Войдя, он сразу же ощутил присутствие рядом постороннего человека. В доме пахло не так. Грузно опустившись на скамеечку для обуви, Сергей принялся расшнуровывать ставшие вдруг неимоверно тяжелыми берцы. Усталость последних дней, неопределенность и неверие в то, что все уже позади, лежащая впереди неизвестность, все это вдруг нахлынуло на него на пороге родного дома.

Внезапно раздался какой-то шорох. Подняв глаза, Сергей увидел стоящую в коридоре молодую женщину, которая с испугом смотрела на него.

- Ты кто? - равнодушно спросил Сергей.

- Нет, это ты кто? И что тебе тут нужно? - возмущенно ответила женщина.

- Да как-то так вышло, что это вроде мой дом. Мама где?

- Какая мама? Евгения Петровна?

- Ну да… Петровна - это моя мать, а я домой пришел. Вот слышала, небось, «пришел солдат с фронта»? Так это про меня. Давай знакомиться, что ли? Сергей.

- Света, - машинально ответила женщина.

- А что ты здесь делаешь, Света? Когда хозяев нет дома? - усмехнулся Сергей.

- Понимаешь, я сняла у твоей мамы комнату, на время. У меня здесь дела, у меня сын тут, в санатории. А мне путевки не досталось, вот я за ним и присматриваю. А комнату мне там, в санатории, посоветовали. Твоя же мама там работает. Я не знала ведь о тебе, я сейчас уйду. Извини.

 

Женщина теребила оказавшееся, почему то в ее руках, кухонное полотенце. Она сворачивала его и разворачивала, не замечая своих движений. Сергей пристально смотрел на ее руки… Он странно и судорожно сглотнул несколько раз.

- Куда же ты ночью-то? - удивленно спросил Сергей. - Не дури.

- В гостиницу, а что делать? - растерянно развела руками Светлана. - Так вышло.

- Ладно, давай не спешить, мне просто бы ванну принять.

- Да ведь нет горячей воды! Хочешь, я сейчас нагрею в ведре, помоешься?

- Да нет, не надо, зачем, холодная есть? Ну, вот и славненько, - с этими словами Сергей, расстегнув сумку, вытащил оттуда смену белья и полотенце. - Понимаешь, с Баграма не мылся толком, странно, да? - криво улыбнулся он и боком, стараясь не задеть ее, прошел в ванную.

 

Света растерянно осталась стоять в прихожей. Прислонившись к стене, она слушала, как течет вода в ванной, и мысли вертелись. Она думала… О нем? В голове был сумбур. Чем-то этот высокий и видно, что смертельно уставший, парень ей понравился. Какая-то мужская сила плескалась в нем через край… Или это просто вид солдатской формы, или его широкие плечи и грустные глаза?.. А может, неожиданно мягкий голос? Все это подняло в ней какую-то теплую, неизведанную ранее или уже забытую волну чувств. Тепло женщины, встречающей защитника, победителя.

Она стояла в растерянности, не понимая, что же ей сейчас нужно сделать. Бежать? Или остаться? Чувство было очень приятным! Оно было почти забытым. Она торопливо двигалась по кухне, ставя чайник, приготовляя яичницу. Порезав колбасу и сало, благо продуктов хватало, замерла, прислушиваясь…

 

Наконец дверь кухни распахнулась, и на пороге появился Сергей, вытирая полотенцем коротко стриженую голову.

- Ого, да ты хозяюшка, Светка! - улыбнулся он ей. - Знаешь, а кстати, я ведь ужасно голоден. Ты поешь со мной?

- Да я сыта. - Взгляд его погрустнел. – Но, конечно, поем немного, - вдруг утвердительно мотнула она головой и выронила из рук только что приготовленные столовые приборы.

Сергей весело ей подмигнул:

- Сейчас! – и, выйдя в коридор, вернулся с литровой бутылкой водки. - А у нас вот что есть! Это хорошая водка, из военторга, оттуда, «из-за речки». - Он вопросительно смотрел на нее.

- Пожалуй, я не… – но замолчала, снова поймав этот его потухающий взгляд. - А впрочем, немножко, за встречу!..

Вот так это и произошло. Потом, когда уже после выпитого стало легче и свободнее, они говорили. Он рассказывал о боях, смертях и потерях. Говорить о чем-то другом он просто не мог. Разучился. Забыл. Светка же, по-бабьи подперев ладошкой подбородок, слушала и иногда даже всхлипывала. Бутылка опустела почти наполовину…

 

А потом была ночь. Распаленные, разгоряченные тела уже не могли остановиться. Все происходило быстро. На удивление самой себе, Светка лихорадочно срывала с себя одежду, помогая Сергею избавиться от штанов. И то, что ее сейчас брал опаленный войной мужчина, и то, как он это делал, жадно, грубовато и настойчиво, заводило ее еще больше.

Упорно проникая в нее глубоко и остро, он закрывал глаза. Светке порой казалось, что он просто терял сознание от нахлынувших чувств. И она повторяла все движения, тоже закрывая глаза и проваливаясь за ним в бездну… Казалось, это не кончится никогда…

Полежав и покурив, Сергей начинал ее гладить, трогать, и снова все повторялось, взрывалось и неслось бешеной каруселью. Вся комната была заполнена и пропитана этими флюидами, этим острым запахом. Запахом любви…

 

Вот так произошла встреча Сергея с «гражданкой». Имеется в виду не Светка, а гражданская жизнь. Что касается ее, женщины, а она теперь навсегда останется для него просто случайной женщиной, то, встав поздно утром, Сергей увидел, что смятая и до сих пор влажная кровать пуста… Лишь на подушке лежало несколько светлых длинных волос. И запах. Ее запах. Тот самый запах, который не всем мужчинам дано познать в своей жизни. Запах полностью удовлетворенной женщины.

 

Этот эпизод ночной страсти еще долго будоражил и беспокоил Сергея, но ему нужно было ехать. Он обещал сослуживцу завезти деньги его матери, та остро нуждалась. А они перед самым увольнением Сергея смогли провернуть небольшую аферу и продать сэкономленные во время боевых выходов пайки. Товарищ был старшиной роты и, как это ни прискорбно звучит, умел выигрывать на потерях. Живым нужно жить. Афгани они удачно поменяли на рубли, и в общем-то сумма вышла неплохая. Жалко только то, что Сергей не успевал повидать мать, та была на суточном дежурстве. Да и приехал он «сюрпризом». Поэтому, позавтракав, он написал ей записку, где все объяснил, и вышел из подъезда на залитую солнцем улицу.

 

Военная форма стала уже утомлять, и Сергей направился в ближайший универмаг, купил простые штаны и светлую рубашку. Потом долго выбирал обувь. Это уже осталось у него от армии, ногам должно быть удобно – заповедь командира разведроты ДШБ Степанченко. Эта наука была проверена жизнью.

Закончив экипировку, Сергей направился в сторону железнодорожного вокзала. Шел он неспешно, вдыхая полной грудью запахи родного города. Его удивляла пестрота и многоголосица. Он не мог поверить, что все эти праздно гуляющие люди не боятся внезапной атаки с воздуха, что повсюду громко звучит музыка, что девушки вокруг так красивы и нарядны.

Внезапно он вспомнил о своей ночной знакомой. «А ведь я и лица-то ее не разглядел толком, только глаза, ну, и тело, - внезапно с легкой грустью подумал он. - Вот сейчас будет идти навстречу, и ведь не узнаю».

 

За два года службы он действительно отвык. Отвык от всего, от всего того, что казалось этим людям нормальным и незыблемым. Даже то, что он провел ночь с шикарной, чувственной и отчаянной русской женщиной, было для него странно. Ведь и там у них была одна афганка, она приносила им в расположение анашу. Меняла ее на консервы, сигареты и патроны. И иногда, когда травы у нее не было, она расплачивалась с голодными и жадными до «этого» дела солдатиками собственным телом. Сергей тоже несколько раз участвовал в этом. Ему запомнилось худое смуглое тело, неудобно лежавшее на жесткой земле, и карие, неживые какие-то глаза, отрешенно смотревшие вверх. И запах от нее был какой- то козий, острый. Ничего женственного в этом не было, но все равно солдаты приходили к ней снова и снова. Потом ее соплеменники, вероятно, перестав нуждаться в поддержке, просто вспороли ей живот и ночью подбросили к расположению батальона. На этом афганская любовь для многих закончилась.

 

Незаметно Сергей дошел-таки до вокзала. Нужный поезд отходил буквально через час. Купив билет, он еще немного погулял по привокзальной площади, с наслаждением съел мороженое и купил в дорогу пять бутылок жигулевского пива. Его он тоже не пил давно.

В купе их было трое. Пожилая чета и парень, ехавший в тот же город, что и Сергей. Поговорили, выпили пива.

Странно, но начало поездки почему-то всегда начинается с еды, вроде как будто не было времени поесть дома. Едва устроившись, люди начинают вытаскивать на столик продукты. Мужики, косясь на жен, выставляют бутылки, и все это съедается и выпивается практически в начале пути.

Выйдя с новым знакомым в тамбур покурить, Сергей принялся было рассказывать ему об Афганистане, но, наткнувшись на скучающий взгляд, осекся и замолчал. Парень откровенно зевал.

- Послушай-ка, зема, - внезапно спросил он, - а с «дурью» у вас там как было?

- С чем? С анашой, что ли? - удивленно спросил Сергей.

- Ну да. Как там трава? Вставляет? Нет у тебя попробовать? У нас один типок вернулся, так привез. Я, правда, не успел, но кенты говорили, убойная вещь, - восторженно зажмурился попутчик.

- Да знаешь, было, все было, но ведь не это главное, понимаешь?

- Да че ты тут косишь? Скажи еще, что Родину защищал там, у этих черножопых, - презрительно откликнулся парень.

 

Внезапно знакомая Сергею неконтролируемая ярость стала распирать его изнутри. Так было там, когда казалось, что выхода уже нет. Когда перестаешь обращать внимание на свист пуль и убитых товарищей. Тогда остается только она, одна эта ярость, которая помогает преодолеть страх, вскочить и бежать на врага, бежать без всякой мысли, громко крича что-то матерное и непонятное. Это был просто рев. Рев доведенного до отчаяния человека, которому нечего больше терять.

Рука Сергея потянулась к яркой футболке парня. Заметив движение, тот быстро отскочил назад и проверещал:

- Эй, солдатик, остынь! Я-то местный, тронешь - мы тебя тут и закопаем. Ты что, сдурел? Какие-то вы все, афганцы, больные на голову, - он резко повернулся и заскочил в вагон.

 

Сергея мелко трясло. «Нельзя же так, я дома, он - свой…» Он еле-еле сумел онемевшей вдруг рукой прикурить сигарету. В тамбуре он простоял еще долго. Уже смеркалось, когда Сергей вернулся в купе. Его попутчик давно спал на верхней полке. Пожилые супруги о чем-то тихо говорили, не обращая на него никакого внимания. Запрыгнув на свою полку, Сергей по привычке закинул руки за голову и задумался.

«Всего ведь день как я гражданский человек! А уже столько всего со мной произошло. И вот я, даже не повидав собственной матери, еду к матери Толика. Потому что так надо, потому что я обещал. Потому, что там действительно беда. И какое значение имеет эта несостоявшаяся стычка с глупым гражданским пареньком?» Так, под монотонный стук колес, Сергей незаметно уснул.

 

Разбудили его радостные голоса. Поезд приближался к станции, на которой Сергею нужно было выходить. Его молодого попутчика в купе уже не было. Захватив свои немудреные пожитки (самой дорогой вещью в них была медаль «За Отвагу», ее Сергей еще в магазине аккуратно отцепил от гимнастерки и, завернув в бумажку, сунул на самое дно сумки), на выходе из вагона он все же столкнулся с тем самым пареньком. Желая как-то сгладить неприятный осадок, Сергей улыбнулся. Тот, искоса глянув, сказал:

- Дощеришься ты у меня солдафон, подожди, встретимся в городе! – и быстро выпрыгнув из вагона, растворился в густой людской массе.

Пожав плечами, Сергей тоже вышел на перрон.

 

И снова это ощущение нереальности. Сколько вокруг цвета, шума, музыки! Да и сам воздух… Хоть и для искушенного человека это был смог, пропитанный запахами мазута, железа, нагретого асфальта, для Сергея он казался живительным. Ведь он не шел ни в какое сравнение с жестким, пыльным, перехватывающим дыхание, опаленным войной воздухом Афганистана.

Сергей снова неторопливо шел по улице и смотрел. Смотрел на всех этих таких беззаботных и добрых людей. Ему было хорошо, очень хорошо. Казалось, жизнь началась заново. Теперь-то он знает ей цену! Знает цену смерти, подлости, трусости. Знает цену обезумевшим от ненависти душманам, которые, казалось, вовсе не боятся умирать. Знал цену взглядам, которыми смотрели на него жители кишлаков, атакуемых и взятых его батальоном. Даже внезапно увидев выбегающего из подъезда мальчугана лет двенадцати, который нес мячик, Сергей почему-то вспомнил глаза того афганского пацана, который лежал с оторванной взрывом мины ногой. Он сжимал в руках автомат и ненавидяще смотрел побелевшими от невыносимой боли глазами на медленно подходивших русских солдат. Что-то кричал им на своем гортанном языке, а потом, как-то извернувшись, уткнул дуло автомата себе в живот и нажал спусковой крючок.

Встряхнув головой, Сергей отогнал от себя навязчивое видение и, заметив подъезжающее такси, махнул рукой. Назвав водителю адрес и спросив разрешения закурить, Сергей откинулся в удобном кресле и прикрыл глаза. Все-таки слишком много событий произошло за эти сутки, и он просто очень устал. Доехали они быстро. Мать Толика жила практически в центре города.

 

Позвонив в квартиру, Сергей поздоровался с маленькой, ужасно худой женщиной, и сказал, что привез ей привет от сына. Радостно всплеснув руками, она пригласила его пройти. Сама стала суетиться, накрывая на стол в большой комнате.

- Сейчас, сынок, сейчас покушаем! Ты выпьешь немного? Расскажешь мне, как там мой Толечка? Так, погоди, я быстро.

- Теть Вер, а может, на кухне? Ну чего нам в этой зале-то делать?

- Нет, нет, это праздник! Ты куришь, Сережа? Сейчас, - она поставила перед ним тяжелую стеклянную пепельницу и снова вышла на кухню.

 

Сергей молча курил, разглядывая неприхотливый интерьер комнаты. Мебель была старенькая, но аккуратно начищенная и блестела, как в магазине когда-то. На стене висела большая фотография в рамке: Толик, молодой, задорно улыбающийся выпускник в непримятом еще «взрослом» костюме. Сергей не заметил, как тетя Вера быстро и красиво накрыла на стол. Из бездумного оцепенения его вывел тихий голос:

- Ну что, Сергей, за возвращение?

- Да, теть Вер, и за тех, кто «за речкой». - Заметив ее недоуменный взгляд, Сергей добавил: - Мы так Афган называем.

Они выпили, потом, пока Сергей с удовольствием ел, тетя Вера рассказывала о том, как она уже ждет не дождется своего Толеньку, может тогда они что и придумают с этой бедой. Уловив что-то непривычное в разговоре, Сергей поднял голову и посмотрел ей в глаза.

 

- С какой бедой, теть Вер?

Женщина внезапно заплакала.

- Беда у меня, Сереженька, заболела я нечаянно, - это так жалобно прозвучало, что Сергей оторопел.

- Так лечиться ведь надо, что же вы так-то?

- Лечиться? Ну да, надо, сынок. Но болезнь у меня такая, что уже, наверное, и не вылечат. А денег много надо, а где брать-то? - горестно прошептала женщина.

- Ой! Да, совсем же забыл, - Сергей запустил руку в карман брюк и достал пачечку денег.

- Вот, это вам Толик передал, я же и приехал их вам завезти.

- А откуда деньги-то? - испуганно спросила женщина.

- Да вы не бойтесь, это мы там подработать смогли, сэкономили немножко, берите, берите не бойтесь.

- А сколько здесь? - внезапно с надеждой в голосе спросила женщина.

- Три тысячи, тетя Вера, вот вам и на лечение будет.

- Три, - глаза женщины снова потухли, - мне, Сережа, тридцать надо, вот ведь…

- Тридцать? Нифигассе! Что же такое у вас?

- Рак у меня, Сереженька, беда-то какая… Только ты Толику не пиши. Говорят врачи, надо костный мозг чистить или менять, а это только в Москве или за границей.

Сергей обескуражено молчал, не понимая до конца, о чем говорит ему Толина мама.

- Сказали, надо тысяч двадцать, не меньше, собрать, чтобы все сделали. Ужас-то какой, где брать такие деньжищи? Я уже думала, прости меня Господи, - женщина быстро перекрестилась, - от моей мамы, Толиной бабушки, полгода назад квартира осталась, хорошая, большая, трехкомнатная. Мой отец работал в обкоме комсомола, еще тогда получили. Я ее хотела Толику, на жизнь, а тут вот думала уже, может, продать? Очень уж хочется его из армии-то дождаться. А тут вон оно как.

 

Она стояла, обессилено повесив руки вдоль щупленького тела, и из ее глаз быстро, одна за другой, скатывались слезинки. По сердцу Сергея как будто бы резануло штык-ножом.

- Тетя Вера! Да что же вы думаете, Тольке какая-то квартира дороже собственной матери? Как вам не стыдно так говорить, мы же только о вас, о матерях, ну, у кого нет девушки, только и думаем! Может, я чем могу вам помочь?

- Даже не знаю, Сережа, но раз ты так говоришь… Мои знакомые узнавали, вроде директор рынка хотел квартиру купить и деньги давал неплохие. Но я не ответила, да и боюсь я, никогда не занималась такими делами. Вот. Может быть, ты узнаешь? Это недалеко, я провожу. Просто спросить, договориться, узнать. Ты прав, надо попробовать лечиться, что же это, сын придет, а мать совсем больная будет. Нет! Давай сходим, Сереженька!

В глазах пожилой женщины («А ведь ей, пожалуй, не больше сорока», - с удивлением вдруг подумал Сергей, вспомнив свою маму) уже плескался радостный огонек веры и надежды.

 

До рынка они и впрямь дошли быстро. Пройдя шумную южную многоголосицу рядов, тетя Вера показала Сергею на двухэтажное здание.

- Вот контора ихняя, Казбек Виссарионович директора зовут, он собирался покупать. Сходишь? Я здесь тебя подожду, посижу, - она кивнула на лавочку возле палисадника.

Сергей упруго взбежал по лестнице на второй этаж, толкнув дверь с зеркальной табличкой «Директор», спросил у сидевшей в приемной женщины:

- Можно?

- Вы по какому вопросу? - невозмутимо спросила та. - Вам назначено?

- Я по поводу квартиры на Советской площади.

Секретарь, вскинув голову, внимательно на него посмотрела и сказала:

- Cейчас узнаю. - Выйдя из кабинета, показала рукой на дверь: - Проходите, ждет.

В кабинете за большим столом вальяжно развалился совсем не старый мужчина в белоснежной расстегнутой рубашке. Пристально рассмотрев визитера выпуклыми оливковыми глазами, он спросил с еле слышным акцентом:

- Какое отношение к квартире имеешь, дорогой? Сын? Вернулся?

- Нет, не сын, друг. Мама его попросила помочь, узнать, сколько вы можете заплатить за эту квартиру?

- Неправильный вопрос, - улыбнулся директор, - не «сколько могу», а сколько заплачу. Я слышал, хозяйке операция нужна, дорогостоящая операция? - он вопросительно глянул Сергею прямо в глаза.

- Да ей нужна пересадка костного мозга, это очень дорого, - ответил Сергей.

- Вот и давай договоримся так: пусть она оформляет на меня бумаги, а я все сделаю и все оплачу. Хоп?

- Да, спасибо, мы так и сделаем, она сейчас зайдет, и вы скажите нам, что нужно.

- Пусть сама приходит, кто ты ей? Зачем чужой человек в деле? Не обману, - улыбнулся грузин.

 

Выйдя на улицу, Сергей рассказал женщине, о чем они договорились и что ее ждут.

- Конечно, конечно, если вылечат, пусть забирает, мы и в двух комнатах разместимся, а женится Толик, я к брату уеду в деревню, тут рядом. И раскрасневшаяся и разрумянившаяся от вдруг вспыхнувшей надежды женщина заторопилась в здание.

Сергей с удовольствием закурил, откинувшись на удобную спинку скамейки. Внезапно его внимание привлек прилавок с развешенными на нем синими штанами. «Так это же джинсы!» Сергей вспомнил о том, что говорили, будто в этом городе какая-то единственная в Союзе фабрика шьет эти такие дефицитные брюки. Быстро встав, он направился к этому прилавку. По пути нечаянно сильно толкнул идущего сбоку парня, тот грязно выматерился, и Сергей уже хотел миролюбиво извиниться, но внезапно услышал голос:

- Резо, а вот это и есть тот больной, что в поезде на меня наехал. Угрожал еще…

Повернув голову, Сергей увидел своего недавнего попутчика, стоящего в группе молодых парней, которые явно чувствовали себя на рынке, как рыба в воде.

- Резо, давай ему рыло начистим, для прописки, и чтобы нас, «центровых», уважал, - продолжал вещать тот.

- Да вы что, ребята? - удивленно переспросил Сергей. - Я ведь ничего ему не сделал, он просто про Афган…

 

- Так ты оттель, что ли? - бесцеремонно перебил его еще один парень. - Как вы уже всех достали своей войной! А че без медальки какой? Оттуда же все героями приезжают, - заржал он.

Снова жаркая волна стала подниматься внутри, Сергей крепко сжал кулаки, но заставил себя спокойно ответить:

- Мы не сами ехали, нас послали туда, понимаешь? Там… Там война, ребята, настоящая война. Я просто хотел джинсы себе купить, давайте разойдемся, меня тут женщина ждет.

- Ах ты, блин, так он еще и телок наших снимает, и джинсы покупает, лавэ у него, видать, там не меряно. Резо, ну что же ты? - это снова говорил тот попутчик, который убежал из тамбура вагона.

Резо задумчиво скривил тонкие губы:

- Побазарить-то можно, конечно. Пошли, солдатик, отойдем, объяснишь людям, почему ведешь себя так. Денег дашь, немного выпьем, поговорим, пошли туда.

Он кивнул головой в проход между киосками. Сергей согласно кивнул, но сказал:

- Ребята, если вы чего надумали, так зря это. Я в разведке служил, - и молча вошел в проход.

- Разведчик он, - внезапно услыхал он вопль попутчика и, оборачиваясь, успел заметить в его руках обмотанный изолентой обрубок тяжелой металлической трубки.

Сделать шаг назад он просто не сумел, помешала стенка киоска. В голове взорвалось, и все вокруг снова затопило яркое, палящее солнце Афгана.

 

Когда тетя Вера вышла из конторы, счастливая и довольная тем, что все проблемы брался решить Казбек Виссарионович, она увидела стоящую у киосков машину «скорой помощи», милицейский УАЗик, и большую толпу молчаливо стоящих людей. Сердце кольнуло. Подошла она в тот момент, когда носилки ставили в карету «скорой помощи». Увидев бледное, окровавленное лицо Сергея, женщина громко вскрикнула и потеряла сознание. Их везли в одной машине…

 

Потом… Потом все было уже не так. Приехавшая мать Сергея, осунувшаяся и похудевшая, глядя на молодого хирурга выплаканными до донышка, ставшими бесцветными глазами, только и смогла спросить:

- Доктор, ну как он? Он же только с войны вернулся, из Афгана. Как же так? За что, доктор?

Тот хмуро отворачивал в сторону взгляд, потом, нервно сжав зубами сигарету, ответил:

- Да не знаю я, мать! Не знаю! Знаю только, что жив пока ваш сын, в коме он, в глубокой коме. Черепно-мозговая. Никто ничего сказать не может, случается по-всякому, есть случаи, что и через десять лет выходят из нее, не знаю! Из Афгана, говорите? Давно вернулся?

- Два дня назад, - растерянно ответила мать. - Боже мой! Ведь всего ДВА дня назад!

- Думаю, он теперь снова там, откуда пришел. И чем этот его поход закончится, мать… - Доктор безнадежно махнул рукой и, ссутулившись, побрел по коридору.

 

Мать стояла в больничном коридоре, судорожно пытаясь проглотить комок в горле. В ее ушах свистел знойный южный ветер, а широко распахнутые глаза, казалось, тоже наконец- то увидали выцветшую небесную синь, и яркий ореол безжалостного афганского солнца. Солнца, которое опалило их жизни…