Судебный пристав устало и медленно поднимался по серым одинаковым ступеням. На лестничную клетку сквозь пыльные оконца светило весеннее оранжевое солнце, уже порядком надоевшее всем. Следом шагала пара арбитров, так положено. Это был один из домов, которые строили тут ещё лет сто назад. Строили их ладно, да крепко. С большими окнами, толстыми стенами. Тихие дома. И улицы здесь тихие. Так что элекродубинки, которые арбитры не выпускали из рук, они не выпускали скорее по привычке. Уже четыре часа, и скоро конец смены. Факт того, что им придётся провести здесь на несколько часов больше, чем полагает Циркуляр о расписаниях, неимоверно раздражал. Равно как и все эти ровные и стёртые ступеньки, облезлые почтовые ящики рядками, комочки пыли в углах, не такие как везде… И ещё их раздражало то единственное, что они знали об этом месте: какой-то прохиндей на четвёртом этаже не платит за газ. И за воду, и вообще не платит… Наконец, пристав поднялся на четвёртый этаж. Устало оглядел широкий белый коридор с рядами дверей. В нужную квартиру вела дверь обыкновенная, крепкая на вид, и, кажется, железная. Арбитры заулыбались и уже приготовились ломать. Но было не заперто. Никто до этого туда ни разу даже не постучал. Никто не осмелился зайти, спросить или поинтересоваться. Пожалуй, неуплата за газ – это то единственное, что сумело пробить сюда дорогу извне. Пристав шагнул внутрь. Навстречу ему ударил странный свежий воздух. Арбитры в нерешительности переглянулись и остались снаружи. Стандартная квартира, со старыми бумажными обоями, с блёклым рисунком. Вещи, разбросанные в комнате, полки, заставленные книгами. Куча бумажных газет и стол, простой письменный стол посреди комнаты. Пристав несколько раз обвёл глазами комнату, прислушался к разговору арбитров, обежал взглядом книги, потоптался на месте, вдруг потеряв в решительности, – и шагнул к столу. Сверху лежал лист бумаги, на котором написаны были четыре почти одинаковые строчки, по-видимому, красными чернилами. Почерк жуткий, но чем дольше он смотрел на лист, не двигаясь с места, тем более различимой казалась надпись. И эти строки приносили другое, новое чувство. И он никак не мог перестать раз за разом губами повторять их. Я буду вечно живой… я буду вечно живой. Я буду вечно живой! Я БУДУ ВЕЧНО ЖИВОЙ… Николай Прокофьев aka Eagle Весна 2008 |