У врат новопреставленные – трое Пред ликом беспристрастного судьи. Там, на земле, в трёх семьях боль и горе. Для них – начало нового пути. Совсем нагие, как из чрева мамы, Они уже на тот родились свет По замыслу космической программы За прожитую жизнь давать ответ. Всевидящее око в занебесье На них всегда взирало свысока. Теперь стояли голые в предместье, И нарастала речь духовника: – Но то, что обнажённые, – нормально, Зато отныне нечему ветшать. Одежда – это для земли формальность. Важней, во что обличена душа. Душе быть голой очень неприлично, Есть у неё особый гардероб. Посмотрим, кто из вас какая личность, И что впитали сердце, дух и лоб. Что ж, первая душа в сплошных лохмотьях. Расплылись пятна злобы и обид. Гноится зависть, виснут лени хлопья, Проказы лжи и ужас бренной плоти. Ну, в общем, отвратительна на вид! Как ты провёл земное воплощенье, До омерзенья душу доконав? – Считал, что я во всех вопросах прав, Держался разгильдяйства и забав, Услужливый и льстивый близок нрав. Ни разу не испытывал смущенье, Не собирал достаток материальный. А толку? Ведь сюда его не взять. И что имел, прогуливал банально, Устраивала маленькая кладь. Завёл семью – так вроде полагалось. Ребёнок есть, растёт на стороне. Тянуть хомут – терпенья слишком мало. Совместной жизнью сытый я вполне. Не связываюсь впредь: разводов много. Дом не построил, а зачем пахать? Ютился у чужого я порога. Ведь всё равно когда-то умирать… * Душа вторая в праздничном костюме, Опека на манжетах и полах, На колпаке расшитое раздумье, На поясе тесьмою скручен страх, Жабо переживаний, боль на швах. А на спине забот, хлопот заплаты Огромные. И всё ж наряд красив: Неброский цвет, но радужный отлив И кое-где приклёпанные латы. – А ты как сшил такое одеянье? – Своих детей, приёмных воспитал. Люблю искусство. Вкладывал в сознанье, Что нравственность нужна и капитал. Без денег, по земным суровым меркам, Нам никуда не сдвинуться, увы! Но без духовного богатство тоже меркнет, Эгоистичны будем и черствы. Построил дом, семья-то, ох, большая! Разбил цветник, огромный огород. По вечерам детей, друзей сзывая, Мы пели и водили хоровод. Трудился честно, пусть и не хватало. Как только полки в погребе пусты, Я с громким лязгом опускал забрало И защищал свой мир от нищеты. Я обращался к силам всенебесья И шёл вперёд, и звал, что было сил, И мы справлялись с трудностями вместе. Поклоном после я благодарил… * – А вот и третья, в простеньком халате, Просторном, чистом, нежно-голубом. И хочется обнять, спросить: “Как звать-то?” Прижаться и не думать о плохом. Доверчивость, наивность на манишке, И плечики пошиты в форме крыл. На бёдрах пояс преданности вышит. А по подолу синий вечер плыл. На тапочках домой дорожки-стёжки, На рукавах – смиренья завитки. Не пуговки, а скромности застёжки, И освещают ворот светляки. – Я не спрошу, откуда облаченье. Понятно так: блаженна ты во всём! И небом поцелована с рожденья, Омытая живительным дождём. * – Вас расспросил, увидел ваши души, И миссия окончена моя. Для вас мой голос будет глуше, глуше. В иные отправляться вам края… * В притворе новоявленные трое, Для них начало нового пути. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
