испугался нового взгляда на полотно. Как-будто вспомнил что-то свое и не смог себя обуздать.

Стараясь загладить впечатление от своей выходки, хозяин вдруг стал предлагать курящим сигареты. Он доставал их из особого ящичка, в котором могли храниться толстые сигары. Я не выношу запах табака, но сигаретки Сорокина были мне приятны. Скоро еле заметные дымки погасли. Скандал перекурили.

- Это все Вихров. – Устало заметила Наташа. – Странная способность сеять хаос одним словом. Живи он, как нормальные люди, разве… Дух он свой пестует, видишь ли.

Наташа злилась на Сергея. Что-то между ними есть. Интересно, в какое время они познакомились? Это принципиальный вопрос. Вихров, которого помнила я, не стоил столько нервной энергии.

- Лариса, все собираются разъезжаться. Ты останься, а? Помоги мне! Так трудно сейчас и страшно! Останься со мной на недельку! – попросила Наташа. В ней на миг мелькнула прежняя беззащитность. И пропала, уступив место корректной душевной мертвечине.

Мне хотелось остаться. Я устала от своей «хрущобы». Я стремительно теряла дружелюбие к бытовой неустроенности. Стало даже стыдно, что не смогу пригласить Наташу с ответным визитом. Стыд опалил жаром, когда вдруг вспомнилось, как Наташа не захотела сесть на мою табуретку. Я никогда не буду жить в таком красивом доме. Как ранит это безнадежное «никогда»! Как бы я ни старалась, у меня ничего не выйдет. Нет перспектив… Из-за этого немножко злилась на Сорокиных. Хотя, они умные люди. То есть, если даже им просто повезло, то счастье пришло не к дуракам. Я ведь тоже в 1989 году могла рискнуть, уйти из института, начать свое дело, но предпочла привычную среду обитания. Боялась ответственности за себя и за подчиненных. Сама выбрала жизнь в науке. Меня извиняет только то, что я не предполагала, насколько плохо пойдут дела у физиков – теоретиков. Да и зачем мне перемены, богатство? Красавица Наташа без дорогих нарядов хуже не станет, а я и в мехах с бриллиантами до нее не дотяну.

И все-таки чем бы ни занимался Сорокин, результаты его трудов мне понравились. Сорокиным есть за что себя уважать. А чем поделимся со своими детьми мы с Костей? Что оставим в наследство? Научные труды? Они о них даже не узнают. Как же может уверенно держать себя старость рядом с молодостью, если они одинаково нищие? К финишу ведь положено приходить с каким-то багажом?!

Я решила остаться.

в которой Лариса впервые видит пистолет и переживает сладкое чувство опасности.

Позвонила Косте в лабораторию, как только гости разъехались. Больше месяца он ночевал на работе, чтобы успеть сделать открытие к своему профессиональному празднику. Я была уверена, что застану его на посту, даже после обещания присмотреть за детьми. Костя, конечно, пошел навстречу моей просьбе и сказал: « Оставайся, мать».

Ночь стояла тихая. Мне не привычна такая тишина. У нас дома основной фон за окошком – это крики пьяных, скрежет бамперов о неровности дороги, бесконечный лай собак и вопли кошек. Здесь проживала настоящая тишина.

Сорокины устроили меня в комнате для гостей. Заснула я не сразу. Сначала обжила помещение глазами, потом потрогала руками ткани на окнах, проверила гладкость стен в ванной. Я чувствовала себя дикаркой в центре Лондона. Стыдно, любопытно и радостно одновременно. Честно признаться, о существовании многих материалов и предметов, находящихся в ванной, я прежде не знала.

Наконец, привыкнув к помпезному мрамору и заставив кран отдать воду, я приняла ванну. Заснула. Мне снились новые сны.

Проснулась рано. Сладкое предчувствие романтического потрясения приятно тонизировало организм. Зазвонил внутренний телефон:

- Спускайся в столовую завтракать. – весело сказала Наташа. – Сорокина уже нет дома, так что не стесняйся остаться в халате.

В черном комбинезоне, плотно обтягивающем ее фигуру, Наташа походила на пантеру. Она была так хороша, что свела на нет все мои иллюзии о прошедшем вечере. Мне только показалось, что мужчины были со мной особенно любезны. На что я могу претендовать, если рядом живет такая женщина!

О Вихрове я вспомнила не сразу. Наташа заговорила о нем сама. Отпустила комплименты его внешности, прошлась по реакции наших девчонок на красивого мужика. Мне трудно было слышать его имя. Я чувствовала себя пойманной на лжи или воровстве. Ведь Наташа не знала, что мы знакомы. Пришлось бы рассказывать о прошлом, до которого неприятно дотрагиваться до сих пор. Вихров к тому же очень изменился. И справедливо было бы отнестись к нему, как к незнакомцу. Я уговорила себя так и сделать. И столкнулась с новым неудобством: незнакомец мне нравился. И, кажется, я здорово завидовала Наташе, подозревая ее в счастливом соперничестве.

Чтобы скрыть завистливое смущение, я как можно равнодушнее сказала:

- Смешной человек твой сосед. Невестой ветра меня вчера назвал.

Но мои слова Наташу не рассмешили. Она побледнела, беспокойно принялась переставлять тарелки, прибавив к двум еще два прибора.

- Сейчас народ зациклился на язычестве и мистике, - продолжала я, - Глупости, правда?

- У народа твоего глупости, согласна. А вот у Сергея… Со мной возле этих стен ничего не происходит. Но я знаю, что стена – это не глупости.

- Какая же я невеста? Я замужем. Что же мне с мужем разводиться? – засмеялась я.

- Может быть. Знаешь, наша гостиная сделана по эскизам Сергея. Я, конечно, невежа и не знаю механизма взаимодействия всего этого. – Наташа обвела рукой все вокруг. – Но я – женщина. Я чувствую, что взаимосвязь есть. Помнишь, я говорила, что дом живет своей жизнью?

- Ой, Наташа! – улыбнулась я, - По-моему, тебе мало иметь богатый дом. Нужно, чтобы он был с приведениями.

До вечера мы были заняты: бассейн, тренажеры, сауна. Говорили о пустяках, которые так радуют женщин. К ужину принарядились.

В отлаженном хозяйстве Сорокиных быт не обременял хозяйку. Наташа ни на миг не отделялась от общества. Даже, когда она готовила еду на кухне, красивая головка мелькала в окошке, предусмотренном дизайнером.

Женщина ждала к ужину мужчину. Изысканная сервировка стола не для меня. И, кажется, не для Сорокина.

Темнеет осенью рано. В комнате стало сыровато. Хозяйка подбросила в камин несколько поленьев. Телевизора в гостиной не было. Я заметила, что экран светился везде, где человек оставался в одиночестве, но в местах, отведенных для общения, говорящего ящика не найти. Когда темнота сгустилась, автоматически включилось освещение. И в комнату сразу же вбежал вприпрыжку Сорокин. Просто ангел Света.

- Хорошо, что вы остались у нас погостить, Лариса. – облачаясь в восточный халат, сказал Сорокин. – Жене с вами не скучно будет. Я все время на работе. Правда, вечерами к нам заходит Вихров и не скучно будет уже вам. Только, - он выдохнул ароматный туман своих необыкновенных сигарет, - не обманитесь в нем. Не заглядывайтесь подолгу в его ясные глаза. Он, в сущности, человек опасный. Однажды, я едва не застрелил его.

Сорокин подошел к шкафам и ящичкам. Из одного достал пистолет.

- Хорошая игрушка. – Он нежно погладил черную железку. – Возьмите, не бойтесь. Полезная штука. Я себя по-настоящему стал чувствовать взрослым человеком только тогда, когда купил оружие. Подержись за силу, ну! – внезапно перешел на «ты» Сорокин. Неприятное сближение.

Я взяла в руки пистолет, опасаясь еще раз услышать «ты» в свой адрес. Ручка, влажная и горячая, удобно устроилась на ладони.

- Надо научиться стрелять, – подумала я.

- Утром постреляем. Научу, – усмехнулся Сорокин.

В этом доме читают мои мысли? Чертовщина какая-то…

- У немцев пальто купил со специальными карманами для оружия. Руки вроде бы в карманах держишь, а на самом деле в любой момент можно нажать на курок.

Сорокин так серьезно говорил о тряпках, что я уже едва сдерживала смех:

- Зачем вам такое?

- Жизнь у меня интересная, Лариса. Мне все нужно.

Ночью в мою комнату вошел мужчина. Властно схватил меня в охапку, впился жесткими губами в плечо. Я заплакала от бессилия что-либо предпринять. Мужчина грязно выругался и ушел. Остаток ночи я грезила о Вихрове, который под утро почему-то принес меня в дом Наташи:

- Она бредит. Больна или лунатик. Сегодня полнолуние.

Проснулась ближе к обеду. Позже Сорокина рассказала как я выглядела в одеяле на плечах у Сергея. Какой ужас! Я, возможно, ломилась в незапертый дом холостяка! Может быть, даже плясала голая, как Наташа когда-то, просила о чем-то! Стыдно… Немедленно следует уехать домой. Но я не в силах уехать. Дом не отпускает. Я справлюсь с наваждением, Костя, обязательно справлюсь. Слезы сами собой катятся. Господи! Ко мне же Сорокин ночью приходил! Как я с ним смогу теперь говорить? А Наташа? Что я ей скажу?

- Ничего. – вздрогнула я от голоса Сорокина. Он мне светло улыбался. – Мы ничего ей не скажем. Верно?

Я молчала. Ведь Сорокин подхватил нить моего внутреннего монолога. Просто кивнула в ответ.

Весь день прожила, как на иголках. Наташа зачем-то подарила мне брючный костюм. Представляете, каково было принимать подарок? Но я решила, что объяснять отказ еще сложнее и вяло поблагодарила одноклассницу. Костюм очень красивый, едва я надела его, как безумно себе понравилась. Снедавшая меня весь день неловкость прошла. Захотелось кокетничать. Наташа славная, хорошая, добрая.

Ближе к вечеру Сорокин пригласил меня в парк:

- Извини, что не смог утром, как обещал. Постреляем по мишеням, чтобы не совсем перед сном. А то снова не заснешь.

Впервые я стреляла из настоящего пистолета настоящими пулями. Получается. Я почти не промахиваюсь.

- У меня крепкая рука и верный глаз! – радуется мое «эго».

- Пистолет хорошо пристрелян! – смеется Сорокин.

- Вы слишком близко повесили мишени, – улыбается Наташа.

Одновременно зазвонили в дверь и по телефону. Хозяева побежали на зов. Стреляю, стреляю, стреляю. Класс! На сегодня хватит порох нюхать. Меня, кажется, окликнули. Приехал Вихров.

Какая странная музыка. Под нее покойников выкапывать, а мы – танцуем. Сорокин блещет остроумием. Нежно взял меня под руку. Слишком нежно.

- В конце концов, как вам это удается, Сорокин? Вы телепат?

- И телепат, и еще кое-кто. Какая разница, как удается? Главное, что удается практически все.

Объятия Сорокина тревожили: чего он от меня хочет? Зачем все эти комплименты? Он меня для чего-то предназначил. В этом я была уверена. И с Вихровым просил не связываться. Говорит, опасный. Оба хороши.

Сергей так искусно убеждает. Ведет за собой, ничего не навязывая, порабощая логикой. А Сорокин перегибает палку. Он мне неприятен. Но как становится необходим Вихров! Его взгляд – спокойное мерцание Луны в безоблачную ночь – расслабляет, зачаровывает. Где он научился так смотреть? Сквозь человека… Он, словно, замещает собой личность своего визави. Утрата собственного «я» даже на доли секунды наносит ощутимые разрушения сознанию. Все понимаю, но сопротивляться не хочу. Так приятно барахтаться в паутине! Какое сладкое ощущение опасности! Зачем я им всем? У меня ничего нет. Нечего отнять. Да, чепуха все это. Сорокин курит. Дымок от его сигареты хочется вдыхать. Чудо-травка? Я слышала, что есть такая. Дурманит именно выдыхаемая субстанция. У меня не болит голова. Мне хорошо в этом тумане. Глупости, однако, все время лезут в голову. Зачем тратить на меня дорогую травку, когда проще бросить таблетку в бокал, чтобы потом с неподвижного тела… Я мнительная. Только почему, уступая Вихрову, я чувствую вину? Утрачиваю что-то важное?..

- У тебя щеки весь день горят. Нагрешила что ли? – усмехнулась Наташа.

- Жизнь вообще сплошной срам, – ответил за меня Сорокин. – Грех не исключение, а правило. Это так по-житейски – умножать зло.

Наконец, Сорокин отключил свою ужасную музыку.

- Вы, Александр Дмитриевич, говорите о зле с таким к нему уважением, будто сами ему служите. И людей вы не любите, а только терпите. Люди в большинстве своем хорошие и добрые. Благородные, если хотите.

- Лариса, - сожалея обо мне, неразумной, вздохнул Сорокин, - благородство – это утонченная совестливость. У кого сейчас осталась совесть?

- У всех она есть. И многих мучает.

Мне не хотелось разговаривать с этим циничным словоблудом, но от хозяина дома было невозможно избавиться.

- Вот о муках, пожалуйста, подробнее. – Сорокин приготовился к диспуту. Расположился удобнее в кресле, придвинул ящичек с сигаретами поближе.

- Совесть – штука дотошная. – Я отчего-то заговорила лозунгами. Мне казалось, что на готовые и резкие фразы Сорокин не станет отвлекаться. Он любит многоточия и вопросы. Только я сама не умела удержать мысль в жестких рамках. Меня понесло после первого же предложения. - Люди изобретают умопомрачительные оправдания для собственной греховности, чтобы утишить муки совести. К примеру, религия – главный утешитель. Новые идеи нуждаются в новых адептах. Когда сторонников того или иного взгляда на «правильную» жизнь становится много, то грешники получают временную передышку. Их оставляет брат совести – стыд. Толпа бесстыдных делит ответственность за происходящее в обществе со всем народом. Только прятанье за спину других доказывает существование страха перед высшим судом. Бесстыдным кажется, что они смогут оправдаться, если скажут, что были, как все. Те, кто не верит в последний суд, но и стыдом не хочет терзаться, адаптируют к греху общественное мнение. Они призывают к терпимости. Но в конце жизненного пути каждый человек останется один на один со своей Совестью.

- Вот значит как? По-твоему мы живем ради радостной встречи со смертью? – заметил Сорокин. – Разве можно таким образом почувствовать вкус к жизни? А ведь в нашем мире ничего не двигается с места, когда подключается эта чистюля, совесть. Мир становится неуправляемым.

Александр Дмитриевич теперь крупно шагал по комнате, с трудом удерживая себя от жестикуляции. Поблескивая небольшой лысиной, Сорокин пустился в воспоминания. Он рокотал, словно вещал с трибуны в древнегреческом амфитеатре:

- Я честно работал инженером в заводском КБ. Изобретал что-то в мусорную корзину. Это время нищеты, никчемности и честности я вспоминаю с отвращением. Жить по-настоящему начал, когда перестал бороться с собственным начальником. Умный мужик объяснил мне мое место в жизни и заставил выбрать между возможностями для некоторых и прозябанием с остальными. Я выбрал бессовестный успех. Теперь меня все любят, везде мне рады. Потому что деньги есть. Деньги – это сила. Деньги – это власть. А власть для мужчины больше, чем любовь. Деньги не бывают виноватыми. Они крутят колесики этого мира. А религии придумывают неудачники, чтобы легче пережить невостребованность. Этому миру негодяи необходимы, чтобы праведникам было чего кушать и чем спасаться от вони. Цивилизация, говорят, всеобщее бегство от вони. Эту цивилизацию создали негодяи.

Сорокин снова запрыгнул в большое кресло. Рыхлое тело заполнило его. Влажной ладонью оратор смахнул со лба каплю пота и продолжил, но уже тише:

- У таких, как я, есть энергия желания. Это эффективная психическая сила. Ради своего «хочу» я пойду по чужим головам, не обернусь ни на один стон, не нагнусь ни над одним упавшим. Меня, негодяя, стимулирует хруст чужих костей под моими башмаками. Не осуждать меня надо, Лара, а попробовать наступить самой. Рохля, растяпа в жизни никому не полезен. Зато говорят – добрый.

А в природе идет борьба видов. Нас так в школе учили. Но заговори о межвидовой борьбе в человеческом сообществе, тебя либо сатанистом назовут, либо просто сволочью. А я – реалист. Пусть погибает слабейший. Никого не надо спасать. Я рад, что в России наступило время, когда наркоман, пьяница, неудачник будут одинаково подыхать под моим забором от голода.

Сорокин вдруг искренне и тепло нам улыбнулся:

- Но близкие друзья всегда могут рассчитывать на мою помощь.

- Значит, потребность в дружбе у вас тоже есть? – спросила я.

- И в дружбе, Лара, и в любви. Я нормальный человек.

- Как же вы рассчитываете на искренность и верность тех, кто не уступает вам в энергии желать?

- Общие интересы ограждают. Я всегда вместо обуви с жесткой подошвой пытаюсь обуть своих близких в тапочки.

- Признавайся, когда это ты меня «обул»? – вмешалась в разговор Наташа. Она, как всегда, появлялась и исчезала незаметно.

- Когда делал предложение руки и сердца! – подхватил Вихров. - Обещал золотые горы, а подарил только маленький холмик.

Наташа рассмеялась. Напряжение спора медленно спадало.

Честная компания отвлеклась на еду. Тосты сменяли друг друга. Хорошее вино бодрило. Я не привыкла к такому. «Если бы столько пили за моим столом, - подумалось мне, - давно уже валялись бы под ним».

Вино в графинах, сигареты в ящичках. Ни одной этикетки, ни одного названия.

в которой Лариса предает Костю, чем и счастлива.

Стучалась в окна ночь. В гостиной кроме меня и Сергея никого. Где Сорокины? Сергей обнимает меня. Какой замечательный у него парфюм! Не могу надышаться тобой, любимый.

- Ты нужна мне, Лара. – Вихров осыпал меня горячими и сухими поцелуями. Все было так, как мечталось.

Вернулась под утро. Глупо надеяться, что хозяева не заметят моего отсутствия. На веранде лежит моя сумочка… Забыла о ней. Воспоминания о прошедшей ночи делали счастливой. Любовь, люблю, любит. У Сергея дом-театр. Музыка звучит волшебная. Всюду изображения древних скандинавских богов, каких-то чудовищ. Он сам похож на бога. В нем живет сила. Сколько он знает, умеет! Я его полюбила давным-давно. На Земле ничего не исчезает. Особенно такая любовь. Он мучился тоской и холодом одиночества, пока я вновь не появилась в его жизни. Мы любили друг друга на чудесном ковре. Музыка нашей страсти рождалась далеко, на звезде Алголь, чтобы расцвести потом вокруг нас ветром-звоном, без которого не поют арфы Эола. В кадильнице курились благовония, мерцали свечи, шуршали тонкие шторы. Сергей сказал, что в доме живет ветер.

Я забыла всех. Мы обменялись с любимым кровью. Обвенчались, испив ее из чаши пополам с вином. Он рисовал на моем теле руны Любви, а я украшала его знаками верности. Это был обряд слияния в единый организм. Это был гимн Любви! Я его пела ему!…

Стараясь не шуметь, проскользнула в спальню, упала на кровать, засмеялась, повторяя: « Ну и пусть, ну и пусть, ну и пусть!»

И вот наступило время посмотреть на себя глазами Сорокиных. Они, конечно, тактичные люди. Вели себя так, словно ничего особенного не произошло, не замечая моих шальных глаз, стыдливо прикрытых опухшими от бессонной ночи веками. Сорокин предложил закрепить вчерашние достижения. « О чем он?» – мелькнула нескромная мысль.

- Попробуем на 30 шагах, – продолжал хозяин.

- Ах, да, – вспомнила я. – Это он о стрельбе по мишеням.

Мы вышли в парк, механически что-то делали с оружием, думая каждый о своем. Потом Наташа позвала к столу, и я машинально положила пистолет в сумочку. Сорокин, кажется, ничего не заметил.

Я проживала этот день, не касаясь земли ногами. Это свойство всех счастливых. Трезвая речь Наташи вернула меня в реальность. Я отбила себе пятки, обретая под собой почву.

- Привези на Новый год детей и мужа. Его, кажется, Константином Васильевичем зовут?

Пока я обливалась жаром от стыда, руки измяли край скатерти. Я в ужасе думала о том, что предала Костю. В несколько секунд моя душа раскололась. В трещину вытекло счастье. Осталась боль. Я ответила Наташе лживо и беспомощно. Словом, неумно: «Конечно, привезу. Костя будет рад с вами познакомиться».

Сорокин поджал и без того тонкие губы:

- Странно, что вы ничего не говорили о муже и детях, Лариса? Не по-женски как-то. Может быть, у вас в семье не все ладно?

Каждое слово умело било по обмирающей душе. Какой сволочью я вижусь сейчас Сорокиным, наверное! Они правы. Мой муж чуткий, прекрасный, преданный человек. У нас с ним двое послушных и милых детей. А я, если бы не Сорокины, и не вспомнила об их существовании. Но вместо покаяния я натянула на лицо маску:

- Мой Костя чудесный человек. Любит и детей и меня. У нас все хорошо.

- Кажется, ваш муж – химик?

- Да. Экспериментатор. Днюет и ночует в лаборатории. С ядами возится.

- Такие специалисты сегодня могут многое получить от жизни. О судьбе вашего мужа поговорим позже. Я ненадолго отлучусь.

И Сорокин ушел. Осталось впечатление, что он немедленно донесет на меня мужу. Наташа молчит отчужденно. Я пыталась вести себя так, как будто ей не на что сердиться. Спросила игриво, неискренне:

- Какой у тебя надежный муж рядом, Наташа. С таким можно полный дом детей нарожать. Ты ему подарила наследника?

Вместо ответа Наташа взорвалась. Она напугала меня своим темпераментом.

- Любопытно, да?!! Мне тоже!! Только я не спрашиваю, как ты ночь провела!! Кстати, сейчас ты иначе относишься к браку, любви и детям?!

- Наташа, мне больно. Мне стыдно. Пожалей меня. Ты ведь ничего не знаешь!

- Я?! Это ты ничего не знаешь! Когда зрителей побольше соберется, я тебе открою глаза. Вот придет Вихров! Уж я постараюсь сделать тебя центром… скандала.

- Так нельзя, Наташа. Мы ведь подруги!

- Подруги?!! – Наташа поглядела на меня черными от ненависти глазами. Ее губы посинели. Казалось, она вот-вот забьется в судорогах. Но … щеки порозовели, зрачки сузились, а губы, обретя прежние формы, растянулись в подобии улыбки. Наташа взяла себя в руки. – Конечно, подруги. И все же оставим объяснения до вечера. Я не совсем здорова.

в которой Лариса получает подарки и узнает, что обвенчана с Ветром.

Бороться с муками совести невозможно, терпеть их – невыносимо. «Как я могла так поступить с Костей?» – В сотый раз задавала себе один и тот же вопрос. Если бы на его месте был какой-нибудь другой человек, душа бы не болела столь сильно. Какой вздор! Не могло никого быть на месте Кости. После разрыва с Сергеем, я прожила девять лет раздавленной. Костя меня воскресил. Вылечил любовью. И я разрушаю с таким трудом состоявшуюся жизнь. Сама себе я лгать не привыкла. Разрушила! Вернулся Сергей и занял сердце целиком. Никому не осталось в нем места. Самый дорогой, самый нужный прежде человек забылся, исчез. Я оказалась неблагодарной! Пусть Вихров - любовь всей моей жизни, но привычка к порядочности в отношениях должна была удержать меня от греха. Не удержала. Выходит, у меня на самом деле нет никаких принципов. Я непорядочна и бесстыдна. Предательство, я поняла, совершается незаметно. Достаточно перестать сражаться с соблазнами. Легко быть стойким вдали от искушений. Такая стойкость ничего не стоит. Можно оправдать себя тем, что оказалась слабой, что соблазн был велик. Быть соблазненным – это так стильно. Что же потом? Лгать? Скрывать грешок? Пошло. Меня добивались, совращали, потому что я такая … Какая? Цену себе набиваю, чтобы скрыть истинную. Только дешевки так делают. Я – чужая жена. Мне только поэтому следовало драться за себя с Сергеем. А я находила тысячу причин, чтобы уступить. Это не слабость. Это – подлость.

Наташа негодует. Правильно. В ее доме, в семейном доме, неприличная интрижка. А ведь она открылась мне, почти призналась, что любит Вихрова, просила помочь. Сколько слов о чести мной здесь сказано! В результате – переспала с соседом. И если не я сама, то кто в этом виноват? Как стыдно! Хочется умереть.

Наташа не встречалась со мной до восьми часов вечера, как обещала. Из своей комнаты она вышла только на звонок Вихрова. Я видела, как его впускала хозяйка в дом. Наташа что-то быстро говорила Сергею. Он хмурился. Она очень волновалась. Все эти чудные вечеринки, этот гостеприимный дом, духи и наряды – все для Вихрова.

Пробравшись незамеченной вдоль зеленой стены, я спряталась, чтобы подслушать чужой разговор. Только бы рядом с моим убежищем никто не появился: Сработает автоматика, и неизвестный источник света выдаст меня.

- Ты делаешь глупости!

- Но, Сережа …

- Это не твое дело!! – Вихров был разъярен.

- Кажется, я могу рассчитывать на некоторые объяснения. Мы не чужие люди. Я так страдаю все эти годы.

- Твоя эмоциональность вредит делу. Мне не интересны истерики слепых!

- Это больше не повториться. Я обещаю!

Вернувшись в комнату для гостей, я задумалась: «Что это я слушала? Ссору любовников?» Забытое злое чувство жгутом стянуло все живое во мне. За эти несколько дней я пережила несколько эмоциональных потрясений! Сейчас меня мучила ревность. Эх, невеста ветра… Ветреный у тебя жених. И любовь его – ветрянка: болезнь на лицо, но быстро проходит, и если сделаны прививки, то последствия не страшные. Прививки от Вихрова у меня не было. Много раз обещала себе не позволять этому человеку снова вторгнуться в мою жизнь. Убежала от него далеко-далеко. Но вот увиделись и как - будто не было разлуки и клятвы. Все опоры полетели к чертям. Из прежней спокойной жизни ничего дорого не стало.

Десять лет назад Вихров кричал мне в лицо, что устал от моей жертвенной любви, что презирает меня за самое желание отдавать себя без остатка. Тогда я любила амбициозного и недоброго человека. Новому Вихрову я поверила, потому что его клятвы и новые слова о любви укладывались в мою формулу справедливости. Я подсознательно хотела, чтобы он страдал, расставшись со мной. Я хотела, чтобы он понял мою любовь, пожалел об утрате годы спустя. Когда Сергей при встрече заговорил на моем языке, я безоговорочно поверила ему. С меня будто груз какой свалился. Я, может, и счастлива была от ощущения, что справедливость торжествует. Теперь ревность заставляет меня сомневаться. Неужели Вихров лгал мне? Зачем? Копание в мутной душонке прервала Сорокина.

- Пришла прощения у тебя просить, Лариса. – Наташа заплакала. Вскоре рыдания сотрясали ее так сильно, что я подумала о враче. Мне было жалко эту женщину. Нос у Наташи заострился, глаза – темные провалы. Где же ее цветущая красота? – Ты должна простить меня. Обещай, что будет все по-прежнему. – Наташа сжала мои руки. Умоляла. Боялась чего-то. – Обещай, что будет, как прежде!

- Обещаю. В наших отношениях ничего не изменится. Только успокойся.

Наташа еще раз уткнулась в носовой платок. Потом вздохнула, захлебываясь последней слезой, поглядела на меня благодарно, будто я оказала ей огромную услугу, помирившись с нею, и сказала: «Спасибо, Лариса. Вихров пришел. Он тебя ждет».

В смятении я спустилась в гостиную. Не знаю, что и подумать.

Сергей нежно прикоснулся губами к щеке: « Тебя что-то тревожит?» Я решила не таить своих переживаний. Рассказала обо всем, что пришлось передумать за день. Вихров слушал молча, внимательно. Ни разу меня не остановил. Выслушав слова пополам со слезами, сказал:

- Никого ты не предавала. Ты вернулась к себе. Над Судьбой люди власти не имеют. Даже такие сильные и независимые, как ты. Ты обручилась с Ветром. И твоя жизнь потекла по-другому.

- Сережа, я с тобой серьезно говорю.

- И я. Ты не понимаешь, насколько я серьезен.

- Я люблю тебя. Причем здесь ветер?

- Он ждал тебя. Ты ему нужна.

- Ты говоришь о себе в третьем лице. Просто болезнь какая-то.

- Я объясню тебе кое-что позже. Сейчас ты не готова. Рано!

- Голова идет кругом. Дом не отпускает от себя. Ты несешь какую-то чушь…

- Ничего не изменить, Лара, – устало ответил Сергей. – Изменить можно будущее, но не прошлое. Что у нас в будущем? Через десятилетие разлуки, не смотря на пропасть между прожитыми нами годами, пламя чувств не погасло. Мы все еще любим. Но это не главное. Важнее, что сегодня мы духовно гораздо ближе, чем тебе кажется. Ты часть моей сущности. Жена Ветра. Играть с твоим новым положением не советую. Это твое будущее.

- По-твоему я должна спокойно выслушать параноидальный бред о духах природы и присоединиться к сонму русалок? Мне было хорошо с тобой в твоем доме. Ты талантливо срежиссировал эротический спектакль. Я понимаю, иначе все было бы пошлым, грязным. Но ты требуешь воспринимать приправу к сексу, как обряд, с последующими обетами. Выходит, что я клялась, не сознавая в чем? Такую клятву нельзя считать обетом. Не понимаю, что я обещала?

- Тебя выбрал Ветер. Ты согласилась. Осознанно или нет - значения не имеет. Ветер тебя любит. Но если обеты нарушены, тебе нигде не скрыться от гнева Ветра.

- Миленький, с чего ты взял это? Какой ты Ветер? Ты – человек. Из кожи, мяса и костей. А ветер, он незримый, глупый. Дует, подчиняясь законам электромагнитных полей. Ты очень умный, Сережа. Книжек разных начитался. Думаешь, если много стран повидал, так уж и ветром сделался?

- Не смей!! – напрягся до красноты в глазах Вихров. Но, быстро справившись с нахлынувшим гневом, спокойно договорил. – Не смей. Ты понятия не имеешь с чем взялась играть. Я сказал: ты не готова к посвящению. Но оно обязательно состоится. Иначе ты погибнешь.

Его строгое лицо, какая-то новая резкость в манере говорить, заставили если не трепетать, то задуматься. Он верил в то, что говорил. Однако предмет разговора настолько фантастичен, что не дает возможности отнестись к нему серьезно. Единственный человек, который смог бы мне что-то дельное посоветовать, не хочет откровенничать со мной. Наташа могла многое объяснить. Между тем, Сергей водрузил передо мной большой пакет.

- Это тебе. Отказываться глупо. Это не подарок. Это – дань.

Терзаемая то любопытством, то жадностью, то щепетильностью, я все-таки заглянула в пакет. Достала из него какие-то коробочки. В одних лежали флакончики, в других – порошки, в третьих – нечто желеобразное. Я узнала источники прелести и красоты. Подобные штучки стояли на туалетном столике в спальне Наташи. На дне пакета лежало платье и деньги.

- За что мне платят?

- За любовь.

- Я, наверное, не смогу жить в прежней среде с такими подарками. Ты выдергиваешь меня из привычного потока жизни одним только этим даром.

- У тебя начнется новая жизнь.

Вихров едва слышно шелестел словами. Я, словно во сне, что-то говорила о материнском долге, о необходимости купить Валерке компьютер, а Леночке пальто и колготки. Глаза закрывались. В ушах гудело. Через секунду я спала, сладко и безмятежно. Очнулась от прикосновения Сергея свободной от прошлого и переживаний.

в которой Наташа рассказывает правду о Сергее, а Лариса впервые по-настоящему задумывается о собственной душе

Стояла страшная темень. На небе ни звездочки. Задушена черными тучами луна. Кто-то перенес подарки Вихрова ко мне в комнату. В гостиную спустилась Наташа.

- Сорокин приехал. Он просит прощения за опоздание к ужину. Я сказала, что мы еще не ужинали.

За столом было необычно тихо. Сорокин раздраженно стучал серебром по фарфору. Вскоре он не выдержал молчания:

- Они не понимают, что такими методами ничего не построишь!

- О ком ты, дорогой?

- О властях, о чиновниках! Взяточники. Пусть бы брали, но не забывали ради себя государственные интересы.

- А ты взятки в интересах государства даешь? Не знал.

- Сергей, твоя ирония не уместна. Ты сам подумай. Вот я строю свой бизнес так, как позволяют законы, мозги и личная мораль. Знаете, девочки, что такое бизнес? Это добывание денег, приращение того, что было. Умножение капиталов – цель моей работы. При этом у меня кормятся люди, которым я неплохо оплачиваю их труд. В этом году работать стало невозможно. Чем лучше трудятся люди, чем больше они производят продукции, чем активнее у нас ее покупают, тем беднее мы становимся. Маразм! На дворе 1996 год!! Я готов учредить премию за личную порядочность в чиновничьей среде. Боюсь, что соискателей на минимум призовых мест не наберется.

- Затосковали по идеальным отношениям, Сорокин?

- Эх, Лариса! Мои взгляды на жизнь неосторожно растиражированы. Аморальная среда и для негодяев необитаема. Нет, вы только представьте себе, они не дают возможности закачать деньги в бюджет, потому что уничтожают механизмы их добывания. Скоро нечего будет делить. Их сметут к чертям!

- У нас сметают что-то хорошее. Эти продержатся долго.

- Не дай, Бог, Наташа. Сергей, нам поговорить нужно. Я, думаю, девочки нас простят.

Мужчины удалились в кабинет к Сорокину. Мне не терпелось откровенно расспросить Наташу, но она меня опередила.

- Я все знаю про вас с Вихровым. Прости, подслушала. Я должна рассказать о нем кое-что. Ты хочешь?

- Хочу. Только самую что ни на есть правду.

Набросив на плечи огромную шелковую шаль, Наташа облокотилась на высокую спинку своего кресла. Ей невозможно было усидеть на месте. А стоя, она могла удержаться хотя бы от нервного озноба. Шаль красиво охватила ее хрупкую фигуру. Поблескивала бахрома, потрескивали дрова в камине и, что бы ни сказала Наташа, - все будет казаться мне сказочной историей, я знаю.

- Мы познакомились с Вихровым в нелегкие для семьи времена, - начала рассказ Наташа. – У Сорокина сплошные провалы, долги. Ребенок наш очень болел. Я психовала. Стала выпивать. Всякое бывало. И вдруг приходит однажды к нам Вихров, требует срочного переезда за город, выбирает это место, привозит сюда бригаду и строит нам дом. Тщательно его отделывает, обставляет, но не вселяет нас. Он говорит, что нужно совершить какой-то обряд. Там, в парке, есть дерево. Ты его не видела. Вокруг него почти всегда тень. Сергей его сам соорудил из нескольких деревьев. Оно похоже на Иггдрасиль - древо жизни северных язычников. Огромное сооружение прижилось в нашем парке. Возле этого дерева Вихров чертил какие-то фигуры, заставлял нас прижиматься спиной к стволу, обрызгивал сильно пахнущей водой. Исполнив свой ритуал, позволил нам войти в дом. Мы чувствовали в этом жилище себя поначалу неуютно, но потом случилось чудо. Сын стал выздоравливать. Сергей приходил каждый день. Обливал его возле дерева странной водой, нашептывал ему что-то смешное. Сынок часто смеялся. В жизнь моей семьи будто вдохнули новые силы. Теперь нам помогали и камни, и растения, и вещи. После беседы с Вихровым пошли в гору дела и у мужа. Глаза его снова заблестели. Удача повалила навстречу. Сорокин роздал долги, расширил бизнес, укрепился на рынке. Вихров подарил нам будущее, а счастья не дал.

Я его полюбила. За силу, которую не могла не ощущать, ведь Сергей изменил нашу Судьбу. Конечно, такого человека нельзя не полюбить. Но моих чувств он не принял. Наоборот, взбесился, когда узнал, что я ему предлагаю. Не появлялся у нас несколько дней. Мой ребенок снова стал болеть. Моя красота увядала на глазах. Представляешь, каково обнаружить, что все, чем дорожишь, находится в руках другого человека!? Если Сергей хотел, чтобы я поняла положение вещей, то он своей цели достиг: без Вихрова невозможно не счастье, а жизнь. Любимый стал властителем моим, потребовал служения, и я согласилась. Ломать себя не пришлось. Скоро я узнала, что без подписи Вихрова наши счета не действительны, что наша собственность фактически принадлежит ему. Это все вдобавок к тому, что и я, и мой ребенок зависим от Сергея физиологически.

Зачарованная, я слушала Наташу, раскрыв рот. Во мне росла гордость за Сергея и страх за всех нас.

- Где твой сын, Наташа? – спросила я.

- В Шотландии. Он там учится в школе.

- Не понимаю, как же Вихров его вылечил? Ведь он не врач?

- Ты не знаешь?! – искренне удивилась Наташа. – Он ведь очень сильный маг!

- Колдун что ли? Ты шутишь.

- Я думала, ты знаешь… Он был амбициозен, говорят. Хотел стать суперменом. Ему попались нужные книги. Вернувшись из путешествия по Ирландии, он привез какие-то списки, забрал у Сорокина производственную лабораторию, запустил в нее странных чужаков и … Словом, благодаря работе лаборатории, на моем туалетном столике появились новые флакончики и кремы. С ними я молодела и становилась необычайно восприимчивой к окружающему миру. Запахи и звуки природы ворвались в мою жизнь, которая была прежде страшно бедна. Лабораторию Вихров реконструировал, превратив ее в небольшой цех. Благовония, курительные приборы, косметику и разные порошки в магазины не отправляли: все разбегалось по «своим». Я заметила, что, становясь клиентами фабрики Вихрова, люди уже не могли без него обходиться.

- Неужели наркотики?

- Что ты! Нет. Сорокин не свяжется с Уголовным Кодексом. Даже косвенно. Не говоря уже о Сергее. Здесь другие силы выходят на сцену. Клиенты Вихрова обязательно появлялись на службах.

- Как у сектантов?

- У Вихрова не паства. Люди кладут свою жизнь на алтарь его дела. Мы все платим ему эту дань. Мы не умеем строить свою жизнь без его поддержки.

- А как же я? Наташа, зачем он все время говорит со мной о ветре?

- Мне кажется, что магу нужно иметь рядом с собой женщину с особенной энергетикой. Вихров торопится. Ему как - будто нужно успеть к определенному сроку. Энергетическими тестами он стольких женщин проверял! Какие заметные были люди: волевые, наивные, очарованные им! Ему очаровать женщину ничего не стоит. И только с тобой получилось все! Ты выдержала его экзамен.

- Но что такое Ветер? – мне очень трудно было говорить о волшбе и чарах.

- Это магическая сущность Вихрова. Его сила. Он олицетворяет эту стихию. Если Сергей рассердиться, придет ураган. Я видела однажды. Потом специально узнавала: безветренное место, отродясь не было здесь никаких бурь. Вихров не позволяет себе сердиться, чтобы воздушный поток, которым он управляет, не вырвался на свободу и не бесчинствовал в округе.

- Если есть Ветер, значит, есть и Луна, и Солнце? – глупее и доверчивее меня - нет людей на свете. Размеры своей глупости я ощущала физически. И все-таки слушала Наташу! Еще как слушала!!

- Магов несколько. Не в России, а в мире. Когда-нибудь они встречаются. Ты можешь узнать, что они делают. Ты избрана, пройдешь посвящение и станешь частью их дела. Сама станешь сильной.

- Уму не постижимо! И я все это слушаю. Но как же твой Сорокин терпит превосходство Вихрова?

- Вынужден. Слишком велика зависимость. Только терпит скорее Вихров. Сорокин через-чур фамильярен. Вот картинную галерею назло Сергею в доме завел.

- Вихров настоял на отъезде сына. Сорокин озлобился и завез сюда свои картинки. А Сергей модерн ненавидит. В интерьер, созданный так подробно, внесли чужеродное тело.

- Как же мне быть, Наташа? Я замужем.

- Вихров тебя не отпустит. – Наташа закурила очередную сигарету. - Я думаю, что твоим детям и мужу вся эта история на руку. Из нищеты вылезут, получат возможность учиться там, где надо. И мужчина твой не останется одиноким. Женится Константин Васильевич еще раз, но уже будет химиком со средствами и ученой степенью.

- Он убьет тебя, Лара, если ты сломаешь его планы. Но ты ведь любишь Вихрова! Чего же тебе надо еще?

- Я - христианка. Я боюсь. Он столько верных слов о Боге говорил. В голове не укладывается…

- У Вихрова другой Бог. Пойми это. У вас с ним общий только Дьявол.

Наташа так легко говорила о моем будущем, о Боге и дьяволе, о магах и чудесах, что мне стало за нее страшно. За этой легкостью должно стоять только абсолютное неверие. Опустошенность и темнота. Разве Наташа такая?

- Наташа, ты ведь крещеная? – спросила я. - Не боишься принимать заботу оккультиста?

- А ты видела Христа? – резко ответила мне подруга. - Мне иногда кажется, что с христианством произошло то же самое, что с коммунизмом. Большевики победили и три поколения ни царя, ни империю Российскую не знают. Как – будто до большевиков России не было. С верой так же. Победил один Бог другого. Назвал учение и книги побежденного вредными, бесовскими. Спустя несколько поколений люди стали сами бояться прикоснуться к знаниям из довоенного прошлого. А если бы победил другой Бог? Мы бы сейчас Христа боялись? У нас нет выбора. Дефицит идей. Из одной концепции не выбирают.

- Но христианские заповеди учат нас быть счастливыми в мире людей. Чем же они плохи?

- Два завета - это на одну веру слишком много. Какой из них оставил нам Бог, а какой придумали за него люди? Да и церковь давно стала коммерческой лавочкой при Боге.

Наши богатенькие практически все прошли через оккультизм. Кто-то сам учился, кто-то выписывал себе личного колдунчика. Всем хотелось быть успешными. Власти и денег хотелось. Эти люди ради них все продадут. Не случайноࠠсатанинская секта самая богатая в городе. На поклон к Сатане многие ходили, но столкнуться с демонизмом в действии – и давай на себя знамение крестное накладывать! От страха начинают храмы строить, колокола дарить, с попами водку пить. Надеются, что отмолят церковники их душонки.

Глаза у Сорокиной горели нестерпимо ярко и зло. Она, может быть, впервые так много и откровенно говорила.

- Сережа у тебя не вызывает страха, – прошептала я и потянулась к теплому дыханию камина. Странный разговор основательно заморозил мне руки.

- Сергей в человеке уважает личность. Он как-то рассказывал, что некоторые духовные сущности скрывают от человека его природные возможности. Им выгоден человек – раб. Но если непростой человек, вооруженный знаниями, имеет независимую волю, то он может быть сильнее и демонов, и ангелов. Сергей считает, что на Земле нет духовных хозяев. Я сама еще не все понимаю. Вроде бы древние знания давали людям возможность перемещаться в пространстве довольно быстро без помощи машин, информация распространялась без средств связи. Существовала психогенная цивилизация. – Наташа гордо посмотрела в мою сторону. - Я коряво говорю, потому что ни в чем не разбираюсь: ни в оккультизме, ни в технике. Только с Сергеем я Бога не боюсь. Мы его ничем не оскорбляем. Познавать мир со всех сторон не грех.

Мы помолчали с минуту. Я не знала, что ответить. У меня не было права на возражение. И на согласие, кажется, тоже. И я произнесла что-то бесформенное, бессмысленное и пафосное:

- Возможно. Инквизиция, к примеру, жгла ученый люд почем зря. Вполне могли сгоряча нужное пожечь. От остервенелой преданности начальству уничтожалась культура целых народов. Идеи запрещали тоже люди, не Боги. Нужно иметь собственное суждение, а для этого очень важно иметь полную информацию.

Наташа засмеялась. После всего, что она мне рассказала, мы стали ближе друг другу: обе любили мужчину, в котором ничего не понимали и, отношения с которым нам дорого стоили.

в которой Лариса исследует личность Сорокина и понимает насколько он опасен.

Мы разговаривали, не задумываясь о том, что нас могли подслушать. Это было тем более странно, что и Наташа призналась - подслушивала, и я тоже имела опыт вторжения в чужие секреты. Мы, глупые женщины, боялись удара из-за угла, но всерьез все равно готовились только к лобовой атаке. Причуды женской психологии или природная доверчивость? Кто знает…

Наташа, казалось, впервые за много лет говорила о наболевшем. Я стала благодарным слушателем, потому что не знала такой формы жизни – богатые и несчастные. Теперь мне жизнь Наташи виделась совсем бессмысленной. Я не завидовала ей больше. Как прежде, мне хотелось спасти ее, помочь.

- Скажи, а Сорокин знает о твоих чувствах к Вихрову? – спросила я, понимая, что вторгаюсь в область темную и болезненную.

- Я думаю, что догадывается. – Спокойно ответила Наташа.

- Как же вы тогда принимаете друг друга?

- Как все. Сорокин по натуре не семьянин. Если мужчина начинает «делать деньги», то, уж поверь мне, он это делает не для семьи. В самом начале, может быть, у него было желание обеспечить сына, жену приодеть, а потом все свелось к другим мотивам. Я просто хорошо выполнила задачу жены бизнесмена: не позволила носить деньги на сторону. Только поэтому у нас все еще есть дом, в котором мы живем вместе.

- Но ты такая красавица! Неужели Сорокин равнодушен? И дом ты ведешь безупречно. Мужчины комфорт ценят.

- Мы слишком долго живем вместе. Ни красота, ни уродство уже не замечаются. Мой муж о тебе скорее скажет: «Красавица». Меня он давно не видит. Так что, держусь на одной привычке к комфорту.

Любовь к Сереже спасла меня от пустоты в сердце. А Сорокин…Я слишком много о нем знаю, у меня свой процент в его деле. Для чего ему перемены? Он не влюбляется в людей.

- Наташа, твой муж в осаде. На такой характер нельзя давить. Унижения нелюбовью он не простит. Мне Сорокин показался опасно самолюбивым.

- Нельзя давить… Собственные трудности муж всегда решал с позиции силы. Найдется другая сила, он к ней примкнет. Договорится. Прогнется. Конечно, при первой возможности ударит по обыкновению в спину. Но я теперь слежу за ним. И боюсь его хитроумия. Он ведь может чужими руками все сделать. Моими или твоими.

- Как моими?!!

- Понимаешь, я размышляла тут… Не думай, я не ревную. Но Сорокин ничего просто так не делает. А тебе он оказывает слишком много внимания.

- Может быть, он хочет показаться гостеприимным хозяином?

- Идеалистка. Сорокин тебе с первого взгляда ценник прикрепил: нищенка, неудачница. В его понимании, конечно. Как и для всех наших знакомых, человек – это его банковский счет, его дом, машина, и т.д.

- Словом, качеств личности не существует. Чего нельзя купить, не нужно иметь в хозяйстве. Могу представить, какое место в жизни он отводит себе.

- Не можешь. Когда Сорокин обанкротился, мы переживали настоящую трагедию. Дело ставилось на мои деньги. И вдруг такой крах. Муж считал себя не достойным, ничтожным человеком. Беззащитность и озлобленность в нем заварились во что-то несуразное. Меня бил, убийц к конкурентам подсылал. Все ради возвращения прежнего статуса. Вихров нас спас тогда не только от финансовых проблем.

- А сейчас Сорокин знает, что собственность и деньги уже не ему принадлежат?

- Не знает. Вот почему я тревожусь, Лара. Ему пока не до внутренней ревизии.

- Ты не думала, отчего коммерсант Сорокин не занимается своими банковскими счетами? С каких коврижек Вихров, наоборот, стал интересоваться деньгами? Встречаются каждый день два человека, ненавидят друг друга, а в результате делец теряет деньги, а мистик богатеет. И никакого видимого конфликта. Вот и сейчас о чем-то увлеченно беседуют.

- У них появилась общая цель. Ради ее достижения Сорокин готов расстаться с деньгами, а Вихров согласен тратить свое время. И цель эта – власть.

- Наташа, они идут сюда.

Наш разговор не следовало продолжать при мужчинах.

Вихров и Сорокин вернулисౌ к столу без следов недовольства или озабоченности на лицах. Они не были распалены спором. Казалось, что все это время два приятеля мирно курили, разглядывая старые фотографии. Если бы не рассказ Наташи, можно было поверить в святую мужскую дружбу.

Вихров и Сорокин. Большой и маленький. Извечный конфликт, неисчерпаемый. Маленький хочет стать большим, лысый – волосатым, толстый – стройным, слабый – сильным. В отношениях этих двоих множественный конфликт усугублен еще и волевым нажимом Вихрова практически на все точки жизни Сорокиных. Можно ли вообразить насколько сильно ненавидит человек, не умеющий восхищаться чужими достоинствами?!

Сорокин любит деньги. Он их рассматривает, как средство достижения власти над людьми. Для чего ему нужно личное возвышение? Зачем Сорокину сила, если он никого, кроме себя, не хочет защитить? Для удачной атаки на других? Тогда в чем заключается цель его агрессивных планов? Получается слишком короткая цепочка. От «я» до «Я». Ну навяжет он себя в качестве идола толпе, построит государство слабых, завистливых и подлых. В таком обществе, если кончается мясо, съедают царя. Зачем все это нужно неглупому человеку?!

Интересно, боится ли Сорокин старости? Не морщин, а немощности, возрастной бесстрастности? Интеллектуалы стареют позже и легче. Они долго не отделимы от главного своего дела – мышления. Мыслящие люди самодостаточны. Им идолы не нужны. Бедный Сорокин, на старости лет не заработает себе умных друзей. Так и будет покупать внимание молодых, энергичных, известных. А ведь ему очень хочется самому иметь Имя. Только путей к нему он не знает. Их знает Вихров. Но он сам власть любит. Зачем ему такие рыхлые люди, как Сорокин? В какой игре он их использует? И зачем здесь я? Чужие страсти в чуждом мне мире чужих людей. Я случайный зритель. И вдруг меня сделали актрисой номер один. Прежде я не играла. Я жила. У меня были искренние друзья и враги. С друзьями мы делились теплом души, отдавали друг другу свое время, труд и деньги, чтобы поднимать незатейливые дачки, ремонтировать семейные реликвии – машины. Собирали пятерки и десятки на радость или горе. В дни торжеств и скорби за моим столом собирались добрые люди. Место в жизни каждого из них нужно было заслужить. В общество Сорокиных можно попасть, всего лишь взяв напрокат платье.

Я спокойно смотрела на Сергея, не ощущая радостного нетерпения от встречи с ним. Из-под моих чувств выбили романтическую подставку – случайность. Меня вряд ли искренне любили. Я нужна для дела. Моя сумасшедшая связь с Вихровым походила на женский психоз. Еще бы, последний мужчина в жизни, нашептавший что-то о любви. Мой роман изначально был излишне сказочным, чтобы относиться к нему всерьез. Я заскучала по дому, по маминым блинам, по детям. Очарование богатством отпускало. Спасибо, Наташа. Без твоего рассказа мне не было бы так легко уйти отсюда. Дом отказывался от меня. Я почувствовала себя свободной от него. Глубоко вздохнув, готовясь сбросить остатки зависимости, я столкнулась с немигающим взглядом Вихрова.

в которой Лариса принимает предложение Сергея.

- Мы почти не виделись сегодня, дорогая.

- Да. Рядом все время кто-то был.

- Отвыкаешь от меня? Ты слишком быстро отвыкаешь от меня. Отдаляешься. Хочешь вернуться домой?

- Я скучаю по детям, Сережа. И … хочу вернуться.

Сергей спрятал мою руку в свои ладони, вздохнул.

- Перед тобой открывается интересная жизнь. Ты так жадно всегда искала новые впечатления! Их у тебя сейчас достаточно. Все нужно осмыслить. Несколько месяцев тебе будет что вспомнить. А потом? Заветную дверь ты еще не отворила. Я готов вымостить твой путь наверх, если ты примешь решение остаться со мной. Не понравиться новая жизнь, вернешься назад. Всегда можно вернуться. Подумай. Мне не хотелось бы, чтобы ты приняла быстрое решение. Пожелаешь вернуться домой, все так и будет. Я переживу. Но ты будешь мучаться из-за несостоявшегося рывка в неведомое прежде. Я знаю тебя. Ничего уже нельзя будет переиграть.

Сергей говорил, а я снова любила его. Милый, родной, заботливый. Разве я знала тебя? Он рассказывал мне, какой я талантливый человек, объяснял, что женщина тоже должна реализовать свое призвание, что мне, как матери, нужно встать на самую высокую ступеньку, потому что дети станут мной гордиться. Он способен мне помочь, хочет мне помочь. И ждет только моего согласия принять его помощь. Теплая волна признательности накрыла меня с головой. Я снова любила Сергея, неистово и ярко.

- Любимый мой. Так близко. Мне только ты нужен. Мое призвание – любить тебя.

Я целовала ему руки. Сережа играл на моих чувствах, как на виолончели. Музыка мастера укрепила, ослабевшие было связи с единственным мужчиной, который любил во мне все. Я отражала, словно зеркало, его чувства. Он любит, я люблю еще больше.

- Ребята, так нельзя! – вмешался Сорокин. – Вы здесь не одни, в самом деле. Учись, жена. Вот как надо с мужчиной разговаривать. Он тебе – работай над собой, а ты ему – люблю, хочу, тоскую! Куда мужику от такой славной податься?!

Вихров вывел меня под руку на веранду, набросил на плечи свое пальто и, словно тут же забыв обо мне, побрел в парк. Я тенью последовала за ним. Сергей шел, не оглядываясь, молча, один среди осенней темноты. Догадываясь, что мы идем к его дереву, я дрожала от страха. Показался черный безлистный остов. Сергей раскинул руки, пытаясь обхватить ствол. Я не стала приближаться к нему. Мне казалось, что Сергей прижался к дереву, как сын прижимается к матери, когда ему плохо. Дети черпают в таком объятии силу и покой, а Вихров пришел сюда и за покоем тоже. Никогда Сергей не рассказывал мне о своем детстве, родителях. С его матерью познакомиться мне не пришлось. Возможно, по моей вине. И вот сейчас, через столько лет, я приоткрываю только для себя Вихрова-сына. Прежде не могла себе представить, чтобы Сергей мог быть так гордо нежен, настолько силен в своей человеческой незащищенности.

в которой Лариса дотрагивается до мировоззрения Вихрова.

Из темноты парка слышались всхлипы, едва сдерживаемые рыдания. Кто из двоих плакал там? Оба, и мужчина, и дерево, мало походили на слабонервных. Тем серьезнее мне виделась их скорбь, тем безнадежнее эта встреча напоминала мне прощание.

Холодало. Сергей без пальто вполне мог простудиться. Я позвала его домой. Вихров оторвался от груди родного ему существа, посмотрел в мою сторону, позвал.

- Подойди. Оно тебя зовет. Не бойся.

Я нашла его руку, втянувшую меня во тьму еще глубже.

- Дотронься. Здесь тепло. Здесь жизнь. Оно принимает тебя.

Ветки дерева, как по команде, приблизились. Каждая коснулась меня. Ствол, действительно, был теплым: под корой вопреки ожиданиям, все-таки поздняя осень, чувствовалось сокодвижение.

- А зимой оно спит? Это же не елка, можно замерзнуть.

- Оно никогда не спит. И не замерзает. На его ветвях никогда не лежит снег. А на корнях лежит. Странно, правда? Попроси его о чем хочешь.

- Что же просить, Сережа?

- Нет желаний? Может быть, есть вопросы?

- Вопросы есть. – И я тихо нашептала дереву обо всех своих страхах.

- Ну вот. Теперь оно хорошенько подумает и завтра ответит на все твои «почему».

Ночь мы провели вместе в его доме. Нас убаюкивал голос Ветра. Я снова клялась ему в вечной верности, и верила, что сдержу свое слово. Сердце полнилось чувствами настолько, что они стекали с языка. Я захлебнулась бы ими, как только мне приказали бы молчать.

- Если с тобой что-нибудь случится, я умру.

- Почему ты боишься, милая?

- Страшно терять любимых. Мне боязно, что счастье мое не надолго. Вот скажи ты мне, что бессмертен, я поверю, и не буду страшиться будущего.

- К сожалению, я уязвим. Что делать?

- У тебя не должно быть могущественных врагов.

- Эх, Лара. Люди гибнут по вине глупых, жадных, завистливых. Такого народу полным – полно. Не убережешься.

- А Сорокин опасно близок к тебе. Он мне не нравится.

- Не бойся Сорокина. Он ручной.

- Меня с работы, наверное, уволили за прогулы. Отпусти меня домой, Сережа. Некоторые вещи по телефону не утрясти.

- Скоро вместе поедем. Через два дня посвящение.

- Что же это такое! Я – христианка, Сережа. Для меня год назад крещение было не просто игрушкой в духе времени! Зачем ты умножаешь мои беды? Так тяжело и без твоих сказок.

- Сказки, сказки… Боишься моих сказок, не зная их. Все, что я знаю, мною прожито. Мои опоры проверены делом и временем. Училась ты долго, много, а что собой представляет, к примеру, свет, – не знаешь. Твои знания какие–то условные, неопределенные. Множество людей их повторяют из года в год, внушая самим себе глубокое уважение к собственной образованности. Мои сказки доступны немногим, но из-за этого они менее значимыми не стали. Ты ничего не может сделать сама по знакомым из книг технологиям. Я – могу все!

- Как же Бог, Сережа?

- Твой Бог существо грубое и глупое. Ты ничего о нем не знаешь. Твои знания о Боге всего лишь информация, которую толкуют по-разному. Мои знания толковать нельзя. Они абсолютны. Мой мир, как и твой, стоит на трех опорах. Я считаю ими материю, дух, интеллект. Если человек не задумывается о своем месте в этом триединстве, то это не значит, что предназначения не существует. Я научу тебя, как включиться в истинную жизнь мира. Без нас ему трудно, понимаешь?

- Нет, не понимаю. О тебе Наташа столько странного рассказывала. Как ты вылечил ее ребенка?

- Это не я вылечил, а мое дело. Я лишь орудие в руках Бога.

- Она сказала, что у нас разные Боги.

- Какая же ты темная. Ладно, давай спать. Спокойной ночи, родная.

Мне грезилось или на самом деле со мной происходили чудеса? Сложный многовариантный мир! Раньше я думала, что гений, открывший и оседлавший электричество, создавший искусственный интеллект, расколовший атом, внедривший в нашу жизнь телевидение, доказывает мощь человеческого разума, объединяет нас с Богом. Теперь я видела, что мир напичкали новыми игрушками, без которых трудно обойтись. Но ведь возможно! Мир Вихрова – это Воздух, Земля, Вода, Свет, Огонь… Без каждого из перечисленных звеньев жизнь невозможна. Кто-то более мудрый предлагал мне отказаться от детского образа жизни в мире вещей, и начать ответственную жизнь взрослого человека. Я должна стать хранительницей чужого детства, пока не подрастет кто-нибудь еще и либо сменит меня на посту, либо подставит свое плечо. Миф об Атлантах, удержавших мир от катастрофы – это же символ объединенных энергетических возможностей взрослых умов и душ. Не обязательно быть великаном, чтобы удержать на своих плечах мир от падения в бездну. Нужна иная сила.

Если подняться высоко-высоко, где не обитают облака, то не увидишь на Земле государства, нации, отдельных людей. Сверху видна единая планета. Людей не видно, только результат нашего присутствия на планете по-настоящему заметен. И это не является основанием признания людей самыми умными существами на Земле. Деревья, камни нас не замечают вообще. Мы для них слишком быстро движемся. Но они чувствуют наши прикосновения и плачут от боли, которую мы причиняем. В отличие от леса, люди не могут считать себя аборигенами планеты. Мы вторглись в жизнь без спроса и колонизировали пространство. Наша планета из космоса видится голубой. Таким образом, Земля заявляет о своих главных ценностях: воздухе и воде. Большое видится на расстоянии… Вблизи мы видим лица людей, их платья из синтетики. Не зря все самое вредное для человека не пропускает воздух. Человек в воздушной среде – это человек, не оторванный от дома. Воздух – всепроникающий дух, отец всего земного. Норвежцы, исландцы называют своего создателя Одином, ветром, в котором все живет и движется. И мысль тоже. Вихров связан как-то с этим мыслящим Ветром…

в которой Один отвечает на глупые вопросы.

Я проснулась, едва рассвело. Сергей нежился в утренней дреме. Вокруг стояла звонкая тишина: птицы не галдели, растения не стучались в окна голыми ветками. Обездвиженный туман замер, не рассеиваясь, скрывая окружающий мир. Я пошла в парк. Тишину нарушали мои неосторожные шаги. Мне казалось, что я должна успеть вернуться, пока Ветер спит.

В белесом почти жидком воздухе Дерево больше не походило на случайный набор веток, сучков и колючек. Я обошла его со всех сторон, и мне почудилось человеческое лицо, которое проглянуло вдруг сквозь переплетенные ветви. Вглядевшись, я увидела строгую женщину. Почему-то захотелось прислониться к теплому стволу щекой. В голове почти сразу загудело, и я услышала шепот-шелест, музыку, которая необыкновенно волновала плоть. Тихая, прекрасная, чужая…От радости я зажмурилась … и оказалась на холмистом берегу холодного моря. Сквозь брызги прибоя виднелся высокий человек с белыми длинными волосами. Он потрясал посохом и издавал чарующие шепчущие звуки. Однако, на людей, прятавшихся среди дальних холмов, они действовали иначе, чем на меня. Люди хватались за головы, из ушей у них текла кровь. Кровоточили рты и глаза. Вот они пали на колени. Похоже, просят пощадить их. Человек отвел от них посох, простер руки в сторону моря. Поднялся ветер. Он разметал вещи молящих. И тут я поняла, что высокий остановил битву. Люди на коленях – воины. Ветер потопил их оружие в море и теперь гнал отсюда людей. Долой! Домой!… Берег скоро опустел. Человек устало взглянул в мою сторону, присел на камень и заговорил. Со мной?!

- Видела? Завоеватели… Так их разъэтак. Хлеб сеять, дома строить им скучно. А грабить – весело. Забыли чему мы их отцов и дедов учили. Надоело одно и то же повторять каждому поколению! Мы должны один раз сказать, а передавать сказанное – ваше дело. В конце концов, кому нужнее-то? И вот, приходиться талдычить: « Не пренебрегайте опытом поколений. Люди здесь и до вас жили не зря. Умножайте знания, храните их. Учение – редкая ценность». Боюсь, что тебе тоже не на века скажу. Мудрость – груз тяжелый. Суета заест. Устанешь. А надо хотя бы до внуков донести! Спрашивай.

Не теряя минуты на удивление или недоверие, я спросила:

- Зачем вы позволяете людям по-разному именовать своих Богов? Это разъединяет людей, толкает их на религиозные войны.

- Детям не объясняют строение мира на языке ученых мужей. – Беловолосый человек от досады стукнул пару раз посохом. - Каждому народу, каждому человеку открывается та часть истины, которую он способен понять. И в том виде, в котором он способен ее освоить. Многоликость, многоименность, как разные дороги, ведущие к единому месту. Неразумные, уважая только свой путь и опыт, стараются отрезать иные тропы от Источника Жизни и Познания. Мы не мешаем вашей борьбе, но и не радуемся ей. Просто вы так идете. Самые мудрые все равно видят, что все идут в одном направлении. Спрашивай.

- Присягая своему Богу, мы боимся, как бы нас не посчитали отступниками, прояви мы интерес к иному знанию. Говорят, старые заветы отменил Иисус своим пришествием.

- Во истину, людям нельзя давать готовых формул! Только выстраданные вами знания крепки. Знание не может быть греховным. Мы учили людей выживать на Земле, не ссорясь с Природой. – Высокий с посохом горько усмехнулся. - Наша мудрость, отданная просто так, без сложностей и условностей, позволила сохранить биосферу планеты для последующих поколений. Эгоистическое человечество множилось. Оно не должно было вытеснять с Земли другую жизнь. Первая истина заставила людей уважать тех, кто пришел в этот мир раньше. Что-то в людях живет темное. Не могут без баловства. Стали убивать друг друга, воевать за место под Солнцем. Войны между людьми вредили воде, лесу, порождали моры. Тогда к вам пришел Иисус. Он принес вторую истину, благодаря которой человечество наладило бы отношения внутри своего вида. Учение Христа – это способ выживать среди себе подобных. Но вторая истина не отменяет первую. Люди забыли закон умножения знаний. Кому пришло в голову отвергнуть старые заповеди ради новых?! Несчастные, что же вы получили? Кое-как разобрались друг с другом, но стали уничтожать Природу! А ведь объединенное знание вывело бы человечество на более высокий уровень развития. Люди могли стать частью братства, встать рядом с Водой, Воздухом, Огнем… Человек – как носитель сознания – еще один элемент мироздания. Объедините знания и вы получите третье. Спрашивай.

- Бог – это абсолютное добро. Так нас учат. Почему же за добро платят злом? Почему за это не платятся? Бог не в силах поставить зло на место?

Мой вопрос вывел беловолосого из равновесия. Он поднялся, расправил плечи строго посмотрел мне в глаза:

- Когда мы поняли, что человека учит только личный опыт, мы перестали вмешиваться в деяния людей. Ваш недобрый мир построили люди, а не Бог. В мире насилия каждый человек – раб. У каждого есть свой хозяин. Вы не понимаете, что послабление рабства не является добром. Это напоминание: хозяин может быть снисходительным. Нет, это не Добро! Начальник, учитель, родитель – любой, в чьих руках нити чужих жизней и судеб, - обязан быть гуманным. Для них доброта не доблесть, а долг. – Беловолосый оперся на посох, вздохнул. - Разве в вашем мире такое отношение часто встретишь меж людьми? Если вы принадлежите к хозяевам, то верх либерализма – не гнуть раба в три погибели. Если вы из тех, кого угнетают, то жалеете обездоленных еще больше. Это не доброта. Духовный подвиг можно совершить, если не позволяешь себе озлобиться на гонителей своих. Добро – это великодушие. Для творения его нужна не просто душа. Она должна быть великой! А люди часто принимают свое благодушие за великодушие. Что же они совершили во имя этого величия, что пережили? Всего лишь сытно поели. Добро свершает просвещение, а не насилие. Долгий путь, прекрасный