Призрак.

 

Высоко в небе, чуть ниже мелькающих над землей облаков, парил орел. Широко расправив сильные крылья, он скользил по воздушному течению, стиснув в когтях мертвого кролика. Летнее солнце зависло в самом зените, далеко внизу неторопливо тянулась унылая степная равнина, и лишь изредка острый взгляд птицы различал одинокие островки сухостоя. Наверху знойный ветер был разгонист и неуправляем, только орлу он был нипочем. Вот уже несколько лет как он перестал обращать внимание на капризы стихии — то вдруг обрушивающейся прямо из ниоткуда, то коварно затаившейся в наползающих тучах. Ему не приходилось бороться с потоками воздуха — организм великолепно справлялся сам, настолько привыкший к всевозможным воздушным перипетиям, что действовал без участия разума.

 

Внизу раздался судорожный крик — кто-то из мелких, дрожащих птах заметил в небе грозного хищника. Орел продолжал свой полет, не поведя глазом: пускай беспокоится мелюзга, на сегодня охота закончена. Нужно торопиться к гнезду, где ждет подруга — красивая орлица с пестрой грудкой,— и три крохотных птенчика. Орел миновал пригорок, укрытый золотистым ковылем, что исполнял нестройный танец под нещадными порывами ветра. До гнезда оставалось уже не так много. Взмахнув крыльями, орел поймал новый ток накаленного светилом воздуха и стремительно заскользил под углом к земле.

 

Вдруг перед ним что-то возникло. Неясное, расплывчатое очертание. Не сбавляя скорости, благо весомых причин для этого он не нашел, орел, тем не менее, подобрался. Взгляд полыхнул напряжением и стал острее; орел вгляделся в лазурную даль, пытаясь распознать это нечто, что двигалось впереди него. Бесформенное явление походило на сгусток накаленного воздуха где-нибудь над горячей пустыней. Орел впал в легкое недоумение. Привыкнув иметь дело с ощутимыми противниками, хищная птица благоразумно сочла, что лучше всего обогнуть возникшее препятствие. Орел не был трусом, но тупое геройство, свойственное некоторым людям, ему было тоже неведомо. Он просто реально смотрел на вещи, как на земле, так и в воздухе.

 

Прямая его полета изогнулась влево; краем глаза следя за чуждым явлением, орел попытался его обогнуть. Не без удивления он обнаружил, что попытка его безуспешна — дрожание воздуха вновь замаячило впереди. Орел взял еще левее, но увидел все ту же картину. Казалось, что невесть откуда взявшаяся прозрачность обладала таким же прозрачным разумом, неизменно вставая на пути и угрожающе надвигаясь. Орел рванулся вправо — пространство метнулось вслед за ним.

 

Тогда орел покрепче ухватил когтями добычу и стал набирать высоту. Он постарался выплеснуть из себя все возможные резервы, чтобы двигаться со всей скоростью, на которую могла быть способна птица его полета, но и теперь ему не удалось уйти от преследования. Сгусток все время оставался впереди, разрастаясь и крепнув. Внезапно орел испытал страх. Что-то приближалось к нему, и не виделось в этой встрече добрых намерений.

 

Матерый и закаленный в боях хищник издал испуганный клекот и выпустил из когтей ношу: сейчас кролик только мешал. Совершив короткую, быструю дугу, орел, что было силы, понесся прочь от этого страшного места.

 

Какое-то время продолжалось его паническое, в инстинктивном желании спасти свою жизнь, бегство. Вскоре птицу начала одолевать усталость. Оставаясь в полном расцвете сил, орел, тем не менее, год за годом неуклонно подходил к рубежу, когда приходится уступать небесные просторы молодым охотникам. К тому же теперь ему приходилось противоборствовать ветру: если раньше он лишь оглаживал тело орла, то теперь напоминал резину или вяжущий клей. Нет, в таком темпе он очень скоро вовсе выбьется из сил, а тогда его полная беззащитность окажется на руку тому, кто так настойчиво движется следом. Орел значительно снизил скорость, проделал новую дугу и таким образом оказался лицом к противнику. В душе орла созрело твердое желание драться.

 

Сначала он ничего не увидел перед собой, кроме пронизанной жаром лазури, и могла бы возникнуть надежда, что преследователь наконец-то отстал, не справившись с заданным птицей темпом. Только орел не был человеком, чтобы оценивать происходящее во всех аспектах. Ему были чужды эмоции — он жил инстинктами. Поэтому, когда ожесточенный погоней сгусток вновь оказался рядом с ним, он не застал птицу врасплох.

 

Подождав, пока враг подступит достаточно близко, орел резко взметнулся вверх и сейчас же камнем упал на расплывчатого противника, метясь клювом туда, где предполагалось сердце. В тот же миг, едва его клюв коснулся поверхности сгустка, орел вдруг потерял самого себя. Почему-то его крепкий клюв не встретил никакой ощутимой формы, куда можно было нанести разящий удар, а наоборот, свободно прошел сквозь подергивающуюся поверхность явления, а затем внутри сгустка орел оказался целиком. Стремительная атака рассыпалась на несколько беспомощных, незначащих кувырков. И уже через секунду тело орла вынырнуло с другой стороны противника. Он прошел сквозь него, хотя вряд ли мог это осознать.

 

Явление разрослось. Оно рывком придвинулось к птице. Орел метнулся в сторону, но опоздал. Правое крыло взорвалось невиданной болью; издав раздирающий крик, орел взглянул на поврежденный орган… и не увидел его. Крыла не было. Лишь окровавленные перья обнажали оторванный конец кости, из раны хлестала кровь, разметаясь по воздуху на отдельные кляксы.

 

Не в силах удержать крик, орел закружился по спирали, падая вниз. Только сегодня ему не суждено было достигнуть земли, даже мертвому. Сгусток опять придвинулся, и орел почувствовал, как чьи-то огромные зубы впиваются в его агонизирующее тело. Жуткий крик захлебнулся в потоке крови, хлынувшей из горла.

 

Орел еще был жив, когда падал вниз без своей нижней половины, разбрызгивая по ветру кровь. А потом сгусток совершил последнюю атаку и поглотил оставшуюся половину тоже.

 

* * *

 

Март Александрович Зимний полол грядку с луком, находясь возле своего жилища с выходом на земельный участок, отгороженный хилым заборчиком. Это был пожилой человек в старых грязных штанах с дырой на боку и в большой соломенной шляпе. Его обнаженный, загорелый дочерна торс весь лоснился от пота, вытапливаемого из тела жарким солнышком; ноги были обуты в потрепанные, видавшие виды сапоги. Он стоял на коленях в проеме между двумя грядками и сосредоточенно вырывал из земли сорняки: каждую травинку он осматривал внимательным взглядом, затем обругивал и отбрасывал за пределы грядки.

 

— Черт тя возьми,— бурчал он себе под нос, недовольно водя взглядом вокруг.— Разрослась тут, мать ее. Недельку всего не полота, а уж наглеет, словно тебе тута лес. Не ровен час, на голове повылезает. Хм!— Он удовлетворенно хмыкнул, как незадачливый бедняга-комик, внезапно выдавший чертовски меткий афоризм.

 

Действительно, огородишко, на всю неделю благополучно предоставленный самому себе, подвергался теперь неукротимому нашествию мелких, зловредных травинок. Однако ни в коей мере не отсутствие Зимнего послужило причиной садового беспорядка. Он, по правде сказать, был вообще не в состоянии выйти из дома, опустошая лошадиными дозами огромную бутыль самогонки, приобретенную им в городе. Выныривая засветло из затхлой ямы сна, он отправлялся в хлев, пристроенный к дому, где кормил тощую коровенку, что жила вместе с ним с незапамятных времен. После этого Зимний забирался снова в дом, где поглощал горячительную жидкость, уныло взирая в окно на безрадостный пейзаж.

 

— Ну вот, еще одна грядка готова, провались она,— пробормотал Зимний и мученически поднялся на ноги, держа в руке нож.

 

Обозрев остальную часть возделываемой землицы, Март Зимний недовольно выпятил челюсть. Он понял, что несколько прополотых грядок — лишь начало в долгой борьбе с вредоносной травой. За оградой, привязанная к вколоченному в землю колышку, мирно паслась коровенка, пощипывая травку и время от времени озабоченно мыча. В ответ на каждый такой всплеск разговорчивости Зимний беззлобно бросал: «Тьфу, старая кляча!» и продолжал работу.

 

Почесав в затылке и поправив шляпу, Зимний переступил на новую грядку.

 

Он обретался здесь совершенно один, не считая коровы. Податься в отшельники его угораздило не благодаря каким-то идейным соображениям или полнейшему разочарованию в жизни. Собственно, его имя довольно откровенно все объясняло, хотя лично Зимний был виноват лишь в том, что родился на свет 8-го марта, причем, перепутав в суматохе свой пол. Можно представить, сколько насмешек, в сочетании с фамилией, вызывало это странное имя на голову Зимнего. Устав проклинать юмор матери — увлеченной временами года женщины,— Март просто плюнул на все и вся, после чего и перебрался в это невиданное захолустье. Дом он приобрел едва ли не задарма,— сколько и может стоить лачуга, удаленная от остальных построек несколькими километрами пыльной, безлюдной дороги. Что ж, он не один: неподалеку существуют еще хибары с живущими в них отщепенцами — жалкие крохи некогда бурной деревни. Иногда на Зимнего накатывало чувство ностальгии по обычной приятельской беседе, и тогда он нахлобучивал неизменную свою шляпу с полями «а-ля стадион» и дырявой тульей и отправлялся пешком в гости к соседу. А временами запирался в доме и самозабвенно хлестал самогонку.

 

Время разбрасывать камни минуло; сейчас все остатки сил необходимо стянуть в единый узел и направить на бой с травяным шлаком. И хотя в глазах периодически мутилось, руки ходили ходуном, а организм вопиял об опохмелке, Март Зимний, скуля и истекая потом, терпеливо приближал конец непосильных тягот.

 

Снова всплакнула коровенка, простирая бессмысленный взгляд вдоль уходящей за горизонт равнины. Зимний хотел было привычно обронить свое «тьфу, кляча», когда его слова внезапно застряли в горле сырой галькой. Он не припоминал, чтобы в знакомых стенаниях животного когда-либо звучала такая тоска. Взглянув в сторону пасущейся коровы, Зимний поначалу даже не уразумел всю несообразность увиденного. Но следом пришло понимание, и Март озадаченно крякнул. Вечно понурое животное, все дни напролет проводящее за изучением рельефа под ногами, теперь вдруг изобразила цирковую стойку и принялась водить мордой из стороны в сторону. В конце концов, корова уставилась на негустой ряд деревьев, что защищал от напора ветров простирающееся за ним поле с рожью. Зимний перемести взгляд туда, но не заметил ничего примечательного. Лишь ветер играл бледно-зелеными листьями, да легкие смерчики пыли вихрились вдоль дороги.

 

— Что за хрень? — спросил Зимний пучок сорняков, только что вырванный им из земли.— Не иначе кобеля заприметила?

 

Он тревожно поозирался вокруг, но ничего подозрительного не обнаружил. Тем временем коровенка унялась, вновь опустив морду к земле, словно вместо носа у нее был припечатан чугунный набалдашник. Это уже выглядело куда привычнее.

 

Зимний поднялся с колен и перешел на новый участок.

 

— Ветром надуло,— объяснил он себе, поддев ножом очередной корень.— Запахов-то тьма, вот и заблеяла, кляча. Все же благое дело, что в округе больше ни души. А не то — глаз да глаз! Почует быка и ускачет. Ищи ее потом. Ежели, скажем, обрюхатится — того хуже! Кто хороводиться станет, когда телиться начнет? Тьфу! Вот, к примеру, я…

 

Новое мычание резко оборвало его задушевный монолог, и Зимний вскинул голову, выронив из руки только что выдернутый корешок. Теперь в остром крике животного ему живо представился ужас. Так может всхрапнуть лошадь, если ей уши прижечь зажигалкой. Зимний пристально смотрел на корову. Ему оставалось лишь недоумевать по поводу такого необычного поведения питомицы, поскольку никаких изменений в пейзаже он не наблюдал.

 

Зимний покрутил головой, а потом прилепил озадаченный взгляд к деревьям, словно именно там находилось то самое необычайное обстоятельство, которое вывело равнодушную корову из состояния апатии. Никакого озарения при этом на него не снизошло — ни озарения, ни еще чего-либо. «Башкой тронулась, не иначе,— обескураженно пробормотал Март Зимний.— Кляча ветхая». Именно в этот момент он увидал такое, от чего его брови поползли на затылок, а челюсть отвисла, превратив рот в отвратительный зев.

 

Занимая окружность около четырех метров в диаметре, листья на деревьях стали вдруг изменяться. Хотя нет, они, по сути, оставались теми же, какими и были во все времена, да только как-то поплыли волнами, словно кривое зеркало выросло перед Зимним и исказило часть картины. Зимний понятия не имел, что тут такое творится, и спросить ему было не у кого. Март Александрович не имел детей. А это обуславливалось тем, что он не имел жены также. Он вообще никого не имел на этом свете, кроме полудохлой коровенки (и глухая пустошь навеки скрыла тайну Зимнего, в годы помоложе «имеющего» животное не только в прямом смысле). Единственное, что в эту минуту ему приходило на ум: ни черта хорошего от этих превращений не жди. Зимний медленно встал во весь рост и приложил руку к шляпе, словно это могло подбавить ему дельных мыслей, как дров в топку.

 

«Ну вот,— как-то смиренно подумал он.— Вот и до горячки докатился».

 

Резкий вскрик — да, да, именно вскрик!— вернул его чувствам остроту. Его изумленный, выпученный взгляд метнулся назад к корове. Он открыл для себя потрясающий факт: оказывается, у старой клячи еще оставалось кой чего от шерсти, или что это встало дыбом на ее грязно-желтушной шкуре? Ощетинившееся животное задрало хвост трубой и стало пятиться задом, пока веревка, ограничивающая свободное поле, не натянулась тетивой.

 

— М-у-у-у!— трубным ревом возгласила корова и замотала мордой из стороны в сторону, пытаясь освободиться от пут.

 

— М-у-у-у!— В ее громком вопле слышалось пронзительное отчаяние.

 

— Что за…— Зимний снова посмотрел на деревья, да так и остался с зависшей фразой на устах.

 

Ненормальный вид листьев стал разрастаться. Изменение поглотило деревья целиком, и сейчас вся стена зелени рябила в глазах, как отражение на взбаламученной водной глади. Зимний стоял не колышась, до такой степени его потрясло увиденное. Нож выпал из его рук, воткнулся было в землю, да несильно, и потому свалился плашмя.

 

— М-У-У-У!— возопила корова и, рванувшись что было сил, умудрилась таки выдернуть надежно вбитый кол. Ощутив новшество свободы, она кинулась в противоположную от дрожащих листьев сторону с поразительной для такой хилой клячи прытью.

 

— Стой! — остервенело заголосил Зимний. — Куда, проклятущая!

 

Март Александрович намеревался броситься за коровой вдогонку, но его ноги вдруг ослабли, а сам он едва не сел на грядку от испуга. Вибрирующие листья с молниеносной быстротой стали перемещаться. А потом они вдруг разом приняли первоначальный вид, а вибрирующим оказался воздух. Это и был с самого начала сгусток воздуха, просто он находился между деревьями и огорошенным Зимним, потому-то и казалось, что дрожью охвачена листва.

 

Непонятное явление быстро набрало скорость и стало настигать скачущую по полю корову.

 

— М-у-у-у!— отчаянно замычало животное и попыталось бежать еще быстрее.

 

Но выше головы, как известно, не прыгнешь. Даже если очень захотеть. Перепуганное животное очень хотело. Взбрыкивая ногами и задрав хвост трубой, коровенка могла дать сейчас фору любому ретивому скакуну, такую скорость ей удалось развить в приступе ослепляющей паники. И все это не казалось бы таким умопомрачительным, если бы не вибрация. Сгусток настиг корову играючи, так, словно происходящее было для него детской шалостью, а потом поглотил всю заднюю половину животного. Зимнему больше верилось, что он видит галлюцинации: такого просто не могло быть на самом деле. Зад коровы аккуратно, стерильно отделился от переда и исчез с глаз долой столь быстро, что животное не успело даже пикнуть. Повинуясь закону инерции, сейчас проявившему себя с наиболее извращенной стороны, передняя половина продолжала нестись дальше. Она напоминала лошадь Мюнхгаузена, разорванную пополам, когда та пила из ручья и выплескивала всю воду позади себя. Только отнюдь не вода хлынула из коровы. То был мощный поток крови, как из наполненной доверху бочки, которую нечаянно опрокинули; остатки кишечника выпали на землю и стали разматываться, покрываясь грязью. Проскакав несколько метров, передняя часть коровы упала: сначала мордой вперед, образуя красный фонтан, брызжущий во все стороны, а затем завалясь на бок. Зимний отличался слишком острым зрением, чтобы не видеть, как ноги его питомицы продолжают совершать дерганые движения, и неизвестно, что служило тому причиной: может, предсмертные спазмы мышц, а может, какое-то нелепое и до жути дикое желание спастись… унести отсюда хотя бы половину. Перед глазами Зимнего последний раз мелькнули окровавленные останки подруги, скрашивающей долгие одинокие годы его бесцветной жизни. А потом вибрация накрыла их, и они исчезли.

 

Теперь Зимний сам превратился в сорняк, один из тех, которые еще недавно самоотверженно выпалывал. Он пучил взгляд на то место, где буквально секунду назад находилась корова, и не испытывал никаких чувств, кроме вселенского опустошения. Теперь там валялась замысловато петляющая веревка кишок да дымилась лужа крови, над которой зависла смертоносная призрачность.

 

Вибрация стала вновь разрастаться. Сердце Зимнего отозвалось где-то в пятках. Это заставило его застопорившийся мозг очнуться. Взвизгнув, Зимний подскочил на месте, развернувшись на 180°,— причудливый старикан, вознамерившийся освоить пируэт,— и, загребая воздух руками, бросился к дому. Порыв ветра сбил с головы шляпу, которая упала на грядку с огурцами. Преодолев расстояние до дома несколькими аршинными скачками, он пулей влетел внутрь, захлопнул за собой дверь и задвинул засов. Для пущей надежности еще придвинул к двери массивный стол. После чего замер посреди комнаты, надсадно дыша и пытаясь взять себя в руки.

 

Несколько секунд протянулось в безмолвии. В окно Март мог видеть, как ветерок колышет ростки на его огороде. Неожиданно какая-то мысль осенила Зимнего: он рванулся к стоящему у стены шкафу и, распахнув дверцу, вынул оттуда ружье. В углу обнаружилась полная коробка патронов; Зимний порывисто схватил ее, вскрыл ногтем большого пальца и стал торопливо заряжать ружье. Руки тряслись, патрон сопротивлялся, не желая вставать на место; от страха и отчаяния Зимний расплакался. Наконец с ружьем удалось сладить. Теперь оставалось только ждать.

 

Поначалу ничего не происходило. И Зимний, в отличие от пернатого своего брата меньшего, повстречавшего вибрацию высоко над землей час тому назад, искренне понадеялся, что все им увиденное во дворе объяснимо единственно результатами похмелья. И тут же, как в опровержение его упований, стена завибрировала в двух местах сразу. На глазах у Зимнего образовалось два круга; разрастаясь, они вгрызались в дерево с шипением, как кислотные жидкости, пока их края не сдвинулись друг к другу, чтобы слиться в единое целое. Вибрация, только что убившая корову, переливаясь, заполняла пространство комнаты.

 

Зимний вскинул ружье.

 

— Получай, окаянная!

 

Комната сотряслась от двух выстрелов в упор, прозвучавших один за другим. Пули, вырвавшись с огнем и грохотом из стволов, пронзили вибрацию насквозь: в двери образовалась гигантская дырища, в которую теперь можно было свободно просунуть голову и обозреть окрестности. Однако ни грохот, ни убойная сила ружья, способная свалить мамонта, не произвели никакого впечатления на то, что вползло (иначе и не скажешь) в дом. Сгусток даже не дрогнул. Проклятый сгусток не повел и глазом, если, конечно, у него он был, глаз.

 

— Черт! — всхлипнул Зимний.— Кто ты, дьявол? Чего тебе от меня надо?

 

В отчаянии он швырнул в вибрацию ружье, словно само оружие могло выступить поубедительнее пуль. Одновременно с этим вибрация выпустила из себя поток в сторону Зимнего и поглотила его тело по пояс.

 

Глаза Марта Александровича Зимнего выкатились из орбит, когда, пронзенный чудовищной вспышкой боли в пояснице, точно исполинские кусачки переломили его тело пополам, он свалился на пол. Медленно угасающим взором Зимний в последний раз взглянул на сгусток и встретился с новым потоком, спешащим к его лицу. Ему на мгновение почудилось, что он видит ряд огромным, страшенных зубов, но будто бы они были не здесь, а где-то глубоко внутри этой вибрации, в темноте.

 

А затем он и сам погрузился в эту темноту.

 

* * *

 

ЖЖА-ХХХ!

 

Автомобиль провалился вниз на полной скорости. Живот скрутило легкое волнение, как в самолете, который неожиданно попал в воздушную яму.

 

— Жень, давай еще!

 

— Да вы запарили! Отец мне башку снесет, если поврежу машину!

 

— Ну, Женечка, ну, пожалуйста! Я балдею! Это как на карусели, только круче! Ну еще разок!

 

— Катюша, заканчивай. Правда, хватит.

 

— Я тебя поцелую!

 

— Ха! В десны?

 

— Дурак! В губы.

 

— Ладно. Ради этого рискну.

 

Он увидел впереди новый холмик.

 

— Готовы?

 

— Да!— раздался дружный хор голосов.

 

Он вмазал ногой по педали, вдавив ее почти до упора. Машина истошно взревела; из-под колес вырвалась туча пыли вперемешку со щебенкой. На полной скорости автомобиль взлетел на холм и оторвался от земли. Какую-то долю секунды они все висели в воздухе, испытывая ни с чем не сравнимую иллюзию полета, а затем дружно ахнули вниз.

 

— Вау! Круто!

 

— Как на мотоцикле!

 

Их путь напоминал длинную, бесконечную синусоиду. Слева простирались голые, в травяных проплешинах, полевые неудобья, справа раскинулся лес. Решение свернуть с автострады на эту душную дорогу принадлежало Женьке: куда меньше проблем с дорожно-патрульной службой, да и короче. Приятель Женьки — Виталик, расположившийся на заднем сиденье с бутылкой пива в одной руке и обнимая молоденькую красотку другой, с жаром поддержал эту затею (строго говоря, сегодня он поддержал бы «с жаром» все, что угодно, хоть предложение махнуть к деду Морозу). Двое девиц, составивших им компанию, предпочли воздержаться от каких-либо советов. Так они оказались вдали от главных дорожных путей, а, выкурив по паре «косячков» «травки», принялись балбесничать.

 

— Давай, целуй!— самодовольно повелел Женька.

 

Катя перегнулась через сиденье и, повернув голову водителя, страстно впилась в его губы. Машина ощутимо вильнула.

 

— Эй, вы, там!— хохотнул Виталик.— Осторожнее. Это ведьмин поцелуй.

 

— Почему ведьмин?— Катя, широко улыбаясь, отстранилась от Женьки.

 

— Ведьмин, потому что грозит бедой,— назидательно растолковал Виталик.

 

— Бедой грозит только эта дорога,— заметила Юля, девица, которую обнимал Виталик.— Вы заканчивайте скакать по холмам. Встанет машина, что будем делать?

 

— Ой, да вечно ты!— насупилась Катька.— Встанет, встанет. Толкать будем.

 

— Вот ты и будешь!— огрызнулась Юля.

 

— Эй, вы чего, офигели!— возмутился Женька.— Не встанет моя машина!

 

— Я и говорю, не встанет!— убежденно резюмировала Катька.

 

— Встанет — не встанет.— Виталик снова гоготнул.— Нашли о чем спорить. Рановато пока. Ты, главное, не пей много,— обратился он к Женьке.— Тогда что надо всегда встанет.

 

Все рассмеялись.

 

Им было по девятнадцать. Женька без году неделя как получил права и впервые отважился на такой длинный путь. Его отец отгрохал дачу в деревне, подальше от города, и теперь ребята неслись в наркотическом угаре к вожделенному месту, чтобы обмыть это дело с конкретным размахом.

 

— Дай-ка мне пивка,— попросил Женька Виталика.

 

Тот нагнулся куда-то за сиденье, обнаружил бутылку, открыл ее и протянул другу.

 

— Держи. Гляди только, чтобы патруль не сцапал.

 

— Не сцапает,— с апломбом заявил Женька.— У меня есть заклинание против них.

 

— Опять!— рассмеялась Катя.— То ведьмин поцелуй, то заклинание. Поделишься?

 

— Собака пьяная, собака драная,— замогильным голосом продекламировал Женька.— Попробуй останови!

 

Салон автомобиля сотряс очередной взрыв хохота.

 

— Смотрите, еще один!— Катерина встрепенулась, указав на замаячивший вдали холмик.

 

— Да ты что, совсем?!— возмутился Женька.— Договорились же, последний!

 

— Я не говорила «последний»,— хитро прищурилась Катька.— Я сказала «еще раз».

 

— Нет, хватит. Попрыгали.

 

— Ну в последний раз!— взмолилась Катерина.— Это точно последний, клянусь своей невинностью.

 

— Тогда железно — нет,— буркнул Женька.

 

— Ладно, че там,— вставил с заднего сиденья Виталик.— Давай в последний раз.

 

— Черт с вами!— Женьке пришлось уступить организованному натиску.— Но учтите — последний раз и баста!

 

Холмик рос прямо на глазах. По мере того, как автомобиль приближал ребят к горке, выбранной ими в качестве своеобразного трамплина, та становилась все больше, и уже крупные сомнения стали одолевать Женьку по поводу данного им согласия на эту авантюру. Но не подчиниться большинству, по убеждению Женьки, значило выставить себя слабаком. А впереди ожидалось столько интересного, что расхолаживать девчонок с самого начала было попросту глупо.

 

— Держитесь!— Женька отмел неуверенность и покрепче вцепился в руль.

 

Все же в последнее мгновение перед тем, как вознестись на холм, внутри парня что-то дрогнуло, и он порывисто отпустил педаль газа. Но разгон оказался уже достаточным, чтобы автомобиль отцепился колесами от земли. Лобовое стекло совершило дугу, прокрутив изображение от неба к земле, и только теперь они все заметили, что прямо за холмом дорога упирается в воду.

 

— О черт!!!— Женька все тело бросил к педали тормоза, но внезапно застыл в непонимании. На самом деле никакой воды за холмом не было, поскольку так же хорошо просматривалась дорожная пыляка. Однако что-то все-таки там присутствовало, поскольку детали стали вдруг расплывчатыми, исказились, затуманились.

 

— Черт!

 

Машина ворвалась точно в центр образования, расползшегося у основания холмика. И Женька уже заведомо обрек себя на аварию или, в лучшем случае, на длительное сидение в глубокой луже. Но случилось совсем не то, что выглядело бы логичным. Время остановилось, равно как замер и полет машины. Свет слегка померк, и если они уже коснулись поверхности земли, или воды, или чего-то еще — они этого не чувствовали, поскольку ожидаемого толчка не произошло. Вдруг миг спустя все вновь возвратилось на свои привычные места: предметы в уготованные ниши, ощущения в предназначенные душевные слои. Нещадное солнце сияло столь же воинственно и подавляюще, словно ничего и не происходило. Автомобиль продолжал весело катиться по свободной дороге без каких-либо повреждений.

 

Женька ударил по тормозам и остановил машину. Какое-то время сидел не двигаясь, упершись руками в баранку и пытаясь унять шумное дыхание.

 

— Мне это одному привиделось или как?— осторожно задал он вопрос и, поскольку ответа не последовало, обернулся назад.

 

Вся четверка молча взирала в заднее стекло. Сквозь него хорошо виделся холмик, по которому они только что проехались с азартом идиотов, и нигде поблизости — ни рядом, ни за пределами дороги,— не было ничего такого, что могло быть причиной таких резких перемен.

 

— Чего это, глюки, что ли?— тупо спросил Женька, обращаясь непонятно к кому.

 

— Понятия не имею,— испуганно отозвался Виталик, вглядываясь в пылевое сонмище позади машины.

 

— Я думал, мы во что-то врезались… Ты видела?— Женька вопросительно уставился на сидящую рядом безмолвно Катю.

 

— Ну…— протянула девушка не совсем уверенно.— Мне показалось, что перед нами вода.

 

— Ага, вода,— язвительно заметил Женька.— И где она теперь?

 

— А я знаю?!— В тоне Кати вспыхнуло раздражение.— Иди, ищи ее, если хочешь. Показалось, наверное.

 

— Что, сразу всем? Или мы просто четверо обкуренных дундуков?

 

— Да нет, я тоже это видела,— подтвердила Юля.

 

— И я,— добавил Виталик.

 

— Вы тоже «косяк» оприходовали,— проворчал Женька.

 

Внезапно Катерина натянуто рассмеялась.

 

— Давайте забудем,— ангельски предложила она.— Ничего же не случилось. Просто не будем больше прыгать.

 

— Ну да!— Женька взялся за руль и завел мотор.— Еще бы ты заикнулась.

 

Катерина демонстративно сморщила носик.

 

Некоторое время они провели в молчании. Разговор не клеился, хотя дальше дорога шла ровно, и никаких препятствий, даже провоцирующих на дальнейшие безумства холмиков, на пути не попадалось. Вскоре Катя не выдержала.

 

— Вы как хотите, ребята,— заявила она, сладко потягиваясь,— а мне срочно нужно пописать.

 

— И где ты, интересно, собираешься это сделать?— любезно осведомился Женька.

 

— А вон, в лесу.— Она махнула рукой в сторону деревьев.— Тормозни.

 

Последовала очередная непредвиденная остановка. Катя деловито открыла дверцу и вышла из машины.

 

— Я скоро,— махнула она на прощание.— Только чур — не подглядывать.

 

Женька фыркнул от всей души.

 

Девушка кокетливо улыбнулась и направилась к лесу, соблазнительно вихляя бедрами, насколько ей это позволяла вся в рытвинах местность.

 

— Что за чертовщина?— Женька потянулся к бардачку и, вытащив пачку сигарет, с наслаждением закурил.

 

— В смысле?— не понял Виталик.

 

— Да я все про то, ну, у холма.— Он нервно усмехнулся.— Что за хреновина там была?

 

— Да забудь ты!— Виталик небрежно махнул рукой.— Чего думать-то!

 

— Прикинь, у меня руки трясутся.— Женька продемонстрировал остальным свои растопыренные пальцы, по которым пробегали легкие, будто электрические, импульсы.

 

— Правда, проехали,— вмешалась Юля.

 

— Нет, я просто… Интересно.— Женька глубоко затянулся.

 

Вторгшись в обитель леса, Катя проделала еще несколько шагов, а затем оглянулась. В паутине ветвей смутно угадывался контур машины, но сидящих внутри ребят невозможно было разглядеть. Девушка сочла, что расстояние вполне приличное для задуманного ею дела. Неподалеку высился подходящий вяз, окруженный росчерками солнечной пыли. Приблизившись к исполину, чудесно вписывающемуся в образ Стражника Лесов, она повернулась к нему спиной и задрала юбку до пояса. Непонятно, откуда вдруг нахлынуло на нее это чувство, но Кате представились чьи-то глаза, враждебно уставившиеся на нее из-за стволов. Она тревожно огляделась.

 

— Мальчишки, это вы прикалываетесь?— глухо спросила она лес. Сонм деревьев хранил гнетущее молчание. Пахло сосняком. Где-то хрустнула ветка, вдали шебуршало — во всех тонких звуках распознавались коварные проделки леса, не терпящего посторонних.— Если это вы, то можете выйти, посмотреть. Что естественно — то не безобразно.— Она рассмеялась, но ее смех напомнил железку, изъеденную ржавчиной.

 

Тут она поняла, как нелепо и глупо выглядит, торча в лесу с задранной юбкой и оголенными бедрами. Стоит места на страницах какого-нибудь дешевенького порножурнала — стиль «ню» на лоне природы. Пожав плечами и усмехнувшись через силу, Катя стянула трусики, присела на корточки и принялась справлять нужду.

 

* * *

 

— Я не вникаю, что ты несешь.

 

Он аккуратно обвел БМВ вокруг ямы и двинулся вперед. Сорок бочек арестантов — метафора, имеющая наглядное подтверждение здесь, только вместо преступников выступали ямы да колдобины. То и дело приходилось снижать скорость, чтобы обогнуть очередное препятствие, от чего бытовая поездка превращалась в испытание не для слабонервных.

 

— Во все ты вникаешь, только прикидываешься. Говори, ты с ней трахался?

 

Он вздохнул.

 

— Зачем тебе это нужно, Мила?

 

— Нужно — что?

 

— Осложнять себе жизнь.

 

— Я не осложняю. Просто если нет честности, зачем вообще жить вместе? Скажи, Стас, ты с ней трахался?

 

Он миновал сложную рытвину и сказал:

 

— Нет. Не трахался я с ней, черт тебя дери! У тебя больные представления: если у кого-то есть секретарша, то она обязательно подстилка.

 

— А где тебя носит целыми вечерами?

 

— Я работаю…

 

— Да?— Она язвительно надломила бровь.

 

— Да,— передразнил он.— Я работаю. Ты думаешь, все эти деньги с неба что ли сыплются? Время манны давно минуло, дорогая.

 

Мила не ответила. Она закурила и отвернулась к боковому окну, уставясь рассерженным взглядом на скучный и однообразный пейзаж. Это была яркая женщина с красивым лицом, на котором выделялся чувственный рот и большие карие глаза, взгляд которых всегда обдает мужчин жаром и заставляет трепетать. Она была одета в светлые брюки и обтягивающую грудь белую кофточку. Пальцы, играющие сигаретой, были свободны от колец, но казались очень ухоженными.

 

— Ну и куда нас занесло?— Тупое однообразие доводило до запальчивости. Стас притормозил и развернул перед собой карту автомобильных дорог.

 

— Вот здесь мы свернули.— Он яростно ткнул пальцем в карту, словно раздавил клопа, и медленно повел им по тоненькой ниточке, что условно обозначала дорогу.— Потом ехали все время прямо. Судя по карте, мы должны уже были давно выбраться из этого глушняка. А где мы теперь?

 

Мила повернула голову и равнодушно взглянула на карту.

 

— Это не иначе как другой мир, или я ни черта не смыслю!— Стас обвел неприязненным взглядом травяное море, простирающееся до самого горизонта. Лишь вдалеке торчал над землей одинокий колок неразличимых отсюда деревец.— И люди здесь еще не появились на свет.

 

— Может, ты свернул не туда?— предположила Мила.

 

Стас косо взглянул на жену.

 

— Здесь боковых дорог еще больше чем ям. Может, и свернул, кто его знает. Где указатели? Где хотя бы захудалая деревенька? Где ну хоть что-нибудь, кроме этих проклятых полей? — Он вновь уставился на карту, будто ожидал увидеть на ней их застрявший неведомо где автомобиль.— Я старался все время держаться прямо. Может, ты заметила, сворачивал я куда-нибудь?

 

— Ты у нас водитель. Твоя обязанность следить за дорогой.— Она щелчком отбросила окурок в открытое окно и откинулась на сиденье.— Ну, мы едем или нет?

 

— Едем.— Стас повернул ключ. Двигатель отозвался бархатистым урчанием.— Зря мы сюда сунулись. Да ладно, чему бывать — тому не миновать. В конце концов, куда-нибудь мы должны же выехать.

 

Они двинулись дальше. Станислав и Людмила Буденко направлялись в гости к друзьям в Подмосковье. Сборы прошли в несколько напряженной обстановке, поскольку Мила постоянно метала в сторону мужа язвительные замечания. Ей втемяшилось в голову, будто бы Стас ей изменяет, и хотя ее подозрения основывались лишь на туманных догадках, для темпераментной Милы этого хватало с лихвой.

 

— Что это?— Голос жены внезапно вторгся в его мысли.

 

— Что?

 

— Вон там.— Она указала рукой на смутно видневшееся вдали неясное пятнышко.— Похоже, дом.

 

— Дом? Здесь? Быть не может!

 

— Может — не может. Посмотри сам.

 

Стас напряг зрение и удивился: жена оказалась права. Невдалеке от пыльной дороги угадывался силуэт какой-то постройки.

 

— Точно, дом,— согласился он.— Ну наконец хоть что-то. Сейчас определимся.

 

Мила промолчала.

 

Домик тем временем приближался. Очень скоро взгляду стали доступны незначительные признаки, которые, тем не менее, превращают необжитое строение в уютное жилище. У дома имелось даже собственное подворье — засеянный под завязку огород.

 

— Прямо страна чудес,— вслух размышлял Стас, криво усмехаясь.— То сплошь пустыня, то вдруг дом как перст. Кто там живет, интересно? Аскет какой-нибудь?

 

— Кто, кто в тереме живет?— рассеянно проговорила Мила.

 

— Да уж…

 

Неожиданно внимание Стаса что-то привлекло. Он оторвался от разглядывания дома и вскользь обозрел участки земли слева от дороги. Метрах в тридцати от скособоченного заборчика, что окружал дом и огород, он увидел стайку черных ворон. Копошась в одном месте, любители всяческой дряни что-то клевали, порой хрипло перекаркиваясь между собой.

 

— У меня такое подозрение,— медленно произнес Стас,— что не из-за редкой травинки у них там дележка. Чего они там нашли?

 

— Не знаю. Не видно отсюда.

 

— Наверное, какое-то животное сдохло. Хозяину что, наплевать? Вон еще одна сволочь летит.

 

Новый, неведомо откуда взявшийся ворон присоединился к компании, чтобы разделить со всеми трапезу.

 

— Должно быть, крупное животное,— завершил Стас раздумья и посмотрел на дом.

 

Дом деревянно таращился на них слева. Стас остановил машину и внимательно осмотрел весь участок, коснувшись взглядом самых дальних уголков, однако не увидел ни одной живой души.

 

— Пойду схожу.— Он взялся за ручку дверцы.

 

— Подожди!— Мила схватила его за руку. Он удивленно обернулся и обнаружил, что супруга не на шутку встревожена.— Что-то мне не по себе.

 

— В чем дело?

 

Она издала нервный смешок.

 

— Какой-то странный он, дом этот. Посмотри, он словно за нами наблюдает…

 

— Чего?— Стас огорошенно воззрился на дом, потом вновь на жену.— Не понял. С чего это вдруг приступ суеверия?

 

Он думал ее взбодрить, слегка разозлив, но этого не произошло.

 

— Не суеверие. Сам посуди, не к добру это: один дом посреди поля, кругом ни души. Может поедем, а? Ну чего тебе туда ходить, все равно нам разворачиваться смысла нет.

 

— Да перестань.— Он мягко похлопал ее по бедру.— Нашла из-за чего переживать. Я просто выйду и посмотрю. Нет там никого — так вернусь и поедем.— Он открыл дверцу и вылез из машины.

 

— Я с тобой!— Мила как ошпаренная выскочила следом.

 

— Зачем?

 

— Просто…

 

— Ну, если хочешь. Идем.

 

Они отворили калитку. Перед ними пролегала узкая тропка, ведущая к двери дома и ровным пробором делящая участок на две половины. По обе стороны от тропинки располагались расчесанные полосы грядок.

 

Они проделали половину пути, когда Мила вновь ухватила мужа за руку.

 

— Гляди, дыра!— Она указывала на входную дверь, в центре которой зияла пробоина.

 

— Ну и что?

 

— Мне не по себе.

 

— Сейчас посмотрим.

 

По трем низким, неровным ступенькам они поднялись на крыльцо и приблизились к двери. Стас чуть наклонился к зазубренному отверстию. Он едва бросил взгляд внутрь, как тут же вздрогнул всем телом, перепугав Милу до смерти.

 

— Твою-то мать!— только и смог выговорить он.

 

— Что там?— истерически взвизгнула Мила.

 

— Я не… Ох ты, мать твою!

 

— Да что там?!

 

Стас отшатнулся от двери и резко выпрямился: он напомнил карикатуру на человека, озаренного внезапным открытием,— еще чуть-чуть, и он завопит «Эврика!» и ринется с глаз долой, сигая через грядки. Однако вместо этого ему пришлось опуститься на корточки и прислониться спиной к косяку, поскольку в голове немедленно образовался туман, и стало трудно дышать. Лицо Стаса приняло лиловый оттенок; глаза на этом лице лихорадочно блуждали.

 

— Там одна кровища,— пробормотал он.

 

— Дай гляну.

 

И прежде чем Стас успел что-либо сообразить, Мила совершила рывок к дыре и заглянула сквозь нее внутрь дома. Она хотела что-то еще сказать, но ее горло исторгло лишь судорожный всхлип, похожий на предсмертный. Отскочив от двери, словно ее обдало электрическим током, Мила кубарем скатилась с крылечка; ее скрутило в комок и вытошнило на сизую землю. Мила зашлась отчаянным кашлем. Когда она подняла голову, из ее глаз неудержимо лились ручейки слез, а сама она казалась беспомощным перепуганным ребенком.

 

— Пожалуйста, поехали отсюда!— заверещала она.— Поехали!

 

— Постой.— Стас с трудом поднялся на ноги.— Надо взглянуть хотя бы.

 

— Чего глядеть?!— завопила Мила не своим голосом, ее красивое лицо исказила бессознательная ненависть.— Тебе мало одного раза? Ты как хочешь, а я ухожу!— Однако она не сдвинулась с места.

 

— Эта дыра в двери как от пули,— бормотал Стас, еще не придя в себя до конца.— Если тут была перестрелка, вдруг кто-то еще жив.

 

Он подергал дверь, после чего озадаченно на нее уставился. Дверь оказалась запертой изнутри.

 

— Странно…

 

Просунув руку в отверстие, Стас пошарил по внутренней стороне двери и нащупал засов. Очень медленно дверь отворилась, плаксиво скрипнув. Перед Стасом стоял большой стол, преграждая проход в дом.

 

— Не вздумай снова лезть,— предупредил он Милу и, нагнувшись, заглянул через стол во внутреннее помещение.

 

Первое, что он почувствовал, это отвратительный запах, ударивший в лицо молотом, словно этот дом предназначался для массовых испражнений или внутри месяцами лежали покойники в духоте. Картина, представшая перед Стасом, потрясала рассудок обилием красно-бурых тонов. А еще мухи — их были сотни, тысячи, они гроздьями роились по всей комнате, издавая омерзительно-зловещее жужжание. На полу в некоторых местах собрались целые лужицы крови, а у дальней стены скопилось нечто шевелящееся. Стас едва попытался приглядеться, как тут же отвел взгляд: ему не хотелось знать, что там находится. Но он не смог избежать ледяного спазма, скрутившего желудок, потому что кучка эта не могла быть ничем иным, кроме человеческих останков, облепленных жужжащими тварями.

 

Стараясь не замечать крови, что было почти нереально, Стас попытался осмотреть другие участки комнаты. Неподалеку валялось ружье, рядом с ним осколки какой-то утвари. Все это намекало на жуткую борьбу, произошедшую недавно в этом доме, но что именно здесь случилось, оставалось неясным. Стас подумал было отодвинуть стол, чтобы войти внутрь, но не решился. Он обернулся к жене, застав ее на том же месте, у подножия крыльца, с перекошенным лицом. Она уже перестала плакать, теперь ее взгляд выдавал в ней затравленного зверька.

 

Он медленно затворил дверь и спустился с крыльца.

 

— Похоже, живых не осталось,— подвел он черту.

 

— Рада, что ты это признал.— Она вновь съязвила. Уж если его благоверная обрела способность язвить, с ней все в порядке, усмехнулся про себя Стас.— Теперь ты что намерен делать? Рыть могилу?

 

— Надо куда-нибудь сообщить,— Стас подумал о своем сотовом телефоне.

 

— Куда?! В Кремль?— вскрикнула Мила.— Или в Объединенную Больницу Бескрайних Просторов?

 

— Мы можем по карте узнать, какой ближайший город.

 

— И что? Что ты им скажешь? Что наткнулись на дом и увидели кровь?

 

— Вроде того.

 

— А где дом-то, ты знаешь? Координаты? Х, У, Z? Широта, долгота? — Милу трясло от возмущения.— Или скажешь, у черта на куличках?

 

Стас вздохнул.

 

— Ты права.— Он направился к машине. Да, это так. Она вновь права — не всегда, конечно, но чаще, чем хотелось бы самому Стасу, его жена оказывалась правой и куда более… реально-объективной, что ли? Хотя при этом он не мог не чувствовать, что доводы Милы все-таки большей частью проистекают из ее сугубо личных ощущений и убеждений. Эта чертова двойственность могла лишь идеально ужиться в женщине, причем такого склада, как Людмила Буденко, Стаса же, как нормального мужика, это чаще всего бесило. Хотя он и не подавал вида.

 

Мила следовала за ним, семеня и наступая на пятки. До калитки оставалось совсем немного, когда Стас вдруг замер, заставив Милу подпрыгнуть от неожиданности.

 

— Постой-ка!

 

Она смотрела на него с неразборчивым чувством страха и надежды. Так заблудившиеся туристы смотрят на своего проводника, ожидая, что тот немедленно укажет им путь. Стас глядел куда-то в сторону, и Мила, проследив за его взглядом, испуганно ахнула. Неподалеку от земельного участка вороны продолжали справлять свой пир.

 

— Бог ты мой! Что, и там?

 

— Похоже на то,— мрачно ответил Стас.

 

— Надеюсь, ты не собираешься идти проверять?

 

— Нет. Я уже нагляделся. Поехали. Окажемся в ближайшем городе, сообщим в милицию.

 

— Ладно. Хорошо. Только теперь поехали быстрее, а?

 

Только они не поехали. Хотя оба сгорали от желания прыгнуть в машину и рвануть отсюда что есть духу, с каждым новым километром отдаляя от себя кошмарные переживания. Их уши уловили далекий, слабый звук. Звук шел с той же стороны, откуда они приехали, и нарастал, переходя в глухое ворчание, будто невидимый зверь спешил узнать, кто осмелился нарушить границу его неоспоримых владений.

 

— Что это?— слабым голосом спросила Мила.

 

— Машина, только и всего,— Стас пытался говорить успокаивающим тоном.

 

— Давай спрячемся!— Она крепко ухватила его за руку.

 

— Ну да! Сами спрячемся, а машину нашу бросим. Не глупи.

 

— Но ведь ты не знаешь, кто это!— Мила неожиданно вновь расплакалась.

 

— Пожалуйста, успокойся.— Он мягко высвободился из ее хватки.— Подожди тут.

 

Он вышел за калитку и остановился у обочины. Вскоре вдали показалась белая «десятка», медленно ползущая в ореоле пыли. Уже теперь Стас почувствовал недоброе: машина двигалась скачками, словно за рулем сидел нерадивый ученик. Стас вытянул руку, призывая водителя остановиться. Автомобиль резко замер, как натолкнувшись на стену, оставив между собой и Стасом приличное расстояние. Несколько секунд ничего не происходило, и Стас со своего места не мог разобрать, что происходит внутри машины, но и подойти ближе остерегался. Потом, вероятно, прозвучала какая-то команда или сигнал, поскольку три двери внезапно распахнулись и из машины вылезли подростки: двое парней и одна девушка, юбка которой, на взгляд Стаса, была чересчур откровенной. Опасливо озираясь по сторонам, напоминая нашкодивших котов, троица медленно приблизилась.

 

— Привет.— Стас сразу же перешел с места в карьер.— У нас тут проблема возникла, а мы нездешние. В доме, похоже, кого-то пришили. Если тот, кто это сделал, бродит поблизости, нам самое лучшее рвать отсюда когти…— Он вгляделся в тревожные лица подростков и спросил:— А у вас что? Вы как с похорон едете.

 

Ребята обменялись неуверенными взглядами, а потом тот, кто вышел из машины со стороны водителя, сказал:

 

— С нами еще одна девчонка ехала. Она пропала.

 

— Пропала?— Стас нахмурился.— Вы точно не выкинули ее за то, что не дала?

 

— Нет, конечно!— Парень сглотнул.— Она сама вышла. Сказала, хочет облегчиться, и ушла в лес. Мы ждали ее, ждали, потом пошли проверить…— Паренек замолчал и словно прирос к Стасу перепуганным взглядом.

 

— И что? Или ты думаешь, я за тебя буду рассказывать?

 

— Там, за кустами, одна кровища. Все в крови. А Катьки нет.

 

— Ну вот.— Стас почесал подбородок.— Все один к одному.

 

— В смысле?— Парень выпучил глаза, словно Стас прочитал всем троим смертный приговор.

 

— Этот дом тоже весь вымазан кровью.— Он кивнул головой в сторону страшного жилища.— Внутри.

 

— Что происходит?— невпопад спросил второй подросток. По его виду думалось, что он не слышал ни слова из всего сказанного, а плавал себе где-то в своей собственной прострации, и глаз не казал

 

— Происходит очень неприятная херня, братан!— зло отозвался Стас. Он обратился к первому парню:— Поблизости живете?

 

— Да. В городе.— Тот неопределенно махнул рукой.

 

— Короче, думаю, не стоит нам здесь оставаться.— Подошла Мила и встала у мужа за спиной, напряженно глядя на ребят из-за его плеча.— Тебя как звать?

 

— Женька…— представился водила.

 

— А вас?

 

— Виталик.

 

— Юля.

 

— Меня зовут Стас, а мою жену Мила. Поможете нам быстрее выбраться из этих дебрей?

 

— Конечно!— с жаром откликнулся Женька.

 

— Погодите!— встрепенулся вдруг Виталик. Кажется, его шок прошел, и он тоже выразил готовность поучаствовать в дискуссии и загладить свое недавнее ослиное поведение.— Там дальше еще дома есть. Вдруг там то же самое?

 

— Ты у нас кто, Зорро, что ли?— заметила Мила.— Пускай милиция разбирается.

 

— Так нам все равно в ту сторону ехать,— рассеянно сказал Женька.

 

— Ну, если встретим еще дома, проверим,— заключил Стас.— Но без надобности соваться не будем.

 

— Ты меня убиваешь!— набросилась Мила на мужа.— Тебе что, больше всех нужно?

 

Он не обратил внимания на ее обвинительный выстрел, изучая растерянных и здорово подавленных ребят. Сейчас продолжать выпытывать у них подробности все равно, что толочь воду в ступе. Стас слишком хорошо представлял реакцию этого молодняка, если то, на что они наткнулись там, по пути сюда, хотя бы отдаленно напоминало картину в доме. Наверняка «залупили шары» и рванули от того места на своей пропыленной «десятке», как он своры чертей из ада.

 

Все же он не мог не попытаться.

 

— Сами-то ничего не заметили подозрительного?

 

— Да вроде нет…— Женька пожал плечами.— Только…— И заметив, как вдруг запрыгали у того глаза, Стас вопросительно выгнул бровь.

 

— Чего «только»? Давай уж, договаривай. Сейчас сгодится любая ересь.

 

— Черт!— Парень вдруг разозлился.— В конце концов, мы все это видели!

 

— Видели что?!

 

— Воду!— выпалил Женька.— Мы видели воду.

 

— Мы, наверное, должны все порадоваться,— ядовито произнесла за спиной Стаса Мила.— Мальчик увидел воду. Превосходно! Ты, часом, не кончил?

 

— А?— Он тупо уставился на нее. Поразительно, но его приятель по имени Виталик умудрился захихикать в такой обстановке.

 

— От того, что увидел воду,— ласково пояснила Мила.— Ты не кончил?

 

— Да. То есть нет. То есть…— Женька покраснел, потом выпалил.— В смысле, не было воды-то. Вот.

 

— А, не было, значит. Стас, поехали, а? Ты глянь на их глаза. Красные, как у кроликов после пожара. Да они всю дорогу балдели, им что угодно могло привидеться.

 

Ребята переглянулись и промолчали.

 

— Что, всем одновременно?— недоверчиво произнес Стас.

 

— Не знаю!— резко ответила Мила.— И мне плевать! Я хочу отсюда убраться, а вы стоите тут и рисуетесь крутыми.

 

Стас взглянул на ребят.

 

— Ладно, братва: вы впереди, мы за вами.

 

Они разошлись по своим машинам и завели двигатели. Стас подождал, пока «десятка» ребят обогнет его БМВ, потом выехал на середину дороги и двинулся следом. Он обратил внимание, что ни один из его новых знакомых не выразил даже мизерного желания осмотреть место предполагаемого убийства.

 

Кровавый, опустошенный жестокой бойней дом остался позади.

 

* * *

 

— Я тебя не понимаю!— с негодованием воскликнула Мила, когда они остались наедине.— Тебя скука заела? Решил приключений найти?

 

— Нет. Просто пытаюсь разобраться в ситуации.

 

— Этот твой бред с милицией! С каких пор ты подрядился в законопослушники? Тебя же первого и повяжут!

 

— Я просто позвоню и скажу о том, что видел.

 

— Конечно! Только они твой звонок отследят в два счета. Герой! Таких героев и сажают в первую очередь. Знаю я нашу милицию. Хватают кого ни попадя.

 

— Я уже подумал об этом.— Стас действительно проявлял героизм, сохраняя невозмутимое спокойствие. А еще, где-то на илистом дне души, кривлялся чертенок мутного удовольствия, что его супруга именно такая: взбалмошная, и палец ей в рот не клади — отгрызет с корнем.— По своему телефону звонить не буду. Доедем до города, остановимся у телефона-автомата. Не переживай, две минуты ничего не решат. Дай-ка мне лучше сигарету.

 

Мила достала сигарету из пачки «Мальборо», раскурила и протянула мужу.

 

— Ты сама подумай,— продолжал Стас, выпуская дым из носа.— Чертовски странное преступление. Парень внутри, видимо, здорово оборонялся: дверь запер, стол даже придвинул. Хотя непонятно, зачем стол — дверь-то открывалась наружу. Такое можно сделать только в панике, когда теряешь всякое соображение. Я не верю, что его пристрелили через дверь: ружье я видел внутри. В таком случае, кто задвинул засов?

 

— Я не Мегрэ. Что ты ко мне пристал? Если тебя интересуют такие вещи, то я предпочитаю о них сразу забывать.

 

— Я не пристал, просто размышляю. Мне не дает покоя эта загадка. И тела я в доме не видел.

 

— Так вороны и клевали его, твое тело!— раздраженно процедила Мила, злясь оттого, что мужу все-таки удается вовлечь ее в диалог.

 

— Может быть. А может, и нет. Ты сама видела, что творилось в доме.

 

— Не напоминай мне, а то меня опять стошнит,— поморщилась Мила.

 

— Наверняка там не корову резали. Допустим, парня убили внутри, но он не мог после этого оказаться в поле.

 

— Почему не мог?

 

— Крыльцо,— веско произнес Стас.— Ни капли крови на крыльце.

 

Мила ошарашенно взглянула на него, а затем задумалась.

 

— Да,— кивнула она после минутного размышления.— Не было.

 

— То-то и оно. Тут еще эти пацаны с пропавшей девкой…

 

— Нашел, кому верить,— скривилась Мила.— Видал их физиономии, когда я намекнула на «травку»?

 

— Что же, по-твоему, они выдумали эту свою пропавшую спутницу? Для чего? Если за ними какие-то грешки, они могли вообще не останавливаться. Только они все на нервах и испуганы. Девушка, правда, держится молодцом.

 

— Ага. Девушку ты, естественно, не пропустил.

 

— Прекрати! Опять ты заладила!

 

Мила замолчала и уставилась в окно на тянущуюся вдоль дороги защитную лесополосу.

 

— Извини,— произнесла она тихо.— Это все нервы. Я так перепугалась.

 

— Ладно, забыли.— Поскольку извинительные интонации проскальзывали в голосе супруги в среднем эдак раз за пятилетку, Стас был уже рад одному этому событию, чтобы раздувать конфликт.— Теперь-то можно успокоиться. Пацаны, кажется, знают дорогу. А нам сейчас только и главное: выбраться отсюда. Потом все забудется само собой.

 

— Скорей бы уж,— вздохнула Мила.

 

За все то время, пока они ехали, пейзаж ничуть не изменился. Одно лишь солнце неумолимо клонилось к закату, и вскоре тени деревьев удлинились, перебегая серыми полосами через дорогу и исчезая в невидимой точке среди безбрежной глади травы. Вести машину стало значительно сложнее: впереди идущая «десятка» щедро обдавала БМВ пылью, затмевая обзор. Однако Стас умудрился разглядеть, как со стороны водителя высунулась рука и стала совершать какие-то дерганые движения. Первое, что пришло ему в голову: с парнем, отрекомендовавшимся Женькой С Обеда Не В Духе, случился приступ эпилепсии.

 

— Что у них там?— Завеса пыли мешала разобрать детали.

 

— По-моему, он пытается что-то нам показать,— холодно обронила Мила.

 

Женька воодушевленно совал палец в воздух, точно пробуя его на прочность. Стас пригляделся.

 

— Еще один дом,— коротко объяснил он.

 

Вопреки его прогнозам, Мила на этот раз не взбеленилась.

 

— Надеюсь, эти будут гостеприимнее,— только и сказала она.

 

Как раз в этом месте полоса деревьев оборвалась, и дорога плавно загнула влево. Новый дом располагался точно в нижней точке дуги, устроившись как в гамаке, и, совершив крюк, Стас получил возможность разглядеть его с двух сторон. Жилище не казалось хоть сколько-нибудь приветливее предыдущего, хотя и имело небольшой выигрыш в постройках. Кроме дома и сарая здесь имелся хлев для скота, хотя даже издалека становилось понятным, что никакой скотиной внутри и не пахнет. На крыше сарая ветер слегка ворошил торчащие пучки соломы. Из трубы дома вился дымок.

 

— Хочется надеяться…— начал было Стас, но в этот момент автомобиль ребят остановился. Стас, недоумевая, чего это они решили не доезжать несколько метров до дома, объехал их машину и встал впереди. Все вышли на дорогу, столпясь в кучу и тревожно взирая на новый дом.

 

— Похоже, хлеб-соль нам никто не подаст,— нахмурилась Мила.— Вам не кажется, друзья мои, что история повторяется?

 

— Надо пойти проверить,— сказал Стас.

 

— Может, просто посигналим?— неуверенно предложил Женька.

 

— А потом? — насмешливо осведомился Стас.— Посигналим, никто не выйдет, и что потом? Нет уж. Идти, так сразу.

 

— Тогда мы с вами! — Юля двинулась первой. Мила, с ненавистью взглянув на девушку, послушно поплелась следом. Ребята пристроились в хвосте.

 

Медленно и осторожно, как космонавты на чужой планете, они вторглись в частное владение. Ветер играл вершками, шевеля их и пригибая к земле. Небольшой пучок соломы откололся от стрехи сарая и лениво покатился по грядкам. Дымок над домом то тянулся строго вверх, то хаотично дергался, покорный воле стихии. Стас наступил нечаянно на грядку, примяв пучок лука и оставив на мягкой земле глубокий след от подошвы, но не придал никакого значения своей неуклюжести, целиком поглощенный изучением двери. Та выглядела весьма даже целой; никаких дыр, или следов от пуль, или боевых рисунков кровью на ней не наблюдалось.

 

Леденящий душу звук пронзил накаленный опасностью воздух. Стас подпрыгнул и тут же почувствовал, как пальцы жены клещами впиваются в его бицепс. Юля тихонько ахнула, и быстро и испуганно задышала, словно перевозбудилась. Слева от них, на ржавых петлях, колыхалась дверь сарая. На мгновение она приоткрыла черный зев сырого помещения и тут же захлопнулась, издав ужасный скрип.

 

— Ветер,— облегченно бросил Стас, который только сейчас осознал, что, несмотря на всю бравурность, он взволнован не меньше остальных. Они поднялись по крыльцу, и Стас, не мудрствуя лукаво, стукнул несколько раз кулаком по деревянной, покрытой облупившейся синей краской, двери.

 

Звук вышел пустым и утробным.

 

— Есть кто дома?— громко позвал он.

 

Никто не откликнулся, из чего следовало, что дома никого нет: все ушли на фронт. Лишь ветер продолжал перекатывать по земле травинки, да время от времени поскрипывала ветхая дверь сарая.

 

— Откройте!— крикнула Юля.— Мы хотим поговорить.

 

Вновь воцарилась тишина. Стас еще раз, для верности, стукнул в дверь, но, как и в первом случае, это ничего не изменило. Он спустился вниз, чтобы проверить окна. На секунду ему почудилось, что из мрачного провала окна на него взирает какое-то злобное существо, но тут же облегченно понял, что это его собственное отражение. «Скоро и у меня пойдут «глюки» от такой жизни»,— невесело усмехнулся он про себя и вернулся к остальным.

 

Они сгрудились возле крыльца, чтобы как следует обсудить перспективы.

 

— Что будем делать?— Стас поставил вопрос ребром.— Двинем отсюда или все же попробуем пробраться в дом?

 

— Конечно, двинем, — незамедлительно среагировала Мила.— Я не хочу угодить в тюрьму за воровство. И ребята вряд ли хотят.

 

— Да, правда,— поддержал Женька.— Поехали. Если они все трупы, то мы уже ничем им не поможем.

 

— Здравая мысль!— не смог сдержать улыбки Стас и уже развернулся, чтобы возвратиться к машине, как вдруг усмешка слетела с его лица, а глаза вмиг наполнились пониманием.— Черт! Какое отражение! Окна-то выше головы!

 

— Что?— растерялась Мила.

 

Стас хотел ответить, но не успел. Все произошло столь быстро, что смена событий не вмещалась в рядовое осмысление. Это был один из тех случаев, когда участники действия превращаются в застывших наблюдателей, теряя контроль над ситуацией.

 

Дверь дома с треском распахнулась, ударившись о стену, и перед ошеломленными взорами всей компании предстало чудище. Мила взвизгнула и отскочила за спину мужа, который, опешив, стал пятиться назад. Женька с Виталиком развернулись, чтобы задать хорошего стрекача, но, поскольку никто не драпал, им пришлось приложить все усилия, чтобы остаться. Одна только Юля продолжала стоять на месте, но вряд ли ее недвижимость диктовалась бесстрашием. Скорее, это был ужас оцепенения.

 

Старые петли сарая исполняли свою отчаянную песню.

 

Чудище совершило шаг вперед и выставило перед собой правую руку. «Господи, у него нет пальцев!»— успел подумать Стас, и тут чудище издало грозный рык.

 

— Изыди, сатано!— пророкотало существо голосом Гнева Божьего.— Именем Господа, изыди!

 

Чудовище оказалось древним старцем. Человеком, к которому невозможно приписать какой-то определенный возраст,— само понятие жизни утрачивало свое значение, растворяясь в древности. Длинные белые волосы ниспадали ему на плечи, спутанная борода клочьями протянулась до самого пояса. Он был облачен в какие-то грубые одежды, то ли мешковина, то ли дерюга; лицо его вдоль и поперек избороздили глубокие, точно рытвины на дороге, морщины. На той руке, что он простер в сторону испуганной группки людей указующим перстом, недоставало трех пальцев. Но, несмотря на всю дряхлость, глаза старца полыхали неистовым огнем, и верилось без труда, что в этом тщедушном тельце в дерюге таится недюжинная силища.

 

Стас тряхнул головой и попытался сделать рукой дружеский жест, остерегаясь, впрочем, резких движений.

 

— Мы пришли с миром,— непонятно почему, он вдруг заговорил как индейский посол.— Мы хотим поговорить.

 

— Прочь, сатано!— завопил старец.— Изыди!— Он принялся яростно осенять их крестным знамением двумя оставшимися на руке пальцами — указательным и средним.

 

— Но мы не желаем вам вреда,— попыталась заговорить Юля.

 

— Прочь!— Старец сделал еще один шаг вперед.— Прочь!

 

Позади старца возникли две руки — они не принадлежали никакому телу и казались руками кукловода,— и обхватили нервного старика за плечи. Из сумрака дома выступил молодой человек, с красивой внешностью и такими же длинными, до плеч, волосами.

 

— Дед, успокойся. Люди это, люди.— Он попытался развернуть старца к себе лицом, но это вызвало у того лишь новый гневный всплеск.

 

— Нет!— завизжал сумасшедший старик.— Сатано вернулся! Он средь нас! Уже не спастись от жерла огнедышащего!— Резко вырвавшись из рук молодого парня, дед с поразительной прытью слетел по ступеням. Он промелькнул мимо Стаса, обдав его запахом склепа и древних гробниц, и, в одно мгновение оказавшись у сарая, исчез в его глубине.

 

Молодой человек на крыльце почесал в затылке, рассеянным взглядом провожая старца, а затем переключил внимание на столпившихся внизу людей. Мила осмелилась выйти из-за спины мужа, однако продолжала держаться за его руку, опасливо поглядывая в ту сторону, куда умчался причудливый старец. Женька с Виталиком все еще боролись с искушением задать деру.

 

Глаза длинноволосого человека уперлись в Стаса.

 

— Это мой дед,— поведал он таким тоном, словно отвечал, который сейчас час.— Он немного не в себе, так что обращать внимание не стоит.— Парень немного помолчал.— Зачем вы приехали? Мы не любим гостей. Это место для того и существует, чтобы избавляться от постороннего внимания.

 

— Мы вообще-то проездом,— удалось прохрипеть Стасу.— Мы просто хотели поговорить.

 

— О чем?

 

Стас немного поколебался.

 

— Тут кое-что произошло, недалеко отсюда. По всем параметрам — убийство. Вы, случайно, не в курсе? Не видели ничего подозрительного?— Стас и сам прекрасно осознавал, как глупо звучат его слова, но что, собственно, он еще мог сказать?

 

Человек на крыльце окинул всех еще одним задумчивым взглядом.

 

— Пройдите в дом,— сказал он и первым показал пример.

 

А Стас непроизвольно докончил про себя его фразу — то, что этот парень должен был сказать, что вертелось у него на языке, но что он так и не сказал: сегодня отличный день для жертвоприношений.

 

* * *

 

Когда Стас оказался внутри, ему на миг померещилось, что чья-то высшая воля пролистала страницы его жизни назад и остановилась на годах юности. Это был тот самый запах, успевший за годы тренировок в спортивном зале стать родным и привычным. Тяжелый и спертый дух замкнутых помещений здесь, в доме, можно было едва ли не пощупать. Запах пота и немытого тела словно осел на предметах, въелся в стены и намертво обосновался в воздухе. Само убранство комнаты озадачивало своей скудостью. Стол, три стула, кровать и широкая скамья — вот, собственно, и все, что присутствовало из мебели. В углу притаилась печь, в полукруглом жерле которой ютился огонек, наверху лежал грязный матрас, по всей видимости, набитый сухими листьями, ну, или чем-то очень похожим.

 

Хозяин затворил дверь и сел на стоящий рядом со столом стул.

 

— Располагайтесь, кто где может,— широким жестом предложил он.— У нас, как видите, не густо с мебелью.— Он криво ухмыльнулся.

 

Стас сел на стул по другую сторону стола. Мила примостилась в уголке. Ребятам не оставалось ничего другого, кроме как усесться на скамью.

 

— Меня зовут Андрей,— представился парень.— А вас?

 

Каждый по очереди назвал себя.

 

— Слушаю.— Андрей вопросительно взглянул на Стаса.— Что там у вас стряслось?

 

Стас собрался с мыслями.

 

— Мы едем с севера. Где-то за километр до вас наткнулись на хижину. Там все в крови.

 

— В доме Марта?— Глаза Андрея округлились.

 

— Какого марта?— не понял Стас.

 

— Так звали человека, который там жил,— пояснил Андрей.— Он мертв?

 

— Не могу ничего сказать. Мертв или жив, я видел только кровь, но ни одного трупа.

 

— А у меня подруга пропала,— добавила со скамьи Юля.

 

Андрей перевел взгляд в окно.

 

— Бедняга Март,— произнес он и снова посмотрел на Стаса.— Неплохой был человек, хоть и с заскоками. Ну, если начистоту, а кто тут без заскоков. Он жил один, и посторонних в своем доме на дух не переносил. Если, как вы говорите, в его доме кровь, она может быть только его.

 

— Вот мы и зашли узнать, не случилось ли чего подобного здесь. Вокруг-то больше ни души.

 

— А что произошло? Вы хоть что-то знаете?

 

— Почти ничего. У меня, после того, что я там увидел, вообще пропала охота заниматься расследованием. Помню только кровь да чьи-то внутренности…

 

— Что-что?— Андрей нахмурился.— Внутренности Марта?

 

Стас пожал плечами.

 

— Я не знаю, Марта или не Марта. Просто когда я впервые заглянул внутрь, то увидел чьи-то кишки. Может, и ошибся.

 

— Странно,— промолвил Андрей и надолго задумался.

 

— У нас, в принципе, то же самое,— тихо сказала Юля.— Только без…— Она сглотнула и не смогла выговорить «кишок».— Всюду кровь… Господи…

 

— И еще,— добавил Стас.— Не знаю, правда, стоит ли вообще об этом упоминать… Ребята говорят, что встретили какую-то странную воду.

 

— Да, воду!— оживился Виталик.— Только никакой воды там не было.

 

— Так я не пойму, была вода или не было?— насмешливо спросил Андрей, но Стасу вдруг подумалось, что этот едва заметный лучик в его взгляде мог оказаться испугом.

 

— Я кстати сам так и не слышал подробностей,— сказал он, уже представляя, какие гримасы строит Мила за его спиной.

 

— Ну…— Виталик явно смутился, оказавшись в центре внимания. Ему, впрочем, хватило ума не заикаться об их идиотских прыжках по холмам.— Въезжаем мы, значит, на пригорок, потом глядим,— а внизу вода. Только это нам так показалось, потому что машина проехала, и ничего не случилось. Я даже не знаю, что это было. Как туман.

 

— Нет, на самом деле как вода, только которая быстро растворятся,— дополнил Женька.— Ну вроде как мираж, знаете?

 

На самом деле как бред собачий на шумной псарне, только Андрей почему-то опустил глаза и уперся взглядом в стол.

 

— Значит, оно снова вернулось,— медленно произнес он.

 

— Что?— Стас вскинул голову.— Что вернулось?

 

Андрей хмуро изучал поверхность стола, подавляя присутствующих молчанием.

 

— Что же, в конце концов?!— вспыхнула Мила, но в ее голосе угадывались жалобные нотки.

 

— Дьявол,— глухо ответил Андрей и вновь умолк.

 

Стас и Мила переглянулись. Мысли Милы не нужно было угадывать — ее лицо Стас всегда в шутку сравнивал с открытой книгой. Ребята на скамье напряженно вытянулись, готовые, если потребуют обстоятельства, сигануть через окна.

 

— С вами все в порядке?— осторожно спросил Стас.

 

Андрей невесело усмехнулся, не поднимая глаз.

 

— Расслабьтесь, я не псих. Хотя еще годик-другой такой жизни — и у меня произойдет заворот извилин, как у моего деда. Вот уж заживем припеваючи, двое оголтелых. Носиться будем друг за другом. Красотища! Только пока я вполне реально смотрю на вещи, вот в чем беда.

 

— Беда?— удивился Стас.— В чем же здесь беда? Вы бы рассказали, что знаете.

 

Хозяин дома тяжело вздохнул.

 

— Если бы у меня были доказательства. Если бы я мог толком описать то, что происходит. Мне, да и вам, было бы легче. От деда в основном об этом и наслышан. Вообще-то, он мой прадед, но уж так повелось — я зову его дедом. Ну, кое-какие крупицы дошли до меня от отца, еще более туманные. Короче говоря, что-то посещает эти края время от времени. Я не знаю, что это на самом деле, единственное, в чем я уверен: появление этого нечто всегда сопровождается множеством смертей. Последний раз это случилось 50 лет назад.

 

— Так что же это?— едва не завыла Мила.— Только не говорите снова, что вода, а то я тут же пойду и застрелюсь.

 

Андрей даже не улыбнулся.

 

— Сейчас, как вы уже заметили, на этом месте остались лишь редкие, одинокие лачуги, но было время, когда здесь кипела жизнь. Хотя даже применительно к тому времени «кипела» — слишком громкое слово. Здесь находилось поселение староверов.— И видя, что его слова не нашли в гостях должного отклика, Андрей, неуловимо усмехнувшись, продолжил:— Это были своеобразные люди, знаете ли, со своими своеобразными понятиями о жизни и о мире в целом. Поднимались они чуть свет, спать ложились далеко затемно. Все же время, не занятое трудом, они использовали исключительно для одного дела — молитвы. Утром они молились, днем молились, вечером молились. Даже ночью, наверное, им снилась служба. Ели простую пищу, которую и едой-то с трудом назовешь, спали на жестких матрасах для усмирения плоти — в общем, по обстановке в этом доме вы уже можете о многом судить. Порядки в деревне отличались особой, можно даже сказать, изысканной жестокостью. За любое, самое незначительное отступление от каких-то канонов взыскивали со всей строгостью. От имени Бога, разумеется. Самое удобное прикрытие для всех долбаных фанатиков. Дед Веденей был одним из ярых приверженцев культа, хотя и его не обошла кара Господня. Успели, наверное, заметить его руку? Налицо — Божье прикосновение. Ну, на духовном, конечно, уровне. А в миру случилось то, что дед имел неосторожность перекреститься щепотью, а не двумя перстами, как полагалось, когда был еще молод и слаб в вере. За что и поплатился тремя пальцами, дабы не одолевало его впредь искушение сатанинское.

 

— Кошмар,— прошептал кто-то за спиной Стаса. Кажется, Мила, но он не был уверен.

 

— Да, были времена. Людям сопутствовал постоянный страх. Они только и рыскали по сторонам глазами в поисках ослушников, демонстрируя религиозное рвение. Еретиков, уличенных в инакомыслии, отправляли на суд к старосте. Ну, так вот. В устных преданиях сохранилась легенда о Дьяволе, якобы посетившем эту деревушку. Дьявол был невидим, на то он и Дьявол, в конце концов, и явился он, чтобы прибрать к рукам наиболее обнаглевших грешников, начиная с тех, кто дурно посмотрел на соседское хозяйство, и, кончая теми, кто имел глупость родиться, скажем, в четверг. На самом деле, не Дьяволу принадлежала роль в выборе жертв, а решение принималось на деревенском собрании. Грешников выводили в лес, привязывали к дереву и оставляли на всю ночь, чтобы очистились их заблудшие души. А поутру приходили пожинать плоды, хотя пожинать, по сути, уже было нечего. К утру на месте жертвы оставался лишь кровавый бассейн, и ничего больше. Дед таким образом потерял жену. Бедную женщину угораздило забеременеть вторично в неположенный срок: вместе с не родившимся ребенком ее отправили на заклание к Дьяволу в лес. С тех пор, по всей видимости, у деда и поехал рассудок. А потом внезапно все прекратилось. Дьявол взял да и исчез, незнамо куда, никого не спросивши. Привязанные жертвы наутро встречали своих мучителей целехонькими. По умам жителей забродили опасные мысли, что судии-то могли быть и не правы. Все это грозило настоящим бунтом, с кровью и бесчисленными расправами, а потому на скорую руку сочинили объяснение. По мнению людей, а если точнее, по мнению какого-нибудь местного оракула, Дьявол уже набрал себе достаточное количество прислужников и убрался вместе с ними прямиком в ад. На том и порешили, заменив утратившую силу кару на равноценную.

 

Пока Андрей собирался с мыслями, настраиваясь на продолжение, никто в комнате не посмел нарушить тишины. Каждый медленно переваривал услышанное, не в силах поверить, что все это — реальный мир.

 

— 50 лет назад Дьявол вернулся. К тому времени деревня уже почти опустела. От прежних староверов не осталось и следа, строгий строй служителей Господа сменил строй социалистический. В редких домах оставались те, кто еще благоговейным шепотом рассказывал о посещении земли Дьяволом. Этих, сами понимаете, старались обходить за версту. После войны половина жителей разъехалась, кто куда, многие вообще не вернулись с боев. Оставшуюся часть поголовно вырезал Дьявол. Это я уже слышал от отца. Они тогда всей семьей перебрались в город, только дед Веденей не пожелал менять место жительства, ну, это само собой разумеется. Когда деревня внезапно замолчала, председатель горисполкома переполошился и бросил сюда небольшой отряд милиции. Я не представляю, что они здесь обнаружили, но, по словам отца, первый, кого они повстречали, был дед Веденей, весь покрытый коркой лишаев и исторгающий громогласные молитвы. Потом оказалось, что не лишаи это на нем вовсе, а запекшаяся кровь,— дед был вымазан ею с ног до головы. Прибыли более компетентные органы, только как ни старались, не смогли обнаружить ни одного трупа. Кровищи — да: ее обилие в каждом доме свидетельствовало о том, что мертвых должно быть куда больше, чем один живой полусумасшедший старик. Но только тел не было, а куда делись, так и не выяснили. Свидетель из деда вышел никудышный: он только и твердил свое «Сатано! Сатано!» да бормотал молитвы. За неимением другого кандидата уволокли его. Однако примерно через год отпустили, уж не знаю, из каких таких соображений. Может, дед ухитрился обратить там кого-нибудь из начальников в свою веру или потряс всю тюрьму Божественным чудом. Через какое-то время дед немного оклемался, но даже мы, его родные, не смогли выведать никаких подробностей о событиях в деревне. Стоило нам лишь затронуть эту тему, как дед тут же замыкался и с головой уходил в молитвы. Вскоре нам пришлось признать, что город его убьет, и дед отправился назад в свой дом. Когда деревню начали сносить, он уцепился за него, как собака за кость. Нашлись жалостливые, позволившие ему обитать здесь и год за годом медленно сходить с ума. А вскоре к нему присоединился и я.

 

Андрей закончил, погрузившись в свои мысли. За окном стемнело. Ветер усилился и погнал по небу черные облака.

 

Скрипнула входная дверь. В образовавшуюся щель юркнул похожий на приведение дед Веденей. Прошмыгнув мимо сидящих на скамье ребят, он как кошка вскарабкался на лежанку и забился там в самый дальний угол, где его никто не мог видеть. Вскоре сверху донеслось неясное бормотание.

 

— Но ведь сейчас не средние века,— внезапно очнулась Мила.

 

— Да,— подхватил Стас.— Дьявол, староверы. При чем здесь легенды? Должно же быть какое-то объяснение.

 

— Скажите мне.

 

— Я не знаю,— слегка смутился Стас.— Я вас спрашиваю.

 

— А я, по-вашему, кто? Провидец? Что именно здесь случилось, никто не может знать. Разве что дед Веденей. Спросите его, если хотите.— Он пожал плечами.

 

— Сатано!— буркнул старец, услышав свое имя, а затем его бормотание вновь стало бессвязным.

 

— Есть у меня, правда, кое-какие соображения,— продолжал меж тем Андрей.— Только вам они зачем? Вряд ли вы захотите их слушать.

 

— Все же попробуйте.

 

— Вы городские?— спросил он Стаса.

 

— Да, но мы не из этих мест.

 

— А вы?— обратился он к ребятам.

 

— Мы из города,— подтвердил Женька.

 

— Не приходилось слышать, что где-то в этих местах были обнаружены останки ископаемого животного?

 

— Не-а.— Женька изумленно покачал головой.

 

— Первый раз слышу,— сказала Юля.

 

Андрей кивнул.

 

— Удивляться нечему. Гласностью в то время наша страна не страдала. До меня самого дошли лишь слухи. Говорят, останки обнаружили археологи к юго-западу от деревни — там одни только голые степи и пустошь. Любопытно то, что останки эти не подходили ни под один вид древних динозавров. И вообще, существо подобного рода никогда не упоминалось ни в научных изданиях, ни в летописях. Сохранившийся скелет переправили в Москву, и с тех пор о нем ничего не известно: сохранился ли он до сих пор, изучают ли его и сегодня, а может, он теперь лежит в мавзолее.

 

— Ну и что?— с широко распахнутыми глазами спросила Юля.— Это здесь при чем?

 

— По словам отца, который узнал об этом от деда Веденея, когда тот еще мог здраво рассуждать, Дьявол не совсем невидим. Он напоминает вибрацию воздуха, и его можно разглядеть при свете. Слишком уж форма этой вибрации напоминает дикого зверя.

 

— Это что же?— Стас не верил своим ушам.— Дух животного?

 

— Я предупреждал, что объяснение ни к черту,— развел руками Андрей.— Только оно единственное, в том и проблема.

 

— Нет, это чушь!— покачал головой Стас.

 

— Возможно,— миролюбиво согласился Андрей.

 

— Но даже если так! Даже если все это правда. Как-то ведь это можно объяснить?

 

— Ну, с научной точки зрения здесь — тьма еще беспросветнее. Видите ли, палеонтологи натыкаются время от времени на окаменевшие скелеты динозавров, но довольно редко. Есть такой минерал — пирит. Это и есть святая святых всей палеонтологии: он въедается в тела и кости животных и заменяет их копиями. Но пирит, сами понимаете, есть не везде. Так ученые подразделили всех динозавров на два вида — ящеротазовые и птицетазовые. Однако сколько их было на самом деле, никто не знает, так ведь? И найденный здесь скелет пришелся как нельзя кстати, чтобы внести разнообразие. Он не принадлежал ни к одному из видов. Только главное не это. Как-то раз в институтской библиотеке я наткнулся на описание трудов древнего ученого Эмпедокла. Так вот, он рассказывал о временах первобытного Хаоса. По земле бродили всякие монстры — полузвери, полулюди. Не просто бродили, а непрерывно разделялись на части, вновь сочленялись, образуя всяких тварей, как из фильмов ужасов. Потом, когда время Хаоса истекло, клетки соединились в правильные формы: людей и животных.

 

— И что, одна форма оказалась неправильной?— первой догадалась Юля.— Вы к этому клоните?

 

— Может быть. Но в тот момент я подумал о другом. Что если животное, которое обитало в этих местах миллионы лет назад, должно было жить совсем в другом мире? Произошла ошибка, пассажир сел не в тот самолет. И мы не можем знать, каким оно подчинялось законам. Какие у него представления о душе и теле. Быть может, душа, отделившись от тела, не покинула землю.

 

За окном уже спустилась ночь. Частокол деревьев невдалеке от дома растопился ночными сумерками. В комнате стало мрачно и темно. Лишь угольки в печи отбрасывали неясные отблески на тревожные лица всех участников этого странного вече. И тут внезапно, в звенящей тишине, отчетливо прозвучали слова, от которых у всех мороз побежал по коже, а Виталик даже вобрал голову в плечи, испуганно зажмурясь.

 

— Сатано здесь!

 

Стас вдруг подумал, что этот безумный старец больше смахивает на пророка, чем на выжившего из ума, лопочущего всякую белиберду, идиота. Или же эти мысли навевают ему атакующие сумерки? Как бы то ни было, на душе стало неуютно.

 

— Погодите-ка!— встрепенулась Юля.— Мы же проехали сквозь него! Там у холма. Что-то все-таки там было!

 

Андрей поднял голову и молча ожидал продолжения.

 

— Точно как вы и сказали — вибрирующий воздух. Но мы прямо сквозь него прогнали машину!

 

— И что?— спросил Андрей.

 

— Правда, и что?— повернулся к ней Виталик.

 

— Ну, если предположить, что это дух какого-то монстра, то как он может кого-то убить? Дух — он ведь носится в воздухе, и только.

 

— Действительно.— Стас посмотрел на Андрея.— Как быть с этим?

 

— Откуда мне знать,— ответил тот.— Я же не претендую, что мои догадки и есть истина. Может, я вообще не там искал. Да и не хочу, честно говоря, зря ломать голову. Мне хватает одного: когда приходит это нечто, всякая борьба с ним бесполезна.

 

Стас вздохнул.

 

— Духи, приведения — все это, конечно, здорово интересно. Но время идет. Пора ехать дальше.

 

— Ехать? Не думаю. Я бы на вашем месте не рисковал ехать ночью. В темноте он практически невидим. Оставайтесь здесь. А утром отправитесь пораньше.

 

Стас мельком подумал, что этот Андрей печется не столько о них, сколько о себе самом: остаться здесь в компании сумасшедшего старика после всех этих разговоров — не радужная перспектива. Но, с другой стороны, ему и самому уже расхотелось продолжать путь ночью.

 

— Вы как?— повернулся Стас к остальным.

 

— Я, пожалуй, за то, чтобы остаться,— протянула Мила.— Ненавижу ездить в сопровождении всяких чудищ.— Она передернула плечами.

 

— Я тоже,— согласилась с ней Юля.— Все равно наша вечеринка уже испорчена.

 

Стас кивнул.

 

— А вы?— обратился он к парням.

 

Те в ответ утвердительно затрясли головами.

 

— Что ж,— Стас пожал плечами и улыбнулся,— мы остаемся.

 

— Ну и прекрасно.— Лицо Андрея заметно оживилось.— Я достану для вас матрасы.

 

— А свет здесь имеется?— Мила с интересом разглядывала темные углы дома.

 

— Нет,— усмехнулся Андрей.— Света нет. Есть только свечи. Сейчас зажгу.

 

— А туалет?— спросила Юля.

 

— Туалет на улице.

 

— Нет уж!— фыркнула девушка.— На улицу я теперь не сунусь. Если приспичит, буду делать прямо здесь.

 

— Заметано,— рассмеялся Андрей.— Все равно по части запашка ты деда не переплюнешь.

 

Обстановка разрядилась. Теперь они все чувствовали себя в одной команде, и их невысказанная сплоченность придавала каждому ощущение надежды на счастливый исход. Андрей достал откуда-то лестницу и установил нижние ножки в центре комнаты, верхний же конец опер о край квадратного проема в потолке, ведущего, надо полагать, на чердак. Он стал взбираться по ступеням — лестница при этом плакала и голосила на все мыслимые и немыслимые лады,— и вскоре его верхняя половина исчезла по пояс, остались видны только ноги в потертых, засаленных джинсах.

 

— Держите!— Сверху, один за другим, упали три широких, толстых, грязных матраса. Стас, сидящий ближе всех, успел подхватить последний. Женька с Виталиком бросились на подмогу, обрадованные тем, что могут занять руки и позабыть на время о погибшей Кате.

 

— Женщины могут спать на моей кровати,— сказал Андрей, спускаясь.— Там достаточно места для двоих.

 

Он спрятал лестницу снова в угол и зажег свечи. В комнате стало добрее. Языки пламени запрыгали наперегонки по стенам, вычерчивая таинственные рисунки светотенью. Огонь в печи почти угас, но от нее все еще исходило приятное тепло. Присутствие старца угадывалось по доносившемуся откуда-то сверху бормотанью.

 

— Кто хочет — ложитесь. Кто нет — прошу к столу!— торжественно произнес Андрей.

 

— Мой аппетит испорчен на неделю,— проворчала Мила, зевая.— Я буду спать.

 

— Я тоже.— Юля говорила, зачарованным взглядом уставясь на пламя свечи.— Не то чтобы Катька была мне близкой подругой. Но все-таки в одном доме прожили целых пять лет. Когда я увидела всю эту кровь… что-то надломилось во мне. Может, я наконец-то повзрослела.— Она кисло улыбнулась.

 

Мила и Юля улеглись на кровать, отвернувшись в разные стороны. Стас изъявил желание подкрепиться. Ребята тоже не прочь были поужинать. Андрей ловко извлек из печи чугунок с картошкой и выставил его на середину стола.

 

— Дед, идем кушать,— позвал Андрей в сторону печи.

 

Старец никак не отреагировал, его бормотание не прервалось ни на секунду.

 

— Бесполезно,— вздохнул Андрей, махнув рукой.— Придется оставить все на столе. Ночью он спустится и поест.

 

Они наспех подкрепились сухой картошкой, посыпая ее горькой солью, после чего, измотанные и разбитые трудным днем, изнеможенно растянулись на жестких матрасах. Андрей лег последним. Перед этим он очень внимательно вгляделся сквозь окно в ночную мглу, а когда не заметил снаружи ничего подозрительного, затушил свечи и улегся рядом со Стасом.

 

* * *

 

— Что это?!

 

Вой ветра перемежался с чем-то иным. Мила и Юля соскочили с кровати, их сон оказался сметенным, разорванным в клочья заунывными звуками. Стас оторвал голову от матраса и увидел в темноте силуэт: Андрей уже стоял на ногах. Женька с Виталиком тупо озирались, как слепые котята, ничего не понимая спросонок.

 

— Что это?— вскричала Мила.

 

С печи доносилось жуткое, протяжное завывание. Оно нарастало, как приближающийся ураган, заполняя каждую клеточку мозга необузданным страхом.

 

— Что с ним?— спросил Стас.

 

— Я не врубаюсь.— Голос Андрея в темноте звучал испуганно и недоуменно.— Он никогда так себя не вел.

 

— Черт!— Стас начал подниматься на ноги. Правую щеку саднило — проклятый матрас оставил на ней ощутимый отпечаток.

 

Андрей зажег единственную свечу и забрался на печь.

 

— Дед, а дед. Что с тобой?

 

Рядом со столом стояло ведро с водой. Виталик приблизился к нему, зачерпнул воду алюминиевой кружкой и стал жадно пить. Стас засунул в рот сигарету. Он опустил руку в карман брюк, нащупывая спички. В следующую секунду сигарета выпала у него изо рта, сердце похолодело и сжалось в тугой комочек. Он услышал звяканье ударившейся о пол кружки и слабый, неимоверно далекий, вскрик жены.

 

— Сатано!— прорыдал бедняга с печи.

 

Даже в полумраке было заметно, какое бледное лицо у Андрея, когда он спустился вниз. Оно словно существовало отдельно от тела и подчинялось своим законам, паря в воздухе.

 

— Я думаю, что он чувствует,— хрипло произнес он.

 

— Чувствует — что?— нервно спросил Стас, однако и сам уже догадался.

 

— Пришествие.

 

— Час от часу!— всхлипнула Мила.

 

Андрей подошел к окну и выглянул во двор. Погода переменилась. Ветер бесновался, шквалом обрушиваясь на стены дома снаружи. Стояла глухая ночь, за окном не было видно ни зги.

 

— Нужно зажечь свечи!— Андрей вдруг хлопнул себя по лбу.— Все свечи в доме! Тогда мы легко его заметим!

 

Снова из темного угла как по мановению волшебной палочки явилась дюжина длинных толстых свечей.

 

— Помогите мне!

 

Они добавили пару свеч к уже зажженной, что одиноко торчала на столе, а остальные принялись расставлять где попало по всей комнате.

 

— Нам это как-то поможет? — хладнокровно поинтересовался Стас, поднося спичку к очередной свече. Фитилек немедленно забрал себе часть огонька; пламя стало бурно реагировать на сквозняк, трепыхаясь, как маленькая жар-птичка.

 

— Не знаю.— Андрей установил свечу на скамье.— Не уверен. Но так, по крайней мере, будем знать, когда оно появится.

 

Завывание старца оборвалось, словно кто-то стукнул палкой ему по темечку, но тут же вновь возобновилось.

 

— Сделайте что-нибудь, чтобы он заткнулся,— взмолилась Мила.— И так страшно до смерти.

 

Однако никто не обратил внимания на ее просьбу. Они расположили свечи таким образом, чтобы свести к минимуму присутствие темных пятен и неразличимых уголков. И только на лежанке по-прежнему оставался мрак. Словно обитель старца сама отторгала от себя любой свет, и никто бы не удивился, если бы внес туда свечу и ничего не увидел.

 

— Давайте забаррикадируем дверь,— дрожащим голосом воскликнул Женька.

 

— Не поможет,— отрезал Стас.— В том доме так и пытались сделать, придвинули к двери стол. Человек, тем не менее, погиб.

 

— И что же, оно все равно проникнет внутрь?!— В глазах юноши читался беспредельный панический ужас.

 

— Думаю, да. Но мы не знаем наверняка.

 

— Так чего мы сидим?!— взвизгнул Женька.— Мы же в ловушке! Надо сматываться!

 

— Погоди…

 

— Нет!— парень окончательно вышел из себя.— Сидеть и ждать, пока нас всех не сожрут? Я смываюсь!

 

Он устремился к двери, опрокинув на пути стул.

 

— Да погоди же ты!— Стас попытался его удержать. Он все же думал, что первым сломается Виталик,— Женька все это время казался контролирующим свой страх. Его рука скользнула по плечу паренька. Тот как-то странно хрюкнул и опрометью выскочил из дома.

 

— Женька, не убегай!— завопил Виталик ему вдогонку.

 

— Пусть бежит,— спокойно сказал Андрей, поднимая стул.— Неизвестно, что лучше…

 

Ветер мгновенно ворвался в дом через распахнутую дверь, сбив огонь с нескольких свечей. Стас замер на пороге, глядя вслед несущемуся в сторону дороги Женьке. Он оказался единственным, кому выпало видеть всю картину целиком, от аза до ижицы. Остальным достались обрывки, но и этого хватало, чтобы понять, какая участь им уготована в ближайшем будущем.

 

Женька продирался сквозь ветер прямиком к машине. Успев преодолеть пол-огорода и затоптав овощей немерено, Женька рассеянно остановился,— так, словно потерял дорогу из виду. Он обернулся; даже в темноте Стасу была видна его полная отрешенность, посещающая людей в минуты глубочайшего стресса. Затем изображение расплылось.

 

Если бы Стас носил очки, ему было бы знакомо то странное ощущение, которое преследует всех очкариков и с которым им приходится свыкаться. Мир делится для них на две реальности: видимую и туманную. Видимую, когда очки водружены на переносицу, туманную же, когда они оказываются на книжной полке и никак не желают обнаруживаться. Именно этот перепад и довелось испытать Стасу. Он моргнул, полагая, что забарахлило его зрение, но сразу же понял, что обычным морганием ничего не исправить.

 

Верхняя половина тела Женьки исчезла. Да не сразу, а постепенно, словно фокусник провел вдоль тела палочкой, к которой у него была привязана скрытая ширма. На секунду все замерло, вслед за этим из видимой половины вырвался фонтан черной крови. Стас окаменел. Он слышал, как позади него кто-то истошно визжит, но его разум оставался далеко. Ноги парнишки с остатками туловища, насаженными сверху, подогнулись и упали на колени. Так они и стояли, точно незаконченная картина кающегося грешника, пока нечто не поглотило и их.

 

Крик за спиной истаял, как выдохся. Даже сквозь разгульные вопли ветра прорывался скрип дверцы сарая. Частичкой сознания Стас понимал, что следует как можно быстрее захлопнуть эту дверь и войти в дом, однако продолжал пялиться на грядку с луком, на которой смерть настигла Женьку. Его колеблющаяся тень отбрасывалась на крыльцо, и он вдруг понял, что даже старик прекратил свои завывания.

 

И тут произошло сразу несколько событий. Стас все еще стоял у порога, когда воздух перед ним стал сгущаться.

 

— Стас, дверь! Быстрее… дверь!— Остатки слов Андрея потонули в новом женском визге.

 

«Черт побери!— изумленно подумал Стас, глядя во все глаза на то, как воздух перед ним завибрировал.— Дед говорил правду!» А потом он получил мощный удар по плечу, заставивший его ввалиться внутрь дома и растянуться на полу. Обладая сильным характером, Стас отчего-то чувствовал нечто совершенно противоположное жажде выжить. Его охватило полное безразличие; он закрыл глаза и приготовился встретить свою погибель. Глубокий, раскатистый вопль разбил его апатичное состояние.

 

— ИЗЫДИ, САТАНО!

 

Потрясенные ужасной кончиной Женьки, они не заметили, как старец потихоньку слез с печи. Это он отшвырнул Стаса от дверного проема, дав волю скопившейся в нем ненависти и силе. Силуэт деда Веденея загородил весь обзор из комнаты. Он поднял правую руку с вытянутыми двумя пальцами и громко, нараспев, начал произносить слова молитвы.

 

— Дед, куда!— Андрей рванулся к двери.

 

Легко старик отбросил от себя правнука, попытавшегося обхватить его за талию и втащить внутрь. Стас продолжал валяться на полу и наблюдал за всем, словно смотрел фильм, снятый режиссером-мистиком, где персонажи вышли из-под контроля, и вымысел переплелся с реальностью.

 

Правую руку старца поглотила вибрация. Она аккуратно отделилась от туловища; из культи хлынула кровь. Остатки сухожилий повисли, как старые веревки, кровь лилась по ним на крыльцо. Старец дернулся, обнажив раздробленный конец кости. Он обагрил кровью дверной косяк — красные ручейки потекли вниз, будто участвуя в соревнованиях. Несколько капель брызнуло Стасу на лицо. К всеобщему ужасу дед Веденей ни на миг не прекратил читать молитву: его голос даже не дрогнул.

 

— Дед, нет!

 

Но старец уже исчезал. На этот раз невидимая ширма прошлась по телу одновременно, и сверху, и снизу, соединившись на пояснице. Выкрики старика стали приглушенными, как если бы кто-то придавил его лицо подушкой. Еще один мощный выброс крови, словно из ниоткуда; и деда Веденея не стало.

 

— ДВЕРЬ!!!

 

Андрей вскочил на ноги и грохнул дверью. Женщины сжались в комочек у дальней стены, сотрясаясь от рыданий. Виталик притворился часовым на посту. Он все стоял в центре комнаты, уставившись в одну точку и совершенно выпав из реальности. Стас поднялся и стал пятиться к печи. Он схватил какую-то попавшуюся под руку палку, которая оказалась сломанным черенком от лопаты, и выставил ее перед собой.

 

Вибрация не заставила себя долго ждать. Сначала в виде небольшого круга в верхней части двери, потом все более разрастаясь, она проникала внутрь. Дверь несколько секунд повибрировала, напоминая проход в иной мир, и вернулась в привычное состояние. Вибрация плавно перетекла в комнату. Она застыла, точно зверь, затаившийся перед прыжком, и Стас ощутил призрачный взгляд, изучающий его с беспристрастностью убийцы.

 

Виталик очнулся. Он медленно, как только что пробудившийся пьяница, перевел взгляд на вибрирующий сгусток. Зрачки его глаз сузились, и в тот же миг расширились ужасом.

 

— А-А-А!!!

 

Вопя благим матом и ничего не соображая, он подбежал к стене и в остервенении замолотил по ней кулаками. С быстротой гремучей змеи вибрация метнулась в его сторону. Когда она проносилась мимо (или сквозь?) свеч, те гасли, точно оказавшись в камере с низкой температурой, но затем вновь разгорались. И пламя не дергалось от соприкосновения с прозрачным, но живым существом.

 

Когда вибрация выпустила из себя два потока, один из которых завис над головой Виталика, а другой подобрался снизу, Стас вдруг понял, что у него только два выхода. Стоять и наблюдать за тем, как сгусток пожирает парня, чтобы после таким же макаром угодить к нему в пасть. Или попытаться спастись бегством. Он отбросил непригодную палку и обернулся к жене. Мила продолжала сидеть сжавшимся комочком в уголке, плотно прижав ладони к лицу.

 

— Бежим!— Стас схватил Милу за руку и поволок ее к выходу.— Скорее!— Он успел заметить, как вибрация начала поглощать Виталика. Парень завибрировал, слившись со структурой сгустка, а потом исчез.

 

Дальше ждать не имело смысла. Пинком выбив дверь, Стас вылетел на крыльцо, таща за собой безвольную Милу, и едва не свалился, поскользнувшись на крови деда Веденея. Они сбежали по ступенькам и понеслись через огород к машине. Стас вынул на ходу ключи. Ветер плясал и выл, плясал и выл в диком исступлении; в реве бури терялся одинокий скрип дверцы сарая. Достигнув автомобиля, Стас отпустил руку жены и сунул ключ в замочную скважину на дверце.

 

— Садись в машину!— завопил он, перекрикивая ураган. Мила не отреагировала. Она стояла посреди дороги — там, где Стас ее отпустил,— и сама походила на приведение. Ветер трепал и рвал ее волосы. Кофточка порвалась; из длинной прорехи выглядывала голая грудь.— Да садись же, черт тебя дери!

 

Словно сомнамбула, женщина поплелась в обход машины к другой дверце. Ухватившись за ручку, она собиралась уже открыть ее и в изнеможении упасть внутрь, но именно в этот момент Стас завел мотор и включил фары.

 

Боже, какая красота! До чего же это прекрасно, Господи!

 

Была такая игра — «калейдоскоп». Похожая на ручной фонарик втулка, куда нужно было заглядывать сквозь глазок на одном конце. И тогда человек щемливо замирал от восторга, а там, внутри втулки, ему открывался совершенно неведомый мир, словно первообраз Вселенной. Яркие самоцветы переливались в фигурном танце, соединяясь в причудливые арабески, заставляя человека чувствовать себя Али-Бабой перед сундуками с драгоценностями. Но теперь… Как будто втулка исторгла из себя всю свою самоцветную тайну, и та ожила, соприкоснувшись с воздухом.

 

Перед изумленными взорами Станислава и Людмилы предстало сияние. Оно переливалось желтыми искрами, точно заливаемая водой электрическая установка. От вибрации, которую они имели честь наблюдать в доме, ничего не осталось: то было существо с плавно меняющимся, как облако, контуром. Свет фар пронзил вибрацию насквозь, изобличив неземного, жуткого и невероятно прекрасного в своей неповторимости монстра.

 

Существо зависло в воздухе перед машиной. Оно имело огромное тело с двумя ужасными головами на толстых шеях. Снизу тело сужалось в длинный хвост с множеством торчащих из него шипов. Монстр держался на больших крыльях, усеянных когтями вместо перьев. Головы мерно покачивались на шеях, точно две змеи, исполняющие ритуальный танец.

 

Мила почувствовала неизъяснимую слабость в ногах, увидев, что чудовище выбрало ее. Такую же слабость она испытала в тот вечер, когда под звуки чарующей музыки потеряла девственность. Существо накрыло ее своими крыльями и протянуло к ней головы. Далеко, словно в тумане, она услышала чей-то крик, но ей уже стало все безразлично. Мир для нее перестал существовать. Она погрузилась в темноту, где мерцание тысяч звезд распространялось на сотни парсек; мимо нее проносились кометы, вспарывая пространство и открывая взору иные миры. Из разрезов вырывались песчинки, кружа вокруг нее и оседая на волосах крошечными блестками. Стало вдруг так хорошо, точно от прикосновения горячей ванны после проведенного на морозе дня. Она почувствовала яркую вспышку ниже живота — это был оргазм поразительной силы и неистовости. За ним она уже не смогла услышать треска раздираемой плоти и сломанного позвоночника, когда чудовище разорвало ее пополам.

 

* * *

 

Они слышали, как закричал Стас. Потом двигатель завелся, и машина рванулась с места. Еще один ужасный крик, донесшийся сквозь вой ветра, глухой удар бампера об ограду, а вслед за этим — тишина.

 

— Все,— прошептал Андрей.— Им конец.

 

— Мы тоже умрем?— сквозь слезы спросила Юля.

 

— У нас нет шансов.

 

— Но ведь ты будешь рядом? Когда оно придет, ты будешь рядом?

 

— Да.— Он приблизился к ней и, подняв на ноги, прижал к себе.

 

— Обними меня покрепче,— прошептала она, всхлипывая.

 

Он стиснул ее в объятиях.

 

— Только не оставляй меня одну.

 

— Умирать будем вместе.

 

Она вновь расплакалась, но тут же заставила себя успокоиться и вытерла слезы о его плечо.

 

— Пусть приходит. Не могу больше мучиться. Устала…

 

Призрак, судя по всему, располагал некоторыми сведениями об устройстве домов: вновь завибрировала именно дверь. Мягко и вкрадчиво он проник внутрь, задержался на миг, чтобы оглядеться, после чего двинулся к съежившимся Андрею и Юле.

 

— Не смотри,— шепнул он.— Закрой глаза.

 

— Да.— Но она не смогла этого сделать.

 

Теперь, если бы кого-то из них угораздило вытянуть руку, она бы по локоть очутилась внутри вибрации. Призрак рассматривал их вблизи, точно порцию десерта.

 

— Ну же! Давай!— выкрикнул Андрей.— Заканчивай!

 

Но призрак не двигался.

 

Внезапно комнату прорезала ослепительная вспышка. Юля не выдержала и закричала. Она увидела то, что было перед ней. Но только эта картина ни в коей степени не напоминала ту, что предстала перед Стасом и Милой, потому что грозовая молния, проникшая в дом, оказалась куда мощнее света фар. И за очертаниями призрака им открылось кое-что еще.

 

Сотни конечностей — хвосты, головы всех размеров и форм, лапы и щупальца — все это сплеталось воедино, образуя чудовищный клубок шевелящейся плоти, и расплеталось вновь. Незавершенные, ущербные существа носились в воздухе, сталкиваясь и слипаясь друг с другом, но почти тут же разбиваемые телами помассивнее. Несметное количество форм кружило в огромном черном смерче, то мелькая на поверхности, то вновь погружаясь в абсолютный хаос.

 

Оглушительный грохот доверху затопил всю комнату. Молнии вспыхивали и гасли. В ярких вспышках двое людей наблюдали картину образования мира.

 

В самый центр смерча посыпался пепел, словно невидимая рука стряхнула мусор. Падая, пепел превращался в новые тела и формы, которые тут же становились участниками первозданной вакханалии.

 

Призрак начал меняться. Крылья загнулись, погружаясь внутрь смерча. Головы задергались, как в предсмертной агонии, и рванулись в сторону. Но было уже поздно. Смерч заглотал наживку, постепенно всасывая в себя самого рыбака.

 

Вдруг мелькнуло лицо. Оно заскользило по краю смерча, вслед за ним торопилось нечто — оранжевый глаз, проталкивающий себя вперед шипами ресницами. Юля вновь закричала, на этот раз ей вторил вопль Андрея. Лицо, пронесшееся в вихре перед ними, было лицом Милы.

 

Призрак завертелся, исчезая в водовороте тел. Хвост и крылья уже оказались во власти смерча, на поверхности остались только головы, которые отчаянно клацали зубами, точно ружейные затворы, силясь дотянуться до людей. По краям смерча прошлись серебристо-белые полосы. Соприкасаясь с телами, они расщепляли их на мелкие частички, разбивали в пыль, которую тут же уносил черный вихрь. Чудовище издало неслышимый крик, но Андрей с Юлей ощутили всю мощь этого крика: им показалось, что у них полопались мозги.

 

Теперь смерч засасывал уже обе шеи. Они прошли в него быстро, как будто являлись самым слабым звеном в этой игре. Головы зверя еще несколько секунд оставались на поверхности, а потом чье-то перепончатое крыло столкнулось с ними, и они рассыпались в прах.

 

Вслед за этим все исчезло.

 

Домик дрожал под порывами ветра. Молнии следовали одна за другой, чередуясь с раскатами грома. Андрей и Юля стояли, переплетясь друг с другом, точно сами были бесформенной производной двух тел, родом из Хаоса.

 

— Оно ушло,— медленно, обращаясь к себе, произнес Андрей. Он поводил рукой по воздуху, не веря своим глазам.— Оно ушло,— тупо повторил он.

 

— Значит, мы спасены?

 

Он посмотрел на нее. Она вернула его недоверчивый взгляд. Неожиданно для себя он расплакался, а в следующую секунду уже истошно орал в ее заплаканное лицо, но Юля лишь смеялась в ответ.

 

— Оно ушло! Мы будем жить! Оно ушло! Ушло!

 

Юля запрокинула голову, посмотрев на потолок. Но она не видела его. Ее взгляд простирался гораздо дальше.

 

— Спасибо тебе,— прошептала она кому-то, кто был невидим, но она почему-то твердо верила, что он был на самом деле, хотя и не знала, кто это.

Снаружи раздался еще один раскат грома, прокатившийся по полям до самого горизонта, а затем с неба хлынул ливень.