* * *

 

Ты мучишься и ищешь, в томленье монотонно мученья обличая.

Недосыпая вяло пишешь, то что ищешь - облегченье получая.

Всё пишешь, пишешь, пишешь, как будто своими волосами кому-то ноги омываешь,

За вареньевое вдохновение, каким в мгновенье полакомиться предвкушаешь.

И шито-крыто! Ешь тот десерт, и сытый.

Поглаживаешь чрево, пьешь с послами стран горчащий чай на травах;

Зверобое, шиповнике, лабазнике, жасмине, мяте, смородинных листах;

И гкхыкаешь ты пья, чудной замашкой этой слух лаская,

Прячешь за своей усмешкой, на всякий случай,

Людские частные собачие дела. Хитрющий.

И вспоминаешь автоматом, как бегал за сестрицей с автоматом в старинные года.

Игрушечным. Из брусьев. Скорее даже пистолетом-пулемётом.

Многозначительно, по-барски, закуриваешь ты трубку, и дымишь, пыхтишь, сопишь,

Зеваешь в мягонький платок, шутишь к собеседникам своим, послам: стенам, полу, окнам, аркам, на чердак -

Где из шмотья и мебели - чёрт сломит шею, что за бардак,

И скирд на полке книг никак нечитанных, на рассмотренье временем замолк.

А что читать-то? Когда и самому писать-то,

То время нет, то настроенья нет, и нет конечно главного - нет вдохновенья.

Куда оно ушло? Точнее улетело, как какой-нибудь жужжун-комарик - доходяга.

Не смей писать ты никогда, без этого гремучего ингредиента -

Умрёт душа твоя!.. Но ежели ты считаешь, что нет души в твоей основе,

Мне тогда на ум всегда приходят, два неизменных варианта:

Первый - ты безбожный потребитель, не на поиски души нацеленный, а на расставленные в метрике слова, потому и безнадёжный.

Второй - ты хапужный ремесленник, хаятель столетий, ты именно тот, из-за которых бздошных наглых подлецов, поэзия в таком застое - беспросветном,

Тухлом.

 

2011