ГЛИНА Алексей Плохов Действующие лица: Горшков. Илова. Мелисс. Часть первая Квартира Горшкова. Свет выключен – полутьма. Звонит телефон. Никого нет дома. Телефон звонит довольно продолжительное время, прежде чем отключиться. Через какое-то время в квартиру входит Мелисс, он что-то ищет, подсвечивая себе фонариком. Раздаются шаги, слышимые с лестничного пролёта. Мелисс поспешно покидает комнату. Входит Горшков. Включает свет. Горшков: Как я устал. (плюхается на диван; звонит телефон, Горшков лениво подтягивает к себе трубку за шнур) Слушаю. Да, вы не ошиблись номером... Нет, его нет… Он умер… Вчера похоронили… Я его помощник… Да, ассистент в его научной деятельности… Горшков… Живу временно у него, пока власти не определят, что делать с квартирой… Я тоже очень сожалею, действительно был замечательный человек во всех отношениях… Спасибо большое, и вам того же… Всего доброго. Достаёт из тумбочки бутылку, делает глоток из горлышка. Какая гадость! Бр-р-р!!! Входит Илова. Илова: Простите, но у вас дверь не заперта. Горшков: Перестаньте, я сам её запирал. Илова: Честное слово. Горшков: Не может быть, у нас замок такой, что его нужно закрывать с обеих сторон на ключ. А я, если мне не изменяет память, её как раз… Илова: Не верите? Посмотрите сами. Горшков: Бог с ней с дверью, я сегодня так измотался, что… Простите, а вы собственно… Илова: Илова. Я к профессору… профессору… (роется в сумочке, ищет бумажку, на которой написано как зовут профессора) профессору… А вы кто? Горшков: Я его друг и ассистент в научной работе. Илова: Это как? Горшков: А вы по какому делу? Илова: Я – по личному. Горшков: Секрет? Илова: Нет, в общем-то, но хотелось бы лично… Горшков: Исключено. Илова: Он в Ленинграде? Горшков: Нет, но… Илова (перебивает): Слава богу, а я уж думала обратно придётся возвращаться. Я только что из Ленинграда, приехала специально, чтобы повидать профессора… профессора… (роется в сумочке) Горшков: Я очень сожалею, но к несчастью это невозможно… Илова: Понимаете, они с моим сыном работали вместе в Ленинграде над одной проблемой, понимаете? Горшков: Не очень. Илова: Ну, в Ленинграде. Горшков: Я понимаю, что в Ленинграде. Но я не понимаю, над какой проблемой. Илова: В общем, это не важно, важно то, что они вместе трудились в Ленинграде над одной… Горшков: Давайте оставим северную столицу в покое, сядем, выпьем, вы что предпочитаете? Илова: Нет, вы не понимаете? Горшков: Вы правы, я не понимаю, поэтому нам нужно выпить. Вы что предпочитаете? Илова: Вы не понимаете, мне срочно нужно увидеть профессора… (роется в сумочке) Боже мой, наверное, в гостинице забыла. Горшков: «Виски» вас устроит? Илова: Мне очень нужно увидеть профессора. Честное слово… Умоляю!!! Горшков: Он, как не прискорбно… Илова (перебивает): У меня есть деньги. Горшков: Какие деньги? Илова: Правда немного, но это всё, что я могла собрать. Горшков: Перестаньте. Илова: Возьмите их все. Все! Все до единой копеечки. Горшков: Прекратите. Илова: Если нужно ещё, я соберу. Горшков: Перестаньте немедленно. Илова: Я съезжу в Ленинград, домой, и привезу. Продам квартиру, гараж, машину и привезу. В крайнем случае, перезайму. Горшков: Не нужны мне ваши деньги. Илова: Как? Вам не нужны деньги? … А, понимаю, вы и так состоятельный человек. Тогда, что вам нужно? Скажите… Говорите-говорите, не стесняйтесь, я сделаю всё что угодно, честное слово. Хотите меня? Я, конечно, должна признать, что я товарец не первой свежести, но ещё кое на что сгожусь. Горшков: Если вы не угомонитесь, то я вышвырну вас из этого дома, как дворняжку бездомную. Илова (с угрозой): Где профессор? Горшков: Ну, хватит!!! Илова (выхватывает из сумочки пистолет, нацеливает на Горшкова): Говори, где профессор, или из головы дуршлаг сделаю!!! Горшков: Умер. Илова: Как? Горшков: Вчера похоронили. Илова: А вы? Горшков: А я жив. Илова: Нет, вы кто? Горшков: Его ассистент. Илова: А профессор? Горшков: Умер. Илова: Не может быть. Горшков: Вчера похоронили. Илова: Умер, значит? Горшков: Да. Илова: Как же так? (садится на пол, на четвереньки, роняет пистолет; с ужасом) Он не мог. Горшков: Все мы люди. Все мы твари божьи – смертные. (ногой откидывает пистолет подальше) Илова: Всё пропало. Горшков: Что пропало? Илова: Вас это не касается. Горшков: Извините, я просто спросил. Илова: От вас позвонить можно? Горшков: Конечно. Телефон там. Илова: Спасибо. А по междугороднему? Горшков: Далеко? Илова: В Ленинград. Я заплачу. Горшков: Нет-нет, что вы, звоните на здоровье. Илова набирает номер. Горшков подбирает пистолет, лежащий на полу, проверяет барабан. А пистолетик-то не заряжен. Илова: Знаю. Патроны у меня в сумочке, чтобы случайно не выстрелил. Горшков: Зачем же вы на меня его наставляли, если он не заряжен? Илова: Испугались? Горшков: Отнюдь. Илова: Не верю. Горшков: И зря. Илова: Все мы люди. (в трубку, повысив голос) Привет, это я… Да… Как там дела?.. Плохо? У меня тоже… Профессор умер… К сожалению, это правда… Я перезвоню… Давай. (кладёт трубку) Не буду больше вас задерживать, поеду в гостиницу, заберу вещи и домой. Горшков: Вам очень был нужен профессор? Илова: Даже не представляете как. Горшков: Может, я смогу чем помочь? Илова: Не думаю. Горшков: Я ему ассистировал последние двадцать лет, поэтому в курсе некоторых его дел. Илова: А в Ленинграде вы с ним работали? Горшков: Нет. Илова: Значит вы не в курсе. Горшков: Почему вы так думаете? Илова: Я не думаю. Я – знаю. Горшков: Почему вы так уверены в этом? Илова хочет ответить, но её перебивает телефонный звонок. Горшков (в телефонную трубку): Да… Конечно-конечно, я узнал вас… Буду дома… Весь вечер… Заходите, отведаем вина из личных запасов хозяина… Жду. (кладёт трубку) Илова: Мне пора. (на полпути останавливается) Кажется вы предлагали мне что-то выпить, или я заблуждаюсь? Горшков: Отнюдь. «Виски»? Илова: Пожалуй, я предпочла бы что-нибудь полегче. Горшков: Вино!? Илова: Было бы неплохо. Горшков: Какое? Илова: У вас богатый выбор? Горшков: Безумно. Илова: Вы ничего устроились. Горшков: На всё воля божья. Все мы люди. Какое предпочитаете? Илова: На ваше усмотрение. Горшков: Вы не разочаруетесь. Горшков уходит. Илова тут же начинает быстро шарить по шкафам и книжным полкам. Как только слышит шаги возвращающегося Горшкова, тут же прекращает. Горшков входит с двумя наполненными бокалами. Илова: Мерси. (берёт бокал, делает глоток) Блаженство. Горшков: Кровь невинных младенцев. Илова (поперхнулась): Что??? Горшков: Название вина. Делается из нескольких сортов винограда, имеет насыщенный аромат, обладает уникальным вкусом, а цвет крови придаёт ему особый колорит. Илова: Вы прекрасно разбираетесь в винах. Горшков: Возможно, в прошлой жизни я был виноделом!? Илова: Мой сын тоже прекрасно разбирался в винах. Он примерно одного с вами возраста. Хотя… Вы, наверное, постарше. Горшков: Почему разбирался? Он?.. Илова: Нет-нет, он жив. Горшков: Тогда почему в прошедшем времени? Илова: Он около года в коме. Горшков: Кошмар. И что, простите, с ним приключилось? Илова: Мне не хотелось бы вспоминать этого. Горшков: Простите. Илова: Профессор обещал помочь ему, вы ничего об этом не знаете? Горшков: Нет. Каким образом, он же не медик? Илова: Не знаю. Возможно, он мог бы посоветовать какого-нибудь специалиста? Горшков: Поэтому, чтобы разыскать профессора, которого вы и в глаза не видели, вы готовы отдаться первому встречному или прострелить ему голову? Вы что-то не договариваете. Илова: Мне пора. Горшков: Допейте вино, такого вы нигде не купите, я его сам изготовил. Илова: На сегодня хватит. Спасибо за угощение. (берёт сумочку, осматривает содержимое, протягивает открытую ладонь Горшкову) Будьте любезны, верните то, что принадлежит мне. Горшков: Что именно? Илова: Пистолет. Горшков: А вы меня не пристрелите? Илова: Он не заряжен. Горшков: Раз в год и полено может выстрелить. Илова: Не смешно. Горшков (отдаёт пистолет): Надеюсь, ещё встретимся. Илова: Надеюсь, что нет. Горшков: Тогда прощайте. Илова разворачивается, идёт к выходу, в этот момент гаснет свет, комната погружается в полный мрак. Голос Горшкова: Что это? Голос Иловой: Кто-то выключил свет. Горшков: Вы не выключали? Илова: Нет. Горшков: Я тоже. Тогда кто? Илова: Быть может, короткое замыкание? Горшков: Вроде не искрит нигде. Что-то в последнее время участились сбои со светом. Илова: И как я теперь найду выход в такой темени? Горшков: Подождите, сейчас я пошарю в тумбочке, вроде бы там лежали свечи. Илова: Если можно, побыстрее, а то у вас здесь жутковато становится. Горшков: Стараюсь, как могу. Илова: Ну, как у вас там дела? Горшков: Всё в порядке, правда, я ещё не нашёл тумбочку, где лежат свечи. Илова: Великолепно… Ой! Горшков: Что такое? Илова: Мимо меня что-то пробежало. Горшков: Перестаньте. Илова: Честное слово. Слышите скрип? У вас крысы не водятся? Горшков: Как вы могли такое подумать? Илова: Сейчас я готова думать всё что угодно. Вы не нашли свечи? Горшков: Кажется… Вот незадача, не те. Илова: А нельзя ли побыстрее? Ой! Нет, у вас определённо кто-то водится. Горшков: Кроме барабашек никого. Илова: Кроме кого никого? Горшков: Вы не волнуйтесь, он ручной. Илова: Прекратите немедленно, я боюсь. Горшков: А что вы меня заводите, думаете, я каменный? Я тоже с детства темноту не переношу. Илова: Тогда найдите свечу, иначе у меня нервный тик будет. Горшков: Ура, нашёл. Илова: Слава богу, давайте её сюда скорее. Горшков: Бывает же такое? Илова: Что? Горшков: У меня нет спичек. Илова: И что? Горшков: Зачем нам свечка без… У вас случайно не завалялись где-нибудь спички или зажигалка? Илова: Не курю. Горшков: Я сказал: «случайно». Вспыхивает спичка, поджигает свечку. Горшков и Илова стоят лицом друг к другу, посередине Мелисс, с зажжённой спичкой. Волосы его всклокочены, взгляд весёлый, полудикий, идиотски улыбается. Мелисс дуновением тушит спичку, они стоят втроём в зоне освещения свечки. Илова неожиданно взвизгивает. Горшков: Вы? Мелисс: А вы кого ждали? Илова: Кто это? Мелисс: У вас дверь не заперта. (плюхается на диван, включается свет) Видите, я приношу удачу. Чайничек не поставили? Горшков: Нет. Мелисс: Прискорбно, аднакась, я же позвонил вам, предупредил, а вы… (берёт бокал с вином) Ну да ладно, и вино сойдёт. (отпивает) Кровь невинных младенцев! Илова: Вы тоже разбираетесь в винах? Мелисс: Нет, просто похоже… А почему тоже? Ах да, наш друг, кажется, в прошлой жизни был виноделом, он вам не рассказывал? Илова: Вообще-то, это мой бокал. Мелисс: Аднакась!!! Я его первый нашёл. Илова: Постойте, а мы с вами не встречались? Мелисс: Ни в коем случае. Илова: Мне кажется, я вас где-то… Ну, конечно же… Мелисс: Предупреждаю вас, вы заблуждаетесь. Илова: Я видела вас на лестничной клетке, когда шла сюда. Мелисс: Невозможно. Илова: Я не могла вас ни с кем спутать? Мелисс: Почему нет? Илова: Я вас сразу узнала по этому странному чёрному плащу. Мелисс: Мало ли на свете странных чёрных плащей? Илова: Не так много. Мелисс: Преувеличиваете. Илова: А вы преуменьшаете. Мелисс: Аднакась. Илова: А трость? Мелисс: Что трость? Илова: В наше время человека с тростью встретить непросто. Мелисс: Сколько угодно. Вы когда-нибудь осматриваетесь по сторонам, когда ходите? Горшков: Какая интересная трость. Мелисс: Чистое золото. Горшков: Это собака? Мелисс: Только голова сего животного. Илова: По-вашему вокруг шныряют толпы народа с собачьими головами на трости? Мелисс: Не всегда. Один мой друг ходит с головой дракона? Илова: На трости? Мелисс: Он не носит трости. Илова: То есть? Мелисс: Что вы вытаращили глаза? Голова дракона на портсигаре. Вы портсигары видели? В них иногда сигареты укладывают. Илова: Причём здесь портсигары? Мелисс: Что вы мне зубы заговариваете? Горшков: А почему у собаки три головы? Мелисс: У какой собаки? Горшков: Ну, на трости. Мелисс: Ах, это!? Мутация, знаете ли. В наше время чего только не встретишь, особенно после чернобыльской аварии, загазованности городов, психологической деградации общества и ливерной колбасы. Илова: Вы меня не проведёте. Я видела вас на лестничной клетке, когда шла сюда. Мелисс: Что вы заладили про клетки. Вы не могли меня там меня видеть – определённо. Илова: Могла. Мелисс: В это время я был в Министерстве Культуры, у меня есть свидетели. Илова: И что вы там делали? Мелисс: Вот бы мне кто сказал. Каждый раз, когда я там появляюсь, я всё время себя спрашиваю: «Что я здесь делаю?» Горшков: Хватит ссориться. Вы только что встретились, а уже успели наговорить друг другу всяких неприятностей. Мелисс: Точно. Вы слышали, он только что сказал, что мы с вами только что встретились, а ему я доверяю больше, чем вам. Илова: Мы не только что встретились. Горшков: Что вы заладили: только что, не только что… Мелисс: Действительно, и чего это мы? Горшков: Давайте, я лучше принесу другое вино, припрятанное на всякий случай. Мне кажется, что наша встреча должна быть отмечена. Заодно мастера помянем. Горшков быстро убегает. Илова: Кого? Мелисс: Профессора. Илова: А почему он сказал мастера? Мелисс: Верьте мне, он был великим Мастером. Илова: Мастером чего? Мелисс: Знаете что? Илова: Что? Мелисс (встаёт с дивана, подходит к Иловой, нежно берёт её за плечи): Сейчас мы не будем обсуждать этот вопрос, но… Илова (резко): Без рук. Мелисс: Что вы прямо как ребёнок, ей-богу. Илова: Не приставайте ко мне. Мелисс: Если бы я к вам приставал, вы бы уже умоляли меня обесчестить вас! Илова: Хамло! Не много ли берёте на себя? Мелисс: Аднакась. Верьте мне, что дела обстоят именно так, как я вам их обрисовываю. Илова: Вы откуда такой самоуверенный? Мелисс: Из Ленинграда. Илова: Что вы говорите? Я тоже там живу, но вас там почему-то не видела. Мелисс (после некоторой паузы): Всё гораздо сложнее, чем я думал. Илова: Не думать надо, а соображать. Мелисс: Знаете, с этой секунды я определённо начинаю вас уважать. Илова: Ещё бы! Мелисс: А с этой ещё больше. По профессии я практикующий психиатр, а так же гипнотерапевт со стажем, честно скажем – не маленьким. Илова: Я рада за вас. Мелисс: А что это вы меня «в штыки» принимаете? Не нравлюсь? Илова: Вы сами себе-то нравитесь? Мелисс: Безумно. Илова: А в зеркало смотреться не пробовали? Мелисс: Каждый день и подолгу. Илова: У вас жена есть? Мелисс: Две. Илова: Что? Мелисс: Это только в Ленинграде, а здесь в… Вбегает Горшков с бутылкой вина в руках, с недоумённым видом. Илова: Что с вами? Горшков: Там следы повсюду. Мелисс: Где? Горшков: В комнате, где вино хранится. Мелисс: И что? Горшков: Это не мой размер ботинка, а мастер… (оглядывается на Илову) … профессор носил как раз один в один. Мелисс: Перестаньте молоть чепуху. Горшков: Не верите – сходите сами. Мелисс: Следы там, возможно, есть, но то, что они принадлежат профессору, это – спорный вопрос. Горшков: А вдруг он вернулся? Илова: С того света не возвращаются. Горшков (долго, с непониманием, смотрит на неё): Много вы понимаете! Илова: Успокойтесь. Мелисс: Если я скажу, что это следы не профессора, вы поверите мне? Горшков: Сходите, посмотрите, вы больше меня в этом разбираетесь. Мелисс: Куда идти? Горшков: Прямо и направо. Мелисс уходит. Илова: Вы не слышали? Горшков: Что? Илова: Будто что-то поскрипывает, так же поскрипывало, когда я встретила этого человека на лестнице. Не слышали скрипа? Горшков: Нет. Илова: Странно. А это – вино у вас? Горшков (настороженно озираясь в сторону, куда ушёл Мелисс): Это?.. Да. Достаньте, пожалуйста, ему тоже бокал. Нет-нет, вон в том шкафчике. Вот-вот. Спасибо. Илова: А это что за сорт? Горшков: Честное слово не знаю. Сам профессор готовил, а он был потрясающим виноделом. Илова: И вы помогали ему в этом? Горшков: Увы, нет. Я был здесь и следил за хозяйством, вёл переговоры по телефону и прочая дребедень, а он (разливает) уезжал в Польшу и там, с одним своим старым знакомым, где-то в Карпатах, готовил напиток богов. Вы и сами можете в этом убедиться прямо сейчас. Выпейте, не стесняйтесь. Илова (с восхищением): Обворожительно!!! Горшков: Он был потрясающим человеком. Илова: Кто? Горшков: Мастер. Илова: Расскажите мне о нём, ведь я его лично не знала, а только по рассказам сына. Горшков: Железный человек! Волевой. Ничего лишнего. Того же требовал от других, от меня в частности. Ненавидел бардак, расхлябанность, сопли, всхлипы. Не понимал людей, которые вечно болеют, чихают, жалуются на недуги. Говорил обычно так: если голова чиста – ни одна зараза не пристанет к телу. Илова: Как это? Горшков: Я и сам до конца всего не понял, что он имел в виду. Но он не болел. Никогда. Честно говоря, я тоже не жалуюсь в последнее время на здоровье, но думаю: просто это его энергия меня заряжает. Святой человек. Илова: А к людям он как? Горшков: Кто? Илова: Мастер. Горшков: Так же жёстко, как к себе… А почему вы назвали его мастер? Илова: И вы его так назвали. Горшков: Т-с-с. (испуганно осматривается) Они с ним (показывает в сторону, куда ушёл Мелисс) великие люди. (Илова прислушалась) Сказал слово: от человека любая болячка отскочит, будто и не грызла его плоть никогда; кивнёт головой: свернёт в три погибели; плюнет по ветру: и не станет человека, будто и не жил вовсе. Илова: Говорите, они вместе с профессором такие? Горшков: Много их. Знаете, сколько ихнего брата понаехало на его похороны? Илова: Много? Горшков: Не то слово. А сколько иностранцев… У-у, с ума сойти. Илова: И все колдуны? (замечает настороженный взгляд Горшкова) Простите, великие люди? Свет несколько раз мигает, но через мгновение горит с прежним накалом. Горшков: Тише, не будите духов, они ужасно не любят, когда их попусту беспокоят. Входит Мелисс. Мелисс: Там действительно были следы, какой-то нехороший человек забыл оттереть ботинки от глины и вот результат. Горшков: Что вы об этом думаете? Мелисс: После его смерти никто не приходил сюда? Горшков: Нет. А зачем? Мелисс: Не знаю. Может быть за бумагами? Горшков: Никто. Мелисс: Жалко, что профессор не оставил завещания, теперь никто не сможет узнать, где документы по его последним трудам… О, вино. Где мой бокал? Горшков: Берите любой. Мелисс: Аромат!!! Божественно. (Иловой) Вы уже усугубили? Илова: Немножко. Мелисс: Между прочим нечестно, могли бы и меня подождать. (шумно втягивает ноздрями воздух) Такой аромат даже респиратор не убьёт. Благодать!!! (Горшкову) Сам профессор готовил? (Горшков кивает головой) Даже знаю откуда. Карпатское? Горшков: Потрясающе, как вы догадались?.. Мелисс: Тихо, тихо-тихо… Нет, не в Румынии делал… (пригубляет) Из Польши? Горшков: Да… Мелисс: Редкий экземпляр. Профессор за последние годы ни разу не был в Польше, наверное, и вина этого осталось не более двух бутылок? Горшков: Последняя. Мелисс: Продайте её мне. Горшков: Не хотелось бы. Мелисс: Пожалуйста. Горшков: Нет. Мелисс: Сколько вы хотите за неё? Горшков: Не стоит даже разговаривать. Мелисс: Вижу, вы настроены решительно? Горшков: Только так!!! Мелисс: Я понимаю: вы любили покойного. Эх, а как было бы хорошо сесть в городе, Петром построенным во имя славы отечества Российского, со всеми друзьями профессора, налить в бокалы по чуть-чуть, чтобы всем хватило, и помянуть. А ведь в старые добрые времена, когда тот ещё был жив, всё так и происходило. Правда-правда. Профессор приезжал: либо из Польши, либо из Румынии, либо… какая разница откуда… выставлял на стол несколько бутылок, и мы пили за чьё-либо здоровье, или чей-то успех, а то и рождение нового человека заново или в очередной раз. Я растрогал вас? (обнимает Горшкова, как старого друга) Жаль, вы никогда не присутствовали на наших мероприятиях, а ведь вы с профессором так давно… (по-детски хлюпает носом, рукавом вытирает глаза) Никогда больше не повторятся эти встречи, никогда… Продайте, а?.. Я заплачу любые деньги… А?.. Горшков: Профессор специально для меня привёз эту бутылку… Мелисс: Прошу вас, во имя вашей с ним дружбы. Я знаю, что вы любили друг другу как настоящие мужики, как товарищи по борьбе, как дети, честное слово, наивные, никогда друг другу не лгущие дети. Ведь так? Я знаю, что вы в курсе многих его дел, о которых простым смертным не то, что даже не догадаться, они просто не смогут об этом подумать. Вы счастливый человек, потому что знали его. Но у вас осталась его квартира, в которую вы входите и сразу вспоминаете о том, с кем делили не только жильё, но и кусочек никчемного мира. Горшков: Не знаю… Мелисс: Прошу вас… Любые деньги… Сколько вам? Горшков: Знаете что? Мелисс: Не разбивайте мне сердце. Горшков: Я не о том. Мелисс: Я потерял так много друзей, что ещё один шрам на душе просто убьёт меня. Горшков: Я не продам вам бутылку. Мелисс: Мне кажется, я должен понять вас и прекратить давить. Простите за мою секундную слабость. Горшков: Я подарю её вам. Мелисс: Мне? Горшков: Вам. Мелисс: Правда? Горшков: Да, а что здесь такого? Мелисс: Спасибо. Спасибо огромное… Вы мне… Вы для меня… Человечище… И всё-таки в этом мире гораздо больше хороших людей, чем… Давайте выпьем… Сначала я уберу бутылку, иначе просто я не верю, что она действительно у меня… Ах, как они все обрадуются, вы даже не представляете. Горшков: Перестаньте. Убирайте бутылку и давайте выпьем, как вы только что предложили. Мелисс: Сию минуту. (проходит мимо Иловой и на ходу говорит, так чтобы слышала только она) Помните, о чём я вам говорил? Илова: Хамло! Горшков: Вы что? Мелисс: Извините, я, кажется, вас задел? Честное слово, случайно. Горшков: Что вы как маленькие, хватит вам ссориться. Илова: Бойтесь его!!! (показывает на Мелисса) Горшков: Что вы такое говорите? Илова стремительно уходит. Ну вот, она ушла. Мелисс: Она вернётся. Горшков: Почему вы так решили? Мелисс: Верьте мне. Горшков: Вы ясновидящий? Мелисс: Нет. Горшков: Отчего же вы так уверены? Мелисс: Она оставила сумочку. Горшков: И, правда. Надо догнать её, наверное в сумочке лежат документы, а куда она без документов в такой час? Мелисс: Не стоит торопиться, она, скорее всего, уже выскочила из подъезда, а в ваших дворах сплошные закоулки, один бог знает, в какой она прошмыгнула. Горшков: Пожалуй, вы правы. Выпьем? Мелисс: Обязательно. Горшков: Помянем профессора! Мелисс: Пусть земля ему будет пухом. Горшков: За Царствие Божие! Мелисс: За Царствие Божие наверху и за Царствие Божие внутри нас. (молча выпивают) Не страшно одному? Горшков: Нет. Мелисс: Сны не беспокоят? Горшков: Честно говоря, в последнее время не спится. Мелисс: Хорошего доктора не посоветовать? Горшков: Не надо. Думаю, скоро всё утрясётся, и жизнь войдёт в своё русло. Мелисс: Хорошо, если так. Горшков: А почему она вас хамом назвала? Мелисс: Хамлом. Горшков: Без разницы. Всё же? Мелисс: Я её неприлично задел, когда относил бутылку. Горшков: Специально? Мелисс: Что вы!? Горшков: Тогда не логично. Мелисс: Когда вы ходили за вином и разглядывали следы, я попытался заиграть с ней. Сами понимаете: то сё – пятое-десятое, шуры-муры, контрабас в роте и всё прилагающееся. Горшков: Зачем? Мелисс: Вы что? Она – видная женщина, я тоже – по утрам гири поднимаю, почему бы нам… Горшков: Она же старше. Мелисс: И что? Вас она тоже старше. Она женщина и это видно по ней. Понимаете, о чём я? То, что она старше, придаёт даже некоторую деликатность. Один известный человек говаривал, что в женщине мы ищем мать, и он не ошибался. Вот если бы вы решили за ней приударить, я не стал бы смотреть на это слишком подозрительно, я просто назвал бы вас некрофилом. (смеётся, видя отсутствие реакции со стороны Горшкова, успокаивается) Шутка… Просто шутка… Неужели вас не растрогала моя шутка? Горшков: В последнее время меня ничего не трогает. Мелисс: Жизнь продолжается. Вам нужно смириться с потерей, напиться с местными бомжами, выспаться, ибо верно сказано: «с бедой нужно переспать», и вернуть жизнь в прежнее русло. Горшков: Вы прямо как Сократ. Мелисс: Евангелие от Матфея…………. Горшков: ………… Меня беспокоят следы. Мелисс: Напрасно. Я замыл их половой тряпкой. Горшков: Вам они не показались странными? Мелисс: Почему странными? Горшков: Или знакомыми. Мелисс: Ужасно знакомыми – это след человека. Горшков: Шутка? Мелисс: Можете смеяться. Горшков: Мне показалось, что это следы профессора. Его размер. Форма обуви. Даже след узора ботинка такой же, как на том, в котором его похоронили. Мелисс: Почему вы решили, что это он? Профессор погребён. Горшков: Я видел, что его зарыли. Но земля не удержит беспокойную душу. Мелисс: Мёртвые не встают. Горшков: Однажды, я был свидетелем, как профессор поднял на ноги умершую девушку. Мелисс: Это шоу. Горшков: Для кого? Рядом никого не находилось. Мелисс: Зачем он её поднял? Горшков: Это был опыт, и я ему ассистировал. Мелисс: И что он делал? Горшков: Не могу точно сказать, что он делал, я стоял в своём кругу, а он в своём. Но то, что происходило нельзя назвать нормальным в нормальном смысле этого слова. Мелисс: Два круга? Горшков: Да, а что здесь такого? Мелисс: Два круга, это очень странно. Почему два?.. Проехали… И, что дальше? Горшков: Это невозможно передать словами. Мелисс: Хорошо, я вам верю, профессор был уникальной личностью и мог своей железной волей заставить рушиться скалы, но почему вы решили, что в той комнате ходил именно он? Горшков: Глина. Мелисс: И что? Горшков: Шёл дождь, когда его хоронили. Мелисс: Не напоминайте, меня до сих пор бьёт озноб. Горшков: Почва на кладбище была глиняной. Мелисс: И что? Горшков: Сегодня сухо: мостовые, земля, трава – всё высохло, но на кладбище до сих пор сырость из-за того, что полно глубоких луж, которые долго сохнут. Мелисс: Это не обязательно профессор, там мог ходить кто угодно, кто был сегодня на кладбище. Горшков: В ботинках профессора? Мелисс: Могильщик, который стащил их. Горшков: Вам всё шуточки. Мелисс: Аднакась, сейчас мне не до шуток. То, что кто-то ходил по вашей квартире, для меня тревожная новость. Горшков: Почему? Мелисс: У меня есть основания считать, что профессор был заказан на смерть. Горшков: Откуда они появились, ваши основания? Мелисс (даёт ему несколько фотографий): Узнаёте? Горшков: Конечно, вот эти две я сам фотографировал. Кстати, когда он обнаружил пропажу своих фотографий, которых у него раз-два и обчёлся, он очень обеспокоился. Мелисс: Недавно, месяца четыре назад, погиб наш общий знакомый при очень странных обстоятельствах, помните? Горшков: Кто? Мелисс: Его разрезало железнодорожным составом на две части. Горшков: Конечно, помню, мы с профессором были на похоронах. Мелисс: А когда пропали фотографии? Горшков: Почти в то самое время, но несколько позже. Мелисс: Несколько позже спохватились. Фотографии, а у меня есть веские основания так считать, пропали раньше. Горшков: Откуда такая уверенность? Мелисс: Две недели назад, по нашей общей просьбе… Горшков: Чьей общей? Мелисс: Нашего закрытого клуба, председателем которого являлся профессор. По нашей просьбе, но официально по просьбе родственников, произвели эксгумацию того человека, который попал под поезд, и в гробу были обнаружены эти фотографии. Горшков: И что? Мелисс: Я смотрю, профессор не очень посвящал вас в науку. Горшков: Не очень. Мелисс: Кто-то провёл обряд на смерть. Горшков: Две недели назад нашли? Мелисс: Да. Горшков: И он не смог предохраниться? Мелисс: Машина была запущена, старуха с огнемётом пробуждена, конец неизбежен. Горшков: Всё острите, шутите. Мелисс: Я когда думаю об этом, у меня поджилки от смеха трясутся. Горшков: Не очень заметно. Мелисс: За два года наш клуб попрощался с семью его членами, и мне кажется, что это не последняя жертва. Горшков: Вы считаете, что кто-то изнутри? Мелисс: Не могу сказать точно. Каждый из наших знает, что топор или пуля вернее, однако здесь задействуются тонкие силы. Наши предпочитают наверняка. Горшков: Игра с духами опасна, как говорил профессор. Мелисс: Вы верите в духов? Горшков: Да. А вы? Мелисс: Я реалист, я не верю в то, чего нет. Кстати, профессор считал точно так же. Горшков: Вслух он этого не выражал. Мелисс: Он делал это письменно. Я был на Ленинградской квартире и не нашёл там ни одного его документа. Горшков: За три дня до смерти он всё сжёг. Мелисс: Зачем? Горшков: Не знаю, вслух он этого не выражал. Мелисс: Значит, выразил письменно. Вы не против, если я покопаюсь в его шкафах? Горшков: Пожалуйста. Только вы ничего не найдёте, я уже всё осмотрел. Мелисс: Как? Горшков: Глазами. Мелисс: Что вы ищите? Горшков: Какая разница? Мелисс: Кусок глины, из-за которого и происходят все эти убийства? Горшков: Из-за куска глины? Откуда вы знаете про глину? Мелисс: Вы же про неё знаете… Мне кажется, что кусок глины перестал быть просто глиной. А? И следы в комнате… А? Горшков: В любом случае, тайна ушла в могилу вместе с профессором. Мелисс: Как знать, как знать. Горшков: Означает ли это, что если вы первый найдёте бумаги, то, я буду лишним? Мелисс: Не могу ничего обещать, нужно держать совет всем клубом. Но знайте, я буду на вашей стороне, так как вы не просто человек с улицы, а доверенное лицо мастера. Горшков: Спасибо. Уже уходите? Мелисс: Пора. Горшков: Постойте. Мелисс: Что такое? Горшков: Вы слышали? Мелисс: Визг тормозов? Это на улице. Горшков: Нет. Какое-то странное поскрипывание. Мелисс: Может, крысы под полом? Горшков: Нет. Кажется, это вы издаёте, когда двигаетесь. Мелисс: Ах, это. Протез даёт о себе знать. Горшков: У вас нет ноги? Мелисс: В нашем деле всегда так, если хочешь чего-то добиться, то за это надо чем-то платить. Как не прискорбно, но так и есть. Горшков: Никогда бы не подумал. Для инвалида вы слишком шустро двигаетесь. Мелисс: Сноровка, выработанная годами. Но, мне пора. Если что, вы знаете, где меня искать. Горшков: Гарантирую, если что-то узнаю, позвоню. Мелисс: Я в свою очередь обязуюсь сообщить вам решение клуба. В любом случае знайте, что я – ваш друг. Горшков: Спасибо. Мелисс уходит. Горшков подходит к окну, слабо отодвигает штору, чтобы его не было заметно с улицы и смотрит вниз, наблюдая, как Мелисс выходит из подъезда и т.д., не замечая, как вошла Илова – тихо, украдкой. Горшков (через некоторое время): Он не с ними, это хорошо. Илова: Вы следите за этим человеком? Горшков (абсолютно не удивляясь, по-прежнему смотря в окно): Отнюдь. Я слежу за той бежевой «Волгой», она преследует меня со дня смерти профессора. Илова: Для чего? Горшков: Мне кажется я знаю, но могу и ошибаться. (разворачивается лицом к Иловой) Дверь опять была не заперта? Илова: Он прикрыл её за собой, но не закрыл на замок. Горшков: У него нет своего ключа… Надо пойти закрыть… Хотя здесь сегодня перебывало столько народу со мной или без меня, что теперь уже нет никакой разницы. Вы за сумочкой? Илова: И нет и да. Я её оставила, чтобы был предлог вернуться, если этот, ваш друг, не захотел бы долго уходить… А если эти, которые следят за вами, припрутся? Горшков: Был бы я им нужен, то они могли пообщаться со мной лично уже три дня назад. Илова: Вы странный человек, жизнь кипит вокруг вас, а вы совершенно спокойны. Горшков: Я думаю. Илова: О чём? Горшков: О смерти профессора. Мне кажется, если бы я был с ним в этот день рядом, то он остался бы жив. Илова: Скорее, вы бы умерли вместе с ним. Горшков: Что?.. Вы что-то знаете? Илова: Его убили. Горшков: Представляете, десять минут назад мне сказали то же самое. Илова: Вам сказали как? Горшков: Готов выслушать вашу версию. Илова: Его обнаружили на этой квартире задушенным и перепачканным в глине, а вещи были выпотрошены. Горшков: Что??? Илова: Да, перерыли всю квартиру. Это потом члены клуба договорились со следователями, у них длинные руки, и всё обставили, как сердечный приступ, а квартиру привели в порядок. Горшков: Нет. Вы что-то сказали про глину. Илова: Да. Это тоже странно. Покойный, и всё в квартире, было перепачкано глиной, будто человек где-то в ней сильно измарался и после этого начал ворошить вещи, оставляя свои отпечатки. Даже на стенках были видны отпечатки рук. Горшков: У него получилось. Илова: У кого? Горшков: Не важно. И сегодня… Илова: Боже мой!!! Горшков: Что? Илова: Глина! Горшков: И что? Илова: Помните, вы говорили про следы в комнате, где хранится вино? Горшков: Да. Илова: Убийца у вас в доме. Горшков: С чего вы взяли? Илова: Из-за следов глины, они выдают один и тот же почерк. Горшков: Говорите, как следователь. Но мы же никого не видели. Илова: Потому что он спрятался. Горшков: Что же делать? Илова: Звоните в милицию. Горшков: Ни в коем случае. Мы должны разобраться сами, чтобы не замарать доброе имя профессора. Илова: Что же делать? Горшков: Дайте мне пистолет. Илова: Он не заряжен. Горшков: Так зарядите. Вы же сказали, что патроны у вас в сумке. Илова: Их там нет. Я сказала это для острастки, на будущее. Горшков: Ситуация, ничего не скажешь. Илова: А эти, в бежевой «Волге», кто они? Горшков: Не знаю. Илова: Что им нужно от вас? Горшков: Думаю, я им не интересен. Илова: Зачем же они следят за вами? Горшков: Догадываюсь. Илова: Вдруг они из милиции? Горшков: Сомневаюсь. Илова: Никто другой не стал бы так открыто следить за вами. Горшков: В ваших словах есть доля правды. Но что делать с тем, кто спрятался в квартире? Илова: Найти и обезвредить. Горшков: А подробнее? Илова: Не знаю. Возьмите пистолет. Горшков: Зачем? Он же не заряжен. Илова: Для острастки. Горшков: Давайте. Горшков, медленно крадучись, уходит. Илова напряжённо ожидает, что же произойдёт дальше, прислушиваясь к каждому шороху. Тишина. Илова: Эй. Вы где? Горшков, ответьте, пожалуйста. Никто не отвечает. Тишина. Через некоторое время раздаётся глухой удар и приглушённый крик. Услышав это, Илова начинает дико визжать. Вбегает Горшков. Горшков: Чего орёте? Илова: Вас не убили? Горшков (потирает расшибленную голову): Нет, кажется. Илова: А кого убили? Горшков: Никого. (смотрит на ладонь, которой потирал голову) Хорошо, что не прошиб, без крови обошлось. Илова: Что случилось? Горшков: Ничего не случилось. Там никого нет. Илова: А голова? Горшков: Полез на шкаф посмотреть, может, кто там запрятался, ну и уронил бюст Вольтера на голову. Илова: А я уж подумала. Горшков: Хорошо хоть Вольтера, а не Толстого. Илова: Семейная реликвия? Горшков: Нет, он вдвое тяжелее. Илова: Как же вас угораздило? Вы сейчас на ушибленного школьника похожи. Горшков: Спасибо. После бюста Толстого я был бы похож на ушибленного покойника, а так – ещё куда ни шло. Илова: Острите? Горшков: Пытаюсь. В последнее время с чувством юмора у меня плохо. Илова: Заметно. Дайте, голову посмотрю. Горшков: Не стоит. Через пять минут мы уже забудем об этом инциденте. Илова: Через пять минут само собой, а сейчас я лучше посмотрю. Горшков: Что вы со мной как с маленьким? Илова: Не пререкаться. Быстро на диван. (Горшков усаживается, Илова осматривает голову) Жить будете, но срочно требуется холодный компресс. Где кухня? Горшков: Там. Илова: А лёд у вас есть? Горшков: Не думаю. Илова: Тогда обойдёмся холодной водой. (уходит на кухню, Горшков ожидает её, сидя на диване, Илова возвращается, делает компресс) Теперь за вас можно не беспокоиться, шишка будет почти не заметна. Горшков: Спасибо вам. Как в детстве, и руки у вас такие заботливые, как у мамы. Илова: Я и есть мама, не ваша конечно, но тоже беспокоюсь за своё чадо. Горшков: Я сожалею, что не могу ничем помочь, чтобы поднять на ноги вашего сына. Илова: Не извиняйтесь. Горшков: Нет, правда. Илова: Никто не в состоянии помочь, кроме профессора, но и он… Горшков: Если бы он был жив, то обязательно бы помог. Нет, правда. Он очень хороший и справедливый человек. Илова: Надеюсь. Горшков: Просто вы его не знали. Илова: И не хочу знать. Горшков: Он человек слова и никогда не оставлял своих людей в беде. Илова: Охотно верю, но мой сын лежит в больнице по его милости. Горшков: Не может быть. (Илова собирается встать и отойти, но он останавливает её) Расскажите мне. Обещаю, что выслушаю. Илова: Вы под впечатлением силы этого человека, но сила это ещё не показатель. Всё началось с того, что мой сын стал разыскивать по восточным странам, по которым он ездил в командировки, старинные бумаги и манускрипты для одного человека, профессора, как вы догадались. Горшков: Арабские? Илова: Вы, оказывается, кое-что знаете. Но в основном еврейские. Горшков: И отыскал? Илова: Отыскал. Такой у него характер, если брался за дело, то делал. И кто бы мог подумать, что это какая-то алхимия, создание глиняного человека. Горшков: Голем!? Илова: Именно. А что вы об этом знаете? Горшков: В Праге есть могила человека, который в данном опыте добился потрясающих результатов, и глинянный человек обрёл жизнь. Считается, что он унёс эту тайну в могилу, но это не так. Илова: А конкретней. Горшков: Я создавал его форму. Ну… голема. Илова: Значит, все замешаны, никто не остался в стороне. И друг ваш наверняка пришёл к вам не вина попить, а найти что-то связанное с этим делом. Горшков: Вы знаете его? Илова: Нет. Но он не похож на праздношатающегося. Горшков: А на кого похож? Почему вы назвали его опасным? Илова: Когда он выпрашивал у вас вино, то не за тем, чтобы им помянуть профессора. Он хотел мне доказать, что может добиться желаемого результата простым гипнозом. Горшков: Цыганским. Илова: Как? Горшков: Этот вид гипноза называется цыганским, потому что им чаще всего пользуются цыгане на улице. Ещё он называется эриксонианским, в честь Мильтона Эриксона, изучавшего его долгое время. Илова: Если вы так много об этом знаете, как же не смогли раскусить его план? Горшков: Сначала я позволил ему найти слабость в психологической защите, которой оказалась человеческая любовь к профессору, потом позволил ему углубить в себе это чувство, а потом позволил ему внушить, что мысль подарить ему бутылку вина была моей собственной. Илова: Значит, вы всё поняли сразу? Горшков: Поэтому долго не сопротивлялся, а пошёл по начертанной схеме. Я абсолютно уверен, что он ни копейки не собирался платить за вино, не смотря на все обещания, просто у него совсем не было денег. Илова: Но вы могли бы встретить его в «штыки». Горшков: Это не выход. Он всё равно бы попытался закодировать мне кое-какие мысли. К тому же я не хочу, чтобы он что-нибудь имел на уме против меня. Илова: Хитро. А что вам от него надо? Горшков: Моё детище – глиняного человека. Илова: Это очень опасно. Горшков: Наши настоящие дети опасны не менее созданных. Илова: Есть легенда, что земля, где обитают дьяволы, была проклята богом, после этого она перестала быть плодородной. Так появилась глина. Североамериканские индейцы называют глину Прокисшей Землёй. Горшков: Не убедительно… Человечество – прокисшее племя богов. Илова: Считаете это более убедительным? Горшков: А вы нет? По другой легенде – Бог создал людей из глины, и, повторив его дело, сам человек становится на один уровень с Создателем… Илова: Не высоко ли замахнулись? Горшков: Во имя истины нужно метить на небо, иначе оторваться от земли – невозможно. Илова: И ради каких целей вам нужен этот человек-глина? Горшков: Я рассказал вам и так уже достаточно много. Скажите, почему вы думаете, что профессор виновен в том, что ваш сын находится в коме? Илова: Верхние слои его кожи высыхают и покрываются тонким слоем глины, который нужно постоянно счищать, иначе кожа перестанет дышать, и мой мальчик умрёт. Горшков: Простите. Я не знал, что всё так страшно. Илова: Очень страшно. Он у меня единственный. Если он умрёт, я не знаю, что… Горшков: Успокойтесь. Успокойтесь, прошу вас. Обещаю, мы выбьем из Мелисса всё, что можно, и спасём вашего ребёнка. Илова: Вы действительно так считаете? Горшков: Только так. И никак иначе, слышите, никак иначе. Илова: Спасибо вам огромное. Я позвоню? Горшков: В Ленинград? Илова: Вы не против? Горшков: Что вы. Он там – дома. Илова: Нет, в больнице. Горшков: Я имел в виду: с людьми, которые и составляют его дом, настоящий дом. Я имею в виду вас и тех, кто его любят. Илова: Вы правы… Он дома… Но ему так не хватает семейного очага. Горшков: Всё вернётся, верьте мне. Илова (звонит по телефону): Это опять я… Как он там?.. Стабильно?.. Хорошо. Возможно, скоро всё закончится… Спасибо тебе, родная, он должен быть счастлив, что у него такая жена… Я перезвоню… Ну всё, не будь трусихой… (кладёт трубку) С ним всё в порядке, то есть как всегда – стабильно. Горшков: Хотите выпить? Илова: Нет, спасибо. А всё-таки, зачем вам нужен глиняный человек? Горшков: Мы так много сможем изменить, если появится такое уникальное существо, сколько открытий: прорыв в космос, погружение под землю – с его невиданной силой и храбростью. Он же живой, он – думающий, а не просто голем. Илова: Мне кажется, что он где-то рядом. Горшков: Я тоже так думаю. Илова: Вспомните про следы в комнате убитого профессора. Его детище его и убило. Горшков: Это ещё не факт. Илова: Это – трагедия. Никогда нельзя забывать, что глина – всего лишь прокисшая земля. Горшков: Пусть. Но профессора мог убить кто-то ещё. Илова: Но кто? Горшков: Не знаю. Тот, кто был на кладбище. Тот, кто оставил свои следы в той комнате. Илова: Кто? Горшков: Кто угодно. Неожиданно выключается свет. Комната погружается в полный мрак. Голос Иловой: Неужели опять? У вас в доме кто-то шутит со светом. Голос Горшкова: Просто в доме старая проводка, и она не выдерживает нагрузок. Сейчас всё включится снова. Илова: А вдруг это – он? Горшков: Кто, голем? Илова: Убийца. Горшков: Где? Илова: Мне страшно. Где ваши свечи. (слышны суетливые шаги, вскрик Иловой) Кто это? Включается свет, Илова в объятиях Горшкова. Горшков: Не бойтесь, со мной вы в безопасности. Илова: Почему-то я вам верю, в вас есть что-то родное. Ваша жена, наверное, счастливый человек. От вас идёт такая уверенность и спокойствие, что с вами никакие бури не страшны. Горшков: Я не женат. Илова: Серьёзно? Горшков: Как ни прискорбно. Илова: Ни за чтобы не поверила. Горшков: Не верьте. (целует её) Илова: Вы что? Я же вам в матери гожусь. Горшков: Каждый человек ищет в женщине мать, мне же не надо ничего искать, вы здесь, рядом, такая желанная и доступная. Илова: Я вдвое старше… Горшков: Молчите, не разрушайте более высшую магию, чем – просто человеческие чувства. Горшков берёт Илову на руки и уносит в другую комнату. Проходит две-три минуты, в комнату бесшумно входит Мелисс, озирается по сторонам, начинает искать в мебели потайные места. Делает всё очень осторожно в течении некоторого времени. Вдруг неожиданно настораживается, мечется к двери, но понимает, что не успеет добежать, прячется за диваном. Входит Илова, немного смущена и удручена. Оглядывается в сторону комнаты, где должен находиться Горшков, понимая, что он ещё какое-то время не появится, начинает шарить по вещам. Из-за дивана выглядывает Мелисс, увидев это, он, не таясь, выходит, тихо подходит сзади к Иловой. Мелисс: Потеряли что-то? (Илова испуганно оборачивается) Помочь поискать? Что молчите? Или потеряли дар речи? Илова: Я?.. А что вы здесь делаете? Мелисс: Ищу. Илова: Что? Мелисс: Я первый задал вам этот вопрос. Илова: Я сейчас позову Горшкова. Мелисс: Сделайте одолжение. Илова (хочет закричать, но передумывает): Кто вы такой? Мелисс: Друг профессора. Илова: Это надо у профессора спросить. Мелисс: Пожалуйста, действуйте. Илова: Вы авантюрист, который хочет заработать на смерти человека. Мелисс: Я не беден. Илова: Не имеет значения. Мелисс: Аднакась. Илова: Что вам надо от Горшкова? Мелисс: У него потрясающе вкусное вино. Я уже полбутылки осушил. А вам, что нужно? Илова: Я первая задала вопрос. Мелисс: Ну вот, взяли и всё переврали. Илова: Я? Мелисс: Вы знали профессора раньше? Илова: Нет. Мелисс: Вы ничего не утаиваете? Илова: Зачем мне это нужно? Мелисс: Не знаю. А что вы делали на кладбище, на похоронах? Илова: Каких похоронах? Мелисс: Перестаньте. Будете отвечать? Илова: Мы не в зале суда. Мелисс: Вы стояли метрах в пятидесяти от могилы, но пришли не с главного входа, а с другого, в дальнем конце кладбища. Илова: У вас хорошее воображение. Мелисс: Если бы не ваше нервное поведение, такое, как быстрое перешагивание с ноги на ногу, никто бы и не обратил на вас внимание, все бы думали, что вы пришли навестить могилу родственника… В дождь… Мелкий моросящий противный дождь. Илова: Я не могла быть на кладбище, тогда я ещё была в Ленинграде. Мелисс: Вы опять нервничаете. Илова: Кто? Я? Мелисс: Перестаньте топтаться на месте. Илова: Я не топчусь. Мелисс: И тогда топтались. Илова: Не топталась. Мелисс: Хлюпали глиной? Илова: Отвяжитесь от меня. Мелисс: Не нервничайте. Илова: Я не нервничаю. И вообще, было холодно. Мелисс: Так-так. Илова: Это… Как его… Я не то имела в виду. Мелисс: И я. А вы про что? Илова: Ну… Это… Про кладбище. Мелисс: А?! Вы про кладбище. А я-то думал. Илова: Не думать, а соображать надо. Что вы от меня хотите? Мелисс: Ничего. А вы сапоги помыли? Илова: Я была в ботинках. Мелисс: Я и говорю, вы ботинки помыли? Илова: Отвяжитесь от меня, вы мне совсем голову запудрили. Мелисс: Я? Вам? Илова: Мне. Мелисс: Простите, ради бога. Но всё-таки, что вы делали на кладбище? Илова: Не шантажируйте. Мелисс: Помилуйте, дамочка! Илова: Я скажу Горшкову, где видела вас. Мелисс: В Ленинграде? Илова: Нет, я всё вспомнила. Я видела вас, когда вы выходили из подъезда этого дома, когда я в него заходила. Мелисс: Не может быть. Илова: Значит, это ваши следы в той комнате!? Мелисс: Знаете, что я думаю? Илова: И что? Мелисс: Вы ведь этого не забывали, просто умело использовали информацию в своих целях. Илова: Вы должны быть благодарны мне, что я вас не сдала. Мелисс: Предлагаю обмен: вы мне скажете, что вас привело в этот дом, а я обещаю уладить проблемы вашего сына со здоровьем. Илова: Что? Мелисс: Это не авантюра. Илова: Откуда вы знаете про моего сына? Мелисс: Я многое знаю. Илова: Вы – ясновидящий? Мелисс: Какая пошлость. Илова: Откуда тогда знаете? Мелисс: Я живу в Ленинграде. А Ленинград город маленький, и слухи в нём распространяются гораздо быстрее, чем сифилис в негритянских селениях, хотя и не принимают столь катастрофического оборота. Илова: Это не ответ. Мелисс: Каков был вопрос, тем и… Илова: Что с моим сыном? Мелисс: Скажите мне сами. Илова: Думаю, это связано с глиняным человеком. Мелисс: Сами догадались? Илова: Что скажете вы? Мелисс: Мне нужен этот человек. В обмен гарантирую вашему сыну возврат к нормальной жизни. Илова: Каким образом? Мелисс: Это не ваши проблемы. Илова: Зачем вам голем? Мелисс: Я хочу освободить мир. Илова: Породив армию таких, как он, или стать Богом воплоти? Мелисс: Что? Илова: Тихо!!! Мелисс: Что? Илова: Горшков… Илова поворачивается в сторону, откуда слышны шаги, Мелисс тихо, но быстро исчезает в сторону входной двери, в комнату входит Горшков. Горшков: Я хотел бы извиниться. Илова: Не стоит. Со всеми бывает. Горшков: Никогда не думал, что и меня будет преследовать этот недуг. Илова: Зачем так переживать из-за одного раза? Горшков: Где один, там и два, где два, там… Илова: Не наговаривай на себя. Горшков: Я просто не смог, понимаешь? Илова: Ничего страшного. Горшков: Просто я не смог это с тобой, понимаешь? Илова: Ты давно не был с женщиной? Горшков: Наверное да, не помню. Илова: Большой перерыв, может вызвать некие изменения в организме. Но всё пройдёт, поверь мне. Горшков: Я не могу даже дотронуться до тебя, это что-то вроде табу. Илова: Перестань пороть чепуху. Просто я гораздо старше тебя, и ты видишь во мне свою мать, от того… Горшков: Наверно, ты права. Илова: Я права, и тебе это известно. Горшков: Мне надо выпить. Илова: Зачем Мелиссу нужен голем? Горшков: Откуда ты знаешь??? Илова: Он только что заходил. Горшков: И?.. Илова: Предлагал вернуть моего сына к жизни, если я помогу ему найти то, что он хочет. Горшков: За моей спиной? Илова: Он тоже говорил про голема. Горшков: Что он ещё сказал? Илова: Послышались твои шаги, я на секунду обернулась, а он, будто испарился. Горшков: Надо всё же запереть дверь. Илова: Не стоит, у него есть ключ. Горшков: С чего ты решила? Илова: Я видела, как он заходил в квартиру до твоего приезда. Горшков: Каким образом? Илова: Я стояла и ждала тебя чуть выше пролётом, тогда он и пришёл. Вначале я подумала, что это ты, но что-то изнутри остановило меня. Горшков: Ждала меня? Илова: Да. Горшков: Только ждала? Илова: Только ждала. Горшков: Чьи же следы были в комнате? Илова: Какие следы? Горшков: Те, с глиной, с кладбища. Следы похожие на следы профессора. Илова: Должно быть, Мелисса. Горшков: Неужели? Илова: А кто ещё мог там наследить? Горшков: Профессор носил обувь тридцать седьмого размера. Илова: И что? Горшков: Какой у вас размер? Илова: Что вы хотите сказать? Горшков (угрожающе надвигается): Что вы делали здесь в моё отсутствие? Илова: Ничего я не делала. Горшков: Больше вопрос я повторять не буду. Илова: Не приближайтесь ко мне. Горшков: Кто вы такая? Илова: Я буду кричать. Горшков: Кто вас послал? Илова: Стойте! Я скажу. Горшков: Мелисс? Илова: Нет. Его я сегодня вижу впервые. Горшков: Кто? Илова: Не знаю. Горшков: Так узнайте. Илова: Я пошла на это из-за моего сына. Горшков: Ложь. Вы придумали сына для правдоподобности. Илова: Не сходите с ума, кто мог придумать такую идиотскую историю для правдоподобности? Горшков: Вы в курсе, какие здесь отношения между людьми, поэтому знали, что ваша легенда пройдёт. Илова: Клянусь, что сын у меня действительно на грани смерти. Горшков: Допустим. Что дальше? Илова: Их было двое, они пришли ко мне в тот день, когда я приехала сюда. Сказали, что в этот день был убит профессор. Вас они назвали главным подозреваемым. Предложили сделку. Я должна буду достать им рукописи, которые якобы хранятся у вас, а они направят меня к нужному человеку, который поможет моему сыну. Горшков: И я должен вам верить? Илова: Ваше право, но я всё рассказала. Горшков: Нашли чего-нибудь? Илова: Если бы я что-то нашла, то меня бы здесь уже не было. Горшков: Логично. Илова: Клянусь, я не хотела вам ничего плохого, но мой сын… Только из-за него я пошла на это. Горшков: Как ни странно, но я почему-то вам верю. Илова: Вы всё играете в свои странные игры? Горшков: Почему странные? Нормальные игры, просто вы ещё не привыкли к правилам. Илова: А к ним можно привыкнуть? Горшков: К чужим нет, но можно так же создавать свои. Илова: По чьим правилам мы играем сейчас? Горшков: По правилам Мелисса. Илова: Странный он человек. Горшков: Не то слово. Пойду закрою дверь. Илова: Зачем? У него же есть свои ключи. Горшков: И что? У вас тоже свои есть, но о них вы предпочитаете умалчивать. Илова (достаёт ключи из сумочки): Заберите, они мне больше не нужны. Горшков: Мне тоже, оставьте себе. Илова: Вы щедры как никогда. Горшков: Никогда – довольно широкое понятие. Стойте здесь и никуда не уходите, я сейчас вернусь. Илова: Никуда – тоже широкое понятие. Горшков уходит закрывать дверь. Илова подбегает к окну, открывает штору, что-то машет, делая какие-то знаки, потом быстро возвращается на место. Входит Горшков. Горшков: Порядок. Илова: Всё же я не понимаю: зачем, если у всех есть свои ключи? Горшков: Я создаю свои правила игры. Кстати, что вам ответили? Илова: Кто? Горшков: Те, в бежевой «Волге», вы ведь им махали? Илова: С чего вы взяли? Горшков: Не Мелиссу же махали? Илова: Больше некому махать? Горшков: Больше никто в нашей игре не участвует. Илова: Почему вы так думаете? Горшков: В силу вступили мои правила, поэтому мне решать, кто играет, а кто отдыхает. Илова: Именно Мелиссу я и махала. Горшков: Не правда. Илова: Почему? Горшков: Мелисс в другом месте. Илова: Откуда вам знать? Горшков: Просто знайте и всё. (берёт мел, чертит на полу круг, пишет вокруг него какие-то письмена) Не смотрите так пристально, вы меня смущаете. Илова: Что вы делаете? Горшков: Черчу игральную доску. Илова: Зачем? Горшков: Что б вы спрашивали. Илова: И что я, по-вашему, делаю? Горшков: Пропускаете свой ход. Илова: Не нравится мне всё это. Горшков: Мне тоже. Илова: Но вы продолжаете этим заниматься, а я хочу уйти. Горшков: Только после того, как мы поговорим с Мелиссом. Илова: Не хочу с ним говорить, я его боюсь. Горшков: Я тоже. Илова: Прекратите это ваше колдовство, мне не по себе. Горшков: Бойтесь, это научит вас жить. Илова: Всё, с меня хватит. Горшков: Кажется, я закончил. Вы пропускаете два хода, потому что правила не терпят, когда кто-то пытается их нарушить. Илова: Я не нарушала. Горшков: А кто хотел уйти? Илова: Вы – псих! Горшков: Совершенно верно. Илова: Это какой-то бред. Не может всё быть так нелепо. Горшков (накрывает рисованный на полу круг чёрной простынёй): Конечно, не может. И сын ваш болеет оспой, и тело его смазано зелёнкой, а не глиной. Илова: Прекратите. Горшков: Прекращаю. (садится на диван, достаёт из кармана свисток, начинает пронзительно свистеть) Илова: Перестаньте сейчас же! (Горшков не обращает внимания, продолжает свистеть) Заткнитесь!!! Я не могу больше этого выносить!!! (Горшков продолжает свистеть, пытаясь сыграть какую-то мелодию) Сволочь, прекрати немедленно. Горшков (на время прекращает): Мы снова перешли на «вы», разве вы забыли? (снова свистит) Илова: Я согласна играть, только не свистите!!!!!!!! Горшков (убирает свисток в карман): А вашего согласия вовсе не требуется, всё уже началось. Илова: Как? Горшков: А вы не заметили? (щёлкает пальцами, в комнате гаснет свет) Голос Иловой: Что теперь? Голос Горшкова: Стойте молча и пропускайте свои два хода. Илова: Я не хочу ничего пропускать. Горшков: Тогда ходите. Илова: Прошу вас, мне страшно. Гошков: Ваш ход завершён. Илова: Включите свет. Горшков: Ни! за! что! Илова: Скотина. Горшков: А вы думали!? Илова: Ходите. Горшков: Уже. Илова: Что? Горшков: Я сделал свой ход. Илова: Теперь мой? Горшков: Нет. Илова: А чей? Включается неяркий мигающий свет. На чёрной простыне стоит Мелисс по стойке «смирно», смотрит перед собой, волосы его всклокочены, взгляд бешеный, улыбка идиотская. Илова кричит от неожиданности. Свет гаснет. Илова: Хватит, умоляю, прекратите это. Горшков: Это ваш ход? Илова: Я немедленно ухожу. (раздаются неестественно громкие шаги) Горшков: Не вздумайте войти в круг, оттуда выбраться невозможно. Илова (шаги стихают): Прекратите. Это мой ход. Горшков: Как пожелаете. (щелчок пальцев, свет включается, на чёрной простыне никого нет) Илова: Где он? Горшков: Кто? Илова: Мелисс. Он был здесь. Горшков: Каким образом? Илова: Он стоял на этом самом месте. Горшков: Галлюцинация. Илова: Я не сумасшедшая. Горшков: Галлюцинации бывают положительные и отрицательные. Илова: Я видела его здесь. Горшков: Положительные, это когда вы видите не существующий предмет. Илова: Он стоял здесь и смотрел туда. Горшков: Отрицательные, это когда вы не видите существующий предмет. Илова: Не держите меня за дуру. Горшков: Мой ход. Илова: Только больше не выключайте свет. Горшков: Мой ход заключается в том, чтобы вы для себя решили, какая это была галлюцинация. Чёрная простыня поднимается с пола, обретая какие-то очертания человека внутри, который в итоге скидывает её с себя, появляется Мелисс. Мелисс: Аднакась, а я уж было подумал, что у вас опять свет выключили. Илова: Постойте, как это произошло? Мелисс: Что? Илова: Вы – здесь? Мелисс: Очень интересно. Каким же образом я мог здесь оказаться? Илова: Это всё он. Мелисс: Я не сомневаюсь. Но каким образом? Горшков: Что вы имеете в виду? Мелисс: Ещё минуту назад я был в… А теперь… Ничего не понимаю. Горшков: Может оно и к лучшему? Мелисс: Что? Горшков: То, что вы ничего не понимаете. Мелисс: Как знать, как знать. Чей был ход? Горшков: Она бы не додумалась. Пришлось потратить свой. Мелисс (рассматривает круг на полу): Кто начертил новую игральную доску? Горшков: Я. Мелисс: Ничего не понимаю. Горшков: И правила у нас новые. Мелисс: Надо полагать. Но как? Горшков: Очень просто: вино профессора, вы ведь его попробовали? Мелисс: Ещё бы. Горшков: На самом деле это я готовил вино, хотя и по рецепту профессора. Мелисс: Мастер всё же кое-чему научил вас. Илова: О чём вы говорите? Горшков: Теперь играем по моим правилам. Мелисс: Очень прискорбно. Горшков: Не то чтобы, но… (подходит к окну, смотрит в него) И бежевая «Волга» уехала. Илова: Как? Мелисс: Очень просто, она ему просто надоела. И мне, признаться, тоже. Горшков: Так она не с вами? Мелисс: Нет. А с чего вы решили? Горшков: Но вы же вели игру. Мелисс: И что? Горшков: Но… Мелисс: Вы, так же как и я, делали ходы, только по определённой линии. Илова: Что вы бормочете? Мелисс: Чей ход? Горшков: Ваш. Мелисс: Вот и ладненько. Горшков: Не нравится мне ваш энтузиазм. Мелисс: Ваши проблемы. Горшков: Это почему? Мелисс: На вашем месте, я сначала бы выяснил, что это за машина, а только потом её… это… ну, вы понимаете… того… Илова: Чего, того? Горшков: Сейчас это уже не важно. Мелисс: В нашем деле важно всё. Профессор не всему научил вас, что очень-очень-очень странно, вы ведь работали вместе лет десять? Горшков: Двадцать. Мелисс: Тем более. Знаете, как я поступлю? Горшков: ??? Мелисс: Я лишу вас возможности узнать, кто был в этой машине. Горшков: Ради бога, мне это не столь важно. Мелисс: Важно, важно, очень важно. Илова: Вы видимо свихнулись окончательно. (выходит из комнаты) Горшков: Куда это она? Мелисс: Не мешайте мне делать ход. Горшков: Только в пределах правил. Мелисс: А как же! Илова (входит, приносит мокрую половую тряпку, стирает круг с пола): Вот, мужики, идиоты, выросли сто лет назад, у них уже яйца седые, а они всё в игрушки играют. Им бы жизнь обустраивать, а они дурью маются, так и до самой старости. Чем бы дитя не тешилось... Чего вылупились, придурки? Не видели, как баба полы протирает? Горшков: И в чём заключается ваш ход? Мелисс: Она тоже ход сделала. Горшков: И? Мелисс: Теперь ваш ход. Но помните, правила изменились, потому что у вас нет своей доски, поэтому: либо выбываете, либо играете на моей. Мелисс уходит. Горшков: Как он меня, а? Как он?.. Вы видели? Илова: Не переживайте. Горшков: Уделал как пацана. Илова: И что? Горшков: Я всю жизнь играю по чьим-то правилам. Сначала играл на доске профессора, потом на досках его друзей, но никогда, никогда, до сегодняшнего дня, у меня не было своей доски. А он меня, даже говорить стыдно, как пацана… Илова: О чём вы? Горшков: Снова по его правилам. Илова: Извините. Горшков: Вы-то здесь причём? Илова: Это же я стёрла доску. Горшков: Какую доску? Илова: Ну… Этот круг на полу с буковками всякими. Горшков: А, вы про это? Не переживайте, вы здесь не причём. Этот круг на полу, не более, чем круг на полу. Он отсюда добрался до моей доски. (направляет указательный палец в висок, будто целит из пистолета) Пиф-паф. Илова: Не сходите с ума. Горшков: Уже. (подходит к окну) Она снова здесь. Илова: Кто? Горшков: Бежевая «Волга». Мелис не просто так говорил про неё. Илова: И что? Горшков: Он сказал, что обязательно бы выяснил, кто там сидит. Илова: А вы его побольше слушайте. Горшков: Если кого сейчас и надо слушать, так это его. Илова: Прекратите. Немедленно успокойтесь. Посмотрите на себя в зеркало, вы сейчас похожи на психа. Горшков: Он сказал, что вы сделали ход. Илова: Я? Горшков: Вы. Илова: Я не делала никакого хода. Горшков: Вы протирали полы. Илова: И? Горшков: Что: и? Илова: И? Горшков: И??? Илова: И! Горшков: В чём заключался ваш ход? Илова: Я просто мыла полы. Горшков: Тогда вы это делали не очень аккуратно. Илова: Ваша квартира, если хотите, чтобы было вымыто аккуратно, то мойте сами. Горшков: Вы с ним заодно? Илова: С кем? Горшков: С Мелиссом. Илова: С чего вы решили? Горшков: Он хотел, чтобы вы стёрли доску, но самое интересное, что вы её стёрли. Илова: Мне надоели ваши беспочвенные обвинения. Горшков: Говорите, зачем вы на самом деле пришли ко мне? Илова: Только из-за моего сына. Горшков: Вы лжёте. Илова: Клянусь… Не подходите ко мне. Горшков: Всё в вашей игре пропитано ложью. Илова: Я позвоню в милицию. Горшков: Звоните. Илова: А где телефон? Горшков: В моей игре нет телефона. Илова: Но это игра Мелисса. Горшков: Правила претерпели изменения. Илова: Не подходите ко мне. Горшков: Что вы задумали? Илова: Успокойтесь. Горшков: Клянусь, я не перед чем не остановлюсь, если вы не ответите на мой вопрос. Илова: Одумайтесь, на что вы тратите свой ход? Мелиссу только это и нужно, он манипулирует вами, как марионеткой, говоря, что это правила. Сейчас вы идёте у него на поводу. Подумайте, если сейчас вы потратите ход, на то, чтобы узнать у меня что-то, что я не знаю, вы будете отставать от Мелисса на ход. На целый ход! Горшков: Стоп!!! А вы ведь правы. Вы определённо правы, не он создаёт правила, а я иду у правил на поводу. (смотрит в окно) Она ещё стоит. Илова: Бежевая «Волга»? Горшков: Она, родимая. Илова: Габаритные огни горят? Горшков: Как ни странно. (пристально смотрит на Илову) Мой следующий ход такой: я просто хочу задать один вопрос. Илова: Кому? Горшков: Вы видите здесь ещё кого-то? Илова: Нет, но… Горшков: Тогда догадайтесь с трёх раз: кому? Илова: Задавайте. Горшков: Почему я не смог переспать с вами? Илова: Против природы не попрёшь. Горшков: Моя природа всегда «за». Была… до этого… Илова: Проверьтесь у врача. Горшков: Я сделал свой ход, но… Илова: Не смотрите на меня так. Горшков: Чего хотели вы, когда пришла ваша очередь? Илова: Ничего. Горшков: И поэтому?.. Илова: Нет-нет, постойте, я не то хотела сказать. Горшков: Вы сказали достаточно. Илова: На сколько достаточно? Горшков: На столько, чтобы свой следующий ход скорректировать как нужно. Илова: Как? Горшков: По правилам. Спасибо вам. Илова: За что? Горшков: Теперь я не буду ни от кого отставать ни на один ход. Илова: Я рада за вас. Горшков: А почему они не тушат «габариты»? Илова: Почему вы спрашиваете? Горшков: Не волнуйтесь, мой вопрос к игре никакого отношения не имеет. Илова: Видимо, в темноте так виднее куда ехать. Горшков: Думаете? Илова: Почему нет? Горшков: С выключенными фарами? Илова: Там, откуда они приехали, дальний свет не нужен. Горшков: Интересно. Илова: Что? Горшков: Всегда интересно пообщаться с новыми людьми. Илова: Что вы хотите сказать? Горшков: Я вернусь минут через десять. Илова: Не ходите туда. Горшков: Мне важно знать, кто они. Илова: Нет. Горшков: Но вы то знаете, кто они? Илова: Почему вы так думаете? Горшков: Потому что вы знаете. Горшков уходит. Илова подбегает к окну, делает какие-то знаки. Появляется Мелисс, становится позади неё, наблюдает. Мелисс: Они всё равно ничего не увидят. Илова (испуганно): Почему? Мелисс: Они не зрячи. Разве вы не заметили? Илова: Нет. Мелисс: Когда я был молод и ничего не боялся, мне приходилось прибегать к их помощи. Но тогда они ездили на белой «Чайке». В первый раз я так же не заметил, что у них нет глаз, но потом, спустя годы, когда я осознал это, то уже было поздно бояться. Илова: О чём вы? Мелисс: Бедный Горшков, он так ничего и не знает. Почему вы не рассказали ему, кто эти люди в машине? Илова: Зачем? Мелисс: Мне кажется, вы и сами ещё не до конца поняли, кто они. Илова: Они обещали помочь моему сыну, это гораздо важнее. Мелисс: Но вы знаете, откуда они? Илова: Да. Мелисс: Знаете, почему у них серый цвет лица? Илова: Почему? Мелисс: Потому что тела при остановке кровообращения начинают разлагаться. Когда вы их видели, они смотрелись ещё более-менее, но сейчас… Илова: Они мертвы? Мелисс: Не знаю, как точнее это выразить, но они не живы. Илова: Боже мой. Мелисс: Представляете, какой шок это будет для Горшкова? Илова: Его надо остановить. Мелисс: Поздно. Илова: Они заберут его? Мелисс: Нет. Он просто с ними познакомится. Илова: Что же я наделала. Мелисс: Он ведь до сих пор думает, что играет по моим правилам? Илова: Да. Мелисс: Зачем вы начертили доску? Илова: Они мне сказали, что так я могу помочь своему сыну. Мелисс: Им наплевать на вашего сына. Им нужен голем. Илова: Всем нужен голем, кроме меня. Мелисс: Вы самое заинтересованное лицо, в любом случае. Илова: Быть может, они расскажут Горшкову, где искать его ожившую глину? Мелисс: Нет, не скажут. Илова: Почему? Мелисс: Сотрите свою доску, когда мы играли на доске профессора, всем было спокойнее. Оно всегда спокойнее, когда знаешь, по каким правилам двигаются фигуры. Сотрите доску, и тогда мы все останемся в выигрыше. Илова: И Горшков? Мелисс: Тем более Горшков. Илова: Почему вы так уверены? Мелисс: Вы не умеете играть, вы не можете контролировать правила, вы не в состоянии пожертвовать собой, как это сделал профессор, только он не догадывался, что главные фишки держите вы. Илова: Я просто хочу вернуть сына. Мелисс: Прекратите игру. Илова: Как? Мелисс: Вернётся Горшков – обязательно всё расскажите ему, откажитесь от услуг тех, кто сидит в бежевой «Волге». Мы люди – мы сами разберёмся в своих делах. Илова: Хорошо. И когда мне сделать это? Мелисс: Прямо сейчас, когда вернётся Горшков. Илова: Хорошо. Мелисс: Обязательно сделайте это. Илова: Я сделаю. Мелисс: Ваш ход! Слышны далёкие крики и несколько выстрелов. Илова выглядывает в окно и в ужасе закрывает лицо руками. Илова: Боже мой, что я наделала? Мелисс: Они убили его? Илова: Зачем я чертила этот круг, ведь я даже не знаю, что я писала в нём? Мелисс: Что там происходит? Илова: Не смотрите. Свет в комнате приглушается и начинает мигать. Мелисс и Илова в ожидании чего-то застывают, как вкопанные. В комнату входит Горшков, он крайне напуган, руки и рубашка вся в крови, шатаясь, он проходит в середину комнаты. Горшков: Я не хотел. Я не знал, что так получится. АНТРАКТ Часть вторая Мелисс и Илова привязаны каждый к своему стулу, посреди комнаты стоит полуобнажённый Горшков и отмывается от крови в тазе с водой. Мелисс: Вы совсем озверели. Горшков: Помолчите. Мелисс: Хоть женщину отпустите. Горшков: Ни в коем случае. Илова: Не нужно мне поблажек. Горшков: Это почему? Илова: Вы их всех убили, теперь всем наплевать на моего сына. Горшков (в крайнем удивлении): Убил их всех? Илова: Да. Горшков: Смеётесь? Илова: Именно убили, никак по-другому это нельзя назвать. Горшков: Это была самозащита, в меня стреляли. Илова: Стрелял только один из них, а остальные ничего вам не собирались делать. Горшков: Конечно, просто хотели потанцевать. Вы танцуете? Мелисс: Подождите. Речь идёт о тех, кто находился в бежевой «Волге»? Горшков: Надеюсь. Мелисс: Здесь спор не уместен. Вы их не убивали, это однозначно. Илова: А что же тогда? Мелисс: Как можно убить тех, кто уже мёртв? Илова: Не играет роли. Мелисс: Хотя то, что вы с ними сделали – это бесчеловечно. Горшков: Они в меня стреляли. (осматривает пиджак, находит в нём пулевую дырку) Видели? Илова: Но вы же живы! Горшков: Случайность. Мелисс: Как бы там не было, вы их всех зарезали. Горшков: Ничего подобного. Мелисс: А что вы сделали? Горшков: Ничего особенного: проткнул каждому сердце и отделил голову от туловища. Я же знал, с кем имею дело. Илова: Ужас! Мелисс: Они же не вампиры, зачем такие меры предосторожности? Горшков: На всякий случай. Кто их знает, что возникнет в их гнилых головах. Мелисс: Вы – безумец. Им наплевать на то, что их расчленяют и прочее. Горшков: Как это? Мелисс: Очень просто: посмотрите в окно. Горшков: Ну. Мелисс: Что, ну? Горшков: Никого нет. Мелисс: Поподробнее можно? Горшков: Ни жмуриков, ни машины на горизонте не видно. Мелисс: Ну? Горшков: Что, ну? Мелисс: Как, по-вашему, они могли без голов уехать? Горшков: Об этом я не подумал. И что теперь? Мелисс: Откуда я знаю? Горшков: Я начинаю путаться. Мелисс: Развяжите нас. Горшков: Ни в коем случае. Мелисс: Хотя бы её. Горшков: Ни в коем случае. Мелисс (Иловой): Вы так и будете сидеть, сложа руки? Илова: Они у меня так связаны. Значит, так и буду сидеть. Мелисс: И всё? Илова: А что я могу? Мелисс: Не знаю. Сделайте хоть что-нибудь. В комнате гаснет свет. Голос Горшкова: Знаете, господа, этот номер не пройдёт. Кто-то засмеялся или мне показалось?.. Напрасно смеётесь, у меня есть свечи… Да-да, обычные свечи… Что вы смеётесь? Пока у меня есть свечи, мне наплевать на правила. Горшков зажигает спичку, чтобы поджечь свечу, находящуюся у него в руке, но в этот момент включается свет. Горшков тушит спичку. Мелисс и Илова поменялись местами, но по-прежнему сидят на стульях. Горшков этого не замечает. Горшков: Видите? Я плевал на ваши правила. Илова: Можно мне позвонить? Горшков: Сыну? Илова: Да. Горшков: В следующий раз. Илова: У меня есть право на один звонок. Горшков: У меня тоже, однако, я не суечусь. Илова: Что вы из себя разыгрываете? Террориста? Маньяка-убийцу? Киллера-шизофреника? Горшков: Чего? Мелисс: Это образ. Горшков: Не смешно. Мелисс: У вас тяжело с чувством юмора. Илова: И не только. Горшков: Прекратите цирк. Устроили тут… Илова: Цирк? Это вы ходите по комнате полуголый и пытаетесь жонглировать вашей свободой. Мелисс: Скажите, зачем вам всё это? Горшков: Вы о чём? Мелисс: Зачем вы ввязались во всю эту сверхъестественную чертовщину, которая, быть может, всего-навсего плод вашего воображения? Горшков: Что вы имеете в виду? Мелисс: Если подумать, то вам ведь и не нужен этот голем. Горшков: Но вам то он нужен. Зачем? Мелисс: Чтобы насладиться своей силой над этим глиняным ублюдком. Горшков: А вы не так-то просты, как кажетесь. Вместо того, чтобы подумать о великих свершениях, вы мечтаете о каких-то низменных наслаждениях. Мелисс: Я не говорил, что хочу его сексуально. Горшков: Я тоже этого не говорил. Но ведь он может стать панацеей для этого мира. Мелисс: Какая пошлость. Горшков: Осмотритесь вокруг себя: извращенцы и ублюдки преобладают над нормальными людьми во всех слоях общества. Мелисс: Не смотрите на меня так подозрительно… Горшков: Так вот! Землю нужно немедленно очистить от этого балласта. Мелисс: Атомная бомба гораздо быстрее и эффективнее. Горшков: Я говорю об избирательности. На нашей планете должны остаться только самые чистые люди. Мелисс: Я тоже не люблю негров, но если они живут у себя в Африке и меня не касаются, то на кой, спрашивается, мне глиняный терминатор? Горшков: Вы не поняли. Я говорю о настоящей избранности!!! Мелисс: А вы будете их новым богом! Горшков: Кто-то же должен возложить на себя столь тяжкое бремя. Мелисс: Помойте руки, кажется, вы где-то в глине испачкались. Горшков: Где это я умудрился? Илова: Чудовище!!! Как же я вас сразу не раскусила. Вы алчное, сумасбродное чудовище. Горшков: Как же я сразу не догадался? Мелисс: Вы о чём? Горшков: Голем был у этих, в бежевой «Волге», там я и испачкался глиной. Мелисс: И где вы теперь будете их искать? Горшков: Вот вы мне и расскажете. Мелисс: Каким образом? Горшков: Не знаю. Но ведь правила ваши? Мелисс: Ошибаетесь. Горшков: То есть? Мелисс: Так оно и есть. Свет в комнате гаснет. Пауза. Свет включается, в кресле Мелисса сидит Илова, Мелисса в комнате нет. Горшков: Как же я сразу не догадался, что за всем этим стоите вы. Илова: Мне же надо было спасать сына. Горшков: Где был мой разум? Илова: Не переживайте. Горшков: Я могу убить вас. Илова: Не стоит. (поднимается со стула, спокойно передвигается по комнате) Вы же не знаете, что за тузы у меня в рукаве. Горшков: Вы всегда были рядом с профессором? Илова: Нет, не всегда. Горшков: А когда хоронили членов клуба, это вы всегда мялись в стороне. Илова: Я не мнусь, я довольно уверенная женщина. Горшков: Вы перетаптывались где-то на заднем плане. Илова: И вы заметили? Горшков: А в момент смерти кое-каких людей, вы где находились? Илова: Часто поблизости. Горшков: Это вы всех убили? Илова: Не приписывайте мне того, что я не делала. Горшков: Вы всегда дышали в спину. Илова: Не имею такой привычки. Горшков: Убийца! Илова: Не подходите ко мне. Горшков: Я разоблачил вас. Илова: Стойте. (достаёт из кармана носовой платок) Возьмите. Горшков: Что это? Илова: Игральная доска. Теперь вы хозяин положения. Горшков: Что мне с ней делать? Илова: Уничтожьте, тогда вам многое станет ясным. Горшков (сжигает платок): Правил больше нет? Илова: Больше нет. Горшков: Теперь что? Илова: Так же вы уничтожили доску профессора? Горшков: И что? Илова: Это разрушило всё, что он делал. Горшков: Я не уничтожал его доску. Илова: Но вам надо было обойти правила. Горшков: Я обошёл их без доски. Илова: Вы не знали тогда о её существовании. Горшков: Мне это было не обязательно. Илова: Поэтому вы убили его? Горшков: Как и всех остальных. Не понимаю, какое вам до этого дело? Илова: Зачем вы придумали историю с големом? Горшков: Я не придумывал. Входит Мелисс. Мелисс: Тогда, быть может, я её придумал? Горшков: Вполне возможно. Вы, кстати сказать, очень похожи на интригана. Мелисс: Не замечал за собой такого качества. Горшков: Значит, вы не настолько часто смотритесь в зеркало, как говорили об этом. Мелисс: Не важно. Илова: А что важно? Мелисс: Важен голем. Илова: Что вы заладили… Горшков: Зачем он вам? Мелисс: Ради спасения души человеческой. Горшков: А попроще? Мелисс: Мне нужна одна лишь бумажка. Горшков: Способ его оживления? Мелисс: О способе оживления я давно уже догадался. Горшков: Каким же образом? Мелисс: Из нашего с вами разговора. Илова: Прекратите молоть чепуху. Мелисс: Это не чепуха. Чепуха – это ваш больной сын, который покрывается тонким слоем глины… Илова: Прекратите. Мелисс: Замолчите, женщина, ибо сказано: выслушай женщину от начала и до конца, а после сделай всё с точностью до наоборот. Горшков: Евангелие от Матфея? Мелисс: Вы тоже читали? Горшков: Да нет, но похоже как-то на Сократа. Мелисс: И я вот думаю, что похоже. Илова: Вы сволочь и негодяй. Мелисс: Аминь. Горшков: Каким образом можно оживить голема? Мелисс: Два круга. Нарисовать круг человека, срисовать его и создать круг голема. Таким образом душа человека обяжется играть по правилам глины, то есть станет частью глины. Глина оживёт, а человек… Кома – очень страшное состояние для тех, кто в ней не находится… Но везде есть свои положительные стороны… Илова: Прекратите. Мелисс: Мне нужен символ мастера. Горшков: Какой символ? Мелисс: Профессор должен оставить в големе свой символ, знак работы. Символ жизни. Горшков: Ничего не понимаю. Мелисс: Он находится внутри этой твари, но если заставить с помощью заклинаний её выплюнуть, тогда голем… Пшик… Не боги горшки обжигают. Горшков: Значит, вся тайна в символе? Мелисс: Именно в нём. Горшков: В простой бумажке? Мелисс: В простой бумажке. Горшков: Как всё банально. Мелисс: Я бы сказал: гениально просто. Илова: Мой сын умирает, а вы здесь… Мелисс: Мы ещё здесь! И это хорошо. Илова: Вы… Вы… В вас нет ничего святого… Мелисс: Ничего. Илова: Вы продали свою душу дьяволу. Мелисс: Увы, я их покупаю. Илова: Тьфу на вас. Мелисс: Взаимно. Но, к делу. (берёт в руки пиджак Горшкова, шарит по карманам, достаёт из одного маленький блокнот, листает) Голову даю на отсечение, вы даже не знали об этом. Горшков: Что это? Мелисс: Даже чертежи есть. Горшков: Что там? Мелисс: А всё даже проще, чем я думал. Горшков: Неужели, это та самая тетрадка, из-за которой был убит профессор? Мелисс: Сожалею, но так оно и есть. Горшков: А почему она у меня? Мелисс: Мне кажется, профессор хотел, чтобы вы её нашли, тогда, он надеялся, что вы не убьёте его. Горшков: Дайте её мне. Мелисс: Зачем? Она принесла уже достаточно горя людям. Горшков: Дайте её немедленно или я сломаю вашу шею. Мелисс: Берите на здоровье. Горшков (листает): Не может быть. Илова: Что в ней? Горшков: И вы знали об этом? Мелисс: Если честно, то нет. Эта тетрадка, вернее блокнот, открыл мне глаза. Горшков: А почему я об этом не знал? Мелисс: Вы играли по чужим правилам, как вы могли знать? Горшков: Но догадаться я мог? Мелисс: Могли… Хотя… Илова: Что там написано? Мелисс: Дайте ей прочесть. Горшков: Никогда. Мелисс: Она должна это знать. Горшков: Нет. Мелисс: Обязательно должна. Горшков: Нет! Нет! Нет!!! И пошли все вон!!! Вон!!! Вон, я сказал!!! Илова: Успокойтесь, нельзя же так со своими нервами. Мелисс: Они у него железные, каменные, я бы сказал. Илова: Вы на себя не похожи, успокойтесь. Мелисс: И руки помойте, они у вас все в глине. И на лице кое-где выступила… Илова: Он подцепил такую же заразу, как и мой сын. Мелисс: А вы не замечали, господин Горшков, что когда выходите из себя, то ваше тело выделяет глиняную слизь? Илова: Он же сейчас впадёт в кому. Мелисс: Ни в коем случае. Горшков: Это не правда!!! Мелисс: Очень даже правда. Вы ведь пытались переспать с ней? Илова: Как вы смеете? Мелисс: Пытались. Даже не думайте мне лгать. И как? Голову даю на отсечение, что ничего не вышло. Илова: Заткните свою поганую пасть! Мелисс: А всё потому, что вы не человек. Илова: Как? Мелисс: И в вас сидит душа её сына. Но дух, вы не ослышались, дух, всё ещё в теле хозяина, и он сопротивляется. Горшков: И? Мелисс: Вы должны вернуть человеку его жизнь. Горшков: Я тоже человек. Мелисс: Увы. Горшков: А те двадцать лет, что мы были с профессором вместе? Мелисс: Всего лишь изменённая память её сына. Вы – это он, но гораздо хуже. Горшков: Это неправда. Мелисс: Вы действительно так думаете? Илова: Значит мой мальчик в нём? И я пыталась с ним… Господи, какой позор, какой грех… С моим собственным сыном. Мелисс: Он не ваш сын. Он – глина. Илова: Верните моего мальчика. Мелисс: Не ко мне, все вопросы к нему. Илова: Выньте из него моего сына. Мелисс: Как? Илова: Вы говорили о заклинаниях, которые могут вынуть из него… Горшков: Даже не думайте! Мелисс: Я не знаю никаких заклинаний. Илова: Как? Но вы же говорили. Мелисс: Заклинания существуют, но датируются четырнадцатым веком. С тех пор прошло достаточно много времени. Андроидов делали, но голем… Известен только один случай. Но перейдём к нашим заклинаниям… К тому же если бы я и знал их, то не знал бы как их применить. Мёртвая наука, как мёртвые языки, можно читать про себя и понимать, что написано, но никогда не прочтёшь правильно вслух. Илова: Но что-то должно быть? Мелисс: Та самая бумажка. Илова: И как мне её забрать? Мелисс: Возьмите кинжал, разожмите ему зубы и выньте её из-под языка. Илова: И всё? Мелисс: Поверьте, этого более чем достаточно. Горшков: Не подходите ко мне. Илова: Вы не понимаете… Горшков: Даже не думайте это сделать. Илова: Мне нужен мой мальчик… Горшков: Я за себя не ручаюсь. Мелисс: Он убил уже семерых… Просто так, чтобы в итоге выяснить, что он шёл всё это время за собой по пятам. Илова: Я достаточно намучилась, и любой ценой хочу вернуть своего сына. Горшков: Ваша жизнь – это больше, чем цена. Мелисс: Но вы же не убьёте собственную мать? Горшков: Она мне не мать. Мелисс: А кто кормил вас грудью? Горшков: Я вскормлен не молоком. Мелисс: А кто вам рассказывал сказки на ночь? Горшков: Она мне не рассказывала. Илова: Я не рассказывала, я пела колыбельную. Мелисс: Она пела колыбельную, как мило: «спят усталые игрушки, книжки спят»… Илова: «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придёт серенький волчок»… Горшков (перебивает): «И укусит за бочок»… Хватит. Она мне не мать. Мелисс: И мне не мать, но я же не собираюсь отнять у неё жизнь. Горшков: Я буду вынужден, если она захочет отобрать мою. Мелисс: У вас нет жизни, и не было… Горшков: Есть… Это у вас нет жизни, а у меня звёздная дорога впереди. Мелисс: Чтобы пойти по этой дороге нужно освободиться от балласта – тела. Горшков: Ещё чего. Мелисс: Которое даже и не тело, а глина. Горшков: Я лепил её своими руками. Мелисс: Увы, это её сын лепил. Горшков: Я понял. Это вы её сбиваете, единственный выход – убить вас. (хватает Мелисса, обхватывает голову, хочет свернуть шею) Ну, что теперь ей посоветуете? Мелисс (хрипло): Бежать. Илова: Стойте!!! Горшков: Клянусь, это моя последняя жертва. Илова: На сегодня? Горшков: Навсегда! Илова: Не делайте этого. Горшков: Он сам меня вынудил. Илова: Это очень серьёзная ошибка. Горшков: Если он уйдёт, тогда мы сможем просто поговорить, но он… Илова: Не делайте этого. Горшков: Даже не думайте отговаривать! Илова (подбегает к сумочке, достаёт оттуда пистолет, целит в Горшкова): Не делайте!!! Горшков: Это безумие. Илова: Точно, безумие, но мне не остаётся другого выхода. Горшков: Выход всегда есть. Илова: Какой? Горшков: Он уходит. (сильнее сжимает Мелисса, тот стонет) Илова: Прости, Господи… Мелисс (хриплым шёпотом): Стойте… Если вы убьёте его, вы убьёте и своего сына. Горшков: Видите? Поэтому я сворачиваю ему шею, и мы спокойно поговорим. Илова: Вы не сделаете этого. Горшков: Поспорим? Илова: Тогда прощайте. Горшков: Стойте. Неужели вы хотите, чтобы вместе со мной умер и ваш ребёнок? Илова: Лучше смерть, чем вечность в небытии. Горшков: Согласен. Но вы подумали, как вы с этим жить потом будете? Илова: Так и буду жить, но вам-то что до этого? Горшков: И правда. (отпускает Мелисса) Пока вам везёт, но… там кто его знает? Мелисс: Спасибо, вы продлили мне мучения на неопределённый срок. Илова: Не стоит благодарности. Что дальше? Мелисс: У вас пистолет, вы и думайте. Горшков: Отдайте его мне, не игрушка всё-таки. Илова: Не игрушка, вот она и попридержит вас в каких-то рамках. Горшков: Не думаю. Отдайте его мне. Илова: Держитесь на расстоянии. Горшков: Вы сами этого хотели. Неожиданно меркнет свет и начинает мерцать. Что это? Мелисс: Не пугайтесь, неполадки с электроэнергией. Илова: Здесь часто так, я заметила. Горшков: Признаться, начинает раздражать. Мелисс: Когда подъезжает бежевая «Волга» всегда наблюдаются перебои с электроэнергией. Никто не знает почему. Феномен. Горшков: Какая бежевая «Волга»? Мелисс: Не притворяйтесь. Горшков: Что она здесь делает? Мелисс: А вы догадайтесь с трёх раз. Горшков: Что это значит? Мелисс: Страшновато? Вы думаете, это она им нужна? Нет. Я? Тоже ни к чему? Зачем мёртвым живые? Горшков: Так она… Мелисс: А вы как думали?.. За вами, родимая. Горшков: Зачем я им нужен? Мелисс: Потому что вы (пауза) неживой. Горшков: Хватит трепаться. Мелисс: У вас с пульсом в порядке? Давление не беспокоит? А может температура иногда поднимается? Не помните? К врачу не обращались? И не стоит… Просто чувствуете себя физически здоровым. Горшков: Что это значит? Мелисс: Они себя тоже физически здоровыми чувствовали, пока вы им головы не поотрезали, вот ребята и обиделись. Горшков: Они за мной? Мелисс: Страшно? Горшков: Это опять ваши идиотские шутки. (подбегает к окну) «Волга». Стоит уже. Мелисс: Что, опять чувство юмора подвело? Горшков: Замолчите. Мелисс: Слышите шаги? Это они сюда поднимаются… Медленно… На ощупь… (на время разговора Мелисса слышны неестественно громкие шаги) Горшков: Заткните пасть! Мелисс: А как им ещё подниматься, если они и так слепые, а вы им ещё и головы удалили… Плохо у них с ориентировкой в пространстве. Горшков: Если вы не заткнётесь… Мелисс: Страшно? А? Так страшно, что готов обмочиться… Но не судьба… И комок к горлу подступает… Горшков (угрожающе наступает): Я вас предупреждал. Мелисс: Подступает к горлу и перекрывает дыхание… Тошнота… Холодный пот на спине липкий как глина… Горшков (кашляет): Умолкни. Мелисс: А теперь и совсем закрыло гортань… Не надо сдерживаться, нужно дать свободу рвотным позывам… Полную свободу… Освободитесь от страха… (Горшков закашливается, давится и выплёвывает скомканный кусок бумаги, Мелисс тут же его хватает) Теперь другое дело, я своего добился даже без заклинаний. Илова: Что это? Мелисс: Та самая бумажка, которая была мне так нужна. Илова: И теперь? Мелисс: Можете брать его на мушку. Илова (нацеливает пистолет): Стой, сукин сын, или башку отстрелю. Горшков: Нет, не надо. Илова: Мне плевать, нажму на курок, даже не моргну. Горшков: Не надо. Илова (Мелиссу): Что делать? Мелисс: Стреляйте. Илова: А мой сын? Мелисс: Это не ваш сын. Горшков: Не надо, прошу. Илова: Вы хотели убить нас, теперь ваша очередь умирать. Горшков: Я никого не хотел убивать, я пытался взять игру на себя. Илова: А семеро ваших жертв, включая профессора? Горшков: Это была случайность. Илова: Случайность? Горшков: Я не хотел. Илова: Прости, Господи… Горшков: Не надо, мама… Илова: Я тебе не мать… Горшков: Мне тяжело в этом теле… Илова: Господи, закрой мне глаза и дай сделать своё дело. Горшков: «Баю-баюшки-баю»… Мелисс: Не слушайте его… Горшков: «Не ложися на краю»… Мелисс: Это гипноз. Горшков: «Придёт серенький волчок»… Мелисс: Это обман. Горшков: «И»… Илова: «Укусит за бочок»… (жмёт на курок, осечка) Горшков: Кто говорил, что у меня нет чувства юмора? Пистолетик-то пустой. Мелисс: Как пустой? Горшков: Она его носит для устрашения. Илова: У меня в сумке патроны. Горшков: Нет у вас никаких патронов, вы прекрасно это знаете. Мелисс: У вас нет патронов? Илова: Я лгала, у меня есть патроны. Горшков: Нет у вас патронов, и не было никогда. Мелисс: Ну, всё, … ! Мы обречены. Горшков: Знаете, что я с вами сделаю? Мелисс: Очень любопытно. (Горшков достаёт подкову и двумя руками разгибает её без всяких видимых усилий) Впечатляет. Горшков: Надо думать. Илова (целит пистолетом в Горшкова): Не подходите к нам!!! Горшков: Вы издеваетесь надо мной? Мелкие людишки, жалкое подобие живых существ, падальщики и могильщики. Что вы можете мне сделать? Скоро легионы таких как я будут шагать по этой земле, не уничтожая природы и не истребляя её запасы. (каждый шаг Горшкова становится всё скованней и скованней, в конце концов он замирает) Человечество – тупиковая ветвь животного мира. Илова жмёт на курок, раздаётся выстрел, Горшков падает и распадается на части. Мелисс: А говорили: патронов нет. Илова: Что с ним? Мелисс: Без этого символа – он ничто, просто кусок глины. Илова: Не могу поверить, что всё закончилось. Мелисс: И не верьте. Ничто никогда не кончается. Илова: Вы о чём? Мелисс: О своём, о девичьем. Мерцающий свет гаснет, тишина, в полумраке видны тени неторопливо ходящие по комнате. Свет включается. Мелисс и Илова стоят в комнате. Илова: Что это было? Мелисс: Люди из бежевой «Волги». Илова: А что они здесь делали? Мелисс: Собрали осколки Горшкова и унесли с собой. Илова: Зачем? Мелисс: Не знаю, может в своём музее будут показывать… А потом, какая разница? Илова: И то верно. Выпьем вина? Мелисс: Аднакась, было бы не плохо, но мне пора. Ну и ну… Илова: Что такое? Мелисс: Один из них голову забыл, видимо перепутал с головой Горшкова, нужно вернуть хозяину. (подходит к окну, выкидывает голову вниз) Уехали. Жалко. Надеюсь, до утра заберут, пока люди на работу не пошли. (слышен женский вопль издалека) Кажется я что-то напутал. Сколько времени? Илова: Утро уже. Мелисс: Поют петухи, и… как там в сказке поётся? Илова: Рано ещё до петухов, хотя поджимает. А что вы будете делать с тетрадкой и бумажкой? Наплодите армии големов и в бой за правое дело? А во главе легиона – вы, новый бог, собственной персоной, новый создатель и вдохновитель, этакий разрушитель в человеческом теле! Мелисс: Что вы!? (сжигает бумаги) Предпочитаю наверняка: ядерная боеголовка или напалм, смотря какой результат преследуется. Илова: Интересная концепция. Мелисс: Главное практичная и действенная. Целую ручки. Илова: А я? Мелисс: А что вы? Езжайте домой, у вас всё в порядке. Мелисс уходит. Илова (звонит по телефону): Это я… Как он?.. Что???… Когда поднялся?… Десять минут назад?.. А что врачи говорят?.. Ничего не понимают?.. Всё, я лечу… Потом расскажу, дома… (кладёт трубку, заглядывает в барабан пистолета) Ничего не понимаю, пусто же. (убирает пистолет обратно в сумку, осматривает комнату, как бы прощаясь с ней, идёт к выходу) Входит Мелисс, протягивает Иловой бумажный лист. Мелисс: Простите, совсем забыл: ваш счёт. Илова: Какой счёт? (читает, не замечая, как Мелисс уходит) Вот это да, смех какой. Вы опять за свои шутки? (смеётся) Ну вы и замахнулись. Так вот откуда пуля взялась! И что, за это душу? А причём здесь моя душа? (осматривается, видит, что Мелисс ушёл, беспокоится) Эй, вы где, прекращайте. Куда вы ушли? Эй??? ЗАНАВЕС |